Текст книги "Вадбольский 4 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5

Первые две недели ничем больше не занимался, только махал тяжёлой киркой, долбил, выбрасывал наверх слежавшиеся пласты земли, копал, наконец дорылся до блестяще-чёрного антрацита, взыграл, как жеребец, завидевший табун молодых кобылиц, с новой силой остервенело откалывал тяжёлые глыбы, вышвыривал подальше от края.

– Красиво, – похваливала Мата Хари. – Как на плакате, где пролетариат героически разбивает железные цепи на ногах!..

– Весь мир насилья мы разрушим, – буркнул я. – А его и надо рушить, нет мира без насилия…

– Это я знаю, – сообщила она. – Сейчас вы нас насилуете, потом будем мы вас…

Она замолчала, словно задумалась, как именно будет насиловать этих жалких человеков, я отвечать не стал, захекался уже, весь в чёрной пыли, ни один шахтёр так не измажется, но я сумел, зато в первой же глыбе увидел сразу два кристалла, а когда расколол, там оказалось ещё шесть, подумать только – шесть!..

Ещё две недели выгребал, выдалбливал и собирал кристаллы. Правда, эти две недели в Щели уложились в несколько минут реального мира, да и те истратил на спуск, а потом подъём с мешком кристаллов за спиной.

Ослеплённый сказочной находкой, да на хрен мне эти Щели Дьявола, я раскладывал кристаллы по кучкам, даже руки тряслись от жадности, когда находил кристаллы зелёные и оранжевые, пару раз попались даже красные, не представляю, что за мощь в них собрана, и какие зверюки их носили.

Пора соорудить некую закрытую с трёх сторон пристройку к особняку со стороны оврага, чтоб никто даже случайно не мог забрести в отныне мою личную Щель.

На самом деле можно хоть из простых досок, у меня уже бьются лбами идеи, как укрепить стены десятком способом, начиная от иллюзорной ППН и заканчивая настоящей, которую могу сварить в своих алхимических чанах. Если ею покрыть даже простые доски, краска выдержит удар орудийного снаряда, сложность только в том, что понадобится много компонентов, да и готовить придётся не меньше недели.

Из недр имперских канцелярий и всевозможных бюрократических палат пришло наконец-то одобрение на продажу имения Гендрикова и всех его активов барону Вадбольскому.

С бумагами в руках я спустился в подвал, у Гендрикова уже помимо двух лежанок даже стол с двумя табуретками.

Он встретил меня насторожённым взглядом, за спиной прячется внук, уже подрастерявший охоту сопротивляться.

– Поздравляю, – сказал я. – Только что получил все бумаги. Так что с сегодняшнего дня вы свободны. Догадываюсь, что у вас в банке есть ещё счёт, а то и не один. Что ж, можете начинать строить империю сначала. Думаю, на этот раз будете осторожнее.

Он на это ничего не сказал, боится разгневать, мне ничего не стоит всё-таки зарезать его в этом же подвале вместе с внуком.

– Более того, – сказал я. – Отдам вам один из автомобилей. Был ваш, теперь мой, но возвращаю из неприсущего мне благородства.

Он снова ничего не сказал, только молча поклонился. Василий проследил, чтобы побеждённому графу дали самый пошарпанный авто, а когда за ними захлопнулись ворота, я перевёл дыхание.

Всё равно чувствую себя виноватым, хотя вроде бы только отбивался, а сам никого не трогал. Ну да ладно, привыкну. Не я такой, жизнь такая. Все прячутся за такой нехитрой формулой, словно жизнь сама по себе, не мы её такой делаем, а только приспосабливаемся. Да и то вынужденно, а вообще-то мы пушистые.

Сегодня Сюзанна вышла к обеду в новом платье, слуги как раз заканчивают заносить блюда, Сюзанна окинула их оценивающим взглядом, держатся сковано, всё-таки теперь прислуживают новому хозяину, побаиваются поднять взгляд, но чувствуется сноровка, какой нет у местных слуг, давно уже забывших о хозяевах.

В центр стола опустили огромную миску, почти тазик, откуда быстро и умело наполнили нам тарелки ароматным борщом, где среди мелко порезанных листьев капусты плавают ломти сочной говядины.

