Текст книги "Золушка à la russe: Постскриптум (СИ)"

Автор книги: Юлия Эфф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Ты посмотри! Действительно, козел! С виду такой милый и порядочный… Все мажоры такие. Бабла куча, вот и думают, что правят миром.

– «Бабла куча»… Да не крутой он, больше притворяется… Неважно.

– Так чего же ты тогда плачешь, плюнь на него! – Олеся, наконец, озвучила мысль застывшей за одной из дверей Ольги, – мало их что ли, принцев? Возьми у Веры – целая папка каких хочешь, красных, белых, зеленых… Ну-ну, чего ты опять?

– Я когда увидела Макса и Артура, обоих, на проекте, думала, на месте их порву… А потом стали общаться с… Артуром… поговорили, вроде как старые друзья, я же его после того случая года два не видела, пыталась забыть… ты не знаешь, каким он может быть нежным, внимательным… Притворщик!..

– И влюбилась опять? – угадала Олеся.

Кто-то зашел в туалет, из девушек, но Олеся громко сказала:

– Маш, потерпи, а? Видишь, у нас тут разговор.

– Ладно, но на вашей совести будет мой позор. Вы тут курите, что ли?

– Иди-иди!.. Все, она ушла… И правда, откуда запах?.. Ты успокоилась, Никусь?

– Ты не знаешь самого главного, – Нику уже понесло на откровения, ей точно становилось легче от исповеди, – я решила отомстить этим двум…

– Кому?

– Максу и Артуру, кому же еще? Я стала мешать Максу встречаться с Олькой, я делала все, чтобы они расстались. Это я уговорила Стрэна отправить Макса подальше, в офис, на компах сидеть. А потом я стала специально делать так, чтобы Артур влюбился в эту, я ему так все преподнесла, что он заинтересовался и стал ухаживать… Я такая дрянь!

– Ну-ну, успокойся, потом поговорим еще, – неуверенно утешил Олесин голос.

– Нет, у нас на проекте камеры везде, понимаешь? Я никому ничего не могу рассказать, мама сразу же узнает и тогда – ты не представляешь… Она вообще не в курсе. И ты мне обещала! Никому не говори!

– Я – могила!.. У меня идея: ты напиши письмо…

– Кому? – всхлипнула Ника, – Ольке, что ли, или Артуру? А может, Максу? Самое обидное, что я сама начала ревновать Артура, когда он стал ухаживать за Олькой. Он же теперь серьезно, понимаешь? Макс влюбился по-настоящему, и Артур теперь завидует, он всю свою жизнь подражал Максу: одевался, как Макс, машину, как у Макса купил, одеколон, прическа… Не дай Бог таких друзей… Эта дура оделась сегодня, как колхозница, а он ее еще и защищает: «Ах, Оля такая разная!»… И, самое главное, сегодня днем я…

Ольга в это время рассеянно хлебнула из бутылки, поперхнулась водкой и еле сдерживала кашель, закрыв рот рукой.

– Девчонки, я уже не могу! – опять открылась дверь, усилив звуки музыки.

– Да иди, иди!

– А что тут у вас, Никусь, кто тебя обидел?

– Ты сюда зачем пришла? – сквозь зубы спросила Олеся, – вот и делай свое дело!

Ника опять высморкалась и уже более спокойно сказала подруге:

– Ладно, Олеся, мне полегчало, правда. Спасибо. Сейчас только умоюсь. Но моя просьба в силе?

– Разумеется! Не переживай.

– Не хотите говорить, не говорите, еще подругами называются, – Маша мыла руки, – попросите меня о чем-нибудь.

– И ты меньше болтай! у Ники просто нервный срыв, она устала и хочет домой.

– Так бы и сказали, а то развели секретность. Я тоже устала, пойдемте пить. Там как раз конкурсы начались. Наши мальчики, я умирала, танцевали смешно…

– Смотри, особо не веселись, – сказала Ника с хрипотцой, – на радостях еще напьетесь, и повылетаете, как некоторые…

– Не, я помню, мы уже с девчонками «помянули» Лерку и Светку. Дорогуша тоже себя тихо ведет, боится, наверное, опозориться перед своим хахалем из Болгарии, переводит ему все. Я и не знала, что Маслова болгарский знает.

Ника выдохнула:

– Все, пошли.

– Ты как? – участливо спросил голос Олеси, – нормально?

– Пойдет, спасибо за поддержку. Держи только Артура от меня подальше, иначе я его, как сосульку об землю.

Едва за девушками закрылась дверь, Ольга закашлялась на весь туалет и схватилась за затекшие ноги, запрыгала на месте.

«Золушка à la russe: Постскриптум». Главы 80-89

80

Жребий брошен.

Что сделано – должно быть.

Господи, прости…

– Девушки, смелее, смелее!.. Приз самой смелой Золушке за интересный танец! – конферансье зазывал желающих заработать славу и микроволновку от фирменного производителя бытовой техники, одного из спонсоров Проекта.

Но золушки в этот раз только переглядывались, подозревая очередную проверку на непутевость.

– Я хочу станцевать! – к сцене подошла шатаясь Ольга, с полупустой бутылкой водки в одной руке и фужером с фирменным коктейлем в другой. – На, подержи! – она с трудом поднялась по ступенькам и протянула конферансье бутылку, фужер и, видя, что ведущий собирается поставить бутылку и фужер на разнос проходящей мимо девушки в откровенном наряде, забрала коктейль, – э-э, стакан верни!

Все подруги повыскакивали из-за своих столиков, стекаясь к сцене, куда быстро переместился Виктор с камерой.

– Боже мой! Оля пьяная в стельку! – не верила своим глазам Ирэн, – где она успела так набраться?

– Она же не пьет! – в неменьшем шоковом состоянии сказала Наташа.

– А сейчас она просто свежим воздухом надышалась? – съязвила Ника, – в тихом омуте, сами знаете…

Ольга пошатываясь стянула с себя курточку и сумку, переброшенную через плечо, кое-как сложила вещи, протянула их конферансье:

– И это тоже. Забери.

А конферансье так обрадовался, что появилась первая за весь вечер желающая показать себя на сцене, что не стал обращать внимания на состояние конкурсантки.

– Представьтесь, девушка, как вас зовут?

– Меня зовут Оля, просто Оля. Но ты мне не тыкай, понял? – Ольга подняла указательный палец в направлении ведущего.

Зрители рассмеялись.

– Аплодисменты нашей Оле! – крикнул конферансье. – Оля, вы знаете, какой вам полагается приз, если вы станцуете нам танец?

– Я буду танцевать бесплатно, – Ольга неловко поправила лямку на сарафане, но та опять поползла вниз, – а свою микроволновку можешь себе домой забрать. Мужик, как тебя зовут?

– Константин!

– О! Еще один Константин! – Ольга подняла указательный палец в потолок, – терпеть не могу это имя, знаешь, мужик? Давай я тебя буду звать просто мужиком, а?

Конферансье растерялся, публика хохотала, и он ждал паузу, чтобы ответить, однако Ольга забрала у него микрофон, с силой дернув на себя:

– Щас, мужик, я станцую, ты не переживай. Только сначала тост, можно?

– Давай! – крикнул кто-то из «принцев».

– Вот, мужик! Клиент всегда прав, ты иди, посторожи мои вещи, чтобы не украли, а я тут сама разберусь.

– Но… – конферансье пытался улыбаться, что выходило неискренне.

– Пусть девушка скажет! – поддержали опять из зала.

– Господи, какой позор! – Олеся простонала, – ее же выгонят! Может, увести, пока не поздно?

– Уже поздно, Виктор снимает! – Ника схватила Олесю за руку, – пусть скажет.

– Ты – злая! – Олеся подернула плечом.

– Я ей не наливала.

Почувствовав себя свободней, Ольга подошла, встала поустойчивей, поднесла микрофон ко рту:

– Сначала я бы хотела поблагодарить своих родителей, маму и папу, за то, что они дали мне шанс оказаться на проекте; всю дирекцию этого дурацкого проекта (никак не возьму в толк, что мы тут делаем?). А так же моих подруг по несчастью… Мужик, сначала надо всех поблагодарить! – Ольга заметила нетерпеливое движение со стороны конферансье, – видишь, людям нравится. Люди, вам нравится моя речь?

В ответ полетели одобрительные выкрики и аплодисменты, в основном, со стороны мужской половины. Ведущий вечера сдался, на всякий случай отойдя подальше, чтобы не попасть в камеру оператора.

– … Мои самые лучшие подруги… Никуся, Олеся, Наташа, Маша, Арина, Ирэн, Нинель, Раминка, – Ольга тягуче перечислила всех, кроме Масловой, – самая любимая, Никусенька, ты мне как сестра, я знаешь, как тебя люблю, просто нету слов.

Олеся посмотрела на Нику, взывая к ее совести.

– Она же пьяная, ты не видишь? – Ника ответила на красноречивый взгляд подруги.

– … Мальчики, мои подружайки такие хорошие, вы их не обижайте! – пьяная то ли задумалась, то ли икнула в фужер, – …о чем это я? А! Я хотела сказать тост, а потом станцевать для вас.

Из всех парней серьезный был один Артур, ему стало так неловко, что он, шаря по карманам в поисках сигарет и зажигалки, направился к выходу.

– Я хочу сказать тост для моего друга… Артура Карамзина… Не-не-не! «Бедную Лизу» написал другой Карамзин, не этот!.. Вон он! Артурчик, я буду говорить для тебя! – Ольга хлопнула себя по ляжке. – Артурец, не уходи, иди сюда! Ком цу мир!

Все обернулись, и Артуру пришлось вернуться. Он так и стоял до конца представления, багровый и перебирающий пальцами сломанную сигарету.

– Мы с тобой оч-чень долго говорили, но я так и не сказала тебе самого главного…

Ника со злорадной улыбкой обернулась посмотреть на бывшего парня. Ольга задумалась на мгновение, пытаясь неловко выкинуть из фужера декоративный зонтик с трубочкой:

– …Понимаешь, я терпеть не могу людей, у которых нет своего мнения и мечты. Однажды я сказала Максу: «Не нужно стоять в чужой тени, если можешь отбрасывать собственную». Я тогда думала, что он во всем тебе подражает. А оказалось – наоборот. Ты стоишь в его тени… Так вот. Сегодня я хочу выпить за индивидуальность! – Ольга подняла высоко фужер, потом отпила от него, облизнула губы и медленно обвела глазами зрителей, ткнула фужером в сторону Артура, желающего в эти минуты одного – провалиться сквозь землю. Пьяная фыркнула, дрогнув в коленях и пошатнувшись. – Спокойствие, только спокойствие! Я не пьяная! Артурчик, хочешь, я тебе микроволновку подарю? На халяву? Извини, мужик, Артурчику микроволновка нужнее…

– Станцуй сначала! – выкрикнули весело.

– Щас! Девушка пообещала, девушка сделала! – Ольга пошла было в сторону ди-джея и остановилась, – кстати, наш Артурчик любит только девушек. Ему нужна жена, чтобы ни с-сучки, простите, ни сучка, ни задоринки!

Виктор с трудом удерживал камеру: от смеха у него тряслись руки.

– Мужик, держи стакан! – Ольга протянула окаменевшему конферансье коктейль и микрофон, вытерла потные руки о платье, – давай, ди-джей! У тебя хоть есть хорошая музыка? Я под фуфло танцевать не буду.

Зазвучала одна композиция, медленная – Ольга замотала головой и руками – ди-джей поставил другую, потом третью («У тебя чо, «Фифтисента» нет? Ну ты даёшь!»), пока девушка не кивнула, мол, пойдет. Она подошла и под аплодисменты стала танцевать, приноравливаться к звукам рэпа. Не раздумывая, стянула с себя сарафан и бросила в завизжавшую толпу, не ожидавшую увидеть вместо нижнего белья нечто, похожее на костюм профессиональной танцовщицы. Девушка прошлась по сцене туда-сюда, покачивая бедрами, потом неожиданно для всех запрыгнула на пилон, шест для стрип-данса, и, уверенно изобразила несколько фигур, покрутившись вокруг; неожиданно для зрителей, держась руками за металлический пилон, вдруг оказалась висящей на пилоне вниз головой – и сползла резко, остановившись в нескольких сантиметрах от пола, чем заставила зрителей вскрикнуть.

– Я в шоке: Лелька пьяная, а что выделывает! – Ирэн восхищенно аплодировала, – теперь, даже если ее выгонят, она уйдет знаменитой.

Удовлетворенная унижением Артура и шоу от Ольги, Ника сделала Олесе знак и протиснулась через толпу к сцене.

– Вот это девочка! – завистливо сказал кто-то рядом: Ольга как раз опустилась возле шеста, призывно провела рукой по волосам, подвигала бедрами и пошла к улюлюкающим зрителям.

Композиция все длилась. Ди-джей довольно кивал в такт головой, и толпа уже подхватила ритм, вскидывая руки и раскачиваясь в такт.

– Давай, давай! – крикнул кто-то, раззадорившись, стоящий ближе всех к возвышению.

Танцовщица откликнулась на возглас, улыбнулась, подошла и в танце выбросила ногу вперед, ударив по лицу крикнувшего. Молодой человек, принц, кажется, Маши, зажал руками нос под смех толпы. А Ольга уже танцевала с полузакрытыми глазами, рискуя свалиться со сцены.

– Танцуй, Золушка, танцуй! Молодец! Давай еще на шесте! – выкрикивали из толпы.

В зале появилась Вера и остолбенела от увиденного, не веря своим глазам. Ника как почувствовала, обернулась, помахала побледневшей начальнице рукой, показывая сначала на Ольгу, потом на дверь; Вера не поняла, и Ника протиснулась к двум принцам, вскидывающим сарафаном Ольги, словно флагом, вырвала платье из рук, вернулась к Олесе, перекрикивая музыку и крики, приказала забрать вещи танцующей у конферансье и побежала к Артуру, стоящему в стороне и не имеющему сил отвести взгляд от происходящего на сцене:

– Твоя машина рядом?

– Что? Да.

– Иди, заводи, я сейчас выведу эту пьяницу. Иди быстрее!

… Ольга продолжала танцевать, изобретая в процессе новые движения и возвращаясь к шесту, чем вызывала всплеск восторга, но вниз головой больше не повисала, ограничиваясь воздушными кругами вокруг пилона. Вера, испуганно закрыв ладонью рот, только переводила взгляд с толпы на сцену, с Виктора – на конферансье, заразившегося музыкой, с Ники, пробирающейся к сцене, – на Артура, поспешно идущего к выходу.

Наконец закончилась музыка, конферансье попытался перекричать бешеные аплодисменты и свист, а танцовщица остановилась, невидящим взглядом обвела толпу и стала медленно оседать – конферансье успел подхватить ее на руки.

81

Пляшет чья-то тень

У неподвижных ног.

Ночь перед Рождеством.

– А куда мы едем? – заплетающимся языком спросила Ольга, когда машина Артура с ней, Никой и Верой отъехала порядочное расстояние от клуба.

– Домой, пьяница! – сердито ответила Ника.

– Напилася я пьяна! Не дойду я до дома! – тихо запела Ольга, – зачем у меня так ноги болят? – она попыталась их вытянуть впереди себя, задрать их на спинку сиденья, за которым виднелась голова Артура, управлявшего машиной, – эй, можно убрать голову?

– Боже мой! – простонала Вера, помогая Нике опустить протянутые Ольгины ноги, – за что мне это? Оля, зачем вы столько выпили?

– Мам, с ней бесполезно разговаривать, ты разве не видишь: она пьяная, как бобик.

– Мама? – вдруг трезво переспросила Ольга и опять откинулась на сиденье, затянула, – пусть мама услышит, пусть мама придет, меня непременно к себе заберет… как там дальше?

– Болтай меньше! – Вера обернулась к Нике.

– Артурчик! Артурец! Ну и гнида же ты! – сегодня Ольге было позволено говорить все, – что же ты мне голову-то морочил, подлец, а?.. Крошка моя, я по тебе ску-ча-ю! Писем я от тебя не по-лу-ча-ю!..

Ника фыркнула, не в силах сдержаться, но водитель мужественно промолчал.

– Нафига вы мне с Максом нужны, такие сукины дети, а? – Ольга всхлипнула, – вам же доверия нет: один девушек друга на целе…целее… блин, как это?.. целесообразность… целостность… проверяет… другой морочит голову… а сам женится на другой… Думала, думала, думала, думала, ни ответа, ни привета, ты опять пропал-а! Думала, думала, думала, думала, вот такая вот история, ла-ла-ла-ла!

– Шоу продолжается! – проворчал Артур в паузе, как только певшая Ольга задумалась.

– Поворачивай! – Ольга вскинула руки, – едем назад, я там еще спою! Артурец, ты забрал свою микроволновку?

Ника тихо давилась смехом, Вера стеснялась, и не могла сдержать улыбки, закрывая ладонью от Артура свое лицо.

– Я не знала, что ты такая буйная! – Ника ворчала, придерживая пляшущие в воздухе Ольгины руки, – фу! Ты курила что ли?

– Нет, я только нюхала, – довольно сказала Ольга, – Никусь, ты меня прости, а?

– За что, алкоголик?

– За то, что я у тебя чуть – ик! – одноклассника не увела. Ну ты сама подумай, нахрена он мне нужен, а? Такой одноклассник… У меня своих много… Вот сколько пальцев на руках и даже ногах… Сколько же это?.. Артурец! Ты меня слышишь?

– Ну, слышу, не ори на ухо, – недовольно отозвался водитель.

– Ты скажи, ты точно в школе учился? Скажи! – Ольга пнула ногами кресло впереди себя.

– Ну что?!

– Признаки СПИДа знаешь?

Артур резко затормозил, и трезвые пассажирки вскрикнули, подавшись вперед.

– Так знаешь или нет?

– Нет.

– Вот, блин! Два тебе по физике!

– А почем по физике? – поинтересовалась Ника.

– Потому что я в школе не-на-ви-де-ла физику. Когда, Артурец, от тебя начнут шарахаться девушки, значит, ты – спидоносец! А вывод какой, а? Не знаешь? Это я тебе как врач скажу (блин, а чо так холодно?): спать нужно с одной, а не проверять всех подряд. Но я с тобой спать не бу-уду… потому что ты ка-зел и бросаешь своих классных одноклассниц! Холодно! – Ольга провела рукой по танцевальному костюму, – вот зараза! Я в таком виде приехала?

– Кажется, начинаешь трезветь, – заметила Ника, помогая не попадающей руками в прорези Ольге надеть сарафан и курточку, – а сама над нами прикалывалась, аликами обзывала!

– Я больше не буду, – притворно захныкала пьяница, – пока не буду. Я сегодня Лерке посвятила вечер. Пусть ей там, стерве, икается… Забирай меня скорей, увози за сто морей, и целуй меня везде, я ведь взрослая уже! Ла-ла-ла-ла-ла! Я уже танцевать устала, эта песня сто раз звучала! Ла-ла-ла-ла! Я сегодня взрослее стала! Ла-ла-ла-ла!

– У тебя еще много таких песен?

– Целых два альбома! – с гордостью кивнула Ольга, зевнула и положила голову на колени, – а что я вообще сегодня делала? Ничерта не помню… Бросили меня все, собаки… Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, от того, что лес – моя колыбель и могила – лес, от того, что я на земле стою лишь одной ногой…

Всю оставшуюся дорогу Ольга так заразно пела грустные песни, что Ника не выдержала и затянула тоже.

82

Желтый лист клена…

До чего красиво

Осеннее забытье.

– Доброе утро, соня! – Ника зашла в комнату, где спала Ольга, поставила перед ней на стуле разнос с кофе и бутербродом, – наши все уже позавтракали, а ты все спишь. Как себя чувствуешь?

На самом деле Ольга давно проснулась, по старой привычке, но нарочно не выходила, хотя сегодня было ее дежурство по кухне, в новой паре с Олесей. Подводить рыженькую добрую подругу не хотелось, но нужно было доиграть до конца: получить минус еще и за пренебрежение обязанностями. Однако, Ника (с хорошим настроением!) встала «к станку» вместо проспавшей пьяницы… «Отлично, хоть одно доброе дело сделала – помирилась с Никой», – подумала Ольга, благодаря подругу за заботу и принимая в постель бокал с кофе.

– Да-а, погуляла ты, подруга, вчера на славу: лицо у тебя отекшее – просто жуть! – Ника с любопытством наблюдала за «больной», – сегодня все утро разговоры про твое выступление в клубе. И даже не знаю, кого больше, сочувствующих или завистников.

– А что я вчера натворила? Я думала, что опять сознание потеряла: помню, как мы приехали, потом я разговаривала с Артуром, пошла к бару, попросила еще коктейль – и очнулась утром здесь, – девушка говорила, словно не в силах была поднять покрасневшие, отекшие веки, – и все тело болит, словно после тренажерного зала.

– Совсем ничего не помнишь? – Ника бы и рассмеялась, но тихий голос и убитый вид Ольги заслуживал больше жалости.

– Ничего, абсолютно.

– И даже как сняла с себя сарафан?

На лице Ольги отразилось слабое удивление:

– Где? В клубе? Я стриптиз, что ли, танцевала?

– Нет, слава Богу, как я поняла, в танцевальном костюме: иначе Вере пришлось бы скорую вызывать. Зачем ты так оделась?

– Просто примеряла, хотела посмотреть, растолстела или нет. Неужели я напилась? Не может быть! Я как выпью – меня сразу клонит в сон.

– Ну да, ну да… Ты давай приходи в себя быстрее. Мы через час все вместе едем выбирать вечернее платье для театра и ресторана. Так что будь, как стеклышко!

– Я никуда не поеду, спасибо, – Ольга поставила пустой бокал на разнос, не притронувшись к бутерброду, – ни за платьем, ни в театр.

– Ну вот, захандрила… Боишься, что тебя выгонят за вчерашнее?

– А меня точно выгонят?

Ника подумала, стоит ли говорить правду:

– Нас сегодня утром уже собирали для профилактики алкоголизма. Собак была злая, как черт. Константин Андреевич тоже пришел, правда, ничего не сказал, но так посмотрел на нас, что – бр-р! В ресторане, сказали, теперь ничего крепче томатного сока наливать не будут. Даже шампанское. И все благодаря тебе. Так, ты пришла в себя?

– Я никуда не поеду. Я хочу спать.

– Хорошо, зайду через час, – Ника вышла, всерьез задумавшись: состояние «алкоголички» и вправду было неважным. Лгала Ольга, когда говорила, что ничего не помнит, или нет – трудно было понять, но лицо, посеревшее за ночь, и дрожащие руки были не в пользу самой непредсказуемой золушки.

Ольга осталась одна и вновь легла, закуталась в одеяло, как в мягкий кокон, достала из-под подушки фотографию Макса. Чем красивее ухаживания, тем больше неловкости при расставании, чем клятвеннее заверения, тем больше стыда за них. Но Она сдержала свое слово, данное когда-то на улице ночной Москвы: не стала проклинать бросившего Ее Макса, не думала о нем ни плохо, ни хорошо. Сосредоточилась только на своих чувствах и, как когда-то, в первую ночь, размышляя о нем, влюбилась, так и в эту ночь накрутила себя, опустошив мыслями.

Если бы Ей предложили дать имя этому состоянию, то Ольга сказала бы просто, без патетики: «Я умираю». Ей не нужно было целый день притворяться перед подругами, начавшими было подшучивать над ней, спустившейся вниз, чтобы помочь приготовить ужин. К этому времени девушки вернулись из модного бутика, и Ника, находящаяся в возбуждении счастливого человека, принесла Ольге платье в чехле со словами: «Самое лучшее для тебя выбрала. Нинель чуть от зависти не умерла, тоже хотела его взять, но я сказала, что оно будет ей коротковато, потому что она выше тебя… Туфли померяй сейчас на всякий случай, я сравнила наши размеры: почти одинаковые, у тебя чуть-чуть меньше. Если что, Вера поменяет. И хватить хандрить, ты только на платье взгляни! К нему я такое колье подобрала – у самой слюнки текут!» – и убежала, добавив, что ей некогда возиться с Ольгиной хандрой, а нужно готовить ужин. Вместо того, чтобы выполнить полуприказ-полусовет Ники, «больная» так и не подошла к платью – решила присоединиться к подругам, исполнить частично свой долг дежурной.

Олеся выгнала с кухни Ольгу после того, как та разбила тарелку и долго сидела над ней, рассматривая осколки и пытаясь на полу, словно фаянсовые пазлы, сложить заново посуду. Кроме того, болели во всем теле мышцы, получившие свою порцию нагрузки после «пьяного» стип-дэнса. Ольга выпила аспирин, и ее тут же бросило в пот; навалилась слабость, как от гриппа.

– Иди, иди, отлеживайся. Мы как-нибудь с Никусей сами разберемся, – Олеся, упершись ладонями в спину Ольги, вытолкала пьяницу в фойе, – ляг, полежи, я тебе чай крепкий с бутербродами сейчас принесу. Тебе тут, кстати, Маслова, представляешь(?), передала таблетки, специальные, о-пох-ме-ли-ру-ю-щие, скажи Никусь, как они называются?..

Ольга не стала сопротивляться и охотно вернулась в свою комнату: не все мысли были передуманы. Оставалось главное и самое трудное. Раз первый шаг к свободе был сделан, то теперь нужно было заставить себя, как бы больно не было, – разобраться, объективно, цинично и жестко, проанализировать свои действия и найти выход, чтобы жить дальше.

83

Надпись на камне —

Буквы не разобрать.

Вернусь-ка я домой…

«Это мне за мои грехи, за самонадеянность. Поучаю всех, а сама…» – думала Ольга, привычно укрывшись покрывалом и вытирая упрямо-бесконечные слезы. Вспомнилась баба Нюра, бабушка Васи и почти родная Ольге, до конца своих дней находившаяся в здравом уме и обладавшая потрясающим чувством юмора.

В тринадцать неполных лет Оля по-настоящему влюбилась в мальчика, учившегося двумя классами старше. Ситуация была скверная: близкая подруга тоже была влюблена в него, звезду школы, выступавшего с песнями под гитару на каждом празднике, отрастившего небольшую черную бородку и тонкие усики, благодаря чему Артем выглядел старше всех. Оля не стала говорить про свои чувства подруге, чтобы не стеснять ее, думала о возлюбленном дни и ночи, завалила не одну контрольную и бесконечно страдала, в результате заработав из-за плохого аппетита и постоянных переживаний немыслимый букет – низкий гемоглобин, гастрит и аритмию. Мать, наверняка, все понимала, но не могла разговорить дочь, вызвать ту на откровенный разговор, чтобы как-то помочь советом. Да и не до того было Инне Ивановне, страдающей от последних раковых метастазов. Когда, наконец, бедная женщина отмучилась, отошла в мир иной, ее дочь находилась на той грани безумства и отчаяния, которая либо ломает людей, опуская на дно, либо делают стальными, несгибаемыми.

И баба Нюра возникла в судьбе девочки-подростка, высохшей от любви и страха перед одиночеством без матери, как Моисей для порабощенного народа Израиля. Мудрая бабушка забрала девочку с собой в поездку к подруге, в Муром. Там баба Нюра собиралась исправить грех Инны Ивановны, которая была при жизни еще той атеисткой и пришла к Богу только перед своей смертью, что обычно делают неверующие люди, обреченные на медленное умирание от неизлечимой болезни. Всю дорогу баба Нюра рассказывала школьнице, подзабывшей эту историю из учебника литературы, про умную девушку Февронию, покорившую гордого князя; лучше учителя литературы бабушка-подружка объясняла мудрость сказания и ставила его в пример: ведь она, Ольга, счастливица, родилась в день памяти Муромских святых и имела могущественную покровительницу. Так к Ольге и пришла вера, вместе с первым чудом: по дороге, на второй день мерного стука колес, девочка стояла у окна в тамбуре и загадала, глядя в безоблачное небо, попросила: «Боженька, если ты есть, пусть пойдет дождь». А через пару часов за окном закрапали легкие капли, и по одну сторону от поезда побежала рядом тонкая радуга, смеясь над неверием наивной девчонки. Было это простым погодным совпадением или нет – Оля не стала задумываться: она спросила – ей ответили.

После праздничной службы священник окрестил девочку, а когда узнал, что сегодня еще и день рождения крещенной, повторил слова бабы Нюры. Там, в храме, Ольга попросила свою святую, чтобы та помогла успокоиться, пережить смерть матери и забыть красавчика Артема – и второе чудо случилось: за лето любовь испарилась куда-то. Первого сентября Она спокойно смотрела на повзрослевшего, ставшего более мужественным красавчика Артема, и поймала себя на мысли, что равнодушна.

Были другие знаки, которые Ольга запомнила надолго и которые утвердили ее новую веру. Она поменяла веревочку от крестика на завалявшуюся и потемневшую от времени цепочку из своей девчоночьей сокровищницы, шкатулки с искусственными камнями, мамиными старыми серьгами и бусами. Цепочка была обычная, с клеймом на застежке «3 коп.». И там, где висел крестик, посередине, металл вдруг посветлел и заблестел серебряной чистотой. И трижды, когда девочка передвигала крестик, металл под серебряной петелькой креста будто бы очищался и начинал блестеть. И еще кто-то светлый приходил во сне к заплаканной Ольге и гладил по голове, говоря: «Так надо, милая, потерпи».

Следующие несколько лет было по-всякому: возникали другие проблемы, которые надо было как-то решать или мириться с ними; были и счастливые мгновения, конечно, не такие яркие, как с Максом – но прошлое, Ольга так чувствовала, стало всего лишь увертюрой к настоящему, чтобы изменить будущее и создать новый взгляд на мир людей.

«Налево пойти – убиту бысть»? Выбрать дорогу брошенных, разочарованных влюбленных? Самый легкий путь для слабых, имеющих одну мечту, эгоистично глупую – быть счастливым самому. Можно быстро покончить с собой, как делают самые слабые и глупые, или предпочесть медленное самоубийство: истязать, жалеть себя и возненавидеть противоположный пол, превратиться, как Ника, в мстительную стерву, а потом удивляться одиночеству и нелюбви окружающих. Сколько таких людей наивно жалуется на жизнь и непонимание близких, забывая, что Любовь бывает разной! На смену одной приходит другая – в сердце того, кто открыт для Нее, кто жаждет влюбленности в любом ее проявлении и готов отдавать, делиться, а не потреблять. Поэтому, Ольга согласилась с разумом: встать на эту сужающуюся, становящуюся постепенно тесной и теряющуюся в песках будущего тропу значило предать две ждущие исполнения мечты: быть счастливой вместе со своей семьей в большом красивом доме и иметь возможность помогать нуждающимся, делать добро и получать от этого удовольствие.

Или пойти прямо, чтобы «царем стать»? Признаться в своем лицедействе, покаяться и назло Максу остаться с Артуром, не повторив Никиных ошибок, завоевать сердце обеспеченного маменькиного сыночка, наказать Маргариту Павловну за материнский эгоизм. Тем более что новый Артур стал похож на Макса не только внешне, но и мог, учился, наверное, поступать благородно: на руках донес «пьяную» Ольгу вопреки ее сопротивлению, от машины до кровати, кряхтел, но нес. А что, так делают многие, в частности, те девушки, о которых она сама недавно так резко и нелестно отзывалась в присутствии подруг и свах с телепроекта. Выйти замуж, жениться назло – решение легкомысленных глупцов, не понимающих, что за таким выбором стоит тягостная расплата, наказание, которое заденет невиновного человека. Каким бы плохим Артур и его мать не были, они не заслуживали чужого наказания – свой крест они и так понесут, рано или поздно… Нет, Ольга не стала даже мысленно развивать этот, второй вариант.

Главный герой в сказке, как правило, выбирал третью дорогу – жертвовал самое ценное для путешественника, коня, во имя своего спасения и возможности двигаться дальше, пешком, но все-таки двигаться. Это ли лучший выход? Для Ольги верным скакуном была Любовь, и отказаться в одночасье от этого чувства было невозможно. Каким бы не был этот Божий дар, отказываться от него нельзя. Мука, боль, счастье, сомнения, желание – все это последствия тяжелого наркотика, зависимости от которого не избежать. Ну не ложиться же впрямь в психиатрическую больницу? Нет, если в таком состоянии идти дальше нельзя, но и отказаться от чувства – кощунство, то и эта дорога не для Ольги. Она, конечно, будет стараться не думать о Максе, в конце концов, глупо любить любовь, а не человека. Однако, всему свое время.

«…И нищим стать, как прежде…», – оказавшись в тупике, девушка шепотом стала вспоминать одно из своих любимых стихотворений, «Заповеди» Редьярда Киплинга. Дойдя до нужной строчки, страдалица остановилась. Послезавтра она покинет проект и обязательно поедет домой через Муром, попросит у своей святой, как когда-то, помощи в мудрости жить дальше. А пока впереди еще два дня пребывания в Доме, где каждый сантиметр напоминал о Нем (Ольга боялась, чтобы вновь не расплакаться, даже мысленно назвать по имени предателя), есть одно проверенное средство. Для начала нужно попрощаться, и сделать это будет удобнее в пятницу вечером, когда все уедут в Большой Театр.

84

О, мухобойка!

Подари покой мне в доме,

Где я – хозяин.