Текст книги "Поэтика. История литературы. Кино."

Автор книги: Юрий Тынянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

Доказательства эти следующие:

1) Братья Пушкины действительно были вместе в Москве летом 1830 г., где были и Соболевский и Нащокин. Но "посредственный Туманский" был в то время на юге и приезжал в Москву только в сутки, зимою 1831 г. [См.: В. И. Туманский. Стихотворения и письма. Ред. С. И. Браиловского. СПб., 1912, стр. 310, 396]. Таким образом, ему напрасно досталось от г. Лернера [151]151
  Имеются в виду комментарии к публикации стихотворения в VI т. Венгеровского издания, где Туманский и назван «посредственным». Лернер прибегнул к распространенному способу аргументации, о котором Томашевский писал: «Не должно быть аргумента: „где тот другой, равный по силам, кто мог бы написать“ и т. д.» («Писатель и книга», стр. 198).


[Закрыть]. Не спасает дела и ссылка на Теплякова, которая есть в «Варшавском дневнике», – и Тепляков в то время был на юге [См.: Ф. А. Бычков. В. Г. Тепляков. – «Исторический вестник», 1887, т. 29, стр. 9, 19].

2) Для стихотворения могут быть указаны у Пушкина параллели в идиллии Мосха и в заимствованиях из греческой антологии. Но десятки таких параллелей можно указать у Д. В. Дашкова, Деларю и др. [152]152
  Указание на Дашкова («Утопший к пловцу» в «Северных цветах на 1825 год»; то же в кн.: Поэты 1820-1830-х годов, т. I. Л., 1972, стр. 73), а также Батюшкова (13-е стихотворение из вошедших в брошюру «О греческой антологии», СПб., 1820) сделано Лернером в VI т. Венгеровского издания (стр. 195). Параллели у Пушкина, о которых говорит Л. Н. Майков, – «Земля и море» (1821) и подражания древним 1832–1833 гг.


[Закрыть]

Соображения г. Лернера о стиле следующие:

1) Стихи плохие, оттого что Пушкин путался в гекзаметрах, а барон Е. Ф. Розен поправлял ему стопы в корректуре [153]153
  Бар. Е. Ф. Розен в своих воспоминаниях «Ссылка на мертвых» сообщает, что поправил в корректуре изданного им и H. M. Коншиным альманаха «Царское Село» 3-ю строку стихотворения Пушкина «Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы…» (см. в кн.: А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2. М., 1974, стр. 277–278).


[Закрыть].

2) Стихи хорошие, и только Пушкин мог их написать. Это противоречит предыдущему утверждению г. Лернера. <…>

Любопытнее всего в этой истории, что Л. С. Пушкину, упорно отрицающему в рассказе авторство А. С. Пушкина, не совсем поверил Маркович, не совсем поверил Л. Майков и окончательно не поверил Н. Лернер. Ex ungue leonem.

5

«В прозе Пушкин был гораздо счастливее», – писал П. А. Ефремов в 1903 г. по поводу «мнимого Пушкина» [154]154
  В статье «Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях» (стр. 32). Сам Ефремов в издании 1882 г. приписал Пушкину несколько не принадлежащих ему статей из «Литературной газеты».


[Закрыть]. Через 20 лет он не сказал бы, вероятно, и этого. В число пушкинских статей внесено г. Лернером [11] [155]155
  В рукописи оставлено место для цифры. Лернер ввел в Венгеровское издание 11 статей из «Литературной газеты» (см. также его публикацию в «Северных записках», 1913, февраль, стр. 28–44). Для трех из них авторство Пушкина считается доказанным (заметка об «Адольфе» Б. Констана в переводе Вяземского, рецензия на две книги Сент-Бёва, заметка о стихотворении «Собрание насекомых»). Остальные статьи или определенно не принадлежат Пушкину, или в разной степени дубиальны. См.: Б. Томашевский. Пушкин. Л., 1925, стр. 118–123; В. В. Виноградов. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961, стр. 369–456; см. также: Е. М. Блинова. «Литературная газета» А. А. Дельвига и А. С. Пушкина. 1830–1831. Указатель содержания. М., 1966.


[Закрыть]новых номеров различных статей и заметок из «Литературной газеты». Общим основанием для их внесения послужило то обстоятельство, что Пушкин принимал непосредственное участие в издании «Литературной газеты». Степень этого участия освещается г. Лернером весьма своеобразно. "«Литературную газету», – пишет он, – Пушкин сам настолько считал своим созданием, что, издавая «Современник», заявил во всеуслышание: «Современник» по духу своей критики, по многим именам сотрудников, в нем участвующих, по неизменному образу мнений о предметах, подлежащих его суду, будет продолжением «Литературной газеты». В этих словах, подтверждаемых многими другими данными (?), ясно читается признание: «„Литературная газета“ – это я!» [Л. С. Пушкин. Полн. собр. соч., т. VI. Изд. Брокгауза и Ефрона, стр. 197.] Ничуть не бывало. Здесь читается только простое заявление об идейной преемственности «Современника» по отношению к «Литературной газете», но здесь нет и намека о роли Пушкина в издании «Литературной газеты». Роль эта несомненна, незачем ее только «стилизовать»; пример со стихотворением Кюхельбекера достаточно убеждает в пагубной научной роли стиля г. Лернера.

Указание г. Лернера на то, что Дельвиг в конце января уехал в Москву и оставил «Газету» на попечении Пушкина, нуждается в двух дополнениях:

1) Дельвиг уехал в конце января, а в начале марта уже вернулся, стало быть, пробыл вне Петербурга около месяца. [См.: Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по императорскому царскосельскому лицею, т. II. СПб., 1912, стр. 350.]

2) Пушкин уехал 4 марта в Москву, причем не возвращался в Петербург до середины мая 1831 г., т. е. все время издания "Литературной газеты" (он приезжал за это время только на 3 недели, от 16 июля до 10 авг. 1830 г.) [См.: Н. О. Лернер. Труды и дни Пушкина. СПб., 1910. стр. 215–217.]; изредка посылая статьи в нее, он, разумеется, был только идейным руководителем журнала, а фактическими руководителями его были Дельвиг и Сомов. (Ср. любопытное свидетельство М. П. Розберга в письме к В. Г. Теплякову от 8 июня 1830 г.: "<…> он очень жалеет, что женитьба отдаляет его от литературных занятий и мешает поприлежнее приняться за издаваемую Дельвигом и Сомовым газету"). ["Исторический вестник", 1887, т. 29, стр. 19.]

Так как вопрос о степени фактического участия Пушкина в "Литературной газете" шаток, то г. Лернер привлекает к его исследованию (предварительно обозвав Дельвига "ленивым и посредственным", а Сомова "недалеким") "одну весьма важную при решении интересующей нас задачи функцию". [А. С. Пушкин. Полн. собр. соч., т. VI. Изд. Брокгауза и Ефрона, стр. 198.] «Функция» это, конечно, «стиль», индивидуальная физиономия, темперамент".

Остается заявить, что эта физиономия хорошо известна г. Лернеру, что он и делает: "Пушкин для нас – весьма ясная литературная личность. Мы знаем систему его убеждений, концепцию его критических взглядов <…>". [Там же.]

Мы уже ранее убедились в широте «функции» <…>. Немудрено, что и в прозе она достаточно широка.

Так, в выпуске XII "Пушкин и его современники" г. Лернер приписал Пушкину участие в заметке, написанной Дельвигом ("Литературная газета", 1830, № 20). Стоит просмотреть заметку, наполненную похвалами Пушкину, в которой говорится, что "седьмая глава "Евгения Онегина" лучше всех защитников отвечает за себя своими красотами" и т. д., чтобы убедиться, что Пушкин не мог участвовать в ее составлении. Г. Лернер доказывает участие Пушкина: 1) тем, что "предмет ее [заметки] слишком близко касался" его (чересчур близко, прибавим мы, – вплоть до похвал самому Пушкину); 2) тем, что последние строки ее ироничны. Почему бы и Дельвигу не быть ироничным? Стоило бы г. Лернеру слегка перечесть критические статьи Дельвига, чтобы убедиться в том, что характеристика "ленивый и посредственный" не совсем ему пристала. (Впрочем, в другой раз и по другому поводу г. Лернер называет "ленивого и посредственного" Дельвига "чутким, живым, восприимчивым <…> и выдающимся новатором"["Книга и революция", 1922, № 7, стр. 46].) Если доказательства г. Лернера не очень сильны, и если еще нужно для подкрепления авторства Дельвига, никем, кроме него, не оспаривавшегося, свидетельство, то имеется и такое. В экземпляре "Литературной газеты", принадлежавшем В. П. Гаевскому (авторитетность показаний которого высоко ценится и г. Лернером, см. "Книга и революция", цитованная статья), под этой заметкой значится его подпись: "Дельвиг. Сличено с рукописью" [156]156
  В настоящее время заметка «В 39-м № „Северной пчелы“…», на основании свидетельства В. П. Гаевского, считается бесспорно принадлежащей Дельвигу. На собственном экземпляре «Литературной газеты» Гаевский пометил: «Дельвиг (см. его рукописи)» (В. В. Виноградов. Проблема авторства и теория стилей, стр. 373; см. также соображения Б. Л. Модзалевского против мнения Лернера об авторстве Пушкина – в кн.: Пушкин. Письма, т. II. М.-Л., 1928, стр. 400).


