Текст книги "Хроника расстрелянных островов"
Автор книги: Юрий Виноградов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)
Наступление
– Читайте! – Елисеев протянул радиограмму командиру 8-й отдельной стрелковой бригады полковнику Гаврилову. – Только получена от комфлота.
В кабинете генерала находились Зайцев, Охтинский и Копнов. Гаврилов не спеша начал читать:
– «Во исполнение приказа Главнокомандующего войсками Северо-Западного направления для облегчения положения Таллина нанести удар во фланг коммуникации противника, действующей из Пярну на Таллин. Удар осуществить с помощью части сил гарнизона Сарема в направлении с Виртсу на Пярну или на Марьямаа. Второй удар нанести частью гарнизона Хиума от Хаапсалу в направлении на Марьямаа…»
Командир бригады удивленно спросил:
– Какие же части имеет в виду комфлота?
– В Виртсу высадить стрелковый полк, усиленный артиллерией, а в Рохукюла – два стрелковых батальона, – ответил за коменданта Охтинский.
Гаврилов невесело усмехнулся:
– У меня на Сареме и Муху всего два стрелковых полка. А на Хиуме еще хуже – два стрелковых батальона! Мы же оголим острова, Алексей Борисович! А если в это время немцы высадят морской десант?
Все сидящие у коменданта были согласны с командиром бригады. Действительно, пользы десант на материк едва ли принесет, у него просто не хватит сил пробиться к Таллину, который штурмуют дивизии 18-й немецкой армии. По докладу начальника разведки бригады капитана Двойных, немцы в Пярну имели дивизию, готовящуюся к отправке на помощь действующим частям. Она сразу же будет повернута против десанта моонзундцев. Оставшийся на Сареме один стрелковый полк не в состоянии отразить вероятные морские и воздушные десанты противника. Едва ли ему помогут и стационарные береговые батареи, сектор стрельбы которых ограничен. К тому же в Таллин из баз Моонзунда приказано перейти эскадренным миноносцам из отряда легких сил и тральщикам. Нельзя было рассчитывать на помощь авиации и зенитных батарей. Они прикрывали авиагруппу дальних бомбардировщиков Преображенского и Щелкунова, летавших на Берлин.
Положение на островах создалось критическое.
– Надо понять, товарищи, что сейчас решается судьба главной базы нашего флота, – сказал Зайцев. – Потому нам и необходимо хоть часть вражеских сил оттянуть на себя.
Охтинский предложил в первую основную группу десанта включить по батальону от каждого стрелкового полка и с пристани Куйвасту высадить ее в Виртсу. Во вторую группу должен войти один из двух стрелковых батальонов Северного укрепленного сектора с задачей высадки в Рохукюла. Севернее станции Лихула обе группы соединятся и в дальнейшем будут вместе наступать в направлении Таллина.
– Правильно! – согласился Гаврилов. – Мы их еще усилим артиллерией, минометами и пулеметами.
– Добро! – сказал Елисеев. – К вечеру представьте мне детальный план. Я согласую его с комфлота. А возглавить десант поручим, – генерал вопросительно посмотрел на Гаврилова, – вашему заместителю. Не возражаете?
– Лучше полковника Ключникова кандидатуры не найти, – заверил Гаврилов.
Полковник Ключников немедленно приступил к подготовке десанта на материк. Согласно разработанному плану в состав первой группы десанта входили первый батальон 79-го стрелкового полка капитана Абдулхакова и первый батальон 46-го стрелкового полка капитана Огородникова. После высадки в Виртсу усиленный батальон Абдулхакова должен был наступать в сторону Пярну, а усиленный батальон Огородникова – на станцию Лихула. Вторая группа десанта в составе первого стрелкового батальона майора Столярова под командованием начальника сухопутной обороны Северного укрепленного сектора майора Фиронова должна была с острова Хиума высадиться в Рохукюла и продвигаться к станции Паливере. Севернее станции Лихула, на развилке дорог, усиленные батальоны Огородникова и Столярова должны были соединиться и в дальнейшем наступать в направлении Таллина.
