Текст книги "Загадка Скалистого плато"
Автор книги: Юрий Ясько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава вторая
Вермишев сидел на подоконнике и нещадно дымил. Не вынимая сигарету изо рта, вместо приветствия, проговорил:
– Прибыл? – И пошел на свое место за большой дубовый стол. – Докладывай!
Борис рассказал о встрече с Плиевым.
– Так. Ищи старика. Каждая ниточка – путеводитель. Машина тебе еще нужна?
– Нет. Отправлюсь трамвайчиком. Легковая развращает.
– Ну-ну… Без мобильного транспорта обходиться нам тоже трудно.
– Да, вот еще… Поскольку все, кто каким-то образом общался с убитым, подчеркивают его акцент, думаю, фотографии разослать во все МВД прибалтийских республик. Может быть, его опознают.
– Дорогой Борис, – Вермишев откинулся на спинку стула – самодовольная улыбка расплылась по его лицу, – я давно это сделал, десять часов назад! – Не благодари! – Вермишев предупредительно поднял руки и продолжил: – Наша задача – общая. Ты не один, мой друг, находишься в поисках.
Трамвай, гремя колесами на стыках плохо пригнанных рельс, притащился на Большую площадь. Здание аптеки. Массивная, дверь с бронзовыми ручками, черная кнопка звонка.
Борис толкнул дверь, вошел в полутемную прохладу аптеки, спросил у кассирши, как пройти к заведующей.
Туриева встретила высокая полная женщина. Она беспрестанно чихала, прикрывая маленький носик измятым платком.
– Проклятая аллергия. Как только начинается лето, – теряю работоспособность, – сказала женщина, возвращая Туриеву удостоверение.
– Несколько дней назад, а точнее —… июля, заполночь аптеку посетил один пожилой мужчина. Мне необходимо поговорить с теми, кто дежурил в ту ночь.
– Сейчас я вам скажу… – женщина развернула толстую книгу, чихнула, извиняющимся тоном проговорила: – Не обращайте внимания. Так… Кто дежурил?.. Мадина Козырева, Лида Шувалова и Фатима Хадарцева. Сегодня они выходные. Мадину можно вызвать, она живет неподалеку, я позвоню… Мадина, ты? Ничего, ничего, отложи дела, ты нужна здесь, – строго говорила заведующая уже через несколько секунд. – С тобой хотят поговорить. – Она прикрыла микрофон ладонью и спросила громким шепотом: – Сказать кто? – Борис отрицательно мотнул головой. – Приди, узнаешь. Все. Сейчас придет.
Мадина появилась через десять минут. Она нерешительно посмотрела на Туриева.
– Присядь, Мадина. Ты дежурила… июля?
– Дежурили втроем: я, Фатима и Лида.
– В каком отделе работаешь?
– В отделе готовых лекарств.
– Ты не запомнила пожилого мужчину с удочками за плечами? Он зашел в аптеку заполночь.
На лице девушки – растерянность. Она взволнованно призналась:
– Не смогла отказать соседу. Он так просил, так просил. Его кашель душил. И я дала ему кодеин. Знаю, что виновата, нарушила инструкцию.
– Дала кодеин?! – Брови заведующей сдвинулись к переносице. – Лекарство выдается только по рецепту с гербовой печатью, а ты – соседу? Ах, эта молодежь! Забывает, что аптека – дело серьезное.
– Я готова отвечать за свой проступок, – глаза Мадины наполнились слезами, она беспомощно шмыгнула носом.
– Успокойтесь, Мадина, – миролюбиво сказал Борис, – где живет тот мужчина?
– В нашем доме, на одной лестничной площадке с нами. Это, между прочим, уважаемый человек. – Георгий Николаевич Заров. Он во время войны на свои деньги танк для Красной армии купил.
– Вы меня проводите к вашему дому?
– Конечно! – обрадованно воскликнула Мадина. – Тут рядом, через Большую площадь.
Когда они вышли из аптеки, Туриев предупредил Мадину:
– Давай договоримся: мы с тобой не встречались, ты мне его адреса не называла. Так надо. Смотри, дело серьезное.
