Текст книги "Поэтика. История литературы. Кино."

Автор книги: Юрий Тынянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

ПРИЛОЖЕНИЯ

ТЮТЧЕВ И ГЕЙНЕ [836]836
  ТЮТЧЕВ И ГЕЙНЕ
  Публикуется впервые. Печатается по рукописи (ЦГАЛИ, ф. 2224, оп. 1, ед. хр. 56). Рукопись представляет собою четыре главы большой – монографического типа – незавершенной работы (1917–1920).
  В рукописи авторская дата: 1922 (в конце I главы, поставлена, видимо, в связи с предполагавшейся ее публикацией). Датировку эту, однако, должно оспорить. Уже в письме к С. А. Венгерову от 11 августа 1918 г. Тынянов предлагает в качестве дипломного сочинения работу "Тютчев и Гейне (история встречи и поэтич[еского] взаимодействия)" (ИРЛИ, ф. С. А. Венгерова). В незаконченной статье 1919 г. "О пародии" видны следы внимательного анализа поэтики Гейне (см. прим. к статьям "Достоевский и Гоголь" и "О пародии"). В обоих ранних списках своих неопубликованных работ – от 25 и 27 декабря 1920 г. Тынянов уже называет "исследование "Тютчев и Гейне"". Рукопись монографии вполне подтверждает эти указания. Сохранившиеся черновики некоторых разделов I главы написаны еще по старой орфографии; меж тем в беловой текст они вошли целиком, лишь с небольшой стилистической правкой; один из таких разделов (9-й) был включен в текст более поздний даже непереписанным. Биографические разделы, таким образом, восходят к 1917–1919 гг., а судя по почерку черновиков, и к более раннему времени. Вспоминая о знакомстве с Тыняновым в 1913 г., Ю. Г. Оксман сообщает, что он уже в то время изучал биографию Гейне (архив Ю. Г. Оксмана). К университетским годам относится и большое количество выписок и конспектов литературы по немецкому романтизму и биографии Гейне (ЦГАЛИ, АК). Но и другие главы были написаны гораздо ранее 1922 г. В фонде К. И. Чуковского (ГБЛ, ф. 620) хранится отчет Литературного отдела Дома искусств за 1921 г., в котором значатся два доклада Тынянова: "Гейне в России" и "Блок и Гейне" а, отражавшие, как позволяет судить тема первого и опубликованный текст второго, содержание II и IV глав монографии. Косвенным подтверждением нашей датировки является то, что в монографии не отражены важные для Тынянова статьи Блока о Гейне 1920 г., которые он рассматривает в "Блоке и Гейне" (1921).
  а Один из этих докладов был прочитан, очевидно, на вечере Опояза в Доме искусств 9 марта 1921 г. (афиша вечера в ф. К. Чуковского); последний доклад был повторен в ГИИИ 9 октября 1921 г. (ГИИИ-1927, стр. 44).
  Не позже лета 1921 г. была подготовлена к печати статья "Тютчев и Гейне" (см. прим. к ней в наст. изд.), представляющая собою извлечение из монографии – в том числе и из ее заключительного раздела (сопоставительный анализ стихотворения Гейне "Es treibt dich fort…" и тютчевского "Из края в край…". Кроме этой статьи на основе монографии были написаны еще две работы – "Блок и Гейне" (II ее глава; в сб.: Об Александре Блоке. Пг., 1921) и "Портрет Гейне" (в кн.: Г. Гейне. Сатиры. Пер. и предисл. Тынянова, Л., 1927). Сама же монография, как писал Тынянов в анкете 1924 г., не могла быть напечатана в полном объеме "из-за общих издательских условий" (ИРЛИ, ф. 172, ед. хр. 129).
  В статье в "Книге и революции" (1922, № 4) на материале творчества Тютчева и Гейне ставилась прежде всего теоретическая задача – проблема генезиса и традиции. В монографии же выдвигались задачи историко-литературные и биографические – и работа, проясняя историю изучения Гейне в России, сохраняет интерес в обоих этих планах (например, не повторенные в тютчевиане предположения о реальной основе стихотворения "Не верь, не верь поэту, дева…" или напрашивающаяся на дальнейшие разыскания тема: как могли поэты после встречи в Вандсбеке узнавать друг о друге).
  Тынянов широко известен как переводчик поэзии Гейне (принципы своих переводов он изложил в статье "Портрет Гейне"). В незаконченной монографии находим неизвестные образчики его переводов художественной и эпистолярной прозы поэта. Работа любопытна еще в одном отношении – как первый известный нам случай, когда Тынянов позволил себе нарисовать некоторые картины рукой беллетриста (ср. пассажи о Мюнхене и мюнхенцах). Не случайно в позднейших планах Тынянова фигурируют темы беллетристических замыслов: "Тютчев в Мюнхене" и "Греч и мать Гейне" (блокноты 1928–1929 гг. – АК).
  Вобравшая в себя тексты, отстоящие от времени последней редакции (1920 г.) на несколько лет, работа отразила в известной мере путь формирования научных взглядов Тынянова – от биографизма, близкого к студенческой (1914 г.) работе о "Каменном госте" (см. стр. 513), до формулировок, характерных для раннего Опояза и позже у Тынянова в такой прямолинейной форме не встречающихся (стр. 565, 379). Последние главы характеризуют тот этап стиховедческих штудий Тынянова, который непосредственно предшествовал ПСЯ, и существенно расширяют представления об опоязовском стиховедении.
  Публикуемая рукопись по степени обработанности неоднородна. Наиболее законченный вид имеет первая глава, представляющая собой беловую редакцию. Остальные главы – это черновая рукопись, с многочисленными поправками, вычеркиваниями, вставками. Точное место таких вставок в ряде случаев автором не обозначено, и оно отыскивалось нами по контексту. Текст I главы начиная с восьмого раздела и до ее конца подвергся позднейшей авторской правке. Характер этой правки с очевидностью показывает, что она была сделана в связи с предполагавшейся публикацией нескольких разделов в виде самостоятельной статьи. Стилистическая правка нами всюду учтена. Но кроме нее в данных разделах сделано несколько больших сокращений (до полутора машинописных страниц каждое). В связи с тем, что купюры эти носят механический характер и вызваны скорее всего необходимостью уменьшения объема предполагавшейся публикации, они нами игнорировались. В двух случаях были исключены замечания, основывавшиеся на ошибочных датировках и неточных текстах в старых изданиях Тютчева.


[Закрыть]

I

1

В 1822 году родственник 19-летнего Тютчева гр. Остерман-Толстой [837]837
  Граф А. И. Остерман-Толстой (1770–1857) – троюродный брат матери поэта, Екатерины Львовны, урожд. Толстой. Из Москвы Тютчев выехал 11 июня 1822 г. (Г. Чулков. Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева. М.-Л., «Academia», 1933, стр. 19).