Походный штаб Ключникова расположился в небольшом деревянном домике на хуторе близ пристани Куйвасту; там находилась и основная сила будущего десанта – стрелковые батальоны. Днем и ночью к домику подходили армейские и флотские командиры, спешили рассыльные и связисты, подъезжали крытые автомашины, груженные оружием, боеприпасами и продовольствием. Подготовительный период близился к концу; наступал самый сложный и ответственный момент – высадка десанта на занятый врагом берег. В успехе десанта на Виртсу Ключников не сомневался. Высаженная на материк разведывательная группа во главе с капитаном Двойных обнаружила, что в порту немцами оставлено прикрытие, состоящее из подразделений моторизованной пехоты и нескольких полевых и зенитных батарей. Два усиленных стрелковых батальона, поддержанные мощным артиллерийским огнем кораблей, а также полевых и береговых батарей, вполне справятся со своей задачей.
На карте Двойных показал примерное расположение огневых позиций немецких батарей, обозначив их синими кружками. Ключников сосредоточенно глядел на них, решая, как огнем корабельной, береговой и полевой артиллерии побыстрее вывести из строя фашистские батареи. Двойных не мешал ему. Они находились в маленькой комнатке штаба, уточняя обстановку на вражеском берегу.
Ключников напряженно молчал. Заложив жилистые руки за спину, он медленно прошелся по комнате. Был он выше среднего роста, широкоплеч и слегка сутуловат. Красивое лицо с большим шрамом на правой щеке – след от ранения в гражданскую войну – казалось суровым: непомерно густые черные брови, нависшие над глазами, упрямо поджатая нижняя губа, устремленный вдаль взгляд темных глаз. Кадровый военный, прапорщик бывшей царской армии, он, не задумываясь, перешел на сторону революции и с тех пор верно служил Советскому государству. Двойных познакомился с ним еще в финскую войну, когда Ключников командовал полком на Карельском перешейке. В 1940 году Двойных вместе с ним формировал в Кингисеппе 3-ю отдельную стрелковую бригаду.
Ключников подошел к карте и нарисовал красную стрелку в сторону Пярну.
– Первый отряд высадится в Виртсу под вашим командованием, товарищ капитан, – повернулся он к Двойных. – Вы уже на той стороне были, места знаете.
Вошел приехавший из Курессаре Копнов. Его сопровождал незнакомый лейтенант.
– Главный лоцман Моонзунда лейтенант Кудинов, – представил Копнов своего спутника.
Ключников протянул руку Кудинову, пригласил к карте.
– Меня интересует безопасность перехода десанта через пролив, – сказал он. – Насколько мне известно, Муху-Вяйн начинен минами. Старались немцы и наши.
– Мин в проливе действительно много, товарищ полковник, – согласился Кудинов. – Но подойти к Виртсу можно, и сравнительно безопасно.
– Лейтенант знает Муху-Вяйн как свои пять пальцев, – поддержал Кудинова Копнов. – Через пролив он проводил крейсер «Киров» из Риги в Таллин.
Ключников слышал о знаменитом переходе крейсера «Киров» через сравнительно мелководный пролив. Тогда даже работали землечерпалки, чтобы углубить фарватер. Но это все происходило в начале войны, когда не было минной опасности. Теперь же десантные суда подстерегают грозные подводные сюрпризы.
– На вас, товарищ лейтенант, возлагается руководство по форсированию пролива, – объявил Ключников. – Пойдете вместе с командиром первого десантного отряда капитаном Двойных. Время у вас еще есть, – посмотрел он на свои ручные часы, – советую познакомиться с ним поближе…
Высадка была назначена на час ночи. Эсминцы и полевые батареи должны были обработать побережье, чтобы очистить его от врагов. 43-й батарее ставилась задача перекрыть своим огнем дамбы с шоссейной и железной дорогами и не дать возможности гитлеровцам беспрепятственно переправлять по ним подкрепления в Виртсу.
– Артиллерийскую подготовку начинаем по сигналу: три красные ракеты.
