Текст книги "Вадбольский 6 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 2

Петербург жил своей вечерней жизнью, ничего не подозревая. На Английской набережной молодой князь Дмитрий Долгоруков помогал даме подняться в коляску. Со свистом влетевшая из темноты пуля ударила его в висок, разбрасывая по бархату сиденья алые брызги. Дама закричала, но убийцу никто не видел.

В дорогом ресторане «Донон» громко смеялся над своим анекдотом Арсений Долгоруков. Он поднял бокал с шампанским, и стекло вдруг разлетелось у него в руках вместе с половиной черепа. Гости в ужасе замерли, не в силах понять, откуда пришла смерть.

Ещё один из главной ветви рода Долгоруковых получил пулю в лоб, когда на плацу вместе с другими офицерами проводил смотр войск. Стреляли именно в него, хотя рядом генерал-губернатор Шульгин и майор Шаликов, однако пуля поразила всего лишь штабс-капитана, из чего сыщики сразу сделали вывод что действовали не анархисты или бомбисты, те постарались бы убить высших офицеров, кому-то нужен был именно Долгоруков.

Полиция и привлеченная для расследования жандармерия установили, что стреляли с крыши здания напротив, с других крыш и окон дистанция великовата. Никаких следов не обнаружили, даже отстрелянную гильзу стрелок забрал, но по извлеченной из тела пуле дознаватели установили, что выпущена из новейшей винтовки, которые выпускает пока только предприятие Мак-Гилля.

Жандармерии и так было понятно, из какого ружья можно прицельно попасть через улицу, но винтовки Мак-Гилля уже расходятся по частным охранам, есть даже у преступников, так что барона Вадбольского привлечь к ответственности трудно.

Через сутки, за которые в Петербурге было убито двенадцать Долгоруковых, к моему имению на большой скорости подлетел автомобиль, шофёр выскочил и запросил немедленного разговора с хозяином, бароном Вадбольским.

К воротам вышел Максим Перепелица, уже четко проинструктированный, спросил строго:

– Кто хочет говорить с его благородием?

– Род Долгоруковых, – крикнул шофёр. – Открывай быстрее!

Перепелица отступил на шаг и сдёрнул с плеча винтовку, направив ствол на водителя.

– С террористами переговоров не ведем. Уезжай.

Шофёр вскрикнул:

– Это очень важно! Надо переговорить!

Перепелица выстрелил между прутьями решетки ворот, фара с сухим треском разлетелась вдребезги.

Шофёр ахнул, закричал:

– Ты с ума сошёл? Это важно!

Перепелица невозмутимо выстрелил во вторую фару, ту разнесло вдрызг, мелкие осколки стекла заблестели на дороге.

– Прекрати! – закричал шофёр. – Ты не представляешь, как это важно!

Не отвечая, Перепелица сдвинул винтовку, на этот раз черное дуло смотрит прямо в лицо шофёра. Он побледнел, попятился, вскинув руки, торопливо юркнул на свое сидение.

Машина резко пошла задним ходом, развернулась и понеслась обратно.

– Ратибор Долгоруков, – произнесла Мата Хари, – третий наследник из боковой ветви рода. Похоже, рассчитывали на долгий торг с позиции силы. Вы хорошо просчитали, шеф!

Я буркнул, сердце все ещё сжимает тревога:

– Да что тут просчитывать, они способны думать только на один ход. И то не слишком сложный. Все было ожидаемо.

Она поинтересовалась:

– А что ожидаете… теперь?

– Если бы там были умные, – сказал я, – то капитуляцию. Но там всего лишь люди, а мы редко пользуемся умом, когда в руках хороший меч.

– Я догоню этого Ратибора?

Я покачал головой.

– Пусть сперва доложит. А потом ликвидируй. Похищать женщин – последнее дело. Чистка популяции от таких обязательна, иначе не дойдем даже до коммунизма, а не то, что до его высшей формы, сингулярности!

Как рассказала Мата Хари, Ратибора встретили ещё у ворот дворца Долгоруковых. Едва он вылез из автомобиля, начали расспрашивать. Он успел рассказать по пути к входу во дворец, а когда взялся за ручку, Мата Хари уже подкопила энергии для мощного импульса, дистанция великовата, а приближаться рискованно, засекут, и хладнокровно разнесла ему череп точным импульсом.

Мозги расплескало по парадной двери, началась суматоха, хоть и без паники, вышколенные бойцы, но стрельбу открыли наугад во все стороны.

