Текст книги "Манекен за столом (СИ)"

Автор книги: Юрий Гуцу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

А днем появился Шедевр. У фирменного Витамина. Он был озабочен – был у Лагуны. Там все было в порядке – благодаря Шедевру. Вопрос о участии Витамина в модели решился на месте.

– Отправляешься с нами?

В наших устах это был риторический вопрос.

– Куда? – обреченно лишь поинтересовался счастливчик.

– Да здесь недалеко, – подмигнув мне, сказал Шедевр. – Будем все вместе. Как раньше, маэстро. У тебя будет амбар, так что корыстных навыков не утратишь. Это я тебе обещаю.

– Эх, тысяча акул, – сказал Витамин, но в голосе бессребреника уже появились лихие нотки.

Жизнелюб чувствовал, что что-то происходит.

Но ничего не происходило.

Шедевр, как всегда, скучно исчез, Витамин немо взывал ко мне, а я не хотел больше гадать.

Я сумею все вернуть. Моя уверенность в празднике пошатнулась. Нужны весомые аргументы. Я обязан всем помочь. Они не ошиблись во мне. Я именно тот, за кого меня принимают.

Я вошел в дом, где мы были вместе. Многие вещи исчезли. Я остановился перед скосившимся портретом Кредо. На нем виртуоз стал похоже удивленным, с наивно-вопрошающим взглядом. Сквозь треснувшее стекло я видел, как Топ остановилась на пороге. Она стояла передо мной, не замечая.

Она искала меня в пустом доме. Мне здесь места тоже нет. Если я остаюсь один. Все находятся в поиске – и уходят.

Я ошибся. Топ стремилась только ко мне.

Меня окружал лес, какого я раньше никогда не видел. Из земли выползали толстые корни. Ветви переплетались, как чьи-то большие руки.

Было тихо и сумрачно, как и положено быть в таком месте, где нет ни дня, ни ночи – вечный дремотный покой.

С изумлением я бродил между стволами, как заблудившийся ребенок.

В пещере горел костер, возле которого торжественно возвышался Шедевр. Языки пламени изгибались так похоже, что я поднес руку к их хмельной пляске.

– А тепло?

– Отдельно. Все можно изготовить, скопировать, – сказал Шедевр. – Мы не требуем у художника оригинал, а говорим – как хорошо, как верно. Итак, вообрази – модель окружающей среды, где все ненастоящее, но так, что не отличить.

Горизонт заалел, и вместо трущоб открылся вид на бескрайний газон с клумбами и бассейнами. Уже просматривались фигуры людей в парках.

– Все, как впервые, – сказал Шедевр. – Мы снова будем вместе.

Глава 5
Шоу

На мглистом горизонте показалась луна. Я услышал далекий крик туриста. Это была окружающая среда. Я приподнялся на локте. Под утро на траве выступила роса. Она была, как настоящая.

Все было, как настоящее, в этом мире – и лес зубцами на горизонте, и виллы крестьян, и стога сена возле них, и блеск листьев, и ветер, налетающий порывами, и луч солнца перед закатом.

Местность была пустынная. Кое-где поблескивали пруды.

В утренней тишине проскрипела дверь, и из хижины вышел мужчина. Заметив меня, он вытянул руку.

– Здравствуй, Кузен, – сказал я.

С речью у него дело обстояло неважно. Но банкир справлялся.

– Пойдем, – сказал он и опустил руку.

– Как спалось? – спросил я.

Банкир покосился. Жена банкира, певица Блюдо, позвала нас к завтраку. В воздухе от ее голоса разнесся низкий звук, как от болотной птицы.

В полутемной комнате на столе дымилось бурое варево. Я сглотнул. Хотелось есть.

Я уселся на длинную скамью со всем семейством. Дети бессмысленно крутили головами.

Я прятался от властей.

Встретив в лесу сановитого пастуха Абсурда, хозяина местных земель, я недостаточно почтительно поприветствовал его и вовремя успел унести ноги.

Куклы продолжали подносить и отправлять в разевающиеся рты ложки, наполненные гущей, первоначально дуя на нее.

Дети вразнобой открывали рты, и их лица искажались безобразными гримасами.

С улицы послышались какие-то звуки. Хозяйка отреагировала первой. Замедленно перенеся обе ноги через лавку, Блюдо отправилась посмотреть, в чем дело.

У плетня, скучающе озираясь, стоял риелтор. Сейчас он захочет осмотреть банк, подумал я и потрогал стену. Она была камышовой.

Я уходил полем. Места были очень живописные. Вокруг – никого. Будем все вместе, подумалось мне. Я понятия не имел, кто где сейчас. Я раздвинул ветви. Вода стекала с камней. Послышался всплеск, и по ванне размерами с небольшое озеро разошлись круги.

Дар купалась. Солнечные пятна кругом перемешались с густой тенью.

Я кашлянул. Дар стремительно обернулась.

– Ох! Это не ты…

Девушка вдруг плеснула в меня и рассмеялась.

Вода от взмывшего со дна ила не замутилась, оставалась прозрачной, будто через фильтр пропущенной.

Дар сняла с ветки полотенце. При этом она всматривалась в густую листву, где пели птицы.

– Миф на охоте. Ох, знаешь, он недавно такого вепря добыл. Страшного!

– Твой брат отличный брокер.

Дар пропустила меня в аптеку. В углах густо топорщились метёлки трав с приятными запахами.

– Живот крутит… Знахарь был сегодня. Дал вот это снадобье.

Я самоотверженно открыл склянку с мутной коричневой жидкостью. Просто так, из любопытства. Пахнуло древесной корой. Чем-то вроде этого.

– Ты не доверяешь лекарю Гибриду?

Вопрос был задан в лоб.

– А чьи это следы на повороте?

– Вчера у Мифа был неудачный день, – поспешила сказать Дар, чтобы перевести разговор.

С Мифом мы вместе охотились. Дичи в окрестных оранжереях было много.

– К вам приезжал пастух? – спросил я.

– Пастух приезжал? – спросила Дар.

Дар обладала способностью приваживать богачей.

Пернатые в водных гладях умолкли. Темнело. В корчме на повороте было многолюдно и шумно. Чадили лампы. Стол в центре занимала компания поэтов. Я отыскал место в углу.

В окошко, будто заглядывая, светила луна. Поверхность стола была основательно засалена.

– Рано темнеет в этом году, – громко произнёс одутловатый толстяк. В одной руке он держал ломоть жареного мяса. Сумрачный его взгляд остановился на мне, и я отвернулся, будто он мог узнать меня.

Прислуживала девица в переднике и чепце. Телеведущая улыбнулась мне. На щеках появились упругие ямочки, а сами щёки, приподнявшись, вверху округлились и стали похожи на румяные яблочки.

– Ах, какой мальчик! – сказала она лукаво. – Ты кто?

Остальные мужчины, занятые едой, едва глянули на меня.

– Чего тебе подать? – Служанка не отставала.

– Принеси чего-нибудь, – сказал я тихо, чтобы не обращать на себя излишнего внимания.

– Есть гусь с яблоками.

Она налегла на край стола, опираясь кулачками о поверхность.

– Да-да, – сказал я.

Вуаль, вздохнув, отправилась за гусём.

– К обеду доберёмся до города, – сказал толстяк.

– Раньше, – мотнул нестриженой головой другой мужчина.

Толстяк вытер рот.

– Ты какой дорогой собрался идти? – поинтересовался он.

– Как – какой? – сказал второй мужчина. – Мимо эстрады.

Толстяк откинулся. Он с превосходством смотрел на своего спутника.

– Ты что, новичок?

Нестриженый мотнул головой. Аромат что-то упорно грыз.

Вуаль поманила меня. Мне ничего не оставалось, как пойти к ней.

Но я не успел дойти до прилавка. Кошмар сидел, расставив ноги в грубых башмаках, мешая мне пройти.

– Вы не могли бы убрать ноги? – сказал я. Раздался взрыв смеха. Моя просьба всех дико рассмешила.

Поэты, сидящие за большим столом, гоготали от души, давясь от хохота. Аромат смеялся, не переставая грызть.

Кошмар лениво ухмыльнулся, что-то в его взгляде заставило меня быстро обернуться, и я успел уклониться от летящей обглоданной кости, которой, желая наддать веселья, решил угостить меня Аромат, и кость хлопнула грубияна по лбу.

Он замахнулся, я перехватил его руку и врезал ногой в живот, для лучшей усвояемости его содержимого. Кошмар с грохотом повалился, а его сотрапезники вскочили.

«Вот, началось», – подумал я, отступая, и телеведущая с гусем отступала вместе со мной.

