Текст книги "Хроника расстрелянных островов"
Автор книги: Юрий Виноградов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)
– Так вы же играете со смертью!
– Игра стоит, свеч, Николай Федорович. Мы же в четыре-пять раз больше уничтожаем немецких мин, – стоял на своем Овсянников.
Басуков молчал, потрясенный услышанным. Патом отпустил командира звена:
– Завтра опять на траление…
Овсянников задержался, робко спросил:
– Каким способом нам теперь тралить, товарищ капитан третьего ранга?
Басуков пожал плечами:
– Своим! Каким же еще…
– Спасибо, Николай Федорович!
– Завтра мы с флагманским минером ОВРа придем к вам и посмотрим на деле ваш метод, – сказал Басуков.
Через три дня траление вражеских мин с помощью малых глубинных бомб стало осуществляться всеми КМТЩ дивизиона, а еще через неделю его стали применять морские охотники и торпедные катера.
Десант на Рухну
Выход противника на западное побережье Эстонии создавал большую угрозу малочисленному гарнизону островов Моонзундского архипелага. Командование БОБРа ясно понимало теперь замысел гитлеровцев – рядом последовательных ударов из районов Виртсу и Хаапсалу уничтожить моонзундцев. Спешно были приняты все меры к укреплению восточного побережья островов Муху, Хиума и Вормси. На строительстве инженерных сооружений день и ночь работали воинские части и подразделения; им помогали местные жители. Сравнительно за короткий срок вдоль восточного берега протянулись проволочные заграждения, стрелковые окопы, местами противотанковые рвы и дзоты. Это в значительной степени усилило обороноспособность островов, и все же начальник штаба БОБРа понимал, что наспех сделанные земляные укрепления не могут выдержать длительной осады. Ему доносили и сейчас, что на отдельных участках строить укрепления приходилось заново: немецкие бомбардировщики периодически бомбили берег, сравнивая с землей вырытые окопы и ячейки. Охтинский приказывал строить вновь, и так каждый день. Раздумывая над планом обороны островов, он все больше и больше убеждался в целесообразности укреплять восточное побережье. Но для этого нужна ударная огневая сила – дальнобойные батареи. Правда, там строились на временных основаниях две береговые батареи, снятые с северо-западной части Саремы, но этого было недостаточно. Конечно, основную силу в обороне должны составлять людские резервы. А где их взять, Охтинский не знал. Части в гарнизоне не в силах были одни держать оборону такой огромной прибрежной полосы. Ждать помощи гарнизону тоже неоткуда. Фашистские войска рвались к Москве и Ленинграду. Нужно было использовать собственные силы, собрать их в единый кулак. Охтинский вместе с начальником политотдела Копновым и начальником снабжения Фроловым сформировали из личного состава кораблей батальон моряков, из местного населения – эстонский оперативный батальон и инженерную роту, из других частей и воинских учреждений – кавалерийскую группу в 300 сабель и велосипедную роту. Последней была создана отдельная пулеметная рота из краснофлотцев роты аэродромного обслуживания.
Подписав у командира приказ, Охтинский направился в крепость, где находились новые части и подразделения. От здания штаба он не спеша пошел по узкой улочке, с наслаждением подставляя усталое лицо свежему морскому ветру. Улочка уперлась в тенистую липовую аллею городского парка. Около парка полукругом расположились коттеджи, в них когда-то отдыхали туристы многих стран мира. В центре парка – крепость и замок. Сплошные ряды многовековых лип плотным кольцом окружили их, и, только миновав узкий мостик через сухой крепостной ров, можно увидеть сравнительно большую территорию крепости, над которой величественно возвышалась замшелая каменная громада – древний замок.
Охтинский подошел к бойцам, в окружении которых стояли Муй, Копнов и Фролов. Первым его заметил Фролов.
– Все готово, товарищ подполковник. Снаряжение получено полностью, – доложил он.
Охтинский собрал командиров и комиссаров вновь сформированных частей и зачитал им приказ коменданта. Батальон моряков, эстонский оперативный батальон, инженерная рота и отдельная пулеметная рота моряков направлялись на восточное побережье острова Сарема, а кавалерийская группа и велосипедная рота оставались в резерве командования БОБРа.
