Текст книги "Загадка Скалистого плато"
Автор книги: Юрий Ясько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Лена сбрасывает с плеч рюкзак, прислоняется спиной к стволу сосны: устала. Мучительно хочется лечь, прикрыть глаза, отдохнуть, но надо, надо идти вперед, уже смеркается. Тайга обступает со всех сторон, ей кажется, что прибавилось звуков: рычат неведомые звери, таинственные тени мелькают между соснами.
Лена достала из кобуры наган, выстрелила – раз, другой, третий… В ответ – глухое ворчание тайги. Нет, не надо больше стрелять, надо беречь патроны. Надо идти вперед, выяснить, что же случилось с отцом, почему он не ответил на выстрелы? У него – карабин, у Лены – наган.
Девушка накинула рюкзак, посмотрела на компас. В наступающих сумерках ей показалось, что стрелка прибора колеблется слишком часто. Показалось? Нет, здесь что-то не то. Лена еще и еще раз смотрела на стрелку – она лихорадочно ходила из стороны в сторону, отказывалась показывать истинное направление.
Что же делать? Вернуться назад? Уже до лагеря не успеет. Придется устраиваться на ночлег в тайге, но сперва надо выйти на отца. Что случилось, что?! Лену охватил тот страх, который сковывает тело, от которого деревенеют ноги и сердце стучит так, будто сейчас выскочит из груди.
Еще немного – и тайгу окутает темь.
Елена вышла к безымянному ручью, быстро разложила костер, благо, сушняка здесь было много. Когда сушняк разгорелся, она срубила высохшую сосенку, положила ее в костер: сосенка будет гореть долго, можно поспать, только спать чутко; надвигать на уголья не сгоревшую часть сосны.
Наломав сосновых ветвей, Лена уложила их на берегу ручья, сверху постелила штормовку, достала из рюкзака одеяло из верблюжьей шерсти.
Надо дождаться утра, чтобы начать поиски отца. В последнее время Лосев жаловался на сердце. Ему было несвойственно ныть и уж если он говорил, то болен всерьез. Мама не раз упрекала его в том, что он не бережет себя, каждое лето уходя в тайгу. Но отец упрям, упрям в своем стремлении обнаружить месторождение магнетита. Он вычислил его, определил, что оно расположено именно в этом районе южной Якутии – в двухстах километрах западнее Чульмана.
Магнетит! Уж не потому ли прыгает, мечется в лихорадке стрелка компаса? Господи, как просто объясняется поведение ее! Конечно магнетит, он под ногами, он где-то близко от поверхности земли!
Лена сидит у костра, сцепив пальцы вокруг коленей. Тайга шумит, шумит.
Иногда до слуха доносится плеск воды, на ее темной, почти черной поверхности угадываются светлые полосы – река огибает глыбы гранита. Сейчас такое время, когда на нерест идет хариус. Утром Лена станет свидетелем того, как рыба, повинуясь древнему и необъяснимому инстинкту, будет упорно рваться к верховьям реки, преодолевая упругое течение.
Говорят, к ручьям и быстрым речкам выходят на рыбную ловлю медведи – хозяева тайги. Есть даже такие медведи, которых якуты называют рыболовами. А что, если медведи придут на рыбалку сюда? Занимаются ли они этим делом ночью? Наверное, нет, но с наступлением утра… Как страшно…
Лена вернулась к костру. Она твердо знает: уснуть не сможет. Придется всю ночь просидеть у костра вот так, сцепив пальцы вокруг колен и глядя в огонь. Никакой зверь не рискнет прийти на его жаркое и яркое дыхание. Сушняка много, срубленная ею сосенка горит споро, весело, тепло пышет в лицо, словно ободряя: не бойся, я с тобой!
Сосны шумят. Передают друг другу какую-то информацию? Чепуха. Не могут растения мыслить, не могут, но все равно ей кажется, что деревья разговаривают друг с другом.
За вершинами сосен неба не видно, не видно звезд. Густой запах хвои перебивает горький аромат дыма, напоминает ей о том, что на многие и многие сотни километров вокруг – зеленое море, труднопроходимое, порой жестокое и, как правило, угрюмое.
