Текст книги "Раз в четыре года (СИ)"

Автор книги: Яфаров Дмитрий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Но Анна привыкла, порой забывая о числе на календаре, вплоть до последней пары цифр. Исследования и полевые поиски так прижились, настолько слились с ежедневной рутиной, что необходимость переменить порядок вещей казалась дикой и даже невозможной. Когда работа доставляет удовольствие – это увлечение. Когда каждое утро дела помогают двигаться вперёд – это любимое занятие в жизни. А если что-то нарушает привычный ритм, не спрашивает и лезет в личное время – оно расценивается как наглое посягательство.

Мало кому понравится грубое вмешательство в привычно личное. А сейчас как раз происходило что-то выходящее за рамки, способное прервать устроенную пёструю ленту дней. Тоже неизвестное, возможно новое, но точно ненужное. Её зона комфорта осталась на опушке, замерев до возвращения хозяйки в спящем режиме.

Слева вдали извивалось русло реки, мелькнула зеркальная гладь озера, обрамлённая листвой, и вновь нахлынула хвоя. До ближайших следов оставленных городов и поселений местных на их границах оставалось ещё более двух часов полёта. До цели – менее часа. Проекция вывела эти данные, но Анна не обращала внимания ни на карту, ни на окружающий лес, залитый ровным прохладным светом. День перевалил за половину, а ветер пригнал облака. Именно в них впервые за пролетевшие часы задержался взгляд.

Тёмная нить иглой подымалась в небо, исчезая в затянутой пеленой высоте. Стекло подстроилось под фокус глаз, но даже с ним зрение оставалось бессильно. С такого расстояния детали прослеживались не так чётко, но терпения девушке хватало. Она ещё по форме обрамляющего острова зелёной травы поняла, что поляна создана и поддерживается искусственно. Кто и как охраняет космический лифт, Анна точно не знала. Но образцовый порядок наводил на определённые мысли. А размеры – на природу перевозок. Обыкновенно около грузовых платформ устанавливали несколько орудий, камеры и машины патрулирования. Всё с минимальными затратами энергии ради сохранности покрытых пылью и грязью башен.

Шанс проверить и посмотреть на встречу механических хозяев не представился. Протокол задания не включал снятие наземной охраны с объекта, даже временное. Вертолёт подлетел ближе и приготовился к приземлению на круг в районе шестого этажа, включающий вертолётную площадку на выступе крыши и первый выход из лифта. Шахта лифта составляла большую часть внутренностей, скрытых от непогоды и глаз. Продолжение, уходившее выше, на вид включало одну функциональную часть, способную только на подъём и спуск. Строения, в которых ранее копошились встречающие люди и машины, громоздились прилетевшие грузы и пассажиры, уходили вниз и глубоко под землю.

Несмотря на однозначное прибытие извне, сулящее незнакомого гостя и малоприятные вопросы, девушка ещё раз обрадовалась автоматизму систем. Аня улыбнулась и выдохнула, стряхнув с себя напряжение. Последние минуты на сосредоточенном лице отчётливо читалась неприязнь, а может и настороженность. Сеть предупредила пилота о возможной необходимости ручной посадки, хоть и с малой долей вероятности неудобных потоков воздуха.

Прежде всего раз Анне приходилось приземляться в ручном режиме, вспоминая прошедшие тренировки. Тогда руки тряслись, ноги едва слушались, двигаясь судорожно, пока голова отчаянно соображала, что, к чему и зачем следовало выполнять. В тот самый момент Анна проклинала когнитивную науку: практические знания необходимо загружать в подсознание или тренировать в реальных условиях годами. Несколько тренировок на тренажёре не дополняются солидным знанием теории, не придают уверенности, но, справедливости ради, позволяют справиться с экстренной проблемой ценой значительного стресса. Как не помогала встроенная сеть, телом управляла она. А раз так, то и паника оставалась личной собственностью, если нет желания подсел на медикаментоз и регулировку организма костюмом. Оставшись целой, Анна посчитала прошедшее чудом, но панический ужас с лёгкостью вставал перед глазами при каждой новой возможности. Поэтому такое спокойствие приносил обычный автопилот, ограждающий девушку от ответственности: ни её сознание, ни встроенный в нервную систему интеллект, часть сети, даже не передавали данные для расчета посадки. Вся безопасность происходящего не требовала её участия – это уютное ощущение успокоило девушку, сбросив часть неприятной тяжести с души, впервые за день. Насколько она помнила, эта мысль стала первой приятной после пробуждения.

Мотор успел утихнуть до того момента, как Анна спустилась по ступеням. С вертолётной площадки она не спеша спускалась на чуть согнутых ногах, ещё выбирая направление. Сначала девушка прошла в сторону и поднялась ещё выше, на окружающую основное помещение смотровую площадку. Медленно отмерила движения к поручням, которые находились на грани комфортного уровня. Она не собиралась свешиваться наружу, прыгать на краю или спускаться вниз, но страх приблизиться на последние полметра, совершенно иррациональный, оказался сильнее. Он стал сильнее после недавнего пребывания на краю высотки. Навязчивое желание справиться с собой и посмотреть вниз не сильно помогало. Наконец, Аня сделала шаг и на мгновение опустила взгляд. Дыхание перехватило, глаза расширились, а ноги сами отшатнулись назад. Заблокировав вмешательство внешних систем, ввод и стимуляцию выработки успокоительных, она села в двух шагах от края и принялась рассматривать лес, глубоко дыша и отгоняя мысли. Грудь ритмично поднималась и отпускалась, взгляд метался всё медленнее, но сомкнутые пальцы на руках не спешили разжиматься, насколько мирной не представлялась картина перед глазами. Анна не помнила, когда ещё чувствовала так остро по ту сторону сна.

На той стороне, за границей смотровой площадки, мир полнился жизнью. Верхушки деревьев, покрытое солнцем море зелени, над которым спешат редкие облака. Тени пробегают за ними, но оставляют листву нетронутой. Птиц не видно и не различить движения животных в танце флоры. Один ветер волнами оставляет живые узоры на высоте, завывая рядом в то же время. Звонкое щебетание всё же перемешалось с шёпотом листьев и шумом прорывов, словно звуками о себе напоминали невидимые пернатые. Спрятанные звуки становились всё громче, доносились со всех сторон, оправляясь от прибытия шумной машины. Прошло с десяток минут, когда дыхание девушки уже совсем затерялось в них, совершенно успокоив свою обладательницу. Только тогда Анна поднялась на ноги и, спустя пару минут и несколько ступеней по пути вниз, приложила руку к сканеру.

Обе половинки двери разъехались беззвучно, исчезнