Текст книги "Золушка à la russe: Постскриптум (СИ)"

Автор книги: Юлия Эфф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– С ума сошла! – тетя Люда приложила ладонь к щеке и качала головой, – сколько же у тебя было денег?

– Не скажу: вам станет плохо… Вот как выглядит наше пристанище, – Ольга повернула к крестной и Васе ноутбук, – вам нравится? Я уже созвонилась с хозяином, и мне даже уступили вполне ощутимую цифру.

– Красотища! – мальчик-инвалид заразился гордостью Ольги, – ты теперь будешь там жить?

– Не я – мы! Зачем мне одной такой огромный дом? Теть Люд, вы только не переживайте, но я планирую переехать в новый дом через неделю. Коляску, кстати, новую туда доставят, чтобы нам меньше было возни.

– Где он хоть находится-то? – слабым голосом спросила женщина.

– А вот этого не скажу. И не просите.

– Хоть намекни, – Вася сделал жалобное лицо.

– Очень далеко отсюда, – Ольга встала, выложила из кармана джинсов на стол новенький мобильный телефон, потянулась и запела, – далеко, далеко, на лугу пасутся кони… Никто не догадается там меня искать: где угодно будут рыть носом землю, и не найдут! Нет, я, конечно, буду иногда приезжать проведать отца, могилу матери… Теть Люд, там Васе будет лучше во сто раз: там хорошая больница рядом, детский садик есть, школа – все по-человечески. Я переведусь в институт в том городе…

– А кого ты будешь в детский садик водить? – крестная вытаскивала из волос шпильки, – от кого рожать будешь? От Степки?

– Типун вам на язык! Я усыновлю кого-нибудь…

– Ой, размечталась… Куда ты бежишь и от кого? Поехала бы вместе с этой женщиной – и то правда, – навестила бы своего раненого: знаешь ведь, что сохнет по тебе… А она тут чемоданы готовит!

– Давайте, хотите поругаться и испортить мне настроение – пожалуйста, можете продолжать, – девушка обиделась, стала выкладывать из других пакетов содержимое.

– А разве я неправа?

– Ой, уже первый час ночи, а мы не спим! – Ольга закрыла ноутбук и щелкнула по носу подростка, прильнувшего к подарку, – иди спать, Василиск! Завтра наиграешься!

***

Вечерело. На небе молодой месяц желтел тонкой полоской, а Ольга все возилась на огороде, выкапывала молодую картошку.

– Оля!.. Лелька! – чей-то мужской голос позвал ее.

Тонко тявкнула собака, и девушка выронила из рук лопату, прислушалась, приложив руку к груди.

– Лелька! Ну, подойди, поговорим, – голос звучал со стороны невысоко забора.

– Напугал, блин! – Ольга воткнула в землю лопату, подняла ведро, поставила его на аллею и, похлопав руками, стряхнула пыль с рук, – Степан, сколько можно, а? Я же просила…

– А я не могу, – возле забора, сложив на штакетник руки, стоял парень с закатанными до локтя рукавами, в белой рубашке, выделявшейся на темнеющем фоне.

– Сразу предупреждаю, будешь приставать – получишь лопатой в лоб, – девушка вышла за забор и присела на скамью. – Что-то я сегодня устала.

– Надеюсь, не от меня.

– Говори, что хотел, или уходи.

Из дома послышался голос крестной:

– Оля, пошли ужинать!

– Меня пригласишь? – молодой человек сел рядом на скамейку.

– Степан, ну сколько можно? Я же просила: не мучай ты меня, не буду я с тобой.

– От меня уезжаешь?

– Уже вся деревня знает… Вот народ! – Ольга вытерла лицо тыльной стороной руки, – какая вам разница? Давай так, начистоту. Скажи, за что ты меня любишь?

– Ну как? – Степан растерялся, – ты симпатичная, деловая такая вся, не похожа на наших девчонок. Дети тебя любят…

– Птицы прилетают ко мне по утрам песни петь… А еще я могу разговаривать с животными… И вообще у меня над головой нимб, как вокруг луны…

– Издеваешься… – он сорвал сухую травинку и пожевал стебель, – я же про тебя все знаю: телевизор смотрю.

– Тьфу ты! Ну, зачем я тебе нужна? Допустим, выйду я за тебя замуж, и что? Я же не смогу тебя полюбить, даже привыкнуть, понимаешь? Это только так говорят: стерпится – слюбится. Ерунда это все. Нет, наверное, возможно, но только если кто-то из пары не влюблен в кого-то другого… И представляешь, я буду изо дня в день вздыхать, сравнивать тебя с другим – ты, даже если этого не увидишь, все равно почувствуешь. Начнешь выпивать каждый день, будешь жаловаться своим друзьям, что жена у тебя стерва. Может, поколотишь меня, если получится…

– Да ты что? – Степан возмущенно выплюнул травинку изо рта, – я тебя пальцем не трону!

– Но счастливее-то я от этого не стану. Нельзя без обоюдной любви строить брак, понимаешь? Вылезет это когда-нибудь наружу, и будем друг друга попрекать… Господь благословляет, когда дает и мужу, и жене любовь, – Ольга вздохнула и задумалась.

– Что вы все с этой любовью носитесь? Вон, живут люди несколько лет, – и где эта любовь потом? Детей навалом и скандалы каждый день.

– Умница! Степан, ты умница! Жене твоей повезет, если задаваться не будешь. Ты говоришь про любовь, а думаешь про телесные удовольствия. Переспят друг с другом, думают потом: «О! Нам было хорошо, значит стоит пожениться…» А чем я физиологически отличаюсь от той же Лариски, которая на тебя молится? Ну и получай ты с ней удовольствие.

– Что же в сексе плохого?

– А что в нем такого хорошего, что его непременно нужно ставить во главу угла? Есть понимание, уважение, восхищение человеком, наконец. Можно забыть человека, которым восхищаешься? Ась? За мной почему ходишь? Я для тебя как небожитель, потому что меня по телевизору показали, да?

– Что ты так резко?

– Когда? Ты мне так все точно расписал, почему меня любишь, а я, понимаешь, не могу этого объяснить. Я знаю, что восхищаюсь Максом, потому что он талант, я хочу видеть, как он растет, помогать, носить ему кофе к компьютеру, когда он работает. Но я никак не могу объяснить, за что я его люблю. Ты знаешь, как я соскучилась по его заиканию?.. – Ольга задумалась, – да, наверное, ты прав, можно объяснить, но не так, как ты, сходу, быстро… Не обижайся на меня, пожалуйста, я сама себе не принадлежу.

– Морочишь ты мне голову, все понятно, – Степан поднялся, поправил ремень на брюках.

– Я? Я хочу, чтобы ты мне был хорошим, настоящим другом, который все понимает, а ты обижаешься, – Ольга тоже встала.

– Когда уезжаешь?

– Сейчас тебе скажу – завтра вся деревня ко мне придет.

– Понятно. Друг, говоришь, хороший нужен? – Степан сделал глубокий вдох и повернулся уйти.

– Ну да, проще обидеться, чем попытаться понять. Машина придет через дня три. Тогда и уеду. Только не спрашивай, куда. Все равно не скажу. Даже тетя Люда не знает.

– Ладно, партизанка, я приду проститься. Пока, спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – с облегчением попрощалась девушка. – Степан!

– Что? – молодой человек с готовностью повернулся.

– Мне всегда везло на друзей!

***

Тетя Люда доела суп и отставила тарелку в сторону. Вася до сих пор ковырялся, откладывая вареную морковку, лук на край тарелки.

– Ну и чего ты сегодня все перебираешь? – мать неодобрительно наблюдала за процессом, – правильно люди говорят, что ваши компутеры портят аппетит.

– Ма, правда, невкусно. Ты вообще последнее время готовишь как-то не так. Дай соль, пожалуйста. Как ты сама это ела?

– Я вообще вкуса еды не чувствую, волнительно мне, и кошки на сердце скребут. Как мы туда поедем, когда везде пожары? Приедем, а дома-то нету – сгорел.

– Мам! Не говори глупостей! – Вася посолил суп, попробовал и отодвинул тарелку. – Все равно не вкусно.

– Картошечки будешь?

– Давай. А я хочу уехать: дом классный, там даже бассейн есть. Знать бы только, где это.

– Узнает Лелька, что ты разболтал все репортерам, вот получишь! – мать погрозила мальчику ложкой, – будет тебе бассейн.

– Ничего, пусть этот придурок знает…

– Василий! – тетя Люда стукнула по столу, – следи за языком!

– Все равно он придурок: я бы не отпустил Олю.

– Так в больнице же он, что ты возводишь поклеп на бедного парня? Тебе же Лелька сказала, что раньше, чем через две недели его не выпишут.

– Уже третья неделя пошла, сентябрь на носу, чего он не чешется? Уедем – никогда не найдет, пока очухается.

– Тихо! – мать стала собирать ненужные тарелки со стола, – чай принесу.

В дом вошла Ольга, поправляя мокрые после умывания пряди волос:

– Еле выпроводила. Женился бы уже на своей Лариске…

– Степан-то? – тетя Люда поставила чайник на стол, – видный парень, сейчас таких в деревне мало – все в город уехали.

– Я же сказал, что невкусно, – Вася кивнул матери на отставленный девушкой суп, пододвинул к Ольге тарелку с молодой вареной картошкой, – бери.

– Не хочу я ничего: душно, – Ольга вздохнула и взялась за чай.

– О чем вы там со Степаном говорили? – полюбопытствовала женщина.

– О браке. Кстати, – Ольга достала из письменного стола тетрадь, подсела ближе к мальчику, – посмотри, что я нашла, когда перебирала бумаги.

– Что это?

– Библия для народа. Шучу, конечно. Ты мне одну тетрадь подарил, а я тебе взамен – свою даю. Я записывала сюда понравившиеся мысли, стихотворения. Вот послушай: «Женятся не для того, чтобы думать только друг о друге, но чтобы совместно выполнять обязанности, налагаемые жизнью общества, умело и разумно вести хозяйство, хорошо воспитывать детей. Влюбленные думают только друг о друге, непрестанно занятые лишь собою и умеют только одно – любить. Супруги должны выполнять столько обязанностей, что этого недостаточно. Ни одна страсть так не обольщает нас, как обольщает любовь, – ее неистовую силу принимаешь за признак ее долговечности…» Как тебе? Это Жан-Жак Руссо. Эх, если бы люди внимательно его читали…

– Что ж теперь, браки нужно создавать по расчету, а не по любви? – тетя Люда прислушалась к цитате.

– Нет, нужно умело сочетать любовь и расчет, – Ольга перевернула страницу назад. – Вот, еще: «…Стоит любви проститься с честью, и она лишается самой большей своей прелести; дабы чувствовать всю цену любви, сердцу надобно восхищаться ею и возвышать нас самих, возвышая предмет нашего чувства. Лишите ее идеи совершенства, и вы ее лишите способности восторгаться; лишите уважения, и от любви ничего не останется…»

– Непонятно, но красиво, – заметил Вася, – дай, посмотрю, что еще есть.

– Мал еще все понимать, – Ольга взлохматила волосы на голове подростка.

– Действительно, «библия»: чего тут только нет. Это лучше, чем моя тетрадь.

– Сравнил тоже! Я же воровала чужие мысли, а ты создавал.

– Мам, послушай:

«Я слышал ночь: как шлейф ее шуршал

По мрамору дворца.

И свет небесных стен ее мерцал

На платье, как пыльца…»

Генри Лонгфелло. Супер, мне бы так научиться…

– Научишься. Чего бросил-то читать? – тетя Люда, подперев голову, внимательно слушала сына.

– Сейчас, а вот еще:

«В святыне сердца сокровенной

Чем я живу,

Я ни за что во всей вселенной

Не назову…»

– «Зачем вам имя? – продолжила Ольга. – Прозвучит вам,

В нем звук пустой;

Но этот звук моим молитвам

Огонь святой…

Но я люблю, любовь скрывая,

Пока живу.

И это имя, умирая,

Не назову.»

Альфред де Мюссе, перевод Курочкина. Мое любимое, когда-то было…

Весь вечер они читали стихи, афоризмы, войдя в азарт и соревнуясь в искусстве выразительного воспроизведения мыслей автора.

***

Это вошло в привычку: Ольга лежала с закрытыми глазами и беспрестанно ворочалась с боку на бок, вперемешку с разными мыслями мечтая о рассвете. Тетя Люда, спавшая в этой же комнате, то начинала тихо похрапывать, то затихала, просыпалась от скрипа другой кровати – и опять начинала сопеть. Девушка слушала эту душную тишину и только переворачивалась на другой бок, не отвечая на полусонные вопросы: «Ты чего опять не спишь?», чтобы окончательно не разбудить крестную.

Не выдержала пытки и, дождавшись очередного приступа легкого храпа, осторожно встала, закутавшись в покрывало, вышла из комнаты, нащупала на письменном столе фонарик, стараясь не выдвигать ящик полностью, вытащила из него журнал и крадучись вышла на крыльцо. Не чувствуя, что Вася точно так же не спит и в темноте смотрит ей в спину.

Усевшись на ступеньках, девушка включила фонарик и направила его на журнал, раскрыла и стала перебирать сокровища – вырезанные из прессы разные фотографии Артура. Самая яркая и большая была в самом журнале. Перебрав мелкие, Ольга наклонилась над фотографией, нежно поцеловала лицо и опустила на него свое:

– Максик мой, Артурушка… Как же я тебя люблю, как мне тяжело без тебя, если бы ты знал… Я скоро, совсем скоро уеду, и никто больше меня не найдет. Даже ты. Как бы я хотела оказаться с тобой рядом, солнышко мое… Но нельзя, нельзя… Я обещала, а обещания нужно держать… Но ты не думай, я буду любить тебя, никогда не забуду… Дура я была, надо было согласиться и сбежать еще тогда… – она тихонечко заплакала, не отнимая лица от фотографии.

… В Муромский храм она приехала рано утром, прихожан еще не было, и сонный служка удивился недовольно, что кто-то просит батюшку об исповеди. Но священник вышел, покорил девушку за то, что она не имеет платка и крестика. А когда услышал историю – посочувствовал. Слушал внимательно, не перебивая. Он, конечно, не смотрел по телевизору никаких гламурных передач, интернетом не владел, но последние новости о несчастном случае на показе мод в Москве слышал. Видя, что исповедующаяся от воспоминаний начинает дрожать, принес печенье и горячего сладкого кофе со сливками. Ольга есть не стала, но всю оставшуюся беседу-исповедь не выпускала из рук остывающий бокал.

– Ты не подруге, Господу Богу Вседержителю нашему пообещала, значит надо держать слово. А уж Он распорядится твоим даром: решит, если тебе он нужен, то вернет.

– Я не поняла, – Ольга кротко подняла глаза на священника.

– А ты вспомни про жертвоприношение Авраама. Сына своего любимого собирался отдать, принести в жертву, а Господь сам решил. Увидел искренность поступка, настоящую веру, и не принял жертвы, послал ангнца в кустах… Кушай печеньки, кушай… Ты правильно решила: чтобы что-то получить, нужно отдать равноценное. Что обычно люди делают: обещают Отцу Небесному, а потом не исполняют. Сказано: «По вере вашей будет вам». Ты веришь, что твой возлюбленный исцелится?

– Хочу верить, но боюсь. Я знаю, что может быть все, что угодно: заражение крови, ампутация руки…

– Ты несешь свое сердце в дар и боишься, что Создатель не примет его. Не бойся. И не жалей. Докажи, что твои помыслы искренни. Господь ничего не делает зря: промысел его велик. Иди себе с Богом и не сомневайся. А крестик все-таки одень.

– Я хотела его купить здесь.

Священник положил руку на склоненную голову девушки, прочитал несколько молитв, перекрестил ее:

– Пойдем, выберем тебе крест…

… Из журнала на колени выпала сухая почерневшая роза со стеблем, похожим на проволоку. Девушка поднесла цветок к лицу. Сухой сладковатый аромат цветка сохранился и как-то особенно оттенял эту летнюю душную ночь, пение сверчков темной траве и подмигивающие звезды над головой. Ольга выключила фонарик и сидела, вдыхая приторный аромат:

– «…Но я люблю, любовь скрывая, пока живу. И это имя, умирая, не назову». Прости меня и живи дальше. Господи, спасибо за все, но не отнимай у меня печали, как аромата у этой розы…

Василий лежал в кровати и бормотал свою молитву:

– Число шестьдесят два, придурок, открой число шестьдесят два…

– Ты-то чего там бормочешь? – из соседней комнаты послышался голос матери, – спал бы уже – завтра не встанешь, бормотун.

Вася затих и теперь беззвучно повторял заклинание.

***

В своей московской квартире, поздно вечером, Макс-Артур сидел за кухонным столом, сложив руки на плоскости и глядя на разводы лакированного дерева.

– Пора спать, – вошла Маргарита Павловна, встав позади сына, поцеловала его в макушку, поводила руками по обнаженному торсу, поправила повязку, закрепленную на здоровом плече.

– Н-не хочу п-пока, еще рано, – Артур посмотрел на мать, – я д-думаю.

– Мы обязательно съездим к ней, как только ты поправишься. Чай будешь?

– Игорь сегодня звонил, ск-казал, что Оля п-переезжает: в к-какой-то газете написали.

– Мало ли чего пишут эти газетчики, найдем: отец все свои связи подключит, – Маргарита Павловна поставила чайник на газплиту.

– Т-ты знаешь, ск-колько у нас в стране Н-николаевых? П-пока найдем, будет п-поздно. Н-ну почему она сбежала, мам? Т-ты как женщина объясни: в-все же было х-хорошо.

– Я тоже не понимаю ее. Ты у меня красивый, умный, обаятельный, не из бедной семьи, наконец. А вдруг она испугалась чего-то? – Маргарита Павловна потянулась через стол к сыну, – что это у тебя за прыщики на лице? Аллергия? Надо позвонить завтра доктору.

– Г-где? – Артур потрогал лица, содрал один, до крови, и посмотрел на пальцы, – это у меня ст-трупья лезут.

– Типун тебе, скажешь тоже!

– Что у нас тут за ночные бдения? – на кухне появился банкир, измученный бессонницей, – один наш балбес дрыхнет с чистой совестью. Хорошо спать тому, у кого совести нет.

– Хватит его балбесом обзывать, – возмутилась Маргарита Павловна, – к твоему сведению, он целый день лекции учил.

– Охо-хох! Учил он… Пусть теперь догоняет пропущенное, юрист-недоучка. Я всегда знал, что ты его защищаешь. Лучше сделай-ка мне кофейку, дорогая. Я после него лучше засыпаю.

Отец сел рядом с сыном:

– Может тебе другую девушку найти, а? Эта, конечно, хороша. Жизнь тебе спасла, но уехала же.

– Па!

– Я шучу, пошутить нельзя? Ты мне скажи, сын, ты ее любишь или нет? – банкир, развалившись на стуле, выжидательно смотрел на сына.

– Она ник-когда за меня н-не выйдет. Н-наверное, уже слишком п-поздно.

– Я всегда знал, что ты у меня балбес. Съезди в ее Мухосранск, поговори с ней. Неужели она такая дура, что откажет тебе, неужели не хочет в достатке жить?

– Па! Т-ты все д-деньгами меряешь. Если бы я ей к-когда-нибудь сказал такое, он б-бы меня ударила ч-чем-нибудь тяжелым.

Маргарита Павловна поставила перед своими мужчинами по бокалу.

– Что же делать теперь, Артурчик?

Артур наклонился к чаю, пускающего вверх замысловатые струйки пара. Ольгин медальон и крестик на цепочке повисли рядом, касаясь горячего бокала, – откинувшись назад, на спинку стула, молодой человек почувствовал, как металл обжег тело:

– Ах т-ты! – он схватился за цепочку, провел рукой по груди.

– Что такое? – встрепенулась мать.

– Н-ничего страшного, – Артур покрутил в пальцах изображение святой семейной пары, – она б-была права: я т-точно Фома н-неверующий.

Банкир проследил взглядом за сыном, вышедшим и вернувшимся с некоей тетрадью в руках.

– П-пап, мам, загадайте ч-число от одного до ста.

– Что это? – Маргарита Павловна протянула руку к блестящей обложке, но Артур не дал, – ну ладно, четырнадцать.

– Сорок восемь. И что будет?

– Н-нет, вы одно ч-число скажите… А п-пусть… Ч-четырнадцать п-плюс сорок в-восемь б-будет… – пока он складывал про себя, банкир выдал:

– Шестьдесят два, что тут считать?

– Сп-пасибо, – Артур открыл тетрадь, нашел нужное число, прочитал и засмеялся, протянул матери тетрадь.

– Что это такое? – Маргарита Павловна рассматривала круглый аккуратный почерк.

Сын потянулся и ткнул пальцем:

– В-вот тут ч-читай!

Маргарита Павловна неуверенно прочла:

Моим жалобам

Внимал Курамский монах.

Долгий вечер.

Вместо совета – посох

И слово «поторопись»…

– Что это такое? И что за вульгарная приписка: «Поторопись, придурок!»? Что это за поэзия?

– Эт-то Вася! – Артур залпом допил чай и решительно встал, – сп-пасибо за чай, я п-поехал.

– Куда ты поехал? Что это за тетрадь? – заволновалась мать.