Лена начала ходить вокруг костра. Так время пройдет быстрее, скорее наступит утро. Костер разгорелся так ярко, что тайга, кажется, отступила, стало просторнее на берегу безымянного ручья. Заткнув наган за пояс, приложила к губам сложенные воронкой ладони и крикнула:
– Эге-гей! Папа! Где ты?
Вдруг страх куда-то отступил, когда Лена услышала свой голос. Она снова принялась кричать, но тайга молчала.
Трещат ветви под огнем, искры летят вверх, дым начинает стелиться по земле: скоро рассвет, перед восходом солнца всегда холодает, холод прижимает дым к земле. Точно так, как туман. Ведь утром туман всегда стелется низом, а потом, прогревшись под лучами солнца, уплывает к небу или тает, оседая капельками росы на травах, цветах, деревьях.
Лена села у костра, поворошила уголья суковатой палкой: искры столбом поднялись вверх. Уснула незаметно для себя. А когда проснулась, солнце уже стояло над тайгой. Она быстро собралась, два кусочка сахара запила водой из ручья, посмотрела на компас. Стрелка вела себя так же: тряслась, то и дело уходя в сторону от нужного ей азимута. Лена пыталась зафиксировать ее стопором, но ничего не получалось: стрелка уходила в сторону.
Придется на ходу экстраполировать, по наитию угадывать направление движения. Можно и по солнцу. Отец ее научил идти по солнцу, когда нет под рукой компаса. Итак, полтора-два градуса правее держать. Делать зарубки – вдруг придется возвращаться, но прежде необходимо напасть на след отца. Лена дышит тяжело – устала. Впереди проглядываются скалы. Они кажутся черными среди зеленых сосен. Обнаженные скалы.
Надо взять образцы. С отцом все будет в порядке. Почему она не подумала о том, что Лосев сделал это специально – ушел, чтобы проверить, как дочь справится одна в тайге? Ведь однажды он сказал ей:
– Я найду способ проверить, Леночка, годишься ли ты в геологи. Уметь описывать обнажения, делать выводы, прогнозы строить, разведывать месторождения полезных ископаемых – это одно. Не менее важно быть с полем на «ты», чувствовать в нем не врага, а друга.
Лена вспомнила эти слова – и ей стало весело. Папка, папка! Какой же ты! Ну, конечно, хитрый! Но ничего, твоя дочь выдержала испытание и совсем не боится тайги, ни капельки не боится, ей совершенно не страшно! Вот подойдет сейчас к скале, отобьет образец, посмотрит, что это за порода. Лена вышла к ближайшей скале, привычным движением достала из-за пояса молоток, стукнула по породе. Что такое?! Молоток прилип к скале! С некоторым усилием оторвала его от породы, стукнула еще, на этот раз посильнее. Откололся маленький кусочек породы. Она внимательно посмотрела на свежий излом. Мелкие кристаллы поблескивают в лучах солнца, своим блеском они смягчают железо-черный цвет породы. Юный геолог уже почти догадался, что это за минерал, но все-таки достает из кармашка рюкзака осколок фарфора, проводит по нему острием образца – на глянцево-белой поверхности остается красная черта! Гематит! В народе его называют железный блеск, красный железняк! Содержит железа до семидесяти процентов! Отец оказался прав! Она вышла к месторождению железной руды!
Лена бросает на землю молоток и нажимает на курок нагана. Выстрелы звучат друг за другом три раза. В ответ – один. Это – из карабина отца. Вот и он. Идет к ней, улыбается. Девочка внезапно ощущает во всем теле противную слабость, она медленно опускается на землю, штормовка ее шуршит, касаясь шершавой скалы.
Через несколько секунд она пришла в себя, над нею склонился отец, на лице его – озабоченность и беспомощный страх.
– Ну что ты, дочка, что ты? Все хорошо, все хорошо, детка. Извини, я просто хотел проверить тебя, все время находился рядом.
