Текст книги "Вадбольский 4 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10

Я поднял на неё заинтересованный взгляд, только сам явился, а она как будто ждала, видеокамеры у неё здесь везде, что ли.

Она почти упёрлась выступающим животом в край стола, ещё чуть, и сдвинула бы своей массой, как нейтронная звезда пустяковый астероид, вперила в меня тяжёлый взгляд.

– Ишь ты, – прогремела она мощным голосом, – как по-хозяйски ведешь себя, мальчик. А ну-ка встань!

Я вытаращился с удивлением.

– В чём дело?

Она упёрла руки в бока и сказала с нажимом:

– В том, что я старшая! Ты обязан быстро встать, понял? И учтиво освободить мне место, потому что ты ещё не дорос сидеть за столом в главном кресле! Учтиво освободить, понял? С вежливым извинением и приличествующими случаю жестами! Учись этикету, мальчик!.. Я слышала, как ты раньше куролесил, но у меня не разгуляешься!

Я пробормотал:

– Ангелина Игнатьевна, или как вас там… вы не охренели? С какой стати буду уступать вам это кресло?

Она повысила, и без того уже громовой, как труба третьего архангела, голос:

– Да потому что, сняв с тебя груз попечительства далёких от нас по крови людей, мы взяли эту тяжкую и ответственную обязанность на себя!.. И теперь целиком и полностью отвечаем за тебя, за твои поступки, твои решения и даже за твои слова, сопляк!.. Ты всё понял?

Я сказал так же негромко:

– За избавление от попечительства спасибо. Но из огня да в полымя… с какой стати? Нет уж, обойдусь.

Она почти прокричала, начиная багроветь от злости:

– Ты решил, что родители будут потакать? Не будут! Потому что я лично прослежу, чтобы и Василь Игнатьевич поступал правильно, а не по прихоти избалованного подростка!..

Я спросил с любопытством:

– И что вы, милая тётушка, сделаете?..

Она чуть не задохнулась от гнева.

– Не будешь слушаться, велю тебя выпороть, щенок.

Я улыбнулся, хотя уже и меня начало потряхивать от злости.

– Разве телесные наказания не запрещены?

Она злобно улыбнулась, показывая жёлтые, но крепкие, как слоновая кость, зубы.

– В тюрьмах, но не в армии и дома. Ты узнаешь, что такое смоченные в уксусе розги.

Я поинтересовался как можно спокойнее, но чувствую, как уже и я начинаю показывать зубы, а моё дыхание учащается:

– И что же, меня будут сечь розгами?

– И в полной мере, – процедила она люто. – Хорошо так, с оттяжкой!

– Здорово, – сказал я, отчего она дёрнулась и вперила в меня недоумевающий взгляд. – Кто будет сечь, вы, тётушка?

Она фыркнула.

– Я понаблюдаю. И посчитаю, чтобы отсчитали двадцать розог… нет, тридцать! А то и сорок, после чего тебя унесут на руках. А пороть будут конюхи.

Я покачал головой.

– Ангелина Игнатьевна, вы же не полная идиотка? Это моё имущество, мой дом. И здесь все подчиняются мне. В том числе и конюхи, которых у меня пока что нет, как нет и конюшни.

Она заявила победно:

– Ошибаешься, щенок! С той минуты, как попечительство вернулось к твоим родителям, они здесь хозяева. В их власти дать тебе денег на мороженое, и в их власти не дать. А других денег у тебя не будет, уж я прослежу!

Видя, что я не собираюсь уступать ей главное кресло, она развернулась и победно вышла, напоследок так бабахнув дверью, что рядом с косяком сорвалась с гвоздя некая картинка маслом и грохнулась на пол, посыпались осколки стекла.

Мои кулаки сами сжались так, что кожа на костяшках едва не треснула, а дыхание участилось, стало горячим, как у дракона. Это что же, вот так придётся отстаивать своё право на самостоятельность?

Настолько дико и глупо угрожать мне поркой, что даже на голову не лезет. Эта дура совершенно не понимает, что боярское время кончилось, понятие Рода быстро тает, испаряется, только самые кондовые где-то в глубине своих земель могут всерьёз говорить о родоплеменной власти, о традициях, о непрерывности Рода и поддержании родового дерева в надлежащем виде, но боярка заканчивается даже там, а в столице кончилась, кончилась, здесь совсем другие отношения…

Хотя, конечно, я перегнул, родовые отношения так быстро не уходят, но время в самом деле другое, стремительно появляется совсем другой класс людей, которых раньше не было: промышленники, торговцы, судовладельцы, хозяева рудников и заводов. И хотя власть пока ещё в руках аристократов, но слабеет, слабеет…

Но быть членом рода – так уютно… Там слабый человек обретает силу, он уже не оторванный листок, кружащийся ветром в воздухе, а листок на толстой ветке могучего дерева.

Он чувствует поддержку. Он чувствует силу. Не род для человека, а человек для рода, и тогда род несокрушим. И так удобно, когда всё за тебя решает Род, ты всегда не виноват, какую бы глупость Род не сотворил…

Я поднялся, злой на себя. Чего сижу? Ощущение такое, что не хочу выходить, чтобы не встречаться с этой силой Рода Вадбольских?.. Выходит, она меня уже начала нагибать?

Ещё больше озлившись, вышел, плотно закрыв дверь кабинета на все запоры, пошёл по коридору, громко топая и бросая по сторонам грозные взгляды.

Василий Игнатьевич, как я и ожидал, проводит время с Пелагеей Осиповной, как позже скажут, в активном отдыхе.

Тепло одетые возвращаются с прогулки по Невскому, я увидел издали как подошли к воротам, велел быстро:

– Шаляпин, доклад!

– Всё в порядке, – донесся басистый голос дрона. – Интереса к вашим родителям не замечено. Повышенного интереса.

– Бди, – велел я. – Если что, разрешаю применять спецсредства.

– Слушаюсь!

Дежурный у ворот быстро распахнул для них калитку, я поспешил навстречу, обнял, сказал с нежностью:

– Не простудитесь, погода какая-то не такая, как хочется.

Пелагея Осиповна сказала расчувственно:

– Похудел ты как… Много работы? Пойдем в дом, пообедаем…

Я вздохнул, развел руки.

– Не могу, срочно в Лицей. Там турнир, будет Государь Император, обязаны быть все курсанты с чистыми шеями и вымытыми ушами. Я люблю вас! Увидимся!

Они с крыльца смотрели, как я лихо выехал со двора на улицу, а там погнал, наслаждаясь своими возможностями контролировать этот довольно простенький механизм.

Автомобиль я оставил на стоянке перед громадой Лицея, площадь заполнена каретами, колясками и автомобилями почти на треть, никогда такого столпотворения гостей не было.

В финал императорского турнира вышли мой давний враг Ротбарт и некий Винцингероде. Неужели Ротбарту за эти пять дней срастили сломанные кости? Сколько же золота вбухали в этих магов-лекарей? Слышал о таком, но не верилось в запредельную мощь того, не знаю чего.

Хотя какой из него враг, он все ещё курсант, и хотя я тоже, но сейчас я готов потягаться и с теми из преподавателей, которые его прикрывали. Да только на фиг мне они?

Они пока не выходили на арену, распорядители чего-то ждали. Наконец по залу словно пронесся мощный порыв ветра: из главного входа появилась целая процессия ярко и пышно одетых мужчин и женщин, мужчины все в генеральских мундирах, с синими лентами и кучей орденов и звёзд на груди, да и по тому как не идут, а шествуют, видно, что не простых кровей, а впереди рослый и могучего сложения военный… нет, не император, как я ожидал, похоже, великий или светлейший князь, кто их разберёт.

Возле меня появилась Сюзанна, от неё пахнуло дорогими духами, шепнула с явным разочарованием в голосе:

– Уже объявили, Государь Император ввиду великой занятости не смог посетить финал, вместо него великий князь Александр Николаевич поздравит победителя и лично вручит награду!

