Текст книги "Осенняя женщина"

Автор книги: Якан Варау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Но, усаживаясь в салон, она промолчала. Даже повернула к себе зеркальце заднего обзора и принялась как ни в чем не бывало подкрашивать губы. На эти пухленькие, аккуратненькие губы он любил смотреть. И особенно, когда она водила по ним помадой, а потом корчила забавные гримаски, пытаясь распределить помаду равномерно. Ему нравилось даже то, как она открывала колпачок помады – резко, словно разламывая тюбик, и на ее лице иногда появлялось это выражение, соответствующее праздничным фанфарам «Та-да-а!». Он полюбил ее неожиданно серьезную роль в спектакле. Постепенно привыкал к ее странному характеру – смеси взбалмошного кокетства, иронии, смешливости на пустом месте, нарочитой капризности, больше подходящей маленькой девочке, и решительности самого твердого свойства. Даша действительно была решительной девушкой. И он сам себя обманывал, убеждая, что это не так. Но она была решительной. И он любил ее решительность.

– Ну, так и будешь на меня пялиться? – продолжая заниматься губами, поинтересовалась она, после чего сказала своему отражению: – Красота – это страшная сила!

Дима, словно очнувшись от наваждения, завел мотор и, глядя в заднее окно, чтобы ненароком не задеть чей-нибудь крутой джип, вывел жигуль на трассу. В плотном потоке машин внимание его сосредоточилось на дороге. Дашка по обыкновению принялась заполнять собой все паузы – болтала о разных разностях, произошедших с ней за последние несколько дней. Между делом она включила автомагнитолу и настроилась на одну из FM-станций, диджей которой предложил им немедленно дозвониться, чтобы получить какой-то приз.

Дима не столько слушал, сколько воспринимал ее общий беззаботный тон и умиротворяющее звучание голоса. От этого тонкие острые иголочки какой-то томной радости вонзались в его голову, заставляя рассеянно улыбаться и чувствовать себя самым счастливым влюбленным идиотом на свете. Такое же чувство он испытывал много лет назад, когда играл с соседской девчонкой в дочки-матери. Детство, детство золотое. Единственное, чего не было тогда, так это подспудного тревожного ощущения, слагавшегося из разных составляющих.

Во что же он играл сейчас? И во что играла Дашка?

Не все ли равно, если им обоим хорошо?

– Как дела у нашего Тимофея?

– Что? – переспросил он, мгновенно лишаясь приподнятого настроения.

– Ты заснул?

– Нет.

– Я спросила, как дела у Тимофея. Что-то давно его не видела.

– Никак у него дела, – с досадою ответил Дима, несколько раз просигналив досужему водителю новенького «опеля», чуть не подрезавшего его с правой стороны. – Уволят его к чертовой матери скоро.

– Да ты что! Как это? – ужаснулась Даша, но в глазах ее пряталось восхищение.

– А вот так. На работу надо ходить, а не пропадать неизвестно где.

– Не знаю, как ты, а я его понимаю. Чем такая работа, как у вас, так лучше на рынке торговать. Хоть какое-то разнообразие. Одна ваша Инесса Михайловна чего стоит! Кстати, у меня тут появилась очень интересная идея относительно нее…

– Не надо никаких идей! – запротестовал Дима. – Вполне хватает того, что с ней цапаюсь я. И никакого удовольствия мне это не доставляет.

Чего нельзя было сказать о Дашке, иногда заявлявшейся к Димке в контору, – благо офис располагался на Хмельницкого, совсем недалеко от Дашкиного художественного вуза. Дашка своим безошибочным чутьем сразу распознала в Инессе Михайловне сатирический персонаж, над которым можно славно поиздеваться. Сама же Инесса Михайловна, видя наглую, дерзкую в своих смелых нарядах, жизнерадостную девицу, тоже в долгу не оставалась, мгновенно вызывая последнюю на нравственный диспут. Такие диспуты частенько заканчивались решительным вмешательством Димки или даже самого Валерия Кузьмича, их непосредственного начальника, привлеченного криками «Иезавель! Иродиада! Истинно говорю, тебе уготована дорога туда же, куда и им». «Только после вас, любезная Инесса Михайловна. Только после вас», – смеялась Дашка.

