Текст книги "Хроника расстрелянных островов"
Автор книги: Юрий Виноградов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Два снаряда угодили в палубу транспорта, очистив ее от сновавших по ней людей. Следующий залп принес еще одно попадание. Снаряд прошил палубу и взорвался в трюме. Из трюма повалил густой дым, показались длинные языки пламени. В воду начали прыгать обезумевшие от страха солдаты. Миноносец, маневрировавший вблизи береговой черты, дал полный ход и попытался закрыть собой транспорт.
«Юнкерсы» усилили бомбардировку огневой позиции. Не успевал один бомбардировщик выйти из пике, как пикировал второй. Батарея окуталась дымом и пылью. Пахло порохом, гарью, кровью. Около второго орудия разорвались подряд две бомбы, дробно ударив осколками по броневому щиту. С Мельниченко осколком сбило фуражку.
– Идите на первое орудие, – приказал ему Букоткин. – Нам вместе нельзя находиться: могут сразу убить обоих.
Мельниченко, подняв с земли простреленную фуражку, послушно направился к соседнему орудию.
– В случае чего принимай командование батареей на себя! – услышал он голос Букоткина.
На первом орудии Мельниченко обнаружил, что более половины краснофлотцев из подачи и группы заряжания ранены. Никто, однако, не оставлял своего места: выбывшего было некому заменить. Дважды раненный комендор-замочный, лежа, тянул руку с ударной трубкой к стреляющему приспособлению. Командир орудия отстранил замочного и сам вставил трубку в запальное отверстие, Упал подносчик снарядов. Командир огневого взвода Кухарь, не раздумывая, выхватил из рук краснофлотца тяжелый снаряд и подал его заряжающему. Прогремел очередной выстрел.
– Смелее-смелее, ребята! Наша берет! – подбадривал он краснофлотцев.
– Так держать, братцы! – между залпами кричал командир орудия.
Он успевал везде: передавал установки прицела и целика наводчикам, выполнял обязанности замочного, помогал дослать заряд обессилевшему зарядному.
– Замок! Товсь! Залп! – командовал он.
Несмотря на бомбардировку, батарея не прекращала огня. Залпы производились дружно, и снаряды почти каждый раз настигали цель.
В пылу азарта Букоткин хотел перенести огонь на третий транспорт, но вовремя сдержался, вспомнив, что на батарее едва ли осталось пять десятков снарядов, а противник может пойти на новый приступ. К тому же третье орудие прекратило стрельбу: бомба разорвалась во дворике, заклинила затвор, разбила прицел, двоих краснофлотцев убило и нескольких, вместе с командиром орудия, ранило. Оставшиеся в живых принялись исправлять повреждения. Букоткин решил прекратить стрельбу.
– Дробь! – скомандовал он и, подойдя ко второму орудию, сказал: – С победой вас, друзья!
Дубровский осторожно пожал командиру батареи левую руку. Краснофлотцы, обнимаясь, поздравляли друг друга с победой, не обращая внимания на периодические взрывы бомб.
Со второго орудия Букоткин направился на третье. Пошатываясь, он обходил воронки, чувствуя, что с каждым шагом ему становится все труднее и труднее переставлять непослушные ноги. Тело сковывала тупая боль, голова тяжелела, перед глазами плыли мутные круги, земля куда-то проваливалась…
Очнулся Букоткин от пронизывающей боли. Склонившись над ним, санитар Песков осторожно снимал окровавленные, грязные бинты и накладывал новые. Ему помогал Кудрявцев. До слуха доносились гул «юнкерсов» и взрывы сбрасываемых бомб. Букоткин закусил нижнюю губу и терпеливо, без стона, перенес всю процедуру перевязки.
– Вас нужно немедленно отправить в госпиталь, товарищ старший лейтенант. Необходима операция, – сказал Песков. – Вам нельзя двигаться, иначе… иначе может быть совсем плохо.
Подошел Кухарь.
– Как дела на перешейке? – забыв о санитаре, с тревогой спросил Букоткин.