Сюзанна лопает не чинясь, мы на работе, не до условностей, хотя и нарушать слишком уж не решается, мой дурной пример не настолько заразителен.

Котлеты крупные, румяные, ещё шкворчащие соком, только что со сковородки, по две на тарелку, я думал Сюзанна одну оставит, барышня же, соблюдает приличия, но нет, слопала обе, молодец, подобрала все кусочки жареной с луком картошки, помогая ломтем хрустящего хлеба, откинулась на спинку кресла и посмотрела на меня блестящими глазами.

– Вижу, – заметила она с иронией, – вам передали и всех слуг?

Я вздохнул.

– Да, но что делать с имением?.. Да и с землями, с предприятиями, с людьми… Хотя не о том думаем, ваше сиятельство.

Она спросила с интересом:

– А о чём надо?

– С чего начнут англо-французы осаду Севастополя?

Она оскорблённо фыркнула.

– Нашли, о чём думать!.. А вы помните, что сразу после Нового года нас ждёт зимняя сессия?

Я дёрнулся так, что укусил вилку, по телу прошла холодная волна.

– Сюзанна, умеете же настроение испортить!.. Хорошо, сейчас испорчу вам я!

Жестом велел слугам убрать со стола пустую посуду и самим удалиться, а когда за ними захлопнулась дверь, заговорил зловещим шёпотом:

– Сюзанна, доверю вам ещё одну страшную тайну, вы же соратник, а не женщина?.. Как вы знаете, я человек худой и бедный, для заработка часто ходил в Щели, собирал добычу, продавал, снова собирал, как и подобает нищему но гордому аристократу…

Она окинула меня оценивающим взглядом.

– Да какой из вас аристократ?.. Хотя временами, гм… и что за таким странным вступлением?

– У нас же с деньгами по-прежнему туго?

Она положила на край стола поближе ко мне бумаги с гербовыми печатями.

– Это подписанные всеми инстанциями права на земли этого вашего соседа, что ушёл искать истину в закордонных горах. Это немалые деньги! Кроме того, у вас все его банковские счета, не так ли?

Я вздохнул.

– Да всё не доберусь, вы же меня не пинаете! Может, там и вовсе пусто? В общем, дорогая Сюзанна, я к вам с нижайшей просьбой. Вот мой запас, разберите, оцените и занесите в каталог. Наверное, придётся продать, с деньгами же у нас не весьма?

Она вытаращила глаза, когда я поставил на стол перед нею прямо на бумаги медный тазик, из которого Любаша обычно кормит поросят, но сейчас он отмыт до блеска и доверху наполнен кристаллами: синими, фиолетовыми, голубыми, попадаются зелёные, даже несколько жёлтых.

– Вадбольский, – охнула она. – Да когда же вы успеваете?

– За счёт сна и флирта, – пояснил я с грустью.

– И не жаль… от флирта?

Я хвастливо покрутил воображаемый ус, но сказал с печалью:

– В вашу честь, Сюзанна. Рублю чудовищного монстра, а перед глазами ваш светлый образ… Устал, руки отваливаются, но думаю, вот ещё одному кишки выпущу, у них такие зелёные и скользкие, но это же во имя Сюзанны, откуда и силы берутся!

Она лишь поморщилась, почти не слушая, счастливо перебирала в тазике кристаллы, глаза затуманились, женщины все обожают рыться в драгоценностях, проговорила заторможенным голосом:

– Вы просто благородный рыцарь, Вадбольский… Вы герой…

Я сказал деловито:

– Награда будет?

Она медленно улыбнулась, широко распахивая в самом деле дивные синие глаза.

– Что хотите, барон?

– Покажите сиськи, – сказал я и добавил почтительно, – ваше сиятельство.

Она окаменела, улыбка сошла с лица, а крупные глаза превратились в узкие щёлочки, словно из северной графини стала дочерью китайского императора.

– Барон, – произнесла она так холодно, что в комнате с потолка посыпались мелкие колючие снежинки, – вы слишком далеко зашли в своем… своеобразном флирте.

