Текст книги "История Нины Б."

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

2

Четыре дня назад, в субботу, около 18 часов я вернулся на машине в Дюссельдорф. Я принял горячую ванну и побрился. Затем уселся на кухне и с аппетитом съел вкуснейший гуляш из телятины, приготовленный для меня Милой Блеховой. Я позвонил ей из Брауншвейга:

– Сейчас одиннадцать. Я приеду между пятью и шестью, госпожа Блехова.

– Хорошо, господин Хольден. И прошу вас, называйте меня просто Мила, старая Мила. Меня все так называют.

– В таком случае называйте меня Роберт.

– Нет, прошу вас, нет.

– А почему нет, Мила?

– Вы мужчина, господин Хольден, притом намного моложе меня. Что подумают люди?

В эту солнечную субботу после обеда мне некуда было спешить, поэтому сначала я, лежа в ванне, почитал вечернюю газету, а потом сидел у окна в своей комнате над гаражом и курил сигару, выглядывая в парк, на который медленно надвигались сумерки. Затем я посидел у Милы на кухне и съел вкусный гуляш, запивая изысканным «Пльзеньским» пивом. Обе прислуги поехали в город потанцевать, а слуга отправился в кино.

Старый пес спал рядом с плитой. А это означало, что Юлиус Бруммер был вынужден отправить его домой. Мила готовила тесто для пирога. Она взбила два яйца добавила сахара и маленькие кусочки масла.

– Сегодня после обеды я была у моей Нины, господин Хольден, – сказала она. – Меня к ней пустили.

– Как она себя чувствует?

– О боже, она еще так слаба, моя Нинель. Но у нее уже были накрашены губы. «Видишь ли, Мила, – сказала она мне, – я очень боялась, что что-то произойдет с моим мужем, поэтому я и сделала это». – Мила начала осторожно месить тесто. Время от времени она тяжело вздыхала. – А я сказала ей: «Нинель, глупенькая моя, что это на тебя нашло? Наш дорогой господин невиновен, мы же это знаем. Они просто завидуют ему, что он зарабатывает так много денег, и поэтому из-за своей подлости оболгали его. Но его оправдают, а их – посадят, и довольно скоро!» А Нина спросила меня, откуда я все это знаю. И я ей ответила, что мне это сказал сам наш господин!

– Когда? – спросил я.

– Сегодня около полудня. Он еще раз приходил вместе с двумя господами из полиции и своим адвокатом, взял белье и разные бумаги. И вот тогда он сказал: «Не волнуйся, Мила, все это просто недоразумение, и ничего более. Пусть у тебя больше не будет нервной икоты, для этого нет никаких причин». Вот так, наш господин всегда думает только о других и никогда – о себе!

– Да, – сказал я и налил полный бокал пива, – это чудесный человек.

– Правда, господин Хольден? Я так рада, что и вы о нем такого же мнения! Для меня мой господин самый прекрасный человек на свете! Он такой добрый, такой щедрый. Он о вас тоже очень хорошего мнения, господин Хольден! – Она сделала короткий выдох. – О боже, боже, как бы опять не началась эта икота! – Она тонко раскатала тесто скалкой. – Все будет хорошо, – сказал она оптимистично. – Наш господин хороший человек, вот почему все зло обращено против него. Так я считаю. – Она переложила тонко раскатанное тесто в металлическую форму и начала с любовью укладывать на нем кусочки яблок. – Пирог его обрадует.

– Это пирог для господина Бруммера?

– Естественно, это его любимый пирог. Он любит, чтобы тесто было очень тонким, а слой яблок – толстым. Я спросила господ из полиции, и они сказали, что все в порядке и что я могу отнести ему этот пирог завтра в следственную тюрьму. Я всегда по воскресеньям готовила ему такой пирог. Это был для него самый прекрасный день…

Мила улыбнулась.

– Да, на какое-то время и зло приходит к власти, не так ли, господин Хольден? Вспомните хотя бы Гитлера: весь мир перед ним дрожал, настолько он был сильным. А в конце концов и он вместе со своей властью потерпел крах, и добро его победило! Или взять Наполеона со всеми его победами – в конце концов, вы ведь знаете, его заточили на этом острове. И даже сам Цезарь! Вот у кого власти было предостаточно! И все же, как я помню, его закололи в его же парламенте в Риме. Нет, говорила я своей Нине, в итоге всегда побеждает добро. И поэтому нам нечего бояться за нашего господина. Я права?

– Мила?

– Да?

– Не сделаете ли вы мне одно одолжение?

– Любое, господин Хольден.

Я вытащил из кармана маленький ключик с острыми бороздками:

– Когда я вам звонил сегодня из Брауншвейга, у меня в машине были кое-какие бумаги. Это были документы, доказывающие, что господин Бруммер совершенно невиновен.

– Слава богу, я так и знала!

– В одном из банков Брауншвейга я арендовал сейф и положил туда все документы. Взять их оттуда могу только я, и только при помощи этого ключа и цифрового кода.

– Вы правильно все сделали, уважаемый господин! Вы добрый человек, нам с вами очень повезло!

– Мила, возьмите этот ключ и спрячьте его. Не говорите никому, что он у вас. Вы можете его надежно спрятать?

– У меня есть племянник. Он живет неподалеку отсюда. Я еще сегодня отнесу ему этот ключ.

– Этим ключом никто не сможет воспользоваться, кроме меня. Сейф могу открыть только я. Но все же я не хочу, чтобы ключ был у меня.

– Я испеку пирог и пойду к своему племяннику, господин Хольден.

– Спасибо, Мила.

– Да, пока не забыла: кто-то звонил несколько раз.

– Мне?

– Да, какой-то ваш друг. Ему нужно было срочно с вами поговорить.

– Он представился?

– Он не захотел называть себя, он был чем-то напуган. Он ждет вас в баре «Эден». Вы знаете, где это?

Я кивнул, вспомнив длинные шелковистые ресницы и незаконченную рапсодию…

– Пожалуй, я заскочу туда. Гуляш был великолепный, Мила, самый вкусный из всех, что мне приходилось отведать!

– Вы заставляете меня краснеть, господин Хольден!

– Это действительно так. И спасибо вам за ключ, – сказал я.

Когда она, открыв дверцу плиты, проверяла пирог, она напомнила мне мою мать. Издалека, из очень отдаленного далека раздался незабываемый голос женщины, которую всю жизнь преследовали долги, заботы, налоговые чиновники и постоянная необходимость готовить горячую еду для своей семьи. Суббота – самый лучший день недели.

3

В смокинге он выглядел превосходно, играл тоже отлично, он действительно был талантлив. Женщины смотрели на него голодными глазами.

Красивый парень, этот Тони Ворм.

Бар «Эден» был полон. Многие проводили здесь свои воскресные вечера. Я сел за похожую на подкову стойку бара. Здесь было много свечей и много красного бархата. Я заметил пару проституток. Проститутки были очень скромны.

Кроме того, в баре был пожилой «растанцовщик» и три пожилые барменши. Я пил виски, отмечая воскресенье, и чувствовал, что хоть и не сильно, но все-таки устал от поездки. Прошло уже очень много времени с тех пор, как я в последний раз сидел в баре и пил виски.

Я посмотрел на Тони Ворма, и он кивнул мне из-за рояля. Это означало, что он подойдет ко мне, как только выдастся время. Я кивнул ему в ответ, и это означало, что я никуда не спешу и подожду его.

Виски согрело и успокоило меня, и я вспомнил о садике из моего детства, где я играл и, залезая на деревья, рвал черешню. Мы были бедны, но все же садик у нас был, и обычно я играл там.

– Еще виски? – спросила барменша. Она была уже не так красива, но фигура была еще в порядке, хотя, может, и несколько полновата. С тех пор как я вышел из тюрьмы, меня привлекали полноватые женщины. На ней было черное вечернее платье с открытыми плечами и множество бижутерии, к тому же она была очень сильно накрашена. Крашеные рыжие волосы были гладко зачесаны назад. Барменша улыбнулась не открывая рта – видимо, у нее были плохие зубы.

– Да, – ответил я. – Вы не выпьете со мной?

– С удовольствием. – Она наполнила мой бокал. Себе она налила под стойкой. Она посмотрела на меня и опять улыбнулась.

– Чай? – спросил я.

– Простите?

– Наверняка в свой бокал вы наливаете чай. Ведь это просто невозможно – пить виски с каждым посетителем. Вы должны быть в состоянии вести подсчеты после полуночи.

– Вы приятный человек, – сказала рыжеволосая барменша и чокнулась со мной. – Это действительно чай. Если положить в него лед, то его вполне можно пить. Кстати, у меня есть дочь.

В зале погас свет. Луч прожектора освещал фигурку черноволосой девушки, которая подошла к роялю и начала медленно раздеваться. Оркестр в это время делал паузу, играл лишь Тони Ворм.

– «No, no they can’t take that away from me…» [4]4
  «Нет, они не смогут отнять у меня это…» (англ.)


[Закрыть]– пела девушка, снимая жакет. За жакетом последовала юбка.

– Мою дочь зовут Мими, – рассказывала барменша. – А меня зовут Карла.

– «…the way you wear your hat, the way you sip your tea…» [5]5
  «…твоя манера носить шляпу, твоя манера пить чай…» (англ.)


[Закрыть]– продолжала петь стриптизерша.

– Она блондинка, рослая, как я. Только моложе. Очень интересная. Я заставляю ее учить историю театра.

– «…the memory of all that – no, no they can’t take that away from me…» [6]6
  «…память обо всем этом – нет, они не смогут отнять у меня…» (англ.)


[Закрыть].

Комбинация. Шелковые чулки. Правый. Левый. Расстегнуть бюстгальтер брюнетка разрешила напившемуся гостю.

– Твое здоровье, Карла, – сказал я. – Меня зовут Роберт.

– Твое здоровье, Роберт. Она действительно очаровательная девушка. Отец нас бросил. Но мы с Мими держимся вместе. Она вчера ходила в театр Грюндгенса, может быть, ее возьмут оформителем сцены.

– Гм.

– Ей только что исполнилось девятнадцать. Тебе бы она понравилась. Она очень нежная. Живет у меня.

– Гм.

– Побудь здесь еще немного. Я заканчиваю в три. Пойдем ко мне, Мими очень обрадуется!

Брюнетка сбросила с себя все до нитки. Прожектор погас, и Тони перестал играть. Когда загорелся свет, девушки на сцене уже не было. Ворм довольно быстро подошел ко мне – он был свободен. Стриптизершу сменил комик с множеством мячей, он стал демонстрировать, каким смешным можно быть, когда у тебя так много мячей. Публика громко смеялась. Тони Ворм уселся рядом со мной.

Барменша Карла отошла.

– Хорошо, что вы пришли, Хольден.

– А что случилось?

– Смотрите. – Он вытащил из кармана маленький синий конверт. – Почему она мне это прислала?

Я заглянул в конверт. Там был авиабилет авиакомпании «Эйр Франс» в Париж, выписанный на имя Тони Ворма. Билет на 27 августа, в 20.00, из аэропорта «Дюссельдорф-Лохаузен».

– Вы ей сказали, что я не имею к этому никакого отношения?

Мне вдруг стало жарко.

– Конечно, – ответил я.

– Бегство в Париж. Да это просто глупость! К тому же старика они засадили.

– А как же она смогла купить авиабилеты? Она же лежит в больнице…

– Этого я не знаю. Наверное, по телефону. У богатых людей везде кредит.

«Да, конечно», – подумал я.

– Они прислали мне билет домой, в записке было сказано, что я должен ждать ее в ресторане аэропорта в семь вечера… – Он наклонился вперед. – Хочу вам кое-что сказать. Я сматываюсь отсюда. Завтра утром…

– Куда?

– Есть еще один бар «Эден». В Гамбурге. Он принадлежит тому же человеку. Я с ним все согласовал. Здесь я все бросаю.

– Вы так боитесь?

– Да, – сказал он. Его длинные ресницы дрожали. – Я не знаю, какую роль вы играете во всем этом. Но мне на это наплевать. Хочу вам сказать только одно: эта женщина опасна.

– Глупости.

– Она крайне опасна. – Он помахал рукой. – Карла! – Барменша подошла к нам. – Посмотри, что это у меня?

– Авиабилет. В Париж. А зачем?

– Что мне с ним делать?

– Засунь Роберту в карман.

– Запомни: я это сделал. – Он соскользнул со стула. – На всякий случай, если в ближайшее время тебя кто-нибудь спросит об этом.

Комик стал раскланиваться. Публика зааплодировала. Тони Ворм сказал:

– Вы еще вспомните обо мне! – И ушел.

– Приятный парень, – сказала барменша. – Но в последнее время страшно нервничает. И никто не знает почему. Завтра он от нас уходит.

Тони сел за рояль и начал играть. На помост вышла блондинка с умильным шимпанзе. Обезьяна начала раздевать девушку. Блондинка была похожа на Нину Бруммер, и я, вспомнив, как Нина выглядела голой, подумал о предостережении Тони Ворма.

– Твоя дочь тоже блондинка? – спросил я барменшу.

– Конечно, дорогой. Но она настоящая блондинка, а не крашеная, как эта.

– А ты не сможешь уйти пораньше? – спросил я и положил банкноту под свой бокал.

4

Я ничего не рассказал Нине Бруммер об этой барменше Карле и о ее дочери Мими, ибо это было не важно. Но обо всем остальном я рассказал вечером 27 августа, когда сидел напротив нее в ресторане аэропорта, – обо всем, что я только что записал.

Пока я говорил, на улице стало совсем темно. Буря уже превратилась в настоящий смерч. Я видел, как около диспетчерской вышки от сильного ветра раскачивались фонари, это было похоже на балет. Пока я рассказывал, два самолета успели приземлиться, а один – улететь. В ресторане уже сидели семеро взрослых и один маленький мальчик.

– …вот таким образом, – сказал я, завершая свой рассказ, – авиабилет попал ко мне. Вот откуда я узнал, что сегодня вечером могу ожидать вашего появления именно здесь.

Она молча смотрела на меня. Ее бледное лицо было похоже на маску. Лишь глаза оставались живыми.

– Теперь вы мне верите?

– Нет, – ответила Нина Бруммер, – Я не могу в это поверить. Такого не может быть. Это… это было бы просто ужасно.

– Давайте уйдем отсюда.

– Я должна остаться.

– Как долго?

– Пока не улетит самолет.

Часы показывали 19.25.

– Поверьте мне, все это напрасно…

– Я подожду еще.

– Вас будут вызывать на вылет… Вас обоих… громко произнесут ваши фамилии…

– Я буду ждать.

– Может быть, здесь есть ваши друзья… знакомые вашего мужа…

Глаза Нины наполнились слезами:

– Разве вы не понимаете – мне все равно! Я останусь здесь. Я буду ждать.

– Официант! – нервно позвал я.

Он подошел ко мне:

– Что желаете?

– Виски, – ответил я, – двойную порцию. И побыстрее. – Внезапно я заметил, что у меня дрожат руки. «Как странно, – подумал я, – ведь речь идет о судьбе Нины Бруммер, а не о моей…»

5

Последующие полчаса я еще долго буду вспоминать. Может быть, я не забуду их никогда. Я становился свидетелем какого-то призрачного явления. Молодая женщина старела буквально на глазах. Красавица превращалась в страшилище. С каждой минутой это становилось все заметнее.

Нина отвернулась: я не должен был видеть, что она плачет. Но это видели все люди, сидевшие в ресторане. Я выпил свое виски, отметив, что оно было маслянистым и горьким на вкус. Но все же я заказал еще один бокал.

– Госпожа плохо себя чувствует? – поинтересовался официант.

– Идите прочь, – грубо сказал я. – Исчезните! Все в полном порядке.

Официант счел себя обиженным и исчез.

– Тони сказал… он действительно сказал, что не хочет иметь со мной ничего общего?

– Попытайтесь понять его. Он молодой человек. Сильно испуган. Он…

– Он так и сказал?

– Да.

– Он сказал «я сматываюсь»?

– Я вам рассказал абсолютно все.

К нам подошел маленький мальчик и, ковыряя в носу, стал разглядывать Нину Бруммер.

– Зигфрид, – позвала его мать. – Немедленно иди ко мне!

В 19.35 раздался голос из динамика:

– Господин Тони Ворм, вылетающий рейсом авиакомпании «Эйр Франс», просим вас пройти регистрацию!

– Вот видите, – сказал я.

– Мне все равно, – прошептала она.

Официант принес мне вторую порцию виски. Я вдруг вспотел. Люди наблюдали за нами.

В 19.40 глухой голос из динамика вновь позвал Тони Ворма. Это повторилось и в 19.45. Голос звучал нетерпеливо и раздраженно.

– Счет, – громко произнес я. Обиженный официант, не произнеся ни единого слова, взял деньги. Я сказал Нине: – Уважаемая госпожа, давайте хотя бы спустимся вниз.

– Я договорилась встретиться здесь. Здесь я и должна остаться.

– Он не придет.

– Сейчас всего лишь без пятнадцати восемь.

– Начинается посадка в самолет авиакомпании «Эйр Франс», рейс пятьсот сорок один в Париж, – сообщил голос из динамика. – Пассажиров просят пройти на посадку через секцию номер три. Желаем вам приятного полета!

19.48. Первые пассажиры вышли из здания аэропорта, и их повели по летному полю к самолету. Буря не утихала.

19.50.

– Госпожа Нина Бруммер и господин Тони Ворм, вылетающие в Париж рейсом авиакомпании «Эйр Франс», просим вас немедленно пройти паспортный и таможенный контроль. Вас ожидает самолет.

– Идите же, в конце-то концов, – прошептала Нина. – Оставьте меня одну.

– Я здесь не из любви к ближнему. Просто в данный момент мне не нужен никакой скандал.

– Вам не нужен никакой скандал? Что все это значит?

– Видите ли, за время, прошедшее с той субботы, кое-что случилось. Посмотрите на мое лицо!

– А что произошло?

– Пойдемте со мной, и я все вам расскажу.

– Нет, я остаюсь здесь.

19.54.

– Госпожа Нина Бруммер и господин Тони Ворм, вылетающие в Париж рейсом авиакомпании «Эйр Франс», просим вас немедленно пройти паспортный и таможенный контроль. Ваш самолет готов к старту!

Внезапно она встала, но покачнулась и упала в кресло.

– Помогите… мне… пожалуйста!

Поддерживая ее правой рукой, в левой держа норковую шубу и саквояж с драгоценностями, я повел Нину к лестнице. Все смотрели на нас. В вестибюле к нам подошел служащий аэропорта:

– Вы господин Тони Ворм?

– Да, – сказал я. Мне стало все так же безразлично, как и ей.

– Что с уважаемой госпожой?

– Она заболела и не может лететь. Помогите нам, пожалуйста.

– Вам нужен врач…

– Помогите нам дойти до машины, – сказал я. – Только дойти до машины. Я сам врач.

Вдвоем мы довели Нину до выхода. Мимо нас пробежали двое. Внезапно она прокричала громко и истерично:

– Тони… – и еще раз: – Тони, о боже!

– Я здесь, – сказал я и почувствовал, как струйка пота пробежала у меня по спине, – я здесь, дорогая, я здесь…

Наконец мы довели ее до машины. Я дал служащему немного денег и постарался как можно быстрее убраться отсюда. Шины завизжали на повороте. По крыше машины барабанил дождь. Она заговорила, лишь когда мы выехали на шоссе:

– Господин… Хольден…

– Что вам угодно? – Я был вне себя от злости.

– Прошу вас – отвезите меня к нему.

– Его нет в Дюссельдорфе.

– Я хочу еще раз взглянуть на его квартиру. Только на его квартиру.

– Она заперта.

– У меня есть ключи. – Внезапно она крепко вцепилась в меня. К этому я не был готов. Машина выскочила на левую полосу. Я рванул руль вправо. «Кадиллак» занесло. Рефлексивно я дернул правым локтем и попал Нине в грудь. Она отшатнулась и закричала от боли.

«Как долго она сможет все это терпеть? – подумал я. – Если она сломается, мне придется везти ее назад в больницу».

– Согласен! – сказал я. – Я отвезу вас к его квартире. Но при условии, что вы будете вести себя спокойно.

– Я буду вести себя спокойно. Я сделаю все, что вы хотите, господин Хольден. Только прошу вас, поедем к его квартире. Пожалуйста.

– Хорошо, – сказал я, – хорошо.

После этого она молчала до самого города и только тихо плакала. Когда мы уже въехали в город, она пробормотала:

– Расскажите мне, что произошло… расскажите, зачем вы все это делаете…

Я молчал.

– Вы обещали мне рассказать…

– Ну ладно, – ответил я. – Тогда слушайте внимательно. Какое-то время я еще оставался в… этом баре. Когда я вернулся в воскресенье под утро домой, было уже светло…

6

Когда я вернулся в воскресенье под утро домой, на улице уже было светло, светило солнце, в парке виллы пели птицы. Луг был еще сырым от росы, но цветы уже начали распускаться. Я был слегка пьян, но не сильно. Мать и дочь напоследок сварили кофе.

Машину я поставил в гараж. Дочери Карлы Мими было не 18 лет, а минимум 25, и мне показалось, что она вообще не дочь Карлы, но зато она была настоящей блондинкой, как мне позже удалось установить.

Квартира водителя находилась над гаражом. Она состояла из одной комнаты, кладовки и ванной. Отныне все это принадлежало мне, я жил там один. Вилла находилась в двухстах метрах отсюда, в парке.

Я поднялся наверх по маленькой лестнице, радуясь предстоящей встрече со своей кроватью. В конце концов, я довольно сильно устал.

Они поджидали меня в моей комнате. Их было трое. Я не могу вспомнить их лица. Все в шляпах и очень рослые, это я еще помню. Они были явно сильнее меня, к тому же их было трое.

Первый стоял за дверью, а двое других сидели на кровати.

Сразу, как только я вошел, первый ударил меня ребром ладони по шее. Я тотчас же протрезвел и, пока летел в глубь комнаты, подумал, что боксеры называют этот удар «эффект кролика». Второй нанес мне удар ногой в живот. Я потерял сознание. Они совершили ошибку, жестоко избив меня с самого начала.

Я лежал на ковре. Утреннее солнце освещало комнату, а они втроем набросились на меня и стали избивать.

Я кричал, но окна были заперты, и я понял, что кричать бессмысленно. И я замолчал. Двое подняли меня и крепко держали, пока третий обшарил мои карманы, выложив все их содержимое на стол. К тому времени они меня избили еще не до крови, и я мог отчетливо видеть, что они все еще были в шляпах.

– Где портфель? – спросил первый.

– И не вздумай врать, – сказал второй. – Мы знаем, что он у тебя.

– Тебя видели в Берлине, – сказал третий. – В сраном «Кадиллаке».

Тут я заметил, что они успели перевернуть вверх дном все в моей квартирке. Все ящики были открыты, мое белье валялось на полу, серый пиджак они просто разорвали. Это меня очень огорчило, и я ответил:

– У меня его нет.

– А где он?

– Я сразу же отвез его одному адвокату в Берлине.

– Как его фамилия?

Я подумал, что фальшивая фамилия звучит точно так же, как и настоящая, и ответил:

– Майзе.

После этого первый плюнул мне в лицо, и они продолжили меня колошматить. Двое навалились на меня, прижав спиной к столу, а третий бил кулаком в солнечное сплетение и вообще куда придется.

Меня вырвало желчью, но не сильно, а они поменялись местами: сначала бил второй, а потом опять первый. При этом у первого с головы упала шляпа. Они все время задавали мне один и тот же вопрос, а я отвечал им одно и то же – что я оставил портфель в Берлине у адвоката по фамилии Майзе.

Они вспотели и решили сделать перерыв. Первый взял ключи от машины и пошел в гараж, где обыскал машину. Вернувшись, он сказал:

– Ничего нет.

Они посадили меня на стул. Один из них крепко меня держал, а двое других кулаками разбили мне лицо до крови. Кровь запачкала мой костюм, белую рубашку и серебристый галстук в клетку.

Потом они стали предлагать мне деньги, показав кипу банкнот, и даже угостили меня сигаретой, но один зуб они все же мне выбили и в кровь разбили мне губы.

Солнце все сильнее освещало комнату, но в тот момент я чувствовал только тепло его лучей, так как кровь заливала мне глаза. Она закурили, а я вдыхал дым, и пока они меня держали, чтобы я не свалился со стула, думал о том, что часто говорил мой отец: именно то, чего тебе не хватает, может придать тебе большую силу. Суть этой мысли сводилась к тому, чтобы отвлечь мою бедную мать метафизическим пониманием счастья от наших материальных проблем, но в то воскресное утро я понимал это иначе. Я думал о том, что у меня уже не было ключа от сейфа…

– Ты, глупая свинья, – обратился ко мне первый, – почему ты так себя ведешь? Разве речь идет о твоей жизни? Разве ты сидишь в тюрьме?

– Бруммер получит то, что заслужил, – заметил второй. – Скажи, где документы?

– У меня их больше нет.

– Скажи, сколько тебе заплатил за это Бруммер, – вмешался третий. – Мы заплатим гораздо больше.

– Он мне вообще ничего не заплатил.

– В таком случае вряд ли тебе что-нибудь поможет, – сказал первый и опять плюнул мне в лицо. – Коллеги, придется обработать его посильнее.

То, что они со мной делали, я описывать не буду. Мне было очень больно, к тому же били они быстрыми, резкими ударами. Я вообще плохо переношу боль, и уже через минуту все мои благородные порывы испарились и мне захотелось им все рассказать. Я хотел предложить этим трем парням отправиться со мной в Брауншвейг и забрать документы; я хотел взять у них деньги; я не был героем и не хотел им стать; я был готов все им рассказать. Но мне не пришлось этого сделать – я потерял сознание. И это было их ошибкой. Они вырубили меня слишком быстро. Последнее, что я помню, был резкий, злой лай какой-то собаки, раздавшийся в парке.