Текст книги "Узнай меня (СИ)"
Автор книги: Юлия Киртаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Глава 17
Больше всего на свете, она хотела сейчас горячую ванну, сухую одежду и теплого вина.
«А вот интересно», – поймала себя на мысли взбивая на мочалке ароматную пену – «смогла бы она когда-нибудь так же хорошо относиться к Урмэду не узнай, кто он?»
Сомневалась и не могла ответить честно даже самой себе. Ей конечно хотелось быть свободной от предрассудков и казаться себе лучше, чем она есть, но внутренний голос велел признаться, что ей потребовалось бы на это намного больше времени. Да, как не горько, но эта часть ее женской натуры была падка на высокое положение потенциального партнера в обществе и общую его привлекательность. Что поделать – инстинкт. Пусть он сейчас дайн, но был-то айном, да ещё и из Озерного Леса. Эх, вспомнить хотя бы как он выглядел.
Иэнель почему-то разозлилась сама на себя. Неужели в ней нет той чистой романтики, когда любят именно за душевные качества, невзирая на внешность и положение. Будь она некрасивая, полюбил бы ее кто-нибудь за внутреннюю красоту и добрый характер? А если еще и бедная?
Она даже перестала вытираться полотенцем. Смогла бы она вынести столько пренебрежения, сколько вылила его на Урмэда в первые три дня, да и потом….
А ведь она всегда думала, что похожа на мать, с ее бескорыстием, открытостью и благородством. Считала, что разбирается в людях. А получалось, что она сноб и ханжа!
Полотенце почти царапало спину. Ей хотелось оттереться от этого чувства, но увы.
Накинула халат и вышла в гостиную. Там, у камина возилась Мира.
– Добрый вечер, ваша светлость, – поприветствовала девушка, – Горячее вино на столе, как и ужин. Хозяин разрешил принести вам в комнату, потому что ужин вы пропустили, а в столовой не топлено.
Иэнель удивленно подняла бровь, но язвить по поводу еды в комнатах расхотела.
– Спасибо Мира.
– Вас расчесать? – девушка многозначительно посмотрела на намотанное на голове полотенце.
Иэнель вспомнила о мази, что презентовал Урмэд и беспечно махнула рукой.
– Нет, думаю, это подождет до завтра, а ты иди, отдыхай.
Как ей показалось, Мира расстроенно кивнула.
– Тебе скучно без подруги? – посочувствовала Иэнель.
Служанка тяжело вздохнула.
– Да, на место Фиэнн пока никого не взяли, теперь и поговорить не с кем. Арта беседует с Нейданом о политике, а мне не интересно их слушать, да и не понимаю я в этом ничего. Марти не разговаривает да и ложится спать рано, а остальные расходятся по домам.
– А ты умеешь читать?
Девушка возмущенно уставилась на нее.
– Конечно госпожа, мы все грамотные.
– Тогда почему бы тебе не взять интересную книгу. Там много историй, возможно тебе придется по душе хоть одна из них?
Казалось, Мира никогда не думала занимать свободное время чтением. Но сегодня с радостью согласилась.
– Вот, – Иэнель сняла с полки несколько женских романов и книгу сказок, подала девушке, – если не понравится, поставишь эти, а другие возьмёшь, хорошо?
Глаза Миры просветлели и заискрились счастьем.
– Конечно! Вы очень добры, спасибо!
Она прижала книги к груди поклонилась.
– Если у тебя всё, то можешь быть свободна.
– Вас точно не причесать на ночь? – все же удостоверилась она.
Иэнель показала баночку с дайнской мазью.
– Понятно, хозяин отобрал мою работу, – махнула та рукой.
Иэнель рассмеялась.
Когда за Мирой закрылась дверь, Иэнель распахнула шкаф и застыла перед его недрами. Что бы такого надеть? Чтобы было и удобно, и тепло, да еще и красиво.
Взгляд упал на дорожное платье, (а заодно вспомнилось обещание позировать в нем). Бархатное, очень уютное с запахом впереди. Так же в комплект шли мягкие шерстяные брюки, что в данной ситуации было весьма кстати. Мира его вычистила и теперь оно пахло фиалкой.
Распутав и причесав усмиренную гриву, отправилась вниз. Но дойдя до столовой, поняла, что не знает куда дальше идти. В его мастерскую она в тот раз попала через окно, а вот как выходила, совсем не помнит. Дошла до конца коридора, и остановилась у двери кладовки, как тогда рассказывал Нейдан, бывшей столовой для слуг. Приотворила дверь. Внутри было темно.
– Эй, – крикнула она громким шепотом, – Есть тут кто? Урмэд!
Тишина была ей ответом. Она почувствовала себя круглой дурой и решила вернуться к столовой, судя по гудению голосов, там были Нейдан и Арта. Но за дверью оказались не философско-политические дебаты, как говорила Мира, а более углубленное общение. Теперь было отчётливо понятно, что за холодной маской строгости и педантизма Арты, скрывался довольно яркий темперамент.
Вернулась к злополучной двери и наконец сообразила наколдовать свет. «Идиотка, совсем мозги размягчила».
Комната была меньше столовой. Сейчас тут хранились ящики с крупами, старая мебель, в углу громоздился дубовый, еще хорошо сохранившийся двухдверный шкаф.
Иэнель притворила дверь и осмотрела стены в поисках скрытой двери. Вроде бы в тот раз они проходили их две, но в темноте она не поняла.
Ничего не найдя и совсем отчаявшись, уселась на скрипучий стул, смачно выругалась и пнула валявшийся рядом старый башмак. Он подлетел, и гулко ударился о пустой шкаф, подняв тучку пыли.
Через пару мгновений дверца шкафа распахнулась и оттуда выглянул Урмэд с кистью в руках.
– О, это ты! Проходи, – посторонился он как ни в чем не бывало, словно гигантская моль, полностью вылезая из шкафа и распахивая дверь шире.
Неловкость скрыли за шутками. Иэнель опешила, но потом улыбнулась.
– Почему такой странный вход в твою мастерскую?
– Раньше этой комнатой долго не пользовались и дверь перекрыли шкафом. Однажды гуляя, я обнаружил окна, выходящие в сад, но совершенно не понял какой комнате они принадлежат. А когда нашел, мне показалась забавной идея пробить заднюю стену в шкафу и сделать такой вход.
– У вас странное поместье. Оно не похоже на постройки местного населения, – заметила Иэнель
– Да, оно не отсюда, – кивнул Урмэд, – а из Озерного Леса. Это всё Нэйдан. После расправы, он выбрал наш самый хорошо сохранившийся особняк, и перенес сюда – тогда его сил на это хватило. Он был когда-то в этой стране, поэтому перенес его так далеко. Тут меня лечил, а потом и прятал. На ремонт времени, да и желания у нас не было. Жить можно, вот и ладно.
Еще одна тайна этого невозможного Урмэда была раскрыта.
– Я сяду? – кивнула она на окно.
– Да, я всё уже подготовил.
– Знал, что приду?
– Не знал, но надеялся, – смущенно улыбнулся он, – У меня осталось два дня, хотелось бы уже закончить работу и отдать заказчице, – подмигнул он, – Не факт, что представится еще одна возможность.
До Иэнель не сразу дошел смысл фразы, а когда это случилось, по спине пробежали холодные мурашки.
– Не переживай, – по-своему истолковал ее настроение Урмэд, – скоро все это закончится, и я избавлю тебя от своего общества.
– Урмэд, я…, это не так! мне вовсе не хочется избавляться, – воскликнула она, – наоборот, хотела бы узнать тебя лучше.
Иэнель покраснела, но сейчас она сказала искренне. Жаль, что она потратила это самое время на глупости.
– Мне, признаться тоже, но увы, мои дела не ждут.
– А что ты делаешь у дайнов, – полюбопытствовала она.
Урмэд пристально посмотрел на нее из-за холста.
– Ты действительно хочешь знать?
– Да, – твердо ответила она, – Может, смогу тебе чем-то помочь? Как никак, а я теперь твоя жена!
Урмэд рассмеялся. У Иэнель было такое забавное лицо. Детское и одновременно серьезное.
Она надула губки.
– Ты не веришь мне?
«Теперь она еще и флиртует!» – иронично подумал он, «То рядом не садись, а теперь дела ей мои подавай. Женщины!»
– Если коротко, мы хотим помочь дайнам совершить переворот. Как политический, так и культурно-экономический.
Как и ожидал, Иэнель округлила глаза.
– Но ты говорил, что хотел покончить с ними.
Урмэд вздохнул и отсел от холста на высокий стул, критически рассматривая работу.
– Да, чуть больше, чем три весны назад, у нас действительно было всё готово для того, чтобы, если и не стереть их с лица земли, то обрушить их экономику и хорошо потрепать… после чего сделать сырьевым придатком.
– Стоп, ты один смог бы все это провернуть? – искренне удивилась Иэнель.
– Нет, втерся в доверие к одному цеховнику и придумал как обрушить их и так нестабильную финансовую систему, а заодно и пару золотоносных шахт… Без золота и камней много не навоюешь, ведь так? Но, погоди, все по порядку.
Однажды я попал в переплёт. Не думаю, что меня кто-то предал – о моих планах никто не знал. Скорее всего это была личная месть или случайность.
Я был в длительном увольнении, ввязался в драку и оказался сильно ранен. Меня сочли мертвым, отвезли за город на большак и выкинули в лесу. Шарики перехода я заблаговременно уничтожил, чтобы их не нашли, так что ни вернуться назад, ни подать о себе весть я не смог. Если честно, то приготовился к смерти. И тут, совершенно случайно, меня нашел и подобрал один купец. Он возвращался с ярмарки и услышал мой стон. Привез к себе домой – в соседний город. Как проехал через стражу на воротах, он кстати, ни разу мне не рассказал, но грузы там досматриваются жестко, чего ему этого стоило, осталось только гадать.
О себе рассказал, что ничего не помню – получил сильный удар по голове.
Меня выходили, приспособили к работе. Какое-то время жил как рядовой обыватель – как у нас сказали бы – средний слой населения. Раньше был только батраком и даггером, и не успел толком узнать ничего другого. И знаешь, что я обнаружил, живя несколько месяцев у этого купца?
Урмэд вопросительно посмотрел на Иэнель, та рассеянно пожала плечами.
– Я обнаружил, что мы почти одинаковые.
Иэнель пренебрежительно фыркнула.
– Ну, конечно! Все знают, что они глупы, агрессивны и необразованны, и это провоцирует неконтролируемое желание возвысится за счет других. У них примитивная письменность, низкое качество товаров. У них нет культуры, а всё на что они способны – это горланить непотребные песни, выяснять отношения посредством исключительно физической силы и оружия. Которым потрясают у нас перед носом, как только думают, что их интересы в опасности. А их интересы в опасности всегда, потому что… читай с начала.
– Их дикость и необразованность пропорциональна той нищете и убожеству, в которых они живут. Все, что ты только что сказала, применимо к низшему классу из которых набираются даггеры! Но многие идут туда или от отчаяния – потому что больше некуда, или по незнанию – так-как действительно думают, что будут кого-то защищать. Упор идет на необразованную молодежь, которой обещают безграничную власть над остальными.
Да, большинство из них неграмотны, полные отщепенцы, моральные уроды и садисты. У них нет понятия о воинской чести – это давно и намеренно истребляется. Они ровно так же ненавидят свой народ, как и чужой. Если мужчина-дайн не хочет идти в сварму, то это не мужчина и относятся к нему, лишь чуть лучше, чем к женщине. А ты знаешь, что женщины у них почти бесправны. Немногим лучше положения рабыни. Причем воспользоваться женщиной, не зависимо за мужем она или нет, может каждый даггер совершенно без спроса.
Но это положение вещей хотят изменить и сами дайны. Они хотят мира, хотят торговать, хотят жить нормально, не бояться выходить за порог и отпускать своих женщин на праздники. Что до товаров…, ты разве недовольна качеством мази для волос?
Иэнель пожала плечами, показывая, что это для нее не аргумент.
– Да, образование у них слабое – учатся только обеспеченные. И пока, именно на них основной наш расчет.
В Дайонаре выделывают отличные кожи. Льют хороший металл, не уступающий в качестве нашему, выдувают не плохое стекло. Да, книгопечатание у них под запретом, поэтому и пергамент низкого качества. Ткани тоже простые и их мало, но им очень хочется закупать станки и развивать производство. А вот красители для тканей закупаем у них даже мы. Не знала об этом? Тот благородный индиго, в который выкрашено твое платье скорей всего куплен у них.
Иэнель удивленно вздернула бровь.
Урмэд говорил воодушевленно. ….
– Да, это именно так! А еще, они хорошие земледельцы и делают отличный сыр.
У них есть коалиция. Туда входят все профессиональные цехи всех дистриктов. Как правило это всё состоятельные семьи и их родственники. Почти вся местная интеллигенция и некоторые сочувствующие даггерские подразделения. Они хотят сместить императора и провозгласить власть народа, а потом основать новое государство, где верховная власть будет опираться на выборный совет.
– Власть народа! – презрительно фыркнула Иэнель, – Да не ужели не понимаешь, что это возможно только при высоком уровне развития? Когда каждый отдельный индивид чувствует ответственность не только перед собой, но и перед остальными. А власть народа в Дайонаре выльется в еще большие беспорядки, анархию и хаос. Они не будут знать, что делать с этой свободой, они привыкли подчиняться. Свобода без нравственного стержня равняется анархии. Начнется дележ власти и кровопролитие. И ты в это ввязался? Вы с отцом в это ввязались? – возмутилась Иэнель.
Урмэд кивнул, неторопливо намешивая краску фона.
– Это единственный выход раз и навсегда решить с ними вопрос. На первом этапе мы будем их контролировать и направлять. Они сами согласны. А на счет уровня развития ты конечно права, но думаю, со временем они справятся… Если захотят.
Иэнель вскипела.
– Они убили всю твою и мою семью, как ты можешь так говорить? Как им можно доверять? И отец тоже согласен? Да у нас никто не согласиться подписать с ними мир. Никто, у кого погибли родственники. Я первая буду голосовать против!
– Думаю, если правильно осветить ситуацию, большинство, верховных лордов согласятся с нами. Больше скажу, многие уже согласились. Эндвид собирал их на третий день твоего «похищения» и предложил наш план.
Иэнель была в шоке, нет даже хуже, в ярости, в ужасе!
Мириться с теми, кто принес столько горя и бед!?
– А на счет родственников – я покончил с убийцами, моя месть почти завершена. К остальным у меня вопросов нет. И у тебя их быть не должно, отрезал он. Это обычные жители, такие же, как я и ты. Довольно лить кровь обеим сторонам. В Дайонаре это понимают не хуже, чем мы.
Поверь, отдают приказы единицы, сами оставаясь в тени. Дела одиночек вершатся множеством чужих рук. И вот это – настоящие преступники. Начинать надо с верхушки пирамиды. Оторви голову змее, и она сдохнет.
Сравнение со змеями Иэнель понравилось. Она поморщилась. Да, доля правды в его словах была, но она отдавала горечью пепла и слез.
Они надолго замолчали. Каждый думал о своем. Иэнель переваривала свалившуюся на нее информацию, Урмэд дописывал картину.
– Я бы назвала тебя упертым идеалистом, мечтающем о всеобщем благе. Более того, я не верю в то, что дайны вдруг, ни с того ни с сего решат, что они действительно стали высоконравственные и примутся лепить скульптуры, писать музыку, книги, заниматься искусством вместо того, чтобы делать набеги и сеять вокруг себя сметь.
Сколько не распинайся перед дикарями, как не пытайся открыть глаза на их дикость – ничего не изменится. Они будут упиваться своей тупостью и самодурством, считая это истиной. И вот вопрос: заслуживают ли они спасения? Ибо спасителя как правило убивают первым.
– Ты удивишься, но те, кто не воюет, таки лепят, рисуют и сочиняют. Просто у власти стоит недальновидный, агрессивный тип. Который ничего не понимает ни в политике, ни в экономике.
– И вы хотите его сместить?
– Сместить? Ха-ха! Смещают того, кто дает себя смещать, остальных устраняют, – Урмэд вздохнул и уже серьезней добавил, – А по поводу спасения: пусть так. Я тоже пролил не мало крови и если такой конец меня настигнет, то по крайней мере я попытался.
– Всё, хватит, я устала от этого разговора! – взмолилась она.
– Тогда посмотри, что получилось. Я всё закончил.
С портрета на Иэнель смотрела… Иэнель. Тщательнее всего были прописаны лицо, руки и волосы, а еще глаза! Но несомненно и фактура ткани, и вид из окна, само окно, фон стены за ним, были прописаны мастерски, но мазок был шире и… хаотичней что ли. Совершенно удивительная техника» – подумала Иэнель.
– Мне очень нравится, правда!
По глазам Урмэд видел, что она не врет.
– Отлично! Тогда можно отметить данный факт. Хочешь я научу тебя пить «Сиреневый флёр» так, как правильно это делать?
«Ну что ж, пусть этот день закончится именно так» – решила она, и согласно кивнула. Хотелось скинуть досаду от неприятного разговора. Но эта беседа тоже многое о нём рассказала. Чем больше он открывался, тем большую симпатию завоевывал в её сердце. Наверное, никто, после отца, не внушал ей такого уважения как Урмэд.
Глава 18
Устроились прямо здесь, в мастерской.
Урмэд сбегал на кухню за закуской, а бутылка «Сиреневого флера», того самого, что не допила Иэнель, нашлась тут же – в шкафу с кистями и разбавителями.
– Художники всегда хранят спиртное среди рабочих инструментов? – иронично поддела Иэнель.
– Ага, а если надо, то и кисти в нём замачиваем, и краски разводим – в тон ей ответил Урмэд.
Поняв намёк на неприхотливость художественных глоток и желудков, рассмеялась.
Частично убрав с тумбы натюрморт – навернув драпировки поверх бутыли – расставил узкие маленькие стаканчики и нарезал закуску на большую плоскую тарелку: лимон (хорошо не тот, что с постановки), мясной рулет, тонкие кружочки копченой колбаски, ржаной хлеб; порезал на дольки яблоко и уложил по краю тарелки листики мяты.
«Эстет его так!»
Разлил по рюмкам сиреневатую жидкость.
– И так, объясняю, – торжественно объявил он, – Берешь лимон, макаешь в сахар, быстро пьешь «Флёр», закусываешь лимоном, заедаешь листиком мяты.
– Угу, – озадачилась Иэнель, – А сначала лимон с сахаром можно? – ей ужасно было от одной мысли, что придется лить в рот такую гадость без подготовки.
Урмэд пожал плечами.
– Попробуй, может тебе понравится?
После третьего раза, всё-таки поняла, что метод Урмэда работает лучше. Быстро выпил, ничего не почувствовал, заел кисло-сладким… Во рту приятно, в животе тепло, в голове пусто. А что, ничего так пойло!
– Ты ешь, ешь, – накладывая мясо на хлеб, подсовывал ей дайн, – а то прямо тут под стул съедешь.
– Не съеду, – стараясь говорить нормальным голосом, возразила принцесса, – Еще не так с девчонками отрывались.
– Ну-ка, ну-ка, а с этого места поподробней, – ухмыльнулся Урмэд, – Всегда хотел посмотреть, как напиваются барышни. Вам пары бокалов хватило или всё-таки по три?
– Прошу не оскорблять! – захихикала Иэнель – Когда я училась в маг-академии на первом курсе, мы с подругами сбежали на чердак в северную башню и на троих распили бутылку чалопуки…
– Ого! – уважительно крякнул Урмэд, – И как?
– Ну-у-у, – смущенно опустила глаза Иэнель – Сначала вызывали инкуба, но этот зараза нас проигнорировал, (позже оказалось, что инкуба нельзя вызвать на территории школы, ровно, как и суккуба), потом вызвали духов воздуха, немножечко недоглядели и…
– Так это вы ту башню разнесли!? – расхохотался Урмэд.
– Ты в курсе? – скромно поникла Иэнель.
– А как же, мы с ребятами тогда очень удивились, когда поползли слухи, что это три девицы провернули. Хотели знакомиться с вами идти, да тут экзамены грянули.
– А ты тогда учился?
– Да заканчивал.
– Ну, башню отстроили потом на отцовские деньги и ремонт заодно – как отступное.
«Само очарование» – про себя подумал Урмэд, наблюдая за смущением Иэнель.
– Эх, вашу бы энергию, да в благое русло!
– Ну, это же не мы ее разнесли, а духи, – передернула плечиком Иэнель, – Эх, если бы я тогда могла вызвать этих духов, – сокрушилась она,
– Кстати, почему бы города дайнов не уничтожить подобным образом?
– Это запрещено конвенцией магов 7783 года и описано в трактате «О ведении войн магов с не-магами». Ты в школе плохо училась?
– Ах, да помню! – махнула рукой. – Наливай!
Разлили по последней. Разговор как-то зачах.
– Расскажи что-нибудь веселое, – попросила она Урмэда.
– Ну, я только пару анекдотов могу вспомнить, – почесал он озабочено затылок, – И то, не самых приличных.
– Мне всё равно, ты бы слышал, что у отца на пирах бывает, вот где ушки вянут.
– Ладно… что бы тебе такого, полегче. Вот первый.
«Жена говорит мужу утром:
– Представляешь дорогой мне сегодня приснилось, что ты подарил мне шикарное бриллиантовое колье! Что бы это значило?
Муж, целуя ее, отвечает:
– Узнаешь вечером.
Вечером жена заставила слуг накрыть стол, пожарить мяса, самолично сходила в подвал и нацедила самого лучшего вина, зажгла в комнате магические свечи, а слуг выгнала подальше. Прибывает муж, дарит ей коробку. Жена с замиранием сердца открывает, а там… книга «Толкователь снов»…
Иэнель искренне отсмеялась, а потом задумалась.
– И почему многим женщинам от мужчин нужны исключительно дорогие подарки? Неужели мы все такие меркантильные? – возмутилась Иэнель, но как-то быстро сникла, вспомнив сегодняшние свои размышления.
– Наверное не все, – серьезно предположил Урмэд, – а только каждая…
В него полетело хлебным мякишем. Дайн захихикал и кинул в Иэнель «жопкой» колбасы.
– Следующий! Я требую продолжения банкета! – воскликнула Иэнель потрясая рюмкой.
Урмэд скептически приподнял бровь, но внял уговорам.
– Светлый айн Эйнар женился на богатой дочери герцога. Через три месяца отправился в военный поход со своим другом. Друг его спрашивает:
«Слушай, ответь мне откровенно. Зачем ты на свою жену надел пояс верности? Между нами говоря, она же такая страховидла. Ну кто на нее позарится?»
«Так в том-то и дело! Вернемся с войны, и я ей скажу – дорогая, а ключик-то я потерял!»
– Жалко девку, – расстроено шмыгнула носом Иэнель, посасывая лимон и становясь на сторону несчастной.
– Ладно, теперь не про супружеские отношения, так и быть:
Изможденные походом дайны сидели за круглым столом. В замке нависла тревожная тишина. И тут, чтобы разрядить обстановку, в центр комнаты выскочил маленький королевский шут и весело пошутил… Все долго смеялись, а труп закопали за замком.
Вот тут Иэнель действительно смеялась. Со слезами, битьем ладошкой по столу и проговариванием последней фразы – дочь своего отца…
– Ой, не могу…пошутил! За замко-о-ом…!
Бутылка «Сиреневого Флера» давно закончилась.
За окном грохотало, ветер гнул деревья, а дождь стлался по траве мокрыми волнами. Буря разыгралась не на шутку, тем уютней и спокойней было в мастерской. Дрожа и почти не давая света, в стеклянном ультрамариновом бокале из постановки, горела одна маленькая не магическая свечка; звонко трещал сверчок где-то под порогом, наверное, в старом шкафу; вспышки молнии озаряли комнату загадочным сиреневатым светом.
Иэнель подошла к окну с восхищением и трепетом наблюдая как беснуется стихия.
– Урмэд, – совершенно трезвым голосом спросила она, – Как думаешь, могли бы мы встретиться в той твоей жизни?
Она почувствовала, как он подошел сзади, стал близко, но не коснулся.
– Возможно, – очень тихо сказал он.
Почувствовала его дыхание, что чуть колыхало волосы, грусть в голосе.
Урмэд не знал, говорить ли ей о том, о чем сам догадался только сегодня, но подумав – не стал. А вдруг, он не вернется, вдруг через три дня престанет быть? Ему не хотелось, чтобы она страдала от его слов, сокрушалась о том, чего никогда бы не было. Пусть уж лучше вовсе не знает.
За окном в темноте лил дождь. Молнии били в океан, озаряя небо и ее лицо розоватым сиянием: прямой, чуть вздернутый нос, чувственные губы с острой ложбинкой и изгибом, словно плечи лука лесной девы. Брови вразлет и удивительного, фиалкового цвета глаза. Ему мучительно хотелось коснуться ее, и он искал малейший предлог.
– Ты сама расчесывалась?
– Да, а что? – удивилась она, чуть повернув голову.
– У тебя колтун сзади не распутан, – ласково усмехнулся он.
– Я мазь оставила в комнате, утром продеру, – но подумав, жалобно добавила – А у тебя тут нет?
Урмэд улыбнулся, и снял с полки баночку.
Бережные прикосновения кружили голову (или все-таки «Флёр»?). Чувствовала, как пряди скользили сквозь его пальцы пуская по спине стаи жарких мурашек. Иэнель прикрыла глаза и, неосознанно, тихо застонала. Дыхания стало не хватать, она повернулась к нему лицом, чтобы увидеть его глаза – те самые, которые наводили на нее ужас.
Он кончиками пальцев провел по абрису скул, коснулся щеки, влажных от алкоголя губ, отвел непослушную прядку волос за ухо.
Они завороженно смотрели друг на друга, не смея дотронуться, сделать первый шаг навстречу друг другу и своему влечению.
– Ну же, Урмэд, пожалуйста, не заставляй меня просить, женщина не должна просить… – почти всхлипнула она. Видела, как тяжело ему решиться, почти физически ощущала его страх сделать что-то не так. Её перестали пугать его шрамы, неправильность черт и странные глаза. Сейчас, при свете молний он казался ей древним, грозным, почти богом… Неужели это всё «Флер»? – думала она с ужасом, с трепетом касаясь его губ…
Урмэд устал сомневаться, устал искать предлог чтобы не заглядывать в ее глаза, устал заставлять себя не касаться ее, устал бояться последствий, списывая на долг, обстоятельства и обязательства. В конце концов они были предназначены друг другу еще пятнадцать вёсен назад, целую жизнь назад! Так гори оно всё огнем, как горит сейчас его сердце, согревая искалеченную душу, пробуждая в нем то, что он всегда чувствовал к ней.
Он осторожно поцеловал, словно проверяя ее реакцию, прижал чуть сильнее к себе и тут же почувствовал отклик. Руки блуждали по ее телу, заставляя Иэнель тихо постанывать. Она подалась к нему, полностью подчиняясь его движениям, отвечая на них, отзеркаливая.
– Нель… где же ты так долго была? – переводя дыхание и зарываясь лицом в её волосы, прошептал он.
– А ты почему не отыскал меня раньше?
– Не успел, – ответил он совершенно серьезно, вновь накрывая ее губы жарким поцелуем.
Потом подхватил на руки и толкнув какую-то неприметную дверцу, осторожно, словно самое дорогое сокровище положил на мягкую кровать.
– Еще одно моё убежище – улыбнулся он, щекоча дыханием ухо. Иэнель пискнула и тихо засмеялась.
Он медленно расшнуровывал тесемки корсажа, наслаждаясь, и награждая поцелуями каждый сантиметр отвоеванного у ткани тела. А она уже давно сняла с него рубаху, жадно целуя, словно залечивая ужасные шрамы на груди, плечах, животе. Оставшись в тонкой сорочке, требовательно повалила его на подушки, спускаясь всё ниже, заставляя его тихо стонать и выгибаться от ее прикосновений.
Она никогда не была так счастлива, как с ним этой ночью и уверена, больше ни с кем и никогда не будет. Вряд ли всё это «Флёр»?
Иэнель проснулась от яркого света, что проникал под закрытые веки. Густого, словно застывший янтарь, а они в нем две маленькие букашки, завязшие в любви и вечности.
Почувствовала, что лежит в его объятьях повернувшись спиной, ощущала его дыхание у себя в волосах, руку, крепко обнимающую поперёк живота.
Открыла глаза осмотрела комнатку, вернее комнатушку. Белые стены, а кроме кровати и стула тут больше ничего и не было. Напротив, посередине полукруглой стены, узкое, ничем не загороженное, высокое окно в которое густым, мощным потоком текло солнце. Заливало комнату, слепило глаза, согревало озябшие, неприкрытые ночной страстью тела.
– Доброе утро, – накрывая ее одеялом, шепнул Урмэд.
Иэнель повернула голову и поцеловала его во впадину между ключицами.
– Доброе.
– Нам повезло увидеть тут рассвет, – щурясь сказал он, – Солнце встает в этом окне только в дни равноденствия.
– Красиво, – шепнула она, натягивая одеяло на грудь, садясь на кровати. Урмэд пристроился сзади, запуская руки под одеяло.
Иэнель шумно вздохнула, млея под его ласками.
Он целовал ей спину, шею, волосы…
– Знаешь, ты первый с кем я не вспомнила о своих шрамах.
– Тебя это так беспокоит?
– Раньше – да.
– Рад, что помог изжить твой комплекс, – фыркнул он, – по сравнению со мной тебе нечего стесняться.
– А ты стеснялся? – хихикнула она.
– Нет, шрамы украшают мужчину – так говорят дайны, а я дайн.
Он повалил ее на кровать и еще долго не давал говорить глупости.
– Смотри, – протянул руку к лучам солнца, в которых плясали пылинки, – Похоже на солнечный снег.
Иэнель коснулась его руки. Сквозь прозрачные пальцы лился свет.
– Запомни этот день. Таких моментов катастрофически мало. Их надо разделить на мгновения и хранить в сердце как великую тайну, как маленькие, залитые янтарем скляницы в самых потаенных уголках души. А когда станет нестерпимо паршиво, можно их вынимать по одной и выливать вокруг частичку этого утра, вспоминая нас, вспоминая как мы были счастливы. Постарайся запасти их как можно больше, чтобы хватило на самые темные времена.
– Да ты неисправимый романтик! – целуя его шепнула Иэнель.
– Любовь делает мужчин дураками, – шутливо вздохнул Урмэд, – вот и городим всякие глупости.