– Пусть едет! – спокойно кивнул отец.

– Вы посмотрите на улицу: там же ночь и ничего не видно из-за дыма! Куда ты поедешь со своим плечом? Артур?

– Пусть едет!

– Господи, его сын невменяемый собрался ехать черт знает куда и на ночь глядя, а отец сидит довольный… – запричитала Маргарита Павловна.

Но на кухне уже стоял Артур, рассовывая здоровой рукой по карманам кошелек, документы и ключи.

– Как приедешь, позвони. Помогла бы сыну, что ли, раскудахталась, – проворчал банкир, – деньги у тебя есть?

– Х-хватит. Г-главное, в аэроп-порт успеть: самолет ч-через три часа.

Артур взял со стола Васину тетрадку, поцеловал родителей:

– Я т-туда и обратно. Завтра ждите н-нас.

***

Из рук вылетела кастрюля и громыхая покатилась по полу.

– Ну и чего ты так рано-то соскочила: семи еще нет! – тетя Люда ворчала на Ольгу, которая полночи опять ворочалась на кровати, мешая спать, потом просидела на крыльце и с утра успела повозиться в огороде, полить цветы. – Сама не спишь и никому не даешь.

– Я спокойно усну, только когда мы переедем. Потерпите, теть Люд, завтра в дороге отоспимся.

– И думать про завтра боюсь. Что-то Винька твоя лает, пойду, посмотрю. Опять какой-нибудь алкаш пришел просить у тебя на опохмел.

– Да что же сегодня такое? – Ольга уронила картошку, пока наклонялась за ней, зацепила стоящие на краю миску с ложкой, – кто к нам торопится?

– Я т-тороплюсь, – в дверях стоял сияющий Макс.

***

– П-привет, – гость протянул руку сидящему с гордым видом в инвалидном кресле Василию, – Артур. Д-давно хотел с т-тобой познакомиться.

– Максимушка, то есть, Артур, дай я посмотрю, может, повязку надо поменять? – Ольга уже успокоилась от пережитого и порхала по дому, собирая вещи и поминутно возвращаясь к гостю, чтобы прикоснуться.

– Я тоже про тебя много читал, – Вася небрежно протянул руку.

– А т-ты не верь г-газетам, – Артур позволил снять с себя футболку, чмокнув по ходу дела Ольгу, – в-вот, к слову, про «ч-читал». Я п-привез твою т-тетрадь.

– Она не моя, я ее Лельке подарил.

– Я знаю, – молодой человек одной рукой, пока «доктор» снимала бинты, раскрыл тетрадь и пододвинул ее, – в-вот это п-предложение тоже д-для нее?

– Где? – девушка потянулась к тетради.

Вася схватил тетрадь, развернул ее, раскрытую, к гостю и показал пальцем:

– Это?

– Н-ну да.

– Она тебе помогла?

– Еще к-как!

– Значит для тебя, – засмеялся мальчик.

– Т-ты еще т-тот жук, к-как я посмотрю, – Артур засмеялся.

Ольга отложила бинт на стол:

– Теть Люд, у них уже секреты общие появились. Ну-ка, что у нас тут… Не больно?

– Н-нет.

– Немного влажные края, сейчас обработаю, – она ушла за аптечкой.

– А т-ты что сидишь, как уважаемый Басё? Т-тоже собирайся, с н-нами едешь, – Артур подмигнул мальчику.

– Куда «с нами»? Ты же видишь, какой он? – встряла тетя Люда, накрывавшая праздничный стол.

– К-какой? Н-нормальный п-пацан. В д-дельфинарий сходим, еще к-куда-нибудь. Вы, тетя Люда, тоже п-приезжайте, я п-позвоню, когда. Мы пока п-приготовимся и разберемся, что и к-как.

Женщина посмотрела на сумки и коробки, сложенные в углу. Артур перехватил взгляд:

– Н-не переживайте, д-даю слово, что вы все равно п-переедете в новый дом, в т-течение этой недели, т-только поближе к нам, г-где-нибудь в П-подмосковье.

– Мальчики! – Ольга вернулась с раствором марганцовки, – вы не представляете, как я вас обоих люблю. И вас, тетя Люда. Если бы мама была с нами, она бы плакала от счастья.

– А к-кстати, о родителях… – Артур что-то вспомнил и после завтрака отправился к отцу Ольги.

Полутрезвый с утра отец Ольги прослезился после сделанного официального предложения; во время импровизированного сватовства Ольга стояла с крещенными руками и только краснела.

– Пойдем, сынок мой дорогой, отметим это дело. Выскочила моя Лелька замуж – взрослая стала…

– Ох, и наплачешься ты с ней, – хмыкнула мачеха, наблюдая эту картину.

– Извини, б-батя, я – за здоровое п-поколение. А водку г-где берешь?

Ольга кивнула на дверь в бывшую свою комнату. Артур только заглянул туда и все понял:

– Н-ничего, батя, и тебя т-тоже вылечат, – повернулся к мачехе, зеркально отображавшей негативную позу Ольги, – в-вернусь, еще раз увижу этот аппарат – найду статью, п-по которой вас п-посадят.

– Ты все-таки решил закончить свое «банковское дело»? – спросила Ольга, когда они наконец вышли из дома отца.

– К-кому-то же надо б-будет спонсировать т-твою клинику, – Артур стукнул себя в грудь и засмеялся, притягивая девушку за талию, – свой юрист у нас тоже скоро будет: К-кирюха за ум взялся. А я, п-параллельно, решил поступить еще к-кое-куда.

***

– …Итак, сейчас мы находимся на Малом Арбате у дверей ЗАГСа, в котором сегодня состоялось бракосочетание самой красивой пары этого года, Ольги Николаевой, участницы проекта «Десять Золушек» и Артура Карамзина. Напоминаю, что проект «Десять Золушек» завершился месяц назад, финалистками стали Олеся Жвалевская и Ирэн Артисян. Николаева Ольга, покинувшая проект задолго до финала, осталась в памяти телезрителей самой яркой участницей, которая единственная из двадцати девушек получила так называемую Золотую Карту и довольно круглую сумму на свой банковский счет, – размер суммы не разглашается. Можно сказать, что данный факт является символичным: ведь отец жениха является владельцем банка, контролирующего финансовые потоки Проекта. По словам самой Николаевой Ольги, теперь уже Ольги Карамзиной, полученные деньги она потратила частично на покупку дома в Подмосковье для своих родственников… – корреспондент сделал паузу и дотронулся пальцем до уха.

– Михаил, насколько я помню, недавно состоялась пресс-конференция, на которой отец жениха заявил о прекращении своей политической деятельности и об организации благотворительного детского фонда в помощь детям, страдающим заболеваниями центральной нервной системы. Это решение как-то связано с сегодняшним событием?

– Да, это так. Нас не пропустили в здание ЗАГСа, но мы успели пообщаться с родственниками молодых. По словам нашего источника, это решение было принято благодаря все той же золушке, Николаевой Ольге. История умалчивает, как ей это удалось, но именно она стала первым человеком, внесшим сумму на банковский счет фонда… Вернемся к бракосочетанию. Следует отметить, что само событие отмечается достаточно скромно и, пожалуй, нетрадиционно, поскольку свадебное путешествие состоялось до свадьбы, а не после. А сами молодожены уже с понедельника отправятся в свои институты и продолжат получать образование: ведь учебный год давно в разгаре… А вот появились и наши молодые… Ольга и Артур, поздравляем вас с бракосочетанием! Позвольте задать вам несколько вопросов.

Молодые переглянулись: на микрофоне корреспондента была эмблема телеканала, директором которого был Стрэн.

– Скажите, это правда, что для вас это уже третья церемония бракосочетания?

– Н-не совсем – четвертая, – жених не ожидал этого вопроса, – но, н-наконец, г-гражданская.

– Первая, насколько я помню, состоялась на проекте «Десять Золушек»?

– Вообще-то, это была вторая, – невеста заулыбалась, – скорее, шуточная. Мы пошли навстречу просьбе организаторов проекта, благодаря которым мы с Артуром познакомились.

– Кроме того, мне известно, что именно Константин Стрэн, продюсер проекта стал одним из ваших доноров, Артур, в результате печального события, случившегося с вами.

– Д-да, все верно, – подтвердил жених.

– Не могли бы вы нам рассказать о первой и третьей церемонии бракосочетания?

– О первой – нет! – в один голос засмеялись молодые.

– Я расскажу это т-только нашим внукам, н-на нашу золотую свадьбу, – на лицах жениха и невесты воспоминание вызвало смущение.

– Я свое кольцо сохранила, а ты? – невеста еле сдерживалась от смеха.

