Текст книги "Ледяной ад"

Автор книги: Юрис Юрьевикс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 30

Хэнли вежливо слушала горячую речь Феликса Маккензи о том, что археологии, достойной упоминания, в Канаде просто не было – до тех пор, пока на этом острове не нашли стоянку алеутов.

– Кстати, об алеутском поселении. Я думал о ваших словах относительно эвакуации. Вот уже много лет мы на всякий случай поддерживаем малый «Трюдо» в рабочем состоянии. Наверное, стоит попросить Джека проверить генераторы. Неплохо также увеличить запасы продовольствия.

– Пожалуй, это разумно, особенно если сделать все, не поднимая паники.

– Джек часто выходит наружу, вряд ли это привлечет внимание. – Маккензи потер лицо руками. – Каковы ваши дальнейшие действия?

– Необходимо произвести вскрытие Алекса Косута. Доктор Крюгер согласилась помочь.

– Отлично. Я очень беспокоюсь об Ингрид Крюгер. Она чересчур изводит себя мыслями о причинах гибели Анни и остальных ученых.

– Я ее понимаю. Также мне необходимо исследовать рабочую зону у полыньи, однако я сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме Джека, согласится меня сопровождать. Похоже, он единственный, кто теперь не боится выходить наружу. Вы не могли бы «одолжить» мне его на несколько дней?

– Конечно, конечно, – заверил Маккензи, – я лично попрошу Джека. Вы правы, страх ему неведом. Он никогда не боялся. Буду рад вам помочь. Джек обеспечит вас снаряжением и подготовит к выходу.

– Хорошо. – Хэнли слегка покраснела и уткнулась в свои записи. – Доктор Маккензи, понимаю, что мой вопрос покажется вам не связанным с данным делом, но позвольте спросить: участвовал ли кто-то из троих погибших – или вообще кто-то из здешних сотрудников – в извлечении фрагментов тел, захороненных в вечной мерзлоте?

– Вы имеете в виду что-то вроде экспедиции Халтина, члены которой выкопали несколько жертв эпидемии гриппа 1918 года и взяли образцы тканей?

– Именно.

– Мы все с огромным интересом наблюдали за их работой. Однако в «Трюдо» мы ничего подобного не осуществляли.

– Но ведь здесь есть кладбище?

– Здесь? A-а, вы имеете в виду погост у малого «Трюдо»! Он давно закрыт для посещения. Эскимосские общины попросили нас не тревожить священные останки.

– О Боже! А я пообещала сыну фотографии раскопок.

– Если с вами отправится Джек, проблем не возникнет. Это самое малое, что мы для вас можем сделать. Джек знает лучше всех нас, куда действительно нельзя лезть. Главное – на могилах ничего не трогайте.

– А кто посещал раскопки недавно?

– Недавно? Никто. Аборигенная юридическая служба, действующая от имени и по поручению коренных народов, наложила запрет на дальнейшее изучение останков преданных земле людей. – Маккензи вытянул ноги. – Насколько нам нужно опасаться рецидива болезни?

– Точно сказать нельзя, однако все ниточки ведут к рабочей зоне у полыньи. Полагаю, никому не следует выходить на полевые исследования до тех пор, пока я не установлю, где именно прячется зараза.

– Ну, сейчас все слишком напуганы, чтобы выходить за пределы станции. Наши спонсоры уже выражают недовольство. Если ситуация затянется, они свернут финансирование. Не знаю, долго ли мы тогда протянем… – В голосе Маккензи звучало напряжение.

– Мне бы очень хотелось сказать вам что-нибудь обнадеживающее, но увы! Мы столкнулись с чертовски опасной инфекцией.

– Ну что ж, – проговорил Маккензи, – уверен, вы примете все необходимые меры предосторожности.

В комнате Джека на современном стальном крюке висела древняя оконная рама, обтянутая тюленьими внутренностями, рядом помещалась шкура яка, поражающая чудовищными размерами. На двери красовались плакаты: один с лозунгом Комитета по защите прав коренных народов, второй с изображением торжеств в честь возвращения эскимосам их исконных земель. Надписи на плакатах были сделаны на английском, французском и неизвестном Хэнли языке. Около двери висела на булавках листовка, призывающая бороться за права коренных народов.