[Закрыть]«посадил его с собой в карету и увез за границу», и, по характерным словам биографа, «это был самый решительный шаг в жизни Тютчева» [И. С. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886, стр. 17]. 22 года с перерывами оставался Тютчев за границей, из них 14 лет прожил в Мюнхене. Факт этот стал основным в его биографии, но все значение его выяснится лишь в том случае, если мы вспомним болезненную власть над Тютчевым пространства, его «самого страшного врага» [838]838
  Из письма Тютчева Э. Ф. Тютчевой от 22 июля 1847 г. (в подлиннике по-французски). – «Русский архив», 1898, кн. III, № 12, стр. 561; то же: «Старина и новизна», 1914, кн. 18, стр. 22. Ср. аналогичное сопоставление тютчевской «ненависти к пространству» и ощущения «ненужности» писем в статье Б. Эйхенбаума «Письма Тютчева» (Б. Эйхенбаум. Сквозь литературу. Сб. статей. Л., 1924, стр. 51–54; впервые – «Русская мысль», 1916, кн. 3).


[Закрыть]. Писание писем для него тяжелый труд – он кажется сам себе сумасшедшим, который разговаривает с самим собою, никогда нет у него чувства, что есть кто-то на расстоянии, кто ждет его письма. ["Старина и новизна", 1915, кн. 19, стр. 181.] И потому разлука для него – как бы сознательное небытие («comme un neant qui avait conscience de lui meme») ["Старина и новизна", 1914, кн. 18, стр. 5], единство места необходимо не только для интереса пьесы, но и в действительной жизни. ["Старина и новизна", 1916, кн. 21, стр. 171.] Тютчева томит всю его жизнь великая жажда: восстановить нарушенное единство жизни, «восстановить цепь времен» – жажда неутоленная. [И. С. Аксаков. Биография Ф. И. Тютчева, стр. 306–307.]

Ив. Аксаков в своей превосходной книге о Тютчеве [839]839
  Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886), поэт, критик и публицист-славянофил, познакомился с Тютчевым (своим будущим тестем) в 1846 г. Его биографический очерк о Тютчеве вышел впервые в 1874 году (в качестве 10-го выпуска «Русского архива» за 1874 г.) и вторым изданием – в 1886 году. Эта работа, дающая глубокий анализ личности поэта и являющаяся первоисточником многих биографических сведений (сопоставимая в этом смысле с книгой П. В. Анненкова о Пушкине), имеет непреходящее значение.


[Закрыть]дал художественный образ старого дядьки тютчевского, Хлопова, второго Савельича или Арины Родионовны, – устроившего в чужом городе русский уголок для своего любимца; его Тютчев близок, понятен; «там, в Баварии, вдалеке от России, по возвращении иной раз поздней ночью <…> с какого-нибудь придворного немецкого бала или раута – его встречала ласковая русская журьба и осеняла тихим своим светом лампада, неугасимо теплившаяся пред иконами старого дядьки» [Там же, стр. 20]. Но, по-видимому, уже с первых пор действительность была много сложнее и непонятнее. В. Брюсов потратил много труда, чтобы доказать, что сношения Тютчева, и личные и письменные, с Россией не в такой мере прервались, как это принято думать [840]840
  Имеются в виду известные работы В. Брюсова: Ф. И. Тютчев. Летопись его жизни. – «Русский архив», 1903, кн. III, № 11, 12; 1906, кн. III, № 10; Легенда о Тютчеве. – «Новый путь», 1903, № XI; критико-биографический очерк в кн.: Ф. Тютчев. Полн. собр. соч., СПб., [1912].


[Закрыть]. Пусть так, но порвалась все же какая-то единственно важная внутренняя кровная связь. Уже в 1825 году всего после трехлетнего пребывания в Мюнхене – близкие замечают в Тютчеве перемену. Университетский товарищ Погодин сразу чует чужого, ему с Тютчевым «не говорится». «Он пахнет двором». [Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. I. СПб., 1888, стр. 310.]

Через 20 лет Тютчев вернулся в Россию "питомцем гордого и красивого Запада" (Аксаков) [841]841
  И. С. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886, стр. 71.


[Закрыть]; он родины не узнает, борется с ее впечатлениями именно здесь природа больше «молчит с улыбкою двусмысленной и тайной» [842]842
  На стихотворения Тютчева «Через ливонские я проезжал поля…» (Ф. И. Тютчев. Лирика, т. I–II. Изд. подготовил К. В. Пигарев. M., 1966, т. II, стр. 37. Далее: Лирика I, II).


[Закрыть]. Все больше сужается исследованиями круг его стихотворений, посвященных русской природе. Так, по-видимому, отзыв тонкой ценительницы вел. кн. Марии Николаевны об «Осеннем вечере» относит и эти стихи к южнонемецкому миру. [Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. I. СПб., 1896, стр. 183. То же: В. Брюсов. Ф. И. Тютчев. Летопись его жизни. – «Русский архив», 1903, кн. III, № 12, стр. 646.]

У Тютчева ни слова тоски о России, напротив, даже в поздние годы он с тоской подумывает о возвращении к нелюбезным берегам дорогой родины ("ces plages inaimables de la chere patrie") [843]843
  Из письма Тютчева к Э. Ф. Тютчевой от 27 сентября 1859 г. – «Старина и новизна», кн. 21, 1916, стр. 170, рус. перевод – стр. 163 (особ. паг.).


[Закрыть]. «Стереть великолепия Вёве ледяной губкой петербургской зимы!» [844]844
  Там же.


[Закрыть]Он вспоминает, что через 6 недель увидит опять Гостиный двор, грустно освещенный с 4-х часов фонарями Невского, – и содрогается [845]845
  Изложение письма Тютчева к Э. Ф. Тютчевой от 17 сентября 1859 г. Ср. в письме от 20 октября о Петербурге: «Не могу без ужаса думать о том, что скоро буду там же» («Старина и новизна», кн. 21, 1916, стр. 162–163).


[Закрыть]. Достаточно говорено в тютчевской литературе об отсутствии у него живой любви к живой России (не абстрактной) [846]846
  Cм., например: Вл. Соловьев. О поэзии Ф. И. Тютчева. – «Вестник Европы», 1895, № 4; Н. Аммон. Несколько мыслей о поэзии Тютчева. – «Журнал Министерства народного просвещения», 1899, № 6 (ср. в этой статье сходные с тыняновскими положения о Тютчеве как «страстном обожателе „блаженного“ юга, рвущемся туда с холодного севера» – стр. 452); В. Ф. Саводник. Чувство природы в поэзии Пушкина, Лермонтова и Тютчева. М., 1911 (ср.: «У Тютчева чувство природы не совпадало с чувством родины» – стр. 184).


[Закрыть], и все же трудно объяснить это содрогание, эту физическую дрожь. Там, где Тютчев хвалит Петербург (а в нем более всего почти европейские «острова») или петербургское общество, – он хвалит их приближение к европейскому, милое для него сходство.