– Да какая разница, – сказал я, – награда ж не подешевеет?

Она сказала возмущённо:

– Получить из рук самого Императора – это великая честь!

– Лопай, что дают, – сказал я. – А что с ним за девчонка?

– Александра, – буркнула она. – Его дочь. Ей десять… нет, уже одиннадцать.

Судя по её взгляду и холодному тону, дочь великого князя не пользовалась любовью женщин высшего света. Да и мне тоже сразу не понравился её надменный взгляд и горделивая походка, дескать, только она здесь человек, а все остальные – свиньи лохматые да ещё и немытые.

– Великому князю тоже восхотелось хлеба и зрелищ? – спросил я. – Ах да, аристократы – тоже часть народа.

– Лучшая часть, – уточнила она с достоинством.

– Да, – согласился я, – но скоропортящаяся.

– Аристократы не портятся!

– Портится всё, – изрёк я.

Прибывшие разместились в оставленных для них ложах в первом ряду, в самом центре великий князь с дочерью, по бокам его генералитет, ни одного я не узнал, во всяком случае, ни канцлер не удостоил своим присутствием турнир, ни глава Тайной Канцелярии, ни военный министр, тех я знаю по портретам в газетах. Понятно, они работают. А эти, что с великим князем, играют короля. Да, хорошо играют.

– Всё равно красиво, – сказала она сердито.

– Красота, – изрёк я банальность, – страш-ш-шная сила. И как-то спасёт мир. Парадокс?

Уходящая эпоха пестрых мундиров, цветных лент, эполет, аксельбантов и бранденбургеров, ещё киверов с огромными яркими плюмажами. Даже солдаты всё ещё в разноцветных мундирах, как попугаи. И атакуют плотным строем во весь рост, стреляй в них зажмурившись, всё равно не промахнёшься.

Сюзанна начала шёпотом называть имена и титулы гостей, получалось, все из родовитейших семей империи, То есть, руководят армией, экономикой и политикой страны потому, что Рюриковичи и Гедиминовичи, а не потому, что искусные полководцы, экономисты, стратеги?

Блин, система социальных лифтов совсем не работает. Такая страна обречена.

Я внимательно рассматривал наследника престола, даже использовал зум, вглядываясь в безупречное лицо с ясными глазами цвета горного ручья и красиво очерченной челюстью.

Николая Первого считают безоговорочно самым красивым мужчиной Европы. Его сыновья и внуки тоже такие же: рослые статные красавцы, легко ломают подковы, скручивают в трубочки металлические тарелки, все с ясными крупными глазами, чётко вылепленными лицами, рост метр девяносто, это, конечно, не два с лишним метра Петра Первого, но в России и Европе средний рост мужчин равнялся метру шестидесяти пяти сантиметрам.

Так что да, великий князь Александр Николаевич, в России наследника именуют цесаревичем, выглядит великаном. Правда, у меня метр восемьдесят пять, подковы и я могу, но зачем портить сельскохозяйственный инвентарь?

Сюзанна прошептала:

– Боже, как красиво!

– Амур пердит, – сказал я.

– Не пердит, а пердю, – поправила она педантично мой французский. – Нет, такая красота не проходит!.. А какие женщины!

– Вижу только платья и шляпы, – буркнул я. – Там внутри женщины, да?

Она недовольно повела оголённым плечиком, потом кого-то увидела в толпе, просияла, помахала рукой.

– Юн сортир? – поинтересовалась у меня.

Мне на секунду показалась, что она восхотела покакать, спросил растерянно:

– Чё-чё?

Она буркнула уже сердито:

– Спрашиваю, можно отлучиться, не натворишь ли чего непотребного без моей опеки?

– А-а, – сказал я с облегчением, забываю учитывать, что в высшем свете вообще нет плебейского русского языка, только благородный и такой изящный французский, – топай, ничего не случится, кроме моего разбитого сердца… А то вон, глядя на тебя, красавец-граф уже слюной захлебывается…

Она исчезла, зашуршав юбками, я сам поднялся, чувство тревоги нарастает, не могу понять откуда ждать удар, сказал мысленно:

– Мата, не спишь?.. Здесь всё в порядке?