– А я п-порвал… в см-мысле, потерял. Случайно.

– Интересно, – корреспондент переводил взгляд с невесты на жениха, – а на третьей церемонии?

– Месяц назад мы повенчались, – объяснила Ольга, – это было в Троицком храме города Мурома, там были только наши самые близкие родственники.

– Какие у вас планы?

– Пока только учиться и растить малыша.

Корреспондент округлил глаза:

– В вашей семье ожидается пополнение?

– М-мы считаем, что Бог б-благословил нашу семью, – жених гордо обнял невесту, – я, к-кстати, только что сп-просил свою жену, п-почему все в-волшебные сказки заканчиваются свадьбой и н-не рассказывают о т-том, что было после. И она ск-казала, что…

– Не надо мои слова предавать на публику, – невеста поспешно закрыла рукой микрофон.

– Я же к-кратко, – засмеялся жених, – она ск-казала, что сказки – это детский жанр, и а п-после свадьбы наступает настоящая взрослая жизнь.

– Спасибо, что не слово в слово, – Ольга с облегчением дослушала жениха, – я же медик – у нас, у всех трезвый взгляд на жизнь. Но ты не переживай, в конце каждой волшебной сказки есть такая фраза: «И стали они жить – поживать и добра наживать». Понимаешь, они, а не по отдельности каждый из героев.

– Ч-что ты имеешь в виду?

– То, что вдвоем новую жизнь строить легче.

– Отличная фраза! – у корреспондента было ощущение, что про него забыли, – еще раз примите поздравление от нашего канала и совет вам да любовь!

– Спасибо.

Корреспондент повернулся лицом к камере, закрыв собой уходящих в сторону свадебного кортежа новобрачных:

– Ну что ж, наш репортаж позвольте мне закончить известной фразой: тут и сказочке конец, а кто слушал – молодец. Михаил Бойко, Алексей Филимонов. Первый канал, специально для программы «Вести-Москва».

– Лучше бы он сказал: «Сказка – ложь, да в ней намек…», – сказала Ольга мужу, когда они отошли от съемочной группы. – Если честно, у нас слишком много праздников в последнее время: жду, не дождусь суровых будней. Если бы не твои родители…

– Н-ничего, всего ч-четыре часа – и мы б-будем свободны. М-меня больше б-беспокоит эта парочка. Еще п-полдня с ними я не выдержу, – Артур кивнул на Нику и Игоря у лимузина. Те, по обыкновению, опять нашли повод для спора.

– Надо их научить танго танцевать: им же просто свою энергию девать некуда.

– И арабский! Обожаю, к-когда ты мне его т-танцуешь! – Артур поцеловал жену в шею. – В-все, ты отдохнула? Идем к-ко всем?

У машин терпеливо стояли родственники и гости, кроме Васи, который уже ждал молодых в салоне свадебного лимузина. Банкир, увидев возвращающихся от корреспондента детей, открыл супруге дверь, подождал, пока она устроится, и обернулся к терпеливо стоящему за своей спиной младшему сыну, Кириллу.

– Следующая свадьба твоя! – погрозил пальцем банкир.

– Я сам себе жену найду. Не надо мне ваших проектов, – огрызнулся, впрочем, негромко Кирилл, поправляя на своей голове крысиный хвостик.

Банкир хотел было привычно дать подзатыльник, но сдержался: не при газетчиках же. Садясь в салон, к супруге, проворчал:

– Я, конечно, не пожалел, что наш старший нашел себе хорошую жену, но, ей богу, надо было, чтобы этот балбес сам себе невесту выбирал. А то понадеялся на брата, – банкир щелкнул по затылку впереди сидящего Кирилла. – Глядишь, две свадьбы сразу бы сыграли.

Отпрыск потер затылок:

– Началось… Да женюсь я, женюсь! Только не на такой зануде, – он помахал рукой случайно обернувшейся в его сторону Валерии, которая тоже собиралась сесть в другую машину, – всю плешь мне позавчера проела своими нравоучениями.

– Наконец-то нашелся кто-то, кто тебя достал, – рассмеялся банкир, – будешь себя плохо вести, отправлю жить с ними. Лелька за тобой присмотрит…

– Не надо! – Кирилл испуганно обернулся.

Маргарита Павловна, рассеянно не слушавшая перебранку супруга и младшего сына, не вытерпела, открыла дверь со своей стороны, вылезла и крикнула молодым: