Текст книги "Малюта Скуратов. Вельможный кат"

Автор книги: Юрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 47 страниц)

Ни злато, ни зверство не помогло ни ему, ни его потомкам удержаться на поверхности жизни. Конечно, палач палачу рознь, но разве история злопамятнее народа? Быть может, она справедливее и не так пристрастна, как народ и многие его летописцы и поэты?

Часть первая
Из тьмы проступающий

Охота что на волков, что на людей

I

Огненно-рыжую пару заприметили в окрестностях Коломны давно, однако никто не мог поручиться, что речь идет об одних и тех же зверях. Иоанн мечтал заловить их живыми. Спал и видел, как в большой деревянной клетке из конца в конец они перебегают, словно вспышки пламени в подожженной солнцем степи. Поджидать крымского хана, который, по слухам, собрался напасть на Москву, становилось скучно, и Иоанн все чаще начал выезжать на охоту. Сперва довольно безалаберно устроенный воинский стан превратился в настоящий великокняжеский двор, где и ему, и сопровождавшим боярам жить было удобно и покойно. В войске он поддерживал суровый порядок, зато на охоте давал душе разгуляться. Издали его молодую свиту и не отличишь от разбойной стаи.

С вечера он отдал необходимые распоряжения и быстро, как только стряхнул с себя сон и собрался, покинул Коломну. Предстояло проскакать недлинное расстояние и остановиться поближе к тому месту, где Москва-река сливалась с Окой. Здесь, на опушке дикого леса, чаще видели две золотистые изгибающиеся молнии. Вчера он предположил, что это лисицы, но псари утверждали: нет, волки! Рыжие волки! Сперва он ехал неторопливо, опустив поводья, вдыхая острый холодный воздух суховатым изогнутым носом, который придавал ему какой-то иноземный – нерусский – облик. Шуйские нашептывали, что в жилах Иоанна текло много чужой крови. Бабка Софья Палеолог – племянница византийского императора Константина XI, мать – литовская княгиня Елена Глинская. Шуйским было невдомек, что через какой-нибудь десяток лет Иоанн станет гордиться перед послами вымышленным германским происхождением.

– А мы ведем свой род от святого Владимира, – шипели Шуйские. – Мы – суздальские, коренные, и жены наши на Руси рождены! В наших жилах кровь без примеси.

И вроде не лукавили, хотя доказательств у них никто не требовал. Вместе с двоюродным братом Иоанна князем Владимиром Андреевичем Старицким они обладали неоспоримыми правами на московский престол.

Иоанн смотрел далеко, по-орлиному, и первым обратил внимание на нестройную толпу пеших и конных, которые показались из-за поворота, намереваясь пересечь путь.

– Эй, кто-нибудь! – позвал Иоанн.

Прожогом подскочил плотный, с рыжинкой, малый, широколицый, кудрявый, очевидно очень ловкий и сильный. Он замер в трепетном ожидании, бросив поводья лошади.

– Что прикажешь, великий государь?

Воин был из последнего набора. Сам пришел недавно в Коломну и двое суток спал на голой земле, подстерегая, когда Иоанн покинет Кремль. Стража его отогнала на почтительное расстояние. Иоанн запамятовал имя новобранца. Несколько раз он посылал кудрявого с поручениями, удивляясь расторопности и быстроте, с какими они выполнялись. Обычно воины из ближнего к Иоанну отряда проходили проверку у боярина Алексея Басманова, который постепенно стал отмежевываться от Шуйских, чутьем уловив, откуда подул свежий ветер. Сын Басманова Федор, красивый, гибкий мальчик, намного моложе Иоанна, недавно взят был в товарищи буйных игр. Выдумщиком он оказался изрядным и гораздым на всякие проказы.

– Узнай, кто такие? Вели, чтоб с места не трогались.

Воин, высоко и легко подпрыгнув, сел в седло, что-то успел шепнуть лошади на ухо и во весь опор помчался прочь. Иоанн непроизвольно дернул головой: вот так да! Он придержал коня и, сузив глаза, следил за тем, что происходило впереди. Воин поднял руку, но толпа – теперь Иоанн увидел, что большинство несет на плечах пищали, не слушая посланца, двигалась в прежнем направлении. Алексей Басманов, наклонившись к повелителю, тихо произнес:

– Это новгородцы, пресветлый государь. По повадке и кафтанам сужу. Пищальники. Они тут со вчерашнего дня.

Толпа человек в пятьдесят, обтекая воина, словно пренебрегая им, ускорила шаг. Тогда тот, развернув лошадь, кинулся обратно и, конечно, обогнал пеших. В двух саженях от Иоаннова коня воина как ветром сдуло на землю. Задрав лицо и прикоснувшись к расшитому золотым узором сапогу щекой, он доложил то, что Иоанн узнал от Басманова, прибавив причину появления новгородцев у стен Коломны:

– Хотят челом тебе бить, великий государь!

Но Иоанн уже ничего не слышал и не понимал. Жаркий гнев обуял его, и он, втянув хрящевидным носом воздух с такой энергией, что длинные узкие ноздри намертво слиплись, застыл, как изваяние, сжимая побелевшими пальцами уздечку.

От толпы новгородцев отделились трое безоружных и направились прямо к Иоанну. Но он их не собирался к себе подпускать:

– В плети предерзких!

Алексей Басманов и кудрявый воин бросились первыми. За ними устремились псари и остальная свирепая дружина. Толкотня, удары плетками и мечами плашмя вскоре превратили стычку в настоящее побоище. Новгородцы, пораженные нежданным и ничем не вызванным отпором, отхлынули назад, но падать на колени и сдаваться не собирались. В защите они проявили изрядную умелость, чем возбудили еще больший гнев у Иоанна.

– Руби предерзких! – крикнул он, освободив окончательно демонов смерти, гарцевавших за спиной. – Вали их! Руби их в песи!

Он приметил, как кудрявый воин коротким ударом, перегнувшись, всадил нож в горло дюжему мужику, который пытался вырвать у него уздечку. Вспыхнули и взметнулись в небо возгласы:

– Вперед, новгородцы! Вперед!

Раздался один выстрел, другой, третий. То там, то здесь под копыта падали люди. Пищальники упорствовали, сгрудившись в кучу, но и свирепая дружина не отступала. Иоанн обратил внимание, как кудрявый воин, выхватив из кожаной портупеи меч, достал им целящегося из пищали мужика.

– Ловко! – обрадовался Иоанн. – Бей! Не жалей! Молодец!

Воин будто услыхал повелителя и мечом достал следующего. Но и новгородцы не сплоховали, ссаживая с коней особо заядлых и отчаянных. Алексей Басманов еле увернулся от косого удара саблей. Великокняжеская дружина численностью не превосходила пищальников, однако ярость Иоанна и страх, нагнетаемый его воплями, постепенно оттесняли наивных челобитчиков к повороту, из-за которого они вышли с совершенно мирными намерениями. Воины, увлекаемые кудрявым, секли направо и налево, свалившихся добивали на земле. Пищальники отвечали меткими выстрелами, а в ближнем бою безжалостно действовали шестоперами и кистенями. Наконец они не выдержали и побежали, стараясь затеряться в чаще.

– Эгей, уши соленые да жабы болотные! Еще встретимся! Попомните государев гнев да Малютину плеть! – кричал вдогон кудрявый воин. – Мечом отделаю!

II

С малых лет Иоанн ненавидел новгородцев. Там, на Севере, всегда зрела измена, по мнению опекунов и советников. Смерды! Против московских князей всегда замышляли, литовцев звали на подмогу. Заговор бояр Борецких – наглядный урок Шуйским да Кубенским. Дед Иоанна крепко непокорных проучил, учинив славную резню. Шелонское побоище вынудило все русские земли относиться с уважением к Иоанну III. Никому неохота платить колоссальные контрибуции, а то и голов лишаться. Верхушку новгородской измены дед именно здесь, в Коломне, держал в подземельях древнего Кремля. Не потому ли новгородские пищальники неподалеку подстерегли? От столкновения с ними тянуло кровавым мятежом. Не Шуйские ли мстят за гибель князя Андрея? Надо было с корнем вырвать и растоптать это злое отродье. Он вспомнил, как псари травили высокородного вельможу, еще вчера с такой надменностью взиравшего на неокрепшего владыку. Но он им показал мощь своей длани!