Без сомнения, о славянофилах тютчевской формации думал Розанов, когда писал: "славянофилы так страстно тянутся прикоснуться к родному, так глубоко понимают его и так высоко ценят – именно потому, что так безвозвратно, быть может, уже порвали жизненную связь с ним, так поверили некогда универсальности европейской цивилизации и со всей силой своих дарований не только в нее погрузились, но и страстно коснулись тех глубоких ее основ, которые открываются только высоким душам, но прикосновение к которым никогда не бывает безнаказанным. <…> Кто не заметит <…> некоторой сумрачности в складе чувства и глубокого теоретизма в складе ума у всех наших славянофилов?" [В. В. Розанов. Литературная личность H. H. Страхова. – В его кн.: Литературные очерки. СПб… 1902, стр. 80–81.]

Сквозь политическую и философскую любовь к России явно в Тютчеве личное равнодушие, человеческая нелюбовь. "Здесь самый значительный и господствующий надо всем прочим факт – это отвратительная погода. <…> Ah, quel pays, mon dieu, quel pays! – Et n'est on pas digne du mepris en y restant" ["Старина и новизна", 1915, кн. 19, стр. 163. "Ах, какая страна, мой бог, какая страна! И не достоин ли ты презрения, оставаясь в ней (франц.)]. Или он пишет о богомольцах, об этой толпе, расположившейся под открытым небом, в ограде (все любимые тютчевские образы – "в рабском виде царь небесный") – и тотчас, "чтобы не нарушать слишком резко этого строя мыслей и впечатлений", рассказывает о посещении старика Аксакова, выразившего желание его повидать; старик принял его с трогательной нежностью и радостью; "C'est un simpatique vieillard, malgre son air quelque peu heteroclite du sans doute а sa grande barbe grise, qui lui descend sur la poitrine, et un accoutrement qui le fait ressembler a un vieux diacre en retraite". ["Старина и новизна", 1915, кн. 19, стр. 163. "Это симпатичный старик, несмотря на свой вид несколько причудливый, который придает ему, без сомнения, его большая седая борода, опускающаяся на грудь, и его необычный наряд, который делает его похожим на старого дьякона на покое".]

Злее о добром Сергее Тимофеевиче (потому зло, что мимоходом, рассеянно) не написал бы и Кюстин [847]847
  Упоминание автора книги «Россия в 1839 году» в таком контексте – в ключе самого Тютчева; для него А. де Кюстин был примером человека «со стороны», которого «нельзя заподозрить в пристрастии» («Старина и новизна», кн. 18, 1914, стр. 7), но который дерзает судить «весь мир менее серьезно, чем, бывало, относились к критическому разбору водевиля» (из статьи Тютчева «Lettre a m-r le docteur Gustave Kolb», 1844. Цит. по кн.: К. Пигарев. Жизнь и творчество Тютчева. М., 1962, стр. 116). О реакции Тютчева на книгу Кюстина см.: M. Cadot. L'image de la Russie dans la vie intellectuelle francaise (1839–1856). Paris, 1967 (в числе других откликов).


[Закрыть]; положительно – гордый взор иноплеменный [848]848
  Цитата из стихотворения Тютчева «Эти бедные селенья…».


[Закрыть].

2

В 1844 году Тютчев писал отцу: «Как могли вы вообразить, что я опять оставлю Россию? Да если б меня назначили посланником в Париж <…> я бы поколебался». А одновременно («может быть, на несколько дней позже» – В. Брюсов [849]849
  В. Брюсов. Ф. И. Тютчев. Летопись его жизни, – «Русский архив», 1903, кн. III, № 12, стр. 651.


[Закрыть]) было написано «Глядел я, стоя над Невой…», где молитва о чуде: «О, если б мимолетный дух <…> Меня унес скорей, скорее/Туда, туда, на теплый Юг…» – здесь в самых повторениях такая сила отторжения от ненавистного севера («скорей, скорее»), желание помедлить мыслью на юге («туда, туда»). Сонный хлад киммерийской грустной ночи рассеивается, перед ним край иной – родимый край. [850]850
  Из стихотворения «Вновь твои я вижу очи…».


[Закрыть]

Озера – Warmsee и Tegernsee – "огромные, светлые", "величественные снежные горы, которых перламутровые вершины ярко рисуются на темном и белоснежном южном небе", – так пишет Киреевский [851]851
  Неточные цитаты из письма П. В. Киреевского к родным от 23 июля 1830 г. («Русский архив», 1905, кн. II, № 5, стр. 138).


[Закрыть]о близких к Мюнхену местах, и мы узнаем излюбленный тютчевский пейзаж [852]852
  Ср. «Снежные горы», «Альпы», «Яркий снег сиял в долине…».


[Закрыть]. Его воспоминания о Мюнхене не заживали; их нельзя было трогать, тотчас возникала «тоска по родине» – так называет это чувство сам Тютчев – «nostalgie, seulement en sens contraire» [Тоска по родине, только в обратном смысле (франц.)]. В петербургскую осень стареющий Тютчев радуется первому письму жены из Мюнхена: «Ах, как оно пришло кстати. Я живо представил себе первые впечатления, которые должен был произвести на тебя вид Мюнхена», – и еще раз переживает милые подробности – о знакомой гостинице, о квартире ее брата, с которой связана светлая память об утре того дня, когда он вернулся в Мюнхен из России. ["Старина и новизна", 1914, кн. 18, стр. 57.] Он сам посетил знакомые места, свидание с горами и Тегернзее было исполнено меланхолии – у него положительно не хватает жизненных сил, чтобы выносить подобные впечатления. Здесь прожита «тысяча лет» [853]853
  «Что же касается моего свидания с горами Тегернзее, то оно, конечно, преисполнено было меланхолии. У меня положительно нет более достаточно жизненности, чтобы выносить подобные впечатления» (Тютчев – Э. Ф. Тютчевой, 15 июня 1859 г. – «Старина и новизна», 1916, кн. 21, стр. 152).


[Закрыть]. Мюнхен – подлинный Heim Тютчева.

3

Петру Киреевскому город Мюнхен очень понравился, хоть он весь показался ему немногим больше Мясницкой [854]854
  Из письма П. В. Киреевского матери, А. П. Елагиной, август 1829 г. («Русский архив», 1905, кн. II, № 5, стр. 115).


[Закрыть]. Город был бы даже прекрасен, если бы не лежал на плоской равнине, по большей части покрытой болотами и полузасохшим кустарником. Зато улицы не такие узкие и закопченные, как в других немецких городах, а дома новые и выстроенные очень красиво; много зелени, и – что в устах Киреевского было величайшей похвалою – Мюнхен из всех немецких городов на Москву самый похожий [855]855
  Там же.


[Закрыть]. Может быть, потому это так показалось Киреевскому, что Мюнхен – город не намеренный и не случайный, как Берлин и Петербург, нелюбимые им, а выросший естественно, как Москва. Средневековье, неуклюжее обезьянство французского просвещения, вновь строящиеся дворцы и музей в нем примирены именно самою последовательностью поколений, дух коих остался в зданиях и улицах, и законно.

С декабря до февраля город занят карнавалом. На площадях палатки, и между ними чинно, в одних сюртучках, посинелые от холода, разгуливают немцы; тесные маленькие залы трещат от добросовестного галопа.