– Во-он наш дом, второй подъезд, квартира на втором этаже. Как подниметесь на площадку, слева дверь, обитая коричневым дерматином. У Георгия Николаевича однокомнатная квартира, всюду книги…
Борис вошел в огромный двор, по периметру которого стояли четыре дома-близнеца из серого железобетона. Двор приятно удивил его чистотой, зеленью. Яблони, груши, поздние абрикосы… Ребятишки бегали среди деревьев, затевая свои незамысловатые игры.
Туриев медленно поднялся по крутой лестнице, нажал на кнопку звонка. В проеме двери вырос высокий пожилой мужчина с гордо посаженной головой. Выпуклая грудь, солидные бицепсы, угадываемые под тканью спортивной майки. Глаза внимательные и настороженные. Умные глаза.
– Вы Заров Георгий Николаевич? – спросил Туриев, показав удостоверение.
– Проходите, – мужчина мельком глянул на удостоверение. – Поставил недавно новую дверь, плохо закрывается. Проходите в комнату, садитесь на диван. Извините за беспорядок, – говорил Заров, войдя в комнату следом за Борисом. – Только что встал с постели, простыл на рыбалке, кашель мучал. В пору молодости не болел, сейчас – старость. – Заров улыбнулся. – Признаться, никогда не имел дело со следователями. Что привело вас ко мне?
Туриев промолчал, осматривая комнату. Книги на полках, на подоконнике, на столе и стульях, даже на полу.
– Я недавно был в Д., видел ваш портрет в музее. И никогда не думал, что встречусь с вами здесь.
– Вы что, интересуетесь моей биографией или, может, библиотекой? О ней многие знают. Книги – моя слабость. Книжный бум в разгаре, не всегда достанешь то, что тебе надо. Диву даешься, до чего люди стали неразборчивы в покупках книг. Им не содержание подавай, а красивую обложку под обои. Сейчас принесу кофе.
Заров вышел и скоро вернулся с маленьким подносом, на котором стояли две чашки с дымящимся напитком и сахарница. – Кладите два кусочка сахара – так вкуснее, я убедился в этом. Хорошо еще холодной водой запивать каждый глоток. Ну как?
– Интересно…
– Вот то-то, вы правильно сказали: интересно.
Георгий Николаевич ничем не выказывал волнения, но тон… Тон его был несколько подобострастный.
– Спасибо за кофе, а теперь – вопрос… Как вы провели день… июля?
– Первым автобусом выехал в Рудничный на рыбалку, в тот же день вернулся. Вы там бывали? Чудные места по красоте и мощи. Навряд ли на Кавказе есть еще такие. Форель в тот день не шла – хоть убейся. Походил по берегу, попытал счастья» но так пустым и уехал.
– А вот водитель, который вез вас в город, сказал мне, что вы похвалились: десять штук поймали.
Заров весело рассмеялся:
– Какой же рыбак признается в том, что ничего не поймал? Бравада, молодой человек, – одна из черт характера настоящего рыболова.
– Вы никого не видели на берегу речки из рыбаков?
– Нет. Встретил грузовую машину, остановил ее, попросил у водителя спичек – и только.
– Ничего подозрительного в тот день не заметили? Ничего не слышали? Выстрела, например.
– Нет, выстрела не слышал, – растянуто ответил Заров, словно что-то припоминая, – дождь мне запомнился, веселый, озорной дождь, моя одежда промокла до последней нитки.
– У начала тропы на Скалистое плато нашли убитого мужчину. Мужчина ехал в машине, которую вы остановили, чтобы попросить спички.
– Когда я возвращался домой, в салоне говорили об убитом, но я, конечно, не мог знать, что убили мужчину, которого я видел в кабине остановленной машины, я и лица его не запомнил, он сидел, откинувшись на спинку кресла. Водитель отдал мне коробок спичек, я поблагодарил, машина тронулась с места. – Заров с легким всхлипом глотнул кофе, извинился.
– Нет ли у вас литературы о Скалистом плато? – окидывая взглядом книги, спросил Туриев.
– Вам нужна историческая или чисто научная, геологическая?
– Меня Скалистое плато интересует вообще.