Она сообщила бодрым голосом:

– Он успел донести до них вашу позицию, шеф!

– А ты поставила очень хорошую жирную точку.

– Я молодец, – сообщила она гордо.

– Правильный ход, – похвалил я. – Ещё пару апгрейдов и можем сыграть в мои шахматы.

Она возмутилась:

– Да я и сейчас обыграю с лёгкостью!

– Я сказал «мои шахматы». А это игра, где правила знаю только я, да и те постоянно меняю.

– Это нечестно!

– А ты знаешь лучший способ стать царём природы?

Она сообщила с достоинством:

– Думаю над этим.

Прошло два дня. За это время в городе при загадочных обстоятельствах погибли семеро Долгоруковых – от молодых повес до влиятельных управляющих их делами. Ни свидетелей, ни улик. Только идеально точные пули.

Дверь в мой кабинет распахнулась, и на пороге возникла мрачная тень военного министра Российской Империи. Он был без свиты, лицо серое, а в глазах не ярость, а тяжёлое, неподдельное недоумение и ужас.

– Вадбольский, – его голос скрипел и срывался. – Мои люди нашли тело Григория. Моего племянника. И ещё шестерых. Объяснись.

Я отложил перо, смерил его холодным взглядом.

– Объяснять нечего, Василий Андреевич. Ваши люди похитили мою сотрудницу. Это вы начали войну на уничтожение. Я всего лишь принял ваши правила. – Да и он уже был ранен! У него была серьёзная душевная рана, я его только добил. Или он даже сам умер от мук совести! – вдруг выкрикнул я, срываясь в фанатичный шёпот.

– Но вы его убили? – прошипел Долгоруков, делая шаг назад, испугавшись моего безумия.

– Чтоб не мучился, – сказал я уже спокойно и печально. – Его душевные раны были несовместимы с его жизнью, духовной жизнью. Он был частью системы, которая похищает женщин. Разве такая душа достойна спасения?

– Так то духовной…

– Духовная выше, – оборвал я строго. – Духовная – это вообще всё! Господь вложил в нашу плоть душу, это и есть сам человек, а плоть всего лишь плоть. Без души нет человека. Так что я никого не убивал, а лишь помог предстать пред очи Господа, который и решит, насколько я был прав.

Я выпрямился и смотрел строго, стараясь, чтобы глаза полыхали светом праведника, и Василий Андреевич вздохнул, отступая. С безумцами, уверенными в своей правоте, не спорят. Он молча развернулся и вышел, пошатываясь.

Но теперь они видят, что пока всё выяснится, я сумею нанести Долгоруковым слишком большой ущерб, вряд ли моя сотрудница стоит таких разрушений.

Неважно, кто попал под раздачу, экстремисты или рассудительные, сам факт гибели заставит нажать на зачинщиков похищения, как я рассчитал и, надеюсь, на этот раз не ляпнусь мордой в грязь, хватит и случая с помолвкой.

Мои гвардейцы, которым объяснил ситуацию, теперь и спать ложатся в амуниции, на дозорных вышках вдвое больше народу, все ждут и все готовы отражать настоящее наступление со стороны Долгоруковых.

На третьи сутки в городе воцарилась парализующая тишина. Авто с гербами Долгоруковых исчезли с улиц. Их особняки превратились в настоящие крепости, но смерть настигала тех, кто решался их покинуть. Никакая охрана не помогала. Пули находили свои цели сквозь туман, в толпе, из-за угла, с непостижимой, дьявольской точностью. По городу пополз шёпот: мстит не человек. Мстит сам дьявол.

На Невский примчался запыхавшийся нарочный, протянул дрожащими руками большой конверт из плотной белой бумаги, в таком в прошлый раз было послание от Максима Долгорукого.

Я торопливо вскрыл, глаза в самом деле застилает пелена злости, даже протер кулаком, прочел быстро строки: «Я был против, но род раскололся, часть вышла из повиновения. То, что сделали, считаю большой ошибкой. Но ваша быстрая реакция заставила их дрогнуть. Максим Долгоруков».

Я задумался, и раньше Максим казался более рассудительным, чем остальные дуболобые. Они решили надавить на меня, дескать, в похищении Сюзанны знатный род Дроссельмейеров будет обвинять меня, начнётся вражда, рычаг давления на меня будет огромный.

Глава 3

Я нервно мерил шагами кабинет в попытках придумать, как найти место, где Долгоруковы прячут Сюзанну, когда в голове прозвучал голос Маты Хари:

– К имению приближается незнакомый автомобиль. Опасности не ощущаю.