Хэнли перевела взгляд на снимок Нимита: черные прямые волосы, смуглое лицо, высокие скулы, ослепительно белые зубы; Джек кричал что-то или смеялся. Неподалеку от фотографии стояла вырезанная из оленьего рога фигурка: искривленное тело, облаченное в меха; омерзительное лицо с двумя клыками, выточенными из бивня моржа. «Человек, превращающийся в злого духа. Ник Сиккуарк», – поясняла табличка на подставке.

С узкого выступа стены Хэнли взяла книгу, которая повествовала о жизни и верованиях эскимосов. Увлекшись иллюстрациями, а точнее, женскими татуировками и пирсингами на губах, Джесси не заметила, как появился Нимит.

– Док?

– Привет. – Хэнли вернула книгу на место и обняла Джека. – Вот… зашла, а тебя нет.

– Не спится. Сходил в гараж, отрегулировал двигатели.

– Отлично. Мне как раз нужно выехать на место полевых работ. – Хэнли погладила Джека по рукам. – Очаг заражения почти наверняка где-то у полыньи. Мак гарантировал мне твою помощь.

– Готова выехать сегодня?

– Чем скорее, тем лучше. По дороге я бы хотела взглянуть на археологические раскопки. Покажешь?

– Малый «Трюдо»? – Нимит задумался. – Ну разумеется, покажу, это совсем не сложно. Сейчас погода не очень хорошая, но мы вполне можем выехать вечером. Возьмем фургон. Он гораздо больше и удобнее снегохода – на шести надувных шинах и с кабиной, где можно вытянуться во весь рост. В нем даже есть комод и кухонный отсек. Правда, перед экспедицией тебе нужно пройти курс по самосохранению.

– Я уже выслушала массу советов из уст мистера Стивенсона, когда летела сюда. Зеленый свет, желтый свет, красный свет, укрытие из снега, опасность воды… Извини, на серьезное обучение у меня нет времени.

– Ты никуда не поедешь, пока все не усвоишь. – На лице Джека не было ни тени улыбки.

– Тогда я пошла на лекцию?

– Отлично.

– Отлично.

Джек поцеловал Хэнли, и она почувствовала неодолимое желание. Наслаждение было почти болезненным. Она пожалела, что не в состоянии рассмотреть каждый момент их соития.

– Пасуешь? – спросила она, не сумев вновь разжечь страсть, и посмотрела на него. – Ты чем-то обеспокоен?

– Просто устал, – отозвался он.

Она поцеловала его в веки.

– Тогда поспи немного. Я тебя разбужу.

Джек притянул Хэнли к себе. Она прижалась щекой к его груди и услышала, как бьется сердце.

ГЛАВА 31

Сверяясь со списком, что дал Мансон, Исикава обнаружил бывших научных сотрудников станции «Трюдо» в Национальном институте полярных исследований в Токио, Институте Арктики Стефансона в Исландии, Институте полярных и водных исследований Альфреда Вегенера в Бременхавене, Датском полярном центре в Копенгагене и Швейцарской комиссии по полярным исследованиям в Берне. Зато найти человека, который согласился бы откровенно говорить о прежних коллегах, оказалось совсем непросто.

Тут-то и началось самое интересное. Доктор Акимицу Нура откликнулся на обращение и попросил о встрече один на один. Осмотрительный академик потребовал исключить какое-либо ведение записи разговора.

Исикава срочно поехал в международный аэропорт Лос-Анджелеса и ближайшим беспосадочным рейсом вылетел в Токио.

Через восемнадцать часов он уже был в Японии – без багажа, если не считать пиджака за плечом. В поезде, который нес его на юг со скоростью более ста миль в час, Исикава спал и потому не видел ни террасированных полей, ни потрясающих воображение мостов. Наконец он очутился на пароме, а затем на холодном пляже самого южного из Японских островов.

Вулкан, находящийся неподалеку, плевался смесью дымка и сероватой пыли, скорее напоминающей туман. Старуха с явным презрением к японскому, изученному Исикавой в американской школе, указала странной метлой вдоль берега на грядку с салатом-латуком, которую, согнувшись, возделывала группка женщин.

Туфли мешали Исикаве идти быстро. Он снял их и поднес в руке. К его удивлению, песок оказался теплым в отличие от воздуха. Приблизившись к грядке, Исикава услышал веселый разговор и понял, что ошибся: не салатные, а человеческие головы торчали из песка; прекрасные садовницы, окучивающие их, скромно посмеивались, прикрывая рты ладошками.

