Текст книги "Хроника расстрелянных островов"
Автор книги: Юрий Виноградов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Артиллеристы торопливо установили орудие на заранее подготовленное место.
– К бою! – скомандовал Романюк.
Колыхалов вогнал в камору снаряд, Андреев закрыл затвор.
– Прямой наводкой!..
Наводчик Кочергин поймал в панораму шлюпку.
– Готово!
– Огонь!
Всплеск поднялся правее шлюпки.
– Промазал! – укорил наводчика Колыхалов. – Ты что, Андрюха, окосел на правый глаз, что ли? Да брось камень – не промахнешься.
Второй снаряд опять не достиг цели.
– Трубка шестнадцать, прицел сто двадцать! Два снаряда один за другим… Р-раз! И мимо! – потешался над наводчиком Колыхалов. – Ай да Яшка-артиллерист!
Кочергин не обращал внимания на заряжающего, к его шуткам он давно уже привык.
– Готово! – поймал он цель.
Третий снаряд прошил шлюпку, и она стала тонуть, Колыхалов ликовал.
– Вот что значит критика снизу! Помогла нашему наводчику.
Пристрелявшись, орудие начало поражать цели. Десантные суда боялись идти к берегу напрямик и пытались обойти батарею с флангов, но меткие залпы взвода достигали их и там.
На артиллеристов обрушилось звено бомбардировщиков. На бреющем полете самолеты пролетели над орудиями, посыпая землю мелкими бомбами. Не успели они улететь, как с противоположного берега Муху-Вяйн, из района Виртсу, открыла огонь тяжелая немецкая батарея. Побережье острова Муху было ею давно пристреляно, и снаряды точно ложились возле орудий. Первым ранило осколком наводчика Кочергина.
– Андреев, заменить наводчика! – скомандовал Романюк.
– Ну, если Миша встал за панораму, фашистским судам труба. Все дно пролива будет усеяно ими, – подзадорил Колыхалов друга.
Андреев выбрал большой катер и навел орудие.
– Готово!
Первый же снаряд угодил в катер, это было видно даже простым глазом.
– Что я говорил! – воскликнул Колыхалов и вогнал в камору очередной снаряд. Но катер как ни в чем не бывало приближался к берегу. Второй снаряд тоже достиг цели.
– Заколдованный, чертяга, не иначе, – озабоченно проговорил Колыхалов.
И третий снаряд точно попал в цель; катер наконец начал тонуть.
Колыхалов что-то закричал, но Андреев его не расслышал: рядом громыхнул вражеский снаряд и по броневому щиту дробно застучали осколки. Оглянулся – установщик Варфоломеев держится руками за раненую ногу, морщится от боли и плачет.
– Огонь! – крикнул Романюк, и Андреев навел орудие на ближайшую баржу. Между залпами он слышал, как Колыхалов стыдил «доктора» – так на батарее прозвали Варфоломеева, мечтавшего после службы поступить в медицинский институт.
– Ай-яй-яй! Доктор, а ревет. Когда станешь знаменитым хирургом, вот и будешь помнить, как достается больным…
За орудием рванул немецкий снаряд, Колыхалов упал.
– Вася! – Андреев хотел броситься другу на помощь, но Колыхалов приподнялся сам. Осколок ударил ему в бедро. Превозмогая боль, он улыбнулся:
– Оказывается, фашисты тоже умеют метко стрелять…
Санинструктор увел раненых на перевязку, но Колыхалов, прихрамывая, вскоре снова появился у орудия.
– Ты чего? – удивился Романюк.
– Тошнит меня от всяких касторок, – страдальчески улыбнулся Колыхалов. – Здесь хоть свежим воздухом подышу. Да и помогу вам в чем-нибудь. А то разобьете фашистов и все ордена да медали себе позабираете. А тут, глядишь, и мне перепадет медалька, хотя бы самая маленькая.
– Ладно, подноси снаряды с прицепа, – махнул рукой командир орудия.
Колыхалов заковылял к прицепу, взял сразу три снаряда и понес на орудие. Слева от него взметнулся столб грязи и дыма. Андреев увидел своего друга уже лежащим на земле с тремя снарядами на груди.
– Вася, ты чего это? Вставай! – подбежал к нему Андреев, схватил за руку и попытался помочь Колыхалову встать. И тут заметил кровавое пятно на левом боку гимнастерки. – Вася, друг! Ва-а-ася!.. – не помня себя, исступленно закричал Андреев. Только сейчас Колыхалов нес снаряды к орудию, улыбался, шутил – и смерть вдруг… В горле Андреева застрял комок, он готов был разрыдаться, и разрыдался бы, если б не окрик командира орудия:
– Фашисты подходят к берегу! Давай на орудие!
До крови прикусив нижнюю губу, Андреев наводил орудие на немецкие катера и посылал в них один снаряд за другим.
На огневую позицию прибежал командир батареи Лукин. С наблюдательного пункта он видел, что немцы уже справа и слева зацепились за берег и оттеснили соседние стрелковые подразделения. Два орудия его батареи вот-вот могли попасть в окружение.
– Отходить в лес, на закрытую огневую позицию! – скомандовал он.
Артиллеристы торопливо начали сворачивать орудия в походное положение, с опушки выехали две автомашины. Тут же появились три «юнкерса», и первый из них спикировал на второе орудие. Удар достиг цели, бомба угодила в орудие, взрывом искорежило его и убило трех артиллеристов.
– Э, черт, – вырвалось у Лукина. – Хотя бы первое орудие спасти…
Он вскочил на крыло машины, поторопил шофера:
– Смелее давай!
Шофер развернулся и задним ходом подъехал к орудию.
– Прицепляй, ребята! – соскочил с крыла машины Лукин.
Артиллеристы прицепили орудие, и Лукин махнул рукой:
– Трогай!
Машина тронулась с места, и тут же на нее налетел «юнкерс». Взрыв, второй, третий… Автомашина опрокинулась. Прицеп заклинило, и расчет никак не мог отцепить орудие. А немецкие десантники уже высаживались на берег и рассыпались в цепь.
– Оставить орудие! Всем в лес! Скорей! – передал Лукин.
Андреев снял клиновой замок, разобрал его и разбросал части по траве. Романюк схватил лом, разбил панораму и накатники.
– Колыхалова я фашистам не оставлю, – произнес Андреев и подбежал к мертвому другу. Он расстелил плащ-палатку и затащил на нее окровавленного Колыхалова. Подошел Романюк; вдвоем они отнесли заряжающего в лес и там положили в прицеп, в кузове которого лежало всего шесть снарядов.
– Похороним как боевого товарища, – сказал Андреев командиру батареи.
Трактор прямо через лес повез прицеп с артиллеристами в глубь острова. Сзади раздавались автоматные очереди – гитлеровцы преследовали отступавших моонзундцев.
С аэродрома Кагул, скрытого густым утренним туманом, поднялись в воздух пять «чаек» 12-й Краснознаменной истребительной авиаэскадрильи. Прямо у самолетов командир авиаэскадрильи майор Кудрявцев поставил перед летчиками задачу – нанести удар по десанту противника в районе пристани Куйвасту. Ведущий группы старший лейтенант Крайнов со своим звеном должен был непосредственно штурмовать немецкие суда с десантом, а младший лейтенант Гузов с ведомым младшим лейтенантом Мурашовым обязан был прикрывать их от истребителей противника.
Натужно гудел мотор. За стеклом кабины сплошное молоко – белые густые облака. Гузов силился разглядеть под крылом истребителя хотя бы вершины деревьев – «чайка» летела над самой землей, – но везде бело. «Так и фашистов в проливе не заметим», – думал он. Без сомнения, противник бросит против них с десяток «мессершмиттов», воздушный бой будет неравным. Но главное сейчас – побольше уничтожить десантных судов, не подпустить их к Муху.
Вскоре под «чайкой» замелькали темно-зеленые островки леса. Серой змеей вильнула лента шоссейной дороги. Облака отступали от земли. Теперь они висели над головой, кучерявыми шапками закрывая синее небо. Видимость улучшилась. Заблестел неширокий Вяйке-Вяйн, стрелой пронеслась дамба, связывающая острова Муху и Сарема. На бреющем полете «чайки» приближались к Куйвасту. Летели, чуть не задевая вершины деревьев. Крайнов намеревался нанести удар по судам внезапно, до того как «чайки» будут обнаружены «мессершмиттами».
Когда миновали Муху, Гузов увидел: весь семикилометровый пролив оказался забитым катерами, баржами, шхунами, шлюпками, лодками, плотами.
– Ата-акуем! – услышал он в наушниках шлемофона возбужденный голос Крайнова. «Чайки» оказались в удобном положении. Не разворачиваясь, они ринулись на десантные суда, идущие к Куйвасту, и сбросили на них серию мелких бомб. Гузов оглядел горизонт: вражеских самолетов не видно. Значит, можно пока вместе со звеном Крайнова штурмовать десантные суда. Он прижал свой истребитель к самой воде, поймал в прицел баржу и нажал на педаль пуска реактивных снарядов. Два взрыва полыхнули на палубе баржи. А Гузов уже шел на второй заход. «Чайки» из пулеметов расстреливали катера и шлюпки, пускали реактивные снаряды.
Четвертый заход на десантные суда, пятый… На шестом заходе Гузов наконец заметил над побережьем острова Муху большую группу немецких бомбардировщиков, которые обрабатывали окопы моонзундцев. Выше бомбардировщиков, точно пчелы, кружили истребители прикрытия. Он насчитал их двенадцать.
– «Мессеры» в воздухе! – полетел сигнал в эфир. Крайнов подал команду, и пятерка «чаек» быстро перестроилась для боя с вражескими истребителями. «Чайки», прикрывая друг друга, закружились в карусели. «Мессершмиттам» никак не удавалось подойти близко к ним, и они вели огонь издалека. Яркие снопы трассирующих пуль то и дело полосовали небо; между ними сновали самолеты. Гузов видел, что огонь «чаек» начал заметно ослабевать – кончались патроны. Хотя бы звено Крайнова спасти… Он рванул свой истребитель в сторону, ведомый последовал за ним. «Мессершмитты» тут же накинулись на отбившихся, «чаек» и атаковали их справа. Крайнов понял маневр Гузова и увел свое звено в спасительные облака…
– Спасибо, Петр, – передал он по радио. – Держись, друг…
Прямо на Гузова надвигался «мессершмитт»; две огненные струи, казалось, вот-вот вонзятся в кабину. Он нажал на спуск, заработал лишь один пулемет. «Мессершмитт» не выдержал, отвернул. Гузов огляделся: всюду немецкие истребители. Мурашов шел следом за ним, охраняя хвост.
– Так держать, Мурашов! – передал он по радио.
Своего ведомого он не мог слышать: у Мурашова не было передатчика. И Гузов все время старался подбодрить боевого товарища. Оба они понимали, что не уйти им от немецких истребителей, и делали все возможное, чтобы увертываться от их огня. «Чайка» Мурашова уже больше не стреляла. В хвост ее зашли сразу два «мессершмитта». Гузов увидел, что самолет его ведомого быстро теряет высоту, за ним тянется шлейф дыма…
– Держись, Мурашов, прикрываю! – закричал по радио Гузов и поспешил на выручку своего ведомого.
Он летел к горящей «чайке» и стрелял из пулемета. «Мессершмитты» шарахались от него в стороны. Трассирующими нитями они опутали вторую «чайку». Гузов вдруг ощутил страшный удар, словно истребитель ударился о что-то твердое. Ноги слетели с педалей, с приборной доски посыпались стекла. Почувствовав резкую боль в правой ноге, наклонил голову и увидел на полу кабины кровь. Инстинктивно потянул штурвал на себя. Заныла правая рука, но мотор послушно потянул вверх. «Мессершмиттов» вроде бы прибавилось: перед глазами мелькали одни белые кресты на фюзеляжах. Сбить бы хоть одного, по пулемет молчал – патронов не было, «Все. Теперь конец». Он поглядел вниз. Под крылом проплывала земля острова Муху. Чуть впереди и значительно ниже летел «юнкерс» и бомбил боевые порядки моонзундцев. «Таранить фашистский бомбардировщик! – мгновенно мелькнула мысль. – Погибать – так с музыкой!..»
«Чайка» стремительно сближалась с «юнкерсом». Напряжение Гузова достигло предела. Он боялся, как бы бомбардировщик не увернулся от столкновения или истребители не сбили его до сближения. Секунды тянулись медленно. «Скорее, скорее, скорее!» – торопил он свою израненную «чайку». «Юнкерс» все ближе и ближе, вот он совсем рядом. Ясно видно в верхней кабине испуганное лицо стрелка.