– Помните, товарищи, вы не должны допустить высадки фашистского десанта на наши советские острова, – наставлял на прощание Копнов. – От вашей решительности будет зависеть надежность нашей круговой обороны. Бейте фашистов на земле, на воде и в воздухе!
Командиры и комиссары разошлись по своим частям. Муй вместе с командиром оперативного батальона капитаном Ковтуном ушел к эстонцам. Остался лишь командир инженерной роты лейтенант Савватеев, явно удрученный новым назначением. Его рота оказалась многонациональной. В ней были эстонцы, латыши, литовцы и даже норвежцы, но никто из них не говорил по-русски. Правда, все они хорошо знали эстонский язык, но Савватеева это мало утешало.
– Я же совершенно не знаю эстонского языка, – пожаловался он Охтинскому.
– Тэрэ, ятайга знаете? – спросил Охтинский.
– Здравствуй, прощай. Всем известно.
– Для начала и два слова по-эстонски неплохо знать, – улыбнулся Охтинский.
– Я серьезно, товарищ подполковник, – обиделся Савватеев.
– Думаете, капитану Ковтуну легче? У него батальон!
– Не кипятитесь, товарищ лейтенант. Завтра политрук Троль к вам придет. Эстонец по национальности. Стоящий парень, – успокоил молодого командира роты Копнов.
Савватеев ушел к своей роте. Копнов, Охтинский и Фролов направились в штаб.
– Большое дело сделали, – облегченно произнес Фролов.
– Да, – согласился Копнов и, помолчав, добавил: – Еще бы десять раз по стольку.
На рассвете 15 июля фашистские бомбардировщики нанесли массированный удар по островному аэродрому Кагул, на котором базировалась 12-я Краснознаменная отдельная истребительная авиационная эскадрилья майора Кудрявцева. К летчикам тут же выехал начальник политотдела Копнов, намереваясь на месте узнать результаты вражеской бомбардировки.
– Впустую бомбили фашисты, – сказал Кудрявцев. – Мы их перехитрили…
Эскадрилья не пострадала: самолеты были надежно замаскированы в лесу. Зато досталось грунтовой взлетной полосе, буквально вспаханной разрывами бомб.
– Зенитчики – молодцы: взяли весь огонь на себя, – пояснил Кудрявцев. – Им и досталось…
Копнов приехал на зенитную батарею, обеспечивающую прикрытие аэродрома с воздуха. Потери у зенитчиков оказались серьезными, хотя они и сбили один и повредили два фашистских бомбардировщика. Одна из бомб угодила в третье орудие, погибли восемь человек, шестеро тяжело ранены, в том числе и помощник командира батареи. Это были самые большие потери в островном гарнизоне от налета вражеской авиации.
Возвратился Копнов во второй половине дня, намереваясь обо всем доложить коменданту БОБРа. Генерал находился в штабе – последнее время он редко бывал на ФКП. Доклад начальника политотдела он выслушал внимательно.
– Зенитчики дрались геройски, товарищ генерал, – сказал Копнов. – Газета «На страже» посвятит целую полосу их подвигу. Если бы еще послать им поздравительную телеграмму за вашей подписью.
– Да-да! Составьте текст, я подпишу, – охотно согласился Елисеев. Подвиг зенитчиков взволновал его, и он торопливо зашагал по кабинету. – Обстановка для гарнизона островов усложняется с каждым днем, – заговорил он. – Хотя с точки зрения организации нашей обороны, расстановки сил и средств положение на островах уже стабилизировалось. – Вдруг он остановился посреди кабинета и спросил: – Начпо, вы давно на политработе?
– Я кадровый партийный работник, Алексей Борисович. Начинал с секретаря комсомольской ячейки в своем родном селе Ново-Дубровка. Был секретарем комсомольской организации танкового батальона, потом стрелкового полка, политруком артиллерийской батареи, военкомом разведдивизиона и, наконец, помощником начальника политотдела дивизии по комсомольской работе. Все время на партийной работе.
