Текст книги "Вадбольский 6 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5

На следующее утро меня разбудил Василий.

– Ваше благородие, нарочный из дворца. Вам повестка.

Небольшой лист плотной бумаги извещал, что барону Юрию Вадбольскому надлежит явиться в Зимний дворец для дачи пояснений по вопросу, касающемуся улучшения медицинского обеспечения действующей армии. Подписано: «Заведующий Собственной Е. И. В. канцелярией, генерал-адъютант Рейнгольд».

Я ещё лежал в постели, размышляя, не является ли это ловушкой Долгоруковых, когда дверь распахнулась. Войдя, Сюзанна замерла на пороге. Её строгое деловое платье без лишних украшений составляло разительный контраст с моим только что пробуждённым видом.

– Прости, что врываюсь, – сказала она, не скрывая деловой торопливости.

– Ну? – лениво поинтересовался я. – Удалось наловить чего-то, кроме блох в кружевах?

Вместо ответа она достала из складок платья маленькую, в сафьяновом переплете, записную книжку, открыла, перевернула несколько страниц, где поля были испещрены ещё более густыми пометками, уперлась пальцем в одну из аккуратных строчек, её голос прозвучал ровно и чётко.

– Пока ты вчера демонстративно удалялся, я поговорила с нужными людьми. Двое из министерства финансов, один близок к канцелярии военного министра.

Я сел на кровати, сон как рукой сняло.

– Во-первых, слух подтвердился. Долгоруковы через подставных лиц действительно скупают акции Уральских горных заводов. Но не все подряд, а конкретно те, что имеют проблемы с логистикой и современным оборудованием.

Она протянула мне раскрытую книжку, и, слегка наклонившись, уперлась пальцем в одну из аккуратных строчек. Её палец скользнул ниже, выхватывая из моря записей ключевые имена и цифры.

– Они готовятся к резкому росту спроса на сталь. Видимо, уже понимают, что твои винтовки, это только начало.

Я кивнул, пробегая глазами по строчкам. Это было логично и даже дальновидно с их стороны.

– Во-вторых, и это главное… – Сюзанна снова перелистнула страницу и на секунду замолчала, давая возможность самому увидеть подчеркнутую фразу о «высочайшем повелении по углублению фарватера».

– Казна выделяет на это огромные средства. Старые методы не справятся. Нужны новые решения.

Она сделала паузу. Я медленно откинулся на подушку, мысленно прокручивая открывающиеся перспективы.

– Динамит, – тихо произнёс я. – Им нужен будет динамит. В промышленных количествах.

– Именно, – твёрдо согласилась Сюзанна – И тот, кто первым предложит технологию, получит государственный заказ. Долгоруковы, судя по всему, уже учуяли это. Их интерес к твоим заводам – не только к винтовкам. Они хотят получить в свои руки всю твою производственную базу.

Она снова сделала небольшую паузу.

– Так что твой уход был не просто позёрством, Вадбольский. Он был сигналом. Ты лишил их уверенности. И подарил нам время.

Я взглянул на чертежи дирижабля, лежавшие на соседнем столе. Война действительно принимала новый оборот.

– Время, – повторил я. – Значит, работаем. Завод по производству динамита становится нашим приоритетом.

Сюзанна усмехнулась.

– Я уже составила предварительную смету и список поставщиков. Завтра с утра начнём. Но это еще не всё, что я хотела тебе сказать.

Она протянула мне второй плотный лист бумаги, похожий на тот, который принёс Василий.

– Это копия того приглашения, которую доставили тебе. Вчерашний вечер принёс плоды.

Она открыла блокнот на последней странице, испещрённой её твёрдым почерком.

– Помимо тех троих, я имела продолжительную беседу с чиновником из Военно-медицинского ведомства. Он был весьма разговорчив. Потери в госпиталях от гангрены и болевого шока достигли чудовищных цифр. Лейб-медик Арендт бьёт во все колокола, но бюрократическая машина тормозит внедрение даже готовых решений, того же наркоза.

– И мой протокол по хлороформу попал к нему?

– Не протокол, а твоё имя, – её губы тронула холодная, торжествующая улыбка. – Этот чиновник, желая выслужиться, внёс его в докладную записку на высочайшее имя как «одного из перспективных специалистов, предлагающих практические решения». Видимо, для веса. А император, помня твои винтовки, повестку подписал. Понимаешь? Твоя репутация работает. Тебя вызывают не как обвиняемого, а как эксперта.

Она сделала паузу, глядя на меня с предельной серьёзностью, и наконец закрывая книжку и пряча её обратно.

– Забудь сейчас про дирижабли и динамит. Твоя задача сегодня одна – говорить только о медицине. О полевых наборах для наркоза, о стандартизации, об инструктаже фельдшеров. Предложи им готовое, простое и дешёвое решение. Получишь карт-бланш от военного ведомства, сможешь протолкнуть что угодно потом. Провалишь эту аудиенцию, двери закроются надолго. Вставай, в императорском дворце не любят ждать.

Она развернулась и вышла, оставив меня наедине с грохочущей мыслью в висках. Всё было поставлено на кон. Но впервые я ехал во дворец не как мятежный выскочка, а как специалист, в котором нуждалась сама империя.

Рейнгольд вёл меня быстрым шагом по бесконечным коридорам Зимнего дворца. Наш путь лежал к тяжёлым дубовым дверям с лаконичной табличкой «Канцелярия Военного Министерства».

– Граф Пален уделит вам полчаса, – бросил Рейнгольд, понизив голос. – Его поддержка решающая. Он человек дела, ценит конкретику. Покажите ему не «чудо», а расчёт. Лейб-медик Арендт уже доложил Его Величеству о ваших медицинских изысканиях, но окончательное решение за военным ведомством. Я нервно теребил в кармане футляр со шприцами и ампулами, мысленно репетируя объяснения для скептичных генералов.

Внезапно из-за поворота появилась женская фигура. Я едва успел отступить в сторону, чтобы уступить дорогу, как Рейнгольд замер в почтительном полупоклоне.

– Ваше Императорское Высочество…

Перед нами была Великая княжна Ольга Николаевна. Высокая, стройная, с умными и немного грустными глазами, она воплощала в себе достоинство и лёгкую отстранённость царской дочери.

– Рейнгольд, – кивнула она своим мягким, мелодичным голосом. Её взгляд скользнул по мне, задержавшись на мгновение с лёгким, неподдельным любопытством. В Зимнем редко видели незнакомых молодых людей в скромном, непарадном сюртуке.

Рейнгольд, не разгибаясь, поспешил представить меня:

– Его благородие барон Вадбольский, который однажды оказал помощь его высочеству цесаревичу…

Ольга Николаевна слегка оживилась.

– Ах, да, я слышала эту историю. Благодарю вас, барон, за смелость. – Она произнесла это без намёка на высокомерие, с искренней теплотой.

– Пустяки, ваше высочество, – пробормотал я, кланяясь. – Долг всякого верноподданного.

Я взглянул на Рейнгольда, дескать, любезностями обменялись, надо топать дальше. Рейнгольд усмехнулся, кивнул.

– Да-да, барон, надо идти. Ваше высочество…

Он поклонился цесаревне, я сделал с ним шаг дальше по коридору, как нам в спины долетел чистый нежный голос:

– Но мы должны наградить вас, барон.

Я сказал испуганно:

– Нет-нет, ваше императорское высочество!.. Ничего не надо. Забудьте о такой ерунде.

Мы стояли в неловкой паузе. Я чувствовал, как Рейнгольд ловит её взгляд, словно ожидая дальнейших указаний. Княжна, казалось, хотела что-то сказать, но сдержалась, лишь ещё раз кивнула и проследовала дальше по коридору в сопровождении фрейлины.

Рейнгольд вытер платком лоб, хотя в коридоре было прохладно.

– Фу-у… Везёт же вам, барон, на высочайшие встречи. Идёмте, министр не любит ждать.

Я поспешно двинулся по коридору, ухватив Рейнгольда за рукав. Мы прошли несколько шагов, он наконец высвободил руку и сказал с удивлением:

– Что с вами, Вадбольский? Так страшитесь получить что-то из рук императорской семьи? Другие готовы на любые жертвы, только бы…

Я прошипел:

– У меня есть все, что мне надо. На хрена попу баян, когда есть кадило? Простите за грубость, ваше сиятельство, но минуй нас барский гнев и барская любовь, как кто-то сказал пророчески, у нас же много пророков? Я хочу сидеть в своей скорлупке и не высовываться в этот сложный мир!

– Ладно-ладно, – ответил он, – как скажете. Хотя я вас в чем-то понимаю. Но жизнь обязывает! Многие хотели бы сидеть в скорлупке. Но, увы, нельзя! Мы частицы общества. Потому, сцепив зубы, вылезайте из скорлупки, хоть и страшно, общайтесь, действуйте… что вы успешно и делаете.