Вот поэтому «идея» Дашки не могла сулить ничего хорошего. К тому же за каждым ее визитом в контору он готов был усматривать некий совсем иной мотив, нежели удовольствие увидеть Диму, а заодно поиздеваться над недалекой воинствующей богомолкой.

– Ты… это, – промямлил он, – не приходи больше в контору.

– Что так, заяц мой? – по-детски надула она губки. – Я тебе надоела?

– Не в этом дело. Наш Кузя запретил. Он говорит, если человек не приходит к нам страховаться, значит, ему нечего делать в офисе.

– Тогда я приду страховаться. Я такая незастрахованная, незастрахованная, ты даже не представляешь! – вдруг расхохоталась она, держась за живот. – Застрахуй меня, Димочка! Пожалуйста, застрахуй!

С последним словом она уже просто зашлась от хохота, привалившись к его плечу.

Ну, и разве можно было что-то возразить Дашке, когда на нее нападало такое безудержное, заразительное веселье?

Дима тоже не удержался от смеха, изо всех сил стараясь следить за обстановкой на дороге.

– Ой, блин, счас описаюсь! – топая ножкой и сломившись пополам, хохотала она. – Да, да! Застрахуй от наводнений, от дураков, от… от тараканов у меня дома, от несчастной любви тоже застрахуй. Для девушки несчастная любовь хуже смерти. Особенно для такой тонкой и впечатлительной, как я.

Дима перестал смеяться.

– А что, ты кого-то «несчастно» любишь?

Продолжая смеяться скорее по инерции, Даша ответила:

– Может быть да, а может быть нет.

Что за несчастная участь, к которой приводит своенравная мужская натура! Вот она, Дашка – девчонка, каких тысячи и тысячи. Ничего сверхзамечательного. Такая же, как все. Неделю назад, если бы подвернулась нечаянно альтернатива, он запросто перестал бы ей звонить и сам отнекивался бы от встреч, настаивай она на них. Но стоило ей начать вести себя с нервирующей двусмысленностью, как в дело вмешались силы, сопротивляться которым он просто не мог.

Как же так?! Она может думать о ком-то, кроме меня? Люди, где справедливость? Разве я так плох? Что со мной?

И вот уже нервишки мелко-мелко подрагивают в предощущении СЕРЬЕЗНОГО РАЗГОВОРА, уже мысленно выстраиваются диалоги, подыскиваются значительные слова, предугадывается реакция человека, еще недавно так мало тревожившего его внутренний покой. И покоя уже нет. Все взбаламучено мучительным желанием понять и ее, и самого себя в этом новом состоянии.

Проехав по участку брусчатки на улице Маркса, Дима направил машину на стоянку перед Домом офицеров. Руки его дрожали. Серьезных разговоров он не любил. И решался на них только в крайних случаях.

Через несколько минут, пройдясь по проспекту, они были уже в кафе «Крынiца», не так давно составившем конкуренцию яркому «Макдоналдсу». Вечером найти свободное, место здесь было делом не таким легким, но Диме и Даше повезло. Они поднялись по лестнице на второй этаж, и почти сразу же одна парочка уступила им столик. Даша несла на своем подносе жареного карпа с гарниром из овощей, грибной салат, желе со сливками и чай. Когда дело касалось еды, она совсем не жеманилась и без всякого зазрения, девичьей совести, почти всегда протестовавшей против лишних калорий, ела то, что ей хотелось, не выдумывая никаких специальных диет. Дима взял жареные ребрышки с пивом, хотя подозревал, что это приведет в очень скором времени к появлению обширной выдающейся мозоли в районе пупка. И возраст тут спасти не мог, если усиленно не заниматься на тренажерах. Но на тренажеры у него не хватало ни денег, ни времени.

Зал гудел голосами. Звякали тарелки. За панорамным окном проносились машины. Вся обстановка умиротворяла, но только не Диму.

– Так ты ответишь на мой вопрос?

– Какой? – кокетливо поинтересовалась Даша, цепляя вилкой брюссельскую капусту.

– Ты знаешь.

– Классный ты пацан, Димочка, но иногда у тебя случаются жуткие приступы занудства. Тебе так не кажется? Будь проще.

– Ты мне это говоришь? – усмехнулся Дима. – Проще меня, наверное, трудно найти человека. Слушай, ты можешь мне сказать, что тебе надо? – он отодвинул свою тарелку и, сцепив на столе руки, пристально посмотрел на нее.

– Я тебя, Димочка, не понимаю.

