Текст книги "Манекен за столом (СИ)"
Автор книги: Юрий Гуцу
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Началась борьба. Один увалень одолел другого. Против победителя, к моему удивлению, вышел Корка. Глаза у него азартно блестели. В детстве Корка никогда не боролся, только жадно наблюдал за разными приемами. Он тут же, на моих глазах, провел один из них, и увалень был повержен.
Во время соревнований Топ стояла недалеко от меня, но потом скрылась за спинами.
Без Шедевра все вели себя свободно. Это ощущалось во всей атмосфере ярмарки.
Шедевр внушал всем ужас.
– Видал, как я их? – с превосходством сказал Корка. – А вы все думали, я слабак.
Столичные жители стали собираться домой.
Они запрягали своих лошадок непослушными руками, пересмеивались, подталкивая друг друга в бока, укладывали покупки и смотрели сквозь меня.
У Корки было целое хозяйство. Он уложил в очаг охапку дров. Огонь охватил их, и внутренний двор осветился.
На деревню опускался вечер. В глубоком небе появились первые звезды. Я оперся о плетень. Селение готовилось ко сну. В окошках появлялись тусклые огни.
По небу пролетела птица. В тишине вечера еще долго слышались ее тоскливые удаляющиеся крики.
В это время появилась Топ и села у очага, низко опустив голову. Корка стал рассказывать историю о недавно появившемся оползне. Будто бы это недавно снесенный особняк соседа.
Все домочадцы Корки при этом стали оглядываться. Топ смотрела на огонь.
Блестевшие в его неверном красноватом свете глаза, приоткрывшиеся губы делали ее лицо необыкновенно привлекательным, и простая одежда только подчеркивала ее красоту. Я тихо сказал ей:
– Выходи, когда стемнеет.
Глаза вспыхнули, но она тотчас опустила их. Губы шевельнулись.
– Да…
Корка стоял на пороге босой, в расстегнутой рубахе.
– Ты можешь простудиться, – сказал я.
– Терпеть не могу эту одежду. Когда меня разодевают, как куклу. Мне всегда хотелось с себя все сбросить.
Так он ни о чем и не спросил меня. Наверно, привык верховодить здесь, на чужбине.
Все улеглись. Лунный свет еле проникал сквозь закопченное окно. Переполошу весь этот курятник, подумал я, пробираясь в темноте.
– Ты куда? – спросил Корка.
– Ты не узнаешь меня?
Он усмехнулся.
– Я тебя прекрасно вижу.
Это как раз необязательно, подумал я, пытаясь избавиться от ощущения ловушки. Пожал ему руку в темноте и прикрыл дощатую дверь. Было тихо, только слышался запоздалый гуляка. Деревню окружал лес, из которого доносились пугающие шорохи.
Я встал у плетня. «Привет», – услышал я и обернулся. Топ слегка запыхалась.
– Ты нашел меня.
– Где ты живешь?
– У мельника.
Мы стояли, освещенные луной. Топ казалась незнакомой, но от этого еще привлекательней. Простое, мешковатое платье делало ее хрупкой, и я почувствовал, что должен защитить ее от неведомых опасностей. Пока их заметно не было, но они наверняка существовали. Не может не быть опасностей.
Мы держались за руки, как настоящие влюбленные. Луна двигалась по небу, и тени смещались.
Я поражался храбрости Топ. Вокруг чужая местность, и она, совершенно незащищенная, спокойно ходит ночью. Хотел бы я знать, что делается в ее хорошенькой головке.
Ей нравится изображать простую крестьянскую девушку.
– Иди, но как будто идешь не ко мне…
– Что?
– Да так.
– Не понимаю. Я что, пришла не к тебе? Или ты?
– Это стихи.
– А, стихи. Наверно, я их знаю. Я получила очень хорошее образование. В свое время моя бедная головка была набита множеством самых разных премудростей. Меня пичкали знаниями, навыками, хорошими манерами…
Давно минуло полночь.
– Я тебе нравлюсь?
– Да… А тебя никто не обижает?
– Что ты! – кротко удивилась Топ. – Нет, конечно. К твоему сведению, меня в жизни никто не обижал. А Шедевр даже заботился, учил всему. – Она запнулась, прикусив губу. – Мне пора. Завтра свадьба.