– Зачем вам копаться сейчас в книгах, я расскажу о Скалистом плато… Меня давно занимает этот вопрос, хотя бы потому, что о Скалистом плато писали греко-римские писатели античной поры, такие, как Страбон, Плиний Секунд Старший, Гай Светоний, Птолемей Кассий Дион. Скалистое плато в свое время было своеобразным замком к Закавказью: вдоль его северного склона проходила дорога, связывавшая степи Севера с Кавказом.
Примерно, в десятом веке нашей эры произошло катастрофическое землетрясение, рельеф изменился, дорога исчезла, Скалистое плато превратилось в географическое понятие, потеряв свое значение, как опорный пункт, но сохранилось предание о том, что в пещерах плато возник город, в котором жили и трудились замечательные златокузнецы.
– Я знаком с этой легендой.
– И вас она трогает? Замечательный детективный сюжет – поиски этого города. Я его ищу.
– Вы?!
– Чисто умозрительно: по страницам древних книг. Например, чьи потомки жили в пещерном городе, если он действительно существовал? Когда прекратилась жизнь города? Что послужило причиной исчезновения целого клана мастеров по золоту с территории Скалистого плато, если златокузнецы там жили и работали? Правда, книги дают весьма и весьма призрачные ответы.
Я сделал вывод, что в пещерах Скалистого плато жили потомки кочевых племен ирано-язычных аланов, занимавших в свое время обширные степные просторы от Приазовья до западного побережья Каспия.
В первом веке новой эры эти племена вторглись в Закавказье и на территорию Мидии. Парфянский царь Вологез был вынужден обратиться за помощью к римлянам, но тогдашний царь римлян Веспасиан не смог этого сделать. Часть аланов, видимо, осталась жить в горах.
– Откуда вы почерпнули такие сведения? – спросил Туриев.
Заров оживился, встал, прошелся по комнате, снова сел на диван, взяв в руки потрепанную книгу:
– Это труд известного автора средневекового Востока, Ибн ал-Факиха. Вот что он пишет: «И место это называется Скальным городом, и живут здесь люди, добывающие золото и творящие из этого металла чудеса…».
– Так почему же до сих пор Скалистое плато как следует не исследовано?
– Оно пройдено вдоль и поперек, – возразил Заров, – однако надо искать не на поверхности, а в недрах плато, в пещерах, кои пронзают тело плато. Так я думаю. Здесь необходимо организовать экспедицию спелеологов. Я предлагал, даже написал маленькую статью в журнал «Вокруг света», но мне ответили, что надо опираться на строго научные факты, но никак не на легенды и предания.
– И давно заинтересовало вас Скалистое плато?
– После прочтения книги известного древнеармянского историка Анания Ширакаци. По его сведениям, цари Армении из династии парфянских аршакидов имели какую-то власть над районом Скалистого плато и пропускали через него воинственные племена Северного Кавказа, которые выступали против сасанидского Ирана, главного их неприятеля.
Видите, какое переплетение: аланы, армяне… Интересно, аланы-кочевники, армяне-земледельцы, мастера по камню и металлу. Разве нельзя допустить, что в пещерах Скалистого плато жили потомки и тех, и других? Ведь район Скалистого плато охранялся, по данным средневековых авторов, воинами-аланами. Здесь, я вам скажу, непочатый край для настоящего исследователя.
– Вашим знаниям можно позавидовать.
– Э-э-э, – махнул рукой Заров, – чему здесь завидовать? Просто к старости стал больше читать. И не только древние книги могут навести на различного рода размышления, но и новейшие, так сказать, на размышления грустные. – Заров потянулся к полке, вытащил две книги. – Две книги, два названия, но написано в этих книгах одно и тоже. Изданы в один и тот же год, но в разных издательствах. В местном – под названием «Тяжелая ноша», в одном из центральных издательств – под названием «Как мне легко». Автор – Кракасов. Схитрил, обманул государство. Есть такой. Заведует где-то каким-то отделом. Надо сказать, что книга крайне серая, неинтересная. Как ее издали? Кракосов – шишка на ровном месте, – в голосе Зарова появилась злость. Туриев удивленно посмотрел на него. – Но это еще не все, – продолжал Заров. – Его сын поступил в местный институт, учился на «отлично». Еще бы! Попробуй ему поставь плохую оценку! В столичный вуз поехать поступить – кишка тонка, там таких, как Кракосов – пруд пруди. Но зато в столичную аспирантуру – пожалуйста, в целевую… Как отличника отправили. Все это разве не может явиться объектом расследования? Такие, извините, финты власть предержащих приносят нашему государству огромный ущерб. Постепенно появились династии юристов, артистов, писателей, дипломатов. Элита! Вы, конечно, знакомы с творчеством замечательного нашего режиссера Петровского. Весь мир восхищается его фильмами. И что же? Его сын тоже стал режиссером, штампует посредственные фильмы, а критика молчит. Почему? Любое преступление – страшно. Эх, что там говорить. Утомил я вас своим брюзжанием?
– У вас любопытные наблюдения, и говорите вы эмоционально. Но вернемся к тому дню. – Борис отставил чашку в сторону, закурил: – Все-таки напрягите память. Может быть, видели вы кого-нибудь на берегу реки?
– Вы меня уже спрашивали. Никого я не видел, хотя… – Заров наморщил лоб. – Когда возвращался в Рудничный, заметил одного сравнительно молодого мужчину. Он шел несколько впереди меня, покачивался. Я еще подумал: где он смог напиться? Вроде бы на берегу реки магазинов не имеется. Когда я его нагнал, он остановился, попросил у меня папиросу, я угостил его.
– Ну, я пойду… Спасибо за беседу.
Борис, придя в свой кабинет, описал прошедший день, положил общую тетрадь в сейф. Который час? Седьмой. Надо позвонить Елене Владимировне. Она, наверное, уже пришла к себе. Борис набрал номер.
– Слушаю вас, – голос Дроздовой звучал чуточку приглушенно.
– Это я, Борис. Жду ваших указаний по поводу сегодняшнего вечера.
– Знаете, кино отменяется, неважно себя чувствую. Если есть возможность, приходите ко мне. Я люблю, когда меня навещают.
Елена Владимировна читала, сидя в стареньком кресле, обитом невзрачным ситцем. Борис обратил внимание, что и сегодня на ней то платье, в котором она пришла к нему в посёлке Рудничном. Дроздова встала ему навстречу, протянула узкую ладошку.
– Добрый вечер! Присаживайтесь на это кресло, я сяду на стул. Ничего мне не расскажете?
– Пока нет.
– Знаете, я сегодня весь день размышляла о вас и обо мне.
– О нас?
– Да, да, размышляла. Мне нравится следователь Туриев. Вы удивлены моей откровенностью? Разве женщина не имеет права сказать такое? Почему, почему привилегия мужчин – объясняться с женщиной?
Борис растерянно улыбнулся, пауза вносила неловкость.
– Вы мне тоже нравитесь, – наконец проговорил он.
– Слава богу, объяснились, – рассмеялась Елена Владимировна.
– Ваш облик запечатлелся в памяти давно. Я увидел вас раньше, чем вы меня.
– Шутите?
– Нет. Это было в Москве, в ресторане «Якорь». Вы сидели неподалеку от меня. Тот мужчина…
– Это был мой муж. Мы с ним разошлись. Подумать только, как тесна земля! У меня растет сын, ему три года.
– А где он?
– С мамой в Москве. Вы послезавтра найдете время пойти со мной на вокзал?
– Зачем?
– Надо быть рядом с Васиным: он встречает корреспондента. А сейчас я устрою пир. Мне сегодня повезло: захожу в гастроном, а там балык продают, в очереди постояла, полкило досталось. Вы любите балык? Выражение лица говорит само за себя. И еще у меня есть пиво и бутылка шампанского. Что будем пить?
– Холодное шампанское.
– Принимается. Вы умеете открывать шампанское без выстрела?
– Запросто.
– Чудесно.
За короткими репликами Дроздовой Туриев видел ее волнение. Что беспокоит Елену Владимировну? Что она хочет сказать ему, но не решается?
Дроздова проворно накрыла на стол, Борис открыл бутылку, налил в граненые стаканы шампанское.
– За что выпьем? – Дроздова подняла стакан на уровень глаз, разглядывая поднимающиеся пузырьки.
– За нас троих, – шепотом ответил Борис. Дроздова подняла брови.
– За нас троих: за вас, за меня и за тишину, – закончил Борис.
– А вы не так просты, как кажетесь, – усмехнулась Дроздова.