С 1825 года в городе кипит культурная работа. Король Людовик I – король художников, с замыслом: возродить художественное государство, создать из баварской столицы новые Афины. Гениальный Кленце [856]856
  Кленце Лео фон (1784–1864) – знаменитый архитектор, «великий мастер» (Г. Гейне), построивший в Мюнхене множество зданий.


[Закрыть]строит, Корнелиус [857]857
  Корнелиус Петер (1783–1867) – немецкий художник-монументалист, первый директор мюнхенской Академии художеств.


[Закрыть]рисует, Швантгалер [858]858
  Швантгалер Людвиг фон (1802–1848) – ваятель, автор многих монументальных скульптур в Мюнхене.


[Закрыть]лепит, в университете читают знаменитости [859]859
  См. прим. 34.


[Закрыть]. До Афин все-таки далеко; жизнь кипит только в узком кругу придворных ученых и художников, а старый Мюнхен не откликается. Лейпцигская газета пишет в 1827 году: «Всё вы найдете здесь: и великолепные сокровища искусства, старого и нового, в роскошных дворцах, богатые библиотеки, наполненные книгами по всем отраслям знания, академию, университет – и все-таки кажется ни единое дыхание искусства, ни единый луч науки не оживляют общественную жизнь мюнхенцев, и в большем почете здесь немецкий Михель, нежели сын Латоны. Благожелательное, проницательное правительство работает решительно и последовательно для распространения просвещения, – а рядом реставрированные монахи завладевают вновь учрежденными монастырями, из которых ничего иного выйти не может, кроме мрака». ["Blatter fur literarische Unterhaltung", 1827, № 54; также: I. Friedrich. Ignaz von Dollinger. Munchen, 1899, S. 196.]

Широкие круги не затронуты просветительною деятельностью короля; в нее таким образом очень скоро проникает дух придворной кружковщины; новым Афинам недостает аттической соли [860]860
  Перефразировка слов одного из персонажей третьей части «Путевых картин» Гейне («был все же настолько невежлив, что отрицал в новых Афинах наличие какой бы то ни было аттической соли». – Г. Гейне. Собрание сочинений в 10 томах. М., 1956–1959; т. 4, стр. 166. Далее ссылки на это издание даются в сокращении с указанием в скобках римской цифрою тома, арабской страницы).


[Закрыть]; сам король колеблется между либералами и монахами, и попеременно побеждают то одни, то другие. Все это предрешает до некоторой степени судьбу приехавшего сюда устраиваться Гейне. [Материалом этой главке и последующим обобщениям мюнхенской жизни послужили, главным образом, письма П. В. Киреевского, «Путешествие от Мюнхена до Генуи» Гейне; I. Friedrich. Ignaz von Dollinger.]

4

Здесь, в Мюнхене, на улице Отто в доме № 248 живет Тютчев. Его знают все, он популярен; его дарят дружбой знаменитости, но он охотно знакомится и с простыми мюнхенскими обывателями. В 1859 году он пошлет через жену тысячу приветов милым жителям Тегернзее [861]861
  Письмо к Э. Ф. Тютчевой от 1 июля 1859 г. («Старина и новизна» кн. 21, 1916, стр. 155).


[Закрыть]; он не преминет сообщить, что встретил на водах несколько мюнхенцев [862]862
  Там же, стр. 153–157.


[Закрыть].

Уже очень молодым человеком – он на высоте европейского образования. В 1829 году Ив. Киреевский с восторгом пишет домой о нем: "У нас таких людей европейских можно счесть по пальцам" [863]863
  Неточность. И. В. Киреевский приехал в Мюнхен и увиделся с Тютчевым только в апреле 1830 г. Приведенная цитата – из письма И. Киреевского к родным от 21 мая 1830 г. – И. В. Киреевский. Полн. собр. соч., т. I. М., 1911, стр. 43.


[Закрыть]. В 1830 году он спорит как равный с Шеллингом о философии тождества, об откровении [864]864
  Об этом вспоминал барон К. Пфеффель (И. С. Аксаков. Биография Ф. И. Тютчева, стр. 64).


[Закрыть], и часто в его доме можно встретить стареющего философа с его геркулесовой фигурой, с лицом, выражение которого Петр Киреевский называет абсолютным [865]865
  См. письмо П. В. Киреевского к И. В. Киреевскому от 12 сентября 1829 г. («Русский архив», 1905, кн. II, № 5, стр. 124).


[Закрыть]; Шеллинг хвалит Тютчева: «Это превосходный человек и очень образованный, с ним приятно беседовать» [866]866
  «Das ist ein sehr ausgezeichneter Mensch, ein sehr unterrichteter Mensch, mit dem man sich immer gerne unterhalt» (П. Киреевский. Отрывок из частных писем. О Шеллинге. – «Московский вестник», 1830, ч. I, № 1, стр. 115). О близком и многолетнем знакомстве Тютчева с философом говорят и другие современники: Н. Мельгунов (Н. Мельгунов. Шеллинг. – «Отечественные записки», 1839, т. III, отд. VIII, стр. 120), К. Пфеффель (И. Аксаков. Биография Ф. И. Тютчева, стр. 319), Ф. В. Тирш (письмо П. В. Киреевского к И. В. Киреевскому от 12 сентября 1829 г. – «Русский архив», 1905, кн. II, № 5, стр. 121).


[Закрыть].

У Тютчева бывает и ректор университета, знаменитый классик Тирш [867]867
  Тирш Фридрих Вильгельм (1784–1860) – профессор, ректор Мюнхенского университета, известный своим свободомыслием. О «гуманном духе» Тирша, сквозящем «в каждой строке его записок», писал в «Путевых картинах» Гейне (IV, 214).


[Закрыть], молчаливый человек, с остановившейся улыбкой и черными глазами, «один из значительнейших людей Германии» (П. Киреевский) [868]868
  Из письма к И. В. Киреевскому от 10 сентября 1829 г. («Русский архив», 1905, кн. II, № 5, стр. 119).


[Закрыть]; чаще же всех местная знаменитость – поэт Эдуард фон Шенк [869]869
  Шенк Эдуард фон (1788–1841) – поэт и драматург, сначала министерский советник, а затем министр вероисповеданий и просвещения Баварии; с августа 1828 до 1831 г. – министр внутренних дел.


[Закрыть], с 1828 года назначенный министром исповеданий и внутренних дел, и Аполлоний Мальтиц, дипломат русской службы, поэт, умный собеседник, знакомый литературной Германии.

Вокруг же духовная жизнь вечереющей ущербной романтики: Баадер читает в университете о Якове Беме, о его mysterium magnum [Великое таинство (лат.)], Шуберт – свою "Историю души", Окен натурфилософию, и больше всего владеет умами старый Гёррес [870]870
  Баадер Франц Ксаверий (1765–1841), Шуберт Готтхильф Генрих (1780–1860), Окен Лоренц (1779–1851), Геррес Йозеф (1778–1848).


[Закрыть].