С наступлением темноты шла погрузка на катера, мотоботы, самоходные баржи, буксиры. Подъезжали машины, сгружали ящики с патронами и гранатами, с полной выкладкой подходили красноармейцы и краснофлотцы с береговых батарей, собранные начальником штаба БОБРа Охтинским в добровольческий отряд, бойцы Саремского истребительного батальона; все они исчезали в темных трюмах. В стороне грузилась на паром полевая батарея старшего лейтенанта Поварова.
Постепенно берег и пристань пустели, посадка десанта заканчивалась. К Ключникову подошел Двойных и доложил о готовности десанта к выходу. Полковник посмотрел на часы: шел второй час ночи.
– Действуйте! – разрешил он.
Двойных побежал в конец пирса.
Напряженную тишину ночи заполнил приглушенный могучий рокот – от пирса стали отходить катера, затем буксиры, баржи и, наконец, маленькие мотоботы. Корабли взяли курс на Виртсу.
Кудинов шел на небольшом рейдовом буксире «Эта». Выбрал он его потому, что хорошо знал капитана буксира Васильева, вместе с которым не один раз приходилось проводить суда под огнем врага. Познакомились они еще до войны во время гидрографических работ в Моонзунде, куда в составе гидрографической экспедиции был послан из Ленинграда Кудинов. Они находились на капитанском мостике, и оба зорко всматривались в темноту. Двойных стоял поодаль и смотрел на светящуюся картушку компаса, над которой колдовали моряки. Вокруг – ни огонька. Впереди в ночи притаился вражеский берег, сзади за кормой грозно ощетинился стволами орудий остров Муху. «Эта» шел в голове десантных судов, его синий кормовой огонь, невидимый в мостика, указывал им курс. Двойных все чаще и чаще стал оглядываться назад – пора бы уже батареям начать артподготовку. Наконец темноту рассекла красная ракета.
– Красная ракета! – передал он морякам. Еще две ракеты повисли в темноте – ив воздухе прокатился оглушительный дробный раскат: артиллерийская подготовка началась. С буксира было отчетливо видно, как справа и слева появились вспышки – это стреляли полевые орудия и вели огонь эсминцы со стороны южного побережья острова Муху. Кругом стоял гром канонады, пролив гудел от рассекающих воздух снарядов.
Минут через сорок стрельба прекратилась. К этому времени десантная флотилия уже подходила к Виртсу. Васильев перевел ручку машинного телеграфа сначала на «малый вперед», потом на «стоп». «Эта» по инерции шла вперед и мягко коснулась сброшенным за борт кранцем о стенку пирса.
– Быстро на берег! – отдал команду Двойных десантникам и первым выскочил на пирс.
Немцев нигде не было видно. Не выдержав мощного огня, они без боя оставили поселок Виртсу и отступили в глубь Эстонии.
– Спасибо, моряки! – крикнул с пирса Двойных и вместе с головным отрядом скрылся в темноте.
Корабли, закончив выгрузку, повернули в Куйвасту за вторым эшелоном.
Десант без потерь форсировал семикилометровый пролив Муху-Вяйн.
Утром, 25 августа основные силы десанта начали наступление на север, в сторону Таллина. Одновременно в направлении Пярну вышел отряд капитана Двойных.
Первым опорным пунктом на пути к Таллину гитлеровцы сделали станцию Лихула, находящуюся в двадцати пяти километрах от Виртсу. Вечером, когда десант моонзундцев подходил по дороге к станции, гитлеровцы встретили его мощным огнем. Командир батальона капитан Огородников хотел с ходу прорвать оборону противника и ворваться в Лихулу. Стоило большого труда сдержать свой пыл: уставшие от дневного перехода десантники вряд ли смогли бы смять хорошо организованную оборону врага, а если бы и смогли, то слишком большой ценой.
Утром Огородников попытался выбить немцев из совхоза, но противник защищался стойко. Где бы ни появились моонзундцы, их всюду встречал перекрестный огонь.
Моонзундцы дважды штурмовали укрепленные позиции врага. И безуспешно.
– Будем обходить фашистов. Скрытно ночью. Зажмем в клещи, – решил Огородников.
Он вызвал к себе командиров подразделений и поставил перед ними задачу по окружению противника. Десантный отряд разбивался на три группы: первая группа обходит немцев слева, вторая – наступает по дороге и третья – атакует справа. Каждой группе для усиления придавалось по взводу станковых пулеметов.
