Текст книги "Элемент движения"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Думаешь, это весело – жить вовсе без страха? – Элия смотрела на него в упор. – У тебя отняли нечто важное. Забрали кубик из пирамидки… – Она сделала резкий жест, будто взяла невидимый кубик с земли. – И жизнь стала сразу иной. Конструкция еле стоит. – Теперь она подбросила невидимый кубик на ладони. – Какой бы я могла быть, если бы недостающий элемент был на прежнем месте?

Вот теперь многое прояснилось. Все странности в ее поведении. Только человек, лишенный страха, а с ним и инстинкта самосохранения, может вести себя так безрассудно. Можно научить его следить за своими поступками, но это все равно что все время помнить о необходимости постоянно принимать лекарство. Случается забыть…

– Человек сложнее пирамидки из кубиков.

– Вот именно… Оттого и изъян сразу незаметен. Нужно время, чтобы все разрушилось.

Элия швырнула незримый кубик в кусты. Притихший Дьенк машинально уклонился.

– Я даже не знаю, жива ли сейчас эта женщина… Никто из тех магов, которых просил о помощи мой отец, не смог забрать ее дар. Я надеюсь найти Аррдеаниакаса. Ведьма была его женой. – Элия хмыкнула и поправилась: – Одной из последних его жен.

Дьенк тоже слушал, насторожив оттопыренные уши. Но в физиономии его читалось не удивление, а сочувствие, словно история ему уже была знакома.

Элия вдруг прыснула:

– Ну и физиономия у тебя… Не можешь решить, стоит ли выразить мне сочувствие? Или ждешь удобного момента отлучиться в кусты?

– Для девицы, воспитанной в доме барона, ты слишком непосредственна. – Брюс, который и в самом деле ждал подходящей паузы, чтобы как следует почесать искусанную комарами и ссаженную скулу, смутился.

– Да. Другие тоже так говорили.

Что ж… Кому не страшно казаться смешным или странным, волен с презрением относиться к условностям.

– Особенно это удручало тех, кто желал моей руки…

– Неужто среди них не оказалось никого, кто противостоял бы твоим… чарам?

– Отчего же… Был один граф. – Элия скривила губы, пытаясь усмехнуться, но вышло натянуто: – Старик, падкий на молоденьких. Мерзкий такой и упрямый. И ничем его нельзя было пронять. Я пыталась спугнуть его и так, и эдак… Он только улыбался снисходительно… Сказал, что нет такого испытания, на которое он не пойдет ради меня… Я налила вина в два бокала и в один из них насыпала яд. Потом предложила выбрать один из них жениху…

– В чем подвох?

– А не было подвоха. Как и выбора. Он не мог победить. Любой исход подходил только мне. Либо умрет он, либо умру я. Свадьбе не бывать все равно.

– Ты очень странная.

– Он тоже так сказал.

– Он выбрал?

– Ага… Съехал через час.

Брюс моргнул оторопело. Наконец с силой поскреб зудевшую щеку и полюбопытствовал:

– Разве никто так и не приглянулся тебе?

Он не ждал, что Элия ответит. Но, видно, чувство вины размягчило своенравную баронессу. Правда, прежде чем заговорить, она поворошила подобранной веткой в костре, любуясь, как скручиваются и коричневеют листья.

– Видишь ли… Лишаясь страха, люди избавляются и от многих иллюзий. Я не боюсь услышать правду. И не боюсь увидеть ее в глазах тех, кто приезжал в мой дом… Никому из них не нужна была я.

– Ну, трудно думать о любви, когда к тебе в спальню загоняют пилозуба…

– Если бы он дал себе труд услышать меня, а не самого себя, то скорее всего понял бы, что я из тех, кто способен привести в спальню пилозуба. – Ветка с листьями, багрово тлевшими по окоему, вынырнула из огня и тоже улетела во тьму. Посыпались хлопья пепла.

Хорошо, что лес сырой, подумал Брюс, проводив ее глазами. Предусмотрительный Дьенк заранее сменил позицию, уйдя с траектории веткиного полета. Элия растирала на пальцах черные пятнышки золы.

– Хм-м… Тебе в мужья годится только покойник. Не лжет, не боится, готов молчать и слушать часами.

– Рекомендуешь кого-нибудь?