[Закрыть]. Таким образом, на этот раз «функция» оказалась методом ненадежным.

Какую роль в доказательствах г. Лернера играет стиль (не Пушкина, а его собственный), видно из следующего примера: заметка "В нынешнем году "Северная Пчела"…" ("Литературная газета", 1830, № 45), представляющая одно из звеньев в полемике Дельвига и Пушкина с Булгариным, приписывается Пушкину в таких выражениях: 1) "Эта заметка <…> едва ли могла появиться без участия Пушкина <…>": 2) "В. П. Гаевский указывает, что «Смесь» № 45-го составлена Пушкиным и Дельвигом; может быть, и этот исследователь думал <…> что интересующая нас заметка была написана не одним Дельвигом" (а может быть, и не думал. – Ю. Т.); 3) "<…> Пушкин, как это легко можно допустить, приложил руку и к <…> полемической заметке <…>"; 4) "должно думать, что небольшая редакционная коллегия газеты в этом случае действовала не только не без санкции, но и при непосредственном участии Пушкина". [См.: "Пушкин и его современники", вып. XII, 1909, стр. 138–141.]

Между тем фактические доказательства г. Лернера ограничиваются указанием, что в том же номере Пушкин поместил статью "Новые выходки противу так называемой литературной нашей аристократии…" [157]157
  Вопрос об авторстве этой важной заметки не решен окончательно. Пушкину ее приписал П. В. Анненков. Однако, по мемуарному свидетельству А. И. Дельвига, заметка была составлена Пушкиным и Дельвигом (А. И. Дельвиг. Полвека русской жизни, т. 1. М.-Л., 1930, стр. 287). Ю. Г. Оксман в 8-м томе Полн. собр. соч. Пушкина изд. «Academia» (1936) включил статью в число пушкинских, но отказался от этого решения в 6-м томе Собр. соч. Гослитиздата (1962). В академическом Полн. собр. соч. и десятитомнике под ред. Томашевского заметка помещена в разделе «Dubia». По мнению В. В. Виноградова, долю участия Пушкина и Дельвига в составлении заметки определить трудно (указ. соч., стр. 411–412).


[Закрыть], тоже направленную против Булгарина. Полемику с Булгариным начал Дельвиг [158]158
  Анонимной рецензией о романе Булгарина «Дмитрий Самозванец» в № 14 за 1830 г. Полемика «Литературной газеты» с «Северной пчелой» подробно обследована – см. обзор литературы в кн.: Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.-Л., 1966, стр. 220–221.


[Закрыть], и естественным ответом на его статью были бы статья Пушкина и заметка Дельвига. Упоминание в заметке «Allgemeine Zeitung» тоже противоречит предположению об авторстве Пушкина, так как лежит вне круга его чтения.

Остаются термины "не без санкции" и "не без рукоприкладства", представляющие, по-видимому, новую функцию – метафизическую.

На основании ее заметка внесена в Полное собрание сочинений Пушкина, т. VI, стр. 200–201 [159]159
  В настоящее время заметка не включается в число пушкинских текстов. Виноградов (указ. соч., стр. 413–414) и вслед за ним Блинова («Литературная газета» …Указатель содержания, стр. 85, 176) считают автором Дельвига. В. В. Виноградов, как и Тынянов, отмечал, что упоминание об «Allgemeine Zeitung» ведет к Дельвигу.


[Закрыть].

В заключение еще один пример. Г. Лернер приписывает Пушкину рецензию на роман Жюля Жанена «Confession». Язык у Пушкина в заметке на этот раз такой: "оживить веки минувшие", Кордуу, Суламит. Стиль такой: "отличавшийся странною натяжкой звукоподражательных слов, напр. в описании полета и пения жаворонка". "Анатоль идет со своею новобрачной, но она, как усталое от резвостей дитя, засыпает на ложе брачном. Черные мысли еще сильнее мутят душу Анатоля: он простирает руки и, вместо нежных объятий, удушает юную свою супругу. Здесь начинаются его угрызения. Он ищет освободиться от них". "Теперь ему лучше: он весел без улыбки, счастлив без блеска, румян, полнотел. Совесть угрызает его только тогда (!), когда он порою пропустит службу церковную" [160]160
  «Литературная газета», 1830, т. 1, № 60, стр. 193–195.


[Закрыть]. Не правда ли, ex ungue leonem? Ну что бы вспомнить здесь «журнального чернорабочего» Сомова? В самом деле, бесконечно длинная, вялая и дурно написанная рецензия скорее уже принадлежит Сомову, чем Пушкину [161]161
  Томашевский (указ. соч., стр. 122), Виноградов (указ. соч., стр. 410–411) и Блинова (указ. соч., стр. 183) предполагают авторство Сомова.


[Закрыть].

Фактическими доказательствами г. Лернеру служат следующие обстоятельства: 1) кн. Вяземский хотел бы видеть в "Литературной газете" какую-нибудь иностранную рецензию, о чем писал Пушкину [162]162
  Письмо от 15–25 января 1830 г. (XIV, 60).


[Закрыть]; 2) Пушкин, вероятно, читал другой роман Жанена, «L'ane mort» [163]163
  Этот роман Пушкин обсуждает в письме к В. Ф. Вяземской от конца апреля 1830 г. (XIV, 81).


[Закрыть]; 3) отрицательный взгляд на роман Жанена, выраженный в рецензии, совпадает с отрицательным отношением Пушкина к «безнравственным произведениям» вроде «Записок Самсона» [164]164
  См. заметку Пушкина «О записках Самсона». Она была помещена в № 5 «Литературной газеты» за 1830 г.


[Закрыть](с которыми, кстати, роман Жанена не имеет ничего общего). Пропуская первые два доказательства, относительно третьего напоминаем, что не один Пушкин мог возмущаться безнравственными произведениями. Но возмущение одним и тем же явлением может быть вызвано разными мотивами. Так, автор рецензии исходит в отрицательном отношении к Жанену из следующих соображений: «<…> благороднейшее стремление писателя, по нашему мнению, должно состоять в том, чтобы давать возвышенное направление своему веку, а не увлекаться его странностями и пороками. В противном случае мы в созданиях ума и воображения будем встречать ту же прозу жизни, к которой пригляделись уже в обыкновенном нашем быту; и от сего мир житейский и мир фантазии сольются для нас в одну непрерывную, однообразную цепь ощущений давно знакомых, давно изведанных и уже наскучивших нам бесконечными своими повторениями» [165]165
  «Литературная газета», 1830, т. I, № 60, стр. 195.


[Закрыть].

Между тем г. Лернер выписывает в другой статье (где он доказывает принадлежность Пушкину другой статьи) [166]166
  Рецензия на книги Сент-Бёва («Литературная газета», 1831, № 2). Атрибуция Лернера, указавшего на письмо Пушкина к Сомову от 11 апреля 1831 г., из которого очевидно авторство Пушкина, считается доказанной. Далее цитаты из Пушкина приводятся Тыняновым по статье Лернера – эти тексты отличны от принятых в современных изданиях.


[Закрыть]следующие мнения Пушкина: «Поэзия выше нравственности или, по крайней мере, совсем иное дело. Господи Иисусе! Какое дело поэту до добродетели и порока? Разве – их одна поэтическая сторона» [167]167
  Из заметок на полях статьи П. А. Вяземского «О жизни и сочинениях В. А. Озерова» (1827).


[Закрыть]; «цель художества есть идеал, а не нравоучение» [168]168
  Из статьи «Мнение M. E. Лобанова о духе словесности как иностранной, так и отечественной» (1836).