5

В конце ноября 1827 года прибывает в Мюнхен Гейне [871]871
  Гейне прибыл в Мюнхен 26 ноября 1827 г. (F. Mende. Heinrich Heine. Chronik seines Lebens und Werkes. Berlin, 1970, S. 65. Далее: F. Mende. Heine-Chronik.)


[Закрыть], а уже в середине июля 1828 года уезжает в итальянское путешествие. Но его короткое пребывание здесь становится важным, а во многом и решительным для него временем, которое остается навсегда ему памятным.

Гейне долго колебался, принять ли предложение бар. Котта редактировать в Мюнхене "Новые всеобщие политические Анналы". Он прикован к северной Германии, разбит, устал, с новою силою стремится в Париж, но все же "стать вожаком либералов в Баварии прекрасная мысль" [872]872
  Из письма Гейне к Фридриху Меркелю от 1 июля 1827 г. (H. Heine. Werke und Briefe. Bd. VIII. Berlin, 1961, S. 272).


[Закрыть]. К тому же предложение щедрого Котта в высшей степени устраивало его материально [873]873
  См.: F. Mende. Heine-Chronik, S. 65.


[Закрыть].

Он приступает к своим редакторским обязанностям неуверенно и одновременно заносчиво; просит старшего, более опытного Фарнгагена не оставлять советами и помощью, направлять [874]874
  Гейне писал об этом в письме к Фарнхагену фон Энзе от 28 ноября 1827 г. (IX, 457).


[Закрыть], просит Мозера присылать материалы и подбодряет себя: «Это (направление журнала) будет для людей первым знаком того, что я в Мюнхене». «Я еще молод, у меня еще нет голодающих детей и жены, поэтому я буду говорить свободно» [Heinrich Heines Briefwechsel. Hrsg. von Friedrich Hirth. Munchen und Berlin, Bd. I–II, 1914–1917. Bd. I, S. 479–480 (d. 19. Oktober 1827, an Varnhagen von Ense).]; «я покажу миру, что я нечто совсем иное, чем наши сонетствующие альманашные поэты (sonettierenden Almanachspoeten)». [H. Heines Briefwechsel, Bd. I. S. 494 (Silvesterabend 1827, an F. Merckel).] Но у него не было ни опытности, ни редакторского таланта; он вскоре начинает относиться к своим обязанностям как к синекуре, и вся фактическая работа падает главным образом на второго редактора Линднера [875]875
  Линднер Фридрих Людвиг (1772–1845) был близок к Гейне по своим политическим взглядам; хорошо зная политическую обстановку Баварии, он помогал Гейне налаживать связи с мюнхенским обществом.


[Закрыть], старого друга Рахили [876]876
  Рахиль (Рахель) Фарнхаген фон Энзе (урожд. Левин, 1771–1883) – жена Карла Августа Фарнхагена фон Энзе (1775–1858) – хозяйка известного в 1830-х годах литературного берлинского салона; была дружна с Гейне и оказывала ему всяческую поддержку (особенно в начале литературной деятельности поэта). Ей был в первых изданиях посвящен цикл «Die Heimkehr» («Опять на родине»). См. о ней в предисловии Гейне ко второму изданию «Книги песен» (I, 324–325).


[Закрыть]. Своих обязательств помещать в каждой книжке «Анналов» по своей статье – Гейне не исполнил; за все время он напечатал в них: «Английские отрывки», критическую статью о Менцеле и отзыв о трагедии Михаэля Бера «Струензее». В мае 1828 года Гейне жалуется в письме к Менцелю: «Боже, как жалки „Анналы“! И я ничего не могу поделать!» [877]877
  Н. Heine. Werke und Briefe. Bd. VIII. Berlin, 1961, S. 311.


[Закрыть]В Италии он пошутит над прекрасной Матильдой: «Миледи, вы ничего не понимаете в политике. Вот если бы читали „Политические Анналы“…» [878]878
  Неточная цитата из четвертой части «Путевых картин» Гейне («Италия», гл. X).


[Закрыть]

Под редакцией Гейне «Анналы» обесцвечиваются, замирают; радикальные обещания совершенно остались невыполненными; конечно, здесь не только редакторская неопытность; тон мюнхенских статей самого Гейне сдержан по сравнению с его же более ранними произведениями; здесь, несомненно, и личная воля. "Политические Анналы" – распространенный либеральный орган; сам король внимательно к нему относится; между тем в Мюнхенском университете вакантна кафедра истории немецкой литературы; назначение же зависит лично от короля.

У Гейне складывается план – получить профессуру и осесть в Мюнхене; профессура привлекала его уже с тех пор, как его товарищ по "Молодой Палестине" [879]879
  «Молодая Палестина» – просветительская организация, созданная молодыми гегельянцами в 1820-х гг. в Берлине.


[Закрыть]Эдуард Ганс стал профессором Берлинского университета [880]880
  Ганс Эдуард (1798–1839) – известный философ-гегельянец, юрист, публицист. В 1820-х годах – президент «Общества еврейской культуры и науки» (по его рекомендации туда был в 1822 г. принят Гейне). В 1825 г. (в тот же год, что и Гейне) принял христианство и в 1826 г. стал профессором права Берлинского университета.


[Закрыть]. Свое намерение Гейне начинает проводить с редкой настойчивостью. Уже вскоре по приезде Михаэль Бер [881]881
  Бер Михаэль (1800–1833) – драматург, брат композитора Мейербера.


[Закрыть]знакомит его с земляком Шенком (они оба родились в Дюссельдорфе), и Шенк принимает видимое участие в судьбе Гейне [882]882
  Шенк (см. прим. 33) подал Людвигу I прошение от своего имени о предоставлении Генриху Гейне профессуры.


[Закрыть]; вскоре он также завязывает дружеские отношения с Тиршем, с архитектором Кленце, людьми влиятельными и близкими к королю.

Больше всех старается сам Гейне и при этом переступает все границы литераторской этики. Преподнося королю через барона Котта экземпляр «Reisebilder» и "Книги песен", Гейне просит намекнуть королю, что сам автор много мягче, лучше и, пожалуй, совсем не похож на его ранние произведения. Король достаточно умен, чтобы оценить клинок по его остроте, а не по хорошему или дурному употреблению, которое из него делают. В письме к Шенку он еще откровеннее: он желает обратить свою деятельность на добро, и король когда-нибудь еще поблагодарит Шенка за его назначение [883]883
  Письмо к Э. Шенку от 1 октября 1828 г. (IX, 475).


[Закрыть]. Нет сомнения, «Анналы» были скучны и сдержанны в угоду королю.

Мало того, Гейне нельзя назвать даже политически честным редактором: он открыл столбцы «Анналов» заведомому провокатору, авантюристу Витту фон Дёррингу [884]884
  Дёрринг Фердинанд Иоганн Витт фон (1800–1863) – международный авантюрист, неоднократно сидевший в тюрьмах разных европейских государств. Трезво оценивая Дёрринга, Гейне считал ого подходящей фигурой в своей политической игре. См. письмо к Фарнхагену фон Энзе (IX, 465). В вопросе о взаимоотношениях Гейне с Дёррингом следует иметь также в виду вкус поэта к эпатирующей оппозиционности. Ср. его слова о Дёрринге в письме к Вольфгангу Менцелю от 12 января 1828 г.: «Может быть, потому, что все так злы на него, он кажется мне известной величиной» (IX, 460).