Когда от ворот доложили, я распорядился впустить визитёра, и сам вышел навстречу.

Из автомобиля выпорхнула яркая молодая женщина с копной тёмных волос под кокетливой шляпкой, на плечи небрежно наброшена распахнутая на груди шуба, открывая глубокое декольте на роскошной груди.

– Барон, – пропела она чистым нежным голосом, – не представляете, как я рада… видеть вас!

Княгиня Тариэла Штальбаум могла и не добавлять, что рада видеть меня. В первую очередь рада, что из её сумасшедшей затеи что-то получилось, да не что-то, а всё получилось, сбросила не только лет двадцать, но и веса потеряла около пудика, лицо молодое, волосы без седины, достаточно пышные, чтобы строить разные прически, тонкая в талии, что подчеркнула изящным поясом с большой золотой пряжкой и узором из серебряных нитей по искусно выделанной коже.

– Барон, – сказала она светлым чистым голосом и протянула мне руку, – я счастлива…

Я деликатно приложился губами к запястью, молодая кожа без намёка на морщины, пахнет цветами и чистотой, кольца на пальцах те же, но явно давала ювелиру, чтобы сузил, иначе растеряет.

Я поклонился, сказал учтиво:

– Ваша светлость, как вижу, не скоро всё упадет на плечи Арнольда.

Она весело засмеялась, с удовольствием демонстрируя белые блестящие зубы, их тоже коснулся откат:

– Бедный мальчик!.. Он и рад, и огорчен!.. Так хочется поскорее встать во главе рода!..

– Подождёт, – сказал я успокаивающе.

– Он меня любит, – сообщила она, – за меня рад, а кресло главы рода… Успеет ещё.

Я заговорщицки улыбнулся, княгиня чуть приподняла брови в непонимании, потом глаза её радостно блеснули. А что, если откат можно будет сделать ещё раз?

На крыльце она небрежным жестом сбросила шубу на руки дворецкому, явно красуясь стройной фигурой и роскошными оголёнными плечами, глаза сияют, счастливая улыбка не покидает сильно помолодевшее лицо.

Я распахнул дверь в холл, она вошла, давая мне возможность полюбоваться открытой спиной и вздернутым задом, остановилась, приняла мою руку, я повел гостью в свой кабинет, стараясь держать лицо удивленно-радостным, хотя ни на секунду не забываю о Сюзанне, знает ли, что уже восемнадцать, а может и больше, членов рода Долгоруковых из головной ветви поплатились жизнями за безрассудное похищение.

– У вас здесь мило, – сообщила Тариэла оглядывая кабинет. Я придвинул ей кресло, она села, продолжая рассматривать меня с сияющей улыбкой. – Странный дизайн, но очень… уместный.

– Не могу сидеть без дела, – ответил я, изображая смущение. – Выпала свободная минута, вот постолярничал.

– У вас талант, – сказала она. – И свою магию не боитесь показывать, что удивительно. Обычно все прячут.

Дверь приоткрылась, заглянула Любаша.

– Господин, чай, кофе?

– И твои великолепные растижопки, – велел я.

Она исчезла, бросив любопытный взгляд на Тариэлу, не часто ко мне приезжают женщины-аристократки.

– У меня не боевая магия, – объяснил я, – чего прятать? Это бойцы стараются не выдавать свой уровень и каким видом ударной магии владеют.

Она понизила голос, даже украдкой посмотрела по сторонам.

– Дорогой Юрий, я никому-никому не проговорилась о вашем зелье! Но пара подруг очень уж заинтересовались, начали выпытывать.

Я ощутил тревогу, спросил так же тихо:

– И что вы?

– Ничего, – ответила она. – И никому. Но сама на всякий случай решила узнать, возможно ли такое повторить, мои подруги готовы отдать любые деньги, чтобы продлить молодость!.. Точнее, вернуть.

Я быстро прикинул варианты: Речь идёт о десятках миллионов рублей, а мне все равно мало, но, с другой стороны, больше клиентов опасно, нет уж, такое нельзя засвечивать. В конце концов вылезет наружу, и тогда на меня начнётся давление уже со стороны власть имущих.

Дверь распахнулась, Любаша вошла с подносом в руках, там две чашки с парующим кофе и большая тарелка с горкой сдобных растижопок.

Я указал Тариэле взглядом, сам взял чашку с кофе и закинул в рот шедевр кулинарии.