Лена молча смотрела на отца, по ее щекам текли слезы…
По пути в лагерь отец сказал ей: «Ты все равно пришла бы к этим скалам, дальше идти не смогла бы: магнитные возмущения искажают показания компаса. Молодец, выдержала серьезное испытание на отлично». Геолог из тебя получится.
– Ты прав, папочка, – Лена остановила отца, потянув его за рукав, поцеловала в бороду.
Господи, как давно это было! Она стала геологом, успела родить сына, похоронить отца.
Заливистый звонок оторвал ее от окна. Елена Владимировна бросилась к телефону:
– Мама, мамочка! Это я, Лена! Как ты себя чувствуешь, как там Олежка? Я страшно скучаю!
– Почему в такую рань звонишь? Где ты сейчас находишься? В Москве? Прилетела первым рейсом? – в голосе мамы звучит беспокойство.
– Звоню из Пригорска. У меня все хорошо, мама, все хорошо! Жди письма, подробного письма! Ой, мамуля, уже солнце встает!
– Сейчас пять утра. Да что с тобой, уж слишком ты возбуждена, – мама говорит строго, привычно строго и рассудительно.
– Помнишь, как у Маяковского: «Мама, ваш сын прекрасно болен…» Только вместо «ваш сын» поставь другие слова: «ваша дочь». Поцелуй Олежку, мама.
– А что ты делаешь в Пригорске? Переехала туда, что ли?
– Нет, пока не переехала. Готовлю проект. Сегодня – предварительная защита.
– Мы с Олежкой приедем в сентябре, дней на десять. Ты хотела финский плащ приобрести?
– Перешлю тебе деньги, купи.
– А как его зовут?
– Кого? Плащ?
– Не дури. Как его зовут? – настойчиво спросила мать – Ну, не называй имени, я приеду – познакомлюсь с ним.
– А-а-а, вот ты о чем… Его зовут Борис, мама, Бо-рис Се-ме-но-вич.
Утром Лена приняла душ и позавтракала в гостиничном буфете. Вернувшись в номер, надела свое любимое платье – бирюзовое. Она знала, что это платье нравится и Борису. Он пробормотал ей вчера:
– Тебе это платье очень даже к лицу.
Игорь Иванович пришел в номер с рулоном бумаги под мышкой. Он поздоровался и сказал:
– Разрез готов. Мы сегодня должны быть на конях, Елена Владимировна, участок «Бачита» свое слово, и весьма веское, скажет. Руды там много – и не на один год.
Васин развернул рулон, постелил листы на столе.
– Вот гляньте, к какому выводу я пришел. Замечаете?
– Не слишком ли смело? – Дроздова с улыбкой посмотрела на Васина. – Вами руководило, видимо, наше стремление как можно быстрее получить разрешение на разведку Скалистого плато.
– Это тоже имеет место, – согласился Васин, – но я исходил из объективных предпосылок. Южная часть рудного поля ныряет под известняки Скалистого плато – в этом я уверен. Если это не так, то почему за пределами нашей республики рудное поле снова появляется на поверхности? Не может же оно родиться заново? Не может. Какая-то часть его скрыта под известняками Скалистого плато. Чтобы это доказать, надо пробурить несколько скважин с поверхности плато или же из одной из его пещер. Я почти уверен, что на глубине четырехсот – пятисот метров мы подсечем руду.
– Вы сами прекрасно понимаете, что это проблематично. Необходимо изучать вещественный состав рудного тела, расположенного за территорией нашей республики. Если он будет идентичен минералосодержанию рудного поля в Рудничном – тогда можно строить догадки. Но и то, что вы говорите, может и должно заинтересовать членов комиссии. Нам надо настаивать на разведке Скалистого плато, на его исследовании. В то же время меня интересует, и давно, один кардинальный вопрос: как в океане гранитных образований уцелело плато, сложенное известняком? Кругом изверженные породы, а почти в центре – осадочные. Парадокс природы? Над этим вопросом первым задумался мой отец, но он не успел приступить к его решению. Подобное исследование носит скорее фундаментальный характер, чем прикладной. Что даст это исследование для практического освоения недр открытых месторождений полиметаллов? Ничего. Во всяком случае, надо ждать подобного возражения наших оппонентов, но вопрос снимать с повестки дня не будем. Нам уже пора идти?
– Да, Елена Владимировна, – Васин свернул листы ватмана.
До треста шли пешком по новому мосту, недавно сооруженному вместо старого, «пушкинского». Старый мост назывался так потому, что был построен в том году, когда Пригорск посетил великий поэт.
– Построили новый мост, а старый снесли. – Елена Владимировна вздохнула. – Оставили бы старый для пешеходов. Сохранили бы неповторимую старину. Не глупо ли? Но ничего уже не поделаешь. И к ответственности привлечь некого. Головотяпство.
– Однако поговорим о защите. Я выступлю с основными тезисами, вы – больше скажете о Скалистом плато. Договорились?
– Вы начните о нем, сделайте запев, а я уж допою, не волнуйтесь. Кто наш главный оппонент?
– Геолог Гаев. Он недавно приехал из Алжира, весь такой важный, на черной «Волге». Говорят, большой спец по полиметаллам…
– Я большая оптимистка. Сразу после защиты уйду в отпуск. Вы не возражаете? Подала заявление.
Васин, остановился, взял Дроздову под руку:
– Конечно, без вас не совсем весело, но что поделаешь? Вы хотите съездить за своими?
– Игорь Иванович, а что вы думаете об убийстве человека, собравшегося на плато? Не связываете преступление с военными складами, которые там будто бы были построены? О них мне и папа говорил.
– Связывать и увязывать – дело следователя. Туриев – толковый человек, он выйдет на преступника. Наше дело – ждать результаты защиты. Больше ни о чем я не думаю.
– Что же мы застыли на месте? Вперед!
…Борис все-таки не мог понять, почему Заров ему несимпатичен. В глубине души он понимал, что не имеет пока никакого права и основания подозревать этого пожилого человека, но что-то туманное, бесформенное росло в его сознании, и он ждал того момента, когда это бесформенное обретет зримые черты, станет явственным. А пока он злился на то, что его неприязнь к Зарову находится в явном противоречии с обликом этого человека.
Заров мечтает об экспедиции на Скалистое плато. Этого же добиваются Дроздова и Васин. Так что же, их тоже взять на подозрение?
Абсурд! Нет, нет, надо отречься от мысли, что Георгий Николаевич имеет какое-то отношение к происшествию у тропы на Скалистое плато. Заров утверждает, что с начала и до конца ливня прятался в пещере. А почему он, Борис, до сих пор не поговорил с проходчиками? Может, они что-нибудь интересное скажут. И Васин в тот день был в штольне. Надо собраться, надо сжаться в кулак и действовать. Пока следствие топчется на месте. Уже должен быть ответ из Москвы, из центральной дактилотеки, об отпечатках пальцев на бутылке «Нарып-кала»? Времени у них тоже не хватает. Сейчас вообще ни на что не хватает времени. Такой век стремительный.
Борис попросил у Дроздовой рукопись Лосева и вдумчиво прочитал. И хотя труды Виктора Туриева и Владимира Лосева разнятся, в них одна мысль: Скалистое плато требует к себе внимания.
Профессор Лосев был серьезным ученым, он не стал бы писать книжку, не проанализировав все документы, касающиеся Скалистого плато. Об этом месте существует обширная литература, правда, не вся – общего пользования. Несомненно, Лосев имел к ней доступ.
А что, если предположить такое… Некто, по имени Григорий, зная точное расположение пещеры, где хранятся изделия из золота и серебра, решил завладеть ими. Но об этом знает еще кто-то. Может даже этот «кто-то» находился в союзе с Григорием. В какой-то момент Григорий нарушил союз и пошел на Скалистое плато… Это решение стало для него роковым. Но если принять такую версию, надо самому подняться на плато и ждать, когда туда придет тот, другой, который убил Григория. Неправдоподобно? А черт его знает пока, где правда. Лосева одернули, когда он в записке в Наркомат иностранных дел написал, что немецкие специалисты проводили здесь, на его взгляд, не только геологические изыскания. Тогда, в 40-м году, так надо было. Но потом, почему потом, уже после войны, Лосев не вернулся к этому вопросу? Может, и возвращался, да об этом неизвестно.