Сидящий у камина молодой человек встал.

Весь вечер он просидел один, молча. У него было ковбойское лицо и примерно такой же наряд.

– Эй, вы! – окликнул он мужчин негромким, но зычным голосом.

Лучшим выходом было бы немедленное бегство, но юноша, заявивший о себе, начал действовать. Он был очень ловок – его руки и ноги работали, как шатуны. Мужчины валились на столы, охая. Они пытались схватить его, но он ускользал, как уж, и был быстр, жалил, как оса. Похоже, это было ему в охотку, он был спокоен и не суетился.

Стулья трещали и ломались, не выдерживая груза упитанных поэтов. Им было до него далеко. Теперь я видел, что с ними можно было справиться. Я приободрился, почувствовав себя увереннее в этом мире, где была предусмотрена возможность защититься.

Прислуга попряталась. Битва закончилась полным разгромом. Была в ней какая-то ненатуральность, как в движениях хамелеона.

Хозяин почтительно повел нас в отдельную комнату. Столичный мэр сам быстро сменил скатерть и водрузил перед нами графин с рубиновым вином.

Миф, а это был именно он, разрумянился. Глаза у него вспыхивали радостью. Миф был среднего роста, широкоплеч, двигался пластично, по охотничьей привычке бесшумно.

– Порядочных людей сразу видно, – сказал хозяин. – А эти – настоящие разбойники. Хорошо, что они убрались. Поэты – они и есть разбойники. А что я могу сделать? Они сейчас повсюду. Такое время. В столице тоже небось несладко приходится.

Он явно принимал нас за знатных спортсменов.

– Мы поможем вам, – сказал я. Мне ничего не стоило поддержать его догадку. – Ведь это непорядок, если одинокий борец не может спокойно переночевать на стадионе. Не так ли, Миф?

Юноша даже привстал. Он горячо сжал мою руку.

Хозяин, подкручивающий лампу спиной к нам, сказал:

– Их здесь хватает, на клумбах. Целая шайка. А главарь – ботаник. Настоящий головорез. Лысый, силища – ужас!

– Как его звать? – спросил я.

– Не помню, – сказал хозяин и, покосившись, добавил: – Имя заковыристое.

– Здорово ты помог мне, – сказал я Мифу.

– Да что ты! – сказал Миф.

Хозяин предоставил нам комнату. При виде кроватей Миф немедленно разделся, обнажив мускулистый торс.

Я решил спать одетым.

– Желаю вам спокойной ночи! – сказал хозяин. Свеча в руке освещала его заплывшие глазки и нос, затерявшийся меж толстых отвисших щек.

Я плотно вогнал засов в гнездо.

– Ты не устал?

Я вздрогнул от неожиданности. Миф лежал на спине, заложив руки за голову.

– Немного, – сказал я.

Я перешел к окнам, осматривая их. Елейная физиономия хозяина не внушала мне никакого доверия. Ветви деревьев тыкались в стекла, сгибаясь при этом.

– Тогда ложись, – дружелюбно сказал Миф.

– Да, – сказал я. Я не представлял себе, о чем с ним говорить, оставаясь вдвоем, не на охоте. Он же не тяготился этим.

Загасив лампу, я улёгся поверх одеяла. Было слышно, как переговаривается, укладываясь спать, прислуга. Я хотел, чтобы поскорее наступило утро. В окно мерно, как костяшками, постукивали ветки деревьев. Миф спал, глубоко дыша.

Нас разбудил шум. Тяжелые сапоги прогрохотали по коридору, потом в дверь забарабанили. Громовые удары были так сильны, что оставалось удивляться крепости двери.

За окнами была темень. Дверь, казалось, слетит с петель. Невольно вспомнилось про силу главаря разбойников. Весь дом пришел в беспокойство.

Мы выбрались через окно и побежали. Послышался свист, на который нельзя было не обернуться. На толстом суку под самой крышей корчмы завис ухарь Лагуна. На нем были напялены пестрые тряпки.

Он энергично погрозил кулаком нам вдогонку.

Мы углубились в парк. Темно было – хоть глаз выколи. Мы полетели вниз, оказавшись на дне ямы. Я отряхнулся от сыпавшихся комьев земли. В яму свесилась лохматая голова разбойника с факелом в руке.