– Не всё, – ответила она, – порядок был нарушен приездом великого князя.

– Да хрен с этим самодержавием, всё равно свергнем. Что ещё?

– Много посторонних, – сообщила она. – Здесь должны быть только участники турнира, их родные и родственники? Так вот, много тех, кто никакого отношения… Да-да, я проверила даже приглашенных посторонних.

Я начал пробираться в сторону императорской ложи. Народу не так уж и много, но всё равно меня толкали, иногда пихался я, наконец приблизился на расстояние шагов восьми, великий князь поднялся во весь громадный рост и поднимает над головой большую фарфоровую вазу, изукрашенную золотом сверху донизу, даже надпись насчёт чемпионства промелькнула.

– Это приз, – прогремел его мощный голос, – будущему победителю турнира…

Чувство опасности нахлынуло с такой мощью, что у меня вся кожа пошла пупырышками, а тут ещё Мата Хари вскрикнула:

– Террористы!.. Берегись, их много!..

Двое из гостей, что с виду ничем не отличались от других, вытащили из-за пазух самопальные устройства, их называют бомбами, швырнули одновременно в сторону императорской скамьи, но ещё до того, как грохнули взрывы, ещё трое метнули свои взрывные устройства, а четверо выхватили револьверы и пистолеты.

– Ложись! – заорал я, и выхватив свой модернизированный глок, трижды выстрелил в террористов, что уже подбежали к ложе императора. Великий князь сдвинулся, загораживая своим телом девочку, один террорист получил от меня пулю в висок, второй в скулу, а третий, что уже выхватил револьвер и наставил на великого князя, на мой крик повернул голову, пуля ударила его в распахнутый рот и вылетела через затылок, вырвав с собой половину черепа.

Красным брызнуло в стороны так, словно ударил лопатой по ведру с кровью. Я ощутил страх и подкатившую к горлу тошноту, я же человек, как такое можно, но с усилием вздёрнул трусливую душу на ноги и проорал ей: перестань интеллигентничать, перед тобой не люди, а цели.

Ещё два выстрела, в ускорении выхватываю взглядом тех, кто с оружием, получилось так, что теперь уже я прикрыл собой великого князя, как он девочку.

Некоторые очень замедленно бросаются в нашу сторону, вижу непонимание и отчаяние на их лицах, Алиса подправляет мне прицел, я только жму на спусковую скобу, пули очень точно идут как в тех, кто бежит с оружием, так и в тех, кто просто старается подбежать ближе, чтобы снова метнуть бомбу.

Только не смотреть на убитых, сказал я себе, уже не трус, а нечто лохматое с каменным топором. Делай, делай то, что надо!

К счастью, охрана князя в форме, не спутаю, увидел только двоих на ногах, оба в крови, заорал им во весь страшный голос, откуда он у меня:

– Закрыть всё выходы!.. Охранять, охранять! Никто не должен уйти!

К нам метнулись ещё пятеро, явно последние из боевого отряда. Я продолжал стрелять быстро и точно, спасибо аугментации, а я сам по себе уже съёжился и глаза закрыл, но она, спасибо, холодно и точно делает, что надо обществу.

Мата Хари передала, что охранники князя, которых он оставил охранять вход, сейчас спешно закрывают двери.

Четыре последних выстрела, четыре террориста, поражённые пулями в головы, рухнули, заливая паркет кровью. Двое прорвались к великому князю, но тесак уже в моей левой, я ударил дважды, два тела рухнули на бегу князю под ноги.

Я сунул пистолет в пространственный карман, оглянулся на великого князя, уловил его напряжённый взгляд. Подбежал один из его охраны, кровь струится из простреленного плеча.

Я сказал быстро:

– Стой здесь и бди!… Я пока посмотрю… Лекари здесь есть?.. Быстро сюда, помогите раненым!.. Быстрее, быстрее!.. Сопли жевать дома!

Глава 11

Как водится быстро и красиво, хоть и запоздало, подбежала охрана, как остатки цесаревичной, как и охрана Лицея. Меня окружили, сняли быстрый допрос, скорее, опрос. Я отвечал чётко и грамотно, Мата Хари следит за каждым словом и постоянно напоминает, что я не тварь дрожащая, а право имею, данное мне эволюцией и Великой Сингулярностью, бойцом невидимого фронта которой являюсь, хотя руки всё ещё трясутся, как у сраного интеллигента, но никому нельзя показывать, что интеллигент, сожрут.

Увидел в толпе Сюзанну с бледным лицом и рассерженными глазами, вот опять решит, что это я затеял, чтобы произвести на неё впечатление, мужчины только для этого и существуют, не надо было меня оставлять одного, все люди как люди, а я Вадбольский! С мужчинами всегда так, только отвернись, он либо в драке, либо уже щупает афедроны порочных женщин.

Наконец, охрана отхлынула, я уже собрался отыскать своего финансового директора и вернуться с нею домой, но подступили какие-то очень важные тузы и сообщили, что предстоит ещё разговор в кабинете директора Лицея, кое-что надо уточнить, и тогда я свободен.

Мата Хари сообщила, что охрану великого князя почти всю перебили, уцелели только трое из тех, что оставались снаружи помещения, а вот из террористов удалось захватить живым только одного, сильно израненного охранниками ещё во дворе.

У двери кабинета директора двое охранников, уже новые, явно вызвали подмогу, меня остановили, хотели отобрать револьвер, я попятился.

– Не хотите пускать, не надо. Я пойду домой.

Я повернулся, один зло крикнул:

– Стой! Это же ты положил бомбистов? Ладно, иди с оружием.

В кабинете Зильбергауз, но не в своем кресле, а стоит одинокой горой возле окна, в его кресле мужчина среднего возраста и средней внешности, только взгляд волчий, пахнуло опасностью, но не нацеленной на меня лично, а как бы от сильного и злого зверя, которому пальца в пасть не клади и в глаза не смотри.

Ещё один, уже в военном кителе, стоит рядом с Зильбергаузом и тихо беседует с директором. Когда я вошёл, оба бросили на меня как бы по равнодушному взгляду и умолкли. Сто к одному, разговор шёл обо мне, да и вообще я же знаю, вселенная крутится вокруг меня.

Одинокий волк в кресле Зильбергауза вперил в меня пытливый взгляд.

– Вадбольский, курсант?

– Верно, – ответил я, подмывало ответить «Так точно!» и вытянуться, но тем самым признаю его власть над собой, а с какой стати, я не на службе, для меня старший здесь директор училища Зильбергауз, и меня не колышет, что в его кресло сел непонятный мне чужак.

Он смерил меня недовольным взглядом, понял, не дурак, нахмурился.

– Я глава охранной службы великого князя, – произнес он нехотя сквозь зубы. – Константин Карлович Ренненкампф. У меня к вам, курсант, есть ряд вопросов. Первый, как вы ухитрились застрелить одиннадцать человек?

– Нас в Лицее хорошо учат стрелять, – ответил я и кивнул в сторону Зильбергауза, тот важно надулся и засиял.

Глава охранной службы раздражённо дёрнул щекой.

– Я спрашиваю, как сумели сделать столько выстрелов? Вы за минуту уложили одиннадцать человек!

– У меня нет часов, – ответил я. – Я человек бедный. Но если бы вы вооружили охрану современным оружием вместо того, чтобы учить красиво маршировать и безукоризненно выполнять штыковые приёмы, они бы сработали быстрее меня.

Зильбергауз сделал строгое лицо и с укором в глазах покачал головой. Учащиеся Лицея должны быть полны рвения и почтения к лицам такого ранга и чуть придурковаты с виду, как учил Петр Великий.

– Из чего, – потребовал Ренненкампф, – вы стреляли?

Я молча вытащил кольт из потайной кобуры и положил на стол.

– Вот. Шесть пуль, на таком расстоянии промахнуться трудно. А чем вооружена ваша охрана Государя Императора и великих князей?

Он поморщился, взял в руки кольт, покрутил барабан, рассматривая торчащие головки пуль. Высокий военный повернулся в нашу сторону и со скукой смотрел, как глава службы охраны проворачивает барабан кольта с заполненными ячейками и щупает пальцем выглядывающие рыльца.

Ренненкампф спросил властно:

– Откуда это у вас?

Вопросы выведут меня на скользкую дорогу, я попытался перехватить инициативу, надулся и с самым напыщенным видом сказал громко и возмущённо:

– Правильный вопрос – почему у вас нет таких? Ими же вооружена чуть ли не вся армия Соединенных Штатов! Даже у коровьих пастухов, их у нас называют ковбоями такие! Упущение или предательство? Не можете вооружить армию, понимаю, но хоть элитную службу по охране Первого Лица?

Они переглянулись, могут догадаться, чего это я так, но всё равно нужно по возможности перехватывать нить допроса, отвлекать, моя позиция шатковата, вдруг да кто рассмотрел, что пистолет, из которого я стрелял, был чуточку другим, но в любом случае до пространственной барсетки добраться не дам.

Высокий военный по прежнему поглядывает на меня с вялым интересом, а Ренненкампф переспросил в некотором обалдении:

– Кого-кого?

– Первого Лица, – повторил я с возмущением. – Разве не считаете Государя Императора и Самодержца Российского первым лицом в государстве?.. А в его отсутствие – великого князя и цесаревича?

Он поморщился, я вроде бы переборщил в пафосе, разговор серьёзный и деловой, напомнил требовательно:

– Ваш пистоль шестизарядный, однако вы застрелили одиннадцать человек?

– Ковбои любят стрелять сразу с двух рук, – ответил я на этот раз придурковато лихо, я же молодой парень, что жаждет привлекать внимание. – И ходят с двумя револьверами, это красиво! И подвешивают кобуры чуть ниже обычного, чтобы выхватывать скорее. Но можно и с одним быстро сменить пустой барабан на уже заряженный пулями, как я и сделал. Вы не ответили, почему вашу службу учили в первую очень быть красивой и радовать выправкой августейшие взоры? А умению стрелять не пробовали?

Он поморщился, уже злой, как чёрт, но всё ещё сдерживается. Военный внимательно слушает, поглядывает то на Ренненкампфа, то на меня. Взгляд его строг, но что выражает, понять так и не могу, явно царедворец высокого ранга, их учат с пелёнок держать лицо кирпичом.

Да и Ренненкампф, похоже, побаивается этого надменного красавца, что удивительно, всё-таки глава охраны Императора чуть ли не первый по могуществу человек в империи, или я совсем чего-то недопонимаю.

В дверь без стука заглянул один из военных чинов, сказал торопливо:

– Константин Карлович, там привезли слуг и официантов, что могли быть замешаны.

Ренненкампф мгновенно вскочил.

– Уже? Мне надо допросить лично…

Он вихрем выметнулся из кабинета, военный вздохнул, обогнул стол и по-хозяйски сел на место Ренненкампфа. Встретившись со мной взглядом, устало улыбнулся и приглашающе указал на кресло по ту сторону стола.

– Садитесь, курсант. У меня тоже ряд вопросов, хотя это и не прямое моё дело. Хотя начнём с того, который вам задал глава охраны. Откуда у вас этот кольт?

Я сказал почтительнейшим голосом:

– В таких случаях говорят, нашёл. Вот шёл по дороге, смотрю – лежит. Будучи лояльным гражданином, поднял и тут же побежал, даже вприпрыжку, чтобы сдать правоохранительным органам, но не успел, пригласили на день закрытия турнира, а опаздывать нельзя, там же великодушно обещался сам Государь Император быть и присутствовать к нашему счастью и благолепствованию! Решил сдать завтра…

Он нахмурился, брови сошлись над переносицей. Я ожидал взрыва гнева, в самом деле переборщил с иронией, но он сказал ровным голосом:

– Я Раевский Николай Николаевич, глава Военной Комиссии, только вчера прибыл с военных заводов Урала.

Я вытянулся, запоздало поняв, почему его лицо выглядит таким знакомым, его можно назвать военным министром империи, видел на портретах.

– Прошу прошения, не признал!

Он смотрел с иронией, в глазах поблёскивают гаснущие искорки, не пойму, что означают, Алису спрашивать некогда, молчу, а он сказал подавленным голосом:

– Стыдно нашей системе, такую нужную вещь можно купить у презренных воров, а её нет даже у охраны Государя.

Я чуть пожал плечами.

– А кто мешал?

– Вот-вот, – ответил он с раздражением, – вот-вот. Вадбольский, да?.. Что-то слышал о вас. Суфражистки, несколько стычек с курсантами. А ещё вы рассорились с нашими патриотами, доказывая, что войну, которая вряд ли начнется, обязательно проиграем?

Ого, мелькнула мысль, кое-что обо мне уже собрали, быстро работают.

– Неужели такую ничтожную персону заметили?

Он чуть усмехнулся.

– Мои дети общаются с детьми других работающих в правительстве, от них много узнаёшь… В том числе и о наглом бароне Вадбольском, что вроде не социалист, не масон, а предрекает войну России, в которой та проиграет весьма позорно.

Я сказал нехотя.

– Да, были такие разговоры.

Он потребовал:

– Почему вы так решили?

Голос злой, даже раздражённый, у меня похолодели внутренности, а трепещущее сердце ощутило как его берёт в ладонь огромная когтистая лапа. Где-то в общении с друзьями переборщил, нельзя быть таким откровенным, но сейчас прижат к стене, да ладно, человек я или тварь дрожащая, вздохнул и с нечастным видом загнул палец.

– Мы строим Севастополь и укрепляем Черноморскую бухту, но стройматериалы туда возим гужевым транспортом!.. А вот Англия и Франция перебрасывает в Чёрное море впятеро больше через полмира и в тридцать раз быстрее!..

Он слушал молча, только лицо всё больше мрачнело, наконец сказал с усилием:

– Я инспектировал заводы по производству оружия. Так что не надо мне… в каком мы виде.

В его голосе я слышал явное недовольство, но я при чём, не я же отказал в прокладке железных дорог, мол, в России они не нужны! А сейчас уже не успеть. За те месяцы, что остались до высадки десанта в Крыму, не нарастить выпуск винтовок, даже устаревшего типа, и тем более не дотащить их до Севастополя гужевым транспортом.

Я рискнул проговорить:

– После поражения, как говорят наши преподаватели в Лицее, умные работают над ошибками. Уверен, мы, если подумаем и примем меры, вернём всё потерянное. У России больше всего-всего, чем у Англии и Франции. Хоть через сто лет, но вернём!

Он внимательно всмотрелся в моё лицо, но сам помрачнел ещё больше, кивнул.

– Спасибо за информацию. Можете идти, кадет. Если появятся ещё вопросы, вас вызовут.

Я рискнул напомнить:

– Я ещё не на службе.

Он ответил сдержанно:

– Мы все на службе Отечеству.

Я вышел, тихонько выдохнул, но сердце колотится, будто я заяц, бегущий от страшного волка. Обошлось, хоть и не верится, могло быть гораздо хуже. Язык мой – враг мой, так ли задумывала эволюция?

Сюзанны не видно, но вряд ли сама отправилась домой, в какой-то мере считает себя ответственной за меня, смешно, но верит, что наставляет на правильный путь и спасает от чудовищных ошибок, когда объясняет, что слово sortir это не место, где срут, а означает «пойти», «встретиться», и нет в французском языке такого слова, как «пердит», а только «пердю», это так важно для благородного человека, так важно…

Подбежал здоровенный мужчина в прекрасном костюме аристократа, выхватил из нагрудного кармана золотой жетон.

– Имперская служба безопасности. Пара вопросов.

Я не успел раскрыть рот, как откуда ни возьмись подскочили ещё двое таких же, похожие на цирковых борцов, подхватили меня под руки и затащили в небольшую комнатку в трёх шагах. Я не противился, по этим ребятам видно, что не бомбисты, так что сопротивление будет считаться государственным преступлением и препятствием… ну, к чему-то важному препятствием. Или препятствованием.

Следом за нами пошёл сухощавый мужчина в длинном плаще, ну а как же, почему они их так любят, ещё бы воротник поднял в стиле «за нами следят».

Усадили на единственный в комнате стул, сами встали справа и слева, руки опустили мне на плечи, ладони в самом деле широкие, мозолистые, но вряд ли от лопат.

– Иоганн Рейнгольд, – назвался сухощавый в плаще, – глава секретной службы Империи.

– Ого, – сказал я. – Да, выше только Господь Бог.

Он буркнул безучастно:

– Будете дерзить, следующим вас допросит Он. Что здесь случилось?

Я окинул его внимательным взглядом. Этот глава охраны похож на тарантула, которых я ловил в детстве на берегу реки, опуская в их норки на ниточке кусочек воска. Тарантул вцепляется в это непонятное, что вторгается в его норку, лапы липнут, а я с торжеством вытаскиваю за ниточку наверх, на солнце.

Голос тарантула не слышал, но, полагаю, он такой же сухой и скрипучий, как у этого главы охраны.

– Вы сами видели, – сообщил я, – группа террористов нагло и безответственно совершила покушение на высокопоставленного члена императорской семьи. Всё, что я знаю и помню, я уже рассказал господину Ренненкампфу, который представляет службу охраны Его Величества.

Он потребовал нетерпеливо:

– Подробности! Это очень важно. И побыстрее!

– Надеетесь кого-то поймать? – спросил я. – Ладно, я увидел как в зал проникли террористы и бросились к великому князю. Двое начали доставать оружие… Я успел раньше.

– Кто вы? – потребовал глава охраны. – Почему с оружием?

– Курсант первого курса Лицея, – отрапортовал я, – Юрий Вадбольский. Обучаюсь рукопашному бою, стрельбе, преодолеванию препятствий и вообще воинскому делу.

Он посмотрел на меня с откровенным недоверием.

– Что у вас за обучение, что вы так быстро среагировали? А почему так метко стреляете?

– У нас обучение хорошее, – ответил я, – а вот у террористов плохое. Им нужно было не бежать через весь зал, как дураки, а спокойно подойти ближе к великому князю и только тогда выхватывать револьверы. Выхватывать, а не доставать, как они сделали!.. Видно, любители, интеллигенты. Вообще какие из интеллигентов стрелки? Они даже строем ходить не умеют! А что у меня получилось, так из меня интеллигент хреновый, простите за мой французский. А что, вы бы хотели, чтобы я стрелял хуже?

Он поморщился.

– Вы стреляли слишком метко и слишком быстро… Будь вы на стороне террористов…

– А кто-то может и быть, – сказал я и прикусил язык.

Он рассматривал меня пристально и хмуро. Наконец медленно расцепил губы и повторил:

– Слишком метко и быстро. Как объясните?

Я вежливо уточнил:

– Слишком для кого?

– Для кадета первого курса…

Дверь распахнулась, вошёл Раевский, красивый и молодцеватый, бросил на меня короткий взгляд и обратился к Рейнгольду:

– Ещё двоих захватили ранеными, но живыми. Прикидывались убитыми! Можно успеть допросить.

Рейнгольд почти подпрыгнул.

– Живые? Бегу!

Они все с такой скоростью покинули комнату, даже те богатыри, что грели мои плечи жаром своих ладоней, что я только раскрыл рот вдогонку.

Раевский, морщась, как от зубной боли, сказал сквозь зубы:

– Курсант, вас сейчас отвезут в Императорский дворец. Слишком уж это… неожиданно. И появилось много вопросов.