Еще мгновение – и пропеллер «чайки» резанул кабину «юнкерса». От удара самолеты сцепились и загорелись. Сопровождаемые роем истребителей, они падали на землю. В нос Гузова ударил едкий запах гари. Его бросало, словно в пустой бочке. Попытался здоровой рукой отодвинуть крышку кабины. Крышка чуть подалась. В этот момент «чайка» оказалась под «юнкерсом», и Гузова воздушным потоком вышвырнуло из кабины. Совсем близко мелькнула шапка зеленого леса. Гузов дернул за кольцо. «Возможно, успею раскрыть парашют…» – последнее, что мелькнуло у него в сознании…
В кольце
Весь день 13 сентября немецкие самолеты беспрестанно бомбили 43-ю береговую батарею.
Одна из бомб разорвалась возле дома Каалей. Осколками выбило стекла, а взрывной волной снесло с сарая камышовую крышу. Оставаться на хуторе становилось опасно. Букоткин предложил старому рыбаку перебраться в более надежное место, в глубь острова, к дальним родственникам. И Каали стали собираться в дорогу, решив выйти пораньше, до появления фашистских самолетов.
Букоткин намеревался рано утром проводить своих добрых соседей, с которыми, может быть, больше никогда не придется встретиться. На рассвете он постучал в тонкую дощатую перегородку, за которой жил Карпенко, и, сполоснув лицо холодной водой, вышел на улицу.
Когда они подошли к дому Каалей, хозяева были уже наготове. Юлия Филипповна с мешком за плечами держала за веревку корову. За спиной Марии висели два больших узла.
– Уходим. Не будем прятаться. Нельзя прятаться. Вредить немцу будем. Совсем как партизан, – объяснил Василий Алексеевич.
– Одобряю, отец, – сказал Карпенко.
– Бревна надо – бери сарай. Еще надо – дом бери. Лайба – бери тоже.
– Спасибо, спасибо, Василий Алексеевич, – поблагодарил Букоткин. – И вам спасибо, Юлия Филипповна, и тебе, Мария. Никогда вас не забудем. Счастливого пути. До свидания. Ятайга…
От Каалей на батарею Букоткин и Карпенко возвращались молча. Говорить не хотелось. Проводы напомнили им тяжелое расставание со своими семьями. Где они сейчас? Что с ними? Как живут? Карпенко отправил жену с тремя маленькими дочками. А дорога трудная, длинная. Выдержат ли это тяжелое испытание без него, без отца?.. Придется ли им встретиться? Поехали они на Украину, на родину, а там сейчас фашисты…
С командного пункта донеслись тройные удары в рынду: вахтенный отбивал сигнал воздушной тревоги.
– Опять летят, дьяволы, – выругался Карпенко. – С утра начинают. Ну совсем не дают спокойно жить!
Букоткин заторопился на командный пункт. Около зенитной пулеметной установки, расположенной в круглом дворике, покрытом свежим дерном, он на минуту задержался. Раздвигая воткнутые в бруствер зеленые ветки, перед ним появился командир зенитной установки младший сержант Байсулитов.
– Самолет летает совсем низко. Каждый день летает. Сбить надо, товарищ командир. Летать меньше станет.
– Пробьет еще и ваш час, Байсулитов. А пока наберитесь терпения и ждите, – ответил Букоткин.
Он поднялся по трапу в боевую рубку, где дежурил командир взвода управления. Из открытого люка, ведущего на дальномерную площадку, до его слуха донесся знакомый гул немецких бомбардировщиков.
– Ничего не могу понять, товарищ старший лейтенант, посмотрите сами, – торопливо сказал Мельниченко.
Букоткин поднялся на дальномерную площадку. Было раннее утро. Солнце уже оторвалось от горизонта. Розовые пучки лучей с трудом пробивались сквозь пышные грязноватые облака. Земля и залив очищались от тумана, хмуро встречая серый осенний день. Лениво клубясь, седой туман нехотя поднимался от воды и, подхватываемый свежим ветром, уносился на запад, к морю.
– Видите, – показал Мельниченко командиру батареи на движущиеся в воздухе точки, – «юнкерсы» что-то тащат на буксире…
Букоткин сел за дальномер и навел его на самолеты. Немецкие бомбардировщики тащили за собой на буксире длинные планеры. Они направлялись на север. Нетрудно было догадаться, что на планерах находится воздушный десант, но вот куда его хотят выбросить – не было ясно.
Из-за облаков над заливом показалась восьмерка «мессершмиттов». Они шли на большой высоте, прикрывая сверху воздушный десант. Следом за ними появилась вторая восьмерка «юнкерсов». Бомбардировщики летели прямо на батарею. Между тем планеры, отцепившись от буксировщиков, стали один за другим скрываться за рощей, километрах в пяти от батареи. Стало ясно: немецкий воздушный десант хочет отрезать 43-ю батарею от остальных частей, окружить ее и уничтожить.
«Начинается», – подумал Букоткин и посмотрел на часы: было семь утра.
– Объявите тревогу, – приказал он Мельниченко, а сам быстро спустился с вышки на землю.
К командному пункту подъехал на своем стареньком мотоцикле Карпенко. За ним спешили вооруженные пулеметами и винтовками краснофлотцы пулеметного взвода. К этому времени первые «юнкерсы» уже начали сбрасывать бомбы. Раскатистые разрывы слышались в стороне от огневой позиции. Видно было, что и на этот раз бомбардировка не принесет гитлеровцам желаемого результата.
– Где высадился десант? – с тревогой спросил Карпенко.
– За перешейком.
– Это будет мой участок, – твердо сказал Карпенко.
Букоткин не возражал. Командира взвода управления Мельниченко и командира огневого взвода Кухаря снимать с батареи нельзя. Лейтенант Смирнов где-то воюет на Муху, и от него нет никаких вестей. Выходит, кроме комиссара, командовать сухопутной обороной батареи и некому. В помощь ему можно будет дать секретаря комсомольской организации батареи Божко.
Подошла машина. Погрузив пулеметы и патроны в кузов, краснофлотцы отправились на перешеек. Букоткин ехал в кабине. Он спешил опередить немецкий десант и занять оборону у перешейка. Тогда противнику не удастся безнаказанно пройти к батарее: ружейно-пулеметный огонь краснофлотцев задержит его.
Когда полуторка подошла к перешейку, гитлеровцев еще не было видно. Букоткин и Карпенко расставили в дзотах и окопах два станковых и три ручных пулемета, строя оборону с таким расчетом, чтобы пулеметы простреливали весь перешеек. С минуты на минуту ждали появления противника. С батареи от лейтенанта Мельниченко прибежал сигнальщик Кудрявцев.
– Товарищ командир, на горизонте появились фашистские корабли… – не переводя дыхания, выпалил он.
– Морской десант, – повернулся Букоткин к Карпенко. – Хотят зажать нас в клещи. Трудновато придется.
Букоткин испытующе поглядел в спокойное, но хмурое лицо комиссара.
– Людей дополнительно тебе дать не смогу. Рассчитывай на свои силы. Ну… – протянул он руку комиссару и замер: в лощине показалась первая цепь гитлеровских десантников.
Карпенко бросился к дзоту; через несколько минут оттуда застрочил станковый пулемет, прижав цепь врагов к земле. Фашисты залегли и открыли ответный огонь.
Букоткин заторопился на батарею.
– Гони, – сказал он шоферу, влезая в кабину.
Едва машина скрылась в роще, как сзади раздался взрыв. Над дорогой мелькнула тень бомбардировщика.
«Бомбят Карпенко, – догадался Букоткин, посмотрев в заднее окно кабины. – Держись, комиссар…»
По его подсчетам, на планерах высадилось человек сто тридцать, а он оставил с Карпенко в шесть раз меньше. Больше отправить на перешеек он не мог: артиллеристы нужны на батарее, ведь враги делают основную ставку на морской десант. А в том, что будет высадка десанта, он не сомневался.
В боевой рубке Букоткина встретил взволнованный Мельниченко.
– Товарищ старший лейтенант, на горизонте группа вражеских кораблей. Объявлена боевая тревога. Батарея к бою готова, – доложил он. – «Юнкерсы» все еще бомбят нас, но потерь в технике и людях нет.
