Текст книги "Элемент движения"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Затем Веха поднес дудку к губам и издал неожиданно низкий, вибрирующий звук, от которого у Брюса заломили сразу все зубы и зачесались десны. Гиппогриф раздраженно разинул клюв и затряс головой. Зато на каменное стадо музыка не произвела никакого видимого впечатления.

– А зачем пасти камни? – осторожно поинтересовалась Элия, успокаивая гиппогрифа.

– Ну как же… – Веха посмотрел на нее как на несмышленыша, вопрошающего об очевидном. – Кто ж из неприрученного камня дом станет складывать? Он же рассыплется вмиг! Камни, как людей, воспитывать надо, передружить между собой… А если среди них злой попадется? Эдак и по голове исподтишка стукнет.

И кому придет в голову заподозрить в булыжниках такое коварство? Брюс как-то все больше от живых тварей подвоха ждать привык.

– У нас и мрамор благородный есть, – похвастал Веха. – Племенной, всех расцветок. Раньше его до Золотых земель возили, по заказу самого зодчего Нерева!

По слухам, постройки, которые возводил Нерев, противоречат всем законам архитектуры. Но стоят веками.

– Мне пока только простое стадо доверяют, в карьер не пускают. – Веха огорченно погладил свою дудку. – Зато дом тетки Ольи из моих камней сложен, вот уже пять сезонов стоит, как влитой!

Элия задумчиво потыкала носком сапога затаившийся в траве валун. И пресекла попытку новоиспеченного проводника снова плюхнуться наземь:

– Идем!

Брюсу вдруг почудилось, что каменная паства провожает их ленивыми, безмятежными, совершенно овечьими взглядами из травы.

* * *

…Все-таки это оказался лес.

Сизо-зеленый от мха, исчерканный вкривь и вкось буреломом, стиснувший кроны неразрывной хваткой, заросший кустарником и подростом, он казался сплошной стеной, туда даже солнце не решалось запустить лучи.

– Дурной он. – Веха мельком кивнул на деревья. – Ядом дышит. Как с той стороны ветер, так у нас целый сезон даже трава горькая…

Деревья цеплялись вывороченными кривыми корнями за обрез крутого обрыва, который уходил вертикально вниз. Далеко по дну ущелья бежала белесая от пены бурная речка.

– Говорят, это земляки землю раскололи, – равнодушно поведал Веха, лениво отмахиваясь от мошкары. – То ли хотели край земли для себя оторвать, то ли путь врагам преградить…

Парень даже головы не повернул, беспечно и неторопливо вышагивая вдоль кромки ущелья по знакомой тропе.

– А может, материал для строительства изъяли, – предположил Брюс вслух, заглянув в стылую пропасть. – Закон сохранения. Прочные горы из воздуха не сделаешь…

Трещина разевала в скучной улыбке длинный рот. Края этой ухмылки исчезали за горизонтом.

– Далеко тянется?

– Да уж отхватили… Там, – Веха указал вправо, на север, – в болота упирается, а за ними – к океану. А там, – теперь грязный палец с обкусанным ногтем описал дугу и ткнулся влево, – каменные драконы лежат, путь завалили.

– Живые?!

– Кто ж их ведает. Каменному дракону и век на один зевок… Может, передохли, а может, спят. Мы их не тревожим… Пришли! – возвестил Веха жизнерадостно.

Даже мошкара, кажется, зазудела тоном выше.

Небольшой поселок притаился под купами тощих выветренных скал, смахивающих на корявые деревья. Зато настоящих высоких деревьев на этой стороне разлома не было видно вовсе.

– Садоводство у вас не в почете? – простонала изнывающая от жары Элия, обмахиваясь полой куртки.

– А не растут. – Веха оценивающе прищурился на стоявшее в зените солнце. И не совсем понятно пояснил: – Траве – что? У ней корни короткие. Да и кусты еще держатся. А вот деревья каменеют…

Домики в деревне прятались под широкими плоскими крышами, зелеными от разведенных огородиков. Почти к каждой крыше прицеплены ловушки для воздушных рыб.

– Чувствуешь? – вдруг встрепенулся у Брюса за плечом Дьенк. – Заклятие…

Что-то странное присутствовало в этом безмятежном деревенском покое. Нарочитое и избыточное. Но не опасное. Может, заговор какой от хищников или недругов?

Возле каждого домика земля сплошь, шагов на двадцать, выложена колотым щебнем.

– Он ручной, – пояснил Веха охотно. – Только дичает быстро, каждый год приходится класть заново. А то каменюки с пустошей наползут, фундамент под домами расшатают и за собой уведут…

Это ж какие недобрые планы вынашивают, оказывается, смирные с виду булыжники…

Нетерпеливая Элия, завидев жилье, обогнала и Брюса, и проводника, устремляясь к людям. Ничему ее жизнь не учит, со вздохом подумал Брюс, спеша догнать неуемную спутницу.

Детей в поселке было в изобилии, а взрослых почти не видно.

– В карьере почти все, – пояснил Веха, уже знакомо махнув рукой неопределенно вправо, куда от поселка утекала добротная, выложенная резными плитами дорога, скрывавшаяся за холмом.

Дородная дама в пестром платье, подоткнув передник и подол, неторопливо выщипывала сорняки из керамической клумбы, что стояли здесь почти под каждым окном. Малышня в соседней клумбе лениво копошилась в песке. Дети постарше качались на выставленных в ряд качелях. Размеренно, как маятники. Разноцветные куры вяло ковыряли насыпь из щебня.

Солнце, кажется, застывало в неподвижном прогретом воздухе тягучей медовой канителью. Насекомые лениво перепархивали над клумбами, надолго замирая над цветами. Очень хотелось подремать.

– …заночевать, купить провизии и сменить одежду.

– Что? – Брюс отвлекся от созерцания странного идола, пристроенного на крыльце дома напротив. Идол, высеченный из темного, странно-морщинистого камня, неприятно напоминал сгорбившегося человека.

– Спокойно здесь. Отдохнуть можно, – повторила Элия. – Может, подзаработать.

– Я не умею пасти камни. А больше здесь нет ничего.

– Ну придумаем что-нибудь… О, смотри, какая красота!

Девушка с восклицанием устремилась к старухе, которая полоскала целую россыпь сверкающих стекляшек в раковине, выдолбленной из куска розоватого мрамора. Стеклышки переливались на солнце, разбрызгивая радужные искры.

– Охотники покупают, – пояснил словоохотливый Веха. – Удобно бинокли делать или костры разжигать, если спички забыл.

В раковине шуршала, отмокая, целая гора мелкой стеклянной камбалы. Свежую, только что пойманную рыбу старуха ловко выпутывала из ячеек воздушной ловушки и бросала в воду.

Справа от старухи торчала толстая жердь с насаженными на макушку медными рамами, в которых крутились на шурупах высушенные прозрачные тушки крупной камбалы. А слева расселся уже знакомый каменный идол – из мутноватого, похожего на сланец камня, иссеченного бороздами. Вокруг его башки лениво кружил вихрь песнопевца, выпевавшего дремотную мелодию.

Брюс едва не зевнул, прислушавшись.

– Большая – полсеребряка за штуку. Десяток мелких – за медяк, – доброжелательно предложила старуха, подцепляя узловатыми пальцами целую горсть сверкающего крошева.

По лицу склонившейся к раковине Элии побежали отблески. Девушка выбрала рыбку и наставила ее на ползущего по запястью жучка. В кругляше лупы крошечный жук распух до размеров упитанной мыши. На зеленоватых надкрылках обнаружились желтые точки.

Оставив Элию любоваться добычей, Брюс приценился к продуктам, развешанным поодаль. Видно, опасаясь алчности и непредсказуемости здешних камней, полоски мяса и овощей развесили на нитках и оставили вялиться на солнышке. Жевать, правда, придется долго…

– А еще есть путевая стружка.

– Какая?

– Эй, Бук, не спи! – Старушка толкнула в бок идола, что восседал рядом, и ловко поймала в горсть замешкавшегося песнопевца.

К Брюсову величайшему изумлению, «идол» с натужным скрипом и скрежетом разогнулся. С усилием распрямил каменные конечности и выставил перед собой угловатую горсть, в которой тускло серебрился мелкий порошок.

– Вот так! – Старуха подцепила щепотку порошка и подбросила вверх. Пыль на мгновение застыла в воздухе, выстроившись в отчетливую стрелку, носом указавшую север, и осыпалась.

Отпущенный на свободу песнопевецживо развеял остатки серебристой крошки и вернулся на прежнюю орбиту вокруг головы «идола».

– Никогда не собьетесь, – заверила старуха. – Ни один маг не отклонит. Берете?

– А что с ним? – Брюс не мог отвести взгляда от Бука, который мучительно медленно менял позу, поскрипывая суставами. Кожа, покрытая сероватыми жесткими струпьями, трескалась, как тонкая слюдяная корка. В щелях тяжелых век поблескивали прошитые кровавыми прожилками, но вполне живые глаза.

– Зараза каменная прицепилась. – Веха почесал нос, покосившись мельком и без интереса. – Если не лечить, так панцирем каменным и покроешься, а после и вовсе в камень переродишься. У нас тут сплошь такое. Помогает сок тысячесила. – Он задумчиво оглядел «идола» и представил: – Это дед Бук.

– Ленивый старый хрыч, – пробурчала старушка. – Подремать любит, вот и не уберегся…

– А бывает, мхом обрастают. – Веха похлопал Бука по плечу.

– Еще чего не хватало. – Старуха даже уронила камбалу в раковину. – Разведет мне сырость в доме… Ну так как? Берете?

– Знаешь, – Элия отступила на шаг, – пожалуй, мы здесь не станем задерживаться.

– Да вы не бойтесь! Чужих зараза не тронет. Это нашенское заклятие, еще со смутных времен после Триединой войны.

– Что за заклятие?

– Да один маг осерчал. Спешил сильно, помощи хотел, да пока люди собрались, пока переговорили, пока решили… «Что ж вы медлительные такие?» – рявкнул он. Плюнул в сердцах и заклятие наложил. Теперь коли кто из местных присел слишком надолго – камнем обернется. А чужаков заклятье не касается. Что чужак? Как перекати-трава – ни корней, ни основательности.

– Ну да… Нет у нас времени на основательность, это точно. Что ж вы за столько времени за помощью не обратились, чтобы заклятие снять?

Аборигены переглянулись, рассеянно пожали плечами:

– Да мы собирались… Вот уже сколько раз сход созывали, чтобы, значит, гонца в Золотой город послать… Да все как-то…

Ну да. За столько веков так и не нашли времени послать гонца.

– А маги к нам редко заглядывают… Последний был, дай боги памяти, до Сотрясения и большой воды…

Брюс ухмыльнулся. На часах в этом поселке определенно выставлены десятилетия вместо часов.

– А вы, господа маги, не глянете? – встрепенулся Веха как самый быстро соображающий.

– Знаете… Может быть, на обратном пути, – солгал Брюс под осуждающим взглядом Элии. И торопливо воззвал: – Веха! Ты вроде в проводники нанимался? Показывай дорогу.

Веха выразительно округлил глаза и потрясенно воззрился на Брюса. Тот даже отступил на шаг, обеспокоенный.

– Прямо сейчас?! – осведомился проводник с таким ужасом, словно Брюс только что предложил ему покончить с собой.

Брюс мысленно прокрутил в памяти только что высказанное требование. Кажется, в нем не содержалось ничего противоестественного. Или он что-то упустил?

– Но… я думал… что… – Веха даже заикаться начал. – Не по-людски это. Только пришли и сразу бежать. Надо же с людьми поговорить, новости рассказать…

Не так-то просто сохранять терпение, особенно когда солнце явственно накаляет макушку. Но Брюс сдержался и как можно проникновеннее сказал:

– Мы торопимся. Очень.

– Ладно, – неохотно согласился Веха. – Завтра с утра пойдем… Это достаточно быстро?

– А что там за лесом? – встряла Элия еще до того, как Брюс углубился в разъяснение сути слов «очень торопимся».

– Ничего хорошего. Голодная земля, развалины, каменные драконы… Вы дальше леса не ходите. Мне дед рассказывал, что пустые города там сильно разрослись. В ловушку заманят и не выпустят. А уж если какой простак решит на земле заночевать, то все соки из него камень выпьет…

– Города? – проигнорировав страшилку, зацепился Брюс, успевший взять себя в руки. – Там люди есть?

– Да вы что! Какие люди! Города ж одичали совсем. Но, случается, по границам шастают разбойники. Ловят одиночек. Тех, кому повезло золотые жилы найти.

