Текст книги "Загадка Скалистого плато"
Автор книги: Юрий Ясько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
–…Пропал без вести в сороковом году.
– Какая разница?
– А это уж позвольте нам знать, пропал он или нет.
– Не надо лгать! Алешка погиб! Я собственными глазами видел его вещи, обнаруженные в языке лавины… Она его погребла. – Зубрицкий закрыл лицо ладонями.
Линский подошел к нему, полуобнял за плечи и забормотал слова успокоения. Зубрицкий резким движением освободился от рук Линского, не отрывая ладоней от лица глухо проговорил:
– Добивайте до конца. Я слушаю.
– Он носит другую фамилию…
Зубрицкий открыл лицо, выпрямился, горько усмехаясь, проговорил:
– Понять его можно: папаша – растратчик, бандит.
– Вы близки к истине, Георгий Николаевич, он сменил фамилию, опасаясь от преследований с вашей стороны, ибо отказался сотрудничать с Генрихом Рейкенау. Васин Игорь Иванович – так зовут вашего сына. Замечательный геолог, фронтовик, мужественный рыцарь науки.
– И я его смогу увидеть? – в голосе Зубрицкого было столько боли, что Туриеву на мгновение стало его жалко.
– Его фотография в верхнем кармашке рюкзака, в пикетажке, можете посмотреть.
Георгий Николаевич трясущимися руками взял рюкзак, положил его на стол, потянул за ремешок-отстежку…
Он долго смотрел на снимок, глаза его затуманились, подернулись влагой. Наконец Зубрицкий промолвил:
– Красивый мужик. На мать похож. На меня – ни капельки. А какого он роста?
– Высокого, как вы. Голос его на ваш похож.
– Он знает обо мне?
– Да.
– Не оттолкнет родного отца? Алешка, Алешка… Ошибся я в нем – и хорошо. Хоть у него жизнь сложилась. Известный геолог, говорите? А где он работает?
– В геологоразведочной партии, живет в Рудничном.
– И ни разу с ним не повстречался.
– Он обслуживает штольню, что за поворотом, недалеко от того места… где обнаружили Луцаса. До недавнего времени Игорь Иванович бороду носил.
– Видел я его, видел! В тот день… в лесу, на полянке, у стожка сена. Проклинал про себя – мешал он… Видел, видел, – бормотал Зубрицкий, не отрывая взгляда от фотографии.
Линский обалдело переводил взгляд с Туриева на Зубрицкого, с Зубрицкого на Туриева. Внезапно он схватился за голову и запричитал:
– Опять меня надули! Кто виноват? Линский! Кто стрелял? Линский! А-а-а!
– Да не верещи ты, – оборвал его Зубрицкий.
– Ты что? Уже сдаешься? – изумленно спросил Линский. – Да я тебя…
Туриев бросился к Линскому через стол, сбил с ног, придавил к полу.
Лев Борисович сразу обмяк, закатил глаза. Зубрицкий обезоружил его.
– Отойдет, – небрежно проговорил Георгий Николаевич. – Припадочный он, психопат.
Линский тихо проговорил:
– Сам ты такой… Отпустите меня, дайте встать.
Поднялся, прислонился спиной к стене, продолжая бормотать:
– Уж лучше бы с Луцасом скооперировались, чем так вот закончить.
– Еще не закончили, – успокоил его Зубрицкий, – не закончили, ибо не получили гарантий.
– Могу дать только одну гарантию: добросовестно завершить следствие, передать дело в суд. А сейчас, если не возражаете, давайте пойдем к заветной пещере. Может, в ней ничего нет? Дело примет другой оборот.
– Тогда придется крутануть вот эту ручку, – Зубрицкий показал на взрывную машинку, – и все взлетит на воздух. Идемте…
Линский пошел впереди, за ним Туриев, Зубрицкий замыкал молчаливое шествие. Из пещеры они вышли в цирк, направились строго на юг. Когда дошли до стены, Линский без заметного усилия отвалил прислоненный плоский камень, открылся достаточно широкий лаз. Метров двадцать пробирались почти ползком, пока не очутились в выработке эллипсовидной формы, в которую откуда-то со всех сторон проникал свет. Посередине пещеры – большой черный камень, верхняя плоскость которого отшлифована, на ней – рисунок. Зубрицкий молча пригласил Туриева посмотреть на него. В центре – человек, стреляющий из лука в окружающих его трех змей. Этот рисунок обрамляют изображения собак, оленей, куропаток, лисиц, медведей. По краям поверхности – изображения рыб и каких-то фантастических морских животных. Рисунки выполнены так, что поначалу были вырезаны в теле камня, потом образовавшиеся углубления заполнены красками – яркими и сочными, будто их нанесли только что.
– Месяца два корку пыли снимал с камня, – сказал Линский, – знатная картина.
– Одного этого достаточно, – сказал Борис, – да того, что мне пришлось повидать.
– Дальше будет еще кое-что интересное, – пообещал Зубрицкий.
– Однако я устал, – Линский сел на камень, упрямо поджал губы, тряхнул головой, словно отгоняя назойливую муху, – это же надо: столько лет строить самые радужные планы – и отказаться от них?!
– Как понимать, Жорик, более чем странный альянс, возникший между тобой и нашим уважаемым гостем? Сговорились гораздо раньше?
Если так, то скажите бедному Леве всю правду, как принято среди джентльменов. – Скрестил руки на груди. – Хорошо воспитанные люди, совершая общее дело, откровенны друг с другом, дети мои.
Мы можем взять товарища Туриева в компаньоны – не больше. Если не пожелает, тогда… Боже упаси, не подумайте, что Линский желает крови, довольно Луцаса. Самое благоразумное – расстаться с товарищем Туриевым, отпустив его на все четыре стороны. Выведем его отсюда через мазар, потом тот вход изнутри завалим маленьким взрывом. У нас же есть еще один, запасный, выход. О нем никто никогда не узнает.
– Не надо нервничать, Лева, ты прекрасно знаешь, что Борис Семенович нам пока нужен. Подчеркиваю: по-ка!
– Вообще-то я зауважал товарища следователя. – Линский и Зубрицкий разговаривали спокойно, непринужденно, будто Бориса здесь не было. – Несмотря на то, что он служитель советской юриспруденции, в нем что-то есть. В Одессе сказали бы: шарм. Он мне импонирует. Но как это глупо – только симпатизировать человеку, надо иметь его единомышленником, чего от товарища Туриева, увы, мы не дождемся.
Я правильно рассуждаю? – Линский обратился к Борису. – Решайте, Борис Семенович: или с нами, или против нас.
– Нечего решать, – остановил Льва Борисовича Зубрицкий, потянув его за руку. – Не крутись… Когда добьемся ожидаемого результата, – видно станет, что к чему. Может статься, что отпустим Туриева… Извините, Борис Семенович, я не сказал вам о нашем запасном выходе: решил попридержать бомбу до конца, но Лева отличается болтливостью. Блокируют плато? Нам совершенно не страшно – уйдем, когда захотим. Так что подкинул вам темочку для размышлений. Лично мне на старости лет хочется следовать принципу «каждому по потребностям». К тому же нам торжественно пообещали, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Я этого хочу сейчас. А вы, Борис Семенович?
Туриев слушал Зубрицкого и понимал, что тот набивает себе и Линскому цену. Что сказать в ответ? Снова прибегнуть к внушению той мысли, что никуда они не денутся?
– Допустим, ваш план удался. – Борис заметил, как напрягся Зубрицкий, прислушиваясь. – Однако вы обречены. Ну, ушли отсюда, вынесли все, что смогли, а дальше? Ведь на вас будет объявлен всесоюзный розыск, вы не сможете выехать из Пригорска: ваши портреты развесят по всему городу, на всех железнодорожных станциях и аэропортах. Вы будете лишены возможности шага ступить без контроля за вами. Так что не пытайтесь тешить себя. И еще я убежден в том, что вы имеете какое-то веское основание для выбора именно сегодняшнего нашего маршрута. Если бы вы не были уверены в успехе, – пошли бы каким-нибудь другим путем. Может, раскроете свои карты до конца? Или я ошибаюсь?
– Что вы? Наши следователи никогда не ошибаются, никогда не заблуждаются, никогда не отказываются от своих версий. Они всегда правы. Вы не представляете исключения, Борис Семенович, – подчеркнуто вежливо резюмировал Зубрицкий, – вас озарила исключительная по глубине догадка. Не для того мы лазили годы и годы по этим пещерам, чтобы в самый решающий момент ошибиться. Правда и то, что без вас нам не справиться. Другое дело, как сложится ваша дальнейшая судьба.
Я заманил вас сюда, вовсе не для того, чтобы расправиться с вами. Но и не для того, чтобы вы торжествовали победу. Зубрицкий показал в улыбке свои великолепные зубы. – Надеюсь, праздновать будем вместе.
Борис излишне медленно вытащил из кармана пачку сигарет, прикурил, с удовольствием затянулся.
– Демонстрируете олимпийское спокойствие? Браво, браво, – Зубрицкий беззвучно захлопал в ладоши, – выдержке следователя можно только позавидовать. Сейчас мы пойдем дальше. Группу замыкать будете вы. Не надеюсь на благоразумие Левы, у него ярко выраженный холерический темперамент. – Зубрицкий строго взглянул на Линского, тот что-то пробормотал. – Что, что? – Зубрицкий слегка склонил голову к Льву Борисовичу. – Не доволен моим решением? Можешь дать честное слово, что случайно не выстрелишь в спину Туриеву? Милый Лева, я тебе верю, но все-таки пистолет отдай мне: ведь можно обернуться и пустить пулю в лоб тому, кто идет сзади, – с ехидцей заключил Георгий Николаевич. – Вперед!
Вошли в наклонную галерею. Через несколько метров Борис почувствовал прикосновение легкого ветерка, приятно холодившего лицо. – Георгий Николаевич! – крикнул он. – Откуда поступает сюда воздух?
Зубрицкий и Линский остановились, поджидая Туриева.
– Поглядите! – Зубрицкий направил луч фонаря на потолок. – Видите овальные отверстия? Мне удалось обнаружить их выходы на поверхности плато. Так что я могу с полной уверенностью заявить, что мы сейчас находимся примерно в ста метрах от мазара. Эта выработка – одно из ответвлений, ведущих к пещере, где Ахмедка видел меня и Стехова. Кстати, о лесничем. Вы о нем ни разу меня не спросили. Ему крупно повезло: сумел ускользнуть из Батуми в Турцию. Встретился я с одним человеком во время войны, он мне сказал. В сорок девятом году Стехов умер.
– Тоже «один человек сказал»?
– Представьте, прочитал в статье известного нашего журналиста. В ней говорилось о зверином оскале русских эмигрантов, упоминался и Стехов.
– Известие не огорчило вас?
– Нет, ведь ушел самый главный хранитель загадки Скалистого плато. Хотя… Разве он смог бы мне помешать, живи на свете? Судьба распорядилась по-своему… Нас ожидает полость, загроможденная глыбами. Прошу вас держаться предельно близко к Линскому, идти шаг в шаг, как по минному полю.
Зубрицкий нырнул в проем.
Узкая тропа петляет между рваными блоками известняка.
Потолок то спускается почти до головы, то теряется где-то далеко наверху.
Дикий камень, мертвый, поросший темным лишайником, испещрен неровными линиями изломов. Свисающие плиты заставляют втягивать голову в плечи. Медленное передвижение между нагроможденными, зловещими в своем покое глыбами кажется бесконечным.
Вышли на свободную площадку, миновали прямоугольное отверстие в стене, очутились в помещении, вырубленном в толще мрамора.
Камень нежно-бежевого цвета отвечает на лучи фонарей сверканием кристаллов. По обеим сторонам прохода – столы: мраморные плиты, покоящиеся на прямоугольных тумбах из дерева. На крайнем столе разбросаны темные плитки. Туриев поднес одну из них к глазам. Обработанный сланец, плотный, гладкий, на его поверхности угадываются какие-то знаки. Борис спросил у Зубрицкого:
– Вы в этой пещере не первый раз?
– Естественно, – согласился тот, – мне кажется, здесь был учебный класс, дети писали на плитках. Обратите внимание: столы расположены друг за другом. – Зубрицкий изменил интонацию, загнусавил, подражая манере экскурсовода: – По всей вероятности, это – класс, где постигали грамоту дети златокузнецов. Существует давно надоевший журналистский штамп… Когда, к примеру, говорят о доме-музее какого-нибудь великого человека, обязательно изрекут: кажется, что на секунду вышел и сейчас войдет сюда. Не будем обижать наших уважаемых журналистов, воспользуемся их приемом в изящной словесности и скажем: можно подумать, дети вышли на большую перемену, вот-вот вернутся к своим занятиям. У меня получается, Борис Семенович?
Туриев не ответил, подумав: «Не спокойно на душе у Зубрицкого. Не может быть, чтобы не обдумывал окончательное решение».
– Получится из меня гид? – Снова спросил Георгий Николаевич.
– Готовьтесь к этой роли. Вполне вероятно, вы станете первым, кто расскажет об этом, – Борис развел руками, – туристам.
– Ишь ты! – воскликнул Линский. – Усыпляет бдительность. Какие там туристы? Какие лекции? Фиг вам! Упекут Жорика туда, где Макар телят не пас. – Подскочил, шлепнулся на стол, поморщился. – Никаких надежд на снисхождение нет. – Вытянул шею, словно принюхиваясь к Туриеву. – Можно подумать, что вы – лекарь. Не надо нас пичкать пилюлями прощения. Мы все свои лучшие годы отдали поискам заветной пещеры. Если бы, к примеру, Жорик захотел, он стал бы бо-о-льшим начальником, но тайна Скалистого плато держала его в пределах благоразумия. Несмотря на свою весьма и весьма добропорядочную анкету, Жорик не рвался по лестнице карьеризма.
– Анкета-то липовая, – спокойно сказал Туриев.
– Кто бы знал? – Обиженно вставил Зубрицкий. – По бумагам я очень даже хороший работник, награжден медалью, неоднократно поощрялся, патриот, внесший значительную сумму в Фонд обороны. Мне предлагали даже в партию заявление подать – подходил по всем статьям. Дважды избирался депутатом городского Совета. Правда, моя обязанность депутата заключалась в голосовании за уже принятое власть предержащими решение, но так поступают все слуги народа, милейший.
– Не хотелось мне бередить ваши раны, – Туриев ушел от навязываемого спора, – но придется. Ваш родной брат, Савелий Зубрицкий, сказал Дроздовой, что мать скончалась в шестнадцатом году. Следовательно, байка о наследстве, оставленном вам мифическим зубным техником, отпадает. Родились вы не на Украине, а в Заволжске. Ваша биография достаточно интересна, чтобы написать авантюрный роман.
– Что я и сделаю, когда меня отправят в места не столь отдаленные. Расскажу-ка о том, что произошло после расставания с лесничим. Итак, я получил от него паспорт… В Пригорске на вокзале спровоцировал драку… Получил срок. Отсидел на строительстве канала. Освободился. Известный в наших кругах в те времена мошенник убрал на справке о моем освобождении две буковки из фамилии. Из Базарова я превратился в Зарова. Получил новый паспорт. В нужное время вышел на Рейкенау. Он мне дал все, что надо. Плюс пятьдесят тысяч. Вскоре – война. В сорок третьем меня осенило: а не внести ли деньги в фонд Обороны? Внес. Прославился. Стал известной личностью.
– Утверждались, так сказать.
– Вы снова поглядите на этого человека! – всплеснул руками Линский. – Он продолжает гнуть свою линию. Жорик, мои нервы слабеют!
– Спокойно, спокойно, Лева. Главное, мы сейчас даем возможность следователю по особо важным делам познакомиться с чудесами подземелья. Может, это обстоятельство смягчит его сердце по отношению к двум немощным старикам? Э-эх! – Зубрицкий вытащил из полевой сумки продолговатую пластину, протянул ее Туриеву. – Кованое золото. Не менее двух килограммов.
Борис почувствовал тяжесть благородного металла. На слегка волнистой поверхности пластины – значки в форме овалов и ромбов, по углам – стилизованные изображения человечков с луками в руках.
В центре – символическое изображение солнца с двенадцатью расходящимися лучами.
– Эту штуку Линский обнаружил на нижнем правом блоке стены, к которой мы идем и которая, по нашему разумению, преграждает дорогу к сокровищам. Иначе быть не должно. Это – знак: уберите стену. Не успели мы порадоваться решающей находке, – появился Луцас… Не надо было его убивать там, у тропы… Можно было и здесь спрятать все концы. Но что поделаешь? Мы, русские, нередко задним умом богаты, простите.
Туриев вернул пластину Зубрицкому. Да, теперь понятно, почему с такой уверенностью они идут к цели. Несомненно, Георгий Николаевич прав: найден надежный ориентир.
– Давайте договоримся так… – прервал мысли Туриева Зубрицкий. – Я никогда не слыл крохобором. Мы поделимся с государством. Что вам стоит заявить: никого здесь не застал, поиски Зубрицкого бесполезны. Пока суд да дело, – мы с Левой будем уже далеко.
– Мы делим шкуру не убитого медведя.
– Предложил на случай, если наше путешествие увенчается успехом. Подумайте о себе, Борис Семенович. Не забывайте, у нас есть запасный выход.
– Если бы мне вчера сказали, что я буду столь долгое время терпеть присутствие следователя, – проговорил Линский, – ей-богу, прорицатель имел бы бледный вид. Но я присоединяюсь к предложению Жорика. Иначе мы влипнем в очень неприятную историю. Лично мне терять нечего. Все равно сбегу. Удержать Линского не будет никакой возможности.
– Вы убили человека. За это и ответите. Я не имею права искать для вас смягчающие вину обстоятельства. В то же время в данный момент происходит нечто беспрецедентное: следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры является единомышленником преступников в поисках объекта, ради которого совершено тяжкое преступление. Извините за канцеляризм, но яснее выразиться не могу. Но позвольте еще раз сказать, что следствие произведем со всей добросовестностью, учтем все «за» и «против». Окончательное решение вынесет суд.
– Наша Фемида слепа. Сомневаюсь в ее объективности. Примеров больше чем достаточно. – Зубрицкий сунул пластину в сумку. – В конце концов мы можем устроить взрыв, у нас для этой акции все готово, надо только повернуть ручку.
– Глупо! – Борис не сдержался, крикнул. – Вы лишены здравого смысла. Можете расправиться со мной – это в вашей власти, но сохраните подземелье. Это же – феноменальное, небывалое еще на Северном Кавказе открытие! А вы хотите стать Геростатами… Посмотрите вокруг, припомните все то, что нам уже пришлось повидать. Какой гигантский труд вложен многими поколениями наших предков… С чём можно сравнить рукотворные подземные залы? Разве только с египетскими пирамидами, а вы – взорвать.
– Мне надоел ликбез, – пробормотал Линский, – ошиблись с Луцасом, ошибаемся с вами, уважаемый следователь. И от этого не легче, дорогой. С вами не сговориться – сомнений никаких нет. Предлагаю закончить дебаты, продолжить наш путь. У меня чешутся руки, хочется подержать нечто такое, что по своей ценности перетягивает пластину из кованого золота. – Соскочил со стола. – Время покажет, как поступить. Жизнь – переменчивая штука. Еще неизвестно, как вы себя поведете, когда увидите сокровища. Да, на Скалистом плато много интересного. Жаль, что мы с самого начала не поделились своей тайной с многоуважаемым государством. Но пути человеческой психики неисповедимы: Жорика сдерживал страх – он ведь дал обязательство работать на германскую разведку. Меня притормаживала жадность, что скрывать? – Линский глубоко вздохнул. – Назад дороги нет. Зачем меня всевышний наградил зорким глазом и верной рукой? Зачем я убрал с дороги бедного Луцаса? Не раскаиваюсь, нет. Рассуждаю. Как бабочка отличается от гусеницы, так мечты – от реальной жизни. Н-да…
Кстати, – оживился Лев Борисович, – этот мрамор выходит на поверхность полосой вдоль подошвы осыпи на Главном хребте.
– Возможно, в зоне контакта известняков с гранитами, – принял спокойный тон Линского Туриев, – в свое время образовались так называемые скарны рудоносные. В них нередко встречается и золото. Так что не исключено обнаружение месторождения. Иначе нельзя объяснить тот факт, что здесь жили люди, занимавшиеся златокузнечеством. – Туриев вдруг рассмеялся: его положение пленника и выступление в качестве просветителя в области геологии никак не вязались друг с другом.
Переглянувшись, расхохотались Зубрицкий и Линский.
– Все. Довольно дискуссий. – Георгий Николаевич сделал шаг вперед. – Мы почти у цели…
В этой части плато не было подземных коридоров, пещеры сообщались непосредственно аркоподобными проемами.
Прошли еще одну, вторую, в третьей Бориса охватило необъяснимое чувство беспомощности, оно вызвано появляющимися и исчезающими столбами оранжевого цвета. Столбы эти вырастают из пола, касаются потолка, колеблются, и сходят на нет, чтобы тут же появиться.
Природу их возникновения объяснил Зубрицкий:
– Из многочисленных отверстий в полу поступает под давлением мельчайшая пыль, она и светится в лучах оранжевого цвета.
В следующей пещере пришлось включить фонари. У дальней ее стены огромная глыба известняка с желобом посередине.
В желобе – какая-то масса темного цвета. Борис попробовал ее на ощупь, с некоторым усилием оторвал кусочек, поднес к глазам. Что-то пористое, как пемза. Окаменевшая кровь.
– Это – зал жертвоприношений, – пояснил Зубрицкий, – посмотрите на стены…
Рога оленей, туров, баранов, черепа различных животных укреплены на стенах, грудами лежат вдоль них. Это напоминает знаменитое святилище «Реком»!
Миновали пещеру, вышли в туннелеобразную выработку, в самом конце которой уперлись в кладку из квадратных блоков гранита.
– Вот она, пещера! За этими глыбами. Нам не справиться с разборкой стены, придется попробовать малым количеством взрывчатки ослабить кладку, – проговорил Зубрицкий. Он дрожал от нетерпения, глаза его лихорадочно блестели. Линский сказал:
– Какой взрыв? Потолок весь в трещинах. Надо попробовать разобрать. Позавчера я принес сюда кувалды и пробойники. У Туриева сил много, молодой, пусть начнет, а мы ему поможем.
Борис сбросил с плеч штормовку, принялся за работу. Линский и Зубрицкий иногда сменяли его, давая возможность отдохнуть.
Руки отказывались служить, ныли ноги. Борис разделся по пояс – жарко. Он бил кувалдой по пробойнику вот уже несколько часов. Наконец раствор вокруг самой нижней, крайней справа глыбы поддался его усилиям. Еще несколько ударов по глыбе, – она медленно стала уходить от него. Последний удар загнал ее вовнутрь…
Теперь отделить верхнюю над образовавшимся отверстием глыбу – это получилось сравнительно легко. Борис уронил кувалду на пол, сел на корточки. Можно попробовать залезть. Туриев протиснулся в отверстие, включил фонарь. Все пространство перед его глазами занято темно-желтыми статуэтками, наборными поясами, ножнами, украшенными золотыми бляхами, свалены в кучу фигуры воинов, выстроились в ряд неведомые чудища, чуть в стороне стоит статуя женщины в летящих одеждах. От нее невозможно оторвать глаз.
– Ну, что там? – нетерпеливо крикнул Зубрицкий.
Борис вылез, молча протянул ему фонарь. Зубрицкий грузно опустился на пол, лег на живот, протиснулся к отверстию… Он лежал минут пять, потом уступил место Линскому. Тот влез почти по пояс, дотянулся до наборного пояса, вытащил его наружу, трясущимися руками поднес его к глазам.
– Расстели на полу, – тихо приказал Зубрицкий, – и мы хотим посмотреть.