– Вы действительно кадровый работник, Лаврентий Егорович! – произнес довольный Елисеев. – Прошли все стадии партийной работы в гражданских условиях и в армии. Это очень хорошо. – Он вернулся к своему столу, потрогал рукой спинку мягкого кресла и улыбнулся: – А я ведь в этом самом кабинете во второй раз. Да. Помню, как в шестнадцатом в роли обвиняемого – за революционную деятельность среди матросов – стоял навытяжку перед командующим обороной островов. А сейчас вот сам тут командующий…
Беседу прервал внезапно вошедший начальник особого отдела БОБРа старший политрук Павловский.
– Нашли наконец виновников, товарищ генерал! – сообщил он. – Пособники фашистов – местные кайтселиты на острове Рухну обезоружили восемь краснофлотцев поста СНИС. Радиостанция и код попали в их руки…
Начиная примерно с 10 июля немецкие самолеты буквально в считанные минуты обнаруживали военные корабли и вспомогательные суда, выходившие из Моонзунда в море. В штабе и политотделе БОБРа недоумевали о такой осведомленности фашистских летчиков, ведь оповещение о выходе кораблей передавалось специальным кодом, который знал строго определенный круг лиц, в том числе и радисты постов СНИС – службы наблюдения и связи и постов ВНОС – воздушного наблюдения, оповещения и связи. Для коменданта еще тогда было ясно, что кто-то сумел завладеть кодом и расшифрованные оповещения передавал гитлеровцам. Елисеев приказал принять все меры и разыскать предателя, обнаружить его радиостанцию, однако поиски на Сареме, Муху и Хиуме не дали никаких результатов. И вот только сейчас стало известно о нападении кайтселитов на пост СНИС.
– Долго же они работали под наших радистов. Надо усилить бдительность на постах СНИС и ВНОС!
– Завтра же я побываю на многих постах, – пообещал Копнов, понимая, что сказанное комендантом относится и к политотделу.
– Правильно, начпо. Возьмите посты на себя, – согласился генерал.
Случай на Рухну заставил его по-новому оценить остров, расположенный в северо-западной части Рижского залива. В самом деле, не использовать ли его в качестве опорного пункта на подходе к Сареме? К тому же если на Рухну поставить хотя бы на временных основаниях 130-миллиметровую береговую батарею, то фашистским кораблям не пройти будет по Рижскому заливу, и особенно около латвийского берега.
Елисеев приказал штабу разработать план захвата Рухну. Через два дня Охтинский представил генералу разработанный план. Решено было вначале высадить на острове десант в составе стрелковой роты инженерного, понтонного взводов и группы эстонского истребительного батальона. В дальнейшем, после подготовки оснований, переправить туда трехорудийную береговую батарею.
Старшина Егорычев получил приказ от майора Навагина отправиться со своим взводом в бухту Кейгусте для обеспечения высадки десанта на Рухну.
– Я же говорил вам, что придется заниматься понтонами, – сказал он. – И не один раз. Вот увидите.
К вечеру понтонный взвод 10-й отдельной саперной роты был уже в Кейгусте. У пирса стояла десантная флотилия. Егорычев увидел самоходную баржу, два буксира, четыре катера и тральщик. Возле них суетились красноармейцы, загружая трюмы боеприпасами, оружием и продуктами.
С моря доносился грохот волн, ударявшихся о берег: в Рижском заливе бушевал шторм. Свирепый, порывистый ветер гнал на берег низкие, тяжелые тучи, гнул к земле вершины тонких деревьев. Пошел дождь. Вскоре он превратился в ливень и скрыл от глаз бурлящий залив.
– Погодка сегодня! Не иначе, сам сатана разгулялся! – пробасил сержант Ходак. – В море вывернет наизнанку и все кишки смотает в клубок.
– На флоте говорят: вода моряка не боится. Главное – работа. Быстро проверить резиновые лодки и погрузить их на корабли, – распорядился Егорычев, с симпатией глядя на молодых саперов.