Нас подняли на поверхность. Мы не сопротивлялись. Раз попались. Нас усадили на повозку, и начался долгий путь. Покорившись судьбе, я задремал. Миф тоже не проявлял признаков беспокойства. Он безучастно, как и положено в такой ситуации, смотрел на дорогу, мелькавшую под колесами повозки. Лица нас окружали угрюмые, все верхом.

Мы забрались в самую чащу. На поляне, в цветнике, у большого костра на мягком диване с грозным видом возлежал главарь шайки бездомных безработных поэтов – ботаник Лагуна, изогнувшись и сведя брови.

– Вот вы какие, гуси. – Он говорил тихо, вкрадчиво, что не соответствовало яростным взглядам, которые он метал в разные стороны. – Скрыться рассчитывали?

– Нам не от кого прятаться, – сказал Миф.

– А ты, собственно, кто? – осведомился Лагуна. – Что-то я тебя не узнаю.

– Я-то? – Миф пожал плечами. – Ну, брокер.

– Брокер… – сказал Лагуна, оглядываясь на других разбойников. Я заметил среди них и тех, что были в корчме. Тон Лагуны не предвещал ничего хорошего. – Наломал дров, и в кусты?

– Мне нечего бояться, – с достоинством сказал Миф.

– Да? – сказал Лагуна. – Ну… это все равно. – Он повысил голос, как при беседе с иностранцами. – Исключений из правила делать не станем. Сбросим в пропасть, и весь разговор. Да, ребята?

Разбойники одобрительно зашумели. Лагуна хлопнул в ладони, зевая, словно дальнейшее его не интересует.

Я с тревогой наблюдал за быстрыми приготовлениями. Поэты, видно, были скоры на расправу. Мифа подвели к оврагу.

Лагуна старательно делал вид, что ему все равно. Миф посмотрел на меня и улыбнулся. Он просто не понимает, что его сейчас не будет. В модели надо всех предупреждать. Заранее. Лагуна соображал.

– Я дам вам шанс, – сказал он.

– Что мы должны сделать? – подал я голос.

– Вы должны будете… похитить звезду. В обмен на это я дарую вам праздник. Каково?

Лагуна подмигнул своей свите. Та размышляла. Потом разбойники нестройно загалдели, так же одобряя замысел атамана. Лагуна в первый раз украдкой посмотрел на меня. Я медленно опустил веки. Мифа поставили рядом со мной.

– Как, договорились? – сказал Лагуна. – Праздник! – Он потряс пятерней, как бы акцентируя, какая это ценность.

– Да, – кивнул я.

– А ты что? – сказал Лагуна Мифу. – Этот-то ладно, – с каким-то обидным пренебрежением сказал Лагуна.

Миф остановил свой взгляд на мне. Да он совсем не так прост, как кажется, подумал я. О его чувствах можно было только догадываться.

– Соглашайся, – тихо сказал я ему. – Скинут же, как мячики.

Миф неохотно кивнул. Видно было, что ему очень не хотелось этого делать.

– Вы даете слово? – не отставал Лагуна.

Мы давали слово.

– Надеюсь, вы понимаете, что это значит.

С этими словами Лагуна, как некоронованный король, сошел со своего дивана. Он пытливо всмотрелся в наши лица, а потом вдруг, словно отбросив все сомнения, заулыбался и обнял нас.

Отношение к нам поменялось. Из пленников мы превратились в гостей. Нас пригласили к общей трапезе.

На рассвете нас выпроводили из леса. Ночь мы провели вместе с бардами, у большого костра.

Над идеально ровным лугом с ярко-зеленой травой стлался туман, из которого доносились звуки свирели.

Туман рассеялся.

В высоком небе повисли последние утренние звёзды.

Я неожиданно расхохотался и хлопнул Мифа по плечу.

– Ловко мы их провели, а?

Миф неуверенно улыбнулся.

– Не представляю себе, как мы это сделаем.

Я уставился на него.

– Что ты собрался делать?

– Да со звездой. Я даже не знаком с ней.

– Вот чудак! – сказал я. – Никого похищать не надо. Мы спасены, а это главное.

– Но мы дали слово.

Я даже приостановился.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я не могу нарушить слово.

– Ладно, ладно. – Я недоверчиво улыбнулся. – Да и совсем необязательно его нарушать. Я тоже дал слово. Но посуди сам – кому? Интеллигенту, человеку без чести и совести. Он бы, по-твоему, сдержал его?

