Текст книги "Раз в четыре года (СИ)"

Автор книги: Яфаров Дмитрий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

В футляре, посреди мелочи и банкнот, стояла колонка. Она едва справлялась с ролью оркестра, перенося звуки за десятки лет из прошлого в настоящее. Здесь же, в реальном времени, вступал солист, с каждой паузой увеличивая энергичность танца. Плотное пальто с потёртыми рукавами, размотавшийся шарф, брюки и немного помятая рубашка. Большая часть вещей могла быть постирана ещё вчера. Но музыканта не смущала ни толпа, ни ветер, ни что-либо ещё. Пауза, лёгкий подталкивающий кивок, продолжение под одобряющий звон монет. Он получал и деньги, и одобрение, и внимание. Те самые улыбки после добровольного освобождения карманов, увлечённые в одном настроении, подбадриваемые свежим порывом и хорошим расположением духа.

Люди стояли вокруг, зачарованные в общем движении и в одной мелодии. Аня подняла голову и всмотрелась в голые ветви каштана, узловатые и плетёные, раскачиваемые ветром. Её напряжение, их жизнь и планы, мысли замерли на одном месте. Игра света в ветвях, ореол фонаря и затянувшийся проигрыш – собрались все маленькие знаки, переполнившие изнутри девушку. В конце концов, их смогут понять единицы: сказанное не могло привлечь много внимания. Оправдания кончились.

– Ты женишься на мне? – тихо, но отчётливо произнесла девушка на пределе слышимости.

– Прости? – растерянным, ещё не понявшим голосом, спросил он, не успев сменить выражение лица.

Маска застыла на мгновение, но Анне показалось, что лицо напротив окаменело. Она ещё не понимала, насколько запомнится этот смущённый встревоженный взгляд.

– Сегодня вечером я могу и хочу одного. – сбивчиво, с большим трудом сдерживая себя, сказала девушка. – Это традиция, подаренная на один день женщинам. Мне важно, что мы вместе всё это время. И потому так волнует уверенность в завтрашнем дне. Ответь, возьмёшь ли ты меня в жёны?

14

Птах наклонился и потрогал продольные секции листьев подорожника. Растение, одно из многих, пробилось среди кусков асфальта и проложило себе дорогу к солнцу. Но этим утром и темнеющее мёртвое покрытие и живые жилы зелени припорошил недолговечный снег. Мокрый воздух вселял уверенность в долгой поздней осени. Мокрые улицы в большей части ещё покрывала земля, переходящая в грязь. Как аккуратно мужчина не старался догнать спутницу, коричневая масса и брызги сделали свое дело: капли грязи покрыли ноги.

А затем Птах вновь отвлёкся, проведя рукой по боку оболочки оставленного железного гиганта. Транспорт, оставленный на краю дороги и немного заваленный на бок, не пожалело время. В той жизни за ним спешили, в нем мчались по делам и возвращались домой. Коррозия со временем поразила массивное тело, и теперь краска облетала кусками на землю. Лепестки прежде яркого покрытия, выцветшие, с острыми краями, собрались на земле. Птах потрогал дверь машины, и та нехотя и противно отозвалась старым скрипом. Лепестки краски сорвались, осыпаясь вниз с брошенного остова.

– Аккуратней. – почти шепотом сказала Анна. – Если будем шуметь, сможем нарваться на неприятности. Звери или люди – напастей хватит. Да, обойдись без резких движений; скользить не советую. За этим нам и нужны костюмы с повышенной защитой. Под грязью может найтись острое, ржавое или токсичное барахло. Поскользнёшься и обнаружишь его, любой частью тела.

– Отличные перспективы. – с грустной иронией ответил Птах. – Мы убрали элементы электростанций, часть лабораторий и производств законсервировали на века. Я жил рядом с неизвестными хищниками и проносился среди обломков планет и космического мусора. Но умереть от забытых на дороге инструментов, общественного транспорта или велосипеда – это горькая ирония.

– Добро пожаловать! А чего ты ждал? Роботов и смерчи микроорганизмов, что восстанавливают планету? На какие деньги? Здесь нет порталов и космических станций, больше нет полезных ископаемых. Только остатки истории, порой превратившиеся в ловушки. Умереть от подобранного ножа, патрона или стрелы – ничуть не лучше. Местные обеспечены едой, которая не испортится множество поколений: спасибо генераторам и куче оставленной техники. Оружия достаточно, а значит охота для них забава, а не промысел. Эффектность важнее эффективности, наверное. Ну, и держи в уме, с нами местные не общаются, остаётся наблюдение. Оно не оплачивается и потому мало кто подсматривает за котиком в мешке. Сейчас угроза слишком близко для игнорирование. Всё, что подскажет число и состав группы, ценно. А торговый центр они посетят в первую очередь, если не запаслись заранее инструментами, экипировкой и провиантом.

– Но если мы не найдём следов в этом центре, поищем признаки мародёрства рядом, верно? – спросил собеседник. – Продолжим поиски по предполагаемому маршруту до кострища или оставим датчики вокруг дома в прибавку к мониторингу спутников?

– Датчики. – ответила на ходу девушка. – Они не варвары, а хитрые, озлобленные и по нашей мерке чокнутые охотники и собиратели. Хранители леса для аборигенов – чужаки, мешающие и опасные. Но сейчас идут не поиски еды, трофея или мести. Эти племена лезут по беспросветным туннелям, вонючим трубам и руинах. Не знаю, насколько сама верю, что все старания направлены на элементарную агрессию. Кто так изощряется, лишь бы самоутвердиться, убить и унизить жертву? В происходящем может быть смысл, ритуал, может жертвоприношение. Может сообщение, может ловушка...

– Возможно осмысленное и спланированное нападение, с целеустремленной жестокостью и с огромным недочётом. У тебя есть я! – наигранно выгнув спину, сказал молодой человек. – Серьёзно, даже если твари такие расчётливые убийцы, они же ещё не в курсе прилета второго человека. Это наше преимущество. Даже если мы говорим о рецидивистах, условия и силы изменились.

– Это меня и волнует. – негромко ответила девушка. – Как совпадение Солнца и Луны в отношении размеров и расстояний отсюда. Слишком странная синхронность: словно тебя ждали или ты спустил какой-то механизм. Что почти невероятно по всем мыслимым причинам.

Птах кивнул в ответ, пожав плечами, и остановился перед большим зданием. Отблески холодного солнца на полусфере не давали представления о происходящем внутри. Прочное покрытие местами сохранило намёки на зеркальную поверхность. Вероятно, в нескольких местах грязь смыли осадки. Но внутри, скорее всего, царила полутьма, холод и влажность, если внешние и внутренние коммуникации уже прохудились. Любой запуск генераторов мог занять время и вызвать возгорание, перерастающее в пожар, да и привлёк бы изрядное внимание.

Поэтому две одинокие фигуры стояли перед густым мраком мёртвых остовов, в защите и тепле костюмов, вооруженные и подготовленные, но одинокие среди потертых зданий и застрявшей под снегом зелени. Мужчина осмотрелся и подумал, что системы отслеживания не перестанут за ними следить, и они останутся частью информационной сети даже внутри. Но это не помогло раньше убитой, может не спасти и их. Система не способна обезопасить полностью от приступа паники, неверного решения или летящей в спину пули. Сеть призвана помочь, снизить вероятность, но не исключить риск – иначе нет места свободе воли. Птах выдохнул и ещё раз проверил настройки костюма и сети.

– Выглядишь растерянным. – окликнула девушка спутника. – С тобой всё в порядке?

– Да, наверно. – ответил мужчина. – Не каждый день представляется такая вылазка. До сумерек осталось три часа. Мы не успеем осмотреть всё здание вместе.

– Ты прав. – девушка построила проекцию перед ними, выделив цветом два маршрута. – Тогда обследуем поодиночке основные витрины. Спутники не фиксировали приближение крупных млекопитающих за последние сутки, с виду всё кажется безопасным. Нас интересует склад стратегических запасов, оружие, спецкостюмы и инструменты. Если что-то случится или бросится в глаза – сразу зовём второго человека. Согласен?