Исикава подошел к компании и представился. Барышни быстро помогли четверым мужчинам выбраться из песка и удалились вместе с ними.

– Я попросил их не возиться со мной, потому что позже вы меня откопаете, – объявила пятая голова. – Я доктор Нура.

Сообразив, что Исикава не понимает беглый японский, академик перешел на английский.

Исикава испытывал неудобство, беседуя с головой, находящейся на уровне его ступней. Скинув связку с туфлями с плеча на песок, он уселся рядом с академиком, скрестив ноги.

– Вы согласились рассказать об Анни Баскомб. Все, чем вы поделитесь со мной, будет сохранено в строжайшей тайне. Как я понимаю, вы близко общались с ней…

– Ваше посещение делает мне честь. Она… была уникальным человеком. Ее кончина преждевременна и прискорбна. – Задрав подбородок, Нура взглянул на Исикаву. – Нет, все-таки здесь неподходящее место для такого разговора. Поможете мне? – Он кивнул на лопатку.

– Разумеется. – Исикава принялся ловко копать вокруг плеч академика.

– Ох! – вздохнул Нура, выйдя из добровольного заточения. – Действует ободряюще, только теперь я мерзну.

Он натянул рубаху и жестом предложил Исикаве прогуляться.

Анни была биохимиком, как и я, – начал рассказ Нура. – Сейчас я преподаю в Токийском университете. Мне посчастливилось работать с Анни дважды. В первый раз мы изучали воздействие человеческой деятельности на Баренцево море и Арктику: сбросы отходов, непреднамеренные разливы нефти и тому подобное. Второе исследование мы проводили по заданию Канадской службы по надзору за экологическим состоянием атмосферы. Канадцев интересовало, как изменения в термогалинной циркуляции влияют на океанические экосистемы и погоду. Мы моделировали возможные последствия таяния Арктики. Вероятный эффект вызывает большие опасения… – Нура поник головой. – Анни была беспредельно предана своему делу. Одухотворенная натура.

– А в последние годы вы общались?

– Да, в Сети. Два последних послания Анни меня встревожили. В первом она призналась, что не знает, как ей следует поступить. Во втором – и последнем – она размышляла, стоит ли поделиться своими опасениями с общественностью.

– Она не раскрыла, в чем суть опасений?

Нет, – ответил Нура. – Она сомневалась, что электронная почта гарантирует конфиденциальность переписки. Очевидно, все было действительно серьезно. Анни дала понять, что в результате выступления могут пострадать ее карьера и авторитет и что изгнание со станции будет неминуемо.

– Нельзя взглянуть на сообщения, сэр?

– Мне очень жаль, но я не сохранил их. То же самое я сказал ее подруге доктору Крюгер, которая жаждала любой мелочи, напоминающей об Анни. Наверное, господин Стивенсон поведает вам больше. Он состоял в правлении станции и был в курсе работы Анни. – Доктор Нура заложил руки за спину. Он выглядел спокойным и деловитым, однако чувствовалось, как он скорбит. – Не могу поверить, что она мертва.

Жерло вулкана слабо светилось на фоне наступающей темноты; словно летучие мыши, из него вылетали перья пепла. Двое мужчин не спеша прогуливались по теплому песку, наслаждаясь вечерним бризом.

– Мой санаторий организует походы на холмы для тех, кому доставляет удовольствие наблюдать за светлячками. Здесь это популярное развлечение. Не хотите присоединиться?

Исикава с сожалением отклонил приглашение.

ГЛАВА 32

Для того чтобы попасть в гараж, требовалось облачиться в полярные костюмы.

В раздевалке Джек, повернувшись к Хэнли спиной, стал снимать одежду. Джесси последовала его примеру. Только однажды, не удержавшись, она бросила взгляд через плечо, и созерцание крепкого тела Джека отозвалось в ней волной возбуждения.

Осыпав трикотажное белье тальком, Хэнли вступила в борьбу с тонким внутренним слоем костюма. Ей вспомнились студенческие годы. Соседка по комнате учила ее надевать чулки таким образом, чтобы швы проходили точно по середине икроножных мышц. Но тщетно: на всех официальных мероприятиях Хэнли была вынуждена периодически извиняться и убегать в туалет, чтобы поставить егозливые «стрелки» на место.

Остальные предметы полярного костюма налезли довольно легко. Хэнли с осторожностью надела шлем и проверила его рабочее состояние. Нимит первым двинулся в вестибюль, неся в руке длинную узкую коробку.

– Надеюсь, это не часть прямой кишки, – пошутила Хэнли.

Нимит не засмеялся. «Ладно, – подумала она, – будем придерживаться повестки дня».

Прежде чем выйти на свежий воздух, Нимит обернулся к Хэнли.

– Послушай меня внимательно. Отсюда кажется, что снаружи жизнь такая же нормальная, как и везде на Земле, только холоднее. Это глубокое заблуждение. Тут все иначе. – Он сделал паузу. – Пока вопросов нет?

– Какова толщина льда? Мы не провалимся?

– Вряд ли. В среднем его толщина семь футов. Однако время от времени во льдах образуются трещины, так что нужно соблюдать осторожность. – Не дождавшись новых вопросов, он продолжил: – Хорошо. Теперь о том, чего нельзя делать в Арктике: нельзя носить серьги, очки (если они не из пропилена), контактные линзы, брать с собой обычные фото– и видеокамеры, полевые бинокли, пробирки, ручки. Они примерзнут к тебе, а потом треснут.

– Где-то я уже все это слышала.

– Если не хочешь, чтобы у тебя отвалились пальцы, ни к чему не прикасайся голыми руками. Если вдруг это случится, единственный способ спасти конечности – пописать на них. Потом, пока жидкость не замерзла, нужно тщательно вытереться.

– Мужчинам в этом отношении проще.

– Возможно. Лучше не пробовать. Вопросы?

– А кто-нибудь когда-нибудь примерзал к другому человеку?

– До сих пор никто в этом не сознавался.

– Полагаю, если это случится, кому-то придется помочиться на них, чтобы разъединить.

– Твоя фантазия похожа на извращение.

– Ты так думаешь?.. Итак, мораль сей басни какова?

– Не бегать по Арктике нагишом. Не открывать кожу. Не выпрыгивать из костюма. Помнить, что снаружи – ледяная пустыня. Ад с потухшим пламенем.

– Именно так ты воспринимаешь этот мир?

Он взглянул на Хэнли и подергал за ее полярный костюм, проверяя надежность креплений.

– Нет.

– А какой тебе кажется Арктика?

– Умиротворенной. Тихой.

– Джек, прежде чем мы выйдем наружу, я хочу, чтобы ты выслушал мои наставления по поводу выживания. Возбудитель, за которым я гоняюсь, в чертову уйму раз опаснее, чем лед, ветер и вода, вместе взятые. Если мы столкнемся с ним, то скорее всего погибнем. Уговора сопровождать меня к полынье не было. Ты можешь отказаться. Подвергаться смертельному риску – мой долг, а не твой.

– Я знаю. Но мне нравится твоя компания.

– А мне – твоя. И я готова выполнять твои указания относительно ветра, снега, льда и всего остального. Однако когда мы выйдем к полынье, ты должен слушаться меня. Мы не можем пользоваться в данных условиях привычными приборами, потому именно я буду отбирать необходимые образцы. Если мы будем ловить животных, позволь мне самой управляться с капканами. Я не хочу, чтобы ты прикасался к чему-то незнакомому или к зверю, который выглядит больным. Если мы найдем мертвых особей, и в особенности птиц, не смей их трогать. Договорились?

Нимит согласно кивнул. Выведя Хэнли на дорожку, он сказал:

– Не опускай щиток шлема. Осторожнее, перил нет; поскользнешься – вниз ехать долго.

Спустя мгновение Хэнли прохрипела:

– Словно вдыхаешь лезвия бритв. Фу!..

Уголки губ и кончик носа у нее начали покрываться льдом.

Нимит извлек из картонной коробки ртутный термометр и щелкнул рукой в перчатке по стеклу. Оно рассыпалось на мелкие кусочки и разлетелось по ветру. В руке у Джека остался ртутный стержень.

– Все ясно, – прошипела Хэнли.

Одно веко у нее заледенело и не поднималось, легкие горели. Сигнальный огонек костюма замигал красным.

– У меня зажегся сигнал тревоги, – сообщила она.

– Закрой лицевую панель, – разрешил Нимит.