[Закрыть]; «французская критика не обрушилась на молодого проказника ‹А. де Мюссе›<…> но еще сама взялась его оправдать, объявила, что можно описывать разбойников и убийц, даже не имея целию объяснить, сколь непохвально это ремесло, – и быть добрым и честным человеком <…> что, одним словом, – поэзия вымысел и ничего с прозаической истиной жизни общего не имеет. Давно бы так, милостивые государи» [169]169
  Из статьи об А. Мюссе, предназначавшейся для «Литературной газеты».


[Закрыть]. [См. статью Н. Лернера в «Пушкин и его современники», XII, стр. 155, 156.]

А рецензент ратует за педагогическую роль поэзии и боится, что она сольется с прозой жизни.

Не Пушкин писал фразу:

"Tous les genres sont bons, hors le genre ennuyeux [Все жанры хороши, кроме скучного (франц.)], и мы совершенно согласны с этим миролюбивым правилом", потому что Пушкин в 1827 г. напечатал:

"Tous les genres sont bons, hors le genre ennuyeux. Хорошо было сказать это в первый раз; но как можно важно повторять столь великую истину?" [170]170
  Тынянов цитирует «Отрывки из писем, мысли и замечания», напечатанные в «Северных цветах на 1828 год». Речь идет об изречении Вольтера, приведенном рецензентом «Литературной газеты».


[Закрыть].

Остается «функция» и «коготь», с которыми мы уже познакомились.

На основании [их] заметка внесена в Полное, слишком полное, собрание сочинений Пушкина (т. VI, стр. 209–211).

Мы привели только несколько примеров; мы могли бы увеличить их число. Кончаем напоминанием о веселой эпопее с концом «Юдифи», где и «функция» и текстологические приемы г. Лернера обнаружились во всей своей мощи; только случайность помешала веселым стихам московского поэта, преподнесенным г. Лернеру 1-го апреля, занять место в Полном собрании сочинений Пушкина [171]171
  См. прим. 15 {137}.


[Закрыть].

Новая стадия "мнимого Пушкина", со всеми ее функциями и концепциями, возможна только при отгороженности "науки о Пушкине" от методологических вопросов и от общей истории литературы. Только войдя в общую науку о литературе, изучение Пушкина раз навсегда разделается с "мнимым Пушкиным" и «вожделеющим» журнализмом, его производящим.