– Аморальный тип, – определил уличного Лагуну Миф. – Но это не имеет значения. Речь не о нем, а о нас.

– Приятно слышать, что ты еще не разделил нас, – с легким раздражением сказал я.

– Что ты, – сказал Миф. – Я вовсе не думал об этом. Но он не воспользовался случаем. Это, – оценил брокер, – благородно.

Просто бродяга обожает широкие жесты, подумал я.

– И я не знаю, – продолжал Миф, – как быть. Лучше бы нас сбросили в пропасть.

– Считаешь? – с иронией сказал я.

– Страшно, конечно. Честно, мне было страшно. Зато не надо выбирать. Похитить звезду я не могу.

– Почему?

– Я не смогу оказать давление на женщину.

– Может, она сварлива и безобразна. Такая фурия, что…

– Нет, – сказал Миф, как отрезал.

Я подумал.

– Может, ее не придется похищать. Придумаем повод. Без всякого давления.

– Как? – спросил Миф.

– Прогулка, например. Все остальное ведь не наше дело, так?

Миф внимательно слушал, что я несу.

– Значит, обман?

– Нехорошо, конечно, – согласился я.

– Но это не давление, – сказал Миф.

– Да, – сказал я. – Не давление.

Далось ему это давление. Обман не лучше. Найти легко. А вот как сделать чужое своим?

– И потом, этот морской ботаник способен на все.

Взошедшее солнце согрело землю. В небе появились кучевые облака причудливой формы.

На холме завиднелся город. В столицу по дороге стекались актеры, писатели, ученые из окрестных вилл. Мы влились в их поток.

Одни пейзане были на повозках, другие несли свой товар в корзинах. Держа их в руках, женщины переходили по мосту.

Сразу за мостом начинался городской парк.

Кроны деревьев, расположенных друга от друга на равных расстояниях, были одинаково хороши: пышные, будто взбитые.

Туземцы несли кур, гусей, поросят, овощи и фрукты, рыбу. Попадалась дичь.

Куклы были сделаны превосходно. Они были неотличимы от людей. Я не верил своим глазам. Мы изготовили реальную жизнь.

У городских ворот юристы остановили нас.

– Вам в салон.

Мы углубились в лабиринт узких улочек. Дома были сооружены из добротного камня. К фасадам были приколочены вывески. В этом квартале обитали шарлатаны.

– Обожди меня, – сказал я Мифу.

Надпись на двери гласила: «Канализация».

Это означало, что сориентировался я верно.

Приемная была заполнена, преимущественно важными лицами. Не обращая ни на кого внимания, я вошел в канцелярский магазин.

В нем сидел секретарь Опыт. Он правил ногти, и так встал мне навстречу.

– Перерыв, – объявил он.

Я повел носом. Из-за двери кабинета с табличкой «Бачок» явственно доносился запах сигаретного дыма.

– Нет приема, – артачился Опыт.

Я отстранил его, как несущественную преграду.

Облаченный в мундир с блестящими пуговицами Офис писал за большим столом. Сигарета дымилась рядом с внушительной печатью.

Ее четкие оттиски, перекрывая друг друга, виднелись повсюду – Офис развлекался.

Такие же оттиски были на коммерческих свитках Штампа – никто и не думал усомниться в их происхождении. Вот и прекрасно. Отлично, что они все заурядные жулики. Вскроется уловка, а кто совершенен?

Писарь любовался штампом, как бесценным сувениром, благоговейно установив его в центре стола. Лазейка, но не ересь. Офис заложил перо за ухо и недовольно протянул мне руку.

– Нужно было предупредить, – пробулькал он.

– Вроде никто не возмущался.

– Они еще не знают, как это делается. Нужно уважать их чувства.

– Чего? – протянул я.

Офис принял все за чистую монету. Будто этих дубин нужно воспитывать.

– Вот я их и воспитываю, – сказал я вслух.

– Они ожидают с раннего утра.

– Да дебош с ними. Бревна ходячие. Что же ты пораньше не пришел? – ехидно спросил я.

– Я здесь с рассвета! – возмущенно сказал Офис. – Каждый день. Тогда как вы все это время… вообще неизвестно где прохлаждаетесь. Будто это досуг.

– Зачем так стараться? – Я нарочито равнодушно зевнул. – Как на уроке.

– Ну, знаешь! – задохнулся Офис. – Я не знаю, кто тебе дает такие полномочия…

– Так-так?