Хэнли моментально выполнила приказ. В правом глазу все стало белым-бело. Лицо увлажнилось от растаявшего льда.

Когда зрение вернулось, из носа закапало. Хэнли чихнула. Щиток быстро очистился, и сигнальный огонек позеленел.

– Хорошо, – произнес Нимит, приблизив свой щиток к ее. – Тебе необходимо помнить одну широко известную истину. По-иннуитски она звучит так: айякнак.

– И что это означает?

– Иногда можно оказаться в дерьме.

ГЛАВА 33

Нимит настоял на том, чтобы перед выходом в поле Хэнли употребила максимальное количество калорий. Хэнли, в слаксах и темно-синем свитере, причесалась пальцами и отправилась в столовую.

Продвигаясь в очереди за ужином, она заметила Феликса Маккензи, устроившегося на привычном месте, у окна. Издали казалось, что директор сидит на улице под громадным вишневым деревом.

С Маккензи беседовал, энергично жестикулируя, какой-то русский. Его немецкий коллега медленно качал головой, выражая несогласие. Эмиль Верно, слушая русского, делал пометки в записной книжечке. Директор же внимал собеседнику вполуха. Он то перекидывался репликами с проходящими мимо сотрудниками, то кивал в ответ на приветствия. Хэнли с улыбкой наблюдала за тем, как Джек Нимит, сообщая что-то Маккензи, держал руку у него на плече. Узревший эту сцену Саймон Кинг развернулся и выскочил из столовой. «Не лучшим образом уживается с людьми», – констатировала Хэнли.

Маккензи призывно замахал ей, попросив извинения у окружающих, те удалились. Хэнли села за столик директора.

– У вас есть все необходимое для экспедиции? Джек ведет себя хорошо? – поинтересовался Маккензи.

– Вполне, – ответила Хэнли, несколько растерявшись. – Все трудятся самоотверженно.

Маккензи слегка кивнул:

– Отлично. А как все-таки с Джеком? Слышал, у вас роман?

Хэнли потупилась:

– Наверное, в подобных обстоятельствах не стоит рассчитывать на невмешательство в личную жизнь.

– И не мечтайте, – подтвердил Маккензи. – Похоже, он относится к вам серьезно.

Хэнли отхлебнула кофе и уставилась на прекрасную мрачную пустыню, освещенную фонарями. Слышался рев ветра – редкий на станции звук.

Маккензи отбросил игривый тон:

– Джек много значит для меня, для всех нас здесь. Мы не хотим потерять его. – Директор на секунду-другую погрузился в изучение собственной ладони. – Пребывание на «Трюдо» немного напоминает путешествие на корабле или трансконтинентальном поезде – вы выпадаете из привычной жизни. Когда придет весна и восстановится сообщение с внешним миром, вы можете взглянуть на происходящее зимой по-иному. Откровенно говоря, редко кому удается сохранить завязавшиеся здесь отношения. Впрочем, как и браки на Большой земле.

– Вы судите по собственному опыту? – спросила уязвленная Хэнли.

– К тому времени, когда я был готов вернуться к нормальной жизни, моя жена скончалась. Поэтому я остался здесь. Мне некуда уезжать.

Увидев его скорбь, Хэнли пожалела о своей резкости. Быть может, он искренне желал добра ей – и Джеку.

– Простите, – сказала она.

– Не переживайте. Мне здесь нравилось. Если бы только я мог разделить эту жизнь с ней… А меня никогда не было дома.

– Я понимаю ваши чувства. Мой сын живет с отцом в сотнях миль от меня. Я редко его вижу и теперь начинаю осознавать, что должна встречаться с мальчиком чаще, чем на школьных каникулах.

– Вы говорили, ему десять лет?

– Да.

– Ну, вы вовремя спохватились.

– А вы, доктор Маккензи? Когда спохватитесь вы? Я слышала, многие подумывают о том, чтобы уехать по окончании сезона, после…

Маккензи явно задела весть о том, что коллеги смазывают пятки. Он помрачнел.

– Тогда я с ними. Мне предложили место директора Арктического национального заповедника. Впрочем, я сомневаюсь, что соглашусь. Не думаю, что смогу вынести зрелище катастрофических перемен.

– Вы имеете в виду таяние полярной шапки и повышение уровня воды в океане?