Обогнув плетень, она стала удаляться по тропинке вдоль огородов, быстро, будто скользя в темноте. Мне захотелось догнать ее, остановить. Конечно, скоро я ее увижу снова.
А может, ей тоже нужно было это. Необходимо было сбежать в ночь, почувствовать себя кому-то безгранично нужной.
Такие девушки, как Топ, постоянно заставляют думать о себе, им нужны знаки внимания.
Наутро глаза мельника наполнились минутными слезами.
– Свадьба увезла Топ на банкет. Бедная девушка! Мы все зависим от банкета.
Перед дорогой я зашёл в деревенскую аптеку. Единственным её посетителем был статный юноша в шляпе с пером. Твёрдое неподвижное, с крупным ртом, лицо ученого Гибрида выражало снисходительное ожидание.
– Можно?
– Разумеется, – приветливо отозвался юноша. – Давно не были в наших краях. Я ищу Топ.
Помедлив, я сказал:
– Она на свадьбе.
– Я найду её, – сказал юноша.
Я расслабленно откинулся на спинку стула, барабаня пальцами по столу и искоса изучая верного рыцаря Топ. Ловко я перевёл стрелки. Кукол надо использовать по назначению.
Теперь, подумал я с упоением, свадьбе несладко придётся. Гибрид был бесстрашный, сильный, неутомимый ученый.
К окошкам снаружи прилипли круглые, щекастые, полные любопытства детские физиономии. Гибрид встал во весь рост, и они исчезли.
– Я освобожу ферму, – заявил он с порога, рывком распахнув дверь.
С большим дымящимся блюдом в руках приблизился сын Мумии. Это был обед, которого дожидался Гибрид, а достался мне.
Ферма была недалеко. К вечеру я был у ее стен. Молния разорвала темноту, и сквозь ливень высветились мрачные очертания.
Тучи собирались ещё днём, и облако над головой то чернело, то светлело, будто игралось, потом вдруг бабахнуло, и посыпались крупные капли, туча явно была ненастоящая, будто брезентовая.
Весь промокший, я находился у фермы классических готических форм, наводящих на самые жуткие предположения относительно его тёмного прошлого. Единственным преимуществом сеанса превращения себя в мокрую курицу было то, что я мог приблизиться никем не замеченным. Кто рискнет высунуть нос в такую непогоду, когда тучи наваливаются одна на другую, ветер завывает дурным голосом, и протяжно шумят огромные деревья вокруг.
При этом я ждал, что очередная вспышка молнии высветит передо мной жуткую маску какого-нибудь метрдотеля, выползшего из своего логова в поисках жертвы.
Не получилось так, как я рассчитывал. Я хотел появиться тихим вечером, под видом туриста, когда вся элита ужинает на заднем дворе, выведать, что за торжество в этом гнезде негодяев под видом верных паразитов банкета.
С элитой это несложно. Она лишь поначалу подозрительна, пытаясь определить масть незнакомца, а потом охотно развешивает уши и распускает языки.
Наверно, я сам должен был пригласить Топ. Но она была так беззаботна, что сумела убедить меня в том, что такой красивой девушке никакая опасность нигде не угрожает.
Это мне все время кажется, что ее обижают, что всякий раз нужно немедленно бросаться на ее защиту – тоже по-первобытному, отстаивая свое.
Но разве красота, пусть слабая и беспомощная, это вещь?
Ведь только вещь может стать до такой степени чьей-то, что за нее все решается кем-то. Безраздельно.
Я продавил картонные ворота и вошел в амбар. Огромный зал был освещен еле-еле.
После трапезы все было разбросано – пировали с размахом.
Нравом свадьба отличалась необузданным.
Еще по дороге я наткнулся на разбитый фургон бродячих артистов, обломки которого были старательно втоптаны в грязь.
По крутым ступеням спускался Опыт, однообразно, одной ногой вперед.
– Ты кто? – деловито спросил он.
– Я? Жених. Заблудился.
– Был тут один жених. Со свадьбой не поладил. Теперь она, как угорелая, гоняется за ним по лесу, ловит.
– Значит, на ферме никого?
– Никого, никого.
Опыт удалялся, бренча ключами.
Сумасшедший фермер мог появиться в любую минуту, и можно было быть уверенным, что прогулка по парку в такую погоду не улучшит его настроения, а дверь оказалась запертой.
