Текст книги "Вадбольский 6 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9

Солнце светило ярко, дул лёгкий ветерок. Приехал Горчаков, не тот, важный, всесильный канцлер, а «мой» Саша, но уже совсем не тот лицеист, каким я его знал. Изящное авто с гербом рода резко затормозило на главном кругу перед крыльцом, едва не задев клумбу с моими экспериментальными сортами табака, которые и так еле дышали в питерском климате.

Я наблюдал за ним из окна кабинета, отложив в сторону калькулятор. Сюзанна, услышав грохот, вздрогнула и подняла на меня вопрошающий взгляд.

– Успокойся, это не Долгоруковы. Это Горчаков. Со свойственной ему аристократической деликатностью.

– Вадбольский! – раздался снизу звонкий, нетерпеливый голос, ещё не успевший огрубеть до генеральского баса. – Вылезай! Или я сейчас всю твою эту… механическую клумбу разломаю к чертям собачьим!

– Он такой деликатный, – философски заметил я, подходя к окну. – Весь в отца.

Саша стоял посреди двора, заложив руки за спину и задрав голову. Его стройная фигура в отлично сшитом дорожном сюртуке выглядела чужеродным, но ярким пятном на фоне моих кирпичных казарм и практичного, лишенного всяких украшений плаца для строевой подготовки гвардейцев.

– Горчаков! – крикнул я в окно. – У меня дом, а не цыганский табор! Или есть дело, или проваливай к своей прекрасной даме, не мешай людям работать.

– Дело? – он фыркнул. – У меня к тебе столько дел, Вадбольский, что твоим унылым заводам не снилось! Сейчас спустись, или я подарю твоим гвардейцам лекцию о светских манерах. Уверен, им не хватает светскости!

Я сдался. Спускаясь по лестнице, поймал на себе обеспокоенный взгляд Тадэуша, стоявшего на посту у двери.

– Все в порядке, – буркнул я. – Это друг. Почти что.

Выйдя на крыльцо, я окинул его критическим взглядом.

– Ну? И в чем причина этого визита, нарушающего все мыслимые и немыслимые правила приличия? Деньги? Интриги? Или опять поссорился с папенькой–канцлером и хочешь, спрятаться в моей мастерской?

Саша сделал несколько шагов ко мне, и его напускная бравада вдруг куда-то испарилась. Его лицо стало серьёзным, почти озабоченным.

– Брось, мне не до шуток. – Он опустил голос, хотя кроме гвардейцев, не проявлявших ни малейшего интереса к нашей беседе, и воробьев снующих рядом нас никто не слышал. – Мне нужно поговорить с тобой. Наедине. Это важно. Касается не только тебя. Возможно, всех нас.

В его тоне прозвучала та самая нотка, которую я научился узнавать за время нашего знакомства – настоящая, неподдельная тревога, которую обычно прятал за маской светского щеголя.

Я вздохнул.

– Ну что ж. Проходи. Кофе будешь? Или сразу к делу?

Горчаков сказал взволнованно:

– Ты с ума сошёл? Почему отказался от приглашения на приём к Её Высочеству?

Я сдвинул плечами.

– Саша, ты видел сколько у меня дел? Важных, причем. А ты предлагаешь какую-то развлекаловку с флиртом, шампанским и кокетничающими девицами?

Он вздохнул, во взгляде я прочёл жалость и сочувствие.

– Вадбольский, мне так жаль будет потерять не как друга, а как… живого человека! Ты что, не понимаешь, насколько это важно? Ты уже не сам по себе, ты уже встроен в общество!.. И его законы, пусть не все, но уже и твои законы!.. Которые ты обязан не только исполнять, но и… подчиняться!

Я смутно ощутил беспокойство и некую опасность, пока далекую, но уже огромную и неотвратимую, как приближающаяся грозовая туча.

– Я занят проблемой родильной горячки, – пояснил я. – Каждый день в России от неё умирает несколько тысяч молодых женщин. Каждый день!.. Если пойду на ту развлекаловку, умрет ещё несколько тысяч!

Его лицо омрачилось.

– Везде так.

– В Европе уже мрёт только четверо из двенадцати. А это, друг мой, куда важнее, чем мои винтовки. А то, что в России из двенадцати рожденных, девять детей умирает в течение одного-двух лет, и только трое из тех двенадцати доживают до двадцати лет, знаешь?

– Не знаю, но верю. И что, ты можешь предотвратить их смерть?

– Могу, – ответил я просто.

Он вздохнул, всплеснул руками, посмотрел в мое лицо, задумался, не отрывая от меня задумчивого взгляда.

– Каждый день?..

– Да, – ответил я твёрдо. – Да, могу.

Он вздохнул, сказал так, словно прямо в парадном костюме прыгнул в прорубь на Неве:

– Надо сказать отцу. Но, Юра, ты не слишком замахнулся? Я понимаю, ты сумел просчитать развитие событий в Европе…

Я покачал головой.

– Уже говорил, для России жизненно важно нарастить поголовье населения. Впереди вызовы, с которыми справится только страна с огромным населением. Сейчас у нас сто миллионов человек, а надо не меньше трехсот миллионов, а лучше пятьсот. Но будет больше, ещё лучше.

Он с изумлением смотрел на меня.

– Вадбольский, ты сумасшедший… Что у тебя за масштабы?

– Российские, – ответил я мирно. – Иначе нас куры лапами загребут. Ещё не заметил, что уже начали?

– Ты насчёт французов и англичан?

– Будут и другие, – пообещал я мрачно. – Англичанка гадила и будет гадить. Я бы её вообще сжег до континентальной плиты, но нельзя, там Одри Хепберн, она хрупкая. В общем, Саша, я действую во благо. Нельзя сказать, что я совсем не считаюсь с болотом, в котором сижу, но и квакать не буду.

Сюзанна сказала грустно:

– Саша мне все рассказал. Твои дирижабели в самом деле смогут уничтожать целые города?

Глаза её было полны боли и, что резануло по сердцу, я увидел в них сомнение во мне, а как можно в таком замечательном сомневаться, я же такое ясное солнышко.

Чуть рубаху на себе не рванул от жажды выглядеть искренним, в таких случаях почему-то рубаху на груди рвут, но моя не порвется, эта та, что и была на мне, охнул, заговорил торопливо, чуть руки к ней не протянул, как Ленский к Ольге:

– Сюзанна!.. Да как можно?.. Это же я, Вадбольский!.. Может быть не самый лучший из людей, хотя таких вообще-то поискать, но никогда такого не сделаю! А сказано, чтобы заинтересовать генералов!.. Но этого не будет, поверь, Сюзи!

Она сделала большие глаза.

– Уже и не знаю, чему верить. Но если ты их обманывал… то зачем? Обманывать нехорошо!

Я вздохнул, сказал терпеливо:

– Никакого обмана. Но дирижабли строить долго, стоят очень дорого, обслуживать тоже долго и дорого. Лет через двадцать появится другая технология покорения воздуха, более простая и дешёвая, интерес публики перепрыгнет на неё. А о дирижаблях почти забудут. Ну не может человек ухватить всё, приходится выбирать. Не хватит и денег на всё!

В её глазах появилось понимание, всё верно, ей это лучше знать, чем кому–либо, денег всегда не хватает, пусть прибыль и растет…

– Ни денег, – повторил я, – ни сил, ни времени. А у дирижаблей свои преимущества. Если начать их стоить сейчас, выйдут на тот уровень, что успеют доказать нужность. И незаменимость! Никто не скажет, что от них нужно отказаться.

Я видел с болью в том месте, где душа, что она по женской интуиции чувствует, недоговариваю, даже видит в каких местах стыдливо умалчиваю. Но не могу же начинать рассказывать, что некие летательные аппараты тяжелее воздуха потеснят дирижабли, тогда вовсе покажусь сумасшедшим, потому сейчас просто: верь мне, Сюзанна! Я никогда и ни за какие пряники тебя не обману!

Хотя врать особо не приходится, полвека назад Джордж Кейли уже предложил летательный аппарат с фиксированным крылом и отдельным от него двигателем, об этом писали в газетах. Двенадцать лет назад Уильям Хенсон получил патент на проект именно самолёта, а в имении Котельниково некий Александр Можайский сейчас вот наблюдает за полетом птиц, чертит устройство летательного аппарата, основанного на аэродинамическом принципе и намерен построить нечто, что вознесет его над городом. Правда, сейчас он просто морской офицер, а самолёт построит уже контр-адмиралом, но это все равно скоро.

Так что я вообще-то с этим дирижаблем в щекотливом положении. Построить дирижабль, что изготовить штук пять самолётов, ну, таких, что вскоре появятся у Можайского и братьев Райт. И дорого, и сложно, и долго. Тем более, опыта ни у кого нет, всему придётся учиться на ходу.

Подсказывать могу только до определенной степени. Всё из-за того же щекотливого положения. Я категорически против использования непонятной и непредсказуемой магии, которая может перестать действовать, стать опасной, вообще исчезнуть… и что тогда начнётся в мире, где так много на ней завязано?

Однако сам использую, и буду использовать там, где пока технологии не поспевают, однако постараюсь вытеснять магию технологиями всюду, где та созреет.

Но – тайком. Человек – ленивая тварь, всё старается сделать с наименьшим приложением усилий. Если магия работает, то зачем развивать технологии?.. Но магия не развивает человечество, а технологии как раз развивают, хотя первые шаги всегда даются тяжко, болезненно, а то и кроваво. Зато потом…

В дирижабле я использую кое-что для удешевления и безопасности, но это ноу-хау никому не передам, пусть всё рассчитывают сами. Всю основную документацию передам, да и без меня уже много наработок в разных странах, а мой лишь послужит демонстрационным образцом: дескать, смотрите, у него получилось! Значит, получится и у нас. Даже лучше получится, мы же умнее какого-то молодого барончика!

…Нет, не буду забивать хорошенькую головку финансового директора всякой мужской хернёй, мужчины вечно куда-то стремятся за пределы пещеры, а женщины предпочитают в тиши подсчитывать добычу.

Сюзанна вздохнула, и тень сомнения наконец отпустила её лицо. Она кивнула, больше себе, чем мне.

– Ладно, верю. Просто… когда Саша пересказал, у меня кровь похолодела. Уничтожать целые города… Это же чудовищно.

– Целые города уничтожают пьяные кучеры, запрягшие лихую тройку, – парировал я. – Или плохие повара, творящие с котлом нечто невообразимое. Прогресс – он просто инструмент. Дубину можно использовать, чтобы строить дом, а можно – чтобы проломить соседу башку. Выбор всегда за человеком.

Она улыбнулась, и в её улыбке появилась привычная деловая хватка.

– Значит, будем строить дома. И считать прибыль от сэкономленных на пароходах и железных дорогах денег. Кстати, о деньгах… – Она взяла со стола папку. – Мак-Гилль прислал предварительные расчёты по динамиту. Цифры весьма… взрывные.

– Вот видишь, – я облегченно ухмыльнулся, – а ты про какие-то дирижабли.

Мы погрузились в обсуждение счетов и контрактов, и мир снова встал на свои привычные оси.

Глава 10

В субботу, как и договаривались, к воротам подкатил роскошный автомобиль с гербами рода Долгоруковых, за ним ещё два с охраной. Максим Перепелица, бодрый и весёлый, повернулся ко мне, я получил предупреждение от Маты Хари, и уже стою на крыльце дома и мрачно созерцаю мир.

– Ваше благородие?

– С гербами, – велел я, – пропустить. Остальные пусть ждут за воротами.

Перепелица подал условный знак, гвардейцы раздвинули створки, пропуская первый авто, в двух остальных только и успели увидеть чёрные дула винтовок, как перед ним бесцеремонно захлопнули ворота.

Телохранители выскочили, начали орать и размахивать руками, хотя вижу, дрогнули, все на прицеле, как голенькие.

– Не стойте перед воротами, – потребовал Перепелица. – Дорога должна быть свободной!

Несколько гвардейцев передёрнули затворы, на каждого бодигарда смотрят по две-три винтовки. Ругаясь, загрузились обратно, отъехали шагов на двадцать и остановились по краям дороги.

Шофёр первого авто вел машину осторожно, словно и он под прицелом, остановил шагов за десять от крыльца, да и то в сторонке, все становятся вежливыми и даже деликатными под прицелом десятка стволов.

Я хмуро смотрел, как суетливо выскочил, бросая испуганные взоры в мою сторону, подбежал к задней двери, торопливо распахнул. Оттуда показалась женская фигура в платье мышиного цвета. Лиф «à la française» с жёстким корсетом, из-под которого не выпирает ни единая складка плоти – будто её тело тоже затянуто в «нравственные устои».

Я бросил взгляд на прическу, «пуф» не пышный, а аккуратно придавленный, как будто волосы боятся лишний раз пошевелиться. Сверху чепец с кружевами, но не кокетливыми, а «благочестиво-угрожающими».

Правильная женщина, чересчур правильная, их охотнее всего приглашают в гувернантки молодых девиц, взгляд суровый, рот поджат.

Из автомобиля медленно, словно рак-отшельник из спасительной раковины, вылезла сама княжна, ведь ни одна благородная барышня не может выйти из дома без таких провожатых.

Ольга Долгорукова одной рукой придерживала изящную шляпку с широкими полями, локтем прикрывая лицо от моего пристального мужского взгляда, но не могла укрыться, да и за шляпку не будешь долго держаться.

Породистая, первое, что пришло в голову. Как домашние животные после долгой селекции превосходят диких сородичей, так и эта особь среди подруг наверняка выглядит грациозной ланью в стаде обычных коз: крупные ясные глаза, что сразу обращают на себя внимание, ни у кого в её окружении нет таких крупных и выразительных, тёмные густые брови, длинные ресницы с загнутыми кончиками, это чтобы не слипались во сне, а то не разодрать, гордая посадка головы, искусно вылепленное лицо, даже не вылепленное, а как бы вырезано искусным мастером, высокие скулы, чуть запавшие щеки, надменно выдвинутый подбородок…

Да что там подбородок, напомнил я себе, вся нижняя челюсть по–хамски выдаётся вперед, из-за чего её неприятное лицо выглядит ещё наглее и отвратительнее.

Я не сделал ни шагу, чтобы спуститься и одолеть эти три ступеньки, стою и нагло смотрю, как они подошли к крыльцу и вместе, как в синхронном плаванье, шагнули на первую ступень.

Я посторонился, на площадке моего крыльца конные скачки устроить не получится, мы бедные, поклонился и сказал буднично:

– Хозяин этого имения приветствует… ну да, как бы приветствует гостей.

Дама произнесла учительным тоном:

– Графиня Анастасия Валентиновна Румянцева, наставница и учитель этой юной княжны.

Я сказал с кислой улыбкой:

– Поздравляю. Как понимаю, строгая и справедливая наставница.

Она вскинула подбородок и ответила чётко, будто каждое слово – гвоздь, вбиваемый в крышку гроба моей непутевости:

– Мой батюшка, царство небесное, говаривал: «Если дитя не бьют, оно вырастает французом». А я, сударь, как и любой нормальный человек, французов не терплю.

– Я тоже предпочитаю немцев, – согласился я.

Знаю я таких, на балы ездят «для приличия», танцуют только «полонез» – и то «чтобы не поощрять легкомыслие», в церкви стоят прямее императорского штандарта, но при этом успевают замечать, кто сколько положил в кружку, слуги в таких домах ходят на цыпочках, потому что «скрип половиц – это звук бесчинства», в общем, правильная у княжны гувернантка, хранительница старых посконно-исконных устоев.

Я вздохнул, сказал холодно:

– Дамы, давайте сразу решим, зачем вы приехали. Если отчитаться императору, то всё выполнено. Вы побывали у Вадбольского в его имении, которое не могли взять ни осадой, ни штурмом Гендриков и Карницкий, теперь можете разворачиваться и ехать взад.

В глазах графини мелькнуло непонимание, в то время как княжна взглянула с изумлением, но смолчала, а я продолжил:

– Но у вас есть и отдельное задание от Рода, не так ли? А оно требует пошпионить, выведать, а при возможности расколоть этого сибирского дурака, что до сих пор не соображает, с кем поцапался, и как будет расплачиваться. Для этого нужно хотя бы побывать в его доме, желательно заглянуть в кабинет и увидеть, чем занимается. Что ж, моя милая покорная невеста, пойдемте в дом. И вы, достопочтенная Анастасия Валентиновна.

Я лично распахнул перед ними двери и отступил в сторону. Дама благосклонно наклонила голову, принимая приглашение, и они вместе с княжной чинно и благородно вошли в холл, где вместе с дворецким дежурит Элеазар, крупный и атлетически сложенный, одет в форму гвардейца, на поясе с одной стороны кобура револьвера, из которого стреляет быстрее любого ковбоя–ганфайтера, с другой – непростой тесак в простых ножнах.

– Ваше благородие? – спросил он мощным голосом.

– Бди, – велел я. – Долгоруковы вряд ли вторгнутся, но есть что, убивай всех без жалости, а кровь потом ототрут слуги.

Он вытянулся, мы прошли мимо, только прямая Анастасия Валентиновна как будто стала ниже ростом.

В сопровождении дворецкого неспешно поднялись на второй этаж, ещё на лестнице услышали чарующую музыку «Времен года», шедевр на века.

– Ваша светлость, – повернулся я к Ольге, – я так же рад вашему визиту, как и вы. Потому, чтобы нам не поубивать друг друга, вам лучше посидеть в тихой комнате и выждать время, чтобы с чувством исполненного долга отправиться обратно. Вам доставят газеты, если вы умеете читать, хотя для княжны древнего боярского рода это необязательно.

Она окинула меня холодным взглядом.

– Не думала, что когда-то в чем-то соглашусь с вами, хоть вы и всего лишь барон. Выделите мне любую комнату, я пережду время, необходимое для визита, и отправлюсь обратно.

Я кивнул дворецкому.

– Покажи барышне такую комнату, чтобы она не выпала из окна. Можешь принести ей миску с едой, бояре всегда голодные, и на дурику поесть любят.

Я отвернулся и пошёл к своему кабинету, и, проходя мимо комнат, которые занимает графиня Дроссельмейер, крикнул с укором:

– Сюзанна! Ты задолбала со своим Вивальди! Надо быть патриотом и поставить хотя бы Моцарта!

Дверь её кабинета распахнулась, Сюзанна выглянула в испуге, увидела нас троих, моментально сориентировалась, заулыбалась светло и радостно:

– У нас гости, которых ты обещал? Княжна Ольга и её наставница?..

Я сказал громко:

– У нас в гостях Ольга Долгорукая, а её благородно-боярский род отвергает всё вражеское заморское и признаёт только народные песни и пляски. Желательно, времен, когда Чёрное море копали!

Мата Хари быстро зашептала в ухо:

– «Песни западных славян», «Песни западных славян»!

Музыка оборвалась, тут же загремела знаменитая «Комаринская», но не обработанная Глинкой и ставшая неплохой увертюрой под названием «русское скерцо», а именно народная с её грубыми выкриками «ух» и «эх», топаньем и хриплым рёвом, означавшими пение.

Ольга не повела бровью, но в глазах я видел изумление, непонятно, где оркестранты, да и невероятно быстро прошла смена с Вивальди на грубую простонародную песню с пляской.

В коридоре и в залах чистый воздух, с потолка вместо массивных люстр с множеством свечей свисают на тонких шнурах некие шары, изливают чистый и радостный свет.

Сюзанна старше Ольги на полгода-год, но чувствует себя намного опытнее, обняла её за плечи и сказала мне с упреком:

– Вадбольский, не хами, это некрасиво!.. И не нападай на Ольгу она у тебя гостья!

Ольга в недоверии скосила на неё взгляд, игра в хорошего и плохого охранника известна с каменного века, но промолчала, а Сюзанна, продолжая обнимать её за плечи, повела в свою комнату, приговаривая:

– Мужчины такие грубые!.. И нечуткие. А вот мы, женщины, умные и всё понимаем. И прощаем, потому что видим их слабости, которые стараются прикрыть показной бравадой и громкими голосами.

Анастасия Валентиновна прошла за ними к самой двери кабинета Сюзанны, заглянула вовнутрь, но не зашла, а повернулась ко мне, строгая и надменная.

– Господин Вадбольский, – произнесла она сухим книжным голосом, – надеюсь, с вашей стороны не будет допущено и тени бесчестья в отношении княжны.

Я поморщился.

– И не надейтесь. Никому вы не интересны. Обедом, так и быть, накормлю, а после обеда загружайтесь взад. Свою задачу выполнили, так и доложите. Ваши перемещения здесь в доме тоже ограничены.

Она вздохнула.

– Как скажете, господин Вадбольский. Я токмо беспокоюсь о целостности моей подопечной юной девицы. И готова покинуть это место, как можно раньше.

– Перекусите, – сказал я, – выпьете… вы же, конечно, пьете?.. и взад с докладом, что всё выполнено.

Не слушая её больше, пошёл к себе. Оглянувшись, увидел как она в коридоре села на стульчик у двери и приготовилась беречь целомудрие своей воспитанницы.

Мата Хари, что мониторит всё, что может касаться меня, тут же выдала картинку, как Сюзанна, усадив княжну в кресло, сказала со злорадным сочувствием:

– Вы очень умело заставили этого наглого Вадбольского побывать в нашей тонкой ранимой шкурке!.. Мужчины привыкли брать, что им заблагорассудится и как заблагорассудится, мы и пикнуть не можем, а пусть попробует как это обидно, когда тебя выдают замуж, не спрашивая твоего желания!.. Вы очень красивая, не говоря уже о знатности и несметных богатствах, но как это для мужчины унизительно, понимаете?

Ольга, сперва было ошалевшая, начала слушать внимательно, пару раз кивнула, наконец в глазах появился хищный блеск типа, ну погоди же, Вадбольский, каково это, когда тебя не спрашивают, когда и на ком жениться? Обидно, да?.. Унизительно?..

– Сюзанна, – проговорила она ровным и хорошо контролируемым голосом, – в светском обществе не перестают вам перемывать косточки. Но вы совсем не выглядите несчастной.

Сюзанна вытаращила и без того огромные глазищи.

– Несчастной?.. Да я никогда не была такой довольной! Я здесь не вещь, я двигаю десятками миллионов, со мной министр финансов Российской империи здоровается уважительно!.. Не как с женщиной, а как с человеком, который ему почти не уступает в знаниях и в работе!.. Да и вообще, я здесь в таком мире… Вы какую любите музыку?

Ольга чуточку вздрогнула от неожиданного вопроса, ответила после паузы:

– Люблю Вагнера… Он строг, величественен, я трепетала, когда слушала его оперу «Смерть Зигфрида».

– Это первая часть из «Кольца Нибелунгов»? – уточнила Сюзанна. – Остальные, по словам Вадбольского, он сейчас дописывает… Алиса, включи «Смерть Зигфрида»!

Ольга вздрогнула и напряглась, со всех сторон мощно зазвучал симфонический оркестр. Незримые музыканты играют безукоризненно, намного лучше, чем те, которых слушала три месяца назад в Германии.

– Громче, – сказала Сюзанна, музыка послушно стало громче, словно все музыканты в одно мгновение синхронно повиновались. – Ольга, а вы смотрели движущиеся картинки из волшебного фонаря? У меня сейчас на очереди «Антоний и Клеопатра», давайте посмотрим, пока Вадбольский занимается для нас обедом?

Я смахнул картинку, повернулся к стене, где у меня большой чертёж дирижабля в разрезе. Будут проблемы, но уже чувствую, где и как могу обойти. Это будет сенсация. Но придётся схитрить в интересах дела. Вообще в интересах дела можно и убить, что в мире постоянно делается, но сейчас не каменный век, с приходом христианства такое отныне прикрывается высокими интересами и духовными запросами. Мир стал другим, благороднее и возвышеннее.