«АРГИВЯНЕ», НЕИЗДАННАЯ ТРАГЕДИЯ КЮХЕЛЬБЕКЕРА [172]172
  «АРГИВЯНЕ», НЕИЗДАННАЯ ТРАГЕДИЯ КЮХЕЛЬБЕКЕРА
  Впервые – АиН, стр. 292–329, где датировано: 1924–1927 (в предисловии к сборнику – другая дата: 1924). Печатается по тексту АиН.
  Как известно, изучение творчества и биографии Кюхельбекера Тынянов начал в университете. В семинарии С. А. Венгерова он прочитал доклад "Пушкин и Кюхельбекер", извлечение из которого – о пушкинской "Оде его сиятельству графу Д. И. Хвостову" – было опубликовано в "Пушкинском сборнике памяти проф. С. А. Венгерова" (Пб., 1922, стр. VIII–IX, 75–92), а затем вошло в монографию "Архаисты и Пушкин". В «Автобиографии» Тынянов упоминает доклад о Кюхельбекере, вызвавший одобрение руководителя семинария (ТЖЗЛ, стр. 19), не совсем ясно, идет ли речь о работе, посвященной "Оде Хвостову", или какой-либо другой. Тем но менее можно утверждать, что доклад об "Оде Хвостову" – не единственная его университетская работа по теме "Пушкин и Кюхельбекер": как явствует из протокола заседания семинария от 10 декабря 1915 г. (ИРЛИ, ф. С. А. Венгерова), в этот день был прочитан и обсужден доклад Тынянова, в котором рассматривалось отражение высказываний Кюхельбекера в пушкинских "Отрывках из писем, мыслях и замечаниях" (с изменениями вошло в "Архаисты и Пушкин" – см. ПиЕС, стр. 103–104). Протоколы велись достаточно тщательно и подробно – если бы в докладе шла речь и об "Оде Хвостову", это было бы зафиксировано (протокол заседания, на котором Тынянов сделал доклад об этом стихотворении Пушкина, не разыскан). Известная тыняновская концепция, изложенная в "Архаистах и Пушкине", складывалась, таким образом, уже в университете.
  Кюхельбекером Тынянов занимался в продолжение всей своей научной деятельности. Результаты этих изучений в значительной своей части стали известны только в 30-х годах, но основные темы были намечены на много лет раньше. Задолго до приобретения архива Кюхельбекера Тынянов собирал и готовил к печати его тексты, восстанавливал биографию поэта. В списке работ Тынянова, датированном 25 декабря 1920 г. и представленном в канцелярию ГИИИ, значится: "1. В. К. Кюхельбекер. Жизнь и творчество (исследование). 2. Путешествие Кюхельбекера (из истории идейного и литературного обмена с Западом). 3. «Аргивяне», неизданная трагедия Кюхельбекера (текст, литературная история, комментарии). 4. Цензурные дела Кюхельбекера" (ЛГАЛИ, ф. 3289. оп. 2, ед. хр. 50, л. 51). В анкете от 27 июня 1924 г. (ИРЛИ, ф. 172, ед. хр. 129), перечисляя имеющиеся в его столе работы, Тынянов указал: "Подготовлено к изданию собрание сочинений Кюхельбекера". «Аргивян», из которых были известны только небольшие отрывки, опубликованные в 1820-х годах, он хотел издать отдельно. В списке научных занятий "Opera на год" (1921 или 1922) значится: "1) Кюхельбекер. "Аргивяне"" (ЦГАЛИ, ф. 2224, оп. 1, ед. хр. 58). 22 декабря 1922 г. И. А. Груздев сообщал сотруднику издательства "Новая Москва" П. Н. Зайцеву: "<…> к области материалов: пьеса Кюхельбекера «Аргивяне», не изданная до сих пор, революционная и в историко-революционном отношении очень интересная. Вступительная статья Юр. Тынянова. Желательно отдельной книгой" (ИМЛИ, ф. 15, оп. 2, ед. хр. 39). По-видимому, речь идет о материалах для историко-литературного отдела сборников «Недра», введенного в 1923 г. – со 2-й книги ("Недра" печатались в "Новой Москве"). Однако в этом и в более позднем недатированном письме ("Пьеса Кюхельбекера должна идти отдельной книгой, в альманах не годится. Не пойдет ли книгой?") Груздев предлагает Зайцеву заняться отдельным изданием трагедии. Переговоры не дали результата.
  1 июля 1925 г. Тынянов пишет заявку в изд-во «Кубуч» (которое в конце года выпустило «Кюхлю», куда были включены цитаты из трагедии) с предложением издать «Аргивян» к 100-летнему юбилею восстания декабристов. Текст (2-я редакция, в которой, по словам Тынянова в заявке, более определился «народный» характер трагедии и которую он характеризует как более сильную в художественном отношении) должен был сопровождаться комментариями и статьей "О «народной» трагедии 20-х годов" (АК). В июле августе 1925 г. Тынянов сообщал К. И. Чуковскому об этой попытке издать трагедию. "Очень хочется увидеть ее в печати" (ГБЛ, ф. 620, архив К. И. Чуковского). Но издание и на этот раз не состоялось, и статья Тынянова увидела свет раньше, чем текст, который она исследовала. В конце апреля начале мая 1928 г., готовя АиН, Тынянов писал Шкловскому: "Подготовляю к печати разное барахлишко в сборник, нашел статью об «Аргивянах» Кюхли (старая). Там утверждается, что Карамзин-камерник обошел театр, оставил его. Пушкин делает ставку на Хмельницкого (хороший водевилист)" (в тексте АиН Н. И. Хмельницкий только упомянут).
  Уже после издания АиН и дневника Кюхельбекера (Л., «Прибой», 1929) в руках Тынянова сосредоточился обширный архив поэта. В 1932 г. или начале 1933 г, он составил заявку (АК) в изд-во Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев с планом большого (ок. 35 печ. л.) издания документов этого архива (в том числе дневника периода ссылки, переписки, лицейских документов и других биографических материалов). Издание не состоялось. Не осуществился и замысел, неоднократно зафиксированный в бумагах Тынянова, "Пушкин и Кюхельбекер. Статья 2-я" (при публикации первой статьи на эту тему было указано, что отношения Пушкина и Кюхельбекера "после декабря 1825 г. являются предметом особой статьи". – ЛН, т. 16–18. М., 1934, стр. 376). Художественные произведения Кюхельбекера были собраны Тыняновым в 1939 г. а в известном издании "Библиотеки поэта", куда он и включил «Аргивян» (2-ю редакцию – полностью в большой серии, отрывки – в малой). Следует отметить, что двухтомник 1939 г. далеко не полностью отразил находившийся в распоряжении Тынянова богатейший архивный материал, часть которого впоследствии была утрачена б. Первоначально предполагалось 6-томное издание – см.: "Лит. газета", 1938, 5 февраля; материалы к этому изданию (картотеки и др.), подготовленные совместно с Б. И. Копланом, находятся в фонде Тынянова в ЦГАЛИ. Тем не менее двухтомник 1939 г. с большой биографической статьей, а также исследование "Французские отношения Кюхельбекера" (ЛН, т. 33–34, 1939, перепечатано в ПиЕС) явились значительным итогом многолетних разысканий, создавших совершенно новое представление о поэте. Тынянов дал пример преодоления того "наивного и трогательного «эстетства» наших старых критиков и историков литературы, находивших в стихах Тютчева "небрежность формы", а у Некрасова или Достоевского – просто "плохую форму"", о котором писал Б. М. Эйхенбаум, разъясняя выдвигавшуюся Опоязом задачу изучения массовой литературы в ее эволюционном значении (Б. Эйхенбаум. Литература. Л., 1927, стр. 131–132). Эта задача была очень близка Тынянову. Сохранился план 1929 или 1930 г., озаглавленный "Отверженные. Хрестоматия и исследования" и включающий перечень имен: "I серия. Барков; Бобров; Шихматов; Хвостов; Шаликов; Тредиаковский; Кюхельбекер; Шатров; Николев; Карабанов; Макаров". В другом плане, зафиксировавшем этот замысел, названы также Алипанов, Булгарин, А. А. Орлов (АК).
  а Работа была закончена в конце 1937 г. ("Лит. газета", 1937, 31 дек.).
  б О судьбе архива Кюхельбекера см.: Е. П. Мстиславская. Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера. – Записки Отдела рукописей ГБЛ, вып. 36. 1975.
  По проблематике работа об «Аргивянах» соотносится прежде всего со статьей "Архаисты и Пушкин", в которой Тынянов пересмотрел традиционную схему литературного процесса первой четверти XIX в. Трагедия Кюхельбекера эпизод архаистического движения, общая картина которого нарисована в "Архаистах и Пушкине". Но если там была показана борьба архаистов и карамзинистов, определявшая динамику литературной эволюции эпохи в целом, то в работе об «Аргивянах» предметом изучения является область, в которой, по Тынянову, господствовали архаисты, – область стихотворной драмы, где динамика обусловливалась несколько иными факторами. Для понимания этих факторов весьма важным представляется предложенное Тыняновым разграничение стиховой драматургии и драматической поэзии (позволяющее, между прочим, объяснить и «несценичность» драм Пушкина). После статьи об «Аргивянах» Тынянов предполагал вернуться к теме, обозначенной в его бумагах как "театр архаистов". В конце 20-х – 30-х годах он намечал монографические и комплексные работы о Катенине – драматурге, переводчике, теоретике, декламаторе, о Шаховском, Грибоедове, Кюхельбекере. В связи с основной проблемой – борьба карамзинистов и архаистов – он намеревался рассмотреть комедии «Аристофан» Шаховского (ср. в статье об "Аргивянах"), «Сплетни» Катенина, журнал "Драматический вестник", отношения Пушкина с Катениным и Грибоедовым. На этом фоне должно было быть показано "Горе от ума". В одном из планов "театр архаистов" составлял "II серию" «Отверженных». В эти же годы, после "Смерти Вазир-Мухтара", Тынянов вынашивал замысел отдельной большой биографической и историко-литературной работы о Грибоедове (в некоторых планах она названа книгой). Частично это исследование должно было строиться на материалах архива Кюхельбекера. Однако эти планы остались почти полностью нереализованными. С ними связаны только "Заметки о Грибоедове" ("Звезда", 1941, № 1). Статьи о "Прокофии Ляпунове" Кюхельбекера ("Литературный современник", 1938, № 1; то же – вступ. статья к отд. изд. трагедии – Л., 1938) и "Сюжет "Горя от ума"" (ЛН, т. 47–48, 1946; перепечатано в ПиЕС) не затрагивают темы "театр архаистов".
  На центральное место в работе об «Аргивянах» выдвигалась проблема соотношения с иноязычными литературами. Для методологических поисков 20-х годов характерна тенденция к пересмотру традиционного метода установления влияний и заимствований, к ограничению сферы их историко-литературной и теоретической интерпретации. Предпринимались усилия, чтобы подчинить регистрацию «параллелей» описанию именно национальных литературных явлений, не сводимых в своих кардинальных чертах к иноязычным воздействиям (см., напр.: Б. Эйхенбаум. Лермонтов. Л., 1924, стр. 28–30; Г. А. Гуковский. Русская поэзия XVIII века. Л., 1927, стр. 9-12). В статье 1921 г. "Тютчев и Гейне" (см. в наст. изд.) Тынянов наметил различение традиции как закономерной преемственности в национальном литературном развитии и генезиса – совокупности эмпирических обстоятельств, в толще которых эта традиция проявляется. Инолитературные влияния он относил ко второй сфере, считая, что они трансформируются под действием данной национальной традиции, – эта трансформация и должна быть вскрыта в результате исследования, тогда как само установление «параллели» не обладает эвристической силой и является только предварительной процедурой. В статье об «Аргивянах», рассматривая в связи с трагедией Кюхельбекера несколько европейских соответствий, Тынянов предпочел термину «источник» понятия фабульно-сценарные материалы и их обработка (ср. подобное использование терминологии кино в статье «Пушкин» – ПиЕС), стремясь уловить направление такой обработки, детерминированное национальным литературным процессом. В то же время ставился вопрос об «активности» самого материала, что соответствовало пониманию материала как конструктивного элемента произведения, выраженному в ПСЯ и "Литературном факте".
  И в этом и в других отношениях статья об «Аргивянах» может быть охарактеризована – в терминах теоретических работ автора (см. статьи "Тютчев и Гейне", "Литературный факт", "О литературной эволюции") – как опыт эволюционно-генетического подхода. Так, Тынянов стремился показать процесс и результат взаимодействия жанровой обусловленности (эволюционный фактор) и декабристского «задания» гражданской тираноборческой трагедии (генетический фактор). Генезис здесь включает и действие одного из «дальнейших» внелитературных рядов – политического: две редакции трагедии, при неизменности материала и жанровых очертаний, при том, что каждой из них было обеспечено аллюзионное восприятие «преддекабрьского» читателя, значительно разнятся в фабульном отношении, что связано, по-видимому, с размышлениями Кюхельбекера о возможной политической тактике антиправительственных сил в России (более радикальный вариант отражен во второй редакции – отсюда у Тынянова квалификации трагедии как «революционной», "народной").
  Статья Тынянова и издание 1939 г. открыли трагедию Кюхельбекера для историков литературы и исследователей декабризма, неоднократно после него обращавшихся к «Аргивянам».


[Закрыть]
[Материалы по истории русской драмы]

1

Центральная установка какого-либо течения [173]173
  О понятии «установка» см. в статьях «О литературной эволюции» и «Ода как ораторский жанр».


[Закрыть]сказывается на периферии литературы огромными и неожиданными даже результатами.

Основной речевой установкой архаистов было слово ораторское, произносимое. Речевой установкой течений «карамзинистских» (условное название) – слово напеваемое и слово разговорное. [См. статью "Ода как ораторский жанр".]

Ораторский принцип, принцип произносимости распространялся не только на стих. Еще в 1828 г. автор статьи о русской литературе, помещенной в «Атласе» Бальби (и вызвавшей резкую полемику в русских журналах), защищает ораторскую прозу Ломоносова [174]174
  В издании А. Бальби «Atlas Ethnographie du Globe on Classification des Peuples Anciens et Modernes d'aprиs leur langue. Partie historique et litteraire» (Paris, 1826) была помещена (анонимно) статья Н. И. Бахтина, друга и литературного единомышленника П. А. Катенина, – «Coup d'oeuil sur l'histoire de la langue Slave et sur la marche progressive de la Civilisation et de la Litterature en Russie». Она вызвала полемический отклик «Московского телеграфа» (1827, № 17–18). Бахтин отвечал Н. Полевому в «Сыне отечества» (1828, № 2, 6, 12) и «Атенее» (1828, № 12, 17). В «Сыне отечества» (1828, № 9-12) появился перевод статьи Бахтина (об ораторской прозе Ломоносова см. № 11, стр. 267), причем переводчик Д. К[афтыре]в оговорил свое несогласие с «Московским телеграфом». Эта полемика, обсуждавшаяся в известной переписке Катенина с Бахтиным («Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину». СПб., 1911), анализируется Тыняновым в «Архаистах и Пушкине».


