Текст книги "Вадбольский 6 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5

В кабинет вошёл гвардеец Бровкина, ведя за собой бледного, напуганного нарочного в ливрее Долгоруковых.

– Ваше благородие, посыльный от князя Максима Захаровича. С письмом.

Я отложил чертёж дирижабля. Нарочный, не поднимая глаз, протянул сложенный лист с сургучной печатью. Развернув его, я пробежал глазами по аккуратным, жёстким строчкам:

«Слух о разногласиях в нашем Роду достиг ушей императора. Он изволил поинтересоваться, как у нас с Вадбольскими. Я сообщил Его Величеству, что княжна Ольга уже гостила у вас и собирается приехать снова. Так надо, чтобы усыпить его подозрения. Ольга прибудет завтра. Постарайтесь не обижать её, она ещё глупый ребёнок».

Глупый ребенок, как же. А зачем вы обучили её с пеленок плевать на всех, кто ниже её по титулу? Я отношусь к людям так, как они того заслуживают. И скидок делать не буду.

Нарочный не двигается с места, смотрит с вопросом в глазах и опаской. Слухи, что ничтожный барон закусился с самими Долгоруковыми уже расползлись по столице, но непонятки только, почему он всё ещё жив. То ли покровительство самого императора, то ли чьи-то роды поддерживают его против рода Долгоруковых, но что-то в этом молодом бароне неясное и… опасное.

– Письменного ответа не будет, – сказал я сухо. – Но расклад сил понимаю, пусть княжна приезжает и побудет столько, чтобы стало известно императору.

Нарочный нервно козырнул и, не дожидаясь повторения, опрометью бросился к своему коню, сейчас его держит под уздцы один из гвардейцев Бровкина, который вместе с двумя другими здоровяками недобро рассматривает посланника врага.

Я встретил Ольгу на крыльце с ледяной учтивостью.

Княжна, задрав нос, задержалась только на несколько секунд, чтобы смерить меня высокомерным взглядом. Я ещё не закончил разговор с её наставницей, как она с надменностью царицы мира прошествовала в холл.

По лестнице сбежала Сюзанна, распахнула объятия:

– Ольга, я по тебе уже соскучилась!

Княжна милостиво позволила себя обнять, сама не шелохнулась, всё-таки мой финансовый директор всего лишь графиня, к тому же из враждебного стана. Сюзанна что-то весело щебетала, увлекла княжну с собой, а графиня Румянцева, бурча что-то под нос, потащилась следом, на ходу с отвращением скользнув взглядом по жизнерадостным портретам. Это мне понятно, в её доме картин нет по причине борьбы с распущенностью нравов, даже зеркала завешены «по случаю поста», а пост, как понимаю, вся её жизнь.

Да и библиотек в таких домах не бывает, достаточно книги на столе «О вреде смеха и прочих непристойных телодвижений», автор какой-нибудь мелкий священник.

«Спасибо, Сюзанна», сказал я мысленно. Баба с воза – кобыле легче, кобыла – это я, кряхчу, но везу.

За чертежами и расчётами я не заметил как летит время, спохватился, вспомнив о неприятном, у меня как бы гостит представитель враждующего рода, да не просто враждующего, а с которым у вас идёт тайная от властей война, сама княжна Ольга Долгорукова, из-за которой и начались все неприятности.

– Чёрт, – выругался я вполголоса, – нужно взглянуть, жива она ещё или вены перерезала, чтобы досадить мне ещё больше…

Я выскочил в коридор, там пусто, даже у двери гостиной, в которую увела Ольгу Сюзанна, сиротливо застыл одинокий стул, но ее строгой наставницы нигде не видно.

Чувствуя неладное, я ринулся дальше, сердце начало ускорять удары, как в «Турецком марше» Моцарта.

В самом конце коридора на стуле с газетой в руках графиня Румянцева углубилась в чтение. Я замедлил шаг и, стараясь держаться как можно спокойнее, превежливейшим образом осведомился:

– Осмелюсь поинтересоваться, дражайшая Анастасия Валентиновна, что понудило вас передвинуться к этому кабинету?

Она подняла голову, взглянула благосклонно, в наставницы и спутницы молодых барышень берут как раз таких, что чтут старинные обычаи и витиеватые обороты речи.

– Молодой человек, – сообщила она светским тоном, – графиня Сюзанна Дроссельмейер, пригласила княжну в свой кабинет, пообещав обучить самому интересному на свете делу…

Я спросил невольно:

– Это чему же?

Она ответила:

– Бухгалтерии!

– Ого, – ответил я обалдело, – ну да, как же юной романтической дуре без бухгалтерии…

Не дожидаясь ответа, постучал в дверь, выждал, постучал громче. Наконец донёсся голос Сюзанны:

– Вадбольский, можете войти!

Я осторожно приоткрыл дверь, вдруг да переодеваются, меряя платья друг друга, вошёл, обе снова на диване и снова прижавшись одна к другой, как два потерянных щенка под холодным дождем на обочине дороги.

Во всю ширину стены экран, любовь Тристана и Изольды, красивая романтическая история, вот какой дурью страдали в те тёмные времена, хотя да, красиво и трагично, если начать вникать, то сердце учащает и учащает удары, а ты уже с мечом в руке бросаешься спасать и карать…

– Че-нить принести пожрать? – осведомился я. – Или хотя бы перекусить червячка? Я вот не отказался бы от большой чашки кофе!

Сюзанна небрежно повела дланью, изображение на экране замерло, и повернулась ко мне.

– А нам по маленькой чашке. И пирожные… Пирожные можно так, средние.

– Но побольше? – уточнил я.

– Вадбольский, вы всегда понимали меня с полуслова.

У обеих на щеках дорожки от высохших слезок, Ольга бросила злобный взгляд и, освободившись от объятий Сюзанны, чуточку отодвинулась, в её глазах читался неподдельный, животный страх перед непознанным.

Ей шестнадцать лет, внезапно подумал я. Чего это я так? Ещё дурочка, хотя в знатных родах детей воспитывают с колыбели, дабы не уронили честь рода. Но нельзя предусмотреть абсолютно всё, в таких случаях велено молчать и не открывать рта, что она и делала. Но, видимо, слишком много при ней говорили о величии их Рода, его невероятной знатности и значимости, все остальные рода просто пыль под ногами рода Долгоруковых, только они постоянно поддерживали и поддерживают династию Романовых, постоянно преследуя врагов государства…

И явно упоминали фамилии сосланных в Сибирь декабристов, среди них и Вадбольских, потому она так и среагировала, услышав, что на балу присутствует мелкий барон из рода мятежников.

Но и сам Род повёл себя глупо, поддержав её полностью и объявив на меня охоту. Правда, я тоже малость перехлестнул на дуэли, можно было просто оставить глубокую отметину на морде, ну а теперь имеем дело с тем, что имеем. Мы лютые непримиримые враги, и даже вмешательство императора, вряд ли остановит эту свирепую войну на истребление.

Да и не до нас теперь императору, вялотекущая Крымская война наконец-то переходит в горячую стадию.

Вскоре настало время обеда, и я снова должен был играть роль гостеприимного хозяина. Княжна вошла в столовую с видом аристократически тупым, но всё же бросила быстрый взгляд по сторонам. По мне так столовая, как столовая. Стены в резных дубовых панелях, окна среднего размера, мы не в Африке, между ними огромные зеркала в позолоченных рамах, здесь любые рамы позолочены, потолок весь расписан в стиле барокко, с массой толстеньких херувимов и дебелыми вакханками в духе представлений о женской красоте: толстые, мясистые, с излишним весом и крохотными сиськами.

Над столом хрустальная люстра на сотню свечей, подвешена как бы на золотой цепи, сам дубовый стол на двенадцать персон, стулья с гобеленной обивкой, верх спинок увенчан резными головами всяких зверей. В центре стола дежурное блюдо с фруктами, даже не буду спрашивать, откуда они в апреле месяце.

В столовой вкусно пахнет воском, старинным деревом и едва уловимый аромат со стороны кухни, сегодня трюфели, жареное мясо и что-то острое, но я плохо разбираюсь в кулинарии.

Княжна подошла к столу, ещё чуть повела глазами, я наконец-то сообразил, что ищет взглядом невидимых музыкантов, те играют тихую нежную мелодию, под которую жевать, видимо приятнее или просто легче. И музыкантов не двое-трое, а огромный симфонический оркестр, как это Вадбольскому удаётся?

Я заставил себя встать, отодвинул для неё стул, а когда она подошла к краю стола, зло придвинул, жалея, что не могу как следует стукнуть под колени.

Она опустилась на сиденье, прямая и ровная, как Горчаков на экзамене, окинула холодным взглядом поставленные перед нею серебряные приборы. Хрустальные бокалы разных форм под разные вина, но это декорация, вина не будет, а ещё Сюзанна заботливо придвинула ей пару салфеток, сложенных в некие фигурки.