Но можно было пройти по карнизу.
Молния осветила меня, прилипшего к стене, она засверкала прямо в зените, над головой, многократно, будто содрогающаяся, и я увидел в следующем окне Секрет. Она всплеснула руками и распахнула створки.
– Это поступок, да? – защебетала она. – Я так и знала!
– Что ты знала? – Я освобождался от облепивших меня листьев.
– Что ты будешь куда-то стремиться… – Она округлила глаза. – Ой, маменька! Ты ищешь Топ! Класс. А она в подземелье заперлась.
– Послушай, Секрет, – доверительно сказал я.
– Да? – Она поправила темную прядь волос.
– Как ты здесь оказалась?
– Как? – Она заморгала. – Очень просто. Вместе со всеми. Было настоящее столпотворение. – Выпалив это, она опустила голову, чувствуя мое неодобрение.
– А кто еще отправился в трущобы?
– Кто? Ты спрашиваешь, кто? Да все. Не представляю даже, кто остался. Правда, больше я никого не встречала. Где они?
– Ты меня спрашиваешь?
– А что? Я сразу заблудилась. Потом такой противный субъект спросил, кто я. Я так поняла, он интересуется, что я умею. А я шью… немного. Ядру гардероб обновлю заодно. – Только сейчас я заметил, что комната занята разными костюмами.
– Что за… гусеница без глазомера здесь всех так обработала?
Я предпочел умолчать про Нектар.
Буря под утро стихла. Небо прочистилось. Тучи уходили за горизонт. Засверкали звезды, и засияла луна.
У входа в подвал Хлам, готовый нырнуть головогрудью вниз, обернулся с перевязанной головой.
– А, это ты…
Он стал возиться в подвале с мешками, запуская в них руку.
Устав, он уселся тут же, на один из кулей, не боясь испачкаться. Все его комичное существо выражало глубочайшее удовлетворение.
Он распоряжался хозяйством, проявляя при этом сообразительность и находчивость.
– У нас сегодня гости. Ваша чернь из города. Ты с подарком? Жаль…
Как он определил, кем я назвался? Только глянул разок.
Он вдруг насупился. Не доверял он всем нам. Постоянно мы над ним, толстокожим, смеялись. Он был очень удобным объектом для иронии. Здесь он был в цене. А для кого он старается? Для себя? Нет. Всем он может доказать, чего стоит на самом деле, кроме нас. И, что обидно, сколько он ни вкладывает усилий, все мимо, нас, конкретно нас пробить невозможно.
Хлам свёл вместе мохнатые брови и в очередной раз поправил повязку.
– Хотел пригласить Топ. Не мог смотреть, как она страдает без свадьбы. А она уронила на меня кувшин и убежала. Обозналась. Приняла за чучело. Их здесь немало. А жизнь настоящая.
– А фермер?
– Не мед, – попенял Хлам. – Но тоже ненастоящий. А всё, что я делаю, настоящее. Все точно исполняют, что я им говорю, не то, что у нас. Смотри, какова тяга. – Он оттащил работника, взявшегося за мешок.
Работник, будто движимый невидимой пружиной, возобновлял свой путь.
Вечером послышались звуки рога. Я успел вздремнуть на мешках.
– Выметайся, – сказал Хлам. – Свадьба вернулась.
Жених поправил повязку, униженно втянул голову в плечи – раньше за ним такого не водилось – и затрусил в своё хозяйство.
В амбаре показался манекен.
Во дворе раздался топот свадьбы. Процессия, смешавшись, встала.
– Это кто? – поинтересовался Кредо в маске фермера, слегка асимметричной после стычки с Гибридом.
– Жених, – услужливо подсказал Опыт.
– О!
Брови у маски взлетели вверх.
– Как? Ещё один? Схватить его! – И Кредо выбросил руку в перчатке вперёд.
Меня вдруг охватил азарт, как в детстве.
Свадьба стала меня ловить, но от кукол легко было увернуться, а то и просто оттолкнуть.
Фермер с предельным возмущением смотрел за нашей беготней.
– Эй, вы, сморчки! – послышался не менее зычный голос. На гребне стены, широко расставив ноги, красовался Гибрид.
– За стол и его! – приказал Кредо.
– Не смей! – раздался голос Топ. Она встала рядом со мной.
Маска исказилась.