[Закрыть], а в «Истории Государства Российского» архаист Катенин видит негласную победу архаистической ораторской прозы над вождем противоположного течения. Автор той же статьи отмечает, что с победой Карамзина русская драматургия пришла в полный упадок [175]175
  «Сын отечества», 1828, № 11, стр. 270–271; ср. ПиЕС, стр. 55.


[Закрыть].

Явление Озерова было встречено приветствиями со стороны карамзинистов, как замещение пустоты, создание недостающей драмы. Попытка, сделанная Вяземским в 20-х годах, представить его «романтиком», создателем "новой драмы", встретила резкий протест Пушкина [176]176
  Имеются в виду статья Вяземского «О жизни и сочинениях В. А. Озерова» в изд.: Сочинения Озерова, ч. 1–2. СПб., 1816–1817 и соответствующие оценки Пушкина в письме к Вяземскому от 6 февраля 1823 г. и в заметках на полях статьи, сделанных, по-видимому, в связи с подготовкой ее автором для нового издания Озерова (вышло в 1828 г.). См.: Л. Н. Майков. Пушкин. СПб., 1899, стр. 266–283; Н. Богословский. Спор Пушкина с Вяземским об Озерове. «Красная новь», 1937, № 1. В «Сыне отечества» в 1820 г. (№ 23, 24, 26–29) и в 1822 г. (№ 13, 18–20) шла полемика об Озерове, в связи с этим дебатировалась и основная лингвостилистическая проблема, разделявшая архаистов и карамзинистов. Материал полемики использован в «Архаистах и Пушкине».


[Закрыть]. В 20-х годах ясен стал факт, замалчивавшийся литературными деятелями карамзинизма: стиховая драма оказалась в руках архаистов – Шаховского, Катенина, Грибоедова [177]177
  См. также ПиЕС, стр. 33.


[Закрыть]. Ввиду общей литературной влиятельности течения карамзинистов факты негласной победы архаистов ускользали от внимания историков литературы. Только изредка всплывали он[и] в светлый план литературного сознания: так, об этих победах сказал Полевой в 1830 г. [178]178
  По-видимому, речь должна идти о 1833 г. – двух статьях Кс. Полевого по поводу «Сочинений и переводов в стихах» Катенина («Московский телеграф», 1833, № 8 и 12).


[Закрыть], подводя итоги литературной борьбы 20-х годов. Между тем нельзя рассматривать «Историю Государства Российского» вне этой негласной победы, так же как необъяснимо явление Грибоедова вне его живой связи с архаистическими тенденциями. Великая удача его комедии и неудача трагедии, к которой он стремился, соотносятся между собой.

Осознанию этих негласных побед мешало одностороннее и неверное, но прочно утвердившееся представление о теории архаистов, закрепленное их ходячим названием (возникшим в ходе полемики) «славянофилы». Характерно, что Вигель удивляется, например, тому, что Шаховской примыкал к «Беседе» и являлся воинствующим ее членом, так как и в его сочинениях вовсе не было славянизмов [179]179
  Ц. Ц. Вигель. Записки, т. 1. M., 1928, стр. 200. Кроме Шаховского Вигель называет в этой связи П. Ю. Львова и Г. В. Геракова.


[Закрыть].

Широта теоретических принципов архаистских течений не подлежит сомнению. Существовали группы переходные и эклектические. (В этом смысле предстоит анализ и пересмотр деятельности, например, Вольного общества любителей словесности, [наук] и художеств, Оленинского кружка и других объединений [180]180
  К настоящему времени накоплен определенный материал, характеризующий ВОЛСНХ и кружок Оленина в историко-литературном отношении. Из литературы последнего времени см., в частности: М. И. Гиллельсон. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974; М. Г. Альтшуллер. Крылов в литературных объединениях 1800-1810-х годов. В кн.: Иван Андреевич Крылов. Л., 1975; Н. В. Harder. Schiller in Russland. Berlin-Zurich, 1969, S. 122–135. О других литературных группах этого времени см. вступ. статьи Ю. М. Лотмана в книгах: Поэты начала XIX века. Л., 1961; Поэты 1790-1810-х годов. Л., 1971. Пересмотр всего вопроса о русской лингвостилистической ситуации 1800-1810-х годов дан в работе: Ю. Лотман и Б. Успенский. Споры о языке в начале XIX в. как факт русской культуры. – Уч. зап. Тартуского ун-та, вып. 358. Труды по русской и славянской филологии, XXIV. 1975.


[Закрыть].)

2

В вопросе о русской стиховой драме 20-х годов необходимо провести одно резкое разделение: существовали стиховые драматурги и драматические поэты.

Коренная разность таких явлений, как драматургия Шаховского, Катенина, Грибоедова, с одной стороны, Пушкина – с другой, заключалась в том, что первые были неразрывно связаны с конкретным театром своего времени, установка их вещей конкретно-театральная, тогда как драматургия Пушкина есть результат эволюции его жанров и установки на конкретный театр своего времени не имеет. Эволюция драматургии первых связана с эволюцией театра, эволюция драматургии второго – с эволюцией поэтических жанров.

Жанровая универсальность 20-х годов не похожа на таковую же тридцатых. Тридцатые годы – время стабилизации большой формы, доставшейся в наследство от двадцатых, – в эту эпоху жанровый вопрос не стоит уже остро (именно вследствие стабилизации жанров) – и на основе готовых жанров тем ярче выступают стилистические элементы. (Таково в общих чертах отличие лермонтовского эпоса от пушкинского [181]181
  Ср.: Б. Эйхенбаум. Лермонтов. Л., 1924, стр. 29.


[Закрыть].) Жанровая универсальность 20-х годов не сосуществование жанров, а их взаимодействие и комбинирование. Таков был центральный пункт в теоретической системе Пушкина по отношению к «романтической поэзии» [182]182
  Cр. ПиЕС, стр. 63–64.


[Закрыть].

С этой точки зрения стиховая драма Пушкина несоизмерима с драмой профессиональных драматургов, которая обычно создается на основе строго ограниченной жанровой традиции – традиции чисто драматической (Шаховской, Грибоедов, Хмельницкий). Здесь разнится не только степень установки на театр, но и самый круг задач и круг материала.

Характер жанровой универсальности Пушкина – явление исключительное, разумеется, не только для 20-х годов, но и для европейской литературы, по необычайной, мало для нас в настоящее время понятной смелости переходов и колоссально быстрому темпу эволюции [183]183
  Попытка уловить динамику этого развития была сделана в статье «Пушкин» (1928). Отличительной чертой Пушкина Тынянов считал именно его «эволюционный диапазон», тогда как сама по себе жанровая универсальность «общий признак литературы 20-х годов» (ПиЕС, стр. 122–123).


[Закрыть]. Но по существу она типична именно для 20-х годов, эпохи новых стиховых жанров, новой большой формы. Тогда как второстепенные поэты 30-х годов, эпохи, которой досталась по наследству великая стиховая культура 20-x годов, по преимуществу работают в области отстоявшихся жанров, второстепенные поэты 20-х годов по жанровому размаху и грандиозности ставимых проблем – под стать Пушкину. Кюхельбекер назвал в дневнике своем одного небольшого поэта «горе-богатырем». Этот эпитет применил к нему самому И. Н. Розанов [184]184
  Так назвал Кюхельбекер В. Н. Олина («Дневник», стр. 125). Работы И. Н. Розанова – о Катенине (гл. в его кн.: Пушкинская плеяда. М., «Задруга», 1923), о «поэтах-шишковистах» (гл. «Отверженные», ср. выше об одноименном плане Тынянова, в его кн.: Русские лирики. Историко-литературные очерки. М., 1914) – имели определенное значение для Тынянова, как и указание Н. К. Пиксанова на тяготение Катенина к идеям Шишкова (см. соответствующие ссылки в «Архаистах и Пушкине»). Розанов, как и Тынянов, разделял мнение, основанное на свидетельстве Плетнева о том, что Кюхельбекер является прототипом Ленского (см.: И. Н. Розанов. Поэты-декабристы. Кюхельбекер Ленский. – «Красная новь», 1926, № 6).