Истерзанное тело князя Андрея долго валялось на площади, и народ потешался над мертвым боярином. Шуйских в Москве не любили. Суздальцы с ревностью относились к столичным.

Охоту на рыжих волков безнадежно испортили кичливые новгородские изменники, и приходилось возвращаться ни с чем. Деревянную клеть он оставил на поле битвы, приказав Басманову выставить возле караул. Троих застреленных пищальниками он разрешил положить на возок и доставить к Кремлю не торопясь, с почетом, окружив богато одетыми всадниками. Пусть запомнят великокняжескую благодарность. Впереди поставил отличившегося кудрявого воина, который целый день не исчезал из поля зрения. Куда ни кинешь взгляд – везде он. Гукни – немедленно откликнется: вот я, великий государь!

– Тебя как звать, молодец? – спросил Иоанн, поманив воина рукоятью плетки. – Лицо знакомо!

– Звать Григорием, сын Скурата. Из деревни Горка Сурожской волости. – И воин опустился перед Иоанном на колени. – А брал меня на службу, великий государь, ты сам.

Ответ и поведение новобранца понравилось Иоанну. Он любил ретивых, послушных, безотказных, любил, чтобы они бросались в огонь и воду по первому слову, а то и знаку.

– Возьмешь в Коломне побольше ратных людей, на которых укажет тебе Басманов, и переловишь в лесу мятежников. Всех до одного!

Иоанн резко рванул поводья и поскакал прочь. Охота на волков плавно перетекла в охоту на людей, которая, он надеялся, будет более удачной.

В Коломне каким-то тайным образом получили известие о драке с пищальниками. Кривые улички опустели и притихли. Каким возвратится государь, никто не ведал, а гнев его многие пробовали. Иоанн быстро, ни на кого не глядя, пересек внутренний двор Кремля и скрылся в одной из южных башен, где располагались царские покои.

– Ваську Захарова кликни, – распорядился он Басманову, – и вместе с ним – в Розыскную. Там и потолкуем с захваченными изменниками по душам. Шкурку с них спустим.

Розыскная – рядышком, в подклети облюбованной башни. Там стены толстые, непроницаемые, умеющие хранить секреты. Ближний дьяк Васька Захаров, употреблявшийся по пыточным делам еще отцом Иоанна великим князем Василием III Иоанновичем, явился без промедления и без промедления начал вынюхивать крамолу, испросив позволения в действиях своих не считаться ни с занимаемым положением обвиненных, ни с родовитостью.

– Кто их, предерзких, подучил? – беспрестанно повторял Иоанн. – Я желаю знать – кто? Слышишь, Василий?! По малейшему подозрению хватай – и ко мне. Нет ничего страшнее измены! Алексей, пошли за дядьями немедля.

Прибежали князья Михайла и Юрий Глинские.

– Что случилось, государь? – в один голос воскликнули они. – Да здоров ли ты?

– Я-то здоров, слава Богу! Новгородцы моих забросали колпаками и грязью придорожной. Стали смерды на бой! Мои взяли их в плети да схватились за сабли. Коня чуть под уздцы не схватили. Окружили со всех сторон. Еле ушел окольным путем. Из пищалей палили в упор.

Алексей Басманов слушал несколько смущенный. Он немного иначе запомнил происшедшее. Сила была все-таки на стороне Иоанна. Из пищалей стреляли не только новгородцы. Правда, дворяне Иоанновы больше пользовались луком, стрелами и холодным оружием. Из рассказа Иоанна Глинским боярин понял, что история развернется нешуточная. Случай произвел на юного государя угнетающее впечатление. «Молодой еще, – подумал Басманов, – сочувствия ищет и потому себя слабее представляет. А ведь как набросился на ослушников! Будто орел клевал кровавую добычу».

Летописцы, изображавшие эпизод не по горячим следам, тоже пошли за Иоанновой версией, хоть чем-то пытаясь объяснить будущие ужасные казни и бессмысленный новгородский погром.

III

Тем временем кудрявый воин через князя Андрея Курбского, стоявшего у дверей в Розыскную, попросил позволения войти.