– Извини, круг общения маловат. Знаком лично только с одним, да и тот тебе вряд ли глянется. Предпочитает моду позапрошловековой давности.

– Почему ты все еще живешь в глуши? Ремесло некроманта неприбыльно?

– Я предпочитаю общаться с живыми.

– Говорят, некроманты чуют землю, потому что мертвяки им подсказывают. Снизу-то виднее.

– У тебя познания в некромантии поглубже моих. Весь мой багаж – читанная мельком в детстве книга. А если мертвяки мне чего и шепчут, то, видно, на другом языке, потому что мое колдовство кривоватым выходит.

– Что-нибудь же ты можешь?

Брюс пожал плечами:

– Клад под землей находить.

– Ну найди. Нам бы пригодилось.

– Да какие здесь… – начал было Брюс и задумался.

Потому что чуть дальше, под корнями дуба и впрямь что-то было. Какое-то смутное уплотнение. Без привкусазолота, но…

Брюс вскочил и подошел туда, зачем-то постучав пяткой по траве. На отклик, что ли, рассчитывал?

– Правда клад? – встрепенулась Элия, разом сбрасывая меланхолию. И Дьенк возник рядом, только что не посапывая от любопытства.

Как же давно Брюс этого не делал! Всего лишь несколько дней прошло, а словно год минул. Там было жарко и душно. А здесь будто в холодную несвежую воду погружаешься. Брюс закрыл глаза руками. Кожу защипало, но уже не на ладонях, а на рассаженной скуле.

Вот он! Как орех в гнилой скорлупе – темный, непрочный, неаппетитный. Брюс положил руки на скользкую от дождя траву и потянул…

– Ух ты! – обрадовалась Элия, взволнованно дышавшая рядом. – Шевелится…

Беззвучно лопались корни-бечевки, что оплетали непрочный сгусток. Что-то глухо звякнуло. Земля неохотно поддавалась… и вдруг отпустила!

– Что это? – с отвращением осведомилась девушка после выразительной паузы. Ковырнула брезгливо черную от грязи и облепленную белесыми корешками груду.

Когда-то это был деревянный сундук или короб. Но металлом его оковать не потрудились, так что в сырости он разложился до невнятных ошметков. Среди которых торчала некая невзрачная ветошь.

– Там что-то твердое, – стараясь скрыть досаду, попытался Брюс реабилитировать найденное.

– Не уверена, что хочу это видеть. – Разочарованная Элия повернулась и зашагала к костру, собирая на ходу волосы в привычную косу.

– Драгоценности под деревьями не заводятся сами собой, – проворчал Брюс ей вслед и поколупал палкой в извлеченной груде. Там и впрямь что-то растопырилось и тихо звякнуло, разваливаясь под ветошью.

Поколебавшись, Брюс поднял округлый ком, неприятно смахивающий на череп.

– Если это еще один покойник, то он увяжется за тобой снова. – Дьенк не скрывал любопытства, вертясь вокруг.

Преодолев порыв немедленно зарыть все обратно, Брюс все же принялся разворачивать лохматый, как капуста, ком. Под слоем подгнившей ветоши стала проступать вполне еще крепкая, сильно промасленная ткань, а потом и…

– Это же шлем! – обрадовано воскликнул Дьенк. – И не ржавый почти…

Воодушевившись, Брюс разворошил остальные свертки, вылущив целый комплект железных доспехов. Такие обычно используют начинающие маги. Дешево, не слишком качественно, но придает статус.

– Им несколько лет, – решил Брюс, присмотревшись. – Ящик сгнил, потому что сыро, а так лежали они тут совсем недолго.

– Кому понадобилось прятать доспехи?

– Может, ухоронка какого-нибудь мага на черный день… А может, кто-то прикопал свои надежды стать магом… Или разбойники прикончили начинающего мага и побоялись продавать улики.

– Ну да, – с сомнением отозвался Дьенк. – И смазкой натерли, чтобы подольше сохранились. На случай, если раскаются и захотят сознаться в содеянном, а им никто не поверит.

К костру добытчики вернулись, торжествуя. Брюс выронил звякнувшее железо рядом с огнем. Элия пригляделась, оживилась, подцепила нагрудник с вмятиной, вокруг которой расползалась ржавчина, разглядывая.