[Закрыть]для защиты малопопулярного брауншвейгского «бриллиантового» герцога, причем просит Витта выхлопотать за это ему брауншвейгский орден [885]885
  Об этом Гейне писал В. Дёррингу 23 января 1828 г. (IX, 462).


[Закрыть].

Между тем внутри ученого мира завязывается борьба; предостережение, которое бросил Берне едущему в Мюнхен Гейне: "Остерегайтесь иезуитов", оказывается основательным. Так называемая конгрегация католиков не может допустить, чтобы автор «Reisebilder», кощун и непочетник, осел в Мюнхене. Летом 1828 года (т. е. когда Гейне уже был в Италии, но вопрос о его профессуре еще не был решен) конгрегация открыто выступает против Гейне в своем органе «Eos» при ближайшем участии Баадера, Гёрреса, Рингсейса и Дёллингера. Застрельщиком выступает Дёллингер [886]886
  Дёллингер Игнац (1799–1891) – историк церкви и церковного права, впоследствии возглавил движение т. наз. старо-католиков.


[Закрыть]; в ряде резких статей он развенчивает Гейне [887]887
  Первая статья Дёллингера появилась в мюнхенском католическом журнале «Эос» 18 августа 1828 г. В 1828 г. он опубликовал еще три статьи против Гейне.


[Закрыть]– как писателя и политического деятеля; он выставляет на вид еврейство Гейне; Гейне, никогда не видавший аристократов, не вправе говорить об уколах аристократии; в статьях рассыпаны намеки на финансовые таланты Гейне. Интереснее и больнее критическое отношение к гейневским историческим концепциям, их произвольному и внешнему характеру. Всего больнее намеки на угодничество и сервилизм Гейне.

Впрочем, выступления Дёллингера особого успеха не имели, и в правительственных репрессиях, вскоре начавшихся против конгрегации и «Эоса» (король заявил: "Мне не нужно ни иезуитов, ни эозитов" [888]888
  «Ich will keine jesuiten und keine Eositen» (L. K. Goetz. Ignaz von Dollinger. – «Beilage zur Allgemeinen Zeitung», 1848, № 261, S. 4).


[Закрыть]), свою роль сыграли резкие выступления в «Эосе» против Фосса [889]889
  В «Эосе» против поэта и филолога Иоганна Генриха Фосса (1751–1826) в нескольких статьях выступил И. Геррес. Гейне был на стороне Фосса.


[Закрыть], которого защищал Гейне [890]890
  В статье «„Немецкая литература“ Вольфганга Менцеля», напечатанной в 1828 г. в «Политических Анналах» (V, 146).


[Закрыть]. Дёллингер уже в ноябре-декабре 1828 года поместил в парижском «Mйmorial catholique» очень резкую статью, главным образом против Шенка (впрочем, не названного по имени), «с особою ловкостью выбирающего невежественных субъектов в профессора лицеев и университетов». [I. Friedrich. Ignaz von Dollinger, S. 191–192, 207–215. L. К. Goetz. Ignaz von Dollinger. – «Beilage zur Allgemeinen Zeitung», 1848, № 261.]

Все же страстное домогательство Гейне не достигает цели. Нетерпение его безгранично; он уезжает в Италию, надеясь в самом скором времени вернуться в Мюнхен. Первым делом по прибытии во Флоренцию он бежит на почту справиться, не пришло ли письмо от Шенка [891]891
  Гейне Шенку от 1 октября 1828 г. – IX, 476.


[Закрыть]. Он нарочно задерживается во Флоренции, чтобы получить наконец декрет о назначении [892]892
  О том, что он задержится во Флоренции, пока не получит ответа от Шенка, Гейне писал ему самому, а также в тот же день Тютчеву (IX, 478).


[Закрыть]. Ответ так и не пришел. Еще в 1831 году он говорит с нескрываемой горечью, что его друг Шенк принес его в жертву иезуитам.

Эта мюнхенская обида не заживала всю жизнь. До самой смерти Гейне с загадочным, почти маниакальным упорством издевается над Массманом [893]893
  Массман Ганс Фердинанд (1797–1874) – профессор, филолог-германист, комментатор средневековых немецких литературных памятников.


[Закрыть], довольно почтенным ученым; какая-то неприязнь была между ними уже в Гёттингене, но она выросла в ненависть именно в Мюнхене: Массман занял в 1829 году ту самую кафедру, которой напрасно домогался Гейне. [G. Karpeles. H. Heine. Aus seinem Leben und aus seiner Zeit. Leipzig, 1899, S. 111–112.] Гёрреса и Шеллинга, о которых Гейне с большим почтением отозвался в одной из своих мюнхенских статей («„Немецкая литература“ Вольфганга Менцеля»), он преследует беспощадно и неутомимо. Общая его ненависть к католическому духовенству тоже коренится в роли мюнхенского клира в его неудаче. [C. Puetzfeld. Heinrich Heines Verhaltnis zur Religion. Berlin, 1912, S. 107.] Здесь же корни той полемики, на которую отозвалась вся литературная Германия даже старый Гете, – полемики с Платеном [894]894
  О полемике Гейне с поэтом Августом фон Платеном (1796–1835) см. комментарий Н. Я. Берковского к «Луккским водам» Гейне (IV, 483–486).


[Закрыть]. О короле Людовике Гейне отзывается тепло еще во «Французских делах» (это вызвало отповедь Берне), но, по-видимому, он вскоре убедился, что и Людовик был виновен в его неудаче, – и осмеивает «маленького тирана и скверного поэта» [895]895
  Слова Людвига Берне; их Гейне приводит в своей книге «Людвиг Берне».


[Закрыть]при всяком удобном случае; ему посвящены «Песнопения» [896]896
  Эти «три сатирические песни о Людвиге Баварском» Гейне называл в письме к Юлиусу Кампе от 29 декабря 1843 г. «самым кровожадным из всего написанного мною» (IX, 149). Перевод Тынянова см. в кн.: Г. Гейне. Стихотворения. Л., 1934.


[Закрыть]. и в «Atta Troll» пародируется своеобразный Partizipial-Stil [Стиль, изобилующий сложными синтаксическими конструкциями (нем.)] короля.

Злобные выпады против мюнхенцев есть даже в «Романцеро» (ср. в особенности "Der Ex-Nachtwachter").

6

Откуда же эта глубокая ненависть? Откуда такое глубокое желание профессуры, брауншвейгского ордена? Конечно, здесь и тщеславие, черта семейная. Оба брата Гейне – Густав и Макс в достаточной мере ценили – первый свое австрийское баронство, второй русское дворянство и звание лейб-медика и оба имели ордена [897]897
  Густав Гейне (1805–1886) за время своей издательской карьеры составил себе состояние и получил титул барона Гейне фон Гельдерн. Самый младший брат – Максимилиан Гейне (1807–1879) выслужил дворянство в России (см. о нем на стр. 367–368).