– А есть выбор? – усмехнулся мужчина.

Анна шла по просторному коридору. Костюм тускло освещал несколько метров вокруг в режиме поиска, сканировал помещение и собирал данные. В отсутствии новой информации, девушка следила за отблесками на колоннах и на стеклах витрин, за искрами на полу. Его поверхность покрывала пыль, чей тонкий слой нарушали только свежие следы позади. Следы оставались напоминанием безрезультатности поисков, но сдаваться преждевременно Анна не собиралась.

На проложенном маршруте, построенной ломаной линии от её дома до найденного кострища, не нашлось иных интересных точек. Анализ и сбор данных нашёл ещё три точки и увеличение численности группы за последнюю неделю. Аня помнила, как оцепенело её лицо, когда перед глазами система вывела высокую вероятность нападения. Одна новость хуже другой: требовалась информация, подготовка и спешка.

Сеть также посчитала, что здесь эффективнее всего искать признаки пребывания местных жителей. Но в то же время место хранения всех возможных товаров могло оказаться на пути случайно. Может, так их провели туннели, дороги и канализации. Может сложились погодные и случайные факторы. Спускаться в поисках ответов вниз или тратить больше времени вне защищённых стен – идеи хуже некуда. Сети подсказывали, что потенциал иных точек поиска слишком низкий. И если ближайшая пара часов не принесёт результат, двум неудавшимся следопытам придётся защищаться. Возможно, только от собственных мнимых страхов. Спрятаться за стенами дома, устанавливать системы слежения и закрывать внешние устройства здания, превращая оное в бункер. А это уже совсем другая позиция, давившая на прежнюю уверенность, но потворствующая слабостям.

Анна подёрнула плечами, костюм мгновенно отозвался. Девушке хотелось поддаться подавленному желанию спрятаться, понадеяться на системы и стены. Но это влечение обманывало, не казалось цельным. Она представляла себе ожидание, бессилие взаперти, ограниченность четырьмя стенами. От такого отчаяние накатывало волной. Если местные придут, она будет слышать их крики, шум и треск, в сопровождении которых её сад и знакомые деревья могут ломать с бессмысленной злостью. Стены измажут и отобьют снаружи, она и это будет слышать, сидя внутри и рассчитывая только на прочность стен и слаженность защитных механизмов: от закреплённых панелей до запуска мощного разряда по внешнему корпусу. Да, одного лесничего одни стены от расправы не спасли. Печальные мысли вели к плачевным выводам: по завершению обороны приходилось рассчитывать только на трупы от разряда или противное выслеживание. Все варианты развития событий представлялись проблемными, но смерти казались хуже прочих.

Взгляд девушки, до этого скользивший по сумеречным границам освещаемого пространства, вдруг отвлекся на движение. В одном из павильонов, содержащим сувениры и подарочные изделия, сработал датчик движения. Какой-то объект оказался подключён к блоку аккумуляторов или иному источнику питания, рассчитанному на продолжительную автономность или возобновляемость. Оказавшись ближе, Аня еще издалека узнала декоративный миниатюрный театр. Те, что видела девушка в парках, тоже производились в уменьшенном масштабе, но обладали более реалистичными проекциями, дополняющими реальную сцену своим миром систем искусственного интеллекта. Тут отпечаток времени поступил настолько явно, что девушка встряхнула голову, отгоняя ощущение сказочной дымки перед глазами.

Небольшая сцена представляла собой бальный зал, наполненный волнами играющего света. В расходящихся теплых кругах органично вальсировала одна пара. Аня не понимала, осознанно или по поломке отсутствует звук, но натуральности движений эта деталь не вредила. Танец переносил в мир лилипутов, а не в парк её детства. Движения создавали иллюзию, а не дополняли реальность. Казалось, что модели оступаются, дышат и обмениваются словами, словно живые, только еле слышно. Две фигурки вальсировали среди огромной чужой пустоты, словно идущий среди застывшей толпы человек. Хотелось перенестись к ним, мягкому свету, чувству окружённости другими людьми вокруг сцены. Анна нахмурилась и отошла на шаг, на что тут же отреагировала проекция, увеличиваясь в размерах. Мысль о присутствии иных зрителей становилась всё реальнее, навязываясь и пугая, оживляя постановку. Вальс разрастался, увлекая всё новыми кругами, дополненными переливами далёкой музыки.