– Великий государь, народ у тел убиенных изменниками волнуется. Женки плачут и рвут на себе волосы.

– Это хорошо! – вырвалось у Иоанна совершенно непроизвольно.

– Как прикажешь быть, великий государь?

– Да ты кто таков? Как звать тебя, молодец? Не ты ли рубил новгородцев? Лик твой мне знаком. Ну, чего примолк? Как кличут? – спрашивал Иоанн с неясной ухмылкой, и непонятно было: то ли потешается он над верным слугой, то ли и впрямь запамятовал его личность.

– Григорием, великий государь, а по прозвищу Малюта, сын Скурата, – невозмутимо и с достоинством повторил прошлый ответ смельчак.

– Так что же ты здесь стоишь? Беги, сгоняй бояр на площадь, кого застанешь в норах. Пускай полюбуются, к чему приводит их измена да подлые подговоры.

Басманов что-то зашептал на ухо Иоанну. Тот измерил взглядом Малюту, словно прицениваясь.

– Ты, собака, забыл, что я тебе велел раньше? – накинулся он на Малюту. – Чтобы к вечеру всех переловил. Иди! Басманов, дай ему людей. Пошли самых ловких. Не признаешь новгородцев? – обратился он к воину. – А за что?

– Воли много взяли да воду толкут в ступе и государевы ослушники, – твердо сказал Малюта.

– Не с бояр начинать, государь, – тихо посоветовал Михайла Глинский. – Подучены они нынешними Борецкими, Марфы, правда, у них, слава Богу, нет.

– Я знаю, – отрезал Иоанн. – Не в Борецких суть. Тут московские псы налаяли. Без злой науки сего случиться бы не могло. И корень ядовитый выдернуть давно пора. Вот Васька Захаров и займется. Я тебе верю, – ласково ободрил он ближнего своего дьяка.

И, резко повернувшись, Иоанн пошел прочь из розыскной. За ним потянулись и остальные, не уступая дорогу друг другу, как польские шляхтичи или посланцы иноземных властителей, когда их было больше, чем могли пропустить узкие двери.

– Новгородцев возьмешь в подклеть на северной башне и стражу крепкую приставишь, – велел напоследок Иоанн Басманову.

Дьяк Захаров хорошо знал, что розыск предполагает обнаружение прежде всего истины. Но жаждал ли истины Иоанн или стремился к удовлетворению собственных страстей? Вот в чем состоял главный вопрос. Место вблизи Иоанна дьяку досталось нелегко, и он не собирался его терять. По здравому размышлению государь прав. Разве смерды, вооруженные пищалями, двинутся пешим ходом из Новгорода, чтобы подать челобитную московскому властелину, укрывшемуся за новенькими – недавно отремонтированными – стенами коломенского Кремля? Да ни в жисть! Они ходатаев раньше бы отправили. А те начали бы действовать через ближних бояр. Шуйские влияние потеряли. Обратились бы к Воронцовым. С Федора сложили опалу, и теперь он снова советчиком при государе. Да и без братьев матери Иоанна князей Глинских ни одна жалоба не решалась. Кинулись бы к Михаилу и Юрию, которые Воронцовых мечтали оттеснить.

Дьяк в ту же ночь позвал воина, который первым поставил заслон новгородцам, и передал волю Иоанна: убираться из Коломны подобру-поздорову. Малюта выложил ему правду – все как было. Захаров только спросил:

– Был у них умысел сразу, или от обиды вскинулись? Не спеши, подумай. От твоих слов многое зависит. Глубоко ли измена корни пустила? Обширен ли заговор? Похоже, что в Коломне решили государя с трона ссадить.

Малюта прикинул: что ответить и как себе хуже не сделать? Он искоса взглянул на дьяка. Что больше подойдет? Чего ему самому надо? В двух шагах от Малюты стоял крепко скроенный и одетый в аккуратный кафтан молодой человек с загорелым и обветренным неглупым лицом и пронизывающим взором. Но что-то в нем подсказывало: не знатной фамилии, потом-кровью достиг благополучия, хитростью и умом.