– Я тебя в последнее время тоже, представь себе.

– Пей свое пиво и начни говорить девушке о прекрасном, а не изводи ее бессмысленными вопросами.

– Могу я спросить, чего ты хочешь от жизни, от меня, в конце концов?

– О-о, у Димочки приступ философической горячки, – с искренним огорчением посетовала Даша, препарируя своего карпа. – Зачем ты так напрягаешь свою бедную головку, заяц мой? Смотри, разболится, а у меня с собой аспирина нету. Валяются, правда, в сумочке какие-то таблетки, но они не по мужской части, – засмеялась она, прикрывая рот рукой.

– Даш, ответь, пожалуйста.

– Ладно, – вздохнула она, промокнув губы салфеткой. – Внимание: смертельный номер! Дашенька входит в роль серьезной девушки. Слабонервных просим удалиться. Беременным закрыть глаза и уши. Итак, чего я хочу от жизни. Правильно? У меня есть несколько вариантов. Для начала хочу до конца разгрызть гранит актерской науки и уехать в Москву, Там попасться на глаза известному продюсеру, очаровать его, покорить, а потом лечь с ним в постель, держа в одной руке бокал шампанского, а в другой подписанный контракт на какую-нибудь значительную роль. Любить я его, разумеется, не буду, но до поры не дам ему этого понять. Все-таки я же женщина. Потом будут журналисты, ток-шоу, красная ковровая дорожка в Каннах, постеры и автографы. Своего продюсера я пошлю нафиг и возьму другого. Стану ходить в мехах, кататься на красивых машинах и спать до двенадцати дня. У меня будет куча любовников, которых я буду менять, как перчатки. Меня возненавидит желтая пресса, потому что я ничего не стану скрывать. Это первый вариант. Вариант второй. Моя голубая мечта с детства – страстный и таинственный мушчына, у которого в жизни полно всяких опасностей. Не знаю, каких именно, но они у него обязательно должны быть. Он проворачивает темные делишки, а потом катается по миру в поисках этого… э-э убежища. У него много врагов, но ему на них наплевать. И вот, как в одном кино, он где-нибудь в… – Даша пощелкала пальцами, – в Риме или Париже выполняет опасное задание. И мы тайно встречаемся на набережной Сены. Представляешь! Мы бежим друг к другу и обнимаемся. Потом запираемся в шикарном отеле со всеми вытекающими последствиями. И вариант третий. Я становлюсь актрисой местного разлива, играю в спектаклях с гнусными декорациями, а чтобы немного подзаработать себе на зимние сапоги, снимаюсь у рэкламе беларускага тэлебачання, дзе я буду папярэджвать гледачоу наконт таго, каб яны эканомий электрычнасць. Вполне возможно, выйду замуж. Муж будет возить меня на Комаровский рынок на своих старых «жигулях», которые он сменит на такой же старый «форд» лет через пять. Я буду проверять у нашего сына уроки, пока муж смотрит футбол. Секс два раза в месяц. Цветы на 8 Марта. Что там еще из радостей семейной жизни?.. Э-э… Да, стирка, готовка, частые ссоры из-за денег, вытряхивание ковров перед Новым годом, его любовница, которая молчит в трубку, поездки на дачу, милые семейные скандалы с нашими родственниками, жизнь по звонку будильника. Как видишь, у меня есть выбор из трех блюд. Даже не знаю, какое вкуснее. Что ты мне посоветуешь, а, Димочка? – она очаровательно подперла щеки кулачками и похлопала ресницами, глядя на него.

– Я?

– Да, ты. Смею думать, ты не равнодушен к моей судьбе, правда?

– Что я могу советовать? Ты ведь всегда знаешь, чего хочешь, – тихо произнес он, потеряв всякий аппетит.

– Ты говоришь так, словно это плохо. А девушка, между прочим, должна думать о своем будущем. Даже такая дурочка, как я.

– Ты не дурочка.

– Не спорь, – махнула Даша рукой, снова принимаясь за своего карпа. – Я-то себя знаю. У меня, Димочка, к твоему сведению, есть одна гадкая особенность. Я долго раздумываю, но в итоге выбираю не то, что надо. Это моя трагедия, – на секунду картинно всхлипнула она. – А вообще, заяц мой, хотеть и уметь получать желаемое – не одно и то же. Тут нужны свои таланты. А какие таланты у меня? Хохочу только, вот.

– Даш, я…

– Ну и достал же ты меня сегодня! Дай хоть поесть по-человечески. Прям садист какой-то! Позвал девушку с пользой провести время, а сам допросы ей учиняет. Нехорошо, Димочка, пудрить девушке мозги.

– Я не пудрю, – нахмурился он и отхлебнул пива.

– Пудришь, пудришь. Не пойму только, зачем. С чего это тебя потянуло на роль господина Гордона?

– Ничего меня не потянуло. Просто хочу понять.

– Все, все, все! – подняла Даша руки. – Ну, что такое, в самом деле? Что за дела? Почему я не хочу ничего понять? Живу себе спокойно и живу, никого не трогаю, не пытаюсь скрести чью-то душу. Ну что, что тебе неймется?

– Я думаю, что будет завтра. У нас с тобой…

– А что будет завтра? Наверняка пойдем в кино, съедим где-нибудь пиццу, потом поедем ко мне и перепихнемся. Или у тебя? Если твоей бабушки дома не будет.

– Можно потише? Тут люди кругом.

– Ха! Думаешь, люди кругом не перепихиваются? Вон те двое прямо отсюда поедут в постель, сразу видно. Вон те четверо устроят к полуночи чудную групповушку где-нибудь в общежитии. А вот та немолодая пара пусть и не побьет рекорды страсти, но кое-что покажет… – Дашка вдруг осеклась и, приподнявшись на месте, пристально всмотрелась в глубь зала. – Скажите пожалуйста, какое счастливое совпадение!

Дима оглянулся. На другом конце зала за столиком сидел Тимофей и какая-то девушка. Они оживленно беседовали и улыбались друг другу.

– Пойдем, что ли, поздоровкаемся? – предложила Дашка.

– Сиди, – процедил Дима.

– Может, мне еще высунуть язычок и помахать хвостиком? Ты только скажи, Димочка. Изображу в лучшем виде, – она обтянула на себе свитерок, хлебнула из его бокала пива и направилась к столику Тимофея и его спутницы.

– Бля, – процедил Дима.

Дашка плыла меж столиков, как военный фрегат, – изящно, но целеустремленно, без какого-либо желания свернуть в сторону. И цель ее – Тимофей. В этом нельзя было сомневаться ни минуты. Диме сразу вспомнились те маленькие бесхитростные комплименты, которые Дашка раздавала его другу якобы в шутку. Вспомнилась ее привычка льнуть к нему при каждом удобном случае, ворковать с ним нежным голоском, который обычно появлялся у нее после секса. Все припомнилось…

Чего же она добивалась? Его ревности? Этого полубредового состояния, когда появляется страсть делать совсем не забавные глупости?

Диме вдруг захотелось водки. Захотелось стать веселым и раскованным, каким он и был всегда.

Да, с ним действительно что-то случилось, если для обретения прежнего беззаботного состояния потребовался допинг, который предпочитали в трагические моменты жизни натужные весельчаки, неврастеники, алкоголики и не очень уверенные в себе люди.

Дима встал и направился в противоположную сторону – к бару, где призывно мерцали бутылки и телевизор манил каким-то МТVишным клипом.

Дашку поначалу не заметили. Тогда она протянула ладошки и, как проделывала с мальчишками в детстве, закрыла Тимофею глаза. Блеклая девица напротив него недоуменно замерла. На ее месте Даша почувствовала бы себя полной идиоткой. Самое то!

– Дашка, ты чего шалишь? – подал голос Тимофей.

– У! Гадкий! Мог бы и поугадывать! – надулась она, все же целуя его в щеку и соскальзывая на свободный стул. – Здравствуй, Тимочка, здравствуй, котик! – тут же ласково пропела она. – Слушай, ты где пропал? Исчез, растворился в сырых буднях и извиняться, как я понимаю, не собираешься. Бессовестный! Майечку бросил. Меня покинул. Все! Трава не расти! Пропадайте все!

– Даша, это Кри…

– Ни-ни! – воскликнула она, продлевая дурацкое состояние его спутницы своим полным невниманием. – Мы на тебя не обижаемся. Мы тебя любим. Мы, бабы, вообще любим наглых и бессовестных. Страдаем, конечно, но любим. Вот такие мы идиотки.

– Даша, познакомься, это Кристина, – улучив момент, представил он девицу.