Скалистое плато – огромный запасник строительного материала – доломитизированного известняка. К такому выводу пришел не только Рейкенау. Корифеи отечественной геологии Мушкетов, Наливкин, Ферсман тоже сказали свое слово.
Что касается гипотезы Лосева о существовании там в древние времена города, то это, извините, фантазия. Государству нужны не домыслы, пусть и очень занимательные, но сырье для промышленности, сиречь, руда.
Звонок. Голос Елены Владимировны:
– Здравствуй.
– Привет. Я только что подумал о тебе.
– Не хочешь ли ты сказать, что я легка на помине? Ехидный ты человек! Но я не обижаюсь. Я сейчас такая гордая, такая гордая! Посмотри на часы… Который час?
– Тринадцать часов пятнадцать минут.
– О господи! Когда ты научишься говорить штатским языком? Ну неужели трудно сказать: час пятнадцать?
– Я сугубо штатский, но привык время называть так, как положено.
– Так вот, пятнадцать минут назад мы с Игорем Ивановичем успешно прошли предварительную защиту проекта. Более того, склонили начальство на то, что весной будущего года организуется экспедиция на Скалистое плато. Экспедиция – громко сказано, но отряд из пяти человек туда будет послан.
– Представь себе, я и о Скалистом плато думал перед твоим звонком.
– Это уже телепатия! Борис, как давно мы с тобой знакомы?
– Тысячу лет и восемь дней.
– Ой, как здорово ты сказал! А можно я приду к тебе и расскажу, как проходила защита? В тебе хоть немножко от геолога осталось?
– От геологии так просто не отделаться. Приходи, жду. Я позвоню на проходную, пропуск тебе выпишут. – Борис положил трубку. Вскочил. Необыкновенная легкость. Смешно? Еще неделю назад он рассмеялся бы, если б кто-то сказал, что он так вдруг может увлечься незнакомой дотоле женщиной. Надо же, как случилось. Да и мама сказала: «Ты на нее смотришь как влюбленный мужчина».
Дроздова пришла неожиданно быстро, похвасталась.
– Сам управляющий трестом подвез. Правда, он был весьма и весьма удивлен, когда я попросила остановить у прокуратуры республики, но я ему не стала объяснять, для чего мне надо сюда. Так мне можно присесть?
– Прости, Леночка! – Борис выскочил из-за стола, взял ее под руку, подвел к дивану.
– Садись, я рядом.
– А можно в служебном кабинете в служебное время?
– Тогда так. – Борис занял место в противоположном от Елены Владимировны углу дивана. – Рассказывай.
– Ой, я до сих пор не могу отойти: страшно волновалась. Защиту начал Васин. Если бы ты, Борис, послушал его! Оратор! Цицерон! Глубочайший анализ положения дел, точная формулировка, умелое оперирование данными анализов и минералогических исследований. Знаешь, пояснительная записка нами написана нормальным сухим языком – тем, каким и пишутся подобные документы, а вот защищался Васин блестяще. Даже начальник партии вытянул шею, прислушиваясь к каждому слову Игоря Ивановича, а ведь Темиров – наш первый противник. Тебе фамилия Гаев о чем-нибудь говорит?
– Знаю такого. Он недавно из загранки вернулся.
– В Алжире работал. Спец по полиметаллам. Был нашим главным оппонентом. Выступил после меня. Я сказала о минералогии месторождения. Гаев расхвалил нас так, что мне неловко стало. Словом, предварительная защита прошла отлично. Основной проект нам будет теперь защитить легче легкого. После защиты я попросила предоставить мне отпуск: надо съездить, за мамой и Олежкой в Москву. Пусть поживут со мной. В Рудничном зима прекрасна: снежно, тепло, то, что надо для Олежки.
– И когда ты собираешься в отпуск?
– Вот выступлю по телевидению, – съезжу в Рудничный, и – в Москву!
– Счастливица.