– Я считаю, что мы должны добросовестно выполнять то, что нам поручено.

Доказать, что ты – не ты. Совсем не хотелось никому ничего доказывать в механической модели, где и так все ясно, и каждое действие определяет последующее.

– Кто его знает, что нам поручено, – обронил я.

– Есть правила. Рекомендации. Что можно, что нельзя. Главное – соблюдать внешнюю канву. Показать – значит доказать. Здесь начатое дело продолжится и завершится само собой. Здесь форма определяет содержание. Одиночество больше никому не грозит. Ну, а подручные средства, – Офис с нескрываемым обожанием глянул на вожделенную печать, – каждый волен выбирать любые. На то мы и люди. Все подчинено общей цели – празднику. Для этого мы все и собрались. Никто не против, заметь.

Да, подумал я, в жизни Абсурд тоже всех собирал. Объяснял, что свобода – в умении договориться. Отдельно от всех. Раз – и сговорились, что Офис будет чиновником, Штамп – коммерсантом, Тюфяк – управляющим нового мэра.

Но все равно все флюгеры были по отдельности, а здесь все скованы, как броней, неживой моделью, и кем тебя назовут, тем ты и будешь. Или винтик, или пустое место. Свободное. Выбор? Сама модель – огонь, который не жжет.

– Ладно, не куксись, – сказал я. – Выкладывай, что за обстановка.

Офис уселся поудобнее в жестком кресле с высокой спинкой. Тусклый свет из длинного окна ложился на его плечи и затылок.

– В общем, так. Обстановка нормальная. Бум и Лагуна подрались. Но их развели. Здесь от таких замашек придется избавляться. Характер выказывать не надо. Темперамент – сколько угодно. Только свое отношение. Лагуна еще и объелся. Это же ненормально. Не рассчитал сил. Есть же порции. – Офис запнулся, как бы вынужденно добавил: – Бедняга. Бренд личность… неуравновешенная. Ну, ты сам с ним… Население города, на сегодняшний день…

– Что значит – на сегодняшний день? Ожидается прибавление?

– Естественно, – сказал Офис. – У бренда уже – наследник. А, кстати. Каков твой вклад? Чем ты занимался? Не увиливал?

– Я вел учет дичи, – я следил за лицом Офиса и добавил: – И рыбы.

Офис кивнул и, как ни в чем не бывало, продолжал методично обрисовывать демографическую картину. Все весьма складно. И с мужчинами, и с женщинами, и с их младенцами. Что за торжество. Я развалился в углу на сундуке, рассматривая канцтовары.

Мое внимание привлекли скульптурные часы. Автомат, изготовленный в виде мальчика, писал, обмакивая перо в чернильницу. Меxаническая девица играет на рояле, грудь ее поднимается и опускается, будто она дышит.

Я, не отрываясь, наблюдал за одинокими фигурами. Они ни на что не рассчитывали, ни о чем не просили.

– Время ненастоящее, конечно. Но точное, – пояснил Офис, будто это имело значение.

Если никакого времени не станет, они все равно будут продолжать свои бесполезные движения.

И даже сломавшись.

Офис снова закурил, на сей раз вместе со мной. Он затянулся сигаретой.

– Мне не совсем понятна цель модели, – гнусаво сказал он.

– Каждый играет свою роль, – рассеянно сказал я. – Есть правила…

– Мне все это объяснили.

– Вот видишь. Что можно, чего нельзя.

– Так. Что можно?

Я усмехнулся.

– Можно сыграть по-крупному, ничем не рискуя.

– А чего нельзя?

– Да ничего. Ты что, вчера родился? Все можно. Как в жизни. Ошибаться, к примеру, нельзя, но разве это кого-то останавливает?

– То есть? – ошеломленно сказал Офис. – Могут и…?

– Обманут за милую душу.

– Если так, то значит, можно. Кем-то разрешено.

В дверь робко постучали. Я с сожалением встал. Офис с ожесточением замахал руками, разгоняя дым. Курить, очевидно, было нельзя.

– Ладно, не кисни, – сказал я.

– Хорошо. – Офис снова прятал взгляд. Привычка взяла верх.

– У тебя прямой связи с салоном случайно нет?

– Нет. – Сухарь даже не улыбнулся. Какая выдержка. Трудно до него достучаться. А ведь он брат мой. По плоти и духу. А может, там, в скорлупе, ничего и нет?