– Не иначе боярская измена, господин! – произнес негромко Малюта. – Как я подъехал, грязью начали кидать да смеяться.

Попал! Захаров облегченно вздохнул. И послал за прочими участниками побоища. Малюта, никого не страшась, сеял и на другой день: измена, измена! Боярская измена! Бояре подучили пищальников. Концы с концами сводились. Новгородцы чуть ли не строем шли. Ружья заряжены, и мечи кое у кого в руках. Неужто сейчас так челом бьют на Руси?

Теперь дьяку оставалось определить, кто учинил измену, кто наставлял новгородцев, кто упредил их, что Иоанн в то утро охоту на волков затеет? Предателей надо искать в окружении государя. Дьяк хотел было что-то еще уточнить у Малюты, но тот как сквозь землю провалился, растворился во тьме ночной. Он еще в интригу не желал вступать, но уже кружил, как ворон, вокруг да около. Присматривался и слушал.

IV

С первыми петухами к дьяку явился посланец от князя Юрия Глинского.

– Боярин велел кланяться тебе, Василий, – сказал посланец, которого дьяк знал под именем Казимира.

Казимира вывезли братья из Литвы. Он у них вроде дворецкого и самое доверенное лицо.

– Садись, – пригласил Захаров, – желанным гостем будешь.

– Князь подмогу тебе оказать хочет – в твоем многотрудном деле. Ты ведь от подмоги не откажешься?

– Не откажусь. А в чем она состоит?

– В раскрытии тайны, которая не сразу разъясняется, а постепенно.

– Не томи душу.

– Новгородцев подговорил князь Иван Кубенский по злобе за прошлую опалу и боярин Федька Воронцов.

– Не может того быть! Князь Иван человек обширного разума и нравом свирепым не отличался, хоть и якшался с проклятыми Шуйскими.

– Вот-вот! И тебя личина князя Ивана обманула. Да как честный боярин с Шуйскими-то ладил?! Помилосердствуй! Любая собака знает, как они великого государя теснили, как ноги в сапогах на постель ему клали, как досыта не кормили.

– Не возразишь! Шуйских великий государь за те обиды не любит и видеть их подле себя более не желает. Запугать они государя хотели?

– Может, и запугать. Но Шуйские через князя Ивана действовали. Князь Юрий тебе в том поруку дает. Однако и это еще не все. Тут загадка не большая. А что Федька Воронцов – государев советник и любимец – замешан, сразу и не разберешь: зачем?

– Не поверит великий государь, что Воронцов в стачку с Шуйскими вступил. Не поверит! – засомневался Захаров.

– А он и не вступал. Ни с Шуйскими, ни с князем Иваном и ни с кем иным. Он напрямую с новгородцами сносился.

– Да по какой причине? Он у великого государя в почете. С малолетства. Сколько раз от смерти спасал.

– Ты князя Ивана за разум хвалишь. А кто боярину Федору в думе ложные обвинения предъявил, кто его за волосы таскал да Шуйских подзуживал? Розыск – дело тонкое, не мне тебя учить.

– Да уж! – засмеялся Захаров. – Тоньше не бывает. На волосочке все держится. Чик – и нет тебя! А шейка – тоньше волосочка.

Казимир не улыбнулся, но и не оробел.

– Боярин Воронцов первенствовать желает. Не нравится ему, что государь в сторону Алексея Басманова клонится. Вот Воронцовы через соглядатаев и подбили новгородцев с заряженными пищалями на дорогу выйти. Да попугать великого государя с Алешкой Басмановым.

– Темновато как-то и путано, – опять усомнился Захаров.

– А ты попробуй раскрути – и увидишь, чем закончится. Государевы дядья тебя не забудут.

Казимир растворился в сером рассветном воздухе, а дьяк начал готовиться к встрече с Иоанном. Вскоре его позвали в Розыскную.

Иоанн долго молчал, прежде чем задать первый короткий вопрос:

– Подучили пищальников или сами мятеж замыслили?

– Подучили, великий государь. Вели позвать воина, которого первым к бунтовщикам послал.

Присутствовавший здесь Алексей Басманов кликнул Малюту. И храбрец сейчас из тьмы проступил, как призрак. Воздух уплотнился и молниеносно сформировался. И Малюта предстал пред светлыми очами государя.