Саперы обследовали резиновые лодки и водрузили их на палубы судов. Егорычев сам крепил их тросом, чтобы при переходе волны не смыли за борт.
Выход из Кейгусте затягивался, думали, к ночи шторм поутихнет. Но ветер не ослабевал, с залива доносился монотонный шум прибоя. Летняя ночь коротка, но ведь только ночью может незаметно пройти отряд кораблей. В полночь загудели моторы и суда стали покидать тихую бухточку. Егорычев с половиной саперов шел на головном тральщике, остальные разместились на самоходной барже. Едва вышли из закрытой бухты, как тральщик атаковали шеренги крутых волн, обрушивая на него десятки тонн воды. Палуба то уходила из-под ног, то валилась набок: приходилось цепко держаться, чтобы не стукнуться о перегородки. К тому же в маленьком кубрике, до отказа набитом саперами, жарко и душно. Кое-кто уже прижимал носовой платок к губам, сдерживая подступавшую тошноту.
– Считайте, первый виток из кишок сделан, – пробасил Ходак. Самого его, плечистого, коренастого, не брала никакая морская болезнь.
– А сколько их будет всего? – спросил молодой сапер.
– Полный клубок. Правда, к тому времени мы уже успеем прийти на Рухну.
– Чтобы рухнул этот остров Рухну!
– Для того мы туда и идем.
Слушая разговор саперов, Егорычев думал о своем, вспоминал нелегкую службу на островах…
Два года назад его с понтонным взводом послали в Эстонию. На Кронштадтском рейде саперов посадили на теплоход «Луга», и через день они уже сошли на берег в эстонском порту Палдиски. Вместе с ними на теплоходе шел личный состав будущей 315-й башенной береговой батареи. Там Егорычев познакомился с капитаном Стебелем, с которым потом на Менту довелось долгое время жить в одном доме.
В Палдиски перед саперами была поставлена первая задача – переправить орудия береговой батареи на остров Вяйке-Пакри. В распоряжении Егорычева понтонов не было. Имелся лишь парк надувных резиновых лодок, каждая из которых могла поднять отделение краснофлотцев с полным боевым снаряжением. А Охтинский и Навагин торопили с переправкой батареи. Тогда Егорычев предложил сделать девятилодочный паром; по его расчетам, он должен был выдержать одно орудие весом более четырнадцати тонн. Начальник инженерной службы одобрил идею командира понтонного взвода, самодельный паром был построен, и на нем батарею переправили на Вяйке-Пакри. Позднее, в 1940 году, тем же способом взвод Егорычева переправил все береговые батареи на Сарему и Хиуму. Летом этого же года в Менту была сформирована 10-я отдельная саперная рота, куда вошел и понтонный взвод. Саперы получили новую задачу – строить 315-ю башенную береговую батарею. У Егорычева к тому времени закончился срок действительной службы, он собирался ехать домой – хотелось продолжить прерванную учебу в техникуме. Неожиданно его пригласил к себе подполковник Охтинский и предложил остаться на сверхсрочную службу.
– Обстановка напряженная, сами знаете. А нам специалисты нужны, – объяснил Охтинский. – Хотите старшиной батареи к капитану Стебелю или командиром понтонного взвода? – предложил он. – Выбирайте!
Егорычев выбрал свой же понтонный взвод.
– Правильно! – одобрил Охтинский. – В саперной роте комсостава мало. А вы знающий специалист. В следующем году осенью пошлем вас учиться на курсы, – пообещал он. Но обещанию начальника штаба БОБРа не суждено было сбыться: началась война. В тот тихий, теплый вечер – а Егорычев его запомнит на всю жизнь – в клубе после кино начались танцы. Там он встретил Людмилу Побус. Они долго танцевали, смешно разговаривая на полурусском, полуэстонском языке. Перед отбоем он ушел из клуба, чтобы проверить своих саперов. На обратном пути нарвал огромный букет белой сирени и вышел на дорогу, ведущую от клуба к хутору Побусов. Людмила шла одна. Смущенный Егорычев протянул ей сирень.
– Спасибо, – произнесла Людмила и прижала букет к груди.
– Я провожу вас до дому, добро? – предложил Егорычев.
– Добро, – по слогам произнесла Людмила незнакомое ей слово.
Они медленно шли к деревянному дому Побусов, окруженному зеленой стеной деревьев. Договорились днем встретиться и пойти на берег Рижского залива. Егорычеву хотелось взять руку девушки, но смелости не хватало.
– Гриша, скорее в роту! Скорее! Боевая тревога!.. – услышал он голос старшины сверхсрочной службы Галеева, казначея роты, с которым жил в одной комнате.
Обернулся на голос – Галеев ехал на велосипеде.
– Боевая тревога, понимаешь?! – крикнул Галеев и быстро скрылся в темноте в направлении дома, где жил политрук роты Буковский.
Слова «боевая тревога» настолько были неожиданными для Егорычева, что он, даже не простившись с девушкой, побежал в роту. Удивленная Людмила осталась одна. А рано утром саперов на машинах отправили в Курессаре, и с тех пор он ни разу не был в Менту, но часто вспоминал Людмилу…
В кубрик по отвесному трапу скатился краснофлотец.
– Приготовиться к высадке десанта! – передал он приказание командира.
– Всем наверх! – в свою очередь распорядился Егорычев и за краснофлотцем поднялся на палубу.
Наступило раннее, не по-летнему хмурое утро. Небо сплошь покрыто серыми облаками. Ветер несколько стих, но волны по-прежнему кидали тральщик из стороны в сторону. Впереди огромной шапкой возвышался остров Рухну, отчетливо виднелся высокий маяк. Десантный отряд заходил с подветренной стороны, качать стало меньше. Вскоре тральщик лег в дрейф, опасаясь подходить к берегу.
– Лодки на воду! – приказал Егорычев, и саперы принялись за дело. В первую же спущенную лодку сел сержант Ходак, к нему стали садиться красноармейцы из стрелковой роты. Началась пересадка десанта на лодки и с буксиров, катеров и баржи.
– Пошел, товарищ старшина! – крикнул Ходак и включил подвесной мотор.
– Давай!
Лодка, до отказа наполненная красноармейцами, отошла от тральщика и закачалась на волнах. Готовилась отойти и вторая лодка, как вдруг привычный шум прибоя разрезал мощный гул моторов и из-за зеленой шапки Рухну вывалилось около десятка немецких самолетов.
– По фашистам огонь! – скомандовал командир тральщика.
Резко захлопали две пушки тральщика, встречая самолеты врага. Первый самолет пронесся над самым кораблем и сбросил две бомбы. Кормовая пушка замолчала. Егорычев оглянулся и увидел лежащего на палубе краснофлотца; из правого виска его текла кровь. Не раздумывая, он бросился к пушке, зарядил ее и взялся за клевант, но не успел произвести выстрел, как возле борта мгновенно выросли два пенистых султана воды, поднятые разорвавшимися бомбами. Егорычева подняло вверх и бросило в водоворот…
Очнулся он от горько-соленой воды, попавшей в рот. Спасательный пояс, надетый заранее, удерживал его на воде. Тральщик, отбиваясь от самолетов, маневрировал возле острова. К песчаному берегу подходили лодки с десантом. «Значит, высаживаются все же наши», – облегченно подумал Егорычев и поплыл к острову. Он не выпускал из виду головную лодку сержанта Ходака. Вот она уже совсем рядом с отмелью. И тут с берега ударил станковый пулемет. С лодки тотчас же полетели гранаты, пулемет умолк. Десантники соскочили в воду и устремились на остров. Кайтселиты, отстреливаясь, отступали в лес.
Егорычев с трудом доплыл до песчаной отмели, подняться уже не было сил. Болела правая нога. Должно быть, он обо что-то ударился, когда взрывной волной его выбросило с тральщика. Подбежал Ходак и вытащил командира взвода на берег.
– Я думал, вы на тральщике, товарищ старшина, – гудел над ухом Ходак. – А вы купаться вздумали. Остров наш. Саперы не подкачали.