[Закрыть]. «Горе-богатыри» в литературе отличаются от «богатырей» не задачами, которые ставятся перед ними, а методом их разрешения и результатами. Для анализа литературной эволюции необходимо же учесть и самую постановку задач – и с этой стороны мы вовсе не обязаны отбирать исключительно «хорошее», а только «значительное» и «типическое». Такой эволюционно «значительной» представляется мне драматургия Кюхельбекера, в частности трагедия его «Аргивяне». На ней отразились поиски жанра в области стиховой драмы, связанной с поэтическими жанрами.

3

До нас дошло несколько стиховых драм Кюхельбекера: 1) «Кассандра», 1821 г., 2) «Аргивяне», 1822–1825 гг., 3) «Шекспировы духи», 1824 г., 4) «Ижорский», 1835 г., 5) «Макбет», перевод из Шекспира, неизвестных годов. Большая часть его драматургии, о которой он упоминает в дневниках, до нас не дошла [185]185
  Перечень драм Кюхельбекера здесь неполон. Ко времени выхода АиН Тынянов располагал только небольшой частью собранной им впоследствии обширной коллекции рукописей Кюхельбекера, которые стали поступать к нему, по свидетельству В. А. Каверина (ТЖЗЛ, стр. 29), в 1928 или 1929 г. В конце 30-х годов Тынянов опубликовал по автографам трагедию «Прокофий Ляпунов» (см. выше), драмы «Иван, купецкий сын» (впервые полностью в кн.: В. К. Кюхельбекер. Драматические произведения. Л., 1939) и «Архилох» (сохранившиеся отрывки – там же). Кроме того, у Тынянова находились рукописи переводов из Шекспира («Ричард II», «Ричард III», «Генрих IV», «Макбет», «Венецианский купец», см. об этих переводах: Ю. Д. Левин. Рассуждение В. К. Кюхельбекера об исторических драмах Шекспира. – В кн.: Международные связи русской литературы. М.-Л., 1963; его же. В. Кюхельбекер – автор «Мыслей о „Макбете“». – «Русская литература», 1961, № 4), «Григория Отрепьева» (начало перевода «Димитрия» Шиллера), либретто оперы «Любовь до гроба, или Гренадские мавры» (переделка трагедии Кальдерона «Любовь после смерти») и оратории Гайдна «Возвращение Товия». О двух последних произведениях и о вновь найденном переводе из «Агамемнона» Эсхила см.: В. Бочкарев. Ранние драматические произведения Кюхельбекера. – «Филологические науки», 1961, № 2 (также в его кн.: Русская историческая драматургия периода подготовки восстания декабристов (1816–1825). Куйбышев, 1968 (ср. прим. 18). Как указывал Тынянов, не сохранилась только драма «Шуйский» (или «Падение дома Шуйских»). – В. К. Кюхельбекер. Лирика и поэмы. Л… 1939, стр. XXVIII; ср. М. К. Азадовский. Затерянные и утраченные произведения декабристов. – ЛН, т. 59, М.-Л., 1954, стр. 689, 767. «Кассандру» Тынянов в изд. 1939 г. поместил среди поэм, датировав ее 1822–1823 гг. (В. К. Кюхельбекер. Лирика и поэмы, стр. XXXII; в примечаниях на стр. 471 вторая дата искажена опечаткой).


[Закрыть]. Из перечисленных пьес напечатаны: I действие «Аргивян» («Мнемозина», 1824, ч. III) [186]186
  Более подробный перечень публикаций отрывков из «Аргивян» Тынянов дает ниже (гл. 5). Кроме того, Б. В. Томашевский указал на публикацию в «Сыне отечества», 1838, т. 4, июль (см.: «Декабристы и их время». М.-Л., 1951, стр. 89–96), ошибочно датировав отрывок (см.: Э. Найдич. Новое о трагедии Кюхельбекера «Аргивяне». – ЛН, т. 59, стр. 519). Вторая редакция (незаконченная) была опубликована Тыняновым во II т. издания 1939 г., первую см. в кн.: В. К. Кюхельбекер. Избранные произведения в двух томах, т. 2. М.-Л., 1967. «Шекспировы духи» вышли отдельной книгой – СПб., 1825, две первые части «Ижорского» – так же: СПб., 1835 (ч. III напечатал Тынянов в изд. 1939 г.). Подробнее о публикациях драм Кюхельбекера см. прим. Н. В. Королевой в изд. 1967 г.


[Закрыть], «Шекспировы духи», «Ижорский». Не принадлежит Кюхельбекеру значащаяся под его именем в отчете Публичной библиотеки за 1884 г. стиховая драма «Кассандра в чертогах Агамемнона» [187]187
  Отчет имп. Публичной библиотеки за 1884 г. СПб., 1887, стр. 46–47.


[Закрыть]. ["Кассандра в чертогах Агамемнона", хранящаяся, как и [1-я] ред. «Аргивян» и «Кассандра», в бумагах Жуковского, принадлежит Мерзлякову и по сличению с печатным текстом представляет первоначальный вариант. Смешение произошло, вероятно, из-за близости тем.]

Кюхельбекер и в лирике и в стиховой драме – поэт теоретизирующий. Каждая его вещь снабжена предисловиями и обильными комментариями, не только имеющими характер реальный, но часто являющимися и теоретическим обоснованием того или иного приема. Здесь сказывается поза новатора, которым Кюхельбекер неизменно себя сознавал. И новаторство лежит здесь прежде всего в области жанра. Наиболее прямым примером жанрового новаторства может служить позднейший его «Ижорский», задуманный как мистерия, moralite [188]188
  См. предисловие Кюхельбекера к «Ижорскому».


[Закрыть], более сложным и эволюционно значительным – трагедия «Аргивяне». Уже в первой его стиховой драме «Кассандра» сказываются черты, получившие дальнейшее развитие и завершение в «Аргивянах»: драма Кюхельбекера является результатом его лирики и разрабатывается сначала на античном материале (через призму лирической обработки Шиллера и Жуковского [189]189
  Имеется в виду баллада Шиллера «Кассандра», переведенная Жуковским (1809). «Кассандра» Кюхельбекера имеет посвящение Жуковскому.


[Закрыть]), а потом и на основе изучения античных форм.

"Кассандра" представляет собою явно комбинированный жанр; это не столько лирическая драма, сколько драматизованное лирическое стихотворение. Характерно чередование в разных партиях разных размеров и строф, причем диалог Калхаса и Кассандры – диалог только по видимости, а на самом деле короткие реплики Калхаса по характеру близко подходят к репликам хора – это не прямой ответ на монолог, а всегда абстрактная сентенция, или предостережение, или сообщение. Таким образом, здесь дан диалог, по характеру своему не явно драматический, а лирический. Осознание этих лирических партий как хоровых произошло в «Аргивянах». Кроме того, нужно отметить еще две черты стиля «Кассандры»: 1) ввод в партии Кассандры рефрена и коротких окончаний, замыкающих строфы, 2) старательно выдержанный, намеренно подчеркнутый колорит античности: Аполлон назван Локсием, Аякс Аясом; сюда же изысканные античные имена – Тиндар, Гекатея; вместо принятого «эллины» употребляется «гелены» и т. д., так что для объяснения всех этих имен, важных по своей лексической окраске [190]190
  О лексической окраске слова как факторе стиховой семантики см. ПСЯ, стр. 89–94; о «собственных именах, очень сильно сохраняющих лексическую окраску», – там же, стр. 139–142.


[Закрыть], понадобились даже особые примечания.

В 20-х годах Кюхельбекер углубляет свои античные изучения – начинается чтение Эсхила и Софокла в подлинниках [191]191
  См. письмо Кюхельбекера к В. Ф. Одоевскому от 23 марта 1825 г. («Русская старина», 1904, № 2, стр. 379). О греческих авторах в библиотеке Кюхельбекера см.: ЛН, т. 59, стр. 449–450. Ср.: А. Н. Егунов. Кюхельбекер читатель Гомера. – В кн.: Русско-европейские литературные связи. М.-Л., 1966.


[Закрыть]и работа над древними историками. Это сказывается в его трагедии «Аргивяне».

4

Вопрос об «античном влиянии» на русскую литературу, так же как и вопрос о «западноевропейском влиянии», при ближайшем рассмотрении оказывается вовсе не вопросом о «влияниях». Модный одно время метод усматривать в любых произведениях множество влияний был связан с психологическим отношением к литературе. Чем далее он развивался, тем более выяснялась его несостоятельность. В «Руслане и Людмиле» один исследователь насчитал более 80 отдельных «влияний», и это нисколько не подвинуло вопроса о ней. В результате этого метода произведение являлось суммой влияний, писатель пассивной психологической губкой, впитывавшей со всех сторон влияния, а русская литература – не рядом, соотносящимся с русским же бытом и обществом, а рядом, соотносящимся только с иноземными литературами.