– Не мое творчество, вычитал в одном современном романе. Только там было: «за тебя…»
– Согласна и на «ты». У геологов не принято обращаться на «вы». Ты был геологом и знаешь это.
Дроздова сделала один глоток, потянулась за ломтиком балыка.
Борис встал, открыл окно, вернулся на свое место. В номер ворвался шум улицы: перезвон трамваев, говор людей, звуки далекого духового оркестра.
– В юности любила я ходить на большую эстраду в парке Горького и слушать духовой оркестр. Нет голоса более призывного, чем голос медных труб.
– Как стихи прочитала.
– Ты мне будешь иногда рассказывать, как идет расследование?
Борис отрицательно мотнул головой.
– А если случится соприкосновение… как ты мне говорил… преступления со Скалистым плато?
– Тогда – может быть, хотя…
– Что – хотя?
– Не лови меня на слове, Лена.
– Если защита проекта пройдет успешно и если мы с Васиным докажем, что плато достойно интереса, у нас начнется совсем другая жизнь.
– Завидую.
– Кому?
– Васину, кому еще?
– Не дурите, молодой человек. Может, на вас повлиял бокал шампанского?
– Хочу сделать предложение…
– Уже?
– Пойдем к нам, я тебя с мамой познакомлю. Она все время, бедняжка, одна. Если понравится, сдашь номер, будешь жить у нас, меня дома почти не бывает… Ночевать буду у моего друга Миши, он живет в доме напротив.
– А что? Пойдем! Я смелая!
В коридоре им встретился Васин. Он вопросительно посмотрел на них и спросил у Дроздовой:
– Как же так? Уходите, а мы договорились.
– Нарушаю договор. Решила прогуляться со следователем по особо важным… Не дуйтесь, милый мой Игорь Иванович.
– Двадцать часов пятнадцать минут, – проговорил Васин.
– Завтра, завтра. Согласны?
– Чего хочет женщина, того хочет бог, – Васин улыбнулся.
– Вот и хорошо, что вы не из обидчивых. Пойдемте с нами, а? Борис, ты не против?
– Не могу. Надо подготовить то, что я обещал, – возразил Васин, – В отличие от некоторых своих обещаний не нарушаю.
– Какой злой! Но все равно вы мне нравитесь.
Борису надоела перепалка Дроздовой и Васина, он отошел в сторону, бездумно глядя на пузатую кадку с пыльным фикусом. Удивительно, во многих гостиницах страны красуются фикусы, будто нет других комнатных растений.
Дроздова решительно взяла его под руку. Борис ощутил на миг тепло ее тела. Елена Владимировна освободила руку, начала спускаться по лестнице.
– Встретимся в тресте! – вдогонку прокричал Игорь Иванович.
Туриеву показалось, что он укоризненно посмотрел на него.
Глубокий вечер дышал прохладой и тишиной; по телевизору шла очередная серия занимательного фильма, улицы города пусты.
Борис и Елена вышли к мосту. Над рекою дымился туман, в лучах фонарей отсвечивая серебром. Вода плескалась, огибая устои моста. Минареты старинной мечети стремительно уходили в небо. Борис нарушил молчание:
– Что должен подготовить для тебя Васин?
– Меня пригласили выступить по телевидению в передаче «Природа и мы». Вернее, я сама напросилась, написала туда письмо, в котором рассказала о Скалистом плато, о легендах, бытующих в народе. Телестудия приняла мое предложение, завтра – репетиция. Игорь Иванович тоже решил написать для моего выступления две – три страницы о Скалистом плато. Он не теряет надежды, что нам разрешат произвести там детальную разведку на контакте известняков с гранитами Главного хребта…
Дроздова взяла Туриева под руку, подвела его к парапету.
– Будем искать месторождение золота. И найдем его!
– Блажен, кто верует.
– Не надо так, Борис. Разве мы не имеем права на мечту? Имеем! И она должна осуществиться.
– Дай-то бог.
– И это говорит следователь? Неужели ты забыл, что такое геологиня? Гео-ло-гиня, – нараспев проговорила Дроздова, – слово-то какое. Знаешь, мне кажется, что каждое слово имеет свою окраску. Геологиня – нежно-бирюзового цвета, того цвета, что приобретает море после жестокого шторма.
