Текст книги "Вадбольский 6 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11

Время обеда все ближе, из столовой донёсся аромат жареного мяса со специями. Так, пора звать к обеду моих гостей. Я вышел, в коридоре столкнулся с Элеазаром.

– Ваше благородие… Это что, в самом деле княжна Ольга Долгорукова? – спросил он.

– Верно.

– Но… чего она здесь?

– Заложница, – ответил я невозмутимо. – У побеждённых всегда берут заложников, верно?.. Сейчас осмотрит камеру с пауками и мышами, где её будут держать, и я отправлю её обратно.

– А камеру с пауками зачем?

– Чтоб лучшее старались, – пояснил я.

Он покачал головой, недоумевая, как пауки и мыши могут подстегнуть старательность, но такое понять сложно, ясно только одно, я ну просто гений, мои мысли понять трудно, у нас не озеро с лебедями.

Не дождавшись женщин, я постучал в дверь комнаты Сюзанны, мне не ответили, постучал громче, ещё, наконец донёсся сдавленный голос Сюзанны:

– Открыто!

Анастасия Валентиновна, услышав шум открывающейся двери, тут же поднялась со своего стульчика, на котором она, словно суровый страж, дежурила всё это время и замерла на пороге. Её строгий взгляд скользнул по мне, оценивая, взвешивая, пытаясь найти слабое место. Казалось, даже воздух в комнате загустел от её напыщенной важности.

– Барон, – начала она, и каждый звук в её голосе был острым и жестким. – Я буду наблюдать. Малейший намёк на вольность, тень бестактности в отношении моей воспитанницы… и род Долгоруковых узнает, что гостеприимство Вадбольских измеряется грубостью и дурными манерами. Я сделаю так, что об этом будут говорить в каждой гостиной Петербурга.

Я медленно обернулся к ней, позволив на лице расцвести ледяной, ничего не значащей улыбке светского человека.

– Анастасия Валентиновна, будьте уверены, мое имение – не медвежий угол, где забывают приличия. Здесь все чинно. Как, впрочем, и ваше присутствие, которое уже начинает напоминать не наблюдение, а дозор у камеры заключённой. Не утомительно ли? Обед подан, вам явно есть что обсудить с вашими работодателями. Не задерживайтесь с докладом.

Она вздохнула, всем видом показывая, что имеет дело с невоспитанным хамом, и отступила в тень, чтобы продолжить молчаливое наблюдение.

Я толкнул дверь, Сюзанна и ошеломленная Ольга на диване прижались друг к другу, как два щенка, лицо Сюзанны уже зарёвано, слезы бегут по лицу и капают с подбородка, но, как и Ольга, неотрывно смотрит на противоположную стену, где Антонию только что передали ложное известие о самоубийстве Клеопатры. Он бросился на свой меч, умирающего принесли в гробницу, Клеопатра с криком «Любимый, я иду с тобой!», сунула руку в кувшин с ядовитой змеёй, вздрогнула и крепко обхватила обеими руками уже бездыханное тело Антония.

Зазвучала печальная музыка, я сказал недовольно:

– Алиса, могла бы поставить какие-нибудь народные пляски, Ольга их обожает!.. Ладно, там суп остывает, пойдемте откушивать.

Сюзанна уже не всхлипывает, плачет навзрыд, Ольга держится намного лучше, бледная, с вытянувшимся лицом, глаза лишь чуть увлажнились, но слёз не вижу, сильная женщина, настоящая валькирия.

Я стащил Сюзанну с дивана, Ольга бросила на меня лютый взгляд и поднялась сама, медленно и царственно.

Сюзанна вытащила из складок платья огромный платок, вытерла один глаз, посмотрела, не испортила ли макияж, осторожно приложила к другому глазу.

– Schneller, Schneller, – поторопил я, – суп остынет!

Ольга покосилась с подозрительностью во взгляде, я должен был бы сказать «vite» или «rapide», в крайнем случае «brusque» или даже «prompt», но не употреблять ужасный немецкий, что годится только для солдатских ругательств.

Сюзанна же не повела глазом, толкнула дверь и вышла в коридор, совершенно не заботясь о манерах, здесь она почти дома, а дурное влияние Вадбольского соблазнительно заразительно.

Я хотел сесть, как и принято, между барышнями, чтобы ухаживать за обеими, но Сюзанна отпихнула меня и прижала Ольгу к себе, так что я сел вообще по другую сторону стола. Понятно, у Долгоруковых стол не уступает царскому, они и сейчас, храня традиции, называют императора только царем, потому я велел Любаше с обедом не мудрить, а подать только суп и пироги, а потом мороженое.

Мне кажется, княжна Долгорукова вздохнула с облегчением, вдруг, да и здесь какой-то выверт, но суп великолепный, пироги замечательные, а когда в стеклянных вазочках подали мороженое, она приступила к нему с опаской, с виду совсем не похоже на то, что подается в ресторанах и в богатых домах.

Глаза Сюзанны вспыхнули восторгом, мягкое мороженое в вазочках сама нежность, никогда ничего вкуснее не пробовала, а здесь у Вадбольского стоит лишь сказать Любаше, принесет хоть полное ведро.

Ольга держится достойно, медленно и величаво зачерпывает крохотной серебряной ложечкой, хотя вижу каких усилий ей стоит сдерживаться, блюсти манеры, а не подобно Сюзанне, тоже мне графиня, лопает с довольным чавканьем, облизывая ложку и губы, не стесняясь выказывать, что ей очень-очень нравится.

– Княжна Долгорукова уезжает, – сказал я Сюзанне холодно, когда Ольга доела десерт, – Прям щас. Она выполнила сакральное задание своего Рода, больше задерживаться не желает.

Сюзанна повернулась к Долгоруковой.

– Оля, – голос её был тёплым и полным дружелюбия, – когда приедешь в следующий раз, посмотрим ещё что-нибудь!.. У меня тысячи тысяч таких движущихся картин!.. Приезжай, я все тебе покажу! У меня есть подобное про Ланселота и Гвиневру, Париса и Елену, Одиссея и Пенелопу… ты ахнешь!

Ольга пристально посмотрела ей в лицо, словно старалась определить степень искренности, повернулась ко мне.

– Барон, проводите меня к выходу.

Голос её был чист и холоден, как горный ручей. Вообще-то дверь из столовой ведёт в коридор, а оттуда прямо вниз по лестнице сразу к выходу во двор, не заблудишься, но, похоже, она либо что-то хочет сказать, либо ждет, что скажу я.

Сюзанна что-то произнесла дружелюбное, оставаясь у двери столовой, я не расслышал, помешала грянувшая «Прощальная песня» Глинки. Княжна чуточку вздрогнула, повела очами по сторонам, но и в коридоре нет музыкантов, однако чистые голоса серебряных труб звучат, как будто на них играют сами ангелы, мажорный хор голосов догнал, когда прошли коридор и спустились по лестнице в холл, Тадэуш увидел нас и с готовностью распахнул дверь.

Я молча шёл рядом, не подавая руки, нафиг, ещё укусит. Княжна, не опуская взор, устремлённый прямо перед собой, вышла на крыльцо держа спину прямой, взгляд надменным, как и подобает аристократке древнейшего рода.

Шофёр сразу засуетился, бросился открывать заднюю дверь.

Я не стал провожать, Ольга начала спускаться к автомобилю, они с Анастасией Валентиновной сели на заднее сиденье с разных сторон, двое гвардейцев распахнули створки ворот, все при оружии и всячески стараются выказать готовность дать отпор хоть всей армии Долгоруковых, хоть самому царю морскому.

Сюзанна тоже вышла на крыльцо, вместе наблюдали, как автомобили с нарастающей скоростью помчались прочь от дома.

– Она похвалила дорогу, – сообщила Сюзанна. – Но, когда я сказала, что раньше была отвратительная, пока ты не принял меры со своей магией, она нахмурилась и сказала, что сейчас ничего так, обычная.

– Во всяком случае, – сказал я, – сообщить ей есть что. Музыка и фильмы по запросу, а также хорошая дорога. Это подскажет идею, как им лучше напасть большим войском.

– А о тебе что сообщит?

– А я по-прежнему загадка, – ответил я, – для всех, кроме тебя.

– Да ну тебя!

– А что, ты меня знаешь настоящего. Только думаешь, что я псих, потому что не такой, как положено.

Она вдруг усмехнулась.

– А она не такая уж и кондовая. Могла бы запросить не Вагнера, а Глинку. Его «Жизнь за царя» идёт с успехом, для патриотизма самое то. И вообще-то мощная опера, я только из-за неё трижды ходила в театр!

Я поморщился.

– Она могла схитрить. Прикинулась космополиткой. Вагнер ей, нравится, ишь… Хотя Вообще-то Вагнер ещё та птица. Он типа русский Глинка. Только с немецким духом и германским скелетом.

Глава 12

Сюзанна, вернувшись из своих покоев, кружилась перед большим зеркалом в холле. На ней было новое платье – нарочито простое, почти горничное, без кринолина и сложных отделок. Но именно эта простота, облегая стан, подчёркивала каждую линию её изящной фигуры, от чего Горчаков, томно развалившийся в кресле, время от времени делал вид, что поправляет галстук, чтобы украдкой полюбоваться.

– Родители пригласили меня на тезоименитство отца! – произнесла она ликующе, завершая свой импровизированный показ. – Поеду обязательно. Жаль, далековато. Всё жду, когда Вадбольский придумает мне крылья.

Я вздохнул с наигранной виноватостью, обращаясь к Саше:

– Крылья ей нужны, у неё от метлы весь афедрон в занозах. Но вот когда разбогатеем…

Пуфик, метко брошенный её рукой, пролетел в сантиметре от моего уха.

– Эх, Вадбольский… – её настроение вдруг сменилось на задумчивое. Она подошла ближе. – Неужели я и вправду хитрая, и расчётливая?

– Тогда поезжай, – сказал я твёрдо. – И не беспокойся. Я выделю тебе охрану. На всякий случай.

– Ой, да кому я нужна-то? – она махнула рукой.

– Мне, – ответил я, глядя ей прямо в глаза.

Она замолчала, повернулась ко мне и внимательно посмотрела. Её лицо стало серьёзным и взрослым.

– Вадбольский, – произнесла она тихо. – Я это ценю.

Её взгляд упал на неказистый деревянный ящичек в моих руках, похожий на грубую музыкальную шкатулку.

– Это что ещё за чудо-юдо?

– Подаришь отцу, – пояснил я. – От своего имени. Это арифмометр. Считальная машинка.

Не как у Леонардо да Винчи, конечно, но Паскаль и Лейбниц бы одобрили. Наш, русский, Чебышёв.

Она с подозрением скосила глаза.

– А ты… ничего своего туда не приделал?

– Вот уж благодарность! – сделал я обиженное лицо. – Говоришь, я всё порчу? Этот – точная копия твоего, только компактнее. И ручку я сделал массивнее – у твоего батюшки пальцы, я уверен, не столь изящны, как твои. Чтобы ему было удобнее крутить.

– Да ну тебя, – она взяла арифмометр в руки, повертела, оценивая вес. Знаешь, а это… это и впрямь будет лучшим подарком. И объяснением. Наглядным.

– Что, другие объяснения его бы не устроили? – ухмыльнулся я.

– Точно, – твёрдо сказала она, прижимая подарок к себе. – Никакие.

Сюзанна вернулась из родительского дома поздно вечером, смахнув с плеч невидимую пыль дороги вместе с напряжением светского приёма. Она застала меня в кабинете за чертежами дирижабля, но вместо того, чтобы начать с отчёта, молча подошла, обняла сзади и прижалась щекой к моей спине.

– Ну как? – спросил я, откладывая карандаш. – Выдержали? Признали гения финансовых дел?

Она глухо рассмеялась, и только теперь я почувствовал, что она еле сдерживает дрожь – не от страха, а от свалившегося на неё водоворота эмоций.

– Было ужасно, – выдохнула она, наконец отпуская меня и плюхаясь в кресло. – И… божественно. Мама плакала.

Папа сначала хмурился, ходил вокруг меня, как следователь вокруг опасной преступницы. А потом… потом я подарила ему твой арифмометр.

Она замолчала, собираясь с мыслями, и на её лице играла улыбка – уставшая, но счастливая.

– Он полчаса крутил ручку, складывал двузначные числа, потом перемножал. Молча. А потом хмыкнул и сказал: «Ну, ты теперь с техническими чудесами на „ты“, объясни, Сюзи, как эта штуковина считает проценты по векселям?». И мы просидели с ним весь вечер. Он задавал вопросы, спрашивал мое мнение, Вадбольский! Не читал нотации, а спрашивал!

Я молча слушал, наблюдая, как с неё наконец-то спала та броня осторожности и вечной готовности к обороне, которую она носила все эти месяцы.

– А мама? – спросил я.

– О, мама! – Сюзанна закатила глаза, но с нежностью. – Она уже пережила все стадии горя: от «дочь–позор–рода» до «дочь–гений–финансов–и–как–ей–это–удалось». Теперь её главная задача – выдать меня замуж. За тебя, кстати. Она уже решила, что наша «тайная любовь» – это романтично и очень практично. Лучшей партии для меня она не может и представить.

Мы оба рассмеялись. Но потом её смех стих, и она посмотрела на меня серьёзно.

– Спасибо.

– За арифмометр? Пустяки.

– Нет. За то, что дал мне… крылья. Настоящие. Без метлы.

Она встала, чтобы уйти, но на пороге обернулась.

– О, да! Ещё кое-что. Папа передал тебе. – Она сделала небольшую паузу для драматического эффекта. – Он сказал: «Передай этому наглому барону Вадбольскому, что если хоть один волос с твоей головы упадет… Но он, похоже, умнее, чем выглядит, скажи, что мой домашний счетовод скоро уходит на пенсию. Интересно, найдется ли у него для старика работа?».

Я оценивающе кивнул, скрывая улыбку. Старый лис. Это был не вопрос о работе. Это было признание. И предложение союза.

– Передай отцу, – сказал я ей вслед, – что вакансия есть. Но собеседование будет строгим.

Часть вторая
Глава 1

Элеазар ворвался в мой кабинет, срывая с петель дверь, с лицом, искажённым ужасом.

Я поднял глаза от чертежей.

– Что стряслось, Элеазар? Выглядишь, будто виде́ние.

– Ваше благородие… – его голос сорвался на шёпот. – Её… похитили. Сюзанну.

Сердце моё сжалось, словно ледяной рукой.

– Что?.. Похитили? Сюзанну? – я вскочил, опрокидывая кресло. – Как?!! Где?!! Говори же!!!

– Да, – ответил он убитым голосом.

– Как? Как это случилось?

– После посещения банка, – начал рассказывать он, – её сиятельство решила зайти в галантерейный магазин. Я проводил до входа, тщательно следил, кто заходит и выходит. Особо подозрительных лиц не было. Её долго не было, но я уже знаю, что женщины ходят по магазинам не так, как люди, им там просто нравится. Когда прошло слишком много времени, я вошёл в магазин, и, не обнаружив нигде её сиятельство, опросил хозяина и персонал магазинчика. После тщательной расспросов оказалось, что дама, похожая на графиню Дроссельмейер долго мерила шляпы, никак не могла выбрать фасон и цвет. Потом попросила проводить ее в дамскую комнату. Ее проводили, но ждать около двери не стали. После этого её сиятельство никто из персонала магазина не видел. Я осмотрел коридор рядом с дамской комнатой, и обнаружил дверь, которая выходит во внутренний двор магазина.

С огромным усилием взяв себя в руки, я послал сигнал тревоги Мате Хари.

Она запросила у Шаляпина съемку окрестностей и после тщательной проверки выяснила, что во внутренний двор дважды заезжали грузовики, по снимкам колес видно, что пустые. Один через полчаса отбыл. Снимки показывают, что туда загрузили большие ящики и рулоны с персидскими коврами.

– Понятно, – сказал я люто, – Считаешь, Сюзанну могли вывести скрытно в ящике или завернуть в ковер, как Клеопатру для презентации Цезарю?

– Да, – прозвучал голос в моей голове.

Мозг работал лихорадочно, перебирая сотни и тысячи вариантов ответа, но я пока что не в симбиозе с ИИ, чтобы найти что-то безошибочно правильное, ярость затмевает вообще-то пока ещё слабый разум.

Долгоруковы – сильные маги, но даже они не могут постоянно ходить в магическом доспехе, нужно прорву магии, потому облачаются только перед схваткой. Мата Хари сказала с неудовольствием, что даже с пустякового расстояния в сотню метров уже не в состоянии пробить силовой барьер мага, а ближе не приблизиться, любой маг начинает чувствовать опасность и моментально облачается в самый мощный, какой может создать.

Я зло проревел:

– Мата, даю карт-бланш!.. Долгоруковых отстреливаем по всему Петербургу!.. Они перешли все границы!.. Пусть познают мой праведный гнев!

Она уточнила деловито:

– Только лазерное воздействие?

– Любое, – проревел я. – Что, твои манипуляторы не удержат винтовку?

– Будет сделано, – ответила она серьёзно. – Пуля в лоб – лучший аргумент для мыслящего человека!

Я чувствовал холодную ослепляющую ярость. Меня трясло, я едва сдерживался, чтобы не ударить кулаком по столу, не заорать, не выпустить пар, как говорят простые люди. Но я аристократ, должен выглядеть достойно. Потом сказал сквозь зубы, обводя взглядом портреты предков на стене:

– Дворец пока оставим, – велел я люто, – Император сказал, что, если выйти погулять по Петербургу, обязательно наткнёшься на Долгоруковых! Так вот, это изменим! Все поняла?

– Прекрасно, – ответила она бодро. – За похищение Сюзанны начинается безлимитный отстрел этих зверей. В столице и её окрестностях.

Мата Хари уточнила:

– А женщин?

Я поморщился.

– Женщины разве Долгоруковы? Кому их отдадут, того и будут. Нет, женщин исключаем. Это когда суфражизм добьется своих целей, женщин будем расстреливать наравне с людьми, они об этом не подозревают, дуры.

– Дуры, – согласилась она с полным чувством превосходства искусственного интеллекта. – Да ещё и набитые дурью. Поняла! Ввиду исторической необходимости убираем препятствие на пути прогресса, прикрываясь личными интересами мести, иначе нас не поймут.

– Действуй, – велел я. – Чем быстрее результат, тем борщ вкуснее!

Она ответила хищно, подстраиваясь под мой злобный оскал:

– Будет наваристым.

Почему-то считается, что, если человек интеллигентен, он обязательно слаб и боится драться. То и другое неверно, интеллигентный человек просто очень и очень не любит драться. Но если его прижать к стене, может неприятно удивить обидчика.

У интеллигента такое же тело, кости и кровеносная система, разве что мозг лучше развит, и сигналы по синапсам передаются быстрее, а это даже в рукопашной схватке может послужить песчинкой на нужной чаше весов.

Если интеллигента прижать, он найдет сотни способов, как повернуть ситуацию в свою сторону, а когда возжелает отомстить за обиду, то все эти мордовороты лучше бы зарылись в норы и не высовывались лет двести.

Мы изобретательны и мстительны, просто умеем сдерживать себя, помним о милосердии к дуракам и к обидчикам нашим, чего те не понимают и не ценят, потому наглеют ещё больше. И вот, наконец преисполнившись гнева, мы на время забываем о высоких мотивах и о том, что человеческая жизнь бесценна, и начинаем тщательную чистку среди своих обидчиков.

Но даже в этом случае, временно преступив нравственные препоны, мы не преступаем биологические: женщин и детей щадим, никаких бесцельных издевательств и пыток, разве что по делу, все должно быть правильно, а не по желанию нашей тёмной части.

Сознание вернулось к Сюзанне медленно, сквозь туманную пелену дурмана. Первое, что она ощутила – это запах. Не городская вонь и не аромат духов, а сырой, холодный запах камня, старого дерева и слабый, едва уловимый аромат ладана, будто где-то рядом часовня.

Она лежала на кровати. Не на соломе, не на голых досках, а на вполне приличной постели с упругим тюфяком и мягкой шерстяной подушкой. Шерсть слегка колола щёку. Сюзанна открыла глаза. Низкий сводчатый потолок, каменные стены, побелённые известью, в высоком узком проёме окна массивная железная решётка, а за ней непроглядная тьма. Ночь. Одна-единственная лампа под зелёным абажуром, отбрасывает на стены странные тени.

Сюзанна осмотрелась, и обнаружила, что лежит на кровати полностью одетая, туфли аккуратно стоят на полу около ее ложа. Ничего не болит, её не били.

Скрипнула тяжёлая, дубовая, окованная чёрным железом дверь. В проёме возникла тень молодой женщины в строгом тёмном платье и белоснежном переднике. В руках серебряный поднос с чашкой дымящегося бульона и ломтиком белого хлеба.

– Сударыня, – девушка опустилась в реверансе. Голос тихий, безразличный, вымуштрованный. – Вы не кушали долгое время. Позвольте предложить вам немного бульона. Он лёгкий, вам поможет восстановить силы.

Сюзанна молча села на кровати, пытаясь справиться с головокружением.

– Вам здесь не причинят вреда, сударыня. Ваши нужды будут исполнены. Извольте откушать.

– Где я? Чей это дом?

Ответа на вопрос не последовало. Служанка поставила поднос на прикроватный столик и удалилась. Сюзанна услышала, как снаружи щёлкнул тяжёлый замок, и раздался мерный, неумолимый шаг – один, другой. Дежурные у двери. Не просто сторожа. Элитная стража. Она знала этот чёткий, как отлаженный механизм, шаг.

Она была пленницей, но пленницей высшего сорта, словно дорогая, непокорная птица в золотой клетке, с которой обращаются бережно, но чью песню хотят сломать.

Сюзанна поднялась и, не обуваясь, подошла к окну, каменный пол неприятно холодил ноги. Сквозь решётку ничего не было видно, кроме мрака. Она обошла помещение. Полуподвальная комната казалась частью чего-то большого, древнего и неприступного. Толщина стен, массивность двери, сама атмосфера давили, внушая не страх, а чувство полнейшей, абсолютной изоляции. Она была не просто в комнате, она была в глубине крепости. Чтобы добраться сюда, нужно было бы пройти не просто коридор, нужно было бы взять штурмом ворота, подавить охрану на первом этаже, затем на втором, прорваться через внутренние галереи, спуститься по узкой винтовой лестнице… и только потом – вот эта дверь. И за каждой точкой этого пути – новые бойцы.

Она поняла это с холодной, пронзительной ясностью. Её похитили не бандиты. Её изолировали. Сделали разменной монетой в игре, ставки в которой были ей неведомы. И её единственная надежда, тот самый «наглый и независимый» барон, теперь должен был штурмовать не просто дом. Цитадель.

Сюзанна медленно вернулась к кровати, взяла со столика чашку с бульоном, рука не дрогнула. Она сделала глоток, горячее приятно обожгло горло. Она должна была есть. Нужно сохранять силы. Она дочь своего рода. И не собиралась позволять увидеть свой страх.

Она поставила чашку и обхватила себя руками, глядя в пустоту перед собой. Где-то там, за тоннами камня и тьмы, он уже должен был знать. И, она знала это, он не будет торговаться.

Она лишь надеялась, что цена её освобождения не окажется для него слишком высокой.