– Держатся, Карпенко передал, что еще два десятка фашистов послали на тот свет, – ответил Кухарь. Косясь на Пескова, который делал ему предостерегающие знаки, он тихо добавил: – Не улетают «юнкерсы». Я приказал делать вид, что орудия разбиты, как и после утреннего боя…
– Не поможет. Во второй раз не поверят. Дымить надо больше. Используйте дымовые шашки, жгите все, что горит.
Кухарь ушел на огневую позицию. Букоткин приподнял голову, намереваясь встать.
– Лежите, лежите, товарищ командир. Вам нужен полный покой, – остановил его Кудрявцев.
– Нужна связь со штабом, вот что мне нужно, – с горечью сказал Букоткин и поморщился от боли.
Краснофлотец помог командиру подняться.
Радист сидел под тем же дубом, возился с радиостанцией.
– Свяжусь я сегодня со штабом, Яценко?
Яценко тяжело вздохнул и виновато заморгал:
– Собрал рацию, приемник работает. А передатчик никак… Проверял два раза.
– Значит, надо проверить еще раз, – сердито проговорил Букоткин, злясь на Яценко и в то же время понимая, что тот делает все возможное. – От вас одного зависит жизнь многих людей, понятно это? Я буду ждать здесь, под деревом…
Кудрявцев расстелил на траве брезент и уложил на него командира, прикрыв двумя бушлатами.
Со стороны перешейка, не переставая, доносились стрельба и гул самолетов. Гитлеровский воздушный десант все еще пытался пробиться к батарее.
Вечером немецкие самолеты улетели. Карпенко решил воспользоваться темнотой, чтобы уничтожить десант в тылу батареи. Он послал к Букоткину с донесением Божко, зная, что командир батареи поддержит его решение.
– Согласен с комиссаром, – выслушав связного, проговорил Букоткин. – Так и передайте. А в помощь вам я сейчас пришлю артиллеристов.
– Но вам нельзя туда, товарищ старший лейтенант, – запротестовал Кудрявцев, видя, что командир пытается встать. – Да старший политрук отлично справится и без вас. Комиссар у нас боевой.
– Вот что, Кудрявцев, пришлите ко мне Мельниченко. Или нет, постойте… Бегите к нему сами. Пусть пошлет на перешеек всех, кто может держать в руках винтовку. Надо с десантом покончить разом, комиссар прав. Вы тоже идите со своим отделением, – распорядился Букоткин.
– А как же я вас оставлю?
– Мы с Яценко будем. Выполняйте…
Кудрявцев подошел к радисту и горячо зашептавшему что-то на ухо, указывая на Букоткина, потом побежал на огневую позицию.
– Подождите, Кудрявцев, – остановил его Букоткин, – вам особое задание. Берегите в бою старшего политрука.
По прибытии подкрепления с батареи Карпенко, разбив краснофлотцев на три группы, строго распределил между ними обязанности. Командовать центральной группой он намеревался сам.
Скрытно краснофлотский отряд стал подходить к рощице, а когда застрочил немецкий пулемет, батарейцы ринулись в атаку. Фашистские десантники, слабо отстреливаясь, начали отступать к воде. Карпенко бежал впереди отряда. Он бросал гранаты, прокладывая путь к берегу. Кудрявцев едва успевал за ним, стремясь обогнать комиссара и прикрыть его.
– Быстрее-быстрее, ребята! – обернулся комиссар. – Не отставать!
На берег пролива Карпенко выбежал первым. Бросив гранату в сбившуюся группу солдат, он уложил нескольких фашистов. Из-за куста показался немецкий офицер с пистолетом, направленным в сторону комиссара, и Кудрявцев сжался в комок, чтобы броситься к фашисту, но его опередил Божко. В следующее мгновение краснофлотец и офицер покатились клубком к ногам Карпенко. Увертливый офицер занес над Божко выхваченный из-за пояса нож, но Карпенко обернулся на шум и с силой ударил ногой по руке офицера, а потом в упор выпустил в него две пули. Оставшиеся в живых гитлеровцы кинулись к дороге, но там их встретила велосипедная рота, прибывшая на помощь батарейцам. Бой закончился полным разгромом воздушного десанта.
Весть о разгроме воздушного десанта ободрила Букоткина. Батарея прорвала кольцо окружения, путь к остальным частям гарнизона стал свободным. Теперь хоть можно будет связаться со штабом с помощью велосипедистов. Но этого сделать не пришлось. Взволнованный голос радиста принес вторую радость: радиосвязь со штабом восстановлена, на приеме комендант Береговой обороны Балтийского района.
Букоткин доложил о результатах боев и о потерях, умолчав о своем ранении. Генерал поблагодарил весь личный состав батареи и сказал, что все краснофлотцы и командиры будут награждены правительственными наградами. 43-я батарея представлялась к ордену Красного Знамени. Комендант предложил ночью отправить тяжелораненых на полуторке в курессарский госпиталь.
Когда с перешейка пришел измученный Карпенко, Букоткин передал ему разговор с Елисеевым.
– О своих одиннадцати ранах, значит, умолчал? – спросил Карпенко.
– Наше с тобой место здесь, на батарее, среди краснофлотцев. Мы же коммунисты…
– Твое место сейчас в госпитале.
– Мое место здесь, – упрямо повторил Букоткин.
Карпенко не стал спорить и, безнадежно махнув рукой, отошел к рации. Через полчаса он вернулся вместе с радистом. Яценко держал в руке бланк радиограммы.
– Вам, товарищ командир, от генерала Елисеева.
Букоткин прочитал радиограмму и в упор посмотрел на комиссара:
– Твоя работа?
Зная вспыльчивость командира, Карпенко молчал.
– Чего молчишь? Знаю, что твоих рук дело. – Букоткин вздохнул: – Ладно, готовь полуторку. Укладывайте тяжелораненых, – согласился Букоткин. – И пришли ко мне Мельниченко.
– Вот уезжаю в госпиталь, приказывают, – пожаловался он пришедшему с огневой позиции командиру взвода управления. – Вам, как артиллеристу, передаю батарею. Советуйтесь с комиссаром. Сколько осталось снарядов на батарее?
– Всего сорок восемь.
– Сорок пять выпустите по фашистам, остальные три оставьте для себя. Подрывать орудия. Понятно все?
– Понятно, Василий Георгиевич, – ответил Мельниченко.
Провожать командира батареи и тяжелораненых товарищей собрались все краснофлотцы. Они передавали шоферу письма, фотографии с просьбой при первой же возможности отправить по адресам. В темноте Букоткин не видел лиц своих подчиненных, но чувствовал на себе их взгляды. Как все они стали ему близки! Каждого из них он по-настоящему узнал только в этих боях. Вместе они делили невзгоды войны, честно выполняя свой служебный долг.
Прощались молча, обмениваясь короткими рукопожатиями. Букоткин, сидя в кузове, сказал:
– Держитесь, друзья, до конца. Бейте фашистов до полной победы! Я верю в вас…
Больше он говорить не мог. Отыскал глазами Карпенко, потянулся к нему. Карпенко перегнулся через борт, и они крепко поцеловались.
– Не поминай лихом, Вася…
Букоткин провел рукой по горлу, глухо кашлянул, хотел что-то сказать, но тот уже махнул рукой шоферу: «Давай!» И полуторка, плавно тронув с места, помчалась в темноту. Уткнувшись в душистое сено, Букоткин до крови закусил нижнюю губу и прикрыл левой ладонью влажные глаза. Он знал, что со многими из этих людей, с которыми его породнила война, никогда больше не встретится.
Остров Муху не удержать
В точение первого дня боев за Муху немецкие десантные войска в глубь острова проникнуть не смогли. Правда, им удалось захватить важные опорные пункты обороны моонзундцев: в северной части Муху – Каласте и деревню Кымкюля и в юго-восточной – пристань Куйвасту. С материка через пролив Муху-Вяйн к противнику подбрасывались все новые и новые подкрепления. Полковник Ключников знал, что долго его подразделения продержаться не смогут, они и так с трудом сдерживали натиск врага. Он запросил помощи у коменданта БОБРа. Елисеев приказал снять сводный батальон моряков с ориссарских позиций и перебросить его на Муху в распоряжение Ключникова, но форсировать мелководный пролив Вяйке-Вяйн по открытой трехкилометровой дамбе в дневное время не представлялось возможным. Немецкие самолеты беспрерывно кружили над проливом, обстреливая дамбу. Приходилось ждать ночи, а до этого любыми средствами удерживаться на занятых позициях.