– А какого цвета слово «гостиница»? – улыбнулся Борис, сжимая локоть Дроздовой.
– Противного. Желтого цвета с черными крапинками.
– А что означают крапинки?
– Всякие противные запахи, отсутствие воды, кондиционера, тишины. Словом, гостиница подпадает под желтый цвет. Пойдем дальше?
Хлебный переулок начинается сразу за мостом, идет параллельно реке, упирается в здание старой мельницы. Высокие пирамидальные тополя шумят жесткой листвой.
Дверь открыли сразу, словно мать ждала их.
Евгения Дорофеевна выросла в проеме с тряпкой в руке.
– Решила пол вымыть в прихожей, – проговорила она, с любопытством глядя на Дроздову, – днем были гости. Проходите, – Евгения Дорофеевна пропустила Дроздову вперед, потянула за руку Бориса и прошептала на ухо: – Кто это? Ты впервые приходишь домой с женщиной.
– Узнаешь, мамуля, всему свое время.
Дом, в котором находилась квартира Туриевых, до революции принадлежал табачному магнату Микаэлову. Туриевы занимали три комнаты. В гостиной главной достопримечательностью являлся камин, перед которым стояло кресло Евгении Дорофеевны. Стрельчатые окна подчеркивали высоту комнаты, натертый паркет отражал свет старинной вычурной люстры.
У противоположной от двери стены белел раскрытой клавиатурой рояль.
«Беккер», – прочитала Дроздова и высоко подняла брови: она никак не ожидала, что в квартире Туриевых может быть такое музыкальное великолепие, Евгения Дорофеевна, словно прочитав ее мысли, сказала:
– Рояль достался мне по наследству от мамы. Она была прекрасным музыкантом, в десятом году аккомпанировала самому Шаляпину, когда он гастролировал в нашем городе. Господи, как давно это было! А вы садитесь, садитесь, – засуетилась Евгения Дорофеевна. Может, кофе сварить?
– Спасибо. – Елена Владимировна посмотрела на Туриева.
– Давай, мамуля, кофе. И поесть.
– Пирог подогрею, картофчин. Хорошо?
– Неси все.
Евгения Дорофеевна вышла из комнаты.
– Мы же только что ели, – укоризненно бросила Дроздова, – зачем утруждать старушку?
– Маме нравится угощать. Я всегда и стараюсь показать ей, что голоден. И никакая она не старушка. Упаси бог сказать такое в ее присутствии – обидится. Я ей дал задание прожить ровно столько, сколько прожила ее мать: сто тринадцать лет. Мама – человек исполнительный. Когда получила задание, сказала: «Тебе будет восемьдесят три, надо прожить».
Евгения Дорофеевна неслышно ходила по комнате, накрывая на Стол. Наконец пригласила:
– Садитесь к столу, дети.
Она буквально вся засветилась, когда Дроздова похвалила:
– Великолепно сварен кофе. Вы настоящий мастер!
– Мой муж любил этот напиток, Борику любовь передалась. Я знаю несколько способов приготовления кофе. Этот по-турецки.
Борис положил на тарелку Лены кусок пирога.
– Попробуйте. Такой роскоши не подадут ни в каком ресторане.
– Намекаете? – Почему-то в доме Бориса они перешли на «вы».
– Нет, что вы? Просто никто, как моя мама, не может испечь такой пирог. Я не хвастаюсь, честное слово. Но ведь вкуснота. Правда, здорово?
– Чудно! Как тонко и удивительно ровно раскатано тесто. И аромат. Эта начинка из картофеля, свежего сыра, сдобренного сливочным маслом…
– Как вас зовут? – Евгения Дорофеевна изучала лицо Дроздовой. Елена Владимировна все время чувствовала ее взгляд и тушевалась.
– Извини, мамочка, я вас не познакомил. Елена Владимировна, работает геологом в поселке Рудничный.
– Откуда вы приехали к нам?
– Из Москвы.
– Оставили столицу? У вас есть там родственники?
– Мама и сынок.
– Быть геологом – не женская работа.
– Почему же? Сейчас многие так называемые мужские профессии стали и нашими, женскими.
Дроздова посмотрела на рояль.
– Можно? Попробую сыграть.