В ночь на 28 августа первая и третья группы моонзундцев начали обходный маневр. Командир третьего пулеметного взвода сержант Артюгин шел со своими пулеметчиками в третьей группе, основную силу которой составляла 3-я стрелковая рота. Начался дождь. Темнота сгустилась. В двух шагах уже ничего не было видно. Дождь постепенно усиливался, и вскоре все промокли до нитки.
– Погодка… Бывает же! – проговорил над ухом Артюгина командир первого отделения сержант Токмаков.
– В Лихуле высушимся, – ответил Артюгин.
Пулеметчики находились в голове группы вместе с командиром 3-й стрелковой роты. Шли напрямик, не разбирая дороги. Ноги то и дело увязали в болоте, по лицу хлестали мокрые прутья кустов. Руки болели от натуги: приходилось тащить тяжелые станковые пулеметы. У подносчиков плечи сгибались от коробок с патронами. А пути, казалось, не будет конца. Дождь лил не переставая. Холодные струйки затекали под воротник гимнастерки, освежали разгоряченное тело. Артюгин расстегнул пуговицы, обнажил грудь. Так хоть немного полегче. Он начинал беспокоиться: не заблудились ли они? Куда выйдут? При такой погоде нетрудно сбиться с намеченного маршрута.
Болото кончилось. Ноги стали увязать в грязи. «Совхозное поле, – догадался Артюгин. – Выходит, мы идем правильно».
Дождь прекратился. Видимость несколько улучшилась. Ветер рассеивал тучи, над головами в просветах появились чистые, словно умытые, звезды. Приближалось утро.
Слева неожиданно часто-часто замелькали огневые точки; тотчас же засвистели пули.
– Ложись! – скомандовал командир роты и плюхнулся в грязь.
– Первый пулеметный расчет, к бою! – приказал Артюгин сержанту Токмакову.
Пулеметчики быстро установили свой «максим», и тишину ночи разрезала длинная звонкая очередь. Огневые точки слева пропали, зато правее появились новые. «Максим» угостил их второй очередью. Ему ответили опять слева. В бой вступил второй пулеметный расчет сержанта Кулигина.
– Вперед, по-пластунски! – скомандовал командир роты и, подминая под себя жидкую грязь, пополз в сторону от огневых точек противника. Он понимал, что оставаться на открытом поле нельзя: с рассветом немцы перебьют их из пулеметов и минометов. В лощине, поросшей редким кустарником, моонзундцы остановились. Заговорил «максим» третьего пулеметного расчета старшего краснофлотца Болозовича. Воспользовавшись этим, расчеты Токмакова и Кулигина покинули поле и перебрались в лощину.
Перестрелка длилась до самого рассвета, станковые пулеметы подавляли огневые точки врага. Доносилась стрельба и с противоположной стороны станции, где действовала первая десантная группа. Немцы находились теперь в клещах, моонзундцы с нетерпением ждали начала атаки.
Наступило раннее утро. Небо почти совсем очистилось от туч, на востоке за лесом разгоралась ярко-желтая полоса.
– В воздухе два самолета! – крикнул Токмаков. Артюгин поднял голову и удивился: со стороны Виртсу на небольшой высоте летели две «чайки».
– Наши летят! Наши! – обрадованно заговорили мокрые, усталые десантники. Никто из них не мог и подумать, что с Саремы на помощь к ним прилетят самолеты. «Чайки» между тем низко пронеслись над землей, и в глубине обороны немцев вспыхнули черные султаны взрывов. Одна из бомб угодила в склад боеприпасов. Вверх с грохотом полетели горящие обломки. И тут в воздухе повисла красная ракета. Моонзундцы с трех сторон с громовым «ура!» ринулись в атаку. Пулеметчики Артюгина расчищали огнем дорогу красноармейцам и одними из первых ворвались в совхоз. Гитлеровцы, прячась за укрытия, отстреливались. Особенно мешали немецкие автоматчики, засевшие на ветряке. Они били из окон мельницы с фланга, прижимая моонзундцев к земле.
– Пулемет! – закричал Артюгин. – Огонь, пулемет!
– Не поможет, товарищ командир, – ответил Токмаков. – У меня более верное средство…
Он схватил две гранаты и, пригнувшись, побежал к ветряку. Артюгину казалось, что немецкие автоматчики вот-вот прошьют очередью сержанта, но Токмаков все же достиг мельницы и с ходу бросил в окна две гранаты. Больше с ветряка немецкие автоматчики не стреляли.
Гитлеровцы бежали из Лихулы. Моонзундцы вступили в поселок. Повсюду на улицах виднелись следы бегства противника: валялись рыжие солдатские ранцы из телячьей кожи, круглые коробки противогазов и даже автоматы.
В Лихулу приехал Ключников. Он собрал командиров подразделений, поздравил всех с первой победой.
– Молодцы, пулеметчики! – похвалил он пулеметную роту. – Атаковали противника в первых рядах! Правда, тактически это не совсем грамотно. Ну да ведь победителей не судят!
Решено было десантному отряду заночевать в Лихуле, а рано утром начать наступление на второй опорный пункт немцев – поселок Кирбла.
Рано утром 26 августа десантный отряд Северного укрепленного сектора без потерь высадился на пристани Рохукюла. Главную силу десанта составлял стрелковый батальон майора Столярова, на усиление которому были приданы 76-миллиметровая батарея старшего лейтенанта Хапчаносова и 120-миллиметровый миномет. Майор Фиронов сразу же после выгрузки приказал совершить отряду марш-бросок в город Хаапсалу, находящийся в девяти километрах от пристани. В Хаапсалу находились небольшой отряд советско-партийного актива Ляэнемаского уезда во главе с первым секретарем Якобсоном, милиционеры и около десяти человек моряков. Сила небольшая, но и ее можно использовать хотя бы для обороны города.
К полудню отряд подошел к юго-восточной части Хаапсалу. Фиронов был немало удивлен, когда увидел свежевырытые окопы и стрелковые ячейки, в которых работали местные жители. Навстречу ему вышел моложавый мужчина в серой рубашке с высоко засученными рукавами.
– Очень хорошо, что вы пришли! – обрадовался он и протянул руку. – Якобсон. Секретарь укома.
Фиронову понравилось открытое, простое лицо первого секретаря уездного комитета партии.
– Оборонительные сооружения строим, – обвел Якобсон рукой окопы. – С вами мы теперь не отдадим фашистам Хаапсалу.
– Сколько человек в вашем отряде? – поинтересовался Фиронов.
– Семьдесят. Все надежные товарищи. Готовы стоять насмерть.
– Что ж, продолжайте укреплять город. Хаапсалу будет у нас последним опорным пунктом на материке.
Подошел командир батальона майор Столяров, спросил разрешения продолжать марш в направлении станции Паливере.
– Там немцы! – сказал Якобсон.
– Мы и хотим с ними познакомиться.
– Просим подождать еще с полчаса, – попросил Якобсон. – Митинг надо провести. Пусть знают люди, что вы идете фашистов бить.
Просьба секретаря укома несколько озадачила Фиронова. Он совершенно не знал эстонского языка и не мог говорить.
– Я сам буду держать речь, – догадался Якобсон. – А люди Хаапсалу должны видеть весь ваш отряд.
Через пять минут вокруг секретаря укома, взобравшегося на бруствер окопа, собрались человек четыреста. Напротив них, на обочине дороги, стояли моонзундцы. После выступления секретаря укома раздались аплодисменты, послышались одобрительные голоса.
– Два слова, товарищ майор. Скажите, – попросил Якобсон. – Я переведу.
Фиронов откашлялся, поднялся на бруствер.
– Товарищи! У нас с вами одна-единственная задача – освободить нашу священную землю от фашистских захватчиков. Пусть немцы заняли часть нашей территории, пусть. Но мы разобьем их и выгоним из нашей Советской страны вон! Наше дело правое! Мы с вами, товарищи, победим!
Десантный отряд зашагал по дороге на север. Фиронов видел: многие женщины плакали.
В семи километрах севернее Хаапсалу отряд сделал привал. Столяров на грузовой машине выслал вперед разведку. Он доложил свой план движения к станции Паливере.