Маккензи вздохнул:

– Увы, все не так просто. – Он промокнул губы салфеткой. – Если шапка растает, пятьдесят восемь тысяч кубических километров ледяной воды вольется в Атлантический океан. По идее она должна будет опуститься ниже теплых вод Гольфстрима, но этого не случится. Арктическая вода чистая, поэтому легкая. Она начнет давить сверху главенствующее течение и буквально задушит его. При компьютерном моделировании ситуации останавливается именно Гольфстрим.

– Просто задушит? Без всякого предупреждения?

Маккензи покачал головой:

– Предупреждений предостаточно: землетрясения, наводнения, засухи, пожары… Но никто не прислушивается! Болтают без остановки и ничего не слышат! – Он поднял взгляд, сделавшийся ледяным от гнева. – Когда-то давным-давно, в конце мелового периода, содержание двуокиси углерода в воздухе возросло до уровня, в семь раз превышающего нынешний, – и динозавры исчезли. Сейчас мы воспроизводим тот же эксперимент.

Каждую весну я выхожу встречать перелетных птиц, и всякий раз они возвращаются с маленьким опозданием. Год от года зима сокращается, уменьшается миграция. Нынешняя ледяная масса в два раза тоньше той, что застали Алекс Косут, Примаков и я, когда впервые оказались на островах Арктического архипелага. К середине века в летние месяцы лед здесь будет таять полностью. А «Трюдо» – если, конечно, станция останется – будет снабжаться всем необходимым при помощи кораблей. – Маккензи взъерошил волосы. – Канада два десятка лет страдает от неурожая из-за скудных снегопадов. Двадцать лет! А Оттава до сих пор созывает комиссии и размышляет над тем, столкнулась ли она с проблемой!

– Да, до нашего правительство тоже несколько медленно все доходит.

– Это основной минус демократии. Проблема – не проблема, пока она не перерастет в безнадежный кризис.

В столовую заглянул Ули и поманил пальцем Хэнли.

– Прошу прощения. – Джесси покинула Маккензи и догнала медтехника в коридоре.

Ули шел, засунув руки в карманы рабочего халата.

– Что случилось? – спросила Хэнли.

– Я остановился у садоводческой лаборатории, которую вы временно задействовали для проведения аутопсии Косута.

– И?

– Там доктор Крюгер и Ди.

– Прекрасно.

– Не совсем. – Ули остановился. – Доктор Крюгер постоянно делает перерывы, как будто не может заставить себя продолжать вскрытие. Возможно, вам придется заменить ее.

– Черт! У меня и так забот полон рот с экспедицией к полынье!.. Ладно, идемте.

Покрытое пятнами тело лежало на длинном металлическом столе для пересадки растений. Крюгер работала, склонившись над трупом, Ди держала инструменты.

Ди была в костюме биологической защиты, доктор Крюгер отказалась от спецодежды. Единственной ее уступкой распоряжениям Хэнли были пластиковый щиток на лице и лиловые поливиниловые перчатки.

– Почему, черт возьми, на ней нет «Каспера»? [30]30
  «Каспер» – одна из моделей одноразового биозащитного комбинезона.


[Закрыть]

Ули пожал плечами:

– Говорит, что провела два вскрытия без этих штуковин и не видит в них необходимости.

С легкостью облачившись в костюм, отвергнутый доктором Крюгер, Джесси открыла клапан кислородного баллона, сделала пару вдохов, проверяя подачу воздуха, приняла в переносной дезинфекционной кабинке хлорный, а затем водный душ и, как можно тщательнее стряхнув с себя влагу, вошла в лабораторию.

Доктор Крюгер диктовала данные аутопсии в магнитофон, подвешенный над головой. Катушки медленно вращались рядом с красным глазком записывающего устройства. Казалось, хирург в полном порядке – уверенная, энергичная. Глянув через плечо, Крюгер вернулась к магнитофону и зафиксировала факт прихода Хэнли, затем поместила очередной образец ткани в безупречно чистую стальную ванночку. Ди передала Крюгер скальпель с изогнутым лезвием и взвесила ванночку; сообщив вес образца в граммах, переложила его в колбу. Крюгер повторила цифры вслух – и вдруг замерла.

Хэнли наблюдала за происходящим от двери. Поймав взгляд Ди, она жестом выразила свой гнев по поводу беспечности Ингрид. Ди в знак согласия закатила глаза и пожала плечами.