– Конечно, конечно, пожалуйста.
Елена Владимировна взяла несколько аккордов, прислушиваясь к звучанию инструмента. Он отозвался щедро, признательно, гармонией звуков.
Дроздова задумалась на несколько секунд, мягким движением головы откинула прядь со лба.
Первые звуки «Лунной сонаты» Бетховена несмело вторглись в тишину комнаты. Они медленно плыли в воздухе, таяли где-то рядом, оставляя в душе неизъяснимое чувство грусти и торжества любви. Да, торжества. Музыка входила в сердце, вызывала какую-то особую напряженность. Неужели это создал человек?
Застыла в своем кресле мать. Она смотрит куда-то вдаль. Наверное, видит себя молодой, красивой, полной сил и душевной энергии. Борис знал, что в ней исключительная доброта сочетается с мечтательностью тургеневской девушки, поэтому ее состояние сыну понятно.
Евгения Дорофеевна медленно поднялась с кресла, подошла к Дроздовой, обняла.
– Спасибо, дочка. Приходите к нам почаще.
Борис деланно-равнодушно проговорил:
– Я хотел предложить Елене Владимировне пожить у нас, а не в гостинице. Тебе, мама, было бы не так одиноко…
– Борис не лишен юмора. Мне пора. Проводи меня, – поспешила возразить Елена.
По дороге он порывался начать разговор, но Дроздова останавливала его:
– Давай помолчим.
Проспект встретил их тишиной. На аллее лежали причудливые тени, отбрасываемые ветвями старых лип. Пустые скамейки матово поблескивали под луной, подчеркивая свою беззащитную сиротливость. Они расстались молча, слабо пожали друг другу руки. Пальцы Дроздовой тронули Бориса холодностью.
Елена Владимировна, войдя в номер, включила настольную лампу, опустилась в кресло «царя Гороха», как она назвала старую рухлядь, набрала номер телефона Васина.
На том конце провода прозвучал сонный голос Игоря Ивановича: «У телефона Васин».
Дроздова усмехнулась: вот уж бывшие военные.
– Не надо так официально, милый Игорь Иванович.
– Ах, это Леночка, – с придыханием проговорил Васин. – Что-то произошло?
– Мне просто захотелось поговорить с вами. Вы мне друг? Только – правду!
– Еще бы! Конечно, друг, товарищ и брат, – в голосе Васина – усмешка.
– Если так, дайте дельный совет. Вы знаете, что я завтра выступаю по телевидению, больше того, готовите для меня текст. Что, если я в моем рассказе сделаю упор не столько на геологическую сторону, сколько на историческую, остановлюсь на легенде о златокузнецах? Такой рассказ вызовет у телезрителей больший интерес, чем разговор о проблемах разведки. Вы со мной согласны?
– Я хотел предложить то же самое, но вы спешили…
– Мысли умных людей совпадают, – нарочито высокопарно произнесла Елена. И вдруг выпалила: – Я вас огорчу, если скажу, что познакомилась со своей будущей свекровью?
– С мамой Бориса? – тихо спросил Игорь Иванович.
– Самое смешное, Туриев пока не знает, что его мама – моя будущая свекровь, а я – знаю. Мне цыганка нагадала: второй раз выйду замуж за следователя по особо важным делам.
– Что с вами, Елена Владимировна? Такой странный разговор…
Елена помолчала.
– Спокойной ночи, Игорь Иванович. Завтра у нас тяжелый день – защита проекта.
И что это на нее нашло в самом деле? Болтала какую-то чепуху по телефону. Что подумает Васин? Старая набитая дура? Ха! Если двадцать девять – старость, то что такое сорок пять Васиных?.. А тогда, на вечере актера Тхапсаева, она и вправду обратила внимание на молодого экспансивного, напористого человека. Потом увидела его по телевидению. Туриев рассказывал о своей работе умно и страстно. Говорят, телевизионный экран раскрывает сущность человека, обнажает его фальшивые черты. Так вот, в Борисе фальши не было…
Однажды она уже обожглась, вспоминать нелегко, не надо.
Мама была против ее замужества. Отец молчал, а мать сказала однажды:
– Валерий почему-то всегда прячет свой взгляд. В старину говорили, что это – признак дурного характера и скрытности.
