Текст книги "Загадка Скалистого плато"
Автор книги: Юрий Ясько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
– Борис Семенович! – взмолился Смолин. – Стыдно ведь! Что люди подумают? Вы же вроде как арестованных нас будете вести.
– Вы будете идти рядом со мной, нормально идти.
– Ну, если надо, – Чарыев повел плечами и заложил руки за спину. – По-моему, арестованные так ходят.
– Перестаньте! Мы не шутки шутим. Пошли!
Придя в отделение, Туриев попросил Харебова забрать в город и рюкзак. Что касается Чарыева и Смолина, их решили препроводить в Пригорск последним автобусом.
Раздался телефонный звонок. Харебов взял трубку, тут же передал ее Туриеву.
– Привет! – голос медэксперта Живаевой звучал совсем рядом. – Слушай основное: «Пуля пробила затылочную кость… застряла над верхним клыком правой челюсти… выстрел произведен из оружия системы «карабин» образца 1937 года… не исключено применение оптического прицела… возраст убитого, примерно, пятьдесят лет, телосложения крепкого… особых примет нет… смерть наступила мгновенно в результате кровоизлияния в мозговую оболочку…»
– Что показал детальный осмотр одежды?
– Ничего, если не считать крови на спине и на вороте штормовки. Осмотрели каждый шов – несколько крошек табака. – И все.
– Спасибо. Я отправлю к тебе кое-что.
Туриев откинулся на спинку стула, закурил. Чарыев и Смолин сиротливо сидели в углу дивана.
Харебов, по просьбе Туриева, связался с телеграфом, протянул трубку Борису. Тот медленно продиктовал:
– «Москва госбанк СССР прошу сообщить какой район страны были направлены банковские билеты достоинством 100 рублей серии СБ выпуск 196… года Сообщение ждем по адресу…»
– А теперь, – обратился он к Харебову, – едем в Ид. Как вернемся, ты с Чарыевым и Смолиным двигаешь в Пригорск.
Натужно ревя мотором, машина карабкалась вверх по ухабистой дороге. Близкие вершины снежников горели под лучами уходящего на покой солнца, густая синева постепенно ложилась на склоны гор. Машину то и дело подбрасывало, изрядно трясло. Ах, эти наши дороги! Сколько копьев сломано в спорах, нужны ли сразу хорошие дороги, а не времянки, на которых задолго до срока умирают машины. Сколько денег выбрасывается под колеса различных автомобилей, надсадно жующих трудные километры. И когда мы научимся беречь не просто рубль, а рубль народный?
От Ида до Рудничного пятнадцать километров. Говорят, новый автобус выходит здесь из строя, не прослужив и года. А что говорить о рудовозах? Ежегодно их заменяют десятками новых.
У начала тропы на Скалистое плато остановили машину, вышли.
Харебов несмело проговорил:
– Мне в голову одна мысль пришла, Борис.
– Выкладывай.
– При убитом не было никаких вещей, в карманах пусто – так? Выходит, преступник застрелил его, спустился на дорогу, пробежался, забрал вещи, очистил карманы… Такого быть не может. Мне кажется, один стрелял, другой неподалеку здесь находился в каком-нибудь укрытии. Когда все свершилось, он и забрал вещи, пошарил по карманам. Так что преступников было не меньше двух.
– Вполне… И это пока никому не известно, – задумчиво проговорил Борис.
– Может, преступник обитает в наших краях?
– И даже живет себе спокойненько в Рудничном. Я специально задержал Чарыева и Смолина. Ты понял?
– Как не понять? – вопросом на вопрос ответил Харебов. – Этот прием описан в юридической литературе: преступник, уверенный в том, что следствие направлено по ложному руслу, теряет бдительность. Убитый расспрашивал Чарыева и Смолина о Скалистом плато. Что его туда влекло? Ходила такая легенда в народе: до начала первой мировой войны будто где-то на плато были построены военные склады. Из продуктов – в основном консервы и шоколад. До тридцать третьего года здесь свирепствовала банда Барса, есть предположение, что она из этих складов кормилась, когда таилась в горах до очередной вылазки на плоскость.
– Барс? Не слышал о таком.