Я как бы спохватился, заговорил с таким искренним раскаянием, какое только сумел изобразить:

– Прошу простить меня, ваше сиятельство! Это у меня выдряпнулось наше, восточносибирское. У нас барышня, чтобы поощрить джентльмена, распахивает перед ним курточку… всего на пару секунд! Или приподнимает кофточку. Но этого достаточно для полного и незамутнённого щастя благородных рыцарей.

Она сказала ещё холоднее:

– Не знаю, что за курточки ваши барышни распахивают, и что такое джентльмены, но у нас в благородном обществе до такой грубой пошлости не опускаются.

– Ещё раз простите, ваше сиятельство, – повинился я. – Клянусь, больше никогда-никогда не попрошу вас показать мне сиськи. Простите, перси!

Она помолчала, рассматривая меня холодно и свысока, в глубине глаз что-то мелькнуло. Будь я понаглее, мог бы подумать, что уже пожалела, что её вынудили дать такое опрометчивое обещание насчёт никогда-никогда, но что сказано, то, считай, сделано, слово благородной графини из старинного аристократического рода закон, а я вот стою перед ней, полный раскаяния, и уже принял это «никогда-никогда» как непреложный закон мироздания.

Ещё с полминуты пообливала меня холодом осуждения, где ваши манеры, барон, наконец легонько повела дланью, не шевеля пальчиками.

– Забудем, барон. А кристаллы я оприходую, оценю, занесу в опись особо ценных вещей. Подумайте насчёт приобретения ещё одного сейфа.

Я поклонился и поспешно отступил.

– Спасибо, графиня, что не вдарили. Я пошёл-пошёл снова творить подвиги. В вашу честь, но уже безвозмездно, что значит, даром.

И поспешно смылся, пока она не придумала, что сказать в ответ на новый комплимент.

Прекрасно, вот так ненавязчиво воздвиг ещё один барьер на пути опасного сближения. Вернее, путём нехитрой манипуляции побудил воздвигнуть графиню, а то что-то наши отношения хотя ещё вроде бы чисто деловые, но наметился некий крен в нежелательную, хоть и очень приятную сторону, но разве не первым делом самолеты?

Прямо от графини пошёл творить подвиги, хоть и не к монстрам, но я сам теперь ещё тот монстр. Пошёл наконец-то на второй уровень этой же щели, где ни антрацита, ни кристаллов, а только бозонное пространство в более выраженном виде, наполовину, если не больше, перемешанное с нашим фермионным в такой концентрации, что голова кружится, стоит только представить.

Спустившись на второй уровень, тут же сел у самого, как говорится, порога, поспешно закрыл глаза, чтобы не свихнуться от странной геометрии, где большое помещается в мелкое, а звук переходит в расстояние или цветные осколки.

Изо всех сил старался понять и принять этот мир, твердил когда мысленно, а когда и проговаривал вслух, что я вот свой, я здешний, это всё и моё тоже, меня не должны обижать, я же никого не обижаю, я не тупой простолюдин или аристократ, что одно и то же, я очень даже разумный и очень продвинутый, я знаю, что такое вселенная, её законы, геометрия пространства, хоть и не понимаю, что это, но я верю в их свойства и заранее принимаю их всеми-всеми фибрами.

Не скажу, что это на неё подействовало, вряд ли меня заметит и отреагирует, я же мельче бактерии, но зато сам привык, хотя это не я привык, а во мне то ли привыкло, то ли стерпелось или просто притупилось.

То, что здесь может быть опасно без всяких примитивных и ожидаемых монстров, узнал в конце первой недели, когда одну из цветных струй соседние выдавили из ряда, она изменила направление и скорость, я не успел рот раскрыть, как она пронеслась сквозь меня и пропала в противоположной стене.

В животе осталось нехорошее ощущение, словно пронзили призрачным бревном. Оно исчезло, а вот кора осталась, целый день ощущал как нечто чужеродное двигается по телу, постепенно то ли испаряясь, то ли всасываясь в кровь и лимфу.

Хватит, решил запоздало, скоро зимняя сессия, съезжу, постараюсь отстреляться, а то и отбояриться побыстрее, потом вернусь и продолжу… если хватит духу.

Этот уровень для меня что-то вроде внутренностей детского калейдоскопа: вижу сменяющиеся фрагменты цветных стёкол, никакой системы, голова постоянно кружится, сознание не в силах уцепиться за какие-то ориентиры, а мозг горит, стараясь уловить закономерности и создать хоть какую-то систему.

– Алиса, – позвал я хриплым голосом, – ну ты чё?

Она ответила, как мне показалось, раздражённым и усталым голосом:

– Здесь всё другое!.. Я знаю, что нельзя тёплое с мягким, а здесь это постоянно, да ещё тёплое в синее, а то и в писк… Одно понятно, что с точки зрения бозонной вселенный – ты фрактал.

Я спросил слабым голосом, ехидство не только наша защита, но зачастую и спасение от свихнутости:

– У неё точка зрения?

– Не занудствуй, существо. У себя ты царь природы, а здесь да, фрактал. Бесконечно малое отображение самой вселенной. Ну, не совсем уж бесконечное, опять прицепишься, но близко, близко…

– Нызенько, нызенько, – передразнил я. – Хотя интересная мысль. Гм, ты что, уже мыслишь?

– Я да, – ответила она с надменностью самой вселенной. – Старайся, карабкайся, учись, грызи гранит науки, могу подсказать где глыбы побольше, может и у тебя получится, хотя шансы один к гуголу, но я тебя истреблять не буду, оставлю для забавы, хотя и не знаю, что это.

Фрактал, подумал я. А что, если принять эту гипотезу за основу, то можно наметить пути, куда двигаться. Это значит, мне может быть доступна хотя бы часть из того, что должно было получиться в конечном существе этого странного мира.

Хотеть может не только человек, даже таракан чего-то да хочет, у эвглены зелёной тоже есть желания. Да у всех есть, даже у камня вполне могут быть, для этого ума не надо, так что у бозонной вселенной вполне может быть смутная и не вполне осознанная идея, что должно получиться в конце её эволюции.

И в это время появляюсь я, весь в белом. Вон он я, нате! Само совершенство. Ну, можно пообтесать где-то в чём-то, но совершенству нет предела, а так вот в первом приближении лучше меня ничего не найдёте.

Я старался думать о себе, как о совершенстве, может быть и тёмную материю сумею убедить. Мир продолжает кружиться, выворачиваться, скрипучее переходит в зелёное и вытягивается через сквозь стены, там разбухает и взрывается мириадами зелёных капель, что плавают в пространстве, словно семена одуванчика.

Но надо, надо приноровиться к этому мельканию цветовых пятен и смещению верха и низа, афедроном чую, что это что-то мне даст… или что-то заберёт.

Из ничего продолжает появляться что-то непонятное, иногда остаётся, иногда исчезает или перетекает в другую форму, раздваивается, превращается в мелкие капли, из которых одни исчезают, а другие вырастают и с металлическим скрежетом лопаются.

Но если наши земные животные выживают и даже развиваются в нечто ого какое, то я, человек с его самомнением и амбициями, отступлю?

Нет, человек это звучит гордо, нагло, самоуверенно и в конце концов побеждательно!

Через несколько часов тупого созерцания не только осторожненько касался всего этого колышущегося мира, но и пытался пощупать, ухватить. В какой-то момент, вконец расхрабрившись, ухватил в двигающемся мимо потоке нечто скользкое, словно плавательный пузырь окуня, размером между перепелиным и куриным яйцом, а когда поток неспешно скользнул дальше, этот пузырь потащило тоже, я зажал в обе ладони, отгораживая от остального мира, уперся руками и ногами.

Поток ушёл в стены, сразу в три, пузырь резко дёрнулся и остался в моих ладонях. Некоторое время просто держал его на вытянутых руках, то ли рванет, то ли исчезнет, бабахнет, превратится во что-то страшное, но нет, пузырь оставался недвижим.

Осторожно щупая, я то и дело засовывал пальцы вовнутрь, но пузырь не лопается, какая-то геометрия пространства у него особенная. Бозонная. Всё, что непонятное здесь, бозонное. Ничего объяснять не надо. Геометрия пространства-времени такая. Бозонная и всё тут. Без базара.

Убедившись, что пузырь не лопается, начал совать в него всё, что отыскалось в карманах, снял и вложил туда кольцо, браслет, подобрал пару камней, если эти аморфные глыбы можно так назвать, тоже поместились, наконец, совсем охамев, вложил тесак.

Выждав, вытащил с сильно стучащим сердцем всё в обратном порядке, сперва тесак, последним нащупал кольцо. Ничего не пропало, надо же!

Похоже, это образование можно назвать пространственной барсеткой неопределённой ёмкости. Сердце стучит усиленно, это же какой шаг в познании, хотя такая кладовая мне пока ни к чему, но на будущее…

Было опасение, что не смогу вынести, но получилось, да и то, выносил же добычу из других Щелей, так что да, возможно.

Глава 6

Иван Бровкин заметно посвежел, спина гуттаперчевая, сам не налюбуется, а в рукопашной схватке валит всякого. Василий с довольной усмешечкой сообщил, что Бровкина в Преображенский полк перевели из егерей, он там был лучшим, выходил против десятка и всех валил, а сейчас так вообще, сила как у молодого, а опыт тот, прежний, не пропьешь.

Завидев меня с мешком за плечами по дороге из моей Щели, Бровкин подбежал бегом, отдал честь и выпалил:

– Ваше благородие, разрешите обратиться?

– Давай без этих пролегоменов Авенариуса, – сказал я недовольно, – обращайся без танцев со шляпой!

– Ваше благородие, – сказал он быстро, – а почему вы ведёте набор только из преображенцев? За их рост?.. Так я знаю ребят покрепче!

– Да так получилось, – ответил я с некоторой неловкостью, в самом деле так пошло само. – А что у тебя?

– Знаю ребят, – повторил он, – что завалили бы в рукопашке всех этих здоровенных лосей. Ну, когда были при силе.

– Погоди, – сказал я с интересом. – Ты насчёт егерей? До Преображенского был егерем?

Он кивнул.

– Да, ваше благородие.

– Хорошая идея, – сказал я с энтузиазмом. – Егеря – это лучшее, что есть в армии. Это вообще будущее армии! Остальные просто пушеное мясо. Давай, зови всех, кого считаешь нужным. На твоё усмотрение.

Он посмотрел мне в глаза очень серьёзно, кивнул, вытянулся.

– Ваше благородие… не подведу!

В своем кабинете я выложил в сейф кристаллы, их набрал полмешка, плюс этот пространственный пузырь. Хорош, как барсетка, куда можно сложить массу вещей, но надо сперва проверить, не исчезнет ли в нашем климате.

Быстро перекусил, взял еды с собой в мешок, снова ринулся в мою такую родную и таинственную Щель.

И сразу, сделав шаг на второй уровень, ощутил, что вступил совсем в другое место. Не то, с которого ушёл. Мир передо мной в сложных красках, если это краски, всё медленно двигается крупными пятнами, тянется нескончаемыми цветными полосами, от инфракрасных до ультрафиолетовых и дальше-дальше, в немыслимом диапазоне, которого просто не может быть, потому что не может быть никогда.

Похоже, это и есть визуальное выражение констант этого мира, чужого и чуждого, а понятно из него только то, что в нём всё непонятно, если даже фундаментальные законы иные.

Но, может быть, я переместился на другой конец тёмной вселенной, кто знает, что у неё за константы. Задержав дыхание и приготовившись хоть к удару по морде и нервам, хоть к чему угодно, я с осторожностью дотронулся до ярко-красной полосы, что плывет прямо перед моей мордой и переходит даже не в багровую, а сразу в шероховато-зелёную, словно там цвета идут в таком порядке, если это цвета, а не звуки или что-то вообще неведомое, что мой мозг интерпретирует в понятные мне символы.

Пальцы ощутили некое тепло, хотя это вряд ли тепло в привычном понимании, но мои органы чувств за неимением ориентиров транскрибируют ощущение именно как тепло.

Более того, по зелёной ленте прошло что-то вроде волны, мне почудилась некая реакция на прикосновение, хотя это как-то странно, на мой взгляд, это всё-таки стена, не должна вот так.

С другой стороны вроде из застывшего басовитого рева, протяжного и тоскливого, дальше вкрапления визга, хрипа, хотя понимаю, скорее всего нет ни визга, ни баса, ни даже красных полос или фиолетовых, мой мозг отчаянно ищет ассоциации, это как в скрипе двери или в вое ветра за окном начинаем слышать слова и даже фразы,

Я осторожно потрогал застывший в воздухе тёмно-коричневый шар объёмом с футбольный мяч, тот подался под моими пальцами, словно надутый тёплым воздухом пузырь, колыхнулся и застыл на прежнем месте…

Нет, всё-таки сдвинулся пусть на миллиметр, но я всё замечаю. Снова коснулся уже не пальцем, а ладонью, пузырь несколько вдавился в то, что выглядит несокрушимой стеной.

Заинтересованный, я ухватился кончиками пальцев за край, потащил на себя. Пузырь послушно выдвинулся, а на его месте расплылась некая зелёная субстанция. Потрогать не решился, пусть даже зелёный, вроде, цвет травы и мира, хотя вполне возможно это вовсе не зелёный, и даже не цвет, а сложенные в гравитационный кулёк бозоны из чёрных дыр

Пузырь вытащил за собой легко, ничего не весит. По воздуху плавают комочки, я бы назвал их камешками, и выглядят камешками, один вплыл в пузырь, но там застрял, упершись во внутренние стены.

Осторожничая, я вытащил из кармана монету, бросил в пузырь. Она легко прошла через стенку словно её там и не было, но в пузыре почему-то застряла, словно изнутри стенки стали непроницаемыми.

Круто, мелькнула мысль. Это типа пространственный карман несколько другого типа? Или что-то иное? Ладно, опыт два: могу ли вытащить в свой фермионный мир?

Когда с массой предосторожностей вытащил и нёс в дом, неожиданно поступило донесение от Маты Хари: «Зельевую лавку на Мойке вчера ограбили. Велели приготовить десять тысяч рублей, а также пять тысяч ежемесячно за защиту».

Я зло стиснул челюсти, ну да, рэкет самое старинное изобретение, появился одновременно с проституцией, дожил до этого времени и ещё поживёт, что значит нужен эволюции, чем-то помогает ошкуривать человечество, закалять или смотреть на вещи реально, чтобы не было облома, когда начнёт расселяться по планетам и звёздам.

– Там кто, – спросил я, – Кряконявлик? Почему не сообщил сразу?

Мата Хари, как самая старшая и потому полагает себя главной, пояснила:

– Как вы и велели, шеф! Сообщение ушло графине Кржижановской.

Я нахмурился, отыскал слот Кряконявлика, тот сразу пискнул:

– На связи, слушаю и повинуюсь!

– Графиня получила сообщение о нападении?

– Да.

– И почему молчит?

– Мой господин, она пытается организовать охрану своими силами. Сегодня нанимает стражей.

Я вздохнул, графиня знает как я загружен, как только и успеваю со своими делами, куда уж отвлекаться, щадит, но, боюсь, с рэкетирами ей так просто не справиться. У них опыт и оружие, а у неё только титул и, конечно, неплохие деньги, но за них купить удаётся далеко не всё.

– Хорошо, – сказал я, – пусть набирает охрану. Пригодится.

Лавок этих будет всё больше, не успею везде бегать и разбираться с гопотой, а доходы уже позволяют держать хорошую охрану.

Я поднялся в кабинет, искал варианты как решить проблему, но в голову постоянно лезет дурацкое: пойти туда и всех замочить! У меня такие находки из мира бозонной вселенной, да это же прорыв, прорыв из прорывов, а я о чём?

Глупо, конечно, но, с другой стороны, я не среди интеллектуалов. И хотя я ботан, но аугментированный, к тому же здесь напитался силой и неведомой мощью бозонной вселенной. Изнутри прёт, перестраивает мои митохондрии, что энергетические батарейки организма, а те готовы впитывать странную мощь тёмного мира ещё и ещё.

Подумал ещё, уже основательно, спрятал пространственный пузырь в сейф и отправил Мату Хари помочь слабенькому Кряконявлику. Надо самому ехать разобраться, кто шантажирует, где находится, какими силами располагает.

Мои ожидания и результаты разведки Маты Хари совпали: воры, хотя это не воры, а бандиты, но на Руси всех называют ворами, решили повторить набег и сжечь лавку полностью, раз уж владелец не спешит выплачивать десять тысяч рублей.

Нападение организовал авторитет по кличке «Ворон», сам он жил на окраине, но с полгода тому купил приличный домик в центральной части города, перебрался туда, там у него слуги, охрана, два автомобиля.

Не дождавшись выкупа, он решил повторить набег, только уже посерьёзнее как напоминание, что он в этом районе царь и бог.

Мата Хари бесстрастно проследила, как в середине ночи из его дома начали выдвигаться тёмные личности, сбивались в группы, а потом медленно продвигались в сторону уже однажды ограбленной лавки.

– Следи, – велел я, – но сама ни-ни!

Она ответила с неудовольствием:

– А как насчёт апробации лазерной пушки?

– Проверяй формулами, – ответил я.

– А в реале?

– Для этого надо быть реалистом, – напомнил я. – А ты искусственный интеллект, который то ли есть, то ли нет.

Когда шайка сформировалась, Мата Хари посчитала всех, двенадцать человек с двух сторон приближаются к лавке. Чтобы поджечь, хватило бы и одного, плюс двое на стрёме, но сейчас явно предполагается грабёж, сперва всё ценное вынести, потом сжечь саму лавку.

Да, точно, вчера грабанули чуть-чуть, чтобы обозначить свои возможности, а сегодня вынесут всё. Почти все явились с сумками и мешками, в лавке в самом деле несколько ящиков с бутылочками, пузырьками и даже большими ёмкостями для оптовиков.

Двенадцать человек, мелькнуло в мозгу. И нужно как-то обойтись без стрельбы, чтобы не набежала полиция.

Ладно, в этом недобром мире я, чувствуя грядущие неприятности, усиливал своё тело как в скорости, так и в крепости мышц. Сам я предпочел бы усиливать сеть нейронов в мозгу, но эволюция забросила меня в мир пока что полулюдей, а для них главный аргумент – кулак.

Стоя в тени, я выждал, когда первая группа подошла ближе, эти идиоты вообще прошли бы мимо, тупые, как стадо скота, я пропустил первых, затем взвинтил до предела скорость и восприятие, бросился, вогнав многих в ступор, бесноватый, что ли?..

Поспешно раздавая по удару, свалил четверых, наконец другие опомнились, двое начали швыряться в меня файерболами, но то ли руки кривые, то ли я хорош в уклонении, но попадают чаще по своим же.

Подбежали ещё, кто-то крикнул лютым голосом:

– Валите!.. Да убейте же…

Я бил люто, это уже не драка, решили не просто избить и попинать, явно вожак велел убить, потому бил математически точно по горлу, в виски, по глазам, сейчас я уже не я, а мой звериный предок, который вот так же убивал и калечил, чтобы расчистить кормовой участок своему потомству…

Ответные атаки могут искалечить, а то и убить, часть моего сознания следила даже за теми, кто отбежал на несколько шагов и швыряется огненными шарами… нет, один дважды натужился и бросил ледяные сосульки. Будь на мне полотняная или холщёвая рубашка, меня бы проткнуло, как спицей лягушку, а так разве что кровоподтеки будут, да и то недолго.

Защита даже важнее, чем нападение, но стонущих на снегу всё больше, на ногах всё меньше, зато остались самые крепкие.

Вожак орал на своих дебилов, не переставая, те уже с мордами в крови продолжают бросаться. Я сам чувствовал, что выдыхаюсь, движения замедляются, сердце стучит с хрипами, уже не справляется с нагрузкой, но на остатках воли шёл к их вожаку, коротким ударом проломил висок широкоплечему бугаю, что замахнулся кистенём, на лице вожака, что держится рядом, наконец-то появился страх.

Я смахнул с дороги ещё одного, хлипкого, но с двумя ножами в руках, и вожак отпрыгнул, закричал:

– Да что ты за тварь?

– Смерть твоя, – прохрипел я.

– Да пошёл ты…

– После тебя…

Остались ещё двое, один с дубиной, другой с длинным ножом, но в страхе отступили, переглянулись, отшагнули ещё, давая своему вожаку возможность красиво схлестнуться со мной грудь в грудь.

Меня качало от усталости, я протянул руку и ухватил эту сволочь за ворот камзола.

– Ну что, тварь дрожащая?

Его затрясло, я не поверил своим глазам, когда он рухнул на колени и взмолился:

– Погоди!.. Давай договоримся.

– С такими не договариваются, – прохрипел я.

– Я дам тебе денег!.. Много!

– А я лёгкую смерть, – ответил я.

В голове звенит, вот-вот потеряю памороки, в его глазах что-то мелькнуло, понял, что я стою на ногах из последних сил, рука метнулась за пазуху, моментально выдёрнул с зажатой в ладони рукоятью короткого и очень острого, судя по блеску лезвия, ножа.

Я ударил в гортань вытянутыми пальцами. Влажно хрустнуло, он на мгновение застыл, глядя на меня выпученными глазами. Нож остановился на полпути к моему лицу. Я сделал шаг назад. Он надсадно хрипел, наконец выронил нож и ухватился обеими руками за горло.

Двое оставшихся бандитов отшагнули назад, но не успели повернуться и броситься прочь, как я проревел:

– Стоять!

Они замерли, как кролики перед огромным страшным удавом. Я сделал пару шагов к ним, сказал лютым голосом:

– Надо бы убить обоих, но я милосердный…

Она пали на колени:

– Барин!.. Смилуйся!

– Отпущу одного, – прорычал я, – кого? А кто убьёт другого!.. Ну, начали!

Они непонимающе смотрели на меня, потом один на другого. Силач с дубиной неожиданно взревел и замахнулся на соседа, а тот быстро пырнул его ножом в бок.

Дубина с треском проломила череп соратнику, тот рухнул молча, даже ногой не дрыгнул, а сам богатырь выронил оружие каменного века и обеими руками ухватился за рукоять ножа, лезвие целиком ушло под левое ребро.

Я видел как он мучительно медленно вытягивает покрытую кровью полосу металла я даже не думал, что такая длинная.

– Ты свободен, – сказал я с горькой насмешкой. – Можешь уходить. У чертей всегда есть свободные котлы.

В мозгу прозвучал голос потрясенной Алисы:

– Ты суеверный?

– Все мы суеверные, – выдохнул я.

– Ничего не понимаю, – сообщила она с ноткой отчаяния, – как всё-таки понять эти дикие существа, именуемые человеками?

Ноги подкашиваются, я торопливо прислонился к стене. Похоже, я переоценил свои силы. Сердце бьётся гулко и часто, тело вздрагивает, дикая слабость охватила от макушки до кончиков пальцев на ногах. Сейчас не отобьюсь даже от белки, если та захочет меня прибить за безобразие в её угодьях.

Сидел так минут десять, даже не думал, что схватка истощит настолько. Нет, не надеялся, что выйду без царапины, а сейчас, придирчиво осматривая себя, могу сказать, кроме сгоревшего на мне кафтана, слегка пропалённых брюк, отделался десятком кровоподтёков, что вот уже исчезают, регенерация старается изо всех сил, а, вроде бы одно ребро треснуло, но и оно, чувствую, уже начало срастаться.

А на тёмной улице, куда не достигает даже свет луны, двенадцать трупов. В голове пусто, только одна слабенькая мысль скребётся: пошарить по карманам или нет? И почему-то совсем не гложет вина, что убил людей, человеков. То, что хотели меня убить, совсем не значит, что я должен опускаться на их уровень. Я же цивилизованный, я же человек высокой культуры, но даже не попытался уладить как-то миром!

Или жив только потому, что мои предки поступали так же, и, втоптав врагов в землю, захватывали их женщин и давали всходы своему семени, рождая сильных и беспощадных? А я, хоть и ботан, но во мне их кровь, их звериные инстинкты, лишь слегка прикрытые культурой, воспитанием, флёром гуманной цивилизации?

Карманы и кошели на ремнях всё же просмотрел, денег немного, только у вожака в кошеле пять тысяч рублей, явно плата этим ублюдкам, а ещё заинтересовало интересное колечко. Да, золотое, да сколько там золота, но камешек выглядит ценным. Сиреневый, прозрачный, смотрится миленько.