– Так это правда? Что камни там проросли золотыми жилами?

– Да кто его толком знает. Но земляки там долго держали оборону, так что… Староста Марон, может, знает больше.

– Где его найти?

– Он на карьер подался, уже неделю как. Должен вот-вот прибыть.

– Вот-вот – это когда? – с опаской уточнила Элия.

– Да прямо на днях! Еще и сезон не сменится, а он приедет. Вот увидите.

Брюс и Элия обреченно переглянулись.

– Как нам перебраться на ту сторону?

– К мосту надо…

– Так он, небось, рассыпался еще в том году, – вмешалась старуха, охотно оставившая нудное занятие по промывке рыбьих тел и подключившаяся к обсуждению качества местных архитектурных достопримечательностей.

– Не-е, – Веха глубокомысленно поскреб за ухом, – это дальний развалился, а ближний вроде цел.

– Так как же он цел, если буря была.

– А чего ему сделается? Его ж маги ставили.

– Так это когда было! Даже дорога потихоньку расползается, а мост уже, поди, весь рассорился. Дунешь – рассыплется.

– Посмотреть бы.

– И то верно…

Болтовня аборигенов иссякла внезапно и бесследно, как вода в песке. Сидят, улыбаются, довольные друг другом. Ни малейшего поползновения осуществить только что высказанное пожелание.

– За год никто так и не посмотрел, цел ли мост?

– А зачем? – искренне удивились аборигены. – Кому он сдался-то?

И то верно. Зачем им мост? Живут себе, не спешат никуда, пасут свои камни… Каменеют потихоньку. Ничего им не нужно, ничего не интересно. Их традиции прочны, как гранит.

– Мы сами посмотрим на ваш мост. Хотя бы направление покажите.

– Да прямо за домами… – Брюс и Элия двинулись в указанном направлении. Отошли уже порядком, когда услышали вслед запоздалое: – Только вы не найдете сами.

Пришлось возвращаться, постаравшись все нецензурные выражения придержать при себе. Возможно, благожелательность аборигенов еще потребуется.

– Почему не найдем?

– Так он заговоренный. Если особых примет не знаешь, то и с двух шагов не увидишь.

– Веха, – собрав остаток самообладания, Брюс слегка наклонился к конопатому парнишке и внушительно понизил голос: – Вот эта девушка – великий маг, у нее даже гиппогриф есть. Она снимет с тебя заклятие, если ты прямо сейчас покажешь нам дорогу… Ну?

Веха помялся, раздумывая. Элия возмущенно уткнула кулаки в бока.

– Ну ежели так… – Парень пожевал губу, обстоятельно осматривая красную от злости Элию. – Заклятье – это было бы хорошо… А не больно будет?

– Тебе – не больно, – заверила его Элия, в свою очередь обдирая взглядом Брюса до позвоночника. А хорошо все-таки, что взгляды нематериальны. У Брюса аж кости зачесались.

– Ладно, – решился Веха. – Только пообедаем, а то…

Что там у него за очередное «а то», Брюс не дослушал, потому что ухо щипнуло ледком и раздался обеспокоенный голос Дьенка:

– Брюс, там какие-то люди…

Высушенное брюхо стеклянной камбалы в медной оправе тихонько скрипнуло, качнувшись. Самая нижняя линза была уже старой, выщербленной от непогоды.

– Плохо видно, – констатировал Брюс, попытавшись в трещинах и сколах разобрать очертания дальних перспектив.

– Это дядька Пех, – сообщил Веха, мельком глянув через мутноватое стекло. – Ведет кого-то… Быстро едут, на охотников не похожи.

Брюс похолодел. По выпуклому камбалиному боку с едва заметными прозрачными ребрышками-нитками текли, искажаясь и неравномерно увеличиваясь, фигуры пока еще далеких всадников. Толком не разберешь, кто… Хотя… Один из скакунов, вроде бы, развел крылья… Или это полы плаща всадника шевельнулись?

– Далеко еще…

Веха почесал затылок, все еще размышляя. Вздохнул:

– А может, вы дядьку дождетесь?

– Пока они доберутся, полдня пройдет.

– Не… – флегматично отозвался горе-проводник. – Эта линза отдаляет. А вот эта правду показывает… – Палец с обкусанным ногтем показал на соседнюю камбалу в оплетке из олова.