– Очень любезно с вашей стороны к нам присоединиться, – сказала Крюгер, вновь сосредоточившись на работе.

– Убедительно прошу вас надеть костюм биологической защиты, доктор. Вы подвергаете себя опасности, – сказала Хэнли.

Крюгер ответила, не прерывая операции:

– Мне очень жаль, но этот космический наряд слишком громоздок для меня. Тем более Алекс Косут совершенно точно погиб от воздействия природных факторов.

– Доктор…

– Послушайте, мне очень тяжело. Я и так далеко не в лучшей форме.

Но ведь он был с остальными. Он мог заразиться.

– В таком случае при полном разрушении клеточной структуры тела также погибло и то, что в него проникло.

– Доктор, мне не по душе лотерея.

Крюгер бросила на Хэнли раздраженный взгляд:

– Останьтесь. Вы, по-моему, в полной безопасности.

Хэнли, видимая лишь Ди, беспомощно потрясла кулаками.

Внезапно хирург окаменела, нависнув над телом и подняв скальпель на манер дирижерской палочки.

Хэнли знала стиль Крюгер по записи вскрытия Баскомб, – у Ингрид была твердая рука. Однако вместо точного надреза она, ожив, пронзила плоть и с силой ударила в ребро. Лезвие отскочило от кости и упало на пол. Крюгер наклонилась, чтобы поднять скальпель.

Глаза Ди округлились от ужаса.

– Ингрид! Какого черта ты делаешь?

Крюгер опрокинулась навзничь и забилась в припадке; лицо исказила мученическая гримаса, кошмарный низкий вой вылетел из глотки. Потом Ингрид изогнулась под неестественным углом, на губах у нее выступила пена…

Ди уронила поднос с инструментами и кинулась к хирургу вокруг стола.

– Ингрид!

Хэнли схватила Ди за плечо, та попыталась высвободиться:

– Она же задохнется!

Тело Крюгер стало похоже на натянутый лук; голова застучала об пол, как барабанная палочка. Казалось, несчастная находится под электрическим током.

– Пусти меня! – надрывалась Ди, отталкивая Хэнли.

Джесси продолжала удерживать подругу, не отрываясь глядя на Крюгер… Когда агония прекратилась, глаза Ингрид вытекли.

– Не прикасайся к ней, – велела Хэнли.

– Но…

– Не прикасайся к ней. Ни в коем случае!

– Мы должны…

– Ей уже не поможешь. Выходи отсюда. Немедленно. Отправляйся под душ.

Хэнли выпихнула Ди, схватила записи и, выскочив за дверь лаборатории, затолкала Ди в переносную кабинку.

– Дергай за шнур! Поворачивайся кругом. Обработай все поверхности.

Хэнли отсчитала пятнадцать секунд. Хлорка убивает почти все известные бактерии и вирусы. Но если это прион или микоплазма, не спасет даже хлорка. Хэнли отогнала от себя эту мысль.

– Хватит, Ди. Ополаскивайся.

Хлынул поток воды.

Вышла Ди в насквозь мокром костюме, рыдающая, кашляющая, трясущаяся всем телом.

– Подожди здесь, – скомандовала Хэнли. – Не шевелись!

Из горла Ди послышался нечленораздельный звук.

– Поняла?

Ди быстро кивнула.

Хэнли приняла дезинфицирующий душ. Ополоснулась чистой водой и вышла из кабинки. Взяв Ди за запястье, она повела подругу прочь из лаборатории.

Потрясенный гибелью хирурга, Нимит заварил вход в садовую лабораторию, понизил температуру в зараженном помещении почти до нуля, залепил клейкой лентой терморегулятор и запер коробку, в которой тот находился. Хэнли трясущимися руками наклеила на двери лаборатории знак биологической опасности и листок с предупреждением:

КАРАНТИН – НЕ ВХОДИТЬ!

Слухи о несчастье облетели станцию, и «Трюдо» погрузилась в отчаяние. Одни сотрудники заперлись в своих комнатах, другие сбились в кучки, чтобы порассуждать о незримом убийце. Когда Хэнли проходила мимо последних, они замолкали и отворачивались. Только Саймон Кинг при встрече с ненавистью посмотрел на нее и произнес:

– Блестящая работа, доктор Хэнли. Просто блестящая.