– Добро! – ответил Букоткин и сел за визир, наведенный на немецкие корабли.
Первыми бросились в глаза стройные миноносцы. Их темные силуэты отчетливо виднелись на белом облачном фоне неба. Миноносцы медленно шли в кильватер, развернув орудия в сторону батареи. Дальше в белесой дымке едва заметно вырисовывались расплывчатые контуры огромных транспортов. Кораблей было столько, что Букоткин затруднялся выбрать для батареи главную цель. На транспортах, без сомнения, находился морской десант. Значит, надо открывать огонь по ним. Но до транспортов большая дистанция, всплесков не увидишь. Чтобы потопить хотя бы один из них, потребуется много снарядов. А боеприпасы надо беречь: половина их была уже израсходована во время стрельбы по Виртсу.
Букоткин решил пока огня не открывать, тем более что «юнкерсы» кружили над полуостровом, терпеливо ожидая, когда батарея откроет огонь и выдаст свои замаскированные орудия. В визир Букоткин увидел, как из дымки выплыли приземистые катера. Их было семь. Они шли в одну линию со стороны транспортов, направляясь к батарее. За ними появилась вторая семерка, потом третья. Почти одновременно блеснули желтые вспышки на палубах миноносцев, корабли поддержки открыли огонь из всех орудий. Первые снаряды легли с небольшим недолетом впереди батареи, около уреза воды. Пристрелявшись, миноносцы перенесли огонь в глубину полуострова; снаряды стали падать сзади батареи, не причиняя ей особого вреда.
«Захватили в вилку, – подумал Букоткин. – Сейчас споловинят ее и накроют нас».
Но миноносцы почему-то перенесли свой огонь еще дальше, к западному побережью полуострова. Букоткин облегченно вздохнул и, не отрываясь от визира, вытер платком вспотевшее лицо. Если противник зацепится за берег, то нескольким десяткам краснофлотцев его не удержать, тем более что еще с севера на перешейке на них наседают десантники. Не подпустить катера к берегу, бить на воде, топить, уничтожать…
Катера с десантом приближались. Они уже миновали строй миноносцев и уверенно направлялись к батарее.
– Дистанция семьдесят кабельтовых, – в переговорную трубу докладывали с дальномера. – Дистанция шестьдесят пять кабельтовых… Дистанция шестьдесят кабельтовых…
«Пора», – твердо решил Букоткин и, сдерживая волнение, подал долгожданную команду:
– К бою! По головным катерам!..
Батарея пришла в движение. Длинные стволы орудий грозно поднялись вверх. Их темные жерла смотрели на приближающиеся катера, готовясь разразиться смертоносным огнем. Тяжелые снаряды со свистом вогнаны в каморы каналов стволов, досланы обшитые шелковой парусиной заряды. Закрылись затворы. Батарея готова.
– Батарея… залп! – подал последнюю команду Букоткин.
Прогремел дружный залп. Букоткин прильнул к окулярам: как упадут снаряды, ведь это первый залп, а от него зависит многое.
Три огромных столба пенистой воды выросли перед первой шеренгой катеров, преградив им путь к берегу. Снаряды упали с небольшим недолетом, как и хотелось Букоткину. Второй залп накрыл катера и рассеял их строй. Они сбились в кучу, стремясь обойти губительные всплески стороной. Это только и нужно было Букоткину. Третий залп попал точно в цель. В визир было отчетливо видно, как один из снарядов прямым попаданием разломил вырвавшийся вперед катер, подняв в воздух вместе с водой его обломки. Второй катер сильно накренился и быстро пошел на дно. Пятерка катеров ошалело заметалась, не решаясь двигаться к берегу.
– Уничтожены два фашистских катера! – громко передали с дальномера.
Эта весть мигом облетела батарею.
– Два катера с десантом пошли на дно! Так держать, орлы! – возбужденно прокричал своим подчиненным командир второго орудия младший сержант Герасимов.
Немецкие бомбардировщики засекли яркие вспышки орудий. Около двух десятков «юнкерсов» со злобным воем ринулись на огневую позицию, густо посыпая землю бомбами.