Брюс глянул – и волосы у него встали дыбом. Рассеченное шрамом лицо капитана Фарра словно сунулось навстречу. Стал различим даже жесткий изгиб носогубных складок.

– О, боги…

Зашуршал гравий за спиной, другое ухо пощекотало теперь уже теплое дыхание.

– Веха, – напряженно позвала Элия, – где этот ваш мост?

– Да там, – беспечно отмахнулся Веха. – Вам чего, он вправду занадобился?

– Покажи, где.

– А это… хм-м… ну…

– Еще серебряк накину.

– Ладно… – Веха неторопливо заправил края рубахи под поясок. Притопнул ногой, обнаружил приставший к каблуку травяной лист, принялся сосредоточенно отковыривать его.

Брюсу смертельно захотелось придать увальню ускорение увесистым пинком.

– Веха! Покажи нам путь к мосту. Живо!

– Чего кричать-то? – искренне удивился Веха, отцепляя непокорный лист. – Идем сейчас. Я вот только…

– Веха!!! – Кажется, становятся понятны чувства мага, заклявшего поселок.

Непрошибаемо толстокожий собеседник невозмутимо уточнил:

– Точно хотите?

Они хотели. Они очень хотели. И увидели. Не то, что хотели.

* * *

…Из лохматого от травы края обрыва выстреливала неожиданно изящная дуга, словно набранная из резных плоских темно-зеленых звеньев. Полого пересекала трещину и вонзалась в берег напротив. Никаких опор и подвесок. Цепь филигранных малахитовых восьмиугольников, невесть каким образом соединенных друг с другом.

– Древняя работа, – одобрительно заметил Веха. – Складно как! Песня, а не мост… Нам сейчас так камни не сговорить.

– Он прочный?

– А то! – Веха возмутился так, словно сам лично собирал странный мост. – Вы не глядите, что он хрупкий с виду, до поры не шелохнется и под танцующим драконом!

– До поры?!

– Пока заклятие не рассеется. Земляные маги гарантию давали. Даже твердознакесть там, на обороте моста.

– И… на какой срок распространяется эта гарантия?

– Вот этого никто не помнит. – Веха широко улыбнулся, будто радуясь удачной шутке.

Воодушевляет, ничего не скажешь. Красота изящной дуги из резных зеленых плиток разом померкла, уступив место неистребимому ощущению хрупкости конструкции. Помноженной на многовековой возраст.

Гиппогриф злобно мотал головой, почуяв беспокойство людей.

– А вы заклятие сейчас снимете, или обождать? – осведомился Веха, боязливо поглядывая на заволновавшегося зверя. Лако взъерошил перья, разом сделавшись раза в два толще, и недобро косил на паренька желтый глаз.

– Сейчас, сейчас, – отмахнулся Брюс, пробуя мост на прочность. – То есть обожди… Это единственный путь?

– Не-а… Был еще один мост, ниже, – ободряюще заметил Веха, отойдя подальше от негодующего гиппогрифа. – Я еще пацаном был, когда он рухнул.

Ну если раньше имелись какие-либо сомнения в прочности моста, то теперь они определенно укрепились. Жаль, что поделиться их прочностью с мостом не представлялось возможным.

– Они приближаются! – встревожено напомнил Дьенк.

Даже неясно, как поступить. Все благородные порывы пропустить даму вперед ничуть не лучше поползновений оставить ее позади. Если первый пройдет удачно, значит, у следующего за ним останется на шанс меньше. Но не факт, что даже первый сможет проскочить.

– Я пошла, – бестрепетно заявила Элия, как всегда разрешая сомнения самым бескомпромиссным и самоубийственным способом.

– Куда?! – простонал Брюс, хватая девушку за косу. То есть целился Брюс сцапать ее за руку, но успел только за косу. – С ума сошла? Забирайся на Лако!

– Кто ты такой, чтобы мне указывать? – неожиданно рассердилась она, выдергивая косу и воззрившись на Брюса. Облупившийся нос горел рубином.

– Тот, кому нужно, чтобы ты осталась жива! Если ты сдохнешь, то мне все равно не имеет смысла перебираться! – раздраженно заорал Брюс. – Чего ты выпендриваешься? Лако тебя вынесет, если мост обрушится!

– Эй, а когда вы станете снимать заклятие? – встрял Веха издали и тут же отпрыгнул еще на пару шагов, когда разозленный гиппогриф прянул в его сторону, щелкнув увесистым клювом.

Хм, а прыти аборигену не занимать…

Промахнувшийся Лако разочарованно шипел, скребя когтями. Всклокоченные перья на шее торчали и позванивали, словно шаткий воротник из отточенных черных лезвий.

– Спасибо за заботу, – прошипела Элия в тон гиппогрифу. – Но сам забирайся на Лако, если так дорожишь своей шкурой, и улетай прочь с глаз моих.

– Э… А заклятие? – не унимался настырный абориген.

– Элия!

– Он не идет ко мне, понял?! – девушка внезапно закричала Брюсу в лицо, вынудив отпрянуть от неожиданности не только его, но и Веху. – Смотри!.. – Она бестрепетно шагнула к нервничающему зверю.

Гиппогриф недобро заклекотал, оттолкнулся передними лапами и встал на дыбы, размашисто ударив воздух упругими крыльями. Взвились пестрые перья.

– Лако!

Зверь припал к земле и злобно пригнул голову, готовясь нападать. Желтые глаза горели.

– Он чует страх… Я не могу его поймать.

Ах, вот оно что!.. И не надо гадать, с чего Элия не попыталась вновь оставить его в одиночестве разбираться с ситуацией!

– Взгляните, всадники! – влез некстати Дьенк, усиливая переполох. Во всяком случае в Брюсовой душе.

– Это все ты виноват! – закричала Элия, топнув ногой. – Это из-за тебя Лако разозлился! Держись от нас подальше!

– Почему я?

– Потому что ты трясешься от страха!

– Да ты сама, небось, в ужасе! Вот он и бесится!

Разъяренный криками гиппогриф попытался атаковать едва успевшую отскочить девушку. Отступил, снова расправив крылья и обводя присутствующих тяжелым, оценивающим взглядом. Уставился на попятившегося Веху:

– Спас… сите… – ошарашено промямлил побледневший камнепас, замерев на месте.

– Это Веха! Он чует страх Вехи.

– Так пусть он убирается!

– Веха! Возвращайся назад!

Веха внезапно ожил, переводя на Брюса неожиданно трезвый и возмущенный взгляд:

– Вы же обещали! А кто снимет заклятие?!

– Пошел прочь!

– Я не уйду! Вы обещали!

Брюс метнулся к камнепасу, развернул его за плечи и наконец поддался давнему искушению отвесить тощему парню сильнейшего пинка, от которого тот прытко покатился кубарем по направлению к поселку.

– Все! Расколдован!

– Ты с ума сошел?! – завопила негодующе Элия. Разозленный гиппогриф в унисон с ней засвистел так пронзительно, что заложило уши. Всклокоченные крылья загребли воздух, гоня волну травяного мусора. Задние копыта сковырнули несколько камней.

Затем гиппогриф снялся с места одним прыжком и взмыл в небо.

А на взгорке показались всадники, один привстал в стременах, всматриваясь вперед. Веха улепетывал навстречу верховым.

Что ж, выбора не осталось…

– Бежим!

Резная малахитовая плитка чуть пружинила под ногами, словно звенья моста были проложены по воде. Беглецы перескакивали по ним, стараясь не задерживаться, и все равно Брюс замечал, как под ступнями бегущей впереди девушки плитки покрываются паутиной тонких светлых трещин. Одна рассыпалась облаком пыли. Брюс едва успел перескочить на следующую.

«Держись! Держись!» – умолял Брюс не то мост, не ту оскальзывающуюся Элию, не то самого себя. Далеко внизу клокотала, пенясь по окоему, мутно-синяя река.

«Удачного пути!» – пожелали руны на следующей плитке, прежде чем распасться.

…Сухо защелкали, осыпаясь, камешки из-под корней, впившихся в противоположный срез берега. Ввинчиваясь в чащу вслед за спутницей, Брюс не оглядывался.