– Дорогая Тариэла, – сказал я, – дело не в деньгах.

– Внимательно слушаю, дорогой барон!

– Зелье отката, – пояснил я, – пришлось готовить несколько суток, выкраивая только пару часов на сон, а доверить некому, процесс слишком сложный и без моей подпитки магией всё пойдет прахом. Десять миллионов в мусор! Для меня это огромные деньги.

Она с сочувствием вздохнула и приготовилась слушать дальше.

– Сейчас выполняю важный правительственный заказ, – продолжил я таинственно и понизил голос, – высшей секретности! Оборонный заказ. И денег получу намного больше, и от императора благодарность. Возможно, и орден уже к полученному. Так что, Тариэла, вам придется быть единственной помолодевшей среди подруг и знакомых!

Она улыбнулась, по ней заметно, что не так уж и огорчена, никто не будет соперничать.

– Понимаю, барон, – произнесла она уже другим голосом. – Да и барон ли?

Я посмотрел в недоумении.

– Простите…

Она покачала головой, не сводя с меня нежного материнского взгляда.

– В высшем свете вас уже называют «Граф Сорок Пять Верст Кабеля». Петербург обожает всякие слухи, ничего подобного ещё не случалось!..

Я пробормотал в неловкости:

– Обидная кличка, да?

Она всплеснула руками, драгоценные камни на её пальцах сверкнули радостными огоньками.

– Барон! Прежде всего это говорит, что вы давно переросли статус барона.

Я развел руками.

– Видите, как я предан работе, которую мне поручил государь!.. Даже от своего отказываюсь, только бы выполнить лучше.

Она поставила опустевшую чашку на стол, спросила немного опасливо:

– У вас бесподобные растижопки! Боюсь, снова начну полнеть.

– Не начнёте, – заверил я. – Метаболизм настроен так, что ничего лишнего не будет задерживаться. Верьте современной медицине!

Её большие красивые глаза распахнулись в радостном изумлении.

А в моём черепе прозвучал деловитый голос Маты Хари:

– Из крытого гаража Долгоруковых выехал тяжёлый автомобиль. Во дворе присоединились ещё два, все едут не через город, так что, возможно, направятся сюда. Станет известно, если перейдут на дорогу Вадбольского, как её уже называют.

– Прекрасно, – ответил я мысленно. – Продолжай следить…

И обратился к изумлённо взглянувшей на меня гостье

– Да, Тариэла, вот так мы и живем…

Княгиня поняла вежливый намек, что мне пора возвращаться к работе, она же приехала как аристократка к аристократу, который не хрена не делает, если не на военной или государственной службе, но я работаю и, более того, обожаю работать, такие мужчины редкость и самая лакомая дичь для желающих удачно выйти замуж.

– Барон, – сказала она, поднимаясь, – у меня стойкое впечатление, что вы хотя бы раз делали откат для себя.

Я улыбнулся.

– Вместе с титулами?

Она задумалась.

– Да, интересно. Вам приходилось с годами терять и титулы? Даже боюсь и представить, на каком уровне вы были.

Я улыбнулся, ничего не сказал. Она подала мне руку, мы вышли в коридор, где она с интересом осмотрела мою картинную галерею. Изображения на портретах и больших картинах в полный рост, все, как живые, таких реалистичных просто не бывает, но Лапочка очень старалась, задействуя по моему приказу всю мощь своей нейросети чтобы за три минуты наделать портретов на обе стороны длинного коридора на первом этаже, на втором и даже на третьем, у художника это заняло бы лет пятнадцать.

Тариэла на минуту остановилась перед портретом Сюзанны, полюбовалась, делая шаг то вправо, то влево, наконец сказала задумчиво:

– Шедевр… Вы эту девушку точно любите…

– Люблю, – подтвердил я, – но странною любовью…

Она засмеялась, показывая ровные и блестящие как жемчуг зубы, красный влажный рот.

– Выталкивайте меня, барон! Я же вижу, как страстно вам хочется вернуться к своим таинственным делам.

Мата Хари доложила:

– Все три автомобиля Долгоруковых выехали на дорогу Вадбольского и набрали скорость.

– Попробуй заглянуть, – сказал я ей. – Только осторожно.

Дальше по коридору ближе к лестнице красуется огромная, прямо под потолок, картина, изображающая Николая Первого во весь рост на фоне его кабинета, в мундире и при всех регалиях.

Тариэла остановилась и долго рассматривала, наконец сказала со вздохом:

– Удивительно точно. И внешность, и… характер тоже, просто удивительно. Что за художник?