Края пояса обрамлены орнаментом, которым пользуются и по сей день женщины, выделывая ковры! Среднее поле пояса заполнено золотыми пластинками, на которых изображена облавная охота! Мужчины – один пеший, другой – на коне. Пеший целится из лука в тура, конник поражает копьем волка.
Нечто подобное Туриев уже видел, но где? Конечно, в музее! Пояс точно с такими же рисунками, только на бронзовых пластинках. Пояс, присущий кобанской культуре! Златокузнецы и ювелиры Скалистого плато продолжили традиции своих пращуров!
– Будем разбирать дальше? – спросил Туриев.
– Нет. Этого пояса достаточно, чтобы нам поверили: пещера с сокровищами найдена. Вернемся, поговорим. Еще ночь, на поверхность выходить нет смысла.
Возвратившись, в «ковровую» пещеру, они снова рассматривали пояс, находя все новые и новые детали, говорящие о филигранном искусстве древнего мастера.
Зубрицкий громовым голосом спросил:
– А не выпить ли нам по рюмочке, Лева! Давай все, что там есть у тебя! – Он, не дожидаясь, выпил, еще и еще.
Линский как-то странно посмотрел на Зубрицкого, медленно вышел из пещеры-комнаты.
– От радости ничего не вижу, кроме пояса, Лева! Давай сюда! Лева! – Зубрицкий беспокойно покрутил головой. – Ты чего не откликаешься? Посмотрите, что с ним… я боюсь, – прошептал Зубрицкий.
Линский лежал ничком. Борис осторожно перевернул его на спину. На лице Линского застыла горькая усмешка, широко открытые глаза сохранили выражение боли…
– Что же теперь будет? За все придется отвечать мне? Лева вовремя ушел со сцены… У него было слабое сердце и добрая душа. Бедный Лева… – Зубрицкий посмотрел на часы. – Семь утра. Нам пора, товарищ следователь по особо важным делам… Вчера, когда я подходил к мазару, видел ваших друзей на плато. Они стояли у палатки. Представляю, как они волнуются за драгоценную жизнь Туриева. Кстати, среди них женщина.
Борис вскочил на ноги, быстро проговорил:
– Немедленно, немедленно – наверх!
– Мне надо хоть немного поспать, – вдруг возразил Зубрицкий.
– У вас будет достаточно времени, чтобы отоспаться.
– В камере? – икнул Зубрицкий, наливая себе еще.
– Довольно! – приказал Туриев. – Идите, я за вами.
– Странно, вы мой пленник, а командуете, – Зубрицкий помотал головой, – нет мы пленники друг друга. Согласен. Отвечу за все. Лишь бы повидать Алешку. Надо идти. Надо, чтобы Линского забрали отсюда, надо его похоронить… Ах, Лева, Лева… – Зубрицкий уронил голову на стол, густой храп заполнил пещеру.
Придется ждать, пока проспится: Туриев без него отсюда не выберется, дорогу через мазар он не знает.
Рация! Она в рюкзаке! Попробовать связаться? Опять ничего не получилось: волны не пробивали толщу известняка.
Зубрицкий спал долгих три часа. За это время Борис осмотрел «ковровую» пещеру, за спинкой дивана обнаружил карабин.
Проснувшись, Зубрицкий хмуро посмотрел на лежавшее на столе оружие, проворчал:
– Нашел-таки… Я готов. Устал прятаться, изворачиваться, хитрить, устал видеть себя в мечтах миллионером. Все, что нашел, – отдаю народу, – с пафосом заключил он, дурачась.
– Не надо так, Георгий Николаевич. Ведь все учтется.
– А военные склады? Вы о них забыли? Никто, кроме меня, не знает их местоположение. Хотите сейчас туда пойти?
– Нет, нет. Наверх! Склады подождут.
…Они поднялись на поверхность, когда солнце стояло почти в зените. Туриев посмотрел в сторону своей палатки. Оттуда бежали люди, размахивая руками и что-то крича.
И вот они совсем-совсем близко, такие тревожные, бездонные, любимые глаза Лены…
* * *
Сообщение из газет: «В минувшем году в одном из районов Северного Кавказа обнаружено древнее поселение – подземный пещерный город.
Материалы экспедиции будут опубликованы…»
1981 год.