«…Даже дома обращались против жильцов своих. Или, случалось, за ночь скалы окружали селения, не выпуская никого из каменного кулака. А поутру сжимали кольцо так плотно, что и века спустя меж теми камнями и лезвие ножа не протиснуть…

Бывало так, что собственная плоть человека отказывалась служить ему, и он умирал, не в силах сделать ни единого вдоха или глотнуть воды, лежа на берегу реки…»

* * *

Лес смыкал за ними стены – плотные, колючие, жилистые. Это нельзя было назвать ветками, это были настоящие замковые ворота с засовами, бескомпромиссно отсекающие путь назад. Но пути вперед тоже не было. Тропа, едва поманив, бесследно сгинула в зарослях.

Хуже всего было то, что живой лес был как попало завален лесом мертвым. Гиппогриф, наверное, уже жалел, что вернулся к неугомонным людям, ибо ему пришлось протискиваться сквозь чащобу, отчетливо скрежеща жестким оперением. Мелким людям проще было продираться через зеленое буйство, перебираясь через поваленные стволы, окостеневшие и чешуистые корни, смахивающие на змей, и через змею, притворившуюся корнем.

Брюс взмахнул руками, удерживая равновесие, когда «корень» внезапно конвульсивно содрогнулся.

– Спа… спасибо, – ошарашено выдохнул он, когда Элия деловито отсекла ножом здоровенную голову рептилии, вознамерившейся испробовать гостей на зуб.

– Смотри, куда идешь, – посоветовала спасительница раздраженно, не удостоив спасенного взглядом.

Лако с интересом потянул укороченную змею за ошметок шкуры. Из кустов справа тут же высунулась другая змеиная голова. В неподвижных желтых глазах явственно стояло неодобрение. Во весь рост.

Путники понятливо ринулись прочь.

Становилось все темнее. Деревья росли истошно и жадно, занимая каждый клочок почвы. Их словно некая сила выгоняла из земли. Большинство быстро гибло, забивая все желтым и черным буреломом. Кроны высоких деревьев застили свет растущим снизу собратьям, но подлесок не становился реже. Даже напротив, он уплотнялся, превращался в свалявшийся исполинский войлок, который не раздерешь и бороной.

Казалось, между каждыми двумя травинками непременно жаждет втиснуться третья. Все, что могло прорасти, здесь перло вверх, вширь, вглубь. И погибало от истощения, намертво сплетясь с соседями.

– Руку давай, – скомандовал Брюс, проверив на прочность очередной корень. Громадная, вывернутая из земли плеть выгнула морщинистый мост над сплошной мостовой из бледно-голубых грибных шляпок. Мост выглядел подозрительно.

Элия, поколебавшись, все же уцепилась за руку Брюса и забралась следом. Они касались друг друга всего лишь несколько мгновений, но чуть дольше, чем надо бы… Тепло словно спаяло ладони.

И это после того, как они готовы были убить друг друга на переправе?

Сверху хрустнуло, и посыпался листвяной и древесный мусор. Гиппогриф перескакивал с одной ветки, на другую, цепляясь передними когтями, как безумных размеров птица. Только задние копыта то и дело соскальзывали.

– Ему здесь не нравится, – заметила Элия, высвобождая руку и торопясь отвести смягчившийся взгляд.

– Как я его понимаю…

Пока они ползли по корню над грибным полем, от светлых шляпок с каждым неслышным вздохом отделялось облачко спор. Мгновение повисев, рой деловито устремлялся прочь в разных направлениях. Несколько спор добралось и до Брюса. Ужалило, как искрами.

– Вот пакость. – Рядом Элия торопливо заскребла кожу, расцарапывая до крови.

Тут же, будто почуяв ее запах, из гнезда, похожего на мятую берлогу, кое-как втиснутую между стволами, выставилась жуткая клыкастая харя. Может, намерения у нее были самыми дружелюбными, но Брюс и Элия вновь рванули прочь. Хватит уже общения с аборигенами.

Дышалось тяжело. Ветер безнадежно вяз в чаще. Лес вокруг вздымался такой дремучий, что, взобравшись однажды на ярус над землей, вернуться ниже невозможно. Смыкались плотные колючие щиты, под которыми что-то шуршало, голосило и бегало…

– Кого охотники здесь ловят? – мрачно осведомился Брюс в пространство.

И вдруг получил ответ:

– А вот кого! – Элия подцепила краем ножа ссохшуюся, покоробившуюся ременную ловушку, растянутую в листве. В ловушке съежилось что-то пушистое и давно дохлое. – У меня была муфта из такого зверя. Это шушуг пестрый.