Я бросил последний взгляд на удаляющуюся фигуру княжны. Эта случайная встреча была ещё одним знаком, знаком того, что моя жизнь уже не принадлежит мне. Я шагнул в этот мир, и теперь его обитатели, императоры, княжны, министры, стали частью моей реальности, хочу я того или нет.

Кабинет графа поражал аскетичностью. Никакой позолоты, только карты на стенах, заваленный бумагами стол и суровый мужчина с орлиным профилем, чей взгляд казался способным просверлить броню.

– Барон Вадбольский, – произнёс он, не предлагая сесть. – Лейб-медик Арендт представил заключение по вашим опытам с обезболивающими средствами. Армейские хирурги бьют в набат, потери от болевого шока после ампутаций превосходят боевые. Вы утверждаете, что нашли решение?

Я стоял по стойке «смирно», чувствуя, как под мундиром холодеет спина. Это был не светский разговор, а доклад начальнику.

– Так точно, ваше сиятельство. Речь идёт не о новом средстве, а о стандартизации и усовершенствовании метода ингаляционного наркоза. Я лишь систематизировал имеющиеся наработки господ Пирогова и Иноземцева.

– Эфир? – брезгливо поморщился граф. – Он капризен, требует сложных аппаратов. В полевых условиях неприменим.

– Совершенно, верно, ваше сиятельство. Потому я предлагаю сосредоточиться на хлороформе. Он стабильнее, аппаратура для его применения проще и портативно. Мною разработан полевой комплект, который может нести один санитар.

Я сделал паузу, давая ему переварить информацию.

– Осмелюсь заметить, что эффективность анестезии уже доказана трудами самого Николая Ивановича Пирогова. Вопрос в её массовом и безопасном применении на фронте. Для этого требуются не столько деньги, сколько организационные решения: утверждённая инструкция, краткий курс для фельдшеров и налаженное производство самих препаратов и аппаратов.

Пален молча взял со стола лежавший там доклад, пролистал его.

– Арендт пишет, что вы разработали и некое… таблетированное болеутоляющее? Для послеоперационного периода?

– Так точно. Оно не заменит наркоз, но позволит сократить страдания раненых при транспортировке и облегчит работу госпиталей.

Он отложил доклад и уставился на меня своим пронзительным взглядом.

– Почему военное ведомство должно доверить это вам? У нас есть Академия наук, есть медико-хирургическая академия.

– Потому что они будут обсуждать и испытывать год, ваше сиятельство. А пока они обсуждают, солдаты умирают. Я же предлагаю готовое, проверенное решение и беру на себя организацию производства и обучения. Мой партнёр, Мак-Гилль, уже подыскал помещение для мастерской.

Граф несколько секунд смотрел на меня, затем резко кивнул.

– Хорошо. Рейнгольд, – он повернулся к камергеру, – устройте барону аудиенцию у императора. Немедленно. Это важнее, чем все донесения с фронта… Его Величество интересуется всем, что может сохранить жизнь солдатам. Доклад чёткий, без лишней воды. Это производит лучшее впечатление.

Глава 6

Пока дожидался аудиенции, в моей голове роились мысли. Как донести до императора простую истину? История давала нам жестокие уроки. После восстания Декабристов к казни приговорили тридцать шесть человек, пять через четвертование, остальных через отсечение головы. Василий Игнатьевич должен был умереть на плахе, но Николай при конфирмации смягчил приговор, заменив четвертование на повешение, а отсечение голов – на каторгу. Всего то!.. При Петре I казни исчислялись тысячами. Будь декабристы при Петре Первом, на плаху пошли бы сотни дворян, а в Сибирь – тысячи. И вообще казнь пяти декабристов была единственной казнью за все тридцать лет царствования Николая I.

Но для меня сейчас самое главное – император наконец-то ощутил: мир меняется стремительно. Нужно и Россию менять быстрее, чем он полагал в своей осторожности. Да, будут волнения, будут бунты, будут разные смуты, но Россия справится и выйдет из огня обновленной, удивляя и ужасая соседей возросшей мощью. А настоящая мощь, которую нужно вдалбливать государю, не в большой армии, а в мощной индустриализации страны, повышении статуса ученых и предпринимателей. К концу его правления уже начала создаваться конкурентоспособная промышленность. Возросло производство сахара, фарфора, изделий из кожи, начали производить не только первые в России станки, но даже… паровозы! Именно по его указу началось строительство шоссейных дорог: Петербург–Москва, Москва–Иркутск, начали строить железные дороги руками таких энтузиастов, как мы с Мак-Гиллем.