[Закрыть]. Но, конечно, это не только тщеславие, даже главным образом не тщеславие. Гейне в полном смысле слова бродяжил по Германии и никак не мог осесть. Лудольфу Винбаргу он напомнил птичку божию: «Открытый чемодан, разбросанное белье, два или три томика, пара элегантных тросточек с нестертыми следами упаковки, и прежде всего сам человечек (das Mannchen): хотя он уже несколько месяцев дышал гамбургским воздухом и утвердился в одном почтенном гамбургском доме, он все-таки имел вид путешественника, который только накануне вышел из почтовой кареты и провел несколько беспокойную ночь в гостинице». [Ludolf Wienbarg's Wanderungen durch den Tierkreis. Hmbg., 1835, S. 147; см. также: A. Strodtmann. H. Heines Leben und Werke. 2. Aufl. Bd. I. Berlin. 1873, S. 616.] Мюнхенский период Гейне был последней и самой сильной попыткой прикрепиться к почве Германии, избыть свою бездомность и необеспеченность, стать как все, быть профессором, иметь орден. После Мюнхена Гейне больше таких попыток не делает и вскоре эмигрирует в Париж. Становится понятной ненависть к вырвавшим почву из-под его ног. Быстро после этого растущая революционность Гейне не есть ли отчасти следствие обостренного теперь, после неудачи, чувства бездомности, отрешенности от земли? Что касается политических уступок и уклончивости, они коренятся в самых основах гейневского мировоззрения, его морали. Он сознательно вступает в сделку с Людовиком, так же как и сознательно впоследствии будет подчеркивать свой роялизм во «Французских делах» 1831–1832 гг. и «Лютеции» 1840–1843 гг., а в последней возвеличит Людовика-Филиппа. Когда германские правительства начинают подозрительно относиться к «Молодой Германии» [898]898
  «Молодая Германия» – литературная группировка писателей и публицистов, возникшая в начале 30-х гг. Она была неоднородна по составу, включая как литераторов умеренно-либеральных взглядов – Т. Мундт (1808–1861), Г. Кюне (1806–1888), Г. Лаубе (1806–1864), так и более радикальных – К. Гуцков (1811–1878), Л. Винбарг (1802–1872). Сочинения этих писателей вместе с сочинениями Гейне были запрещены 10 декабря 1835 г. германским Союзным сеймом (см.: J. Proelss. Das junge Deutschland. Stuttg., 1892; Deutsche Literaturgeschichte in Grundzugen. Die Epochen deutscher Dichtung in Darstellungen von L. Beriger, A. Bettex u. a. Bern, 1946; W. Dietze. Junges Deutschland und deutsche Klassik. Zur Asthetik und Literaturtheorie des Vormarz. 3. Aufl., Berlin, 1962. Ю. Данилевский. «Молодая Германия» и русская литература. Л., 1969).


[Закрыть], Гейне в письме к Лаубе [899]899
  Генрих Лаубе – драматург, романист, критик, редактор «Zeitung fur die elegante Welt» (в эту газету Гейне, желая поддержать друга, отдал поэму «Атта Тролль»), один из руководителей «Молодой Германии», по словам Гейне, «сверкающий в ней ярче других» (VI, 244).


[Закрыть]развивает целую программу политического индифферентизма.

"Проводите решительную грань между политическими и религиозными вопросами. В политических вы можете делать столько уступок, сколько захотите, ибо политические государственные формы и правительства – только средства; монархия или республика, демократические или аристократические установления – все это равноценно, пока еще не решен бой за основные жизненные принципы, за самую идею жизни; только позже встанет вопрос, при помощи какого средства может быть осуществлена в жизни эта идея, – при помощи монархии, или республики, или аристократии, или даже абсолютизма <…> даже против этого последнего у меня вовсе не такое большое предубеждение". [H. Heines Briefwechsel, Bd. II, S. 86 (d. 23. November 1835, an Heinrich Laube).] Ценою этих политических уступок можно купить право свободно говорить о морали и религии (в сущности мораль и религия – это одно и то же – мораль и есть религия, перешедшая в нравы). И о религии и о морали Гейне мюнхенского периода мы знаем. Это было время веры в личную божественность и непогрешимость. Еще в полной силе были впечатления берлинских лет гейневского гегельянства с их прямолинейным утверждением личности как божества, живого закона морали и источника всякого добра и всякого права. [H. Heines samtliche Werke. Hrsg. von Prof. E. Elster. Bd. VI. Leipzig und Wien, 1890, S. 48 ("Gestandnisse").] В его мюнхенском письме к сдержанному Фарнгагену лукавая, но убедительная проповедь аморализма, в которой уже слышатся звуки новой морали Ницше: "В Германии не зашли еще так далеко, чтобы понять, что муж, который желает достичь словом и делом лучшего, имеет право задолжать в нескольких маленьких подлостях, совершенных из шутки или из выгоды, если только этими подлостями (т. е. действиями, которые в основе своей неблагородны) он не повредит великой идее своей жизни, – эти подлости иногда даже достойны похвалы, если они дают нам возможность тем достойнее служить великой идее нашей жизни <…> Это в защиту всех подлостей, которые я еще намерен совершать в этой жизни". [Н. Heines Briefwechsel, Bd. I, S. 507 (d. 1. April, 1828).]

Недаром Гейне в Мюнхене читает с восторгом «Ардингелло» [900]900
  «Ардингелло, или Счастливые острова» – роман немецкого писателя Иоганна Якоба Вильгельма Гейнзе (1746–1803).


[Закрыть], он чувствует себя сродни с этим демоном, который некогда штурмом возьмет Олимп [901]901
  Свободная передача слов Гейне из письма к Иоганну Герману Детмольду от 15 февраля 1828 г. (Н. Heine. Werke und Briefe, Bd. VII. Berlin, 1961, S. 301).


[Закрыть].

С глубочайшим презрением Гейне относится не только к политическим приличиям, но и к самой политике; в краткой заметке о Витте фон Дёрринге он заявляет, что на великие явления политической жизни следует смотреть с высоким поэтическим равнодушием, судить не как моралист и не как политик, а как разумный зритель в большом театре, где комедиантов хвалят и порицают не за их роль, а за их игру. И быть может, роль Витта не принадлежит к числу так называемых хороших ролей, она, быть может, даже не совсем благородна, и честные немецкие рецензенты имеют право сердиться на него. Но он настроен тоньше, он критикует не роль, а игру, и с этой точки зрения Иоганн Витт фон Дёрринг редкий мастер, и его ловкость, удивительное господство над языком, талант обходительности и остроумного лукавства в отношениях заслуживают величайшей похвалы. [H. Heines sдmtliche Werke, Bd. VII. S. 258 ("Iohannes Witt von Dorring").] Здесь обнаружены главные предпосылки гейневской морали – эстетические.