– Повтори, – коротко приказал дьяк.

Малюта повторил слово в слово. И побожился.

– Пошел вон, собака! – сказал Иоанн. – Верю. Кабы соврал – не миновать тебе плахи.

И он полоснул воина разъяренным взором.

– Иди прочь, но будь под рукой, – кивнул на дверь Басманов.

Воин скрылся, однако теперь запомнился государю как из тьмы проступающий.

«И плаха нас с тобой сроднит», – мелькнуло у Малюты. Он чуял, что государь его запомнил. Да как сквозь толпу к трону протолкнуться поближе? Сколько времени уйдет! У царя нрав крутой, суровый. Без плахи и раньше в русской круговерти не обходились, но нынче иной ветер подул – смерч!

Дьяк Захаров остался доволен показаниями Малюты. Теперь оставалось перейти к главному и наиболее рискованному. Для дьяка наступал звездный час. Однако предстояло пройти по лезвию ножа. И он передал Иоанну сведения, подброшенные Казимиром от имени князя Юрия Глинского. И про боярина Алексея Басманова, который тут же находился, припомнил совершенно равнодушным голосом, демонстрируя всем видом и интонациями, что и иное произнес бы – противоположное, когда бы розыск подтвердил. Алексей Басманов в лице не изменился, но по глазам дьяк определил произведенное впечатление. И здесь попал!

Ну теперь – деваться некуда! – Иоанн не поколеблется. Дьяк смотрел прямо в лицо повелителю. Иоанн молчал, гнев в нем копился и наконец выхлестнул кипящей лавой.

– Взять изменников и четвертовать. Розыск прекратить, – бросил он дьяку. – А мы с тобой, Алешка, завтра опять устроим охоту на рыжих волков. Клеть не сломали?

До чего приятно старшего по возрасту укороченным именем звать. «Да он еще совсем ребенок», – подумал с облегчением Басманов.

– Нет, пресветлый государь. И клеть доставили, и пятерых пищальников отловили.

– Кто?

– Кого посылал, пресветлый государь: Малюта Скуратов.

– Награди. Чего застыл? – обратился Иоанн к Захарову. – Оглох? Взять изменников, объявить их вины народу и сегодня же казнить, как я приказал.

– Значит, князя Ивана Кубенского, Федора Воронцова…

– И Василия, – прибавил Басманов.

Иоанн кивнул. Лицо его исказила кривая дергающаяся гримаса. Не совладали молодые мускулы – все-таки трудновато на смерть посылать недавних друзей и фаворитов. Но лиха беда начало! Когда он князя Андрея Шуйского псарям бросил, сердце не трепыхнулось. Врага не жаль! Но и к Воронцовым вспыхнула ненависть. Попугать вознамерились, будто он щенок несмышленый. Другим наука будет на всю оставленную им жизнь!

– И холопов их, уличенных в измене и подговоре, не забудь!

«Ну, это просто», – пронеслось у дьяка в сознании, будто речь шла о двух или трех дворовых, и он поспешил прочь из Розыскной.

– И чтоб по всем правилам! Как при деде и батюшке! – почти в спину Захарову крикнул Иоанн, на мгновение задержав его скорый шаг. – Чтоб кат – в красном и маске. А секира сверкала на солнце! И чтоб плаха была не пеньком прогнившим!

Боярин Алексей Данилович Басманов – человек грамотный, образованный, мысли у него и сравнения изысканные, непростые. Вот что он подумал: «Затевает юноша представление. Как скоморох на подмостках, желает потешиться и насладиться чужим страданием». Басманов понимал, что на месте Воронцовых и ему легко очутиться.

В Коломне еще никого не казнили на площади перед Кремлем. И всего требуемого Иоанном достать будет, наверное, нелегко. Захаров, привыкший, в общем, к Иоанновым причудам, на сей раз замялся. Он надеялся, что властелин поступит не так жестоко и быстро и он продолжит розыск, который дьяку сулил большие прибыли и утишил бы совесть.

V

Народ согнали после полудня. Толпа нестройно волновалась, и тихий шелест листвы разносился в прохладном майском воздухе. Плаху с трудом нашли у кабанников, разделывавших на ней мясные туши. Обширная, приземистая, иссеченная и глянцевитая по окружности, колода выглядела ужасно. Ее водрузили на возвышение, сложенное из каменных плит, оставшихся от строительства Кремля. Сооружение огородили веревками. Костюм кату и колпак с прорезями для глаз купеческая женка Марфа быстро приспособила из малинового скоморошьего кафтана. Царь разницы не приметит, понадеялся Захаров. Секиру иноземную, кажется немецкую или шведскую, отыскали в арсенале, в одном из ящиков, где хранились алебарды. Лезвие зашкурили и отточили до неимоверной остроты. Ката подбирать не надо было. Кат у дьяка Захарова всегда под рукой. Мужик звероподобный, а по происхождению чужестранец, конечно обрусевший. О происхождении прилично умолчать – неприятно обижать сопредельный народ: вот, мол, кат из ваших.

Захаров, пока волю Иоанна выполнял, весь упрел, однако справился. Ничего не подозревавших бояр повязали и запихнули в сырую подклеть. Дьяк им скороговоркой изложил вины.

Едва все приспело, обреченных потащили на площадь, не позволив раскрыть рта. Поставили у плахи на колени, и глашатай принялся невнятно читать наскоро составленную грамоту от имени Иоанна, в которой боярам вменяли старые и новые вины, в том числе мздоимство, измену и подговор пищальников, намеревавшихся лишить жизни великого князя Московского.

Иоанн стоял поодаль, наблюдая за толпой. Потом сел на коня, и Алексей Басманов, взяв каракового жеребца под уздцы, подвел его поближе к плахе. Федор Воронцов – седобородый, в разодранном парчовом кафтане – попытался что-то крикнуть, но кат ударил его по затылку, сорвал богатые лохмотья и кивнул помощникам, одним из которых оказался Малюта, а другим – его приятель, Васька Грязной, веселый бесшабашный воин, взятый тоже самим Иоанном к себе и потешавший властелина в подходящий случай. Помощники в черных колпаках с прорезями растянули старшего Воронцова на иссеченной плахе. Секира сверкнула – и исковерканная от скользящего удара голова скатилась с возвышения в пыль, повторив как бы политический путь боярина: с возвышения – в пыль!

Народ ахнул и отхлынул от заграждения. Конь под Иоанном, если бы не железная хватка Басманова, вскинулся бы на дыбы, а так только заплясал, оседая на задние ноги.

Тело Воронцова Малюта отбросил прочь.

– Я велел четвертовать! – тихо и разгневанно прошептал Иоанн.

Захаров бросился к плахе. И князя Кубенского уже четвертовали. А голову насадили на шест, который выдернули из ограждения. Такая же участь постигла и Василия Воронцова.

Непристойность, поспешность и неправедность казни недавних друзей, очевидно, подействовала и на самого Иоанна. Хоть и самодержавный властелин, но по годам юноша – сердце-то не зачерствело. Он что-то произнес, нагнувшись к Басманову, и тот повел коня к кремлевским воротам.

Кат передал секиру Малюте, чтоб тот дорубил двух обнаженных новгородцев, остальных добивали Грязной на земле и еще один воин, подскочивший к забрызганным кровью убийцам, утомившимся от дикой и безобразной бойни.

У ворот Иоанн обернулся и увидел, как споро Малюта и Грязной расправляются с менее именитыми изменниками. Теперь он накрепко, пусть и безотчетно, запомнил лицо кудрявого воина. Умение запоминать и приближать нужных людей – искусство, которым владеют далеко не все цезари.

– Слышь, Алешка, ты этих, – и Иоанн кивнул на помощников палачей, – не забудь. Ловкие, собаки! Да не жмурься на солнце! Завтра поедем на охоту. Захарову передай – взыщу. Кафтан на кате был не красный, а малиновый. Ох и взыщу!

Иоаннов конь медленно пересекал двор. У дверей одной из башен на севере он увидел друга своего – летами постарше – Андрея Курбского. «Брезгует вражьей кровью, – подумал в раздражении Иоанн. – Брезглив не в меру!»