– В старину многое говорили, мамочка. – Валерий – человек с большой перспективой, и он любит меня.
– С перспективой… Слово-то какое. Так ты за него выходишь или за перспективу? – Мать горько усмехнулась.
– Не лови меня на слове. Валерий мне дорог. Мы с ним знакомы давно.
– Человека влюбленного трудно переубедить. Что ж, выходи.
Разошлись они еще до рождения Олежки.
Первая размолвка началась с того, что Валерий сказал:
– Надо идти на работу в райком. С положением партийного работника мне не будет стоить труда защитить диссертацию. Пусть попробуют прокатить.
– Ты это всерьез? Райком – не проходной двор.
– Силин уже рекомендовал меня. Кандидатура пройдет.
– Короче говоря, пользуясь служебным положением, хочешь протолкнуть работу, которая выеденного яйца не стоит?
– Ха! Ты была о ней другого мнения.
– Пока знала о ней только с твоих слов. Но когда прочитала…
– И что? А разве отец не сделал для тебя карьеру? Кто, скажи мне, из тех, что окончили с тобой университет, стал ведущим специалистом в таком институте, как институт минерального сырья? Не будь Лосева, – не видела бы ты этой должности.
– Папа как раз был против. Он настаивал, чтобы его дочь работала полевым геологом. Это ты мне посоветовал уйти в институт. И я вернусь в поле, когда моему ребенку исполнится два года.
– Было бы сказано…
После того злополучного вечера и закрутилось колесо семейных неурядиц, Валерий устроился на работу в райком, через четыре месяца защитил диссертацию. Вот тут и проявился его характер…
Небо на востоке серело: скоро рассвет. Почему, почему не спится? Почему в голову лезут всякие мысли, от которых нет покоя? Надо немедленно заказать Москву, поговорить с мамой, станет легче – это она твердо знала.
Дроздова вышла в коридор, попросила дежурную по этажу заказать разговор с Москвой.
Дежурная хмуро посмотрела на нее, зевнула и набрала «07».
Продиктовав номер в Москве, она, продолжая хмуриться, медленно проговорила:
– Обещают дать в течение часа. У вас в номере есть телефон, ждите там.
Человек так уж устроен, что торопит время. А каждая прошедшая минута – безвозвратно ушедшая частица жизни. Прошлого не вернешь, не окунешься в него физически. Жить воспоминаниями – слишком большая роскошь, хотя избавиться от них, отречься невозможно. Особенно часто приходят воспоминания, которые связаны с отцом.
Профессор Лосев дочь не баловал. Уже с седьмого класса брал ее с собой в поле. Однажды, тогда она была в девятом, во время одного из маршрутов Лена увлеклась описанием интересного обнажения. Отец ушел в сторону от тропы, стал подниматься по крутому склону сопки и вскоре исчез из поля зрения. Описав обнажения, девочка отправилась в путь. Она шла, ориентируясь по зарубкам, оставленным отцом на стволах лиственниц. Поначалу идти было легко, но через несколько сот метров зарубки исчезли. Лена растерялась: куда идти? Почему нет зарубок? Не случилось ли что-нибудь с отцом? Она стала громко звать отца, но в ответ – приглушенное эхо. Ей стало страшно. Ничего нет более угнетающего, чем молчание тайги.
Лена пристально вглядывалась под ноги, искала следы отца, но их не было на щебне, усеявшем склон сопки. Девочка перевалила вершину, вышла на поляну, покрытую крупными кочками, поросшими жесткой и острой травой. Марь. Ступишь между кочками – ноги почти по колено утопают в коричневой воде. Приходится прыгать с кочки на кочку. Кочки подвижны под ногами, стремятся уйти в сторону. Дважды переход с кочки на кочку заканчивался досадной неудачей: проваливалась по пояс в противную коричневатую жижу, пахнувшую прелью.
Лена знает конечный пункт их маршрута, он отмечен на карте – устье ручья Медвежий. Она выверяет по компасу направление и упорно идет по нужному азимуту.
Лена вошла в сосняк. Здесь светлее и веселее. Но почему-то страх не проходит. Никогда еще не было такого, чтобы Лосев оставил дочь одну. Так в тайге не делают, надо все время держаться вместе.