Аудиенция у императора была совершенно иной. Рейнгольд деликатно постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул её, пропустив меня. Переступил порог.

Кабинет Николая Первого: просторный, два больших стола, ни одного дивана, только стулья с подлокотниками, зелёные стены, на которых несколько картин, самая крупная – панорама сенатской площади. Яркая люстра над столом, на втором столе многочисленные письменные принадлежности «про запас» и высокий прозрачные стакан с десятком уже очиненных перьев.

В кабинете светло и чисто, воздух свеж, вот окно раскрыто. Император не курит, не пьет, питается правильно и образцово, потому здоровье железное, но всё же вид усталый, а под глазами тёмные мешки, что и понятно: война не ограничится турецким берегом, а придет и на российскую землю.

Он быстро-быстро строчит пером по бумаге, на меня поднял взгляд бесцветных глаз навыкате и тут же вернулся к написанному.

Я замер в неподвижности, не зело лепо сбивать монарха с мысли. Наконец император дописал, посыпал мелко просеянным песком из прозрачного стакана и отодвинул лист в сторону, пусть чернила просохнут, внимательно посмотрел на меня.

– Нам доложили о ваших изысканиях, барон, – голос императора был ровным, без эмоций. – Говорят, вы нашли способ облегчить страдания раненых?

Он смотрел на меня пристально, оценивая.

– Ваше величество, вы уже знаете про моё болеутоляющее зелье. Я его совершенствую по мере возможности. Очистил, от склянок перешёл к порошку, а теперь вот пробую превратить в таблетки. Анестезия… это то же самое болеутоляющее, только мощнее. И не я его придумал, а Уильям Мортон. А у нас уже десять лет эфирный наркоз применяют Федор Иноземцев и Николай Пирогов.

Он смотрел на меня пристально, что-то обдумывал, наконец уточнил:

– А почему говорят, что ваш наркоз лучше?

– Он не лучше, – ответил я неуклюже, – просто переносится легче…

– Ну-ну, дальше.

– Ещё он дешевле…

– Теплее, теплее…

– И с ним, – закончил я со вздохом, – проще работать.

Он коротко усмехнулся.

– Мне передали докладную записку, что под анестезией можно делать любые сложные операции, хоть ноги отпиливать, а раненый просто спит. А без анестезии многие умирают от боли. Войн меньше не будет, так что, барон, нужно сделать всё, чтобы спасать раненых. Что для этого нужно?

Я ответил замедленно:

– Ну… этиловый спирт или закись азота, его ещё называют веселящим газом, можно диэтиловый эфир, а лучше всего недавно открытый хлороформ… Но обязательно отдельная категория врачей, потому что наркозом и здорового убить нетрудно, если не рассчитать дозу с великой точностью.

Он смотрел на меня внимательно, я даже подумал, а вдруг вздумает назначить меня главным по производству хлороформа, но это вызовет взрыв негодования, если поставить мальчишку руководить коллективом императорских ученых, а самодержец или не самодержец, но с мнением общества приходится считаться.

– Спасибо, – сказал он в конце концов. – Сейчас летняя сессия?

– В мае, – ответил я. – Ваше величество может меня от неё освободить?

Он вздохнул, покачал головой.

– Увы, не могу. Не в моей власти. Я могу закрыть весь Лицей, но вмешиваться в учебный процесс не вправе.

– А я думал, что могут короли…

– Так то всего лишь короли.

Император снова коротко усмехнулся, и в его усталом лице на мгновение мелькнула тень чего-то похожего на одобрение.

– Ваши слова, барон, имеют смысл. Мы дадим соответствующее распоряжение Военному министерству. Рейнгольд, проводите.

Я отвесил низкий поклон и вышел. Тяжесть спала с плеч. Я не просил невозможного, не читал проповедей о прогрессе. Предложил конкретное, пусть и скромное, решение. И этот прагматичный подход сработал. Дорога для будущих дел была открыта.

Я поклонился и вышел из кабинета, чувствуя на себе тяжёлый, сверлящий взгляд монарха. В голове гудело. Сказал ли я слишком много? Или слишком мало? Эту внутреннюю тревогу нужно было немедленно заглушить действием.

Машина, которая должна отвезти меня домой уже ждала меня, но едва я пересёк порог в анфиладу парадных залов, как меня перехватил князь Воронцов. Его лицо выражало смесь укора и любопытства.