Лицо Анны расслабилось, застыло в тусклом свете, одинокое в темноте. Спустя добрый десяток секунд ледяное чувство дрожью спустилось по спине девушки. Через мгновение та бросилась бежать на звуки, наполняя своды эхом от глухих ударов обуви, оставляя позади в темноте танцующие силуэты на подсвеченной бледным теплым светом сцене. Каждое вращение пары могло с легкость стать последним.

Птах сидел на полу, опираясь на правое колено. Пальцы обеих рук проворно подхватывали клочки жестокого пластика, раскиданные по полу. В тот момент, когда Анна подбежала к нему, он остановил её жестом и добавил еще пару клочков к пазлу. Прямоугольник размером десять на пятнадцать сантиметров сам собрался воедино, оставляя едва заметные швы на местах соединений.

С улыбкой мужчина поднялся и повернулся на пятках к девушке. Вскинул руку, заставил карточку исчезнуть и появиться в ладони, плавно раскачивая кисть. Дождавшись, пока выражение обеспокоенности сошло с лица спутницы, протянул прямоугольник ей.

– В космос. – прочел он единственную надпись. – Манипуляция. Всего лишь. Маленькая часть большого представления.

– О чём ты?

– Ну, мой трюк и вещи помрачнее оставим напоследок. – произнес мужчина, подойдя ближе. – По всей видимости, эта карточка – часть компании по агитации всех слоев населения к миграции. К массовому исходу, культурному бегству с планеты. Плотность и восстановление, один посыл в лаконичных и приятных буквах, оттиск на гладкой и притягательной поверхности. Словно кто-то закладывает идею в голову через кончики пальцев. Не услышал призыв, так смотри и бери в руки. Раньше, верно, карточки и пахли как-то особенно. Идею привносили и давали вдохнуть полной грудью.

Птах усмехнулся, собрав морщинки по уголками рта, и покачал головой. Слегка ссутуленные плечи, сомкнутые руки и аккуратные движения наполнили обстановку тревожностью и грустью.

– Но откуда здесь такое количество обрывков? – спросила Анна, осматривая пол, усеянный дорожками из клочков знакомого цвета. – Запах ещё, странный, похожий на что-то сгоревшее, но не совсем то. Откуда он?

– Это правильный вопрос. – совсем бесцветно произнес Птах. – Посмотри за тумбой.

– Боже мой! – выдохнула Анна, зажав ладонью рот через пару шагов и секунд.

Колени девушки подогнулись, тело сжалось, ноги ослабели на мгновение. Костюм тут же принял нагрузку, а к нервной подключилась внешняя система. Взяв себя в руки, девушка взглядом обратилась к молодому человеку. Сеть поддерживала её, но хотелось рассчитывать и на участие спутника, который только освободился от оцепенения.

– Ты же не думаешь, что это я? – сказал Птах, обходя тело. – Да, высохший труп обгорел, но тканей осталось немного. Обрывки вокруг целы, но я бы не на это обратил внимание. Со смерти этого человека прошло много лет, а сожгли труп недавно, расположив так намеренно. Местные жители недавно соорудили постановку, которая включилась при приближении.

– Музыка и свет могут привлечь их сюда. – девушка остановилась, увидев покачивания головы собеседника.

– Да, но предлагаю не думать об этом. – согласился мужчина. – Посмотри на ситуацию с точки зрения представления. Как бы это не звучало.

– Во-первых, у нас есть труп. – Анна наклонилась над останками. – Если воссоздать картину, то ясно – смерть наступила давно. В сухом воздухе чистого помещения труп оставался целым достаточно долго. А потом его сожгли – это ясно. Возможно, он сам пришёл сюда и вокруг остались приготовленные им вещи: музыка, рекламные брошюры, раскиданная одежда, расставлены статуэтки и картины, покрытые пылью. Он что-то пытался сказать после своей смерти.