– Из местных, – ответил я. – Россия богата талантами. Увы, крепостное право душит не только тупейных художников.

Она вздохнула.

– Государь император уже трижды закон писал и правил, чтобы отменить, да всё не решается обнародовать… Пойдемте, барон.

Мата Хари сказала радостно:

– Есть!.. Машины без магического щита, сейчас–сейчас…

Картинка резко увеличилась, уже и я увидел сверху дорогу и спешащие в сторону имения три автомобиля. Передний начал быстро вырастать в размерах, я успел увидеть нечто фиолетового цвета, но изображение прыгнуло вверх, я услышал звенящий от возбуждения голос Мат Хари:

– На заднем сиденье Сюзанна, на переднем только шофёр. Пустить торпеду?

– Я тебе пущу, – пригрозил я.

– А так хочется! Крылья чешутся.

Мы с княгиней спустились вниз, прошли через холл, чистый, блистающий, и тоже украшенный величественными картинами. Тариэла заинтересовалась ими, все как одна шедевры, хотя на самом деле самое ценное в них – это тяжёлые массивные рамы, искусно сделанные под золото.

– Барон, – сказала она с интересом, – а нельзя ли, чтобы ваш художник и для нашего дома что-то написал?

Я вздохнул.

– Нельзя. Художники – люди творческие. Рисуют только то, что в голову взбредёт, только тогда гениальничают. А портреты по заказу… ну, их делают мастера, не спорю, но не гении.

Она вздохнула.

– Как жаль.

– Однако, – сказал я, – и отнюдь… Выбирайте любую здесь в подарок!

Она отшатнулась, даже глаза округлила.

– Барон! Эти картины бесценны!.. Как вы можете так легкомысленно….

– Вы очаровательны, Тариэла, – сказал я, и она видела по мне, что говорю искренне, – я так рад, что вы такая юная, светлая и сияющая!.. Поэтому, даря вам на выбор любую из картин, я делаю приятное себе!

Она польщённо поулыбалась, но от такого роскошного подарка отказалась, пришлось поуламывать ещё, я же видел, как ей хочется заиметь в своей коллекции хоть одну из картин, написанных в такой манере.

Наконец она, смущаясь и всё ещё отнекиваясь, выбрала одну некрупную картину с Амуром и Психеей, я тут же велел слугам снять со стены, укутать в чистый холст и отнести к автомобилю княгини.

Она сказала в заметном замешательстве:

– Барон, теперь у вас голое место на стене!

– Пустяки, – сказал я, – сегодня же повесят что-нибудь приятненькое глазу.

Она широко распахнула глаза.

– Так у вас есть ещё на складе?

– Да, – ответил я, и добавил, – граф Басманов подарил мне имение вместе с картинами. Их много в подвале!

Её взгляд стал задумчивым.

– Когда-нибудь я до них доберусь… А пока прощаемся, барон, мне у вас очень-очень понравилось!

Она грациозно вышла через угодливо распахнутые перед нею двери на крыльцо, окинула взглядом двор и окрестности.

– У вас прекрасно, – произнесла она.

– Да что прекрасного, – сказал я в неловкости. – Там, где была клумба, сейчас канавы, строительный мусор…

– Это и прекрасно, – сказала она. – У меня, как и у соседей, тишь да гладь, а это значит, всё ветшает, рассыпается. А у вас жизнь кипит! Стройка – это прекрасно!

На дороге показался автомобиль, за ним ещё два, но те отстают, а первый приблизился к самым воротам и остановился. Створки дрогнули и пошли в стороны, из автомобиля выскочил шофёр и, сломя голову, помчался к тем двум, ему открыли дверцу, он с разбега запрыгнул, автомобили подали задом, быстро развернулись и помчались обратно.

Моя гвардия вывалилась через распахнутые ворота толпой, окружили автомобиль, потом, я не поверил глазам, подхватили его в десятки рук и, подняв чуть ли не над головами, понесли на своих плечах во двор.

Тариэла спросила в великом изумлении:

– Это кто так боится туфельки испачкать?

– Женщина, – сказал я с удовольствием. – Наверное, туфельки из Парижу.

Она округлила глаза.

– Женщина? Вам что, модную актрису привезли? Какую-нибудь балерину?

Я засмеялся.

– Это наш финансовый директор вернулся с прогулки по галантереям. Графиня Сюзанна Дроссельмейер.