Байсулитов, до боли сжав зубы, поливал свинцовым дождем вражеские бомбардировщики. «Юнкерсы» сначала обходили зенитную установку, но потом, видя, что огонь во причиняет им вреда, перестали ее опасаться. Байсулитов не понимал, почему так получается. Он ясно видел, как трассы упирались в фюзеляжи самолетов. В чем же причина? Почему он не сбил ни один самолет? Догадка обожгла Байсулитова: ведь он бил в брюхо бомбардировщикам, а оно бронированное! В горячке боя он совсем забыл об этом. Значит, надо взять выше, целиться в кабину летчика.
Поймав в перекрестие прицела кабину спикировавшего на первое орудие «юнкерса», он с силой нажал на гашетку. Бомбардировщик круто взмыл вверх, потом с трудом принял горизонтальное положение и, переваливаясь с крыла на крыло, неуклюже полетел к заливу. Не пролетев и километра, он вошел в штопор и врезался в воду. Не успел Байсулитов прийти в себя, как на него налетели четыре «мессера». Гитлеровцы мстили за свой бомбардировщик.
Лейтенант Мельниченко с командного пункта видел, как сбитый «юнкерс» скрылся под водой.
– Байсулитов сбил «юнкерс», – передал он Букоткину и посмотрел в амбразуру на мыс, отыскивая глазами зенитную установку. На том месте, где стоял пулемет, он увидел лишь сплошные взрывы бомб. Пулемет не стрелял.
«Не буду докладывать пока командиру, – решил он. – Незачем лишний раз волновать его».
Букоткин напряженно следил за падением снарядов, направляя их в самую гущу вражеских кораблей. Еще два катера с десантом были разбиты в щепки. Остальные семнадцать повернули обратно и стали удирать к миноносцам. Букоткин скомандовал корректору в прицел, чтобы накрыть и их, но потерял катера из виду: темная пелена скрыла все.
– Загорелся КП, – доложил Мельниченко.
Букоткин оторвался от визира. В пылу боя он и не заметил, как боевая рубка наполнилась дымом. Запахло гарью. За амбразурой показались длинные языки алого пламени.
– Перенести управление огнем на второе орудие. Быстрее налаживайте связь, – приказал он.
Мельниченко и телефонист юркнули в люк, съехали по трапу на землю и побежали на второе орудие. За ними спустились остальные краснофлотцы и Букоткин.
Едва батарея прекратила огонь, катера с десантом снова повернули к берегу и пошли на приступ. Вспыхнувшая яркой свечкой сухая деревянная вышка командного пункта служила им хорошим ориентиром. Враги были уверены, что с батареей покончено. Но батарея ожила и заговорила вновь. После первого же залпа катера бросились врассыпную. Когда один из них взлетел в воздух, а второй завертелся на месте, погружаясь в воду, остальные полным ходом стали уходить к миноносцам. Видя, что корабли десанта опять отошли, «юнкерсы» яростно набросились на огневую позицию. С небольшой высоты сбрасывали они бомбы на орудия. «Мессершмитты» закружились вокруг полыхающего командного пункта, поливая его из крупнокалиберных пулеметов. Стал точнее и огонь миноносцев, снаряды рвались в районе казарменного городка. Над батареей стоял сплошной гул самолетов, грохот и треск от взрывов бомб и снарядов, сухие раскаты орудийных залпов, назойливый свист летящих пуль и осколков. На маленькую территорию, занимаемую батареей, обрушились сотни снарядов и бомб. Казалось, все живое должно задохнуться и сгореть в этом огненном пекле.
Букоткин управлял огнем из окопчика, у второго орудия. С тревогой всматривался он в дымку, опасаясь появления второго эшелона десанта. Но его пока не было видно. Теперь главную опасность представляли бомбардировщики и истребители. Бомбы все чаще и чаще падали вблизи орудий, обдавая броневые щиты каскадом мелких осколков. На боевых постах было уже несколько убитых и раненых.
Вместе с командиром батареи в окопчике находились командиры взводов Мельниченко и Кухарь.
– Почему прекратила стрельбу зенитная установка? Что с Байсулитовым? – спросил Букоткин у Мельниченко. – Пошлите к нему на помощь кого-нибудь.
– Есть. Разрешите, я сам пойду? – попросил Мельниченко и, не дожидаясь разрешения, побежал.