Блюда заносила не Любаша, на этот раз только руководит, а четверо лакеев, бесшумно двигаясь, внесли жареного лебедя, двух каплунов, блюда со всякого рода вырезками, жареными рябчиками, чёрную и красную икру в больших серебряных мисках с вензелями и пейзажами.

В её глазах я видел непонимание, как это сохранил свежими ягоды и фрукты, что значит, дитя старинного рода, чтущего традиции, не знает, что пять лет назад американский врач Джон Гори показывал всем желающим процесс получения искусственного льда в созданном им аппарате, что мог служить одновременно морозильником и кондиционером, а это значит, у меня точно есть, не буду же довольствоваться старинными срубами, где ильи муромцы хранят по старинке скоропортящиеся продукты в крошеве мелкого льда и снега?

А ещё уже строятся и через два года по железным дорогам побегут вагоны-рефрижераторы, на которые отважные крестьяне будут бросаться с вилами, как на исчадие ада.

Сюзанна давно и кухню взяла на себя, умело руководит что кому подать, княжну посадила возле себя и заботливо нашептывает на ухо:

– Ольга, не бойся пробовать незнакомые блюда, всё замечательно, и никто никогда не травит.

– Сюзанна, – сказал я с укором, – не мешай княжне думать, что у нас все плохо и отвратительно. Как и мы сами.

Сюзанна охнула.

– Ольга, ну разве я такая уж отвратительная? Ну да, я работаю! Как мужчины. И тем доказываю, что мы, женщины, им не уступаем.

Княжна замялась в затруднении, но чистым голосом увела разговор от опасной темы:

– А у вас какие ещё есть волшебные картины?

– Всякие, – ответила Сюзанна. – Я обожаю любовные истории. Про Одиссея и Пенелопу реву. А Ланселот и Гвиневра? Сколько страсти!

Я посоветовал мирно:

– Смотри комедии.

Она поморщилась.

– Комедии для плебса. А трагедии для аристократов. Ольга, после обеда я покажу тебе возвышенную любовь Данте к Беатриче…

Я заглянул в архив зеттафлопника, там тысячи и тысячи фильмов и сериалов на разную тематику. Дрон может проецировать изображение на любую стену. Это в прошлом необходима была белая поверхность, обычно вешали простыню. Получалось, как в детской загадке: в темной комнате на белой простыне люди получают удовольствие.

Подать ей такое волшебство, как привнесенные истории из будущего? Как искусство неведомых магов неведомых стран?

Ольга промокнула губы кружевным платочком, встала, прямая как сосенка, гордая и красивая, словно горный олененок.

– Барон, – произнесла она нейтральным голосом, – спасибо за приём, но нам пора. Проводите меня к моему автомобилю.

Это не звучало как просьба или приказ, умело модулирует голос, чтобы в нём не оставалось ни капли человечности, а только голая информация.

Я поднялся, отодвинул ей стул, а когда она вышла, с грохотом задвинул его взад. Княжна одарила меня надменным взглядом, одновременно высчитывая расстояние до мало того, что врага, но ещё и самца, что куда хуже, враг бывает предельно галантен, повернулась и направилась к двери, чуть придерживая обеими руками по бокам длинное платье.

Я перехватил ироническую улыбку Сюзанны, нахмурился, опередил княжну Долгорукову и, открывая перед нею дверь, сказал шепотом:

– В ваших интересах добиваться отмены свадьбы ещё больше, чем в моих!

Она ответила так же тихо, не глядя на меня и даже не поворачивая головы

– Почему?

– После свадьбы, – пояснил я, любезно выпуская её в коридор, – я вас сразу же посажу на цепь и отлуплю!.. По законам российском империи муж волен наказывать жену за любые её провинности, а я, уж поверьте, их у вас отыщу!

Она окрысилась:

– Мой Род этого не позволит!

– Чаво? – изумился я. – Разве Долгоруковы не бьют жен?.. Кстати, вы будете не Долгорукова, а Вадбольская. Из списков вашего рода вас вычеркнут, как это и принято в цивилизованном обществе, баба с воза – кобыле легше. Даже жаль тратить такую великолепную фамилию на вас… Впрочем, это ненадолго. Злые жены долго не живут. Либо тонут по неосторожности, либо с высоких лестниц падают, разини, и сворачивают шеи.

Её щёки побледнели, в глазах метнулся испуг.