– А к его сообщению добавили некоторый смысл. И мы увидели всю тщетность усилий. – поддержал Птах. – Бесчувственность судьбы и ничтожность человека в безысходности. Вместо сердца у него – пламенный мотор. Посмотри сама, эта деталь уцелела, в отличии от тканей. Нам это показали, сожжением лишнего и человечного.

– Значит с этим рудиментарным последствием лечения, он не мог улететь. – догадалась девушка. – Нас подвели за ручку к факту.

– Да. – согласился Птах. – Прибавить вещи, одежду и украшения вокруг, автоматы со светом и музыкой. Думаю, что в рамках были напечатанные фотографии. Обгоревшие остатки и осколки стекла разбросаны, хрустящие под ногами. Думаю, ими его подожгли.

– А он ждал здесь возвращения тех, кто бросил его. – сказала Анна.

– Семью или любимого человека. – отозвался Птах. – Возможно, но не так важно для истории. Вокруг остались украшения, картины и скульптуры. Всё красивое, что нашлось. Маленькая грустная сказка.

– Которую нам рассказали и к которой привели. Скорее всего, мы выбранные цели. – закончила девушка, ещё раз осмотрев тёмное тело, покрытые сажей кости. – В таком случае, новые поиски ничего не дадут. Нужно быстрее возвращаться – мой дом, как и остальные хижины хранителей лесов, теперь защищены. Нужно время, чтобы стены с системой в целом перестроились, но если поторопимся, будем в безопасности уже к завтрашней ночи.

– Тогда поспешим с подготовкой в ожидании гостей. – согласился Птах. – Не знаю, как ты, но для меня будущее – сплошная интрига. Трактовок увиденного найдётся множество. Потому не вижу смысла гадать. Честно, не ожидал таких загадок, словно попал за пределы привычного и оказался в темноте – всё будто не то, чем кажется. Никак не отделаться от непривычного чувства.

Шредер издавал мерный гул, различающийся только от количества поглощаемых бумаг и плотности самих листов. Аня уже научилась не приводить аппарат к застреванию и не доходить до необходимости чистки руками. Страницы отсчитывались машинально, гул оставался равномерным, наряду с подавляемым раздражением. Очередной рабочий документ подлежал конфиденциальному уничтожению. Проект закрылся, за выполненную часть заплатили, документы с выведенным оформлением остались не у дел. Но послевкусие уничтожения и ненужности собственных часов работы только нарастало в жёлтом освещении вечернего офиса. Привкусом бумажной пыли на языке и сухой кожей рук.

Рубашка, успевшая осесть на теле и пропитаться часами прошедшего дня, неприятно обволакивала. Медленное веретено дел казалось бескрайним и бессмысленным, отчего так и тянуло в соседний киоск за никотином, кофеином и отсутствием мыслей. Но сейчас под ногами ещё лежал не мощённый плиткой тротуар, а тёмный ковролин. Не оставалось особенных мыслей, сил или эмоций – жизнь прокатывалась в неизвестном направлении.

Анна протёрла глаза, не понимая и не желая принимать происходящее. Ради чего стоило переживать бюрократизм, что из числа проделанных действий имело смысл, в собственной или в сторонней оценке себя сомневаться – сплошь загадки сфинкса. Будни могли оттенять вылазки на природу, встречи с друзьями, походы на премьеры и концерты. Но накопленная усталость лишь сменялась приятной, в ожидании маленьких чудес. Глаза постоянно жмурились, кожа обветрилась, шею не удавалось расслабить.

Девушка уже наливала в чашку воду и возвращалась к ноутбуку, когда череда предвкушений маленьких удовольствий заслонила действительность до спасительного конца рабочего дня. Отсчёт минут шёл под фоновые мечты о тёплом душе, тёплой кровати и сне без сновидений. Они перемешивались с ужином, подготовкой вещей и зарядкой часов. Выбранные, поддерживающие, приятные, удобные и знакомые мелочи собирались в коллекцию ежедневных маленьких удовольствий, в поисках новой музыки на радио, сёрфинге в перерывах среди новостей и развлечений. Девушка верила, что нечто серьёзное из занятий в свободное время сможет вытащить её из рутины будней ради зарплаты. И искала что-то среди занятий, ремесла, подработок и самообучения. Мир расширялся после выключения рабочего ноутбука, преображаясь в красочную пёструю ленту из возможностей и искушений. Немного заслоняя печали.

Уже в метро, покачиваясь в тоннеле по пути к пустой квартире, Аня отказалась от мысли о полноценном ужине. Готовить для себя в эти недели решительно не получалось. Депрессия, подобравшись и вцепив сильные пальцы в область груди, началась много раньше и не спешила прекращаться. Вне обязательств работы хотелось свернуться и спрятаться, даже от мыслей.

Одиночество волнами накатывало, унося каждый раз за собой силы, желания и энергию. Краски мира подменялись серыми невзрачными днями, вокруг между миром и восприятием нарастала сотканная из ваты стена, заглушая звуки, сковывая осязание и замедляя реакцию. Встречи с подругами, кино и музыка, приятные неожиданности, вроде успешного окончания очередного этапа работ, – все события жизни проносились по касательной. Как серые стены за стеклом вагона метро. Слишком ненадолго ситуация выправлялась, чтобы потом снова свестись в серость, выбираться из которой приходилось медленно, шаг за шагом и день за днём.

Рецепты от всех недугов, что помогали раньше, не справлялись, изредка и вовсе ломаясь. И сейчас, пролистывая фотографии, девушка чувствовала приходящий в негодность инструмент, затупившийся и не подлежащие новой заточке. Фото совместного отдыха, прогулок и событий, с друзьями и знакомыми, с родными и коллегами, все они заставляли переживать заново приятные мгновения. Но теперь казались отдалёнными, словно взятыми из другой жизни, оторванными от реальности и настоящих событий. В текущем времени и пространстве вагонов, раскачиваемых на очередном перегоне, по-настоящему согревал только картонный стаканчик кофе. Больше ничего не помогало, сколько девушка не убеждала себя в обратном.

Дома картонный стаканчик сменила глиняная кружка. Аня нажала на ручку пресса чайника, прерывая хаотичный танец крупных зелёных листьев, внутри которых кружились ароматные лепестки и листья трав. Сам запах уже прорвался наружу и охватил кухню, подымаясь вместе с паром. Уже перелитый в чашку, чай Анна перенесла на тумбочку и утонула в кресле, закутав большую часть тела в тёмный плед. Жёлтые лучи светильника, уютный сумрак комнаты в тёплом укрытии при открытом для свежей прохлады окне, выключенные компьютеры и экраны, забытые вдалеке гаджеты в волнах неиспользуемой беспроводной сети – мысли замедлили собственный бег вслед за временем. Обездвиженные тревоги осели в голове, отпуская сознание под размеренный ход настенных часов. Даже лицевые мышцы полностью расслабились, стараясь снять напряжение. Но внутри, при строгой ревизии, оставалось нечто холодное и беспокойное.

Вокруг ощущения одиночества кружилась сомненмя. И чувство неуверенности в завтрашнем дне не обещало пройти с возвращением второго человека в квартиру. Даже невозможное не спешило на помощь. Аня чувствовала, как одну из основных опор внутри выбило из привычного фундамента. Вся конструкция самооценки, планов и ценностей неприятно пошатывалась, застряв в подвешенном непривычном состоянии. Словно на открытом балконе резкий порыв ветра покачнул тебя, поставив под глупый вопрос всю уверенность перед боязнью высоты. Взгляд прошёл по комнате, зацепив пустую чашку и продолжив смотреть сквозь неё. Девушка сильнее закуталась в плед и ушла в собственные мысли.

Оказавшись в тепле, Аня задумалась, насколько отношения похожи на чашу. Со временем и после обработки она может принять законченный вид. Некоторые чашки только от использования сохраняются и преображаются. Другие украшает не старина, но желание и дополнительная отделка. Иногда годами ничего и добавлять не нужно, а зачастую от ежедневных дел с тем же временем истлевает вся красота. Порой одно усилие может разбить на осколки посуду. Но и скалывая кусок за куском, прибавляя скол за сколом и множа царапины, уже нельзя с уверенностью сказать, что уцелело. Разная судьба посуды зависит от рук, глаз и собственных желаний. Оставался вопрос, стоило ли сожалеть в таком случае?

Мысли в метафоре не столкнули накопившиеся переживания. Отложив проблемы в сторону, как они есть, девушка с неохотой поднялась и потёрла спину. Пустые размышления и прогоны ситуаций она считала слабостью, этаким внутренним поощрением собственных ошибок. Потому что снаружи уходило время, усугубляя ситуацию.

Прошёл ещё час. Закрытые уставшие глаза, тепло и свежий воздух не приносили снов. Затянулись недосказанные проблемы, накопилось достаточно вопросов и сошлись неприятные обстоятельства. Все составляющие чудесного послевкусия напитков обернулись бессонницей, а эта бестия всегда усугубляла собственную компанию разбитым состоянием и упадком сил. Оставив провальные попытки пролистать новости или найти что-то интересное для просмотра и выведения из состояния подавленности, Аня закрыла глаза и посмотрела в потолок, снова подняв отяжелевшие веки только спустя двадцать минут. Никакой надежды заснуть и никакой значительной разницы в степени пустоты и темноты она не обнаружила. Мрак множил себя, повторяясь снова и снова.

15

Капля за каплей, стук дождя по стеклу смешивался с журчанием тонкой струи, бегущей из крана где-то в ванной. Снегопад переходил в дождь и обратно уже в который раз. Анна старалась отстраниться от окружающего мельтешения, шума воды, игры света фар и гула проезжающих машин. Голова ещё кружилась, но мысли подступали всё более отчётливыми мазками. Ей не хотелось в них плутать, но сомнения и переживания не отпускали, вставая стенами лабиринта вокруг. Стены стали прочнее, мир наполнился ватой и отдалился. Когда же перед глазами оставался сумрак, неприятные ощущения сглаживались.

Сначала оставался шанс не увязнуть в темноте. Анна следовала инструкции разума на случай критических неудач. Такие стоит вешать на цветных гвоздиках почаще, а не надеяться на сверхпрочные стекла в небоскребах. В любом случае, первые шаги случились: перевелась в другой отдел, съехала в другую квартиру и перебрала старые привычки. Но убежать от мыслей пока не могла. И теперь чувствовала отчаяние и боль, что становились всё сильнее в тесноте и одиночестве. Сильнее сна и алкоголя, сильнее разумных мыслей, перекручивая страхи в приступы паники. Внутренний надлом обещал перейти в затяжной срыв, ранр или поздно – вопрос времени. Поэтому так судорожно девушка старалась зацепиться за дельную мысль, чтобы раскрутить её и найти выход.

Она могла пережить серьезные изменения в планах на совместное будущее. Её не пугало собственное одиночество. Тяжесть на душе и тучи над головой неделями промозглой ранней весны казались бессильными до определенного дня. Она держалась изо дня в день, просыпаясь и засыпая в маленьких заботах и радостях. А потом умер её отец, окончательно отделив жизнь с теплыми надеждами от холодного мокрого снега в сумраке. Никаких жизненных уловок не стало, ничто больше не срабатывало. Он ушёл, оставив между Аней и окружающим миром вязкую стену, вернув ощущение ватного скафандра. Ещё постарались сломанное восприятие, память и мысли. Последние черным роем преследовали, не отпускали и заставляли постоянно умываться и жмуриться до пятен в темноте.

Звонок матери почти не запомнился, стёрся полёт и дорога до больницы. Зато очень живо проступали обшарпанные больничные стены и потолок с трещинами, запах лекарств и беспомощных людей. Доживающих, уходящих в считанные дни или цепляющихся за каждую секунду. Странных, одиноких или оплакиваемых, сжёгших себя или потерявших сознание из-за боли и времени.

Отец, еще сильный и крепкий в её памяти, сгорал в нечленораздельных криках, смотря загнанными, пугающие и невидящими глазами в пустоту. Несколько дней он рвался сбежать и не мог; некуда было бежать, никуда не скрыться от тяжелого прерывистого дыхания и слёз, переменявших крики боли. Попытки встать оставались мучительными и бессмысленными, как и глаза, смотрящие в пустоту. Неизвестность и потерянность в мучительном ожидании не оставляли идей: чего ждать, что будет после, как невыносимо проживать время. Один раз отец узнал Анну и улыбнулся. В тот день она плакала так долго, что казалось бесконечным ощущение боли. С того момента мысли окончательно потеряли ясность, ответы и надежду.

Мокрое солёное лицо девушка серьёзно обморозила на кладбище. Там и тогда опомнилась зима и ударил сильнейший мороз, ещё не отпустивший землю, ледяные куски которой откалывали, а не откапывали. Свои слезы тогда девушка не запомнила. О их реальности сейчас напоминала только пораженная кожа, ставшая чешуёй. В гробу опускали навсегда под землю совсем чужого человека, вовсе не её отца. Но слёзы текли и девушка замерзала, пока её мать не могла говорить и самостоятельно стоять. Всё напоминало, гнало и заставляло малодушно бежать, растягивая в вечность время до отъезда. Самое плохое случилось, перекрыло собой прежние тревоги и гнало прочь: прятаться, двигаться и забываться.

Возвращение в пустую квартиру и одиночество не принесли облегчения. Ничего не изменилось для тела, внутри которого сжималось сознание. Внутри душа ныла, словно обмотанная проволокой часть тела, пульсировала и не желала успокаивать. Кожа потрескалась, температура опускалась и поднималась, глаза болели, словно обсыпанные пылью. Время не спешило приносить облегчение, а мысли накидывались, в каждую свободную минуту.

Желание бежать росло и переходило в необходимость убраться подальше от всего знакомого, от всех опасных, режущих по живому ассоциативных связей. Если изменения превращались в сель, оставалось извлечь себя из под завалов и побыстрей. А это могли позволить только новые перемены. Масштабные и бескомпромиссные, грандиозные и безрассудные.

16

Аня тёрла лицо, нервно отряхиваясь. Со стороны итог переживаний выражался в трещинках на раздражённой коже. Девушка сидела с чашкой кофе, с красными глазами и недоеденным круассаном. Кусочки слоёного теста легко путались с оторвавшейся кожей. Аня не могла перестать волноваться, краснея от стыда, потому что чувствовала себя змейкой с чешуёй, которая отваливается и причиняет боль и дискомфорт. Она нервничала, отчего не помогал крем, что заставляло ещё сильнее переживать. Сухость и раздражение оставались навязчивыми спутниками в замкнувшемся мирке.

Проблемы Аня привыкла решать по мере поступления. Только резкие изменения, обычно всегда неприятные, заставляли девушку дёргаться и спешить. Переполненная папка входящих дел сейчас не позволяла исправить всё, оставаясь в одиночестве. Девушка всегда спорила с близкими об ущербе отсутствия безумных и масштабных целей, ценности мечты в сравнении с целью. Но поставленных перед собой задач стало гораздо меньше, а желания радикальных и страшных перемен полонили голову. Стараясь как можно скорее успокоиться, девушка на непослушных ногах заспешила проскользнуть мимо столиков. Толкнула посетительницу бедром, смутилась и извинилась. Уже слыша каждый удар сердца отчётливо и оглушительно, она почувствовала, как руки загребают холодную воду. Минимум выжившей косметики уже ни на что не влиял, дверь притворилась доводчиком и дыхание успокоилось. Крепко вцепившись в раковину обеими руками, девушка зацикливала себя на мысли, словно заставляя тело и разум бежать по кругу, шаг за шагом и мысль за мыслью.