– Еще бы! Главное – отпуск летом, что у геологов очень и очень редко. – Елена Владимировна встала, зашла за стол Туриева, оперлась о него раскрытыми ладонями. – Потом Гаев стал в такую позу и говорит: товарищи, надо поддержать выводы Васина и Дроздовой о манящей перспективе месторождения «Бачита» и выделить для его разведки дополнительные ассигнования. Что касается их просьбы об исследовании Скалистого плато, то я прошу Васина или Дроздову высказаться по этому поводу более подробно, ибо в проекте о Скалистом плато упоминается вскользь.
– Выступила, конечно, ты?
– Как ты догадался? Выступила! Главное: привлечь внимание, обосновать необходимость тщательного изучения Скалистого плато, как геологического уникума. Остров, сложенный карбонатными породами, в океане изверженных пород. Как случилось, что раскаленные, расплавленные кислые породы не поглотили известняк, не переплавили его? Я решила оперировать сведениями профессора Шалимова из Ленинградского горного института. Сведения эти касаются древних известняков, встречающихся в слоях вулканических пород на берегу Южного Крыма. Во как! Аналогия налицо, но я сперва тебе растолкую теорию Шалимова, не возражаешь? Бьюсь о заклад, что ты о ней не знаешь.
– Осадочными породами не занимался.
– Ну, тогда слушай. Профессор Шалимов обнаружил известняки на гребне Меласа в Крыму. Среди вулканических пород – целую вереницу глыб. У него сложилось мнение, что когда-то, в геологически объяснимые времена, там был риф. Прибой древнего моря уничтожил его в минувшие геологические эпохи. В одной из глыб профессор обнаружил ископаемую фауну – крупные раковины моллюсков и ветвящиеся стебли коралловых колоний. По фауне определили возраст пород. И к какому выводу пришел Шалимов? На дне древнего моря, занимавшего территорию нынешнего Крыма, образовался исполинский вулкан. Из кратера вытекала лава, постепенно наращивался его конус. Вероятно, вершина находилась близко от поверхности акватории. Море было теплое, тропическое. Когда вулкан прекратил свою деятельность, на вершине подводной горы начали селиться организмы, содержащие карбонатное вещество. Организмы миллионы и миллионы лет умирали, осаждаясь. Их известковистые скелеты постепенно образовали массив. Шалимов предположил, что море мелело, организмы вынуждены были надстраивать свои колонии, ибо могут жить только на малых глубинах, при чистой и теплой воде. Сменялись эпохи, уходили в небытие миллионы лет. Море отступило. Поднялись Крымские горы, вместе с ними поднялся и массив, сложенный известняками. И эти известняки лежат на изверженных породах. Вот так, милый Борис Семенович. Разве нельзя то же самое сказать о нашем Скалистом плато? Картина та же, правда, в доломитизированных известняках трудно найти остатки ископаемой фауны, но – можно, если хорошо постараться. Формирование гор Кавказа продолжается до сих пор. Сама система возникла, видимо, в Юрский период истории земли, около ста двадцати миллионов лет назад. Известняки же гораздо старше. Когда я выступила, Гаев сказал, что мое сообщение тоже представляет интерес и порекомендовал в будущем году приступить к бурению веера скважин с поверхности Скалистого плато, дабы выяснить с полной определенностью, покоится ли плато на ложе из гранитов. Если это так, то вывод Васина о том, что рудное поле ныряет под Скалистое плато вполне логичен и обоснован. И можно ожидать богатые жилы полиметаллических руд в его гранитном основании… Так что мы сегодня убили двух зайцев: получили возможность расширить фронт разведочных работ на «Бачите» и надежду на то, что мы сможем в будущем году приступить к исследованиям Скалистого плато… Но я, вернувшись из Москвы, совершу туда восхождение дня на три.
– Поздравляю тебя и Васина.
– Поздравления будем принимать сегодня вечером в ресторане «Интурист». Игорь Иванович приглашает нас – тебя и меня. Посидим, говорит, музыку послушаем.
– Что же, заманчиво. А не кажется тебе, что частое посещение ресторанов может войти в дурную привычку?