В Мюнхене снова оживилась поэтическая деятельность Гейне. Какая ирония судьбы! – вспоминал он в 1830 году: "я, любящий больше всяких других занятий следить за грядами тучек, угадывать метрическую прелесть слова, подслушивать тайны стихийных духов и погружаться в чудесный мир старых сказок, – я должен был издавать "Политические Анналы", обсуждать современные интересы". [Ib., S. 42.]

7

Зима 1828 года была тяжела для Гейне. Он приехал подавленный заботами о хлебе, о недававшейся карьере; в Мюнхене ему досаждала скучная редакторская работа. Его письма полны жалоб: ужасный климат, он его убивает; всюду духовная мелкота, самая глубочайшая; его мучают нестерпимо головные боли; наконец, он заболевает настолько серьезно, что думает о распоряжениях на случай смерти.

Вся тяжесть неудачной любви к Амалии и Терезе [902]902
  Амалия – кузина Гейне, с которой он познакомился еще в 1814 г. и встречался потом в Гамбурге; неразделенная любовь к ней – одна из главных тем его ранней лирики. Тереза Гейне – младшая кузина поэта.


[Закрыть], соединяясь, гнетет его. Перед тем как отправиться в Мюнхен, он свиделся с Амалией и ее мужем; горечь письма, в котором он рассказывает об этом свидании, насмешки над мужем свидетельствуют, что и это чувство еще не изжито. Амалия прибыла в Гамбург как раз в тот день, когда вышло в свет новое издание «Юных страданий». Гейне пишет: «Не правда ли, свет глуп, и нелеп, и безотраден, и пахнет засушенными фиалками?» [Н. Heines Briefwechsel, Bd. I, S. 480 (d. 19. Oktober 1827, an Varnhagen von Ense).] Уже в Мюнхене, в феврале 1828 года он получил известие, что Тереза Гейне обручена с доктором Галле.

"Зима была тогда и в моем сердце, мысли и чувства были точно покрыты снегом, так было сухо и мертво на душе; к этому присоединилась гадкая политика, скорбь по одной милой умершей девушке, и одно старое раздражение, и насморк. <…> Наконец настал день, когда все изменилось. <…> Тогда и во мне началась новая весна" [903]903
  Из «Путевых картин» Гейне (ч. III, «Путешествие от Мюнхена до Генуи», гл. IV).


[Закрыть].

"Новая весна" – новая лирическая тема Гейне, название сборника, задуманного и возникшего в Мюнхене; она связана с домом Тютчевых.

С Тютчевыми Гейне мог познакомиться и через Шенка, и через Линднера, были у них и другие общие знакомые – Аполлоний Мальтиц, например, с которым Гейне встречался в Берлине, в салоне графини Гогенгаузен [904]904
  Об Э. Шенке – см. прим. 33 и 46, о Ф. Линднере – прим. 39. Барон Мальтиц Фридрих Аполлониус (Аполлон Петрович) (1795–1870) – поэт, дипломат русской службы, был женат на свояченице Тютчева Клотильде Ботмер (1809–1882). Гейне встречался с ним в 1822–1823 гг., на «вторниках» в известном берлинском литературном салоне Элизы фон Гогенхаузен. Вернер Штейнберг, автор романтизированной биографии Гейне, считает, что Тютчев познакомился с Гейне в салоне Шенка (W. Steinberg. Der Tag ist in die Nacht verliebt. Halle, 1957, S. 325–329).


[Закрыть]. Первая дата их дружбы – дата весенняя, и письмо, в котором Гейне говорит о Тютчевых, выделяется по импрессионистской смене капризных настроений. Письмо это – к Фарнгагену от 1 апреля 1828 года; Гейне пишет, что живет как grand Seigneur [Вельможа (франц.)], и те пять с половиной человек, которые умеют здесь читать, дают ему понять, что они его ценят.

"Дивные женские знакомства! <…> A propos! [Кстати (франц.)] Не знаете ли Вы дочерей графа Ботмера в Штутгарте, где Вы часто бывали? Одна из них уже не совсем молодая, но бесконечно прелестная, она в тайном браке с моим лучшим здешним другом, молодым русским дипломатом Тютчевым, другая – еще совсем молодая, прекрасная ее сестра; с обеими дамами у меня полные роскоши и красоты отношения; они обе, мой друг Тютчев и я часто обедаем вместе, partie quarree [Вчетвером (франц.)], a вечером я нахожу у них еще несколько прекрасных дам и болтаю по душе, по большей части рассказываю истории о привидениях. Повсюду в большой жизненной пустыне я умею открывать прекрасные оазисы". После этого резкий переход, напоминающий немотивированные переходы в гейневской прозе: бесконечная печаль охватывает его, и он еле сознает, что пишет. Англичане начинили его своим сплином. [Н. Heines Briefwechsel, Bd. I, S. 508.]

Это письмо сразу вводит нас в тютчевский круг, аристократический, изящный и живой. В самом Тютчеве было, несомненно, какое-то личное, интимное очарование. Петр Киреевский поехал в Мюнхен кем-то или чем-то предубежденный против Тютчева, но был сразу обезоружен "тютчевским обхождением" [905]905
  См. письмо П. В. Киреевского к родным от 2 января 1830 г. («Русский архив», 1905, кн. II, № 5, стр. 130–131).


[Закрыть]; Тютчев из тех людей, которые полезны «даже только присутствием своим» [И. В. Киреевский. Полн. собр. соч., т. I. M., 1861, стр. 58].

Тогда уже Тютчев был несравненным собеседником, остроумным и изящным «жемчужноустом» (слово о нем кн. Вяземского) [906]906
  «Русский архив», 1873, стлб. 1994.


[Закрыть]. Уже в 1825 году Погодин о нем записывает: «Мечет словами» [907]907
  Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина. Кн. I. СПб., 1888, стр. 310.


[Закрыть]; за два года до смерти Тютчева его посетил давнишний мюнхенский знакомый, дипломат Будурис, и привел Тютчеву несколько его propos. «Должно быть, значит, я уж и тогда говорил mots», замечает Тютчев. [И. С. Аксаков. Биография Тютчева, стр. 27.] Mots Тютчева запоминались, таким образом, на десятки лет. И Гейне оживает в беседах с Тютчевым, он находит здесь напряженность и остроту, которая была нужна ему в мюнхенской «Kleingeisterei» [Мелкость духовной жизни (нем.)] и вызывала на ответы.

Кажется, одно из этих mots Тютчева мы слышим в мюнхенских страницах Гейне. В самом конце статьи о "Немецкой литературе" Вольфганга Менцеля, после упоминания (кстати, почти внезапного, предыдущим не вызванного) о России, говоря о молодом и старом Гете, Гейне замечает: "Очень метко сравнил один остроумный иностранец нашего Гете со старым разбойничьим атаманом, который отказался от ремесла, ведет честную обывательскую жизнь среди уважаемых лиц провинциального городка, старается исполнять до мельчайших подробностей все филистерские добродетели и приходит в мучительное смущение, если случайно с ним встречается какой-нибудь беспутный парень из Калабрийских лесов и хочет напомнить старые товарищеские отношения". [Н. Heines samtliche Werke, Bd. VII, S. 256.]