Ключников приехал на машине в батальон Абдулхакова. Батальон оборонял юго-западную часть Муху. Абдулхаков выбежал из-за укрытия и доложил заместителю командира бригады о результатах боя. Впервые за всю свою службу капитан не приложил руку в фуражке при встрече начальника: его правая забинтованная рука висела на черной повязке, перекинутой через плечо. Глаза полковника потеплели. Он хотел сказать что-то душевное, по потом вдруг сердито нахмурил брови и обычным голосом сухо проговорил:
– До темноты осталось три часа. Ночью генерал Елисеев обещал прислать подкрепление. Нужно продержаться на старых позициях.
Абдулхаков тяжело вздохнул, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
– Что думает об этом командир батальона? Смогут бойцы продержаться до вечера?
– Людей мало, патронов мало, товарищ полковник. Но до темноты постараемся продержаться, – ответил Абдулхаков.
Ключников одобрительно кивнул головой и прошел к только что вырытому окопу, в котором находились красноармейцы.
– А как дела под Каласте? – поинтересовался Абдулхаков.
– Там труднее. Немцы пытаются окружить бойцов. Но они держатся молодцами, – похвалил Ключников. – Где сейчас подполковник Охтинский? – вдруг спросил он.
Абдулхаков наклонил голову и носком запыленного сапога начал рыть землю:
– Начальник штаба БОБРа погиб на Куйвасту.
Лицо Ключникова побледнело. Тонкие губы плотно сжались, глаза, не мигая, глядели в одну точку.
– Хороший был человек… – еле слышно проговорил он. – Где сержант, который вынес его с поля?
Абдулхаков подозвал связного и приказал:
– Сержанта Сычихина к полковнику.
Связной убежал. Ключников молчал, не трогаясь с места. Молчал и командир батальона, понимая состояние полковника. Начался монотонный обстрел позиций батальона. Почти одновременно три мины резко хлопнули позади окопов.
– В укрытие! – кто-то громко крикнул в окопе.
– Товарищ полковник, идемте в окоп. Фашисты будут обстреливать из минометов всю площадь, – предупредил Абдулхаков.
Ключников послушно направился к окопу. За спиной послышались еще три сухих взрыва, потом еще и еще. Одна из мин взорвалась совсем близко. Полковник почувствовал, что кто-то навалился на него и жмет к земле. Не выдержав, он скатился в окоп.
– Товарищ полковник, сержант Сычихин… – хотел было доложить Сычихин, но Ключников перебил его:
– Вы и есть Сычихин?
– Так точно.
– Спасибо, сержант, – поблагодарил Ключников, – Хотите служить при мне? – спросил он.
Сычихин, не ожидавший такого вопроса, растерялся и вопросительно поглядел на командира батальона. На его лице он прочел не меньшее удивление.
– Мне где прикажут. Я везде согласен…
– Значит, ждете приказа?
Абдулхаков закивал головой, давая понять сержанту, чтобы тот соглашался.
От Абдулхакова Ключников вернулся в деревню Лива, куда переместился штаб обороны острова. В штабе ему сообщили о захвате северной группировкой немцев деревни Пенкюля, в результате чего была окружена 202-я зенитная батарея. О наступлении сейчас нечего было и думать. Людей с трудом хватало на то, чтобы препятствовать продвижению немцев на запад по всему фронту. С нетерпением ждал Ключников темноты и, когда совсем стемнело, сам поехал к дамбе встречать сводный батальон, присланный комендантом БОБРа из Ориссаре. Ключников с ходу бросил его на усиление северо-восточной группы, намереваясь с утра развить наступление и попытаться сбросить немецкий десант в Муху-Вяйн.
Ночью гитлеровские солдаты активных действий не предпринимали. Не имея поддержки с воздуха, они отсиживались в окопах и думали за счет численного превосходства огневых средств выстоять до утра. Ключников понимал это и не давал противнику покоя. Подразделения гарнизона навязывали немцам ночной бой на всех участках, и в отдельных местах им удалось выбить противника с занятых позиций. Вновь прибывший сводный батальон потеснил гитлеровцев к востоку и вплотную приблизился к деревне Пенкюля.
В полночь Ключников собрал совещание командиров частей и подразделений. Нужно было совместно выработать план действий из расчета имевшихся в его распоряжении сил. Он понимал, что людей для этого явно недостаточно. Два батальона против целой дивизии. И все-таки у него созрел смелый план. Ключников рассчитывал основными силами сбросить северную группировку немцев в пролив, а батальон капитана Абдулхакова должен был тем временем сдерживать продвижение противника в глубь острова.
– Немцы пытаются расколоть наши части, окружить и уничтожить, – пояснил Ключников и нарисовал на карте толстую стрелу посреди острова. – Мы не должны этого допустить. В этом наша главная задача.
Командиры одобрили план Ключникова. Решено было с рассветом начать наступление и первым делом выбить немцев из деревни Пенкюля.
Абдулхакова Ключников задержал.
– Руку еще можно носить на повязке, а голову нет, – проговорил он. – Не забывайте об этом, командир батальона.
Абдулхаков, тронутый заботой полковника, хотел ответить, но Ключников уже разговаривал с командиром саперного взвода, который только что из Ориссаре привез на двух полуторках противотанковые мины. «Непонятный человек. С виду сухой, резкий, даже грубый. Но большой души командир!» – думал Абдулхаков.
С рассветом Ключников уехал в присланный Елисеевым сводный батальон моряков, который был сформирован из краснофлотцев 13-го дивизиона КМТЩ и других кораблей ОВРа. С его помощью он намеревался отбить деревню Пенкюля и тем самым занять важный для дальнейшей обороны Муху рубеж.
Едва горизонт зажелтел, моряки пошли в атаку. Над лощиной пронеслось незнакомое для немцев «Полундра!». С холма Ключникову не всегда было видно место схватки – мешали деревья и бугры. Но он почти точно определял ход боя по крикам людей, стрельбе и взрывам гранат.
Ключников ввел в бой резерв – стрелковую роту. Однако с ходу взять деревню не удалось. Гитлеровцы встретили наступающих ливнем огня. Бойцы залегли и начали отстреливаться.
– Необходимо закрепиться здесь, товарищ полковник. Место удобное. Лучшего нам пока нечего и желать, – предложил командир батальона.
– Лучшая оборона – наступление, – резко ответил Ключников. – Я сам поведу бойцов в атаку.
Командир батальона знал: слова полковника не расходятся с делом.
– Разрешите мне? – обратился командир батальона к Ключникову и, не дождавшись ответа, побежал к своим бойцам. Через пять минут Ключников увидел его впереди батальона. Краснофлотцы и красноармейцы едва успевали за ним. Деревня Пенкюля была взята.
– Герой командир! – невольно вырвалось у Ключникова. – Так мы немцев и в залив можем сбросить…
Он приказал гнать врага дальше, прижать к Муху-Вяйн. Но пришлось наступление прекратить и срочно закрепляться на занятых рубежах. Комендант БОБРа с нарочным прислал сообщение о движении немецких самоходных барж и катеров с десантом в тыл гарнизону острова Муху. Посты наблюдения подтвердили это. Немецкие десантные корабли обошли Муху с севера, направляясь в бухту Лыпемери. Южнее деревни Ранна они высадили около двух батальонов пехоты.
Создалась угроза полного окружения северной группы гарнизона. Ключников вынужден был снять с основного направления две роты и бросить их против десанта. Он понимал, что долго в деревне Пенкюля оставшимся подразделениям не продержаться: гитлеровцы, к которым уже подошло подкрепление, сожмут их в тиски, но оставить занятую позицию самостоятельно не решался. Он надеялся на помощь, но ему отказали. Коменданту БОБРа неоткуда было ее взять.
Во второй половине дня генерал приказал с боем отходить к деревне Лива.
Ключников отдал приказ об отступлении. Под ураганным минометным огнем и беспрестанной бомбардировкой фашистских самолетов подразделения начали отходить к деревне Лива, на шоссейную дорогу. Сам Ключников отходил с последним подразделением. Мимо него шли изнуренные тяжелыми боями краснофлотцы и красноармейцы. Многие тащили раненых, другие, шатаясь от усталости, несли оружие и патроны. Ключников обратил внимание на приземистого красноармейца, который, взвалив на плечи младшего сержанта, упрямо пробирался напрямик через кусты.
– Давайте раненого в мою машину, – предложил полковник.
Красноармеец наотрез отказался:
– Много нас, товарищ полковник. Всех машина не возьмет…
К машине с носилками в руках подошли два краснофлотца. На одном из них висела санитарная сумка с красным крестом, другой нес три винтовки. На носилках с окровавленной головой лежал летчик.
– Кто такой? – спросил Ключников.
– Летчик, младший лейтенант, товарищ полковник, – ответил краснофлотец с винтовками.
– Где вы его подобрали?
– Да с неба свалился. Над нами «чайка» пошла на таран «юнкерса», ну и оба самолета в землю… Наш-то летчик успел вывалиться из «чайки», даже чуть парашют приоткрыть. Плюхнулся прямо в болото. Чудом остался жив. Мы подобрали его и вот выносим к своим…
– Ваша фамилия? – поинтересовался Ключников.
– Краснофлотец двести второй зенитной батареи Красношлыков, товарищ полковник, – отчеканил зенитчик.
Из короткого рассказа краснофлотца Красношлыкова Ключникову удалось узнать о героической судьбе 202-й зенитной батареи БОБРа. При высадке десанта на остров Муху батарея вела огонь по самолетам и штурмовым ботам. В этом бою командир батареи старший лейтенант Белоусов был тяжело ранен. За командира остался его помощник лейтенант Малафеев. Меняя позиции, он с боем отходил от противника, а когда батарея была отрезана от частей гарнизона, установил два оставшихся орудия и в упор прямой наводкой расстреливал фашистов. Несколько часов стойко держались зенитчики, а когда снаряды кончились, разбили орудия и схватились врукопашную. Малафеев послал одного краснофлотца с донесением, остальные продолжали драться. Из окружения удалось вырваться немногим.
– Вы поступили по-геройски, – произнес восхищенный подвигом зенитчиков Ключников. – От имени Родины спасибо вам, товарищи.
Три дня мужественно обороняли моонзундцы остров Муху, но силы были не равны. К вечеру 16 сентября Ключников перенес свой командный пункт на западный берег Муху, в деревню Пиири. Сюда же отходили и подразделения гарнизона. Когда стемнело, на КП приехал Елисеев. Ключников доложил генералу обстановку.
– Потери в подразделениях составляют более пятидесяти процентов, товарищ генерал, – подвел он итог сражения за Муху. – Потери же противника значительно больше. Одних десантных судов с войсками потоплено в Муху-Вяйне около ста единиц.
– Что вы предлагаете, Николай Федорович? – спросил Елисеев.
– Предложение одно, товарищ генерал, – тяжело вздохнул Ключников, – оставить Муху и уйти на ориссарские позиции. Дамбу взорвать.
Елисеев задумался, по привычке теребя пальцами клинышек седой бородки. Действительно, положение на острове тяжелое. Противник получает все новые и новые подкрепления, он же ничем не может помочь Ключникову. Целесообразнее дать бой на ориссарских позициях, где пролив Вяйке-Вяйн будет служить естественным препятствием для продвижения немецких войск.
– Согласен с вами, Николай Федорович, – произнес Елисеев. – Сегодня ночью начинайте отход с Муху на ориссарские позиции. Саперам майора Навагина я отдам приказ о подрыве дамбы.
После отъезда в Курессаре коменданта БОБРа Ключников вызвал к себе Абдулхакова:
– Будете прикрывать отход наших подразделений на ориссарские позиции.
– Нам не привыкать, товарищ полковник, – улыбнулся Абдулхаков, вспомнив бои на Виртсу.
Всю ночь батальон Абдулхакова сдерживал немцев, не подпуская их к дамбе. Гитлеровцы понимали: защитники Муху уходят у них из-под носа. И стремились помешать этому. Десант, высадившийся в бухте Лыпемери, подошел к самой дамбе с севера и попытался захватить ее. Абдулхаков бросил против него две роты и ценой больших потерь удержал дамбу от захвата…
К Ключникову прибежал запыхавшийся связной из батальона Абдулхакова. По его лицу текла кровь.