– Ты понимаешь, что это значит?

– Ценность невелика, – поспешил предупредить Брюс. – Дешевка.

– У нас есть гиппогрнф! У нас есть доспехи! У нас есть маг!

Так. А почему кажется, что все эти три составляющие не имеют к Брюсу ни малейшего отношения?

«…торговец Нук Леминец оштрафован на сто золотых за незаконную попытку торговли так называемыми “восстановленными вещами”. Старые предметы обихода он принимал у населения и за оговоренную плату возвращал им первоначальный вид. Также он создавал дешевые продукты питания из отходов. Со слов торговца, необходимые рекомендации он обнаружил в архивах своего дяди по материнской линии и не подозревал, что они являются запрещенными заклятиями. За использование некромантии торговец приговорен к дополнительному штрафу в тысячу золотых и выдаче Трибуналу…»

* * *

– Ветер поднимается, – голос из шлема был гулок и странен. – У меня уже голова гудит…

Гиппогриф, на котором восседала Элия, встревожено покосился на всадницу круглым птичьим глазом. Хотя, казалось бы, кому как не ему привыкнуть к раздающимся из жестяных ведер звукам?

Ветер и впрямь усилился и пах озоном, сосновый лес вокруг беспокойно шептался, взмахивая игольчатыми лапами. Только бы не снова дождь!

Брюс с надеждой посмотрел на пока еще чистое небо.

– А еще мне все время кажется, что ветер говорит на разные голоса.

– Это эхо, – проворчал Брюс. – Шлем сними, и все пройдет.

Найденный шлем оказался сильно велик Элии, да к тому же забрало его от ржавчины заклинило намертво и не поднималось. Однако девушка, которая потратила почти всю ночь, начищая доспехи песком, отказывалась снять приобретение, мужественно снося лязг и скрип плохо пригнанных лат и скудный обзор сквозь прорези шлема.

Гиппогриф не стал возражать, когда это чудище взгромоздилось ему на спину (не без Брюсовых усилий). Зато Брюсу пришлось идти за ними пешком, хотя здоровенный гиппогриф мог бы без труда снести и двоих в доспехах.

– Ну и как это будет выглядеть со стороны? – резонно заметила Элия.

– Да здесь нет никого!

– Смотри, дорога наезжена, могут встретиться местные…

– Я спрыгну.

Гиппогриф недовольно клацнул кривым клювом, завершая дискуссию, и потопал по дороге, отгоняя растрепанным хвостом слепней. На самом деле Брюсу не так уж хотелось громоздиться на его спину, но он опасался, что упрямая девица пришпорит крылатую тварь, и тогда уже не догнать их. Взлететь – может, не взлетит, но бегает гиппогриф всяко быстрее пешего.

Однако время шло, Элия бурчала на духоту в шлеме и неудобные доспехи, а гиппогриф по-прежнему неторопливо вышагивал между двумя рядами тощих сосен, обступивших выложенную камнем дорогу.

– Там, кажется, замок.

Между соснами и осинами, как клочковатая пряжа, разрослись шиповник и стрелохват, но дальше в разредившейся чаще затаилось смутное строение, выставившее над деревьями обломанный клык одинокой башни.

– Развалины…

Даже издали было очевидно, что маленький замок давно брошен. Зубцы на стене были сбиты через один, а между оплывшими окнами безбоязненно карабкался буйный плющ.

На мгновение почудилось, что по уступчатому слому старой стены движется тень, но в такой дали, да еще за деревьями немного рассмотришь. Зверь, наверное, лазает.

– Если есть замок, значит, скоро селение. – Элия подтянула ремешок на предплечье. Гнилой ремешок с готовностью лопнул, наручь мигом брякнулась оземь, тут же хрупнув под задним копытом гиппогрифа.

Доспехи магов никогда не отличались особой прочностью, потому что не рассчитывались на отражение механических ударов.

Элия издала досадливый возглас, но наклоняться за утерянной деталью не рискнула. Брюс подобрал наручь, попытавшись выпрямить сплющенный кусок жести. И не сразу заметил, что их догоняет волна шорохов, скрипов и постукиваний.

– Э-э… Доброго денечка! – пожелали с опаской.

– И вам. – Брюс обернулся.

Телегу с решетчатыми бортами уверенно тянула лохматая пегая лошадка. Возница – мужик среднего возраста с неровно остриженными волосами, тоже казавшийся пегим и лохматым, – с любопытством окинул взглядом сначала рысящего впереди гиппогрифа и лишь затем перевел взгляд на Брюса.

– А я тут… это… до рынка съездил и теперь вертаюсь, – словно оправдываясь, признался мужик. Усы у него были знатные, длинные, почти до пояса, а кончики сложно перевиты травинками.

– Как рынок? – вежливо осведомился Брюс, алчно поглядывая на телегу. Ноги от долгой прогулки гудели, а мягкие тюки за обрешеткой выглядели заманчиво.

– Да неважно в этом году. – Мужик потянул за вожжи, приостанавливая лошадку, не считавшую болтовню людей важным поводом для задержки. – И людишек поменьше, и цены покруче. Да и не сезон еще.

Гиппогриф вышагивал неспешно, помахивая длинным хвостом. Мужик явно не решался обогнать чудище со всадником на спине, так что волей-неволей держался с Брюсом вровень. Лошадка заскучала, неодобрительно оглядываясь на хозяина.

– Издалека едете? – селянин рискнул проявить осторожный интерес.

– Угадали. – Брюс хмыкнул.

– То-то я и гляжу, облик нездешний… А господин маг путешествует? – неуверенно предположил мужик.

– Точно.

– До Края, небось?

– Это уж как получится.

– Ну так нашей дорогой только туда можно попасть. Но это придется через Гранигор ехать, а там… Магов там не привечают, сами понимаете… – (Брюс кивнул на всякий случай.) – Хотя если лётом, то через Лещинный кряж можно сразу до Озер дотянуть. Только над кряжем гарпий полно… Вам лучше бы в обход.

– Подумаем, – еще раз солидно кивнул Брюс.

– А ежели дорогой, то к нам в Верхуши попадете. Это селение такое.

– Догадываюсь.

– Ага… – Мужик снова потянул за вожжи, придерживая упрямую скотинку, норовившую непочтительно обогнать ленивого гиппогрифа.

– Как погляжу, вы не шибко торопитесь? – Мужик смотрел на «мага», но обращался к Брюсу, строя предположения. Судя по посветлевшей физиономии селянина, ему в голову явно пришла некая идея.

– А что?

– Ну… – Местный с сомнением почмокал губами, скорее по привычке, и тут же спохватился, придерживая оживившуюся лошадку. – Ежели господин маг не спешит…

– Вообще-то у господина мага полно важных дел, – на всякий случай предупредил Брюс.

– О! – Мужик явно огорчился. – Небось в Верхуши не думает заглянуть?

Неизвестно, слышала ли разговор ехавшая впереди Элия, но вид у нее был такой, словно девушку подмывает оглянуться. Хотя, впрочем, из-за неудобных доспехов любая ее поза казалась неестественной.

– А что?

– Тут такое дело… У нас в Верхушах… Дело как раз для мага.

– Знаете, пожалуй, господин маг действительно спешит… – начал было Брюс, но доспехи впереди лязгнули так выразительно, что встрепенулась даже понурившаяся лошадка и вздрогнул невозмутимый гиппогриф. Поэтому Брюс слегка уступил: – Но господин маг может задержаться, если его заинтересует дело.

И особенно оплата.

– Да вы садитесь! – Обрадовался мужик, торопливо подвигаясь на облучке. – Дело-то у нас совсем пустяковое, для мага на один глазок…

Расхожее выражение показалось Брюсу весьма двусмысленным. В их случае «на один глазок» вполне могло иметь вовсе не фигуральное значение.

– А ты-то в учениках? – слегка наклонившись к Брюсу и обдавая чесночным духом, полюбопытствовал селянин.

– Точно. – Брюс в свою очередь отклонился к краю. Чесночное амбре было крепким. Зато отгоняло мошку и комаров.

– Давно? – не отставал мужик.

– Несколько дней, – честно сознался Брюс.

– Твой мастер скор на расправу! – заметил селянин, приглушая голос и скользнув сочувственным взглядом по ссадине на Брюсовой скуле. – Тяжело приходится?

– Неописуемо! – с чувством подтвердил Брюс. Распухшая скула за ночь болеть перестала, но все еще пестрела кровоподтеками.

– Повезло тебе, – неожиданно вздохнул собеседник. – Обучишься, сам магическую грамоту получишь, станешь вольной птицей, и никто тебе не указ.

Хм-м… Есть что по этому поводу возразить, но воздержимся, пожалуй.

– К нам маги редко заглядывают. До Края, если надобность какая, они другой дорогой ездят, через Триклювец, что за лесом. Там и рынок есть, а у нас – только замок в развалинах…

– А что за замок?

– Уй! – Мужик аж голову втянул, покосившись через плечо на уже исчезнувший из виду лесной замок. – И не вспомнить бы его в таком безлюдье. Не дай боги, услышит!

– Кто?

– Да он… Ну ради кого вас в Верхушах ждут… То есть не ждут, но теперь-то страсть как рады будут!

Ох, сдается, что они зря туда едут. И уж им точно вряд ли придется порадоваться. С другой стороны, может, и впрямь ерунда какая-нибудь. Что может встревожить привычных ко всему селян? А подзаработать не помешает.

Во всяком случае отказаться никогда не поздно.

– Так что у вас за дело?

– Это лучше хозяину твоему рассказать… Мы уж подъехали, считай.

И точно. Дорога чуть вильнула, делясь на две части. Та, что поуже, побежала в распадок леса, где расположилась деревня в окружении полей и лугов. Над добротными черепичными крышами кружилась стайка сторожевых птиц, лениво огибая прицепленную к длинной мачте ловушку для воздушных угрей.

– Надо бы господину магу подсказать… – Селянин нерешительно покосился на Брюса, видимо, надеясь, что тот побежит к «мастеру» с докладом.

Гиппогриф, не колеблясь, повернул вправо.

– Неужто мысли читает? – В интонациях возницы явственно прозвучало благоговение.

– А почему Верхуши? – Брюс машинально окинул взглядом слегка покосившийся указатель на развилке.

– Так еще Низуши были, во-он там! – Махнул рукой мужик. – Да вышли все. Как и Посередыши.

Ну, объяснение нельзя назвать исчерпывающим, зато – логичное.

Как и всякое лесное селение, деревня была окружена по периметру частоколом, но уже заметно замшелым и прореженным. А въездные ворота, сбытые из крепких бревен, были распахнуты настежь и вросли в землю. Значит, селяне давно жили без опаски.

Что ж, во всяком случае здешнее «дело» вряд ли имеет отношение к заведшейся в лесу нечисти.

Женщина, продергивающая травку в поле возле дороги, разогнулась и проводила внимательным взглядом неторопливо проезжающего «мага». Кажется, она собиралась что-то крикнуть селянину на телеге, но, заметив Брюса, осеклась.

Стоило им миновать полольщицу, как она побросала дела и ринулась к деревне.

От распахнутых ворот под ноги гиппогрифа бесстрашно ринулась пятнистая собачонка, закатываясь заполошным лаем и только что не кувыркаясь от усердия. Метнулись с дороги разноцветные куры. Кто-то выглянул в окно, отдернув клетчатую занавеску.

– Вам лучше сразу туда… – Мужик спрыгнул с телеги, перехватывая лошадку под уздцы. – Вон к тому дому, где пряник над входом. Там у нас пекарь живет.

Пришлось и Брюсу спешиваться и обгонять раздраженного суматохой гиппогрифа, на спине которого опасно кренилась сразу во все стороны всадница. Не хватало еще, чтобы «маг» брякнулся о дорогу с лязгом и скрежетом на глазах всей деревни… Которая как раз полным составом сбегалась поглазеть на невиданное зрелище. Заняться им нечем, что ли?

* * *

…Сытно и вкусно пахло сдобой и пряностями. В просторной горнице запах стоял крепкий, многолетний, насыщенный, хоть режь его на части и подавай вместо пирожных.

Впрочем, на стол подали, к счастью, не воздух, а ароматное мясо, запеченное в горшках с овощами. Брюс очень старался, чтобы треск за ушами не мешал прислушиваться к происходящему. Хотя если что и мешало, так это неудержимый вой обливающейся слезами девицы в углу.