– Идите к орудиям. Поблагодарите краснофлотцев за стрельбу.
Кухарь быстро скрылся за кустами орешника.
Одна из бомб угодила в зарядный погреб второго орудия. Взрывом разбросало приготовленные заряды и убило двух краснофлотцев. Порох загорелся. Языки огня по зарядам стали перебираться к тонкой дощатой перегородке, за которой находились снаряды. Второе орудие вот-вот могло взлететь в воздух. Не успел Герасимов скомандовать, как откуда-то появился краснофлотец и кинулся в открытую дверь погреба, из которой уже валил густой черный дым. Он выскочил, держа два горящих заряда. По колпаку на голове все узнали кока Дубровского. Бросив заряды на землю, Дубровский опять побежал в погреб. Три краснофлотца поспешили ему на помощь, четвертый схватил ведро с водой и облил дымящуюся спину кока.
Букоткин остановил Дубровского:
– Не нужно тушить заряды. – Он показал на горящий командный пункт, вокруг которого продолжали кружить «юнкерсы». – Поджигайте все, что горит. Пусть думают, что это их работа. Ясно?
– Понял, товарищ командир, – ответил Дубровский и побежал выполнять приказание.
Букоткин заметил, что всплески стали возникать вправо от катеров. Он хотел было передать поправку, как вдруг земля под его ногами качнулась, невидимая сила бросила его на бруствер. Раздался оглушительный взрыв. Тупо заныло правое плечо. Первое, что мелькнуло у него в сознании: надо скорее встать и продолжать управлять огнем, ведь катера с десантом повернули к берегу в третий раз! Упираясь руками о бруствер, Букоткин попытался приподняться, но правая рука подогнулась и повисла как плеть. Он сильнее оперся на левую, но и та плохо слушалась. Перед глазами поплыли мутные круги, в ушах стоял глухой звон. Он почувствовал, что падает в глубокую яму, хотел удержаться, но не хватило сил.
– Товарищ командир… товарищ командир… – теряя сознание, услышал он далекий знакомый голос.
«Кто же это мог быть? Ах да, кок Дубровский… Но почему Дубровский?..»
– Товарищ командир, вы живы? – услышал он голос Дубровского, отряхивающего с него землю.
Букоткин очнулся. Тряхнул головой, открыл глаза и увидел, что сидит на дне окопчика, прислонившись спиной к стене. Перед ним на коленях стоял черный от копоти Дубровский.
– Жив, конечно, – проговорил Букоткин, – не время сейчас умирать…
Дубровский облегченно вздохнул и опустился на землю.
– А я уж думал, что вас… Уж лучше бы меня убило…
– Зачем вас. Нам с вами жить надо, фашистов бить, – ответил Букоткин, а потом вдруг резко спросил: – Где катера?
Дубровский помог ему подняться. Букоткин впился глазами в залив, отыскивая катера. Левой рукой он провел по мокрому лицу и ощутил сгустки крови, перемешанной с грязью.
Прибежали испуганный Кухарь с санинструктором краснофлотцем Песковым.
– Почему батарея прекратила стрельбу? – спросил младшего лейтенанта Букоткин. – Видите, катера снова идут на нас.
– Вышла из строя телефонная связь с орудиями. Я приказал устранить повреждение, – ответил Кухарь. – Я на первом орудии был. Мы уж решили, что вы погибли… Краснофлотцы волнуются…
«Действительно, чудом уцелел», – подумал Букоткин, осматриваясь. Глубокая воронка от бомбы виднелась в десяти шагах. Пять человек из расчета орудия во главе с командиром младшим сержантом Герасимовым были убиты наповал. Тяжело ранило телефониста. Лежа на животе, он тихо стонал, не выпуская из рук телефонную трубку.
«Надо как-то передать краснофлотцам, что я жив…»
Но Букоткина уже опередил Дубровский.
– Жив командир батареи, жив! – радостно закричал он.
Букоткин опустился на землю и, закрыв глаза, терпеливо ждал, когда Песков закончит перевязывать его.
– Нужно перенести КП на другое орудие, безопаснее, – предложил Кухарь.
– Зачем? Думаете, дважды попадут в одно и то же место? Вряд ли, – возразил Букоткин.