– Ох, кажется, – улыбнулась Дроздова, – но что поделаешь, если приглашает единомышленник? Отказать неудобно… Как продвигается расследование, если не секрет?
– Участковый из Рудничного, Харебов, считает, что преступление совершил не один человек. Я тоже склонен думать так… Один совершал гнусное деяние, другой, убедившись, что человек мертв, похитил документы и вещи. Выходит, тот, второй, находился где-то неподалеку от жертвы и хладнокровно ждал выстрела.
– Борис, я тебя умоляю: возьми меня в помощники! Я же буду в отпуске.
– Лена, не надо об этом говорить. Неужели ты не понимаешь, что такое невозможно?…Смешно.
– Да? – Дроздова направилась к двери. – Кстати, почему ты до сих пор не поднялся на Скалистое плато? До свидания! – Дроздова вышла из кабинета.
Туриев потер лицо ладонями, задумался. Н-да… Характерец. Сколько экспансивности, решительности. Хочет заняться расследованием. Но она права: надо подняться на Скалистое плато, когда дело окончательно прояснится. Несомненно, преступники знают, что ведется следствие, знают, вероятно, и то, что занимается этим Туриев.
Каждое расследование – путь в неведомое. Никогда еще в практике Туриева не было такого, чтобы версия рождалась сразу. Что греха таить, иные следователи с самого начала расследования того или иного преступления, не утруждая себя сопоставлением различных факторов, даже пренебрегая вещественными доказательствами, следуют своему первоначальному плану, по которому подозреваемый заведомо становится обвиняемым. Остается только заполучить от него необходимые для составления обвинительного заключения показания – и дело расследовано.
Разве мало примеров, когда судебное разбирательство заходит в тупик именно из-за того, что предвзято проведено расследование?
Надо быть предельно честным в своем деле…
Борис глянул на часы, занялся работой.
В шестом часу он позвонил Зарову. К телефону долго не подходили. Наконец раздался голос Зарова:
– Слушаю.
– Здравствуйте, Георгий Николаевич. Туриев звонит.
– Да, да. Я только что бросил на сковороду двух сазанчиков, поэтому не подошел сразу к телефону. Был на рыбалке. Приходите, угощу. Ой, горит! Извините! – Заров положил трубку – раздались короткие сигналы.
Борис зашел к Вермишеву, сказал, что идет к Зарову на рыбку. Прокурор удивленно взглянул на него:
– У тебя, видимо, склероз начинается: ты мне утром изложил свой план. Одним из его пунктов является посещение Зарова. Так что можешь идти.
В седьмом часу вечера в трамвае всегда много пассажиров. Тесно, жарко, некуда ставить ноги. Когда Туриев вышел на нужной остановке и глянул на свои туфли, возмутился – затоптаны, покрыты серыми пятнами пыли. Туриев остановился у газетного киоска, вытащил из кармана носовой платок, вытер им туфли, платок бросил в урну. У Бориса была слабость, и он сознавал это: туфли должны быть всегда начищены, а на брюках – безукоризненная складка. Да и вообще все на нем сидело изящно, чуточку даже небрежно.
Заров встретил его громким возгласом:
– Уже приехали? Молодцом! Сазанчики ждут нас, не без приложения, скажу вам. Вы не против? – Заров выразительно щелкнул по горлу.
– Здравствуйте еще раз. Почему же против? Очень даже нет.
– Проходите, садитесь за стол, я сейчас. – Заров с удивительной для его возраста и комплекции легкостью метнулся в кухню.
Борис, зайдя в комнату, заметил, что на этот раз здесь больше порядка: книги разложены по полкам, кресла покрыты парусиновыми чехлами, в центре стола стоит длинная База с тремя гладиолусами, на диване – пестрый ковер. Для книг, лежавших на подоконнике, места, видимо, не нашлось, но они собраны в аккуратные стопки, расставленные по всему подоконнику.
Туриев сел спиной к балкону. Заров вошел в комнату, широко развел руками:
– Мадина убрала у меня сегодня. Хорошая девушка, помогает мне содержать квартиру в относительном порядке.
Георгий Николаевич налил водку в зеленоватые рюмки, опустился на стул со словами:
– Буду нескромным и предложу тост: за мою удачу на рыбалке. Мне повезло сегодня больше всех: я поймал двенадцать сазанов. Двух себе оставил, остальной улов презентовал соседям. Ну, выпьем?
Выпили. Несколько минут молчали, закусывая. Борис даже постанывал – до того вкусна рыба!
Заров улыбался от удовольствия, щурясь и морщась после каждой рюмки.
– Уважаю таких, – удовлетворенно пробурчал Заров, когда Борис при очередной попытке налить ему водку, прикрыл рукой рюмку, – Но пусть стоит на столе. Может, кто заглянет на огонек. Я слушаю вас, Борис Семенович. Вы ведь не зря ко мне пришли. Хотите продолжить наш разговор?
Борис закурил, глубоко затянулся, сказал:
– Вам нечего добавить к уже сказанному мне?
– Нечего, нечего, – торопливо произнес Заров, – выстрела не слышал, меня застал дождь, я его переждал – и в поселок.
– Можно мне позвонить? Спасибо… Мама, если будет звонок из Рудничного, то номер телефона квартиры, где я нахожусь, 17–13. Я уже поел! Приду когда? Не задержусь, наверное. Конечно, работа. Моя работа и состоит в том, что я в основном разговариваю с людьми. Со всякими, больше – с хорошими. – Борис положил трубку, вернулся к столу. – Георгий Николаевич, мне еще нужно знать кое-какие детали. Сколько времени прошло с того момента, как вы попросили спички у водителя, до начала дождя?
– Часа два – полтора.
– Да, да. Неизвестный был убит в шестнадцать – шестнадцать часов с минутами. Значит, вы попросили спички в два часа пополудни?
– Я уже говорил вам, – обиделся Заров.
– Простите, рассуждаю сам с собой – привычка такая. Где вы находились, когда пошел дождь?
– Как – где?! На берегу речки, разумеется. Пытался подцепить форель.
– На каком приблизительно расстоянии от того места, где обнаружили тело?
– Вы когда-нибудь ловили форель? – вопросом на вопрос ответил Заров. – Так вот, форель идет против течения, чтобы ее поймать, мне надо идти вниз по реке. Сколько смог пройти за два часа? Не меньше километра. Вот на таком расстоянии я находился от того места.
– Ну да ладно, – улыбнулся Борис, – меня, собственно, заинтересовало Скалистое плато как таковое. Вы так много о нем знаете.
Заров усмехнулся, на мгновение обнажив ослепительно белые зубы.
Туриев подумал: «Какой дантист сотворил для Георгия Николаевича такие прекрасные мосты?»
Георгий Николаевич потянулся к одной из полок, нашел нужную ему книгу, раскрыл ее, медленно прочитал:
– «Довожу до вашего сведения, что склады построены. Амуниция, консервы, оружие и боеприпасы обеспечены самой надежной сохранностью. Согласно вашему приказу, батальон саперов, кои построили склады, направлен в распоряжение генерала Брусилова. План расположения складов высылаю, он в единственном экземпляре. Генерал Хабалов».
– Что это?
– Документы ставки его величества императора Николая второго, изданы в Берлине в двадцать шестом году товариществом «Глобус». А вы поняли суть донесения? Правильно. Где-то в горах были построены военные склады. Строители после этого срочно переброшены на прорыв к Брусилову. Цель переброски понятна: тайна местонахождения складов должна остаться тайной. Вот уже десятки лет склады тревожат воображение многих любителей приключений. С чьей-то легкой руки, вернее, легкой фразы, по Кавказу пошел слух, что склады построены где-то в районе Скалистого плато. Их искали. В тридцать пятом году. Но поиски ни к чему не привели. И вот я думаю: может, неизвестный убитый тоже шел к складам? Может, его убили те, кто владеет тайной складов и не хотят, чтобы эта загадка была решена?
– Насчет целесообразности поисков складов я сомневаюсь. Какие уж там продукты через полсотни лет? Но само Скалистое плато – сплошная загадка. Был бы я археологом, занялся бы этим местом.