– А что же, господин маг так и не попробует угощения? – беспокойно осведомился пекарь, суетливо подвигая нетронутый горшочек железному истукану, который кое-как уместился на лавке у стола.

Пекарь по имени Улиан был дородным верзилой, в чистой, хоть и линялой, словно обсыпанной мукой одежде, и с пшеничного цвета длинными усами. В концы усов, по здешнему обычаю, были вплетены травинки.

– Господин маг предпочитает трапезничать в одиночестве, – злорадно подсказал Брюс, запуская ложку в жерло глиняной посудины.

Элия не рискнула снять шлем без посторонней помощи, но и обратиться к Брюсу за помощью она не пожелала.

– Может, тогда сначала господину магу отдохнуть с дороги? У нас и комнаты наверху для гостей всегда готовы.

Железный истукан скрипнул одобрительно, но тут уже на четыре голоса возрыдали из дальнего угла, где на длинной резной лавке рядком разместились жена и три дочери пекаря Улиана. Все упитанные, румяные, перепуганные.

– Ночь… Ночь скоро!.. Пора-а уже! – прорезалось невнятно из громогласных рыданий. – Проси, папенька!..

Пекарь страдальчески скривился, теребя себя за ус.

Собравшиеся снаружи люди загомонили, а те, что, не церемонясь, заглядывали в окна, принялись торопливо передавать свежие новости: «Господину магу отдохнуть надо… Сил набраться…»

Из-за стоящего в горнице ора разговаривать все равно стало бессмысленно, поэтому Брюс с аппетитом доедал обед, а пекарь опустился на лавку, схватившись за голову. Элия не шевелилась. Наверное, оглохла от резонирующих в шлеме звуков.

Постепенно затихли жена пекаря и две его младшие дочери. Только старшая – пухлая девица лет восемнадцати – неутомимо выла на одной ноте. Нарядное вышитое платье помялось, светлые волосы, в которые были заплетены травинки, растрепались, так что казалось, что девица только-только выбралась из сеновала.

– Вот ведь беда-то какая… – Пекарь выпустил из кулака изрядно мятый ус и уныло глянул на дочь. – Что ж теперь-то плакать…

Девица взревела так, что слезы брызнули веером. Распухший нос едва умещался между багровыми от крика щеками.

– А ну, цыц, Даринка! – не выдержал наконец сухощавый человек, что молча сидел возле дверей. – От твоего визга в голове звенит! Дуня, дай ей капель, что ли…

Как ни странно, но девица мигом притихла, выть прекратила, только всхлипывала и утирала рукавом воспаленные глаза и насморочно опухший нос. Мать поспешно сунула ей в руку синий пузырек, а сама принялась обтирать лицо дитяти платком размером с простыню.

– Простите, что вмешиваюсь. – Сухощавый сел поближе к столу. – От этих криков толку мало, а время идет, и если господин маг захочет помочь, так надо рассказать, что к чему… Я Биар, здешний знахарь, – запоздало представился он.

Элия благосклонно кивнула, скрипнув сочленениями.

– Дело, значит, у нас такое… Проклятие на нашей деревне.

Брюс прекратил жевать, встревожившись. Элия тоже замерла, перестав звякать.

– Провинились наши предки перед богами… Давняя это история. Говорят, еще до того, как земля остановилась, в замке, что в лесу, жил властитель здешней округи, барон. Странный был человек. Ввел в своих владениях право первой ночи…

Даринка всхлипнула так громко, что все машинально поглядели на нее. Девица торопливо прижала край одной из юбок к губам, в ужасе округлив глаза.

– Это бы еще можно было стерпеть, – продолжал знахарь Биар, – да только после той ночи исчезала девица навек. Ни одна не могла уберечься, если приглянется барону. Он забирал ее, утверждая, что нет преград на земле для его любви… Так его и прозвали в округе Любовником. Говорят, он души из погубленных девиц выпивал, иначе отчего жил так долго?.. В общем, однажды люди с округи собрались с мужеством, пришли в дом Любовника и убили его. Замок тоже пытались разрушить, да сил не хватило…

– Но он вернулся, – хрипло подсказал пекарь, скрутив в кулаке концы своих усов.

Те, кто маячил в окнах, и те, кто топтался снаружи, невнятно загомонили, почти сразу же смолкнув. Даже собаки, что дежурно облаивали равнодушного гиппогрифа, стихли.