– Все целы?
– В полном составе. Не считая двух раненых.
«Легко отделались, – подумал Егорычев. – Да и корабли десанта особо не пострадали».
Вечером начальник гарнизона Рухну лейтенант Сашков собрал у маяка командиров подразделений на совещание. Он объяснил задачу каждому подразделению и распределил между ними участки обороны побережья в случае высадки немецкого десанта на остров. Командарм поднялись на смотровую площадку металлического маяка, откуда открывался вид на весь сравнительно небольшой остров, прикрытый сверху зеленой шапкой леса.
– Мы будем драться на этой советской земле. Отступать нам некуда, сами видите, – твердо сказал Сашков. – Поэтому каждый метр должен быть неприступен для врага.
Саперам был отведен для обороны тот участок, на котором высадился десант.
– В первую очередь замаскировать лодки и спрятать взрывчатку, – распорядился Егорычев.
Саперы перетащили резиновые лодки в лес, замаскировали их ветвями. В вырытую яму они сложили взрывчатку.
– Завтра с утра примемся за окопы, – предупредил Егорычев саперов, укладывавшихся спать в натянутых палатках.
Следующий день ушел на рытье окопов и стрелковых ячеек.
– Минное бы поле соорудить, товарищ старшина, – предложил Ходак. – Поставить бы с десяток фугасов. Сунется фашистская посудина к берегу – и поминай как звали.
– Добро! – согласился Егорычев.
Ходак взял с собой двоих саперов и, насколько позволяла глубина, поставил десять подводных фугасов вдоль берега.
– Поймаем фашистскую рыбку, вот увидите, – твердил он своим помощникам.
Поздно вечером с Саремы пришел торпедный катер, на котором прибыл инженер для руководства строительством огневой позиции береговой батареи. Обратно лейтенант Сашков отправлял на катере кайтселитов, обезвреженных группой эстонского истребительного батальона.
Все последующие дни с раннего утра и до позднего вечера саперы строили дальномерную вышку для береговой батареи, а инженерный взвод сооружал основания под орудия. Когда уже было почти все готово, пришла неожиданная весть: орудия, погруженные на буксир, потоплены немецкими самолетами при переходе.
– Выходит, вся наша работа вылетела в трубу! – упал духом сержант Ходак. – А может, новые орудия пришлют, а? – с надеждой спросил он Егорычева.
– Не пришлют. Нет их больше, орудий. Остров Муху надо укреплять. В Виртсу немцы.
– Что же нам делать здесь?!
– Только не сидеть сложа руки. Будем укреплять полосу обороны.
Егорычев заставил саперов углублять окопы, укреплять их бревнами, строить ходы сообщения и землянки. Возможно, долго им придется оборонять Рухну, вот тогда все это и пригодится!
Неожиданно к их участку подошли три немецких торпедных катера.
– Начинается, – кивнул Егорычев на катера, которые опасливо подходили к берегу.
– Давайте, голубчики, давайте… спешите, – манил их Ходак. – Еще поближе… Так. Чуточку еще. Наш фугасик ждет вас не дождется…
Катера вдруг открыли огонь из автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов. Снаряды врезались в брустверы окопов и с грохотом разбрасывали землю с осколками. Над головами свистели пули, впиваясь в стволы деревьев.
– Ну, еще ближе подходите, дьяволы! – кричал расходившийся Ходак. – Не бойтесь же. Мы же пока не стреляем!.. – уговаривал он, налаживая свой ручной пулемет.
Но катера так же неожиданно прекратили стрельбу и, развернувшись, ушли в сторону Пярну.
– Удрали, сволочи! Даже выстрелить ни разу не дали! – ругался Ходак.
Ежедневно утром и вечером, точно по расписанию, на Рухну прилетал немецкий самолет-разведчик. Обычно он долго летал, над островом, порой переходил в бреющий полет и под конец наугад обстреливал берег. Все в гарнизоне уже настолько привыкли к знакомому разведчику, что мало обращали на него внимания. И лишь один Ходак не мог мириться с этим.
– Зенитку бы нам хоть одну. Враз бы подрезали крылышки. Ведь обнаглел, стервец! Погоди, ты у меня долетаешься, – говорил он обычно.
Сержант сходил в деревню и прикатил оттуда деревянное колесо от телеги.
– Ты что надумал? – поинтересовался Егорычев.
– Хочу угостить фашиста саперным способом.
Ходак вбил в землю кол, надел на него колесо и прикрепил к нему ручной пулемет Дегтярева. Стоя во весь рост, он мог теперь вращать колесо по кругу и поднимать пулемет в зенит.
– Пусть сунется, угостим.
Вечером прилетел разведчик. Все с нетерпением ждали, что получится из затеи сержанта. Немецкий самолет, как обычно, низко летел вдоль береговой черты. Ходак весь напрягся, поджидая разведчика. Самолет сделал круг и пошел прямо на установку сержанта. Ходак вел мушку пулемета за разведчиком и, когда тот находился метрах в пятидесяти от берега, нажал на спусковой крючок.
– Получай саперным способом!
Раздалась длинная очередь. И почти тут же из хвоста самолета потянулся шлейф дыма. Разведчик взмыл вверх, потом, клюнув носом, резко пошел вниз и на глазах саперов врезался в воду.
– Ура! Ура! – разнеслось по окопам, и на берег выбежали обрадованные саперы. Они схватили отбивавшегося сержанта и стали качать.
– Долетался, гад… Я же не зря говорил, – басил довольный Ходак.
Поздравить сержанта пришел начальник гарнизона. Он долго тряс руку Ходаку, дружески хлопал его по плечу.
– Хоть не с пустыми руками вернемся на Сарему.
– Разве мы уходим отсюда, товарищ лейтенант? – спросил Ходак.
– Уходим. Получен приказ вернуться в Кейгусте…
В полночь за гарнизоном Рухну пришли те же суда, что и высаживали десант на остров. Погрузку производили в темноте, и с рассветом корабли отошли от острова, взяв курс на север, к Кейгусте. Егорычев с отделением саперов шел на головном тральщике, Остальные семнадцать человек из его взвода во главе с сержантом Ходаком шли на самоходной барже. Вместе с ними находился и инженерный взвод.
За кормой быстро растаяла обрамленная кружевным прибоем желтая полоса песчаного берега, она слилась с лесом. Вскоре и лес, постепенно сужаясь, растянулся темной ниточкой; Рухну угадывался лишь по тонкому, как спичка, маяку. С ходового мостика тральщика Егорычев долго смотрел на лениво колышущуюся синевато-серую воду. На небольших волнах то и дело появлялись белые шапки и тут же бесследно исчезали, чтобы появиться снова, но уже в другом месте. И так без конца…
Егорычев думал о скорой встрече с друзьями. Втайне он надеялся, что удастся побывать в Менту, тогда можно будет навестить Людмилу. Не забыла ли она его? Ведь они всего один раз встретились…
Солнце уже давно оторвалось от воды и начало свой восход к зениту, когда корабли подходили к Кейгусте. И тут случилось, непредвиденное: из-за леса выскочили три вражеских бомбардировщика и стремглав атаковали суда с десантом. Не успели тральщики и катера открыть огонь, как в воде стали рваться бомбы. Раздался один мощный взрыв, второй, третий… Егорычев оглянулся и не поверил своим глазам: объятая пламенем самоходная баржа, на которой были его саперы, медленно оседала в воду. Один из бомбардировщиков сделал новый заход. Взрыв разметал горевшие обломки баржи по заливу. Как ни всматривался Егорычев, ни тер кулаками слезящиеся глаза, на поверхности не было ни одного человека.
Тральщик и катера стреляли по немецким самолетам не переставая. Егорычев не слышал ни шума моторов бомбардировщиков, ни трескотни крупнокалиберных пулеметов, ни частого уханья пушек: его внимание было обращено на то место, где только что была баржа.
– Огонь! Огонь! – исступленно кричал он, заглушая боль в сердце.