Между тем «влияния» оказываются явлениями разнородными. Движущийся в определенном направлении писатель находит аналогичные направления в иноземных литературах и привлекает их результаты. Либо он ищет материалов и в этих поисках привлекает иноземные материалы. Это, разумеется, разные вещи. Своя литература определяет выбор и значение того и другого.

"Илиада" Гнедича была событием не только и не столько потому, что была переводом «Илиады», сколько и потому, что в ней был дан новый вид русского стихового эпоса (ср. оживленную и даже яростную полемику вокруг вопроса об эпическом метре и русском гекзаметре, которая идет в 1814–1820 гг. и снова возобновляется в 30-х годах Сенковским) [192]192
  Полемика Уварова и Гнедича с Капнистом о русском гекзаметре велась в «Чтениях в Беседе любителей русского слова» (1813, кн. 13, стр. 56– 174; 1815, кн. 17, стр. 18–42, 47–66). Об этой полемике и некоторых выступлениях в «Чтениях…», предшествовавших ей, см. ПиЕС, стр. 32–33. Споры начала XIX в., разрешенные Гнедичем и Жуковским, восходят к опыту Тредиаковского в «Тилемахиде» (ранее в «Аргениде»), признанному неудачным, но взятому под защиту Радищевым. Гекзаметр теоретически и практически осваивали Галинковский, Мерзляков, Воейков, Востоков, Дельвиг, Кюхельбекер и др. Сенковскому принадлежит статья «О древнем гекзаметре» (1841, см. его Собр. соч., т. VII. СПб., 1859), написанная по поводу «Одиссеи» Жуковского (ср. об этой статье в «Мелодике…» Эйхенбаума – ЭП, стр. 351–356), и статья «Гекзаметр» в 13-м томе «Энциклопедического лексикона» Плюшара (1838). См.: А. Егунов. Гомер в русских переводах XVIII–XIX веков. М.-Л., 1964; К. Burgi. A History of the Russian Hexameter. Hamden, [1954]. Ср.: M. Г. Альтшуллер. «Слово о полку Игореве» в кругу «Беседы любителей русского слова». – ТОДРЛ, т. XXVI. Л., 1971.
  В "Архаистах и Пушкине" Тынянов связал полемику о гекзаметре с другим эпизодом – спорами об использовании октавы в русской поэзии (начавшимися по поводу переводов из "Освобожденного Иерусалима" Тассо), которые он также объяснял поисками метрических форм для героического эпоса (ПиЕС, стр. 46–49). Ср.: Н. В. Измайлов. Из истории русской октавы. – В кн.: Поэтика и стилистика русской литературы. Памяти акад. В. В. Виноградова. Л., 1971; "Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина". Л., 1973, гл. 5.


[Закрыть]. Как перевод удовлетворяла и «Илиада» Кострова, и даже более, чем «Илиада» Гнедича. M. M. Кубарев, товарищ Погодина и любомудров, знаток античности, всегда, например, «был того мнения, что перевод „Илиады“, сделанный Костровым <…> хотя и не размером подлинника, но выше перевода Гнедичева». ["Русский архив", 1889, кн. 1, стр. 167.]

Таково было мнение специалиста, смотрящего на «Илиаду» Гнедича только как на перевод.

Батюшков отстаивает Петрарку и Ариоста [193]193
  Имеются в виду статьи Батюшкова «Петрарка», «Ариост и Тасс», его переводы из этих поэтов и «Речь о влиянии легкой поэзии на язык». Ср. отрицательное отношение Катенина к Петрарке (ПиЕС, стр. 54–55; «Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину», по указателю).


[Закрыть]вовсе не как итальянских писателей и не как писателей «вообще», а как нужные ему образцы для преобразования русского поэтического языка и жанров.

Кюхельбекер и за ним Катенин нападают так яростно на Горация ("прозаический стихотворец" – отзыв Кюхельбекера, "светский самодовольный педант" – отзыв Катенина [194]194
  В статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» Кюхельбекер называет Горация «прозаическим стихотворителем» («Мнемозина», ч. II, 1824, стр. 41). Как указал Тынянов, определение «прозаический» дано Горацию в «Эстетике» Ф. Бутервека (ПиЕС, стр. 99). Катенин писал о Горации в «Размышлениях и разборах»: «Я вижу в нем какое-то светское педантство, самодовольное пренебрежение к грубой старине» («Литературная газета», 1830, № 11, стр. 168). Ср. ПиЕС, стр. 54–55.


[Закрыть]), потому что Гораций был поэтическим героем поколения карамзинистов.

Отзыв Катенина об античной комедии – отзыв заинтересованного современника-архаиста: "<…> что бы ни говорили некоторые из новейших критиков, комедия в Греции, переродясь из древней в новую, нисколько не выиграла: смелые политические карикатуры все же любопытнее и ценнее невинных картинок, украшающих английские романы прошедшего столетия". ["Литературная газета", 1830, № 19, стр. 151. "Размышления и разборы".] Того же мнения был и Шаховской (см. его предисловие к "Аристофану"). Точно так же нападки на «жеманного» Еврипида являются более нападками на Озерова, чем на Еврипида. ["Литературная газета", 1831, № 43, стр. 53, то же.]

И здесь очень любопытна корреляция, взаимоотношение, на которое до сих пор не обращалось внимания: например, поэты, культивирующие античные метры и жанры, часто одновременно работают на метрах и жанрах народной песни. Таковы, например, Мерзляков и Дельвиг. Одна и та же функция – обход метрического стиха и обновление лирических жанров – совершаются двумя, на первый взгляд, далекими формами: античной и народной [195]195
  Кюхельбекер наметил собственную схему такого «обхода» в статье «Взгляд на нынешнее состояние русской словесности» (газета «La Conservateur Impartial», 1817, № 77; перевод – «Вестник Европы», 1817, № 17–18); отмечая опыты Радищева и Нарежного, он особое место среди реформаторов русского стиха отводит Востокову, продолжателями которого считает Гнедича и Жуковского.


[Закрыть].

Точно так же "античная трагедия с хорами" – «Аргивяне» Вильгельма Кюхельбекера по вопросам, в ней поставленным, ближе к «народной» трагедии Пушкина "Борис Годунов", чем, например, к переводам античных трагедий Мерзлякова. Вместе с тем, и самый античный материал в 20-е годы обладал вовсе не той слабой актуальностью, что сейчас. Каждое общественное движение (равно как и литературное) любит искать своих предшественников, опирается на них и фразеологически под них драпируется. Таким фразеологическим и лексическим планом в 20-е годы был античный план. [Эта функция его, как и другая – защитная, «цензурная» функция, вскрыта в печатающейся работе В. Гофмана о Рылееве [196]196
  В. Гофман. Рылеев – поэт. – В сб.: Русская поэзия XIX века. Под ред. и с предисл. Эйхенбаума и Тынянова. Л., 1929. Статья рассматривает поэзию Рылеева в свете ряда проблем, которыми занимался Тынянов (литературный факт, эволюционное значение эпигонской литературы и др.). Для взглядов Тынянова конца 20-х годов показательна характеристика, которую он дает работе Гофмана в предисловии к сб.: «Важным по результатам представляется обследование Рылеева В. Гофманом. Наблюдены факты, помогающие яснее соотнести поэзию Рылеева с общественным движением того времени (пока только объясняли этим движением его темы, причем иногда делали и наоборот: доказывали ту или иную черту декабризма его стихами)» (стр. VIII).


[Закрыть].]

Какое хождение имел античный материал и какое значение имел он, легко заключить хотя бы из такого показания И. Д. Якушкина: "В это время мы страстно любили древних: Плутарх, Тит Ливий, Цицерон, Тацит и другие были у каждого из нас почти настольными книгами. Граббе тоже любил древних. На столе у меня лежала книга, из которой я прочел Граббе несколько писем Брута к Цицерону, в которых первый, решившийся действовать против Октавия, упрекает последнего в малодушии. При этом чтении Граббе видимо воспламенился и сказал своему человеку, что он не поедет со двора (к Аракчееву, как собирался. – Ю. Т.), и мы с ним обедали вместе". [И. Д. Якушкин. Записки. М., 1905, стр. 19.] Эта непосредственная семантическая влиятельность античного материала влечет к «античному» словарю поэзию 20-х годов и к тематическому материалу античности.