– Надеюсь, твоя муфта пахла приятнее… И не поросла грибницей, – добавил Брюс, заметив, что среди ворсин длинного меха пробиваются белесо-голубые пуговицы грибных шляпок.

– Еще у меня было покрывало из цельной шкуры полосатого бузуна, – сообщила Элия. – И если он тоже водится здесь, то нам стоит уносить ноги.

– Почему?

– Этим покрывалом можно было застелить весь главный зал матушкиного замка.

– Вряд ли он здесь развернется, – с сомнением утешил Брюс.

…Зато он вполне мог развернуться здесь.

Путешественники и сами не заметили, как чудовищное буйство леса разредилось, успокоилось, полиняло, оставив после себя буреломы сухих стволов, поваленных как попало, и исполинов-одиночек, растущих, кажется, до самого неба.

Брюс прикоснулся к ближайшему дереву. Морщинистая кора была холодной, жесткой, будто каменной, хотя внешне все еще казалась живой. Зато соседнее дерево и вовсе посерело, покрывшись каменными струпьями, как лишаями.

– Там, кажется, просвет…

Торчащие ветки окостеневшего бурелома изгибались ребрами погибших драконов. Многие деревья обвились друг вокруг друга, закаменев, и больше смахивали не на растения, а на причуды сумасшедшего зодчего. Сильно пахло влажным камнем.

Глухо растрескался и осыпался вниз кусками керамики ствол дуба, который задел крылом гиппогриф. Из черного нутра, из пролома посыпалась труха гнилого дерева.

Под ногами хрустели не то листья, не то глиняные черепки.

* * *

Странное место… Не поймешь, могила города или его зародыш… И как мумия или зародыш – он уродлив.

Добрались до него уже к вечеру Чернильный мрак размывал очертания строений, придавая и без того причудливым сооружениям и вовсе инфернальный вид. Камень разросся, как коралл, выплетая твердый ажур. Мутные кристаллы, спаянные в друзы, опухолями усеивали плоскости.

Земля под ногами была полна стеклянных сгустков, как плевков. Местами стекло изъязвило почву так глубоко, что стали различимы корни фундаментов – скорее по-древесному сложные, чем геометрически правильные.

Воздух сухой, полынный, жег глотку. И ни единой воздушной рыбы не плескалось в вышине.

Вокруг на много шагов не было ничего живого, но не оставляло ощущение, что за тобой постоянно присматривают. Провалами уродливых окон, глазами со странных барельефов и блеклых фресок. Всем своим существом не-мертвый город изучал гостей.

И множественные шорохи и скрипы стлались по пятам. Обернешься – никого и ничего…

…Лако встревоженно водил головой, высматривая что-то во тьме. Гиппогриф выглядел сильно обеспокоенным. Едва остановились, как он вскочил на каменный гребень одной из недоразвитых стен и теперь сидел там – громоздкий, как василиск на курином шестке.

– Только не прямо на землю! – тревожно воскликнул Дьенк. – Вы что, забыли, что вам сказано? Земля здесь пьет все соки из живых. Она жадная, потому что голодная.

Брюс перехватил за локоть собиравшуюся опуститься Элию и подстелил свою куртку. Она кивнула с благодарностью:

– Я и забыла совсем про предупреждение… Спасибо, что позаботился.

Дьенк издал невнятный, но однозначно раздосадованный звук.

– В городах лучше не задерживаться, – пробурчал он.

– Нам надо отдохнуть, – вслух возразил Брюс.

Элия приняла это на свой счет и снова кивнула согласно.

Небо черным куполом накрывало равнину. Здесь оно казалось не далеким и недостижимым, а плотным, низким, тяжелым. Словно глиняную миску опрокинули, а в трещинки пробивается слабый свет звезд.

Синеватые огни, водившие хороводы между каменными постройками, тревожили. Изредка они очерчивали мертвенным свечением башни, превращая их в холодные свечи.

– Будем дежурить по очереди.

– Я первый, – предложил Дьенк.

– Извини, но, думаю, тут лучше довериться теплокровным.

Если он и обиделся, то никак это не выразил. Пожал плечами и растворился во тьме.