– Настоящая его фамилия Судомойкин. В октябре его банда была разгромлена. Барс – убит. Говорят, из всей шайки остался только начальник штаба банды – Тигр.
– Барс, Тигр… Имена какие-то звериные.
– Грозные имена – то, что надо бандитам. Мой отец до войны работал на Скалистом плато в экспедиции. Немец ею руководил. Рейкенау. Его называли доктор Рейкенау.
– Так ты местный?
– Родился в Рудничном.
– Отец работает или уже на пенсии?
– Погиб. Двенадцатого мая в Чехословакии. Обидно. Уже была подписана капитуляция. Мать чуть с ума не сошла, когда получила извещение.
– Да, на войне убивают… Но сейчас войны нет, а убийства есть. Поехали?
Снова рев мотора, снова ухабы, глубокая колея. В машине густо пахнет бензином, от этого першит в горле, свербит в носу.
В поселок Ид въехали, когда стемнело, где-то нерешительно залаяла собака, ей ответила другая – и вот весь поселок огласился неистовым лаем, он продолжался несколько секунд и закончился, как по команде.
Туриев и Харебов переглянулись, рассмеялись.
Вся семья водителя Дмитрия Селезнева сидела у телевизора: демонстрировалась третья серия нашумевшего боевика с бесконечными погонями, выстрелами, драками. Селезневы приветливо встретили гостей, предложили вместе досмотреть фильм, а потом уж поговорить. При этом Селезнев прошептал:
– Харебов просто так в поздний час не приедет. Видимо, ко мне дело есть.
Когда погас экран телевизора и жена Селезнева с двумя детьми ушла в другую комнату, водитель, смеясь, сказал:
– Не ответите ли мне на вопрос, товарищи: почему киношники нас, зрителей, иногда за дурачков считают? Вот сейчас не обратили внимания? Герой фильма в последней схватке из пистолета, обойма которого вмещает всего семь патронов, сделал подряд двенадцать выстрелов! Вроде мелочь, а я сразу перестал верить в то, что происходит на экране. Или еще пример. Показывают, например, что-нибудь из жизни москвичей. Ну, допустим, некий Вася звонит по телефону некоей Дусе. Входит бодренько этот Вася в телефонную будку, делает три-четыре кругаля телефонным диском – и связь состоялась, а ведь в Москве-то семизначный телефон! Ну и дела… Давайте сядем за стол, поужинаем, поговорим. Зовут меня Дмитрий Лукич, – обратился Селезнев к Туриеву, – а вас?
– Борис Семенович Туриев, следователь по особым делам. Ваше имя-отчество легко запомнить: вы тезка нашего прокурора, его тоже зовут Дмитрий Лукич.
– Знаком с товарищем Вермишевым: в позапрошлом году приезжал он сюда на соревнование по ловле фореля. Я его обогнал на две рыбешки, он второе место занял.
– Наш прокурор – заядлый рыбак-любитель. Так вот, Дмитрий Лукич, – Туриев показал ему фотографию, – этого человека вы позавчера подвезли в машине к началу тропы на Скалистое плато?
– Так точно, – ответил Селезнев, бросив короткий взгляд на снимок, – он мне потом трояк в руку совал, так я ему такое сказал…
– Вспомните, во сколько, примерно, он сел в вашу машину?
– Я скажу: в четырнадцать двадцать. Как раз в это время по радио начали передавать первый фортепианный концерт Чайковского – вернее, финал. Скажу по секрету, – улыбнулся Селезнев, – по моей заявке. Вот, – водитель встал, подошел к телевизору, вытащил из-под него конверт, – здесь уведомление о том, что моя просьба будет удовлетворена такого-то июля в такое-то время…
Перед тем, как сесть в кабину, он попросил помочь ему забросить рюкзак в кузов, что я и сделал. Я не тронулся с места, пока не прозвучала до конца музыка. В дороге он спросил:
– Нравится Чайковский?
– Конечно! Люблю его музыку.
– Я тоже к ней испытываю большую любовь, – сказал и потом всю дорогу молчал.
Когда мы доехали до места, он мне и стал трояк предлагать. Я денег вообще не беру, когда кого-нибудь подбрасываю до Ида. Стыдно. Ну, а тот тогда и говорит:
– Возьмите хотя бы пачку папирос, хорошие папиросы, «Наша марка».
Папиросы я взял, еще пачку не раскрыл.
– Где она, пачка?
– В столе лежит, в другой комнате.
– Принесите.
Селезнев вышел и вернулся с пачкой папирос. Туриев осторожно положил ее в сумку со словами:
– На ней могут быть отпечатки его пальцев. И ваших, товарищ Селезнев, так что придется вам встретиться с нашим дактилоскопистом… Так надо, чтобы выделить отпечатки убитого.
– Пожалуйста! Какой может быть разговор? Ну, как приготовлены баклажаны? Сам колдовал.
– Чудесные баклажаны, – ответил Харебов. – Рюкзак тяжелый был?
– Пуд тянул, ей-богу.
– Больше никого по дороге не подобрали? – спросил Туриев.
– В это время желающих проехать до Ида не бывает. Вот только перед поворотом на мост машину остановил старик один. Ну, не старик, но пожилой мужчина, высокий, плотный, спичек попросил. Я ему сказал, что уважающий себя рыбак без огонька на рыбалку не пойдет. Мужчина ответил, что спички из кармана выпали в речку. Я ему дал коробок – больше никто нам по дороге не встретился. Мужчина тот мне одну форельку дал, граммов на сто, я ее потом дома пожарил, малого сына угостил, он у меня рыбку любит. Мне не столько мужчина запомнился, сколько футляр для удочек, что у него за спиной был. Великолепный футляр, импортный. Такой, знаете, с массой кармашков на молниях. Прекрасный футляр. И почему наши не могут такие делать?
– Дальше…
– Ну, приехали, я ему рюкзак с кузова подал, он поблагодарил. Погода стала портиться, я ему предложил поехать со мной до Ида, дождь переждать, потом вернуться сюда, но он сказал, что в случае дождя найдет возможность укрыться под скалой. На том я и уехал. А в чем дело? Хотя, извините…
– Вашего пассажира вчера нашли убитым – выстрелом в затылок. Вы и тот мужчина-рыболов видели его перед гибелью последними.
Селезнев вытянулся, лицо его слегка побледнело.
– Уж не думаете ли вы, что я убил его?
– Смешно так думать, Дмитрий Лукич. Вы лучше припомните: не было ли у вашего пассажира чего-нибудь характерного, на ваш взгляд, в поведении, в манере говорить?
– Суетливым каким-то он был. Спокойно не сиделось ему. Вроде как контуженный. Я помню, после войны вернулся мой дядя из госпиталя, так он вертелся на стуле все время, то туда повернется, то сюда. От контузии. И этот тоже. И акцент у него был. Не все слова правильно выговаривал. Не «музыка» говорил, а «музика», да еще вроде после буквы «з» мягкий знак ставил.
– А вы не поинтересовались, для чего ему понадобилось идти на Скалистое плато?
– Он у меня спросил, правда ли, что иногда со Скалистого плато вой доносится, что там дьявол живет? Я ответил: в народе сказ ходит, что место это проклятое, туда одному идти опасно. Он сказал, что он спелеолог и собирается изучать пещеры Скалистого плато. Вроде с северного склона уже изучал, теперь непосредственно на плато пойдет. Вот и весь разговор.
– Спасибо, Дмитрий Лукич. Завтра не отлучайтесь далеко, наш дактилоскопист к вам приедет. Еще один вопрос: вас дождь в дороге застал?
– Не-е-ет. За поворотом, где штольню геологи проходят, дождя не было. Здесь такое часто наблюдается: на левом берегу реки дождь шпарит вовсю, а на правом – сушь да благодать, а расстояние-то всего километр. Но гром гремел внушительный.
– Так что выстрел мог утонуть в грохоте?
– Вполне, Борис Семенович.
– Устье штольни далеко от дороги?
– Чуть в стороне – на склоне Черной горы, да по отвалу породы сразу видно, вы сейчас не заметили: темно было, когда ехали.
– Ну, по домам, товарищи.
В Рудничный вернулись около полуночи. Туриев все не мог уснуть, перебирая и сопоставляя факты, делая предположения.
Кем был убитый? Геологом? Нет. Геологи – народ общительный, он обязательно зашел бы к своим коллегам, в контору Рудничной геологоразведочной партии. Хотя бы для того, чтобы получить картографический материал. Спелеолог? Но люди этой профессии в одиночку исследованиями не занимаются. Искатель легендарных складов?
И Смолин, и Селезнев сказали, что убитый говорил с акцентом. Смолин подчеркнул вполне определенно: с акцентом жителя Прибалтики. Это – ниточка, но такая слабая, такая почти невидимая – тоньше паутины.
Туриев проснулся, когда Харебов уже колдовал над нехитрым завтраком – яичницей с колбасой. Борис выскочил на улицу, побежал к реке, умылся ледяной водой.
После завтрака направились в отделение.
Бориса ждала телеграмма: «Рудничный Отделение милиции следователю Туриеву банковские билеты серии СБ выпуска 196… года достоинством сто рублей направлены мае этого года …скую автономную республику, управлению госбанка…»
Борис связался с Вермишевым, доложил о проделанной работе и сказал, что ему необходимо срочно выехать в столицу …ской автономной республики.
– Даю добро. Словом, действуй так, как считаешь нужным. Когда выедешь?
– Вечером, чтобы утром быть на месте. Сейчас отправляться нет смысла – все учреждения к приезду закроются, а мне необходимо попасть в управление госбанка.
– Ясно. Будь здоров.
Борис осторожно положил трубку на рычажки аппарата.
– Борис Семенович! А не поискать ли нам вещи убитого? Может, валяются где-нибудь недалеко от места происшествия?
– Да, Андрей. Займись этим с помощниками, а я пока с поселком познакомлюсь. Хорошо? В гостиницу надо зайти, сказать, чтобы номер не держали.
– Все обшарим, Борис Семенович, все до последнего квадратного сантиметра. Илья!
В кабинет вошел сержант.
– Илья! Готовь машину, едем.
– Есть!
Туриев занес в рабочий блокнот результаты расследования, за минувший день, и вышел на улицу.
Поселок Рудничный – несколько десятков домов и единственная улица. Дома – в основном довоенной постройки, добротные. Самое внушительное здание – клуб горняков. Перед клубом – сквер. Листья акаций и кленов белесые от пыли. А вот и обелиск в память о геологе Зубрицком. Родился в двадцатом году, пропал без вести в сороковом. На камне высечен выразительный рисунок: заходящее за хребет солнце, на фоне гор – геологический молоток и компас. У подножья – букет живых цветов – альпийские ромашки.
Разгар рабочего дня, в сквере никого нет.
Туриев сел на скамью, с удовольствием вытянул ноги. Иногда старая болезнь скажется отголоском: болят икры, ломота в костях появляется.
Скалистое плато… Оно хорошо видно отсюда – исполинский стол, подброшенный силами природы на высоту около трех тысяч метров над уровнем моря. Скалистое плато… В народе живет предание о том, что когда-то там жили люди, златокузнецы, изделия которых расходились по всему миру, но пришел сюда кровожадный Тимур, предал все живое огню и мечу, умер город златокузнецов. Красивое предание…
Немало экспедиций снаряжалось на Скалистое плато. Никаких следов города там не обнаружено. Правда, экспедиции носили геологический характер, но попутно некоторые из них пытались решать и археологические вопросы. Мертвая земля, мертвый камень, продуваемые свирепыми ветрами.
В далеком детстве о Скалистом плато рассказывал Борису дядя, брат отца, Виктор. Он увлекся историей этого края до войны, но вернулся с фронта с тяжелой контузией, много и тяжело болел. Скончался в пятидесятом году, так и не успев о Скалистом плато опубликовать историческое исследование.
Он говорил матери Бориса о том, что в городе Д. оставил у женщины, у которой квартировал около месяца, когда формировалась их морская бригада, рукопись, служившую началом его работы, но та женщина из Д. уехала, найти ее невозможно.
Рукопись, наверное, пропала, думал Борис. Интересно, о чем написал дядя Виктор? В геолого-разведочной партии, конечно, есть кое-какие материалы, касающиеся Скалистого плато.
Зайдя в отдел, Туриев попросил отчет о работе экспедиции Рейкенау. Начальник партии уступил ему свой кабинет, сам уехал на участок.
Пояснительная записка к отчету – два десятка машинописных страниц, несколько листов геологической графики: разрезы, стратиграфическая колонка, таблицы анализов пород. В коротком вступлении сказано, что лагерь экспедиции был расположен у подножья Скалистого плато, так как на самом плато жить было невозможно: каждую ночь там раздавался жуткий вой, приводивший в смятение участников экспедиции. Пришлось стать лагерем у западного склона Скалистого плато.
Так… Заключение: «Скалистое плато в плане обнаружения здесь каких бы то ни было полезных ископаемых бесперспективно, интерес могут представлять только известняки, как строительный материал».
А вот и заключение советского эксперта, профессора Лосева:
«Нам кажется, что недостаточно интенсивно велась разведка контактной зоны между известняками Скалистого плато и гранитами Главного хребта. Косвенные признаки позволяют думать, что в этой зоне возможно нахождение скарнов, в которых локализация золоторудных месторождений вполне вероятна…»
Борис просмотрел и графический материал.
В кабинет вошел высокий мужчина в штормовке. Его лицо обрамляла аккуратная бородка, во рту он держал трубку из темного дерева.
– Васин Игорь Иванович. – Он протянул руку. – Интересуетесь Скалистым плато? Своеобразное место, скажу я вам. Вы геолог?
– И да, и нет, – не очень любезно ответил Туриев.
– А-а-а… Понял. Вы – следователь? Мне товарищ Таиров сказал, вашу фамилию назвал. Туриев?
– Да, Туриев.
– Извините за вторжение, но мне кое-что необходимо здесь взять. – Васин отодвинул ящик стола, вытащил толстую записную книжку. – Пикетажку свою здесь вчера оставил. Ну, ничего не выяснили по поводу убийства?
– Пока ничего. А вы откуда знаете об убийстве?
– Поселок маленький, такое событие сразу становится известным. Н-да, неприятное происшествие. Ну, извините, мне пора на участок. – Васин вышел из кабинета.
Борис сложил пожелтевшие от времени листы ватмана, положил отчет в ящик стола, посмотрел на часы. Наверное, Харебов и сержант уже вернулись…
Помощники действительно ждали Туриева в отделении. По лицу Харебова Борис понял, что ничего из вещей в районе места происшествия они не нашли.
– Посмотрели под каждым кустиком, исползали всю округу – пусто, – сокрушенно доложил Харебов.
– Мы имеем дело с людьми, которые умеют заметать следы, Андрюша. Но не огорчайся. Сейчас главное – выяснить личность убитого. Автобус отходит в двадцать сорок. Мне пора…
…Мягко и бесшумно скользит по шоссе «Икарус». Из окна хорошо видно, как начинает сереть восток. В такие предрассветные минуты хочется думать только о хорошем: нарождается новый день, пусть он принесет людям только счастье. Но как много еще рядом с прекрасным, возвышенным, устремленным в будущее порочного, грязного, омерзительного. Вспомнилось его первое дело.
Уважаемый всем городом человек, руководитель крупного предприятия, навечно «прописанный» в президиумах всяческих торжеств и собраний, оказался на поверку… взяточником. Причем, он обирал своих подчиненных: каждый, занимавший более или менее заметный пост в заводской иерархии должен был давать ему, когда он уходил в отпуск, строго определенную (по рангу занимаемой должности!) сумму. Все шло гладко на протяжении нескольких лет. И вдруг грянул гром: на своего руководителя пожаловалась сотрудница планово-экономического отдела – написала письмо в прокуратуру. Она писала и раньше, но в руководящие инстанции. Письма самым таинственным образом «пропадали».
Борис долго не мог в душе согласиться с тем, что человек, произносящий с трибуны громкие речи, бичующие недостатки, бьющий себя в грудь в порыве святых клятв, может целенаправленно, методично, ухмыляясь доверчивости и порядочности других, обирать людей и государство.
Туриев довел то дело до конца, невзирая на грозные звонки «сверху». Довел, чтобы доказать: никакой чин, никакая должность не дают права на глумление над советским строем.
Ажурное здание автовокзала. Столица …ской автономной республики приняла очередных гостей. Борис никогда не бывал здесь. Ему нравится приезжать в незнакомые города, бродить по улицам пешком. Пять часов утра. Еще много свободного времени. Можно искупаться в море.
Оно раскинулось перед глазами. Сине-белые полосы пролегли на поверхности неведомыми дорогами, все ярче разгорается небосвод, вечное светило выплывает прямо из воды.
Борис разделся, на мгновение задержал дыхание, прыгнул в воду «ласточкой», как делал это с детства. Прохладно-ласковые объятия охватили тело, оно стало невесомым, вода держала его заботливо и бережно. Накупавшись, он неторопливо оделся, пошел в город.
Распахнутый всем ветрам навстречу город пропах рыбой, водорослями, нагретым известняком, из которого сложены дома.
Веселый, шумный южный рынок. Туриев подкрепился шашлыком, выпил кружку пива.
К девяти часам солнце раскалилось до такой степени, что ноги сами тянули в тень. Ветерок с моря не принес прохлады, только запах рыбы стал более ощутимым.
Управляющий республиканской конторой госбанка изучил удостоверение Туриева, нажал на кнопку селекторной связи:
– Моният, куда направили сторублевые купюры серии СБ выпуска 196… года? Понятно. В город Д., – сказал он Борису.
Итак, дорога его ведет дальше.
В городе Д. в сорок втором году формировалась часть, в которой служил его дядя. Виктор много рассказывал своему племяннику об этом городе. Он любил его, мечтал поехать туда, завершить какую-то работу, что начал еще до войны, но смерть помешала…
Два часа дороги в душном поезде – и он на вокзале города Д. Знаменитое место. Именно тут, когда еще не было этого здания и в помине, Петр Первый принял у жителей ключ от города-крепости. Город возник давно на столбовой дороге в страны ближнего Востока. У приезжего человека он вызывает почтительное удивление: над ним расположена цитадель, от которой к морю идут две параллельные стены. В седой древности стены входили в море, между ними была натянута цепь, запиравшая вход в гавань. Говорят, блоки, из которых сложены стены, выдолблены, в отверстия залит расплавленный свинец. Они сложены без раствора, но соприкасающиеся поверхности блоков обработаны так искусно, что в швы невозможно просунуть лезвие ножа.
Борис идет по круто вздымающейся вверх улице, а в ушах звучит тихий голос дяди Виктора. «Трудно найти другой такой город, который знал бы столько нашествий и бурных исторических перемен. Многие века он служил яблоком раздора, ареной кровопролитных сражений, переходил из рук в руки, попадал под власть завоевателей и вновь обретал независимость, переживал подъемы и упадки, расцветы и запустения. И часто, когда над Д. нависала грозная опасность, его жители, купцы и ремесленники, призывали на помощь аланов – грозу степей. Аланы приходили сюда по узкому проходу между горами и морем».
Вот и цитадель. Борис через низкие ворота вошел в крепость, поднялся на восточную стену. Перед ними открылась замечательная картина: зеленый город прильнул к голубому морю.
Интересно, есть ли здесь музей? Наверное, есть.
Туриев спустился в город, у первого встречного спросил, как пройти в музей.
Небольшой дом рядом с тенистым садом. На двери табличка: музей истории, вход бесплатный. Перед дверью два каменных льва. Тела их потрескались, из трещин узкими лезвиями лезет желтовато-зеленая трава.
Бориса приветливо встретила пожилая женщина.
– Пожалуйста, пожалуйста. Вы сегодня первый посетитель. Летом все на море, в музей некогда. Что вас интересует?
– Я впервые здесь, но кое-что знаю о городе, читал Бестужева-Марлинского, Соколова-Микитова, Кудрявцева. Во время войны в этом городе какое-то время пребывал мой дядя, он интересовался его историей.
– Простите, а вы откуда приехали?
– Из Пригорска.
– Из Пригорска?! – в голосе женщины послышалась волнение. – В сорок втором году в моем доме жили два офицера. Один из них был историком, его фамилия…
– Туриев? – Борис подался вперед.
Хранительница музея даже отшатнулась, прикрыла ладонью глаза и сказала:
– Ему было тогда двадцать два года, он называл меня мамой.
– Это и есть мой дядя. Здравствуйте, Ксения Акимовна!
– Вот так встреча! А еще говорят, что чудес не бывает! Присаживайтесь, дайте-ка я на вас посмотрю… Похожи вы на Витю, очень похожи. Он тоже был коренастый, черноглазый. Волосы, как у него, непослушные. Перед тем, как ехать на фронт, он постригся наголо. Знаете, я даже плакала, когда увидела его без волос. Вы знаете мое имя? – спохватилась она.
– Дядя Витя о вас рассказывал. Он пытался найти вас, но на письма приходил неизменный ответ: в городе Д. Мирзоева Ксения Акимовна не проживает.
– Да. Десять лет, с сорок пятого, я прожила в Красноводске. Вернулась сюда после смерти сына…
– Дядя Виктор умер в пятидесятом. Он говорил о рукописи, которую оставил у вас.
– Рукопись есть, несколько десятков страниц.
– Сохранилась?!
– Конечно! – Ксения Акимовна взяла Туриева за руку. – Пойдемте, я сначала вам покажу музей. Вы где остановились?
– Для меня забронирован номер в гостинице «Огни».
– Никаких гостиниц! Будете жить у меня. Вы надолго приехали?
– Как сложатся обстоятельства.
– Я не спрашиваю, по какому делу вы приехали, но жить будете у меня. Моя дочь хорошо помнит Виктора, он ей шапку подарил, когда уезжал на фронт. Как это несправедливо: мне шестьдесят пять лет – я живу, а молодых не стало в самом расцвете сил. Будь проклята война! Мой сын умер от ран… Пойдем, покажу тебе самые интересные экспонаты, – Ксения Акимовна потянула Бориса за руку.
– Ну как? – спросила Ксения Акимовна, когда они вернулись к ее столу.
– Интереснейшая история у вашего города.
– Еще бы! Ему исполнилось две тысячи лет, но профессор Кудрявцев утверждает, что Д. старше минимум на десять веков. А ты кто по профессии? Историк, что ли? Как дядя…
– Был геологом, сейчас – следователь.
– Твой дядя был оч-чень увлекающимся историей человеком, радовался каждой древности. Однажды пришел домой веселый, «возбужденный, показал медное блюдо с замысловатым рисунком – купил на «толкучке». Нас не удивишь чеканкой, о чем я сказала ему, но Виктор ответил: на блюде – орнамент аланов – наших предков. И не просто орнамент, а нечто похожее на стилизованный план-карту какой-то местности. Потом Виктор несколько ночей подряд писал. Он торопился закончить статью о связях Д. и Дарьяла, но не успел: часть сформировалась, Виктор уехал на фронт. Рукопись у меня, я ее тебе отдам, пробовала читать, но всякий раз слезы застят глаза, Виктор встает перед глазами… Ах, как жаль, что он не нашел, меня. А вот блюда нет, – у Ксении Акимовны была странная манера моментально менять тему разговора.
– Пропало?
Ксения Акимовна жестом попросила Бориса следовать за ней. Они подошли к увеличенной фотографии, висевшей на стене. При осмотре музея Борис обратил на нее внимание. Под нею была прикреплена узкая полоска бумаги с машинописью: «Горсовет благодарит товарища Зарова Георгия Николаевича за передачу в фонд Обороны двадцати тысяч рублей».
– Пропажа того блюда, мне кажется, связана с Заровым. Заров, по его словам, приехал сюда перед войной. Он работал бухгалтером на хлебозаводе. Понимаешь, что во время войны, когда было так голодно, значило работать на хлебозаводе? Заров жил неподалеку от моего дома, а познакомились с ним в музее, в один из холодных зимних дней. Стал иногда приходить к нам в гости. Что греха таить, приносил то хлеб, то подсолнечное масло, а у меня на руках дочурка, Валя… Георгий Николаевич даже предлагал мне выйти за него замуж. Я не решилась. В сорок-то лет… Тогда это казалось просто диким. Однажды, кажется, в феврале сорок третьего года, Заров пришел вечером, принес бутылку вина, буханку хлеба и несколько копченных тараней. Сказал, что устроим пир в честь годовщины Красной Армии. Когда мы сели за стол, он сообщил, что все свои сбережения отправил в фонд Обороны. Я и Валюша поздравили его с таким благородным поступком. Заров подчеркнул и то, что в третий раз подал заявление на фронт, но ему снова отказали ввиду болезни. Почему я так подробно рассказываю? – Ксения Акимовна потерла лоб ладонью. – Ах да, блюдо! После ужина мы начали рассматривать – в который раз! – альбом с фотографиями. Заров почему-то любил это занятие, в старых фотографиях, говорил он, есть аромат прошлого. Валюша возьми да скажи, что у нас хранится старинное блюдо, медное, с рисунком. Заров поначалу отнесся к этому равнодушно, но когда увидел блюдо, необычайно разволновался, даже встал со стула, с блюдом в руках подошел к лампе и стал внимательно его разглядывать и предложил мне за него пять тысяч рублей! Представляешь? Около пяти пудов муки! Я, конечно, отказалась принимать от него деньги, сказав, что блюдо принадлежит не мне, а красному командиру Туриеву, который несколько месяцев назад ушел на фронт.
Тогда Заров попросил разрешения перенести на бумагу рисунок с блюда, объяснив это своей страстью ко всему древнему. Я разрешила. Но он не стал перерисовывать, а на следующий день пришел с фотографом Линским, тот сделал несколько снимков с блюда. И еще: Заров увидел рукопись твоего дяди – она лежала рядом с блюдом на дне сундука. Спросил, что это за бумаги. Я почему-то сказала, что старые бумаги моего покойного отца. Больше Заров ими не интересовался. А потом блюдо исчезло. Как сквозь землю провалилось. Может, его взял Линский – он приходил в конце сорок четвертого года фотографировать меня для газеты, я отлучалась, готовя угощение.
– А Заров? Живет еще здесь?
– Нет. Переехал в Пригорск. Ну, пойдем домой.
Когда они подошли к дому, Борис обратил внимание на высеченную надпись. Хозяйка перевела на русский язык: «Я, Мирзо Мирзоев, построил этот дом для мира. Да будет мир и счастье».
– Мой дед был купцом первой гильдии, а отец пошел по трудной дороге революционера. В пятнадцатом году он все свое состояние отдал большевикам.
Туриев и Ксения Акимовна поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж, через высокую резную дверь вошли в большую комнату.
Ксения Акимовна быстро накрыла на стол, говоря: сперва – еда, потом дела.
– Моя Валюшка прекрасно готовит фаршированный перец. Отведай!.. Сегодня уехала в Баку – с мужем мириться. Надоело все это… То ссорятся, то мирятся. Оба хорошие, умные, но слишком гордые. А ведь у них – сын. Чудесный мальчик, уже разговаривать начинает.
…Ночь, глубокая ночь плывет над городом, а Борис читает рукопись Виктора Туриева. Хрупкие листы бумаги источают запах лежалости. Почерк дядя убористый, нервный, но разборчивый.
Исторические справки, цитаты, взятые в кавычки… А вот интересное: «Купил на толкучке старинное блюдо. Не о таком ли блюде рассказывал мне Сослан Гагиев? Оно стояло в их сакле на самом почетном месте у очага. Дед Сослана говорил, что таких блюд всего три на всем белом свете. Блюда сотворены нашими предками, жившими в пещерах Скалистого плато. Они занимались златокузнечеством, их изделия распространялись по всему Востоку через Д-ские ворота. Думаю, это название ошибочное. Может, речь идет о Дарьяле? Дер-аль-алан – ворота аланов.
На блюде – орнамент, поразительно похожий на тот, которым пользуются до сих пор наши мастерицы при изготовлении войлочных ковров. Ахмед, продавший мне блюдо, показал статуэтку из нефрита – копию Сырдона из Нартского эпоса. Дьявольски интересную книгу можно написать, проследив путь в истории этих двух вещей – блюда и статуэтки. Ахмед статуэтку не продал за ту цену, что я предложил, а жаль… Окончится война – самым серьезным образом займусь историей нашего народа. А пока рискую сделать вывод, что легенда, бытующая в народе, – отражение действительности: на Скалистом плато жили люди, жили наши Предки. Предание имеет под собой реальную почву…»