Всего любопытнее обмолвки или, может быть, попытки "обратного перевода" античных тем. Так, в трагедии Кюхельбекера, несмотря на старательнейшим образом выдержанный античный колорит, несмотря на введение драматических форм, долженствовавших быть каким-то аналогом античной трагедии (хор), нередко вместо «тиран» встретим «царь», вместо «агора» – «вече». Так античный материал, который теперь вовсе не ощущается как некоторая семантическая «надстройка», был ею в 20-е годы.

Подобия античных метров (пусть они на деле были бесконечно далеки от подлинных), как и подобие античной драмы, были формальными средствами борьбы с принятыми формами. Античный материал был условной семантической окраской тогдашней политической и художественной речи.

5

«Аргивян» Кюхельбекер писал в 1822–1825 гг. [197]197
  Во вступительной статье к изданию Кюхельбекера 1939 г. Тынянов цитировал письмо поэта к Ю. К. Кюхельбекер от 18 декабря 1821 г. (см. прим. 30), которое позволяет датировать начало работы над трагедией концом 1821 г.


[Закрыть]Сохранились две рукописных редакции – первая и вторая, столь отличные друг от друга, что вторую редакцию приходится считать как бы разработкой того же материала на других принципах. Первая редакция, хранящаяся в Публичной библиотеке [198]198
  Местонахождение первой и второй (см. ниже в статье) рукописных редакций «Аргивян» не изменилось.


[Закрыть], представляет собой полный авторизованный список. Первая редакция дает пять действий и одно большое междудействие (между III и IV). [Рукопись написана на бумаге с водяными знаками 1822 г.; всего в ней 114 больших страниц (3080 стихов). Трагедии предпосланы «замечания», числом 59, представляющие собой не только объяснения типа реалий, но и теоретические экскурсы.]

От второй редакции дошло три действия (I действию первой редакции соответствует пролог) – 2280 стихов. Пролог был напечатан в «Мнемозине» 1824 г. [199]199
  Ч. II, стр. 1-28. Пролог был помещен непосредственно перед программной статьей Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии…». Эта статья прямо связывается с «Аргивянами» в известных заметках Кюхельбекера о литературной ситуации 1824 г. («Литературные портфели», т. 1, 1923, стр. 73).


[Закрыть]Отдельные хоры, счетом два, напечатаны в «Соревнователе просвещения и благотворения» за 1825 г., № VI и VII; цитата из третьего действия появилась в виде примечания к одной из прозаических статей Кюхельбекера в первой части «Мнемозины» [Эта цитата имела более счастливую судьбу, чем вся трагедия. Четыре стиха эти Н. Лернер признал, как известно, пушкинскими на том основании, что стихи хороши и Пушкин даже хотел взять их эпиграфом. Стихи имеются в Полном собр. соч. Пушкина, изд. Брокгауза, в т. VI, «Новые приобретения пушкинского текста». Стихи, действительно, хорошие [200]200
  Цитата, о которой идет речь, появилась в публикации «Отрывка из путешествия по Германии» («Мнемозина», ч. I, 1824, стр. 93–94; в АиН, стр. 301, ошибочно указана III ч. «Мнемозины»). О неверной атрибуции Лернера см. в статье «Мнимый Пушкин» в наст. изд.


[Закрыть].]. Рукопись этой редакции хранится в Пушкинском Доме.

Факты и отзывы таковы. В исходе 1822 г. первая редакция «Аргивян» стала известна друзьям, Дельвиг пишет около этого времени: ""Кассандра" твоя хорошие идеи в сторону – урод; два акта трагедии «Тимолеон», которые я читал, имеют много хороших стихов, но хоры однообразны; слишком много поют об Евменидах, а сцены не движутся; не знаю, каковы три последние. Ты страшно виноват перед Пушкиным. Он поминутно о тебе заботится <…> желает знать что-нибудь о "Тимолеоне"" [201]201
  «Русская старина», 1875, т. 13, стр. 360 (то же: А. А. Дельвиг. Сочинения. 1893, стр. 150).


[Закрыть]. Это письмо любопытно, между прочим, и тем, что Дельвиг называет здесь трагедию «Аргивяне» по имени главного действующего лица («Тимолеон»). По тону Дельвига можно предположить, что она вначале и называлась так [202]202
  Cр. в письме Кюхельбекера к сестре от 18 декабря 1821 г.: «<…> план трагедии „Аргивяне“, или, чтоб назвать ее не по ходу, а по предмету „Тимолеон“, – чрезвычайно меня занимает» (В. К. Кюхельбекер. Лирика и поэмы, стр. XXVII–XXVIII).


[Закрыть]. Это не безразличный для нас момент. В первой редакции первое примечание гласит: «Автор назвал свою трагедию „Аргивянами“, потому что хор в оной состоит из пленных аргивян. Он в этом следовал примеру греков, называвших нередко трагедию по хору. Доказательством сего могут служить „Эвмениды“ и „Хоэфоры“ Эсхила, „Феникиянки“ Еврипидовы и проч.». Название в стиховой драме, вообще, вещь заслуживающая внимания. [Ср. замечательное наблюдение Л. Поливанова по поводу полного названия пушкинского «Бориса Годунова» [203]203
  См. ПиЕС, стр. 147.


[Закрыть].]

Название трагедии по участникам хора совершенно изменяет установку на главного героя, и здесь любопытна самая смена: от «Тимолеона» до «Аргивян». Эта смена лишь один из этапов в переработке трагедии у Кюхельбекера от первой редакции ко второй. [Кроме законченных пролога и двух действий сохранилось еще несколько черновых отрывков, по-видимому, из третьего действия. Есть основание предполагать, что во второй окончательной редакции «Аргивяне» так и не были закончены, хотя были доведены до 4-го акта (см. письмо Кюхельбекера В. Ф. Одоевскому от 1825 г. – "Русская старина", 1904, № 2, стр. 381). Так, Вяземский писал Пушкину в сентябре 1825 г.: "<…> новою катастрофою запутываешь ход своей драмы (дело идет о личной «драме». – Ю. Т.) и углубляешься в нее, как в лес или Кюхельбекер в своих «Аргивянах», который чем более писал, тем менее знал, когда кончит" [204]204
  Письмо от 28 августа и 6 сентября 1825 г. (XIII, 221).


[Закрыть]. Это, конечно, относится только к окончательной редакции; первая редакция, хранившаяся у Жуковского, была закончена и известна друзьям Пушкина.

Продолжаю о внешней истории «Аргивян».

Первую редакцию «Аргивян» в 1823 г. Кюхельбекер отправил Е. А. Энгельгардту для передачи Жуковскому и обсуждения вопроса о ее печатании. Энгельгардт, который, не видав трагедии, хотел рассмотреть, можно ли и нужно ли посвятить ее государю, подверг ее "гражданской келейной цензуре" [205]205
  Из письма Энгельгардта Кюхельбекеру от 24 января 1823 г. – «Русская старина», 1875, т. 13, стр. 364.


[Закрыть]. «Твоих „Аргивян“ я получил, – пишет он в письме от 12 июня 1823 г., – и просмотрел их прозаически, ибо о пиитическом их достоинстве судить не мое дело. И так, как прозаик, как друг твой и как человек, прошедший через горькую школу опыта, скажу тебе: „Аргивян“ ныне тебе печатать нельзя <…>. В „Аргивянах“ есть множество мест, мыслей, выражений, из коих могут извлечь яд, чтобы тебя отравить, погубить. Я передал все Гнедичу и Жуковскому, они, кажется, к тебе хорошо и искренно расположены; они, вместе, внимательно прочитают твое сочинение и произнесут приговор решительный. [»Русская старина", 1875, т. 13, стр. 370–371.] Сохранилась записка Гнедича к Жуковскому от июля 1823 г. (в «Русском архиве» ошибочная дата: 5 июня 1822 г. – очевидно, 5 июля 1823 г.), из которой видно, что он доставил «Аргивян» Жуковскому, но от обсуждения трагедии, по-видимому, уклонился: «<…> Я взялся было доставить тебе <…> прилагаемый пакет от Кюхельбекера. Об этом просил меня Егор Антонович Энгельгардт, на имя которого прислал Кюхельбекер своих „Аргивян“, тебе для доставления. Если будешь отвечать ему, письмо можно доставить Энгельгардту» [206]206
  «Русский архив», 1875, кн. 3, стр. 365.


[Закрыть].