– Вернулся, – подтвердил знахарь. – Только уже не человеком. Раз в год в ночь своей гибели он появлялся в округе, заходил в дома, крал девушек и волок их в свой замок. Те, кто осмеливался идти следом, видели, как он прижимает бедняжек к своей груди крепко, как любовник. Только вместо сердца у него железный шип приварен…

Брюс поежился, почувствовав озноб. Подумалось, что его проняла зловещая история, но, покосившись через плечо, он увидел замершего рядом Дьенка, завороженно внимавшего рассказчику.

– Говорят, он невесту ищет, – подала робко голос одна из сестер Даринки, жадно слушавшая явно не первой свежести байку. – Вроде как незадолго до смерти любимую повстречал, да за собой увести не успел. Теперь мается… – Последним словом в данной фразе явственно просилось «бедолага», но под взглядами окружающих романтичная девица не рискнула выдавить его и спряталась за сестру.

Даринка увесисто пихнула болтунью локтем и смачно всхлипнула. Все синонимы «бедняжки» она считала исключительно своей законной собственностью.

– Так не могло продолжаться долго, никакая защита не давала покой селянам, так что они обратились за помощью к магам… – Знахарь вдруг смешался, сбив размеренный ритм повествования и несколько сдавленно закончил: – К… кхм… к землякам… То есть к земным магам, да не помянут снова их имена…

Все присутствующие уставились на сидевшую неподвижно Элию. Она не пошевелилась, решив не одобрять, но и не порицать упоминание запретной касты магов. А может, ей вообще было ни до чего в душных доспехах.

– В общем, может, и не следовало нашим предкам так поступать. Может, если бы они обратились к другим магам, все бы было иначе… Но это случилось еще до Триединой войны, так что не знали они о злокозненности земляков… – Знахарь все же пытался оправдаться за неразумность своих предков, потом махнул рукой и закончил: – Так или иначе, они тоже не смогли одолеть чудовище. Но провертели во дворе замка дыру до самого сердца земли и скинули Любовника туда.

– Только он вылезает. – Мрачный пекарь подавал реплики, как горячие пирожки, не удержав на языке.

Знахарь кивнул. В унисон завыли женщины, тихонько, чтобы не мешать рассказчику.

– Он вылезает. Примерно раз в полсотни лет. И забирает одну из наших девушек на выданье.

Ну словно плотину прорвало! Теперь вся женская составляющая пекарского семейства, да еще и кое-кто снаружи зарыдали и заголосили. Им охотно аккомпанировали собаки. Останавливать это было невозможно, пришлось пережидать, как стихийное бедствие.

– Вот сегодня как раз такая ночь. Мы знаем, что он выбрался, – едва стало чуть тише, закончил знахарь. – А подходит только Даринка.

– А-а-а!!! – подтвердила Даринка, колыша обширными телесами. На лавке она в своем вышитом многослойном платье едва помещалась. Сестры теснились с краешка.

– И что, вы вот уже столько веков просто позволяете ему забирать девушек? – спросил Брюс. – И снова не обратились за помощью?

– Куда? – вздохнул знахарь. – В Золотые земли? Да там как узнали, что нам земляки помогли, так и сказали, что ваша это беда, сами виноваты… А странствующим магам недосуг заглядывать в нашу глухомань.

– Засыпать дыру не пытались?

– А как же! Только как ее засыпать, коли она до самого сердца земель, а может, и куда поглубже проверчена.

– Так бежали бы отсюда.

– Ну… – Аборигены неловко запереглядывались. – Привыкли уже все… Кто хотел, тот убег, почти все в округе съехали. Вон, в Низушах никого нет, и в Посередышах, и в Речухе. Земли их нам отошли. Жить лучше, не жалуемся…

– Вы, значит, решили, оставить все, как есть. А девиц в оплату за спокойствие отдаете?

– Так раз же в полста лет! А иногда и реже… Он-то снизу медленно карабкается, пока из дыры вылезет, бывает и больше лет пройдет… С последнего возвращения почти шесть десятков годов минуло. Мы-то Гэлинку готовили, да обошлось, и она уже второе дите нянчит!..

За окном живо перестроились, вытолкнув вперед смущенную женщину с ребенком. Женщина нервно тряхнула тряпичным свертком, словно для достоверности.

– Повезло, – пробормотал Брюс.

– А то! – не услышав иронию, просиял знахарь.

– Да вы не думайте, мы не звери какие! – вмешался некто снаружи. – Не все девчонки-то гибнут. Тут подвох есть, его все знают…

– Какой подвох?

– Он же дурной, этот Любовник. Как девицу видит, так голову теряет от безумия. И бежит за ней, как привязанный. Тут главное его к самой дыре вновь подвести. Девица-то прыгнет через дыру, а он тяжелый, гад, в дыру-то и падает. Снова на много лет…

– А если не перепрыгнет?

– Если не убежит или не перепрыгнет… То он за новой приходит. Так что для нас есть только один способ успокоить его. Только вот… – Знахарь поморщился, не решаясь оглянуться на скамью, где притихли женщины семейства пекаря.

– Даринка-то моя в теле. – Не стал ходить вокруг да около пекарь. – Девица-то какая! Загляденье! А прыгать… Ну куда ей скакать? Не козочка, чай… Эх!.. – Лицо его горестно исказилось.

Новый слезный водопад сопровождался разноголосым воем.

– У вас что, нет девицы постройнее? – вполголоса удивился Брюс, хотя говорить тише в таком гаме все равно не имело смысла.

– Так это… – Слегка смутился знахарь. – По традиции девственницу положено. А у нас девицы, как только срок подходит, норовят… ну вы понимаете. То ли со страху, то ли стыд совсем потеряли. Раньше-то нравы посуровее были, а сейчас… Эх! – почуяв, что сожаление его как-то не к месту, знахарь кашлянул, смешавшись.

– А я дочек в строгости воспитывал, – загордился тоже невпопад пекарь. И снова закручинился. – Старый дурак!

Его дородная супруга кивнула сразу всеми подбородками, бросив на мужа гневный взгляд.

Брюс повозил ложкой в опустевшем горшочке, где ко дну прилип разве что одинокий кружок оранжевой морковки. Круглое отверстие посудины в контексте только что услышанного наводило на неприятные ассоциации.

Если с этой тварью не справились и могучие земляки, решив избавиться от проблемы, вместо того чтобы раз и навсегда покончить с нею, значит, неучам она точно не по зубам.

Брюс покосился на рыдающую Даринку. Упитанной девушке, лишенной грации не то что козочки, даже откормленного поросенка, не перепрыгнуть и канаву возле дороги. Бедняга обречена. И помочь они ей не смогут. И как все же хорошо, что Элия не осмеливается раскрыть рот!

Напоследок отхлебнув из с готовностью подставленной кружки свежего заварца (а хорошо его здесь варят, с мятой и, кажется, рябиновым вином), Брюс повел плечами, разминаясь перед тем, как подняться на ноги.

В перекрестье чужих взглядов неуютно, но что поделаешь?

– Так что господин маг решит? – робко спросил пекарь Улиан. Круглые его щеки стали желтыми от напряжения. – Вы об оплате не беспокойтесь! Я, как видите, не бедствую. Отблагодарю!

– К сожалению… – начал было Брюс. И не закончил, едва не прикусив язык от ярости, услышав глухо донесшееся из шлема:

– Я помогу вам!

Как все-таки хочется треснуть опустевшим горшком по железному колпаку, чтобы оглушить эту сумасшедшую хотя бы на несколько минут. Этого хватит, чтобы выволочь ее отсюда прочь, подальше от зрителей.

Никто Брюсова негодования не разделил. Послышался дружный ликующий возглас. Находившиеся в горнице зеваки разом просияли. Девица Даринка разинула рот, не веря своему счастью.

«…Есть земля, вода, огонь и воздух и есть результат их взаимодействия, то, что рождает движение в природе. Есть люди и то, что возникает между ними, – дружба, любовь, ненависть. Лишь эти связи рождают движение в человеческом обществе. Есть человек и его собственные чувства, знания, желания, надежды… Лишь это связывает человека воедино и делает тем, что он есть. Лишь это побуждает его к жизни и движению…»

* * *

Словно в дурацком сне все повторяется: опушка, лес вокруг и два орущих друг на друга человека. Причем орут они все то же самое.