– Бедовый вы, барон… или сумасшедший. Так разговаривать с императором! И не боитесь?

Я покачал головой, стараясь сбросить с себя напряжение только что закончившейся аудиенции.

– Знаю, перебарщиваю, но… он же не дурак, полагаю. Не совсем умный, но честный, любит Россию, болеет за неё и старается всё для неё делать. Меня он невзлюбил ещё больше после нападения англо-французского флота на Крым, но понял, я просчитываю будущее лучше его придворных советников. Потому, Михаил Семёнович, я для него полезен. Как живой барометр, предсказывающий бурю.

– В смысле, поверил бы вам тогда, войны удалось бы избежать? – уточнил он, вглядываясь в меня.

– Возможно, – ответил я уклончиво, но уже переводя разговор в стратегическое русло. – Но суть не в этом. Нам и в будущем не дадут добить Турцию. Не в Турции дело. Нам в любом случае не дадут захватить Дарданеллы.

– А чем им слабая Турция лучше?

– Слабой Турции можно навязать договор о свободном проходе через пролив, а с Россией такое не пройдет. Кстати, и тогда, если бы нас не остановили в Крыму, а мы бы разбили Турцию и захватили Дарданеллы, не факт, что нам бы позволили владеть ими. Пришла бы не только Англия с Францией, а вся Европа. И мы потерпели бы поражение куда более сокрушительное.

Он задумался, поглядывая на меня исподлобья.

– Странный вы юноша…

– Почему? – удивился я. – Что не пью, не увлекаюсь азартными играми, не волочусь за барышнями…

Он кивнул.

– Да-да, об этом уже доложили мои люди. Даже предположениями поделились. Правда, ещё двое, наблюдавшие за вами, их развеяли, но сообщили, что человек вы очень осторожный, женщинами для своих нужд пользуетесь весьма практично, но близко связываться не рискуете, что удивительно, хотя и похвально. Предпочитаете общество тех, кто вас точно не заставит жениться.

– У вас хорошая разведка, – признал я. – Надеюсь, насчёт иностранных шпионов в наших ведомствах тоже всё знаете?

Его лицо посуровело, на миг даже показалось несчастным. Что и понятно – за мной шпионить легко, а за кадровыми разведчиками не так просто. Да и могут просто не позволить.

В этот момент к нам подошёл другой сановник, главноуправляющий государственными имуществами, щёголь в сверкающем мундире

– О чём это вы, князь, столь оживлённо беседуете с нашим юным дарованием?

– Простите, – сказал я с сарказмом, обращаясь к новоприбывшему, – я не должен задавать такие вопросы главноуправляющему, но скажите, у вас мундир из габардина?

Он ответил с возмущением, гордо выпячивая грудь, унизанную орденами:

– Как можно? Это чистейший гродетур от поставщика двора Его Императорского Величества! Он выше по качеству гроденапля, гродерьена и даже гродешина из Китая! Не уступает гробарру, и уж куда лучше берлинского гродеберлена и дороже гродефлоранса!

Я даже обалдел от этого водопада никому не ведомых терминов.

– О, ваше сиятельство знаток… И все тонкости этого сукна… простите, материала, ведает?

Он самодовольно улыбнулся, приняв это за комплимент. Я покосился на Михаила Семёновича и продолжил уже громче, чтобы слышали стоящие рядом:

– Тридцать лет тому назад американский кузнец Джон Дир выковал первый стальной плуг. С тех пор фермеры в Штатах собирают урожая втрое больше прежнего. Да и лошади на них пашут, не надрываясь. Скажите, а в вашем ведомстве хотя бы чертежи такого плуга имеются? Или у нас, как и при Рюрике, соха да борона – всей науки венец?

Главноуправляющий озадаченно смолчал, беспомощно посмотрев на Воронцова, будто ожидая, что тот подскажет ему, что такое «плуг» и с чем его едят. Похоже, оба не знали, что это такое, а соха – это надолго.

Князь бросил на меня злой взгляд и отошёл. Я зло ухмыльнулся. Не червонец, чтобы всем нравиться. Пора сваливать.

Уже у выхода меня догнал Саша Горчаков, ухватив за рукав

– Ты куда?

– Домой, работать, – ответил я. – Пока вы тут сукнами меряетесь, мне пароходы для угля из Архангельска налаживать. Когда-нибудь и ты поймёшь, что работать интереснее, чем вот так пыль в глаза пускать и волочиться за юбками.