– Отправляйся к жениху, – сказал Кредо как можно строже, но неуверенно.
– Куда, в подвал? – спросила Топ.
Из-за угла ковылял Абсурд с лопатой на плече. С другой стороны пробирался Корка в позе борца.
– Ты могла уйти. А я обещал Хламу, что свадьба состоится. Мне без него не обойтись.
Корка бросился на меня, и мы вкатились в пустой автобус.
Мы с Топ и Кредо выехали из оврага.
– Я держался, сколько мог.
– Какие вы молодцы! – сказала Топ. Она обняла меня. – Ты и Гибрид.
– Ты забыла своего поклонника.
– Хлам!
Автобус стал. Мотор заглох. Ворота были близко. Быстро темнело.
Топ захотела пить. Я спустился к ручью, образованному новым рельефом местности.
Недоверчивое вещество, у, какое сердитое! Не получилось по-твоему, прильнула Топ, живая душа, ко мне.
И чего тебе надо от меня, от всех нас, живых людей? Мы – это не ты, хоть ты в нас и двигаешься, неизменно.
Так кто же кем управляет – ты, масса, или тобой нечто легкое, как дыхание. Чего же тебе так плохо?
Почему тебе, миру, так плохо без меня? Что тебе в моей душе? В моем настроении.
Тебя не тронь, а обо мне позаботиться – всегда, пожалуйста.
Когда я поднялся, автобуса не было. Караул у ворот отсутствовал.
Я пришел домой. Темно и тревожно было в саду. Окно в комнату было открыто. За столом кто-то сидел в свадебном костюме. Мне стало не по себе.
За столом находился я сам. Я не знал, как мне быть. Может, мне стоит удалиться? Раз я уже дома. Но в это время голос матери за дверью спросил:
– Ты еще не спишь?
Жених молчал, и я сказал:
– Нет еще.
– А что у тебя с голосом? Какой-то неестественный. Ты что, охрип?
– Нет, ничего.
– Можно к тебе?
– Я сейчас сам выйду.
Мать сидела в гостиной в кресле. В руках у нее лежал закрытый журнал. Меня она не замечала. Все в доме было, как обычно. Вся мебель, будто ее никто не уносил.
Хорошо, подумал я. Что плохого, что в доме мать. Ничего. Она исчезла, я это знаю. Но вот она сидит, правда, не замечает меня.
Ничего. Заметит еще. Пусть пока просто сидит, как обычно, как раньше.
Зазвонил телефон, стоящий на своем прежнем месте, и я сам вышел из своей комнаты, выслушал поздравления, ответил, разбуженная звонком, появилась Ореол в пижаме, заспанная, мимоходом, по пути в ванную, коснулась меня рукой, и я был заворожен всем этим представлением.
– Да! – сказала мать. – К тебе приходил Лагуна.
– И что… ты сказала ему?
– Я сказала ему, что ты выйдешь после свадьбы.
Я подумал, что мать должна была позвать Лагуну на банкет. Правда, она не всегда это делала. Могла и забыть.
Я перелез через забор и забрался в комнату Корки. По приставленной лестнице. Вспыхнул свет ночника, к которому тянулась рука девушки, спящей на тахте Корки. Любопытство у неё победило первоначальный испуг, и она уселась, завернувшись в простыню.
Да, Дар скорее удивилась появлению незнакомого парня у нее, гостьи Корки, видимо, находясь в некотором ожидании, что ее заметят, не могут не заметить, невозможно не обратить внимание на ее яркие, сочные губы, на удлиненные серые глаза с прищуром.
Я развернулся к окну, и она разочарованно потушила свет.
Городок будто спал. В нем никого не осталось. Совсем мало было огней.
Пустовали целые кварталы, не работали кафе, гасли вывески новоявленных фирм.
Кабак на холме был освещен, как взлетная площадка. Он привлекал внимание.
Я ожидал встретить веселящуюся толпу, но изнутри не доносилось ни звука. Я поднялся по скрипящей лестнице.
Сначала я увидел знакомую коротко стриженую голову, потом нестандартное туловище и, наконец, всего Шедевра, сидящего за столиком, как за блюдцем, в полном одиночестве, неподвижно, как монумент.
– Я выбрался.
– Ты очень сильный.
– Я? – Шедевр усмехнулся. – Я стал сильным, когда почувствовал себя слабым. Не как все. Отделился от всех. А я надеялся встретить вас тут, – неожиданно закончил он.
– Все ушли в трущобы.
– Вот как? Всем захотелось найти шоу…
– Все решили, что с куклами можно стать другими.
– С куклами самому можно стать куклой, – назидательно сказал Шедевр. Он как будто приуменьшился. – Но если искусно исполнить все внешние признаки, то не все ли равно? Сначала моя машина продолжила – изобразила – движение без топлива: мне очень хотелось дотянуть домой. Часы без механизма стали показывать время, работал неисправный телевизор, вода кипела, но горячей при этом не была. Оказалось возможным скопировать любое явление и как механизм. Содержимое стало текучим, удобным. Моделирование всех привлекает более всего. Это удобно. Всем нужна модель удобного мира. Вещество в большом городе, не терпящего дефектов, стало следовать одной лишь видимости, Что я наделал, с ужасом подумал я. Куклы стали возникать в гуще людей, беспомощные, никому не нужные в рациональном мире, и я решил спрятать их. В самом глухом месте. В изъяне их никто не должен был больше беспокоить…
Я присмотрелся к Шедевру. Совсем он не был похож на идола. Обычный молодой человек, худощавый, в добротном сером костюме. Круглые очки, которых раньше не было, придавали ему сугубо интеллигентный вид.
Преуспевающий ученый, может, предприниматель. Спокойный, расслабленный, он подливал себе что-то некрепкое. Прошлое его вроде и не интересовало, да и настоящее, похоже, тоже.
Он ни о чём не спрашивал. Не задал ни одного вопроса и уехал в ночь на открытом автомобиле, таком же огромном, как и он сам.
Нас многое связывало. Хорошо, что он объявился, подумал я. А ведь он хотел увидеть всех нас прежних. Потому и молчал.
В эту пору городок показался ещё более безлюдным.
Один Кредо не спал. Он по-прежнему молодо суетился на кухне, в переднике. Он приложил палец ко рту.
– Топ спит. Она очень устала.
– Да?
И я опустился на стул.
– Представляешь, я сам вел целый автобус. Эх, видела бы меня моя семья.
Из комнаты показалась Топ.
– Тебя так долго не было. Я так испугалась. Кредо отправился искать меня в трущобы. Мы встретились на ферме. Кредо попросил вина. Я спустилась в подвал. Хлам меня сопровождал. С кувшином. А там Гибрид. Этим кувшином и дал ветреному Хламу по лбу. Кто так делает? Кредо пытался это Гибриду объяснить, целый день бегая за ученым по лесу.
Я огляделся.
– Кредо, откуда у тебя эта мебель?
– А-а? Ты заметил?
– Конечно. Это же моя мебель.
– Я привёз её со свалки, – с некоторой обидой сказал Кредо. – Караул помог. Как твоя?
Топ кусала губы, чтобы не рассмеяться.
– Да нет, знаешь ли. Похожа.
– А то я решил начать новую жизнь. Стать стопроцентно прежним. Когда расставил весь этот гарнитур. Я сразу вспомнил, каким я был раньше. И мебель у меня была не хуже этой. Точно, не твоя?
– Показалось.
– Здесь был мэр, – торжественно сказал Кредо. – Он пришёл посоветоваться со мной. Ему нужен надёжный человек. Свой. Коренной. Я ему рекомендовал тебя.
Топ сияющими глазами посмотрела на меня.
– Теперь я буду спокойна за тебя в столице.
– В столице?
– Я приезжала на каникулы. Отлично отдохнула. Страху нагнала! А ты наконец-то будешь при деле. Как все. Я так рада!
С Ореол пришлось объясняться. Она ничего не понимала. Она долго стояла на вокзале.
С выставки вышла очень задумчивая. Кривляка превратилась в тихую, приветливую девушку.
Мать в столице нашла очень подходящую партию. Очень выгодную. Сестра приехала посоветоваться со мной насчет и своего предстоящего замужества. В столице у нее был жених. Коммерсант. Торговец недвижимостью. Старше ее. Я сказал, чтобы они приезжали вместе, сходим на рыбалку. Сестра согласилась. Но до самого отъезда у нее проскальзывало недоумение при виде пустых комнат.
Мэр не спешил встречаться со мной. Он вообще нигде не показывался.
Ядро, прошатавшись по злачным местам, не успел попасть в развал и был страшно раздосадован.
Постепенно горожане возвращались из трущоб, недовольные, многие заблудились, никаких кукол не видели. Но у некоторых был ошеломленный вид.
Караул пропал. Поиски ничего не дали.
Вечером я окинул взглядом глухую, пустынную местность. Как будто ничего и не было там.
Луна скользила в облаках.
Дверь в лавку антиквара едва держалась на ржавых петлях. И это рядом с нашим отелем. Из люка в тротуаре показалась рука с гаечным ключом, затем по пояс высунулся в грязном комбинезоне Ядро.
– Не отлынивай, – строго сказал он ожидавшему с инструментами напарнику Панике. – Я отдуваться за вас, бездельников, не намерен.
Работу проверял Корка. Его было не узнать – важный, надутый, как индюк. Он запугал всех своих рабочих.
– Шабаш, – сказал Ядро, отирая руки ветошью, услужливо поданной ему Кошмаром.
Паника с облегчением вздохнул и с благодарностью глянул на меня, чьё появление он связал с окончанием не на шутку затянувшегося рабочего дня.
Все впряглись в каждодневную трудовую деятельность, тянули лямку в разных сферах.
За деревенскими лежебоками закрепилась слава мыслителей, за городскими лодырями – пахарей.
Лагуна запыхался, запасаясь. Вагончик тронулся к трущобам, где располагался новый музей.
– Вы находитесь в ангаре, который можно смело называть музеем под открытым небом. Все, как в природе. Здорово, да? Стихийного бедствия не обещаем, но метеоритик-другой проскочит, не пугайтесь яркости, и комет зависнет парочка…
– Какой похожий огонь, – сказал Корка.
– Ага, заметили? Такое вот аномальное явление. Остался здесь, мы его лишь декоративно обрамили. Огонь горит без топлива только на моей памяти… – Тут гид Азарт задумался, припоминая.
– Люкс, – сказал Корка, наводя объектив.
– Ну-ка, – Лагуна встал рядом с костром, – отобрази меня.
– Не стоит, – снисходительно сказал Азарт. – Фотографии получаются неточными.
– Расплывчатыми?
– Просто могут не соответствовать. Так, во всяком случае, покажется. Здесь многие явления проявляют себя достоверно в связи с изъяном. Притягательное, не скрою, место. Все показное здесь удается, как нельзя лучше. Но все – дутые величины. И с аппаратами здесь надо осторожнее. Их свойства, в жизни ни к чему не обязывающие, здесь как бы фокусируются. Дети, отойдите от костра.
Но было поздно. Костер стал уменьшаться в размерах, будто сокращался. Огонь, казавшийся бессмертным, угас.
Мы направились к Хламу. Он чувствовал себя виноватым и всех нас звал к себе.
Он строил дом, а в минуты отдыха чаевничал на недостроенном верхнем этаже.
– Вот ты все хочешь, чтобы все было начистоту, – обратился он ко мне. – А может, все же можно что-то скрывать? Хоть что-то. Мысли свои. А? Согласен, они у меня не самые лучшие. Но мои. Вот вы меня недолюбливаете. Конечно, у меня все есть. Но я много работаю. Когда ты работаешь, возникает обида на всех, требование не только материального поощрения, но и морального одобрения, чего совершенно не наблюдается. Может, все дурное в прошлом, – с обидой сказал Хлам. – Много вы знаете, единомышленники. Вы ничего обо мне не знаете. Я не показываю своих чувств, сам тружусь. А у меня, если хотите знать, хорошего бывает побольше вашего, вот так! Вы же все живете на этом, как его… эвристическом подходе. А я все обосновываю, считаю.
– Сходится? – спросил Витамин.
– Не всегда.
– А ты прикидывай.
– Это как?
– Чутье у тебя же есть?
– Нюх-то? Еще бы. Каждому бы такой.
– Ну вот.
– Но ненадежное оно, – сказал Хлам. – Все легких путей ищете. Прошлым пробавляетесь.
– Не бери в голову, – сказал Витамин. – Не так уж это и важно.
– Прошлое имеет значение, – веско произнес Хлам. – Ого-го! История! – Он значительно поднял толстый палец. – Связь времен. Как безделица в лавке антиквара. Обычный мусор. С помойки нанес старьевщик Престиж. Но слой за слоем, знание за знанием, отпечаток за отпечатком – и вот тебе ценность! На пустой связи…
– Связь? – вскинул голову Ядро.
– Вот Ядро, – сказал Хлам, посверкивая глазками из-за кустистых бровей. – Все знают, как спортивен он был. А на самом-то деле, теперь, – продолжил он тоном пониже, – может, любой с ним справится.
– Да, да, – грустно подхватил Ядро. – Что? – встрепенулся он.
– Прошлое, – заключил Хлам. – Вот оно где у меня! – И он с трудом постукал себя по мясистому загривку. – Я бы без него дел понаделал… Если бы не знать, кто есть кто.
Раньше, подумал я, это, наоборот, ему помогало.
Никто не помнил про модель. Или старательно делали вид, что ничего не было. Все собирались вместе, и друзья, и бывшие враги.
А недавно приезжала погостить сестра с мужем. Я полагал, что они останутся насовсем.
Ореол тянулась домой, но Вариант критически отнесся к провинции. Недвижимость здесь, по его мнению, оставляла желать лучшего.
Даже отель им не был оценен по достоинству, и к рыбалке он оказался совершенно не приспособлен, а одна рыбина покрупнее его попросту напугала.
Бывает и так, подумал я. Не то, чтобы в большом городе живая природа была совсем в диковинку. Варианта удивило то, что рыба, блестящая, обтекаемая, была, как часть воды, из которой ее вытащили. Олицетворяла оригинал.
Ночью меня ожидала встреча в старом музее.
Феномен показался в дверях.
Я отдернул небольшую ширму. Но, перед тем как сгрести и переправить в сумку монеты, броши и разную кухонную мелочь, Феномен в восхищении пошевелил бровями.
– Вот тебе и антиквариат.
– Руку не задерживай, – сказал я.
– Как это происходит? – спросил Феномен, отдергивая руку от наклоненного стенда.
– Не знаю.
– А еще можно принести? Я так взял, наугад, что попало из буфета. Приобрету в магазине новое.
– Сколько угодно.
– А что может статься с рукой? Состарится?
– Не состарится. Но покажется.
Феномен покрутил головой, уперев руки в колени, приоткрыв пухлый рот.
– Ты из столицы?
– Да. На попутке добрался. С трассы пешком.
– Через трущобы?
– Ага. Все по сторонам озирался. Никто не помнит про модели.
– Никто, – подтвердил я.
– Может, все скрывают?
– Было бы заметно. – Сказав это, я подумал, что последнее, конечно, еще неизвестно.
Феномен был не один, с товарищем, до сих пор торчащим в других залах.
– Это Сорняк, – сказал Феномен. – Он из нашего театра.
Это прозвучало как-то двусмысленно. Сорняк важно засунул оттопыренные большие пальцы за жилетку.
– Музей, понятно. Даже сигнализации нет.
– А зачем? – сказал я. – Тут и днем-то никто не бывает. – Меня Сорняк не узнавал, я пока и не стал настаивать на этом. – Старый музей. Совсем старый. Про него все и забыли.
– Ну, Феномен мне кое-что поведал, – со значением сказал Сорняк.
Феномен смущенно кашлянул.
– Лишнего не наболтал, – сказал он.
– А что лишнего болтать? Все и так понятно. Проще простого. Обычные экспонаты. Ничего, добротные.
Спасибо, оценил, подумал я. Своё. Сорняк был личностью известной. Высшей добродетелью он полагал практические навыки. Их у него было не сосчитать.
Управлял всеми видами транспорта, самолетом, даже подводной лодкой. И космическим кораблем. Владел всеми видами оружия, с детства.
Крепкий он был. И цепкий.
Он перекатился с пятки на носок, вытянув шею, с места пытаясь заглянуть в соседние залы. Он был не первый, кому казалось, что залы бесконечно переходят один в другой.
На самом деле музей был небольшой. Против ожидания, Сорняк прогулкой оказался доволен. Правда, недоумевал, отчего Феномен отверг его предложение воспользоваться ходулями от шоссе.
Я считал, что Сорняк в театре трудится декоратором, но оказалось, что он обычный актер, и даже не на ведущих ролях, при его-то амбициях. Навыков, навыков у него хоть отбавляй.
Он осмотрел стенд. Скепсис на его лице с кривоватым носом был разбавлен неподдельным вниманием.
Он рассматривал подвергнутую кратковременному воздействию стенда пуговицу через складную лупу и поддался обману.
– Это уже не та пуговица, – глубокомысленно изрек он.
Он несколько раз отодвигал руку с пуговицей, выворачивая голову, словно пытаясь заглянуть между истинным и накладным изображением, похожим на позумент, но безрезультатно.
Он тяжело, но небезнадежно вздохнул. Сдаваться он не собирался. Он вышел из состояния задумчивости. Лоб его разгладился от ожидания близких перспектив.
Я покинул маленький музей последним.
Теперь я шел на встречу с Витамином, забросившим все дела на свете. Я наблюдал за ним недавно в кафе на центральной площади с куклой за стойкой.
– В головах у людей такой мусор, – говорил он ей. – Действительность никто правильно не воспринимает. И главное – доказать никому ничего нельзя. Люди! – горько сказал Витамин внимающей кукле. – Я знаю людей. Я сам человек. Вот так… чтобы ты знал. Вот, – ткнул Витамин бокалом в светящиеся окошки, – вот в каждом из них скрывается мерзкий индивидуум. Он всех ненавидит в глубине души. А так скрывает.
– Откуда ты знаешь? – не выдержав, присоединился я к беседе.
– Знаю. – Витамин даже не удивился мне. – Я в процессе торговли их насквозь вижу. Я через своих подруг все знаю. Столько в их избранниках мании величия, никаким диктаторам и не снилось. А в толпе они становятся, как все. Каждый человек по отдельности страшен.
– Хорошего же ты мнения об окружающих, – сказал я.
– Хорошего! Отвратительного. Чтоб их… – Витамин был слегка не в настроении.
На нас никто не обращал внимания. Друзья разговаривают. Витамин был хороший друг. Вполне. На него всегда можно было положиться.
Витамин собирался пообщаться со своим деревенским родственником.
Никто не помнил про модель. Витамин, Лагуна. Все вели себя так, будто ничего не произошло. И никакой модели не было.
А она была.
Первому об этом я сообщил Витамину.
– Что, что? Миф? Кукла такая? Замечательно. Полный бред. Больше никому об этом не рассказывал? Не вздумай.
– А что? – сказал я. – По-моему, все это было.
Никто не знал, что я тоже недавно вернулся из столицы, куда ездил навестить Шедевра, что вылилось в долгий неловкий разговор.
Я уговаривал Шедевра снова запустить модель.
Сначала гигант тоже делал вид, что не понимает, о чем речь, потом стал с упорством отнекиваться, то мрачнея, склоняя крупную голову, то сбегая в другую комнату. «Нет, нет и нет! – восклицал он в сердцах. – Это невозможно. Больше ничего искусственного. Такого рода».
В общем, отказался наотрез.
Возвращаясь домой, я отошел с едой в кафе к ближайшему столику и нос к носу столкнулся с Тугодумом.
Знатью-то он здесь наверняка не был, в городской толчее.
Сначала Тугодум лишь искоса поглядывал в мою сторону, затем глубоко, как-то тяжело вздохнул и разоблаченно протянул мне руку через столик.
Некоторое время он молчал, однообразно жуя, и, наконец, вымолвил:
– Неважная еда.
– Да? – Я удивленно поднял брови, кусая вполне сносный бутерброд.
– Что ты! – Тугодум закатил глаза. – Одно мучение. Веришь, кусок в горло не идёт.
Мне невольно вспомнился аскет в изъяне. Никакого сравнения.
У Тугодума тоже промелькнуло в глазах нечто подобное, воспоминание-сожаление, после чего он взглянул на еду в своей тарелке с особым отвращением.
А он еще собирался за следующей порцией!
Я не мог отвязаться от него. В сумерках обжора следовал за мной в некотором отдалении.
Когда я заметил это, он стал останавливаться и так стоял в неподвижности, ожидая, пока я пойду дальше, и как-то сразу становилось понятно, что это кукла. Она хотела попасть вместе со мной туда, где ей было так хорошо.
На работу или домой аскет уже не спешил, где он там у него был, а, наверно, у него и семья имелась, подумал я.
Наконец Тугодум осознал, что никому не нужен и, низко опустив лобастую голову, подался вспять.