Перерыв закончился. В дверь протиснулся очередной проситель. Взгляд без выражения переходил с места на место.

– У меня требование о выселении соседей, – сказал он.

Я недоверчиво прислушивался к его голосу, как к чему-то невероятному. Рот приоткрывался, и язык проделывал артикуляционные движения. Всё было натурально. Приём продолжался.

В моё отсутствие Миф вёл приятную беседу с селянкой. Он распрощался с ней, приложив руку к груди.

Навстречу копытами по мостовой процокала лошадь, запряжённая в повозку. Во всём проглядывала некоторая театральность. Но это не портило общего впечатления. По дороге попадались группки горожан, степенно следующих к рынку.

С балконов высовывались хозяйки, вытряхивающие постели, лавочники открывали свои лавки, а над черепичными крышами разлетались голуби. В подвальчиках виднелись ремесленники в фартуках.

На столичной площади нас привлекли аппетитные запахи. Их распространяла опера, где всем заправлял Паника с хищным выражением лица. Типичный представитель. Он-то и накормил нас.

– Ищете работу?

Мы с Мифом переглянулись.

– Что за работа? – осведомился я.

– Идёмте.

Прямо за оперой располагалось ателье. Хозяин скрылся. Мы с Мифом разлеглись на телеге с сеном. Несколько женщин поодаль стирало. Спугнув что-то выклёвывающих на земле кур, к нам приблизились две кокетки.

– Откуда вы, парни? – спросила худая брюнетка. В другом месте я бы спутал её с Каприз.

– А у нас сегодня праздник. Сами дикари будут.

– Вот как? – сказал Миф. Он небрежно развалился на сене.

– Эй, вы! – Из окошка высунулась женская голова. – Поднимайтесь!

Девушки пропустили нас. Миф с невозмутимым видом стиснул одну. Та взвизгнула.

У бесплатной стоянки лесоруб Бум приделывал к седлу своего велосипеда топор, собираясь в дальний путь.

– Всё из-за Витамина, – бурчал он. – Перед тугой кредиткой сама любезность, а когда я, простой трудяга, заглянул на огонёк, стружка с него так и посыпалась. Откуда он знал, что в кармане у меня одни медяки? Друг называется, а Лагуна возьми и встрянь. Тоже мне, покровитель шулеров с большой дороги.

– Витамин не такой, – сказал я.

– Да знаю я. Но мы же собрались рубить сплеча, но вполсилы. Я не прочь кое-что изменить в себе. У меня тоже есть мечта. Только наоборот. Мне в семье нельзя быть злым. А так хочется. Выразить всё. Что накипело. Прямо душа просит. А с куклами всё можно. Воздушным шарикам – попутного ветра! До встречи в отеле!

При последних словах лесоруба на лице Мифа мелькнул карикатурный ужас.

Благополучный, по всеобщему мнению, Бум скрылся за воротами.

Мы нашли комнату, где уже по-свойски расположился Паника. За столом белокурая женщина что-то писала скрипучим пером.

Перекрасившаяся Экзотика расправила лист. Некоторое время она изучала нас.

– Если их почистить… Мини! Ну-ка, займись делом.

Взгляды, которые бросала на нас служанка, свидетельствовали, что мы и так годны, хоть куда.

В честь рождения наследника намечался грандиозный банкет. Рабочих рук не хватало, и хозяйка спешно подбирала их из числа туристов, для которых самым заманчивым была возможность побывать в салоне.

С лица Мифа не сходила свойственная, как я уже заметил, ему загадочная улыбка.

Нас повели в оранжерею. В ней орошались куклы из разных мест.

В ожидании, когда нас позовут, мы провели время, разглядывая домино. Миф оказался совершенно неазартен. Игра мало занимала его.

Под вечер Экзотика повела нас в салон. Мы еле поспевали за деловитой хозяйкой ателье. Караулы, иногда возникающие на пути, беспрепятственно пропускали нас с ней. В салоне нам отвели комнату.

Как только шаги Экзотики стихли, Миф с наслаждением вытянулся на кровати и быстро уснул, натянув шляпу на глаза.

Я выскользнул из комнаты. Коридоры были пусты. Салон был сырой и громоздкий. Окружающая обстановка действовала угнетающе. Коридоры чередовались с пустыми комнатами.

В центральной части на меня уже не обращали внимания. Суматоха, предшествующая столь обширному мероприятию, уже началась.

За сплошными тяжелыми завесами, где, по моим расчетам, должны были быть служебные покои, послышался детский плач. Я склонил голову. Что-то не то…

Мне не сразу пришло в голову, что захлебывается плачем именно то существо, в честь которого весь переполох.

Топ вскинула голову, увенчанную диадемой.

– Приветствую тебя, моя звезда!

– Здравствуй, Пик! Ты непредсказуем! – Топ, если мне не изменяло зрение, даже просияла. – Как ты меня нашел?

– Пустяки. Когда все равны, это несложно.

Топ подбежала к двери, прислушиваясь.

– Малыш никак не засыпает.

– О! – сказал я. – Как трогательно.

Она подошла ко мне и положила руки на плечи, сняв диадему.

– Наконец-то мы вместе. Да, Пик?

– Ладно, отпусти меня. В любую минуту может войти бренд.

– Он стар и немощен. Он решит, что ты реквизит.

Я пожал плечами, крутя в руках ее диадему.

– Вряд ли.

– И потом, ты мой избранник. Тебе это известно?

Я кивнул.

– Сам бренд должен был получить письмо. Ты беден, но знатен. Или наоборот? Так?

– Знатен, но беден.

– Что-то в этом роде. Все, что тебе досталось в наследство. Тебе здесь нравится?

– О, да. – Я немного оживился. – Это здорово. Один парень, охотник – мой приятель. Мы уже подружились.

– Да. И мы сможем проводить все время вместе, – подхватила Топ. – Ты мой кумир. – Она заметила мое удивление и поправилась: – Кучер.

– Кучер? Как интересно.

– Ты не рад?

– А должен? Да нет. Ничего. Кучер!

– Ты же гонщик. Все логично. Штамп вот рвался в казначеи. Пускай проявит себя шутом, и ясно станет, какой он казначей. А кем бы ты хотел быть?

– Не знаю. Этим… виночерпием.

Мне всегда хотелось, чтобы праздник продолжался.

– Но это же одно название. Я…

Я прислушался.

– Сюда идут.

Топ убрала руки, и одновременно с этим вошел седовласый Кредо с тонкими ногами, обтянутыми трико.

– Моя дорогая… – сказал он, приближаясь к Топ и целуя ее в лоб. – А это кто? А, кажется, знаю. Но разве его место здесь? – Бренд нахмурился.

– Он зашел засвидетельствовать нам свое почтение, – сказала звезда.

Наверно, я стоял в достаточно вольной позе, потому что тиран довольно долго разглядывал меня.

– Хорошо. Пусть уходит.

Звезда с надменным видом сделала мне знак рукой. Чтоб, мол, убирался. Я стиснул зубы, выдавил улыбку и спиной попятился к занавесам, потом, спохватившись, сделал поправку на дверь.

А где же, интересно, мое место, впервые за все это время подумал я. Бренд мне не понравился. Вредный старикашка.

В пустой комнате за ширмой кто-то завозился. В колыбели королевских размеров лежал младенец. Он уже не плакал. Во рту ритмично двигалась соска.

В нем отчетливо проступали все черты родителей. Было что-то в этом. Как расшифровка. Мы смотрели друг другу в глаза, и по загривку у меня пробегали мурашки. Вот вы какие, подумал я. Может, лучше его спрятать? Так, чтобы больше не искать. Я представил себе Лагуну с младенцем на руках.

Я шел по коридору, и сильная, цепкая, как лапа пантеры, рука увлекла меня в пустоту ниши так быстро и ловко, что я вспомнил о сопротивлении, лишь оказавшись лицом к лицу с дерзким незнакомцем – невысоким, ладно скроенным пареньком с оживленно блестящими даже в полутьме глазами.

– Ядро! – ахнул я.

– Пик!

– Вот это да!

Нам не сразу удалось сосчитать, сколько мы не виделись. Как всегда, у Ядра был немного заговорщический вид. Поначалу нас охватывал беспричинный смех. Потом мы немного успокоились.

Солдат с уважением отозвался о полигоне, на который мы попали.

– Но это просто аттракцион, – сказал я.

– Все по-настоящему, – серьезно сказал Ядро. – А кладка! На века. Как Шедевр справится? Не кубики из конструктора. Он любит напролом, как танк.

– Постарается. Он сильный. И калибр подходящий.

– Н-да?

– Кладка разойдется.