– Вы не посмеете!

– После двадцати попыток меня убить? Не напомните мне с чего начались эти неприятные неприятности?

Она смолчала, я даже ощутил укол совести, не фиг спрашивать очевидное, и сама наверняка сто раз прокляла вечер, когда в непонятном раздражении наехала на меня, безродного и беззащитного в этом хищном мире.

Дальше молча прошли коридор, спустились в холл, слуги с важностью распахнули перед нами входные двери. В лицо пахнул чистый весенний воздух, наполненный влагой и свежестью, во дворе мои гвардейцы с винтовками в руках, у ворот целый десяток. Княжну враждебного рода встретили пристальными взглядами, но никто не сказал ни слова.

Водитель распахнул дверцу, Ольга молча села на заднее сиденье и замерла, глядя перед собой тупо и надменно. За моей спиной послышались шаги, подошла, придерживая обеими руками по бокам длинное многоярусное платье, графиня Румянцева и опустилась рядом, чопорная и полная достоинства, ведь на службе самого могущественного рода.

Я, держась рукой за открытую дверцу, наклонился к Ольге и сказал раздельно тем ласковым голосом, что круче угроз:

– Ваша светлость, я надеюсь, вы очень-очень заинтересованы, чтобы наша свадьба не состоялась. Приложите все усилия!

Я отступил от автомобиля, сделал знак охраннику на воротах, можно выпускать, ничего не сперли, я проверил.

Сюзанна сказала с весёлым упреком:

– Обижаешь бедную девочку!..

– Бедную? – спросил я. – Она в тыщу раз богаче меня. Если не в миллион.

Она смотрела с милой улыбкой, но в то же время с некоторым укором.

– Ты знаешь, о чем я. Она сейчас растеряна и перепугана, только не показывает виду, не желает выглядеть слабой, чтобы не позорить весь её воинственный и надменный род.

Я вздохнул.

– Да что вы всё о роде? А сами без рода что-то значите?.. Говорить о себе, как веточке на могучем древе Рода, даже как о листике… это же как не уважать себя!.. Род – это волчья стая, что бросается на защиту своего собрата по принципу «Наших бьют!», и пофигу, что тот наш – сволочь и подонок, но зато наш, а противники, хоть умные и справедливые, но враги, раз посмели обидеть нашего, любого нашего.

Она посмотрела несколько растерянно и обиженно.

– Вадбольский…Ты все переворачиваешь с ног на голову!.. Во что превратится любой род, если его упразднить?

– В общество свободных людей! – ответил я гордо и пафосно.

Она прищурилась.

– А не превратится это общество свободных, как ты говоришь, людей, из волчих стай в большое овечье стадо?

Я открыл и закрыл рот, Сюзанна смотрит с печальной улыбкой, такая умная и взрослая, хотя мы одногодки. Правда, женщины взрослеют быстрее, но, как мне кажется, взрослеют в определенных областях, которые нам мало интересны в силу доминантности.

Глава 6

Горчаков выскочил из автомобиля сияющий, крикнул с ходу:

– Знаешь, мне к тебе начинает нравиться ездить! Дорога удивительная – ни единой ямки, ни единой кочки! Да и сам ты удивительный. Настоящий медведь в своей берлоге, да ещё и с турецким кофе!

Я развёл руками, пропуская его в дом.

– Просто ты не видишь моих ямок и кочек. Они все внутри.

Он хлопнул меня по плечу, полный юношеского задора, и мы вошли в холл.

– Пойдём, выпьем кофию, расскажу новость!

Увидев мой озабоченный вид, поинтересовался:

– Опять Долгоруковы? Не надоело? Как медведи на пасеку, лезут и лезут.

– Наверное, – сказал я, – я и есть тот самый медведь. У них после зимней спячки в голове мутится от голода, на человеков даже нападают!

– А ты на кого напал? – ухмыльнулся Саша.

– Да так, – ответил я, разминая плечи. – Я после зимы какой-то заторможенный. Не успеваю имя спросить, а он уже почему-то не живой!..

Он хмыкнул, но смех его быстро стих.

– Да, медленный ты… Страшно медленный. И опасный.

Он рухнул в кресло, словно разом потяжелел. В этот момент в дверь постучали, и в кабинет заглянула румяная Любаша с подносом.

– Кофий принесла, ваше благородие.

Она расставила на столе изящные фарфоровые чашки. Я сделал глоток и поморщился.

– Любаша, в следующий раз неси кофий прямо в джезве.