– Очень рада, – елейно улыбнулась интриганка. – Уверена, Тимочка не дает тебе скучать.

– Я никогда не скучаю, – ответила девица уверенным тоном. – Скучают обычно либо дураки, либо очень ограниченные люди.

– Какая! А! – обернулась Дашка к Тимофею. – Она всегда такая вежливая или это просто я ей понравилась?

– Ты могла бы спросить это у меня самой, – сказала Кристина.

– Могла бы, но с Тимочкой разговаривать приятнее. Роковой парень. От одного его голоса у меня дрожь по коже. Тим, приятно, когда из-за тебя бабы дрожат? А?

– Что это с тобой, Даш? Ты выпила? – усмехнулся Тимофей.

– Бац! Вот влепил! Уж и комплимент сказать нельзя, как тебя тут же в алкоголички запишут. Браво!

– Ты с Димкой?

– Я? Вообще-то у нашего Димочки нет хвостика по имени Даша. Я при любых кавалерах как-то сама по себе. Гордая я. Вот! – она вскинула голову.

– Даш, я знаю, какая ты прекрасная актриса, – вмешался Тимофей, – но, может, хватит уже? В таком тоне вечер перестает быть занятным.

– Да? – ужаснулась она, чувствуя непонятную злость и жуткий кураж, как на сцене при абсолютно сопереживающей, «раскрученной» публике. – Что, скучно стало? Ох ты, мамочка моя родная! Что же делать-то?

– Наверное, я вам мешаю, – Кристина сделала попытку встать, но Тимофей с примиряющей улыбкой удержал ее за руку.

– У нашей Даши сегодня, судя по всему, или очень хорошее, или очень плохое настроение.

– У нашей? – изумилась Даша. – Я бы предпочла более интимное единственное число. Я люблю интимные числа.

– Не понимаю, какой черт в тебя вселился? – покачал головой Тимофей, вглядываясь в ее глаза. – Ты с Димкой поцапалась, что ли?

– О! Конечно! У Даши других интересов быть не может, кроме интереса к пупу земли Диме! Могут у меня быть побочные увлечения? Скажем, к его другу? Или еще к кому-нибудь, столь же красивому и страстному… – она придвинулась к нему вплотную.

– Случайно, не он у бара стоит? – явно чувствуя себя неловко, спросил Тимофей, разглядев у стойки знакомую фигуру.

– Что с того? Пусть себе стоит. Хочет – стоит. Хочет – лежит. Мне как-то до лампочки.

– Димон пить не умеет. Не стоит бросать его одного.

– Он много чего не умеет. Что пить, что трахаться. Мальчик, говоря откровенно. Сигаретка есть?

– Здесь не курят, Даш.

– Жаль. Заведение тут какое-то детское. Как считаете?

– Нормальное заведение. Жаль, пускают всех без разбору, – выпустила шпильку девица, маявшаяся без внимания.

– Упс! – хихикнула Даша. – Какое очаровательное прямодушие! Где ты ее откопал, Тимочка, такое сокровище?

– Я пойду, – встала Кристина и сняла с вешалки пальто. – Твоей подруге, судя по всему, нужна срочная помощь.

– Да, да, мне нужна помощь! – тут же согласилась Дашка. – Мне и Майечке, которую ты жестоко покинул.

– Кристина, подожди!

Но она уже спускалась со второго этажа, натягивая на ходу свое странное пальто.

– Господи, какое жалкое зрелище, – вздохнула Даша, отпивая вино из бокала Тимофея. – Сколько ей, лет тридцать? У тебя странные вкусы. То эта фригидная Майка, а теперь старая дева.

– По-моему, мои вкусы никого, кроме меня, не касаются, – ответил Тимофей, спешно натягивая куртку. – А могу я спросить, что ты тут сейчас устроила?

– Я устроила? – с оскорбленным видом переспросила она.

– Нет, Дед Мороз на санках приехал.

– Я всего лишь подошла поздороваться, а она на меня набросилась. Разве нет? По-твоему, я должна была молчать?

– Я серьезно, Даша.

– А я нет. Чего вы все сегодня такие озабоченные? – она прижалась к его плечу и счастливо вздохнула. – Ой, а мне от забот становится плохо. Я, как нежная фиалка, вяну, чахну и погибаю от забот. Надеюсь, ты не желаешь моей гибели, Тимочка?

– Уж извини, но я желаю уйти отсюда, – сухо ответил Тимофей, пытаясь высвободиться из цепких ручек.

– Уж не за этой ли дамой ты собрался бежать? Могу поспорить, ты подцепил ее в Интернете, да? Ах, я скромная, умею готовить, люблю уют домашнего очага, но до сих пор не нашла свою половинку!

– Иди домой, Даша, – устало покачал головой Тимофей. – Сегодня явно не твой день. Будем считать, что твоя шутка не удалась. Во всяком случае, мне хотелось бы так думать.

– Да, наверное, – тут же согласилась Даша. – Дома наверняка проплачу весь вечер, сожалея о содеянном. Я стала на пути большой и чистой любви, зарождавшейся за этим скромным столиком. Нет, нет, мне этого не вынести! Никогда! Лучше умереть, чем чувствовать себя виновной в таком ужасном преступлении! Нет, постригусь в монахини!

Она шумно всхлипнула и изобразила горе.

– Ты, Дашуня, хоть иногда думай, прежде чем что-то говорить. Мой тебе добрый совет, – произнес тихо Тимофей и поспешил к лестнице.

Забросив в рот несколько орешков из тарелочки, стоявшей перед ней, Даша хмуро пожевала.

– Н-да. Повеселилась на славу.

Но самое смешное было то, что она почувствовала полное опустошение, как если бы отыграла целый спектакль, и жуткую тоску, сопровождавшую всякую неоправданную гнусность. Если, конечно, гнусность можно оправдать. Она и не заметила, как перешла от обычной необязательной шутливости к какой-то жуткой, почти бесовской словесной разнузданности, причины которой едва угадывались. Димку, что ли, позлить хотелось? Или, может быть, все дело в Тимофее? В том, как странно она себя чувствовала рядом с ним. И не лукавила она совсем, когда говорила про свою дрожь.

Вот, пожалуйста! Сама в себе запуталась! Жила просто, без всех этих треволнений, шутила весело, когда было хорошее настроение, едко шутила, когда что-то не ладилось или раздражало. А тут словно отвинтила все краны, и ледяная волна какого-то необъяснимого разочарования захлестнула ее. Разочарования в чем или в ком? Возможно, в роде мужском, всеми своими повадками напоминавшем ей хамелеона: сегодня я яркий и видный, потому что у меня брачные желания, а завтра нет меня, растворился с окружающей средой. И Димка здесь не исключение. Когда ему надо, и в театре, и в институте найдет. А как Дашенька в кино захочет пойти, так тут у него и бабушка прихворнула, и настроение не то, и фильм лажа полная.

А Тимофей! Этот тихоня! Майка, конечно, девушка еще та, со своими приколами, но ведь Даша считала их вполне подходящей парой. И на тебе! Сидит с другой и смотрит на нее, как на Венеру. Давно ли так на Майку смотрел?

За это им всем и месть!

А на девицу эту набросилась зачем, собственно? Нет, знала зачем! Перед Тимофеем выпендриться хотелось. Выпендрилась. Идиотка.

Она осмотрела зал в поисках Димки, но его так и не нашла.

– Кавалер хренов! – сквозь слезы пробормотала Даша, снимая с вешалки куртку и чуть не уронив при этом чужое пальто.

А Дима в мрачном настроении, усугубленном несколькими порциями водки, стоял за углом кафе, где летом под фирменными зонтами торговали разливным пивом, и курил, затягиваясь глубоко и надрывно. Зонты и столы давно были убраны. По мостовой гулял холодный ветер, гоняя мутные барашки по лужам. Такая же муть была у него на душе. Водка в желудке, не нейтрализованная сколь-нибудь существенной закуской, рождала в голове мысли одна другой нелепее. Причем некоей частью сознания он понимал эту нелепость, но не мог их удержать, как ребенок не может удержать ускользающий воздушный шарик.

Мимо, кутаясь в шарф, прошла девушка. Она шла так, как идут люди, либо ждущие чего-то позади себя, либо прислушивавшиеся к самим себе. Чертовски захотелось спросить у нее, который час и о ее планах на вечер. Хотелось быть остроумным, милым и главное – ярким, как витрины центральных магазинов.

– Девушка, – позвал он, втайне опасаясь, что она, по обыкновению многих в такой ситуации, просто пройдет мимо.

Но она остановилась и рассеянно посмотрела на него.

«Ничего девчонка. Фигурка, личико…» – по-хулигански подумалось ему мимолетно, и он дернул щекой, одобряя свой выбор.

– Девушка, не подскажете, который час? – он отлепился от стены и подошел ближе, стараясь держаться твердо.

– Если я скажу, ты не станешь утруждать себя следующим вопросом о том, что я тут делаю или что буду делать?

– Стану, – кивнул он, не совсем понимая, как это она сумела прочесть его мысли.

– Тогда я пойду дальше.

– А куда?

Появись в его голосе хоть тень угрозы, девушка немедленно ушла бы. Но он задал свой вопрос так по-детски, что она невольно улыбнулась. Скептически и чуть снисходительно, правда, но все равно это была улыбка.

– Туда, где тебя точно не будет.

– Вот всегда так: только захочешь познакомиться с умной, красивой и одинокой, как тут же облом!

– Никогда не слышал лозунг «Трезвость – норма жизни»?

– Слышал, – хихикнул Димка, – в детстве.

– Значит, не так давно, – кивнула она. – Прими его во внимание, когда снова будешь знакомиться.

– Приму. А как насчет телефончика?

– Перебьешься, я думаю, – снова усмехнулась она.

– Вдруг ты моя эта… как ее? судьба, а? Против судьбы ведь не попрешь. He-а! Ее, блин, не обманешь.

– Твоя судьба мне видится вполне ясно. Либо ты. сядешь в автобус вон на той остановке, приедешь домой и ляжешь баиньки, либо тебя подберут наши доблестные сотрудники МВД и увезут в относительную неизвестность. Вот ее ты действительно не обманешь.

– Не могут, – выговорил Дима с тщательностью, отличающей не совсем трезвого человека, и потряс в воздухе ключами. – Я на машине. Слушай, поехали кататься по городу! По этому, блин, клевому городу! Чтоб его!

– Да, ты сейчас ездок, парень! До первого столба. Тебе, наверное, очень сильно расхотелось жить. Так что давай, топай на остановку и брось приставать к прохожим. Понял?

– Только если ты про… прос… просишь, – проклятый язык выделывал с речью черт знает какие кренделя, отчего его пробило на неудержимый смех.

– Прошу, прошу, – с улыбкой согласилась она, собираясь продолжить свой путь.

– А ты меня до дома не про… проводишь?

– Чего?!

– До дома. Вдруг я засну и уеду не туда, куда надо.

– Это уже не мои проблемы. Извини.

– А у вас, у баб, вечно один ответ – не мои проблемы, – с какой-то истерической радостью констатировал он. – У вас вообще есть какие-нибудь проблемы, кроме как коме… компостировать нам мозги? Вот что я хочу понять.

Рука Димки неожиданно оказалась на ее руке. Девушка помрачнела и попыталась мягко освободиться.

– Лапы-то, лапы убери. А то и я схватить могу за кое-что.

– Вы за это кое-что всю жизнь нас держите. Разве нет?

– Слушай, философ, философствуй о жизни без меня. Хорошо? А я пойду.

– Ладно, байда все это! Не обижайся. Я вообще так не пью.

– С чем тебя и поздравляю. Ты руку мою отпустишь?

Краем глаза она увидела, как кто-то спешит к ним. Очень своевременно, потому что все прохожие как-то уж очень старались обходить их стороной. Последний отмеченный факт нервировал ее даже больше, чем приставания пьяного парня.

– Кристина! Что тут… – услышала она голос Тимофея.

– А, Тимон! Здорово, другая, здорово! – бросился к нему парень и крепко обнял. – Что так скоро? Поболтал бы еще с Дашкой моей, может, доболтались бы до чего-нибудь интересного. А? Че за дела? Или не понравилась? Так это не сразу. Не смотри, что маленькая и дура. Она в постели знаешь что вытворяет! У-у! Стометровщиц за пояс заткнет. Зуб даю!

– Кончай, Димон. Совсем, что ли, башню снесло?

– Ага. Совсем, – кивнул Дима, повисая на нем. – От радости, что эта дура, – выкрикнул он в сторону кафе, – меня больше не волнует. Смена декораций! Вот так! Я нашел себе другую. Смотри, какую девушку я себе надыбал!

– Тимофей, твои знакомые все такие? – спросила девушка, с интересом за ними наблюдавшая.

– Только Дашка, с которой ты познакомилась, и Дима. Эти двое самые экстремальные из всех, – встряхнул он Димку, всеми силами старавшегося сопротивляться земному притяжению. – А так они нормальные ребята. Веселые.

– Я это уже успела заметить. Очень веселые.

Дима, настороженно переводивший взгляд с Тимофея на свою случайную знакомую, вдруг помрачнел.

– Так ты что, и с ней… это, как бы ее знаешь? – зло отталкивая Тимофея, проговорил он.

– С некоторых пор, – согласился Тимофей. – А что такое? У тебя какие-то вопросы?

– Ну, ты, блин, и мудак! Какой же ты мудак! Ты что, весь этот город переиметь задумал? Одну помусолил, за Дашку принялся. Теперь Дашка побоку, за следующую взялся, да?

– Ты что несешь, дурик? Причем здесь Дашка?

– Притом! – рявкнул Дима. – Она же в тебя втрескалась! Как последняя кошка! Ну что, что ты бычишься, будто не понимаешь? Тимочка то, Тимочка это! Ах, какой он замечательный, какой загадочный!

– Кажется, я все-таки лишняя на этих милых семейных разборках, – произнесла Кристина, собираясь уйти.

– Подожди, Кристина! – шагнул от Димки Тимофей, но тот удержал его за плечо и с силой, не сообразной комплекции и состоянию, потащил под арку во внутренние дворы.

– Это ты подожди, дружбан! Поговорить надо.

Тимофей резким движением высвободился, но без злобы, которой вдруг воспылал Димка, а лишь подчеркивая свою независимость. Оглянувшись, он увидел, что Кристина остановилась и с тревогой смотрела на них.

– Ну? И что ты хочешь мне сканать?

– Ты с ней переспал?

– С кем?

– Только вот втулять мне не надо, ладно? – поморщился Дима. – У вас с Дашкой уже что-то было?

– Ты серьезно?

– Да, да! Серьезно!

– С чего ты взял, что у нас что-то могло быть?

– Так было или нет? Было? Я же ее знаю. У нее не только в голове ветер. Но и в другом месте. Если она чего-то хочет, в лепешку расшибется, а сделает по-своему. Где это у вас было? У нее? Нет, зачем… У тебя же квартирка есть. Ты же у нас богатенький Буратино. Только вот нахрена тебе моя Дашка? Тебе других баб мало, руль[24]24
  Руль (молод, сленг) – субъект мужского пола, не пропускающий ни одной женщины, бабник, донжуан.


[Закрыть] ты долбаный?

Тимофей легко взял его за лацканы пальто и прижал к стене.

– Хватит, Димон. Все, Мне ваши выступления уже поперек горла встали. Хватит. Концерт окончен.

– Тимофей, – позвала Кристина, подходя к ним.

– Все в порядке, Кристинка. Сейчас иду, погоди минутку, – кивнул он. – Только объясню этому молодому человеку, как он не прав.

– Ну что, что ты мне объяснишь? Что ты можешь мне объяснить? Как ты баб приманиваешь этой своей неотразимой таинственностью? Зорро, блин! Ты вот стоишь передо мной, а я тебя не знаю! Не знаю! Не знаю, чего от тебя ждать и что о тебе думать! Потому и не верю тебе, что бы ты сейчас ни сказал.

– Дело твое. Но по поводу Дашки ты ошибаешься. И обижаешься на нее зря. А вообще глупые вы, ребята. Придумываете себе что-то… Ну, Дашка понятно, она у нас особа творческая. У нее на роду написано слова разные произносить, чтобы народ не скучал. А ты? Ты же конкретный мужик. Любишь Дашку, ну и люби себе на здоровье. Я тебе не мешаю, можешь мне поверить. И больше не огорчай меня, Димон. Не надо.

– Да, я мужик, – зло сплюнув, произнес Дима. – И врежу тебе, как мужик!

– Давай, – Тимофей развел руки в стороны. – Если за здоровье не боишься.

От кафе по тротуару простучали каблучки. Напротив арки появилась Даша. Она замерла, обозревая всю сцену.

Тимофей на мгновение повернулся и тут же получил удар в скулу. Не сильный, но обидный в силу своей неожиданности. Всего пару движений Тимофею хватило на то, чтобы блокировать руку Димы за спиной и чуть сдавить грудь.