Текст книги "Кровавая луна (ЛП)"

Автор книги: Ю Несбё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА 16

Вторник

Симастер²⁴

– Она сидит вон там, – сказала пожилая дама в белом халате, указывая на лабораторию. Харри увидел спину, тоже в белом халате, сидящую на высоком табурете, сгорбившись над микроскопом.

Он подошёл, встал позади неё и тихонько кашлянул.

Женщина нетерпеливо обернулась, и Харри увидел суровое, замкнутое лицо, всё ещё сосредоточенное на работе. Но его выражение сменилось словно внезапный восход солнца, когда она увидела, что это он.

– Харри!

Она встала и обвила руками его шею.

– Александра, – сказал Харри, слегка ошеломлённый. Он не был уверен, какого приёма ему ожидать.

– Как тебе удалось пробраться сюда?

– Я пришёл немного пораньше, и Лилли на ресепшене меня узнала, так что она…

– Ну, что думаешь? – Александра гордо выпрямилась, даже немного повернулась.

Харри улыбнулся.

– Ты выглядишь всё так же фантастически. Как нечто среднее между «Ламборгини» и…

– Не я, идиот! Лаборатория.

– Ой. Да, я вижу, она новая.

– Разве это не удивительно? Теперь мы можем делать здесь всё то, что раньше приходилось отправлять за границу. ДНК, химический, биологический анализ, мы охватываем такой спектр, что, когда в Кримтекниск, отделе криминалистической экспертизы, не хватает мощностей, они просто отправляют пробы сюда. Нам также разрешено использовать лабораторию для личных исследований. Сейчас я работаю над своей диссертацией по анализу ДНК.

– Впечатляет, – сказал Харри, обводя взглядом подносы с пробирками, колбы, мониторы компьютеров, микроскопы и приборы, о функциях которых он и понятия не имел.

– Хельге, поздоровайся с Харри! – крикнула Александра, и другой человек в комнате повернулся на стуле, улыбнулся и помахал рукой, прежде чем вернуться к своему микроскопу.

– Мы соревнуемся, кто первым получит докторскую степень, – прошептала Александра.

– Мм. У тебя точно есть время выпить кофе в кафетерии?

Её рука скользнула под его руку.

– Я знаю место получше. Пойдём.

– Значит, Катрина знает, что тебе всё известно, – подвела итог Александра. – И теперь она предложила тебе иногда проводить время с мальчиком, – она поставила пустую чашку на рубероид перед стульями, которые они вынесли на крышу. – Неплохое начало. Боишься?

– До смерти, – сказал Харри. – Кроме того, у меня сейчас нет времени.

– Наверное, отцы говорили это с самого начала времён.

–Ага. Но мне нужно раскрыть это дело в ближайшие семь дней.

– Рё дал тебе всего семь дней? Довольно оптимистично, не так ли?

Харри не ответил.

– Как ты думаешь, Катрина хотела бы, чтобы вы с ней…?

– Нет, – твёрдо сказал Харри.

– Знаешь, такие чувства никогда полностью не умирают.

– Нет, вообще-то умирают.

Александра посмотрела на него, не сказав ничего, только откинула виток чёрных волос, упавший ей на лицо.

– В любом случае, – сказал Харри. – Она знает, что в интересах мальчика и в её собственных.

– И это?

– Что я не стою того, чтобы быть рядом.

– Кто ещё знает, что ты его отец?

– Только ты, – сказал Харри. – И Катрина не хочет, чтобы кто-то ещё знал, что отец не Бьёрн.

– Не волнуйся, – сказала Александра. – Я знаю это только потому, что проводила анализ ДНК, а я обязана хранить конфиденциальность информации. Может, выкурим сигаретку?

– Я бросил.

– Ты? Да неужели?

Харри кивнул и взглянул на небо. Появились облака. Свинцово-серые снизу, белые там, где они уходили вверх и освещались солнечными лучами.

– Значит, ты сейчас одна, – сказал Харри. – Тебя это устраивает?

– Нет, – ответила Александра. – Но меня, наверное, также не устраивало бы, будь я с кем-то, – она рассмеялась своим хриплым смехом. И Харри почувствовал, что сейчас он производит на него тот же эффект, что и раньше. Так что, возможно, это правда. Возможно, такие чувства так никогда и не умирают, какими бы мимолётными они ни казались.

Харри прочистил горло.

– Вот и настал подходящий момент, – сказала она.

– Для чего?

– Озвучить причину, по которой ты хотел выпить кофе.

– Возможно, – сказал Харри, вытаскивая пластиковую коробку с бумажным полотенцем внутри. – Не могла бы ты сделать анализ вот этого для меня?

– Так я и знала! – фыркнула она.

– Мм. И всё же ты согласилась встретиться со мной и выпить кофе?

– Наверное, я надеялась, что ошибаюсь. Что ты думал обо мне.

– Очевидно, если скажу тебе сейчас, что думал о тебе, это будет выглядеть не очень хорошо, но я на самом деле о тебе думал.

– Всё равно скажи.

Харри криво улыбнулся.

– Я думал о тебе.

Она взяла у него коробку.

– Что это такое?

– Слизь и слюна. Я просто хочу знать, совпадает ли этот образец с тем, что нашли на груди Сюсанны.

– Откуда ты знаешь об этом? Хотя нет, я не хочу знать. То, о чём ты просишь, может быть и в рамках закона, но ты понимаешь, что у меня всё равно будут неприятности, если кто-нибудь узнает об этом?

– Да.

– Так почему я должна это делать?

– Ты мне скажи.

– Хорошо, скажу. Потому что ты собираешься взять меня в спа в этом снобском отеле, в котором ты остановился. А после этого угостишь меня чертовски вкусным ужином. И будешь выглядеть презентабельно.

Харри пощипывал лацканы пиджака.

– Ты не считаешь меня презентабельным?

– Галстук. Ещё ты наденешь галстук.

Харри рассмеялся.

– Договорились.

– Хороший галстук.

– То, что какой-то миллионер, вроде Рё, заказывает своё собственное расследование, противоречит нашим демократическим традициям и идее равенства, – сказала главный суперинтендант Бодиль Меллинг.

– Не говоря уже о чисто практических неудобствах, связанных с тем, что третья сторона наступает нам на пятки, – сказал Уле Винтер, старший инспектор Крипоса. – Это просто усложняет нашу работу. Я понимаю, что вы не можете запретить расследование Рё на основании статей уголовного кодекса, но у департамента должен быть какой-то способ остановить всё это.

Микаэль Бельман стоял, глядя в окно. У него был хороший офис. Большой, новый и современный. Впечатляющий. Но он находился в Нидалене. Далеко от других департаментов в правительственных зданиях в центре города. Нидален был чем-то вроде бизнес-парка на окраине города. Двигаясь дальше на север, через несколько минут вы окажетесь в густом лесу. Он надеялся, что новый правительственный квартал скоро будет закончен, что его Рабочая партия²⁵ всё ещё будет у власти и что он по-прежнему будет занимать пост министра юстиции. Ничего не предвещало иного исхода. Микаэль Бельман был популярен. Кое-кто даже намекал, что ему уже пора начинать активнее продвигать себя, потому что грядёт день, когда премьер-министр внезапно решит уйти в отставку. А на одном утреннем совещании, на следующий день после того, как один политический журналист написал, что кто-то в правительстве, например Бельман, должен захватить высший пост в стране с помощью государственного переворота, премьер-министр ко всеобщему смеху спросил, не мог бы кто-нибудь проверить портфель Микаэля. Что было намёком на повязку на глазу Бельмана и его сходство с Клаусом фон Штауффенбергом, полковником вермахта, пытавшегося убить Гитлера при помощи бомбы. Но премьер-министру нечего было опасаться. Микаэль просто не желал его должности. Конечно, быть министром юстиции означало, что ты всегда напоказ, но быть премьер-министром – numero uno²⁶ – значило нечто совсем иное. Давление – это одно, но он боялся света. Слишком много камней будет перевёрнуто и слишком многое из прошлого раскрыто, и даже сам он не знал, что они могли бы найти.

Он повернулся к Меллинг и Винтеру. Многочисленные уровни иерархии отделяли его от них, но эти двое, должно быть, полагали, что могут обращаться прямо к Бельману, поскольку он был бывшим детективом полиции Осло, то есть одним из них.

– Очевидно, что как член Рабочей партии я выступаю за равенство, – сказал Бельман. – И, конечно же, министерство юстиции хочет, чтобы у полиции были как можно более благоприятные условия для работы. Но я не уверен, что мы можем ожидать сочувственного отклика от… – он остановился, подыскивая замену выдававшему его слов «избирателей», – …широкой общественности, если воспрепятствуем расследованию одного из немногих прославленных детективов, которые у нас есть. Особенно когда он хочет взяться за дело, в котором ваши отделы так мало продвинулись. И да, ты прав, Винтер. Нет никаких законов, запрещающих то, что делают Рё и Холе. Но вы всегда можете надеяться, что Холе сделает то, что он в конечном итоге всегда делал в моё время.

Он посмотрел на ошеломлённые лица Меллинг и Винтера.

– Нарушит правила, – сказал Бельман. – Всё, что вам нужно делать, это внимательно следить за ним, тогда, я вполне уверен, вы увидите, как это произойдёт. Доложите мне, когда это случится, и я лично прослежу, чтобы его расследование заморозили. – Он взглянул на свои часы «Омега Симастер». Не потому, что у него была ещё одна встреча, а чтобы показать, что эта окончена. – Как вам такая мысль?

Уходя, они пожали руки так, будто он согласился с их предложением, а не наоборот. Микаэль умел произвести такой эффект. Он улыбнулся и удержал взгляд Бодиль Меллинг на полсекунды дольше, чем требовалось. Не потому, что был заинтересован, скорее по привычке. И заметил, что её лицо наконец-то немного зарумянилось.

ГЛАВА 17

Вторник

Самая интересная часть человечества

– Мы овладеваем искусством лжи ещё детьми, в возрасте от двух до четырёх лет, и к своему совершеннолетию мы становимся в этом деле экспертами, – сказал Эуне, поправляя подушку. – Поверьте мне.

Харри увидел, как Эйстейн ухмыльнулся, а Трульс недоуменно нахмурил брови. Эуне продолжил.

– Психолог Ричард Уайзман считает, что многие из нас лгут дважды в день. По-настоящему лгут, а не просто говорят белую ложь, чтобы не обидеть или не огорчить кого-нибудь. Каковы шансы, что нас уличат во лжи? Фрейд утверждал, что ни один смертный не может хранить тайну: даже если губы сомкнуты, то кончики пальцев тараторят без умолку. Но он ошибался. Или, скорее, обычный слушатель не в состоянии разобраться в различных способах, которыми лжец выдаёт себя, потому что они разнятся от человека к человеку. Поэтому требовался детектор лжи. Вот как это делали в Китае три тысячи лет назад. Рот подозреваемого заполняли зёрнами риса, а потом спрашивали, виновен ли он. Тот кивал или качал головой, его просили выплюнуть рис, и, если в его рту оставались какие-то зёрна, считали, что рот пересох из-за того, что он нервничал, а значит, виноват. Это не столь действенно, конечно, потому, в конце концов, что вы могли нервничать из-за боязни занервничать. Точно так же бесполезен полиграф, изобретённый Джоном Ларсоном в 1921 году и использующийся по сей день как детектор лжи, хотя все знают, что это хлам. Даже сам Ларсон в конце концов пожалел, что изобрёл его, назвав это утройство своим монстром Франкенштейна. Ведь его полиграф до сих пор используют… – Эунэ поднял руки и потянулся пальцами в воздух. – Но его используют лишь потому что многие верят, будто он хорошо работает. Страх перед детектором лжи иногда может заставить преступника сделать признание, истинное или ложное. Однажды в Детройте полиция схватила подозреваемого, заставила его положить руку на обычный копировальный аппарат, убедив, что это детектор лжи, и стала задавать ему вопросы, а в это время машина печатала листы формата А4 со словами «ОН ЛЖЁТ». Мужчина настолько испугался, что во всём признался.

Трульс фыркнул.

– Но бог знает, был ли он виновен, – сказал Эуне. – Вот почему я предпочитаю метод, который использовали в Древней Индии.

Открылась дверь, и две медсестры вкатили кровать вместе с Сети.

– Послушай, Джибран, тебе это тоже понравится, – сказал Эуне.

Харри не смог удержаться от улыбки. Эуне, самый любимый в полицейском колледже преподаватель, снова выступает перед публикой.

– Подозреваемых одного за другим заводили в комнату, в которой было темно, как ночью, и велели им наощупь пробираться в темноте, пока они не найдут стоящего там осла, а затем им нужно было потянуть его за хвост. Если бы они лгали на допросе, осёл бы взвизгнул, или заревел, или что там ещё делают ослы. Потому что этот конкретный осёл, как говорил им священник, был святым. Чего он им не сказал, так это того, что хвост был измазан сажей. Поэтому, когда подозреваемые возвращались и говорили, что они потянули осла за хвост, всё, что им нужно было сделать, это проверить их руки. Если они были чистыми, это означало, что человек испугался, что поведение осла расскажет о его лжи и его отправят на виселицу, или что там ещё применялось в Индии в то время.

Эуне взглянул на Сети, который доставал книгу, но всё же едва заметно кивнул.

– А если у него на руках была сажа, – сказал Эйстейн, – то это означало только то, что парень не был полным идиотом.

Трульс хмыкнул и хлопнул себя по бёдрам.

– Вопрос в том, – сказал Эуне, – вышел ли Рё оттуда с сажей на руках или нет.

– Ну, – сказал Харри, – то, что мы проделали, вероятно, было чем-то средним между старым трюком с ксероксом и святым ослом. Я почти уверен, что Рё поверил, что это был детектор лжи. – Харри указал на стол с ноутбуком Трульса, проводами и электродами, которые они позаимствовали внизу, на третьем этаже, где их использовали для мониторинга ЭКГ. – И я действительно думаю, что он опасался лгать. На мой взгляд, осла он прошёл. Он появился и выдержал то, что, по его мнению, было настоящим испытанием. Это само по себе говорит, что ему нечего скрывать.

– Или, – сказал Эйстейн, – он знает, как обмануть детектор лжи, и хочет использовать это знание, чтобы ввести нас в заблуждение.

– Я не думаю, что Рё пытается нас обмануть. Он не хотел, чтобы Трульс был в команде. Это и понятно, его затее перестали бы верить, если бы об этом стало известно. Только когда мы убедили его в том, как много плюсов в доступе к полицейским отчётам, он согласился. Да, ему нужны наши имена, чтобы его расследование выглядело серьёзным на бумаге, в пресс-релизе, но выяснить правду для него ещё важнее.

– Ты так думаешь? – спросил Эйстейн. – Тогда почему он отказывается предоставить образец ДНК полиции?

– Не знаю, – сказал Харри. – Пока нет обоснованных подозрений, полиция не может заставить кого-либо пройти тест ДНК, и Крон говорит, что добровольное прохождение теста равносильно молчаливому согласию с тем, что обоснованные подозрения есть. Как бы то ни было, Александра пообещала мне дать ответ в течение нескольких дней.

– И ты уверен, что ДНК Рё не совпадёт со слюной, найденной на Сюсанне? – спросил Эуне.

– Я никогда ни в чём не уверен, Столе, но я вычеркнул Рё из своего списка подозреваемых, когда он сегодня постучал в дверь моего гостиничного номера.

– Так каких результатов ты ждёшь от анализа ДНК?

– Я хочу быть уверенным на сто процентов. И хочу иметь нечто, что мы могли бы передать полиции.

– Нечто, за что его не арестуют? – спросил Трульс.

– Нечто, что мы можем им предложить и получить что-то взамен. Например, то, чего нет в отчётах.

Эйстейн громко причмокнул губами.

– Хитро задумано.

– Итак, теперь, когда Рё вне подозрений и мозг удалён, – заметил Эуне, – ты всё ещё веришь в то, что убийца был близко знаком с жертвами?

Харри покачал головой.

– Хорошо, – сказал Эуне, потирая руки. – Тогда, возможно, мы наконец начнём изучать психопатов, садистов, нарциссов и социопатов. Короче говоря, наиболее интересную часть человечества.

– Нет, – сказал Харри.

– Ладно, – сказал Эуне разочарованно. – Ты не допускаешь, что преступник один из них?

– Допускаю, но не думаю, что мы найдём его таким образом. Мы собираемся искать там, где у нас больше всего возможностей что-то найти.

– В том месте, где, как мы предполагаем, его нет?

– Вот именно.

Трое мужчин посмотрели на Харри с непониманием.

– Это чистая математика, – сказал Харри. – Серийные убийцы выбирают своих жертв наугад и заметают следы. Вероятность найти их в течение года составляет менее десяти процентов даже для ФБР. А для нас четверых, с теми ресурсами, которые у нас есть… Давайте просто положим, что, в лучшем случае, это два процента. С другой стороны, если искать убийцу среди знакомых самих жертв и считать, что у него есть понятный мотив, шансы равны семидесяти пяти процентам. Допустим, существует восемьдесят процентов вероятности, что убийца относится к той категории, на которую хочет обратить наше внимание Столе. Допустим, это серийный убийца. Если мы сосредоточимся на этой категории и исключим знакомых жертв, то шансы на успех у нас будут...

– Одна целая шесть десятых процента, – сказал Эйстейн. – А вероятность успеха, если мы сосредоточимся на людях, которых знала жертва, составляет пятнадцать процентов.

Остальные удивлённо повернулись к Эйстейну, который широко ухмыльнулся, сверкая плохими зубами.

– В моей работе, знаете ли, приходится разбираться в цифрах.

– Прошу прощения, – сказал Эуне. – Я уважаю математику, но, честно говоря, это кажется немного нелогичным. – Он заметил взгляд, которым одарил его Эйстейн. – Противоречит здравому смыслу. Я имею в виду, искать там, где, по нашему мнению, его нет.

– Добро пожаловать в полицейское расследование, – сказал Харри. – Попробуй подумать об этом с такой точки зрения. Если мы вчетвером найдём виновного... Это будет фантастикой. Мы сорвём джекпот. Если у нас не получится, значит, мы сделаем то, что детективы делают большую часть своего рабочего времени: мы внесём свой вклад в общее расследование, исключив некоторых людей из числа подозреваемых.

– Я тебе не верю, – сказал Эуне. – То, что ты говоришь, звучит рационально, но ты не столь рационален, Харри. Ты не из тех, кто выполняет работу, основываясь на процентах. Да, ты как профессионал видишь, что все косвенные улики указывают на серийного убийцу. Да, ты считаешь, что это серийный убийца, но веришь во что-то другое. Потому что твоя интуиция подсказывает тебе это. Вот почему ты придумал эти математические расчёты, ты хочешь убедить себя и нас в том, что правильно будет следовать внутренним инстинктам Харри Холе. Я прав?

Харри посмотрел на Эуне. Кивнул.

– Моя мать знала, что Бога не существует, – сказал Эйстейн. – Но она всё равно была христианкой. Итак, кого мы собираемся исключить из числа подозреваемых?

– Хелену Рё, – сказал Харри. – И парня, продававшего кокаин на вечеринке.

– Исключить Хелену имеет смысл, – сказал Эуне, – но зачем исключать наркоторговца?

– Потому что он один из немногих людей на вечеринке, личность которых не установлена. И потому что он появился в медицинской маске для лица и солнцезащитных очках.

– Ну и что? Может быть, ему ещё не сделали прививку против ковида. Или он страдает мизофобией. О, прости, Эйстейн, это навязчивая боязнь бактерий.

– Возможно, он был болен и не хотел заражать людей, – сказал Трульс. – Но всё равно сделал это. В отчётах говорится, что и у Сюсанны, и у Бертины через пару дней после вечеринки была высокая температура, во всяком случае, чувствовали они себя неважно.

– Но сейчас мы упускаем из виду самую очевидную причину, – сказал Эуне. – В конце концов, наркоторговля в высшей степени незаконное дело, так что вряд ли стоит удивляться тому, что он носит маску.

– Эйстейн, – сказал Харри. – Объясни.

– Хорошо. Если ты продаёшь… допустим, кокаин, тогда ты не так уж беспокоишься о том, что тебя опознают. Полиция почти наверняка знает, кто торгует на улице, и им всё равно, им нужны люди поважнее, те, кто стоят за этим. И если полиция и арестует тебя, то это произойдёт во время сделки, и тогда от маски будет мало проку. Так что всё как раз наоборот – если ты планируешь торговать на улице, то хочешь, чтобы покупатели узнавали тебя в лицо и помнили, что в прошлый раз ты продал им классную дурь. И если ты предлагаешь доставку на дом, что, похоже, и делает этот парень, то ещё важнее, чтобы клиент видел твоё честное лицо и доверял ему.

Трульс издал хрюкающий смешок.

– Как ты думаешь, ты сможешь выяснить, кто этот парень на вечеринке? – спросил Харри.

Эйстейн пожал плечами.

– Могу попробовать. В сфере доставки на дом не так уж много норвежцев.

– Договорились.

Харри сделал паузу, закрыл глаза, прежде чем снова открыть их, как будто он следовал сценарию и мысленно перевернул страницу.

– Поскольку мы собираемся придерживаться гипотезы о том, что убийца знал по крайней мере одну из жертв, давайте подумаем о том, что на самом деле может подтвердить эту идею. Сюсанна Андерсен направляется прямиком через весь город, из оживлённой западной части центра, в место, где нет никаких свидетельств того, что она знает кого-то, где, насколько известно, она раньше не бывала, и где мало что происходит во вторник вечером...

– В некоторые ночи там случается чёрт знает что, – отозвался Эйстейн. – Я вырос неподалёку.

– Так что же она там делала?

– Разве это не очевидно? – сказал Эйстейн. – Она встречалась с парнем, который её прикончил.

– Хорошо, тогда мы будем работать, исходя из этого, – сказал Харри.

– Круто, – сказал Эйстейн. – Ведущий эксперт страны согласен со мной.

Харри криво улыбнулся и потёр затылок. Ему скоро понадобится единственная выпивка, которая у него осталась на сегодня. Две другие он выпил по дороге из Института судебной медицины, когда они с Эйстейном сделали остановку в баре «Шрёдер».

– Ну и к слову, – сказал Эйстейн, – я тут кое о чём подумал. Парень повёл Сюсанну на прогулку по парку Эстмарка, и у него всё получилось, верно? Что-то вроде идеального убийства. Разве не чертовски странно, что он берёт Бертину с собой в Грефсенколлен? Никогда не меняй формулу победы – разве это не относится и к убийцам тоже?

– Вероятно, это относится и к серийным убийцам, – сказал Эуне. – Если только повторение этого подхода не означает увеличения риска быть обнаруженным. А Сюсанна уже была объявлена пропавшей без вести в окрестностях станции Скюллерюд, так что в этом районе были полиция и поисковые группы.

– Да, но они разошлись по домам, как только стемнело, – сказал Эйстейн. – Никто не мог знать, что исчезнет ещё одна девушка. Нет, этот парень не сильно рисковал, привезя её в Скюллерюд. И он, очевидно, хорошо знал этот район.

– Я не знаю, – сказал Эуне. – Может быть, Бертина просто согласилась прогуляться с ним, но настояла на Грефсенколлене?

– Но от того места, где она живёт, до Грефсенколлена дальше, чем до Скюллерюда, и в отчётах говорится, что никто из тех, с кем беседовала полиция, ничего не знал о том, что Бертина когда-либо была в Грефсенколлене.

– Может быть, она слышала много хорошего о Грефсенколлене, – сказал Эуне. – По крайней мере, оттуда открывается прекрасный вид. В отличие от Эстмарки, где есть только лес и небольшие холмы.

Эйстейн задумчиво кивнул.

– Хорошо. Но есть ещё одна вещь, которую я не понимаю.

Он сосредоточился на Эуне, поскольку Харри, казалось, выпал из разговора и сидел, прижав пальцы ко лбу и уставившись в стену.

– Бертина не могла уйти далеко от своей машины, верно? И её ищут уже две недели, так что я не понимаю, почему собаки не могут её обнаружить. Вы знаете, как хорошо собаки берут след? Я имею в виду, какое хорошее у них обоняние? В одном из отчётов, полученных Трульсом, есть информация от фермера из Венггордена в Эстмарке. Неделю назад он связался с полицией и сказал, что его старый хромой бульдог лежал в гостиной и лаял так, как он лает только тогда, когда поблизости лежит труп. Я знаю Эстмарку, и эта ферма находится по меньшей мере в шести чёртовых километрах от того места, где нашли Сюсанну Андерсен. Если собака может учуять труп на таком расстоянии, почему они не могут найти Бертину...

– Этого не может быть.

Все четверо мужчин повернулись в ту сторону, откуда донёсся голос.

Джибран Сети опустил книгу.

– Если бы это был бладхаунд или эльзасская овчарка, тогда да. Но у бульдога очень слабое обоняние для собаки. На самом деле они находятся в самом низу собачьего рейтинга. Вот что происходит, когда мы разводим собак для борьбы с быками, а не для охоты, как задумано природой. – Ветеринар снова поднял свою книгу. – Извращение, но именно этим мы и занимаемся.

– Спасибо, Джибран, – сказал Эуне.

Ветеринар коротко кивнул ему.

– Может быть, он похоронил Бертину, – предположил Трульс.

– Или сбросил её в одно из тамошних озёр, – добавил Эйстейн.

Харри сидел, глядя на ветеринара, в то время как голоса трёх других мужчин звучали так, словно затихали вдали. Почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом.

– Харри! – это был Эуне.

– Что?

– Мы спросили: «А ты как думаешь?»

– Я думаю... У нас есть номер фермера, который дал ту наводку, Эйстейн?

– Нет. Но у нас есть его имя и место жительства: Венггорден, так что найти его не составит труда.

– Габриэль Венг.

– Добрый день, Венг. Это Хансен, полиция Осло. Просто небольшой вопрос относительно информации, которую ты сообщил нам на прошлой неделе. Ты сказал, что твоя собака лаяла и что ты подумал, будто поблизости может находиться падаль или труп?

– Да, иногда мёртвые животные могут лежать здесь, гния в лесу. Но я читал о пропавшей девушке, а Скюллерюд находится не так далеко, поэтому, когда собака начала лаять и выть особым образом, я позвонил вам. Но я так и не услышал ничего в ответ.

– Прошу прощения, требуется время, чтобы отследить все зацепки, которые у нас есть по подобному делу.

– Да, да, вы же уже нашли ту девушку, бедняжку.

– Меня интересует, – продолжил Харри, – продолжает ли твоя собака лаять таким же образом?

Ответа не последовало, но он слышал дыхание фермера.

– Венг? – сказал Харри.

– Ты сказал, что тебя зовут Хансен?

– Совершенно верно. Ханс Хансен. Констебль.

Ещё одна пауза.

– Да.

– Да?

– Да, она всё ещё издаёт подобные звуки.

– Хорошо, спасибо тебе, Венг.

Сон Мин Ларсен стоял и смотрел на свою собаку по кличке Каспаров, который расположился у стены здания с поднятой задней лапой. Сон Мин уже держал в руке пластиковый пакет, чтобы прохожие поняли, что он не собирается оставлять собачьи отходы у дорогих многоквартирных домов на улице Нобеля.

Он размышлял. Не столько о том, что у жертвы был удалён мозг, сколько о скальпе, который был пришит обратно. Значило ли это, что человек, забравший мозг, пытался скрыть этот факт? Охотников за трофеями обычно это не волновало. И убийца, должно быть, понимал, что это будет замечено, так зачем же утруждать себя? Может, он хотел навести порядок после себя? Аккуратный убийца? Это было не так уж и глупо, как могло бы показаться – остальная часть места преступления тоже была очищена от обычных улик. Если не считать слюны на груди Сюсанны. Здесь убийца допустил ошибку. Конечно, кое-кто в следственной группе считал, что слюна может принадлежать кому-то другому, а не убийце, поскольку верхняя часть тела Сюсанны была одета, когда они её нашли. Но если убийца был достаточно аккуратен, чтобы пришить скальп обратно, почему бы также не надеть на тело и всю одежду?

Зазвонил его мобильный. Сон Мин удивлённо посмотрел на дисплей, прежде чем нажать «Ответить».

– Харри Холе? Сто лет тебя не слышал.

– Да, время идёт.

– Я прочитал в «ВГ», что мы работаем над одним и тем же делом.

– Да. Я пару раз пытался дозвониться до Катрины, но её телефон сразу переключается на голосовую почту.

– Может быть, укладывала ребёнка спать.

– Может быть. В любом случае, у меня есть кое-какая информация, которая, думаю, вам сейчас необходима.

– Слушаю.

– Я только что разговаривал с фермером, живущим в лесу. И он говорит, что его бульдог учуял поблизости падаль. Или труп.

– Бульдог? Тогда источник запаха должен быть поблизости, у бульдогов...

– …несильное обоняние, насколько мне известно.

– Да. Падаль в лесу – обычное дело, но, раз уж ты звонишь, я полагаю, это в Грефсенколлене?

– Нет. В Эстмарке. В шести или семи километрах от того места, где была найдена Сюсанна. Конечно, это необязательно должно что-то значить. Как ты и сказал, крупные животные постоянно умирают в лесах. Но я хотел, чтобы ты знал. Я имею в виду, поскольку вы не нашли Бертину в Грефсенколлене…

– Понял, – сказал Сон Мин. – Я сообщу команде. Спасибо за наводку, Харри.

– Не за что. Сейчас я перешлю тебе номер телефона того фермера.

Сон Мин завершил разговор и задумался, удалось ли ему говорить так спокойно, как он пытался. Его сердце бешено колотилось, а мысли и выводы, которые, очевидно, ждали своего часа, но которым до сих пор не давали волю, лавиной пронеслись в его голове. Мог ли преступник убить Бертину на знакомой территории, в том же районе, где он убил Сюсанну? Эта мысль, конечно, приходила ему в голову и раньше, но тогда она была всего лишь вопросом – почему убийца этого не сделал. А ответ был так очевиден. Всё указывало на то, что убийца договаривался о встрече с девушками – иначе зачем бы им отправляться в одиночку в места, где они никогда раньше не бывали? И поскольку в новостях много писали о пропавшей девушке в районе станции Скюллерюд, убийца пригласил Бертину в совершенно другую часть города, чтобы она не смогла ничего заподозрить. О чём Сон Мин не подумал, или, по крайней мере, не до конца догадался, так это о том, что убийца мог договориться с Бертиной о встрече в Грефсенколлене, а затем отвезти её на своей машине в Скюллерюд. Перед отъездом он, должно быть, убедил её оставить свой телефон в машине в Грефсенколлене. Возможно, представил это как романтическую идею, что-то вроде «давай-останемся-наедине-и-никто-нам-не-помешает». Да, это имеет смысл. Он посмотрел на часы. Половина десятого вечера. С этим придётся подождать до завтра. Или? Нет, это была всего лишь наводка, и погоня за каждой зацепкой в расследовании убийства быстро утомляет. И всё же. Не только его собственная интуиция подсказывала ему, что слишком много деталей совпадает, но и сам Харри Холе позвонил ему, потому что думал так же. Да, в голове Харри промелькнули те же самые мысли, что и в его собственной.

Сон Мин посмотрел на Каспарова. Он взял к себе этого отправленного на заслуженный отдых полицейского пса, потому что тот пережил своего предыдущего владельца. Последние пару лет пёс страдал от проблем с тазобедренным суставом и не любил ходить слишком далеко или в гору. Но в отличие от бульдогов, лабрадоры-ретриверы обладали одним из самых острых обоняний среди собак.

Его мобильный завибрировал. Он посмотрел на экран. Смс с номером телефона и имя «Венг». Половина десятого вечера. Если бы они сейчас сели в машину, то, вероятно, были бы там через тридцать минут.

– Давай, Каспаров! – Сон Мин потянул за поводок, его ладони уже вспотели от адреналина.

– Эй! – с затемнённого балкона прогремел голос, и звук эхом отразился от фешенебельных фасадов. – В этой стране мы убираем дерьмо за своими животными!