Она дёрнулась, испуганно вскинула брови.

– В чём-чём?

– В турке, – пояснил я. – С турками мы знакомы больше, чем с Кавказом. Люблю горячий. И чашку мне побольше, в этот наперсток разве что для барышень.

– Барышни кофий не пьют, цвет лица портится, – возразила она.

– Ну и хрен с ними, нам больше останется. И сладости приноси сразу. Можешь восточные, можешь нашенские. Поняла? Как только я пришёл, так и неси.

Любаша, кивнув, убежала. Саша смотрел на меня с лёгким недоумением.

– Какой-то ты весь непорочный, Саша, – сказал я, переходя на «ты». – Признайся, в карты играешь? Стихи пишешь? Или хотя бы сдобные булочки лопаешь тайком под одеялом?

Он оскорблёно вскинул подбородок.

– Барон, вы меня обижаете!

– Ты прям Сюзанна, – усмехнулся я.

Но его лицо снова стало серьёзным. Я поспешил сменить тему.

– Саша, ну не хочу я жить привычной жизнью аристократа, понимаешь? Все эти обязательные посещения салонов, сплетни, интриги, попытки подставить друг друга, чтобы пролезть чуть выше… Я хочу сидеть в норке, никуда не высовываясь, и заниматься милым мне делом.

– Каким? – насторожился Саша.

– Совершенствовать мир, – ответил я кротко.

Он дёрнулся, заулыбался было, решив, что это шутка, но, всмотревшись в моё лицо, понял, что нет. Улыбка сползла с его лица.

– Юра, – сказал он очень серьёзно. – Ты нарываешься на что-то более опасное. Уже тем, что начал выпускать винтовки на своей фабрике, привлёк внимание оружейных князей, которые занимаются этим с древних времён. Пока ты мошка, но уже о тебе знают. Могут и прихлопнуть.

– Пусть сунутся! – буркнул я.

Он грустно улыбнулся.

– Ты сам сказал, что с развитием цивилизации всё больше способов прихлопнуть человека. Раньше можно было только дубиной по голове, а сейчас можно перехватить рынок, урезать финансирование, пустить слух, что у тебя винтовки взрываются, что ты английский шпиён, что батюшке-царю отвел глаза и пробрался к нему поближе, чтобы обесчестить его внучку Александру…

– Тьфу-тьфу! – перебил я. – Только не Александру! Кто-то там есть получше?

– Лучше Александры нет никого, – сообщил он категорически. – Потому что она внучка самого Императора, Самодержца Российского!

Я посмотрел на него исподлобья. Он что, всерьёз? Но решил уйти с этой сколькой темы.

– Кстати, ты же мне хотел новость рассказать?

– Во-первых, светлейший князь и канцлер Российской империи решил удостоить тебя аудиенцией…

Я остановился и с недоумением посмотрел на друга.

– Ты чего? Я не просил ни о какой аудиенции!

– Это я просил, – ответил он уже серьёзно. – Тебе обязательно надо доложить в верхах о своих изобретениях. И попросить помощи или просто – большего участия государства в твоей работе. Иначе всё упрётся в тупик.

– Думаешь, это точно нужно? В своё время Николай I запретил крепостным в гимназии ходить, потом запрет сняли. Иностранцам въезд запрещал, потом разрешил. Жителям выезд, потом, глядишь, и разрешат. Всё это указы, их можно отменить. А вот то, что промышленность России сейчас в худшем положении, чем когда-либо, это катастрофа. Её указом не исправишь. В Европе революция уже заканчивается, а мы только начинаем. Всё, что можем – сырьё продавать. А всё остальное покупаем за рубежом.

Горчаков посмотрел на меня с великим неодобрением.

– Ты с Луны свалился? Решил, что, если сделал что-то полезное для государства, оно тут же прибежит и расцелует? И пряник даст? Большинство так и умирают незамеченными. А у трона подхалимы да лизоблюды. Им твои новшества ну никак не нужны. Их нужно заставить увидеть пользу!

Лицо его потемнело. Я вздохнул.

Горчаков бросил взгляд на стены, где в массивных рамах висели уже другие портреты – я прикидывал, какие можно будет продать Тариэле и её подругам.

– Шикарно живёшь, – вздохнул он. – Главное, свободно.

– Я простой барон, – напомнил я. – От меня ничего не зависит. А ты сын верховного канцлера. На тебя все смотрят, оценивают, на тебя равняются.

Он вздохнул.

– В том-то и дело, – сказал он несчастным голосом. – Я понимаю, что равняться пока не на что. Разве что на мои идеальные костюмы, но это заслуга портных.

В этот момент дверь распахнулась, и Любаша внесла ещё один поднос с двумя большими чашками дымящегося кофе и тарелкой с горкой мелких, румяных пирожков.

– Хорошо у тебя, – сказал Горчаков с завистью. – И лопать можешь где угодно, и не по расписанию, как у нас…

Я довольно хмыкнул.

– В положении простого застоличного барона есть и преимущества! Ну так что, готовить мне речь для канцлера?

Он посмотрел на меня с удивлением.

– Ты уже готов ехать на аудиенцию к моему отцу?

Я покосился на большие напольные часы.

– Что, вот так сегодня?

– Завтра в двенадцать дня, – сообщил он. – Знаю тебя, так что заеду за тобой, проверю.

– Тогда подъезжай к дому на Невском, – попросил я. – Мне там надо быть…

– По семейным делам? – уточнил он. – Тётушка наседает?

Я лишь многозначительно поднял бровь, давая понять, что тема неприятна.

Горчаков понял без слов и лишь покачал головой, с наслаждением быстро хватая пирожки и забрасывая в рот, они по размеру не крупнее пельменей, и запивая их кофием. Только у меня и может так сладострастно нарушать строгие правила этикета и вообще правила, что регламентируют каждый шаг. Здесь, в этой комнате, он мог позволить себе быть просто Сашей, а не сыном светлейшего князя. И это было его маленьким, тайным бунтом.

– И, думаю, надо бы и Сюзанну пригласить на эту аудиенцию. – сказал он, насытившись.

Я удивился:

– А её зачем?

Он посмотрел на меня с лёгким недоумением, потом улыбнулся.

– Ты лучше расскажешь о сути, но именно она точнее ответит на все вопросы о финансировании, окупаемости и логистике. Без неё твои дирижабли так и останутся в глазах отца красивой игрушкой.

Я сдвинул плечами, осознавая правоту его слов.

– Ладно-ладно, тебе виднее. Она в доме, сейчас позову.

Стелс–режим жрёт слишком много энергии. А после последнего апгрейда, когда все дроны пришлось увеличить почти вдвое, «тёмных кристаллов» требуется тоже вдвое больше. Единственный вариант – замаскировать их как-то иначе, чтобы можно было обходиться без стелса. Вообще-то в Петербурге никто на небо не смотрит, оно даже летом затянуто неопрятными тучами, но на всякий случай я покрыл дроны снизу специальной краской, чтобы терялись на фоне облаков. Вдруг кто задерет голову? Верх трогать не стал – пока ещё никто не смотрит вниз из окон самолётов.

Но с тёмными кристаллами скоро придётся что-то решать. На первом уровне Щели я уже почти всё выбрал из легкодоступного, а на уровень ниже… там был уже не уголь, а нечто, для чего у меня просто не было названия. К счастью, человек двадцать первого века – это не человек девятнадцатого, для которого плоская Земля покоится на спинах трёх слонов. И если уж на то пошло, никому даже в голову не приходит спросить: если черепаха, на которой всё стоит, может на ходу ловить и жрать рыбу, то кто кормит слонов?

Если я хочу найти новые залежи, нужно искать другую, нетронутую Щель. Благо, при всей безобразности системы картографии России, удалось отыскать старые карты с их обозначением. Я в очередной раз подивился косному мышлению – люди обходили эти места стороной, как болота: «опасности нет, если не лезть, но утонешь, если полезешь». Вот и перестали лезть. Разве что спьяну, но такие обычно не возвращались.

Те Щели, где мы с суфражистками охотились на динозавров, я решил пока оставить. А вот новые могли скрывать и залежи угля побогаче, а в них – и новые запасы кристаллов.

– Мата, – отдал я мысленный приказ, – просканируй окрестности. Найди новую Щель. Желательно, с репутацией самой опасной и нетронутой. – Там уже были, – почти тут же отозвался её голос в сознании.

– Не наши. Совсем новые. Самые гиблые места.

– Щас всё сделаю!.. Мы ведь тоже опасные? – в её «голосе» был намёк на гордость.

– Любой человек опасен, – подтвердил я. – А уж то, что он вытворяет… так вообще.

– Когда выдвигаемся?

– Завтра у меня собеседование у канцлера, – ответил я с сожалением. – Но как только закончу – сразу в путь.