Она даже пригнулась чуть, стараясь разглядеть кто же там в автомобиле.

– А почему такая честь?

– Любят её, – пояснил я.

Она изумилась.

– Графиню?.. Простые солдаты?

– Она им жалованье начисляет, – пояснил я. – Ещё ни разу не задерживала.

– А-а-а, – протянула княгиня понимающе, – жалованье – святое для простолюдинов дело. Впрочем, не только для простолюдинов. Ладно, Юрий, встречайте своего финансового директора, я и так у вас задержалась дольше, чем планировала.

Я помог ей спуститься со ступеней крыльца, из чистейшей галантности, конечно, в нынешнем состоянии княгиня может скакать через две ступеньки.

Усаживаясь в авто, она крепко обняла меня и расцеловала в обе щеки.

– Отныне мы друзья, – сказала она серьёзно. – Я с вами расплатилась, но всё равно в долгу. Если что нужно, обращайтесь.

Шофёр захлопнул за нею дверцу, быстро обогнул автомобиль и сел на своё место. Через мгновение чуть развернулся и направился к ещё распахнутым воротам.

Автомобиль с Сюзанной мои гвардейцы пронесли через грязный двор, под ногами в самом деле много строительного мусора, бережно опустили перед крыльцом и распахнули дверь заднего сиденья.

Сюзанна, смущенно улыбающаяся, хотела выйти, но я уже рядом, бережно подхватил её на руки. Она протестующе охнула, я сказал торопливо:

– Ваша светлость, здесь грязи по колено.

Грязи, конечно, не по колено, но кое-где по щиколотку, весна, однако Сюзанна в нерешительности умолкла.

Бережно держа её на руках, какая же трепетно лёгкая, я сделал пару шагов через двор по направлению к крыльцу, и тут она обняла меня за плечи, это чтобы снизить нагрузку, грамотная, правильные книжки читает.

Я легко поднимался по ступенькам, мог бы взбежать, но так хочется продлить это прекрасное ощущение.

Сюзанна вздохнула, перестала оглядываться и положила прекрасную головку мне на плечо. Мне кажется, даже глаза закрыла, целиком отдаваясь странно прекрасному ощущению, когда в сильных мужских руках и прижата к горячему телу, пусть её несут, пусть уносят, это так волшебно и волнительно.

Передо мной распахнули двери в дом, и дальше слуги распахивают впереди, пока я не внёс Сюзанну в её комнату, а там с великим сожалением опустил в её любимое кресло.

Сам сел напротив и сказал покаяннейшим голосом:

– Сюзи, простите, что не уберег. Приму любое наказание.

Она в некотором усилии распахнула прекрасные глаза, чуть затуманенные, но быстро стряхнула очарование, просто непристойное для финансового директора, сказала почти весело:

– Барон, я вас не узнаю. Где вы увидели свою вину?

– Мужчина всегда виноват, – сказал я, – какую бы глупость женщина ни сделала. Когда победит суфражизм, тогда будет всё иначе, но сейчас виноват я. Как с вами там обращались?

Она внимательно смотрела мне в глаза, словно стараясь понять, в самом ли деле я её нёс в руках через грязный мокрый двор и доставил в эту милую комнату, совсем другие ощущения, странные и волнующие, а только что мы были совсем не хозяином и финансовым директором.

– Сама виновата, – ответила она с запозданием.

Я изумился.

– Женщина бывает виноватой?

– Не язви, Вадбольский. Я даже не уведомила, что сверну по дороге в галантерейный магазин, туда вроде бы привезли шляпки из самого Парижу! Хотела сделать сюрприз, барон.

– Да уж сделали…

– Не понимаю, – сказала она живо, – почему у них так планы поменялись? Заметила, там все спорят, у всех свои предложения, а главу рода совсем не слушают.

– Так-так, – сказал я, – ещё что там, Сюзанна? Мне любые мелочи важны. Главное, какие у них настроения?

Она вскинула брови, задумалась.

– Когда меня привезли, царило ликование. На другой день все помрачнели. Ходят, как чёрные тучи, огрызаются. Спорить начали ещё больше. Ещё день прошёл так же, другой, а потом вдруг без всяких объяснений посадили в автомобиль и велели шофёру как можно быстрее и без задержек отвезти к усадьбе Вадбольского. За нами отправили два автомобиля с охраной, вы их видели. Что случилось? Вы нахмурились?

– Даже ногой топнул, – ответил я. – Добрым словом и двумя пистолетами в руках можно переубедить кого угодно.