– Товарищ полковник… Товарищ полковник… Капитан Абдулхаков… Убит капитан…
Ключников закрыл глаза и потер гудящие виски. Не стало его любимца, боевого, способного командира, вынесшего на своих плечах сражения за порт Виртсу и остров Муху. Такие люди, как капитан Абдулхаков, умирают в бою героями, в этом Ключников не сомневался. А возможно, командир батальона только тяжело ранен? Связной ошибся… Но разве что-нибудь узнаешь в такой обстановке?
– Погиб почти весь батальон, товарищ полковник, – чуть не плача, напомнил о себе связной.
Ключников вызвал капитана Двойных:
– Усиленную роту бросить на прикрытие отхода через дамбу, – приказал он.
Лейтенант Кабак получил приказ от майора Навагина о подрыве дамбы после отхода защитников Муху на ориссарские позиции.
– Постарайтесь распотрошить дамбу, – сказал Навагин. – В дальнейшем действуйте по обстановке.
– Раскроим дамбочку вдоль и поперек, – заверил Кабак. – Можете не сомневаться, товарищ майор.
Навагин уехал в Ориссаре, а Кабак заставил саперов рыть гнезда под мины перед въездом на дамбу.
В три часа ночи гарнизон Муху начал отход по дамбе на Сарему. Оставленные заслоны для прикрытия вели бой; стрельба отчетливо доносилась до дамбы. Сначала проехала артиллерия, за ней повзводно пошла пехота. Кабак и Егорычев стояли на обочине дороги и провожали взглядами усталых от изнурительных трехсуточных боев товарищей.
– Герои идут! – тихо, но гордо произнес Кабак. Егорычев вполне согласен был со своим командиром роты. О таких бойцах нельзя было и думать, что они побеждены в недавних сражениях. Они несли на своих плечах начало великой победы! Моонзундцы шли на новые позиции, чтобы через несколько часов или даже минут снова вступить в бой.
В шестом часу стали отходить и группы прикрытия. Последним у дамбы появился капитан Двойных с взводом бойцов.
– Больше на Муху наших нет. Слово за вами, саперы, – сказал он.
Кабак подал команду, и саперы быстро уложили в вырытые гнезда мины. Он оставил при себе пятерых саперов, остальных вместе с политруком Буковским отослал на Сарему.
На рассвете предутреннюю тишину разрезал треск мотоциклов.
– Добро пожаловать, господа! – сделал широкий жест Кабак, и тут же послышались взрывы мин. Трескотня мотоциклов замолкла. – Доброе начало! – пробасил довольный Кабак. – А теперь на дамбу! Приготовить к взрыву фугасы!
Саперы отошли на дамбу, в начале которой было заложено десять фугасов. В руках появились коробки со спичками. Потянулись напряженные минуты ожидания команды. В воздухе со стороны Муху появился немецкий разведчик. Самолет сбросил три зеленые ракеты, и через несколько минут к дамбе подъехали мотоциклисты, за ними гремели танкетки.
– Огонь! – скомандовал Кабак. Егорычев поджег бикфордов шнур двух фугасов и вместе с другими саперами отбежал в укрытие, сделанное в откосе дамбы. Сержант Тарабаров приготовил свой станковый пулемет. Мотоциклисты между тем проскочили фугасы. Тарабаров нажал на гашетку, и первый мотоцикл перевернулся вверх колесами. В этот же момент раздался огромной силы взрыв; над дамбой встал гигантский столб пыли и дыма, хорошо видимый с ориссарских позиций. Движение колонны танкеток было вовремя приостановлено.
– Красотища! – кричал Кабак. – Знай саперов, нечисть фашистская!
На дамбу налетели три «юнкерса» и сбросили бомбы возле укрытия саперов. К счастью, никто не пострадал. Самолеты быстро улетели.
– Отходить! – приказал Кабак, и саперы побежали по дамбе в сторону Ориссаре. Немцы, заметив бегущих, открыли артиллерийский огонь шрапнелью.