– Главное – соблюдать маскировку. Только бы немецкие самолеты не заметили нас.
Фиронов одобрил план командира батальона. Когда в штабе Северного укрепленного сектора встал вопрос, какой из двух имеющихся на Хиуме стрелковых батальонов послать на материк, он настоял на батальоне Столярова. Майор воевал еще в гражданскую войну и имел, как никто другой в СУСе, богатый боевой опыт.
Из разведки вернулась грузовая автомашина. Борта и кабина ее были изрешечены пулями. В кузове лежали два убитых красноармейца.
– В деревне Таэбле немцы! – доложил командир разведки. – Встретили нас сильным огнем.
– А вы, наверное, хотели деревню штурмом взять! – сердито сказал Столяров, показывая на пробитую кабину. – Ваша задача выяснить, есть ли там немцы, а не вступать в бой!
Он приказал Хапчаносову произвести артобстрел Таэбле. Вскоре послышались гулкие раскаты – батарея открыла огонь. Моонзундцы двинулись в наступление, но немцы из деревни бежали.
В этот же день разведка обнаружила их в деревне Мартна, находящейся в шести километрах от станции Паливере. Столяров решил ночью послать вперед 3-ю стрелковую роту лейтенанта Боданина с приказом уничтожать небольшие группы немцев, которые будут встречаться на пути. Имея в авангарде роту, десантный отряд мог без особого опасения продвигаться по дороге к Паливере.
К рассвету 3-я рота скрытно подошла к деревне Мартна. Боданин выслал вперед дозорных. Он рассчитывал, что немцы оставят деревню и отойдут к Паливере, где дадут отряду решающий бой. И вдруг в утренней тишине раздался одиночный выстрел. Боданин насторожился, но выстрелов больше не повторялось. Он взял с собой троих красноармейцев и вышел на опушку леса. Увидел на поляне, возле обочины дороги, корчившегося в предсмертных судорогах дозорного Федорова. Боданин подбежал к раненому красноармейцу, приподнял его с земли. Встретил умоляющий взгляд чистых, по-весеннему голубых глаз дозорного.
– Неужели я умру, товарищ лейтенант?..
Боданин почувствовал спазмы в горле. Ему было жаль красноармейца. Он хотел сказать, что его спасут в госпитале врачи, но с противоположной стороны поляны послышалась новая короткая очередь. Фуражка слетела с его головы. Машинально поднял фуражку, увидел выше звездочки след от пули. Поглядел на дозорного, Федоров уже не дышал. Боданин быстро вернулся в лес, где его ждал политрук роты младший политрук Трубин.
– Меченный теперь фашистами, – снял Боданин фуражку и показал дырочку от пули Трубину. – Двух сантиметров не хватило, – рассмеялся он. – Плохие у немцев снайперы.
Трубин укоризненно покачал головой:
– Рискуешь ты, Михаил. Какая польза от такой глупой смерти?
– Ничего, я этого снайпера подсеку, – со злостью сказал Боданин. – За Федорова… За мной, товарищи! – И он повел группу по лесу в обход поляны. Вот и то место, откуда, по его расчетам, велась стрельба.
– Смотрите на деревья, снайпер там, – шепотом распорядился Боданин. Вскоре слух его уловил далекий голос.
– Туда! – показал он рукой и осторожно стал пробираться сквозь густые заросли кустарника.
Голоса по мере приближения становились громче и отчетливее, можно уже было разобрать отдельные немецкие слова. Кусты неожиданно кончились, и буквально в нескольких метрах Боданин увидел на крыльце дома трех фашистских солдат. Он снял с плеча автомат – единственный автомат в роте, – прицелился и нажал на спусковой крючок. Немцы как подкошенные повалились со ступенек на землю. Тут же со стороны сарая застрочил пулемет.
– Назад! – крикнул Боданин и, не разбирая дороги, по кустам побежал в лес. – Три фашиста – поминай как звали. Рота открыла счет!
– Нарвешься ты когда-нибудь, – проворчал недовольный Трубин, в душе восхищаясь дерзкой смелостью командира роты.
– Просто так, за здорово живешь жизнь свою не отдам! – ответил Боданин и остановился: – Слышишь? «Дегтярев» заговорил! Первый взвод вступил в бой! Бегом!
На опушке кудрявой рощицы, где занял оборону первый взвод, уже шел бой. Около роты немцев, стреляя на ходу из автоматов, двигались на рощу, намереваясь выбить моонзундцев с удобной позиции. Огонь взвода заметно слабел, в отделениях появились убитые и раненые.
– Второй взвод сюда! – приказал Боданин связному. – А мы пока их гранатами встретим…
Прибыло подкрепление, и рота ринулась в контратаку. Вступила в бой слева и подошедшая 2-я рота. Немецкие автоматчики отхлынули к лесу и залегли в заранее вырытых окопах. Перекрестным огнем из пулеметов они остановили моонзундцев.
– Теперь их скоро не взять, – досадовал Боданин. Трубин ужаснулся, увидев на командире роты разорванную гимнастерку:
– И не ранило даже тебя! Ну, под счастливой звездой ты родился.
– Мне цыганка нагадала – умру своей смертью, – усмехнулся Боданин. – Так что бояться нечего.
Оценив обстановку, он приказал выдвинуть станковый пулемет на бугор, с которого хорошо просматривались окопы гитлеровцев.
– Не давайте им носа высунуть. Загоняйте в землю, – наставлял он пулеметчиков.
Через пять минут пулеметчики находились уже на бугре. С вершины его отчетливо виднелись замаскированные дерном брустверы окопов, из-за которых то и дело высовывались каски немецких автоматчиков. Пулеметчики короткими очередями заставляли их прятаться в окопы. Гитлеровцы открыли бешеный огонь по «максиму», стремясь во что бы то ни стало смести его с господствующего над поляной бугра. Пулемет замолк.
– Что с ним? – забеспокоился Боданин и поглядел в бинокль на бугор: оба пулеметчика были убиты. – Быстро заменить! – приказал он, и два красноармейца, пригибаясь к земле, побежали на место погибших товарищей.
Путь им преградили пулеметные очереди немцев; красноармейцы упали в траву и больше не поднялись.
– Быстрее надо бежать! – не выдержал Боданин. – За бугор прятаться, там пули не достанут. Давайте еще двоих, – повернулся он к командиру взвода. – Добровольцев…
Красноармейцы молчали, не решаясь рисковать. На их глазах только что погибли два боевых товарища.
– Пошли связного к командиру батальона за подкреплением, – передал Боданин Трубину. – Хорошо бы миномет. Иначе мы не выбьем немцев из окопов.
Боданин вдруг выскочил на поляну и зигзагами стремительно побежал к бугру. Немцы открыли огонь, но лейтенант уже был за бугром, куда пули не долетали. Тут же лег за пулемет и резанул очередью по окопам. Рядом с ним, тяжело дыша, плюхнулся на землю помощник командира второго взвода старший сержант Кривенко.
– Вдвоем будет веселее, товарищ лейтенант. – Он помог перезарядить пулемет новой лентой.
Немцы обрушили огонь на бугор. Боданин отстреливался короткими очередями. Он понимал, что долго не выдержит здесь: слишком близко находится бугор от немецких окопов. Наконец, к радости обоих пулеметчиков, на опушке леса взметнулся огромный столб черного дыма.
– Наш миномет бьет! – закричал Кривенко.
– Дружище мой, Саша Комаров! – радостно проговорил Боданин. – Узнаю по почерку. Работа его стодвадцатимиллиметрового миномета!
Кривенко знал о дружбе своего командира с командиром минометной роты лейтенантом Комаровым. В батальоне их часто видели вместе.
– Чистая работа, – похвалил он минометчиков, наблюдая за взрывами мин на опушке леса. Пока бьет миномет Комарова, им бояться нечего. Можно даже отдохнуть немного и осмотреть пулемет. Прибежали два красноармейца, посланные Трубиным. Боданин и Кривенко уступили им место и вернулись в рощу.
– Не дело командира роты кидаться в пекло, – сказал Трубин. – У нас бойцов хватает.
– Ну-ну, не ругайся, – сказал Боданин, устало улыбаясь.
Примерно с полчаса минометчики обрабатывали окопы врага. Потом их перебросили на левый фланг. Убедившись, что миномета нет, немецкие автоматчики пошли в атаку. Пулемет с бугра дал несколько коротких очередей и умолк. Два красноармейца вызвались заменить убитых пулеметчиков, но Боданин их не пустил: автоматчики уже были на линии бугра. Рота открыла огонь. Гитлеровцы, несмотря на потери, упорно приближались к опушке рощи и стреляли на ходу из автоматов.
– Где санитарный инструктор? – спросил Боданин. – Почему он не перевязывает раненых?!
– В самом деле, – удивился Трубин, – я его давно не видел…
Ближе всех немцы подошли к позиции второго взвода. Боданин понимал – винтовочным огнем противника уже не остановить. Оставалось либо отступить в лес, либо контратаковать. Он увидел, как низкорослый красноармеец стремглав бросился в спасительный лес. Могут побежать за ним и остальные бойцы. Во втором взводе во весь рост поднялся старший сержант Кривенко. И тут же Боданин услышал его призывный клич:
– За мной! В атаку! Ура!
Кривенко побежал на врага, не оглядываясь назад. Второй взвод поднялся следом за ним. Боданин сорвался с места и увлек за собой остальных. Первым упал на траву Кривенко. Но роту уже нельзя было остановить; с громовым «ура!» она ринулась врукопашную. Не ожидавшие такой бурной контратаки, немецкие автоматчики растерялись. Через полминуты они бежали, спасаясь от моонзундцев. В немецких окопах Боданин остановил роту.
– Отсюда ни на шаг! – приказал он.
Принесли раненого Кривенко.
– Санитарный инструктор где?
– Вон, ведут его, – показал Трубин. – Бросил раненых и отсиживался в яме.
Красноармейцы подвели бледного как полотно санитарного инструктора. Боданин выхватил пистолет:
– Застрелю труса!..
Трубин отклонил руку Боданина с пистолетом:
– Побереги пули. Его будет судить военный трибунал.
Боданин со злостью спрятал пистолет в кобуру.
– Не думал, что у меня в роте окажутся трусы, – сквозь зубы процедил он. – А кто бежал в лес?
– Поймали и того. Оба предстанут перед судом, – ответил Трубин.
В роту пришел майор Столяров. Он сжал руку Боданину и долго не выпускал ее.
– Действовали отлично, товарищ лейтенант. Я доволен. Объявляю благодарность всей вашей роте.
– Кроме двоих, товарищ майор, – поправил удрученный Боданин. – Оказались трусами…
– С трусов спросим со всей строгостью закона военного времени, – сказал Столяров, – отправьте их в Хаапсалу.
– Есть.
– А сейчас небольшой отдых роте. Немцы оставила деревню. Надо думать, реванш они будут брать в Паливере. Что ж, посмотрим завтра, кто кого.
С рассветом 27 августа батарея Хапчаносова начала артиллерийскую подготовку, ее поддерживал 120-миллиметровый миномет лейтенанта Комарова. Гитлеровцы не отвечали.
– Неужели они всю свою артиллерию под Таллин бросили? – удивился Фиронов.
– Артиллерию – может быть, – согласился Столяров, – а вот минометы явно приберегли для нас. Вот увидите.
– И самолетов не видно. Должно быть, жарко фашистам у Таллина.
Столяров посмотрел на часы: пора заканчивать артподготовку. Он послал на батарею своего связного Сломова.
– Огонь прекратить. Выдвигаться на открытую позицию. Стрелять прямой наводкой.
Сломов убежал. Батарея и миномет прекратили стрельбу, и моонзундцы пошли в атаку. С бугра Фиронов видел, как роты развернулись в атаку. Не успели они пройти и ста метров, как перед ними стеной встали черные султаны земли. «Минометы бьют», – определил Фиронов и крикнул Сломову:
– Орудия быстрей на прямую наводку!
– Батарея идет, товарищ майор. Вот она, – показал Сломов. – Сейчас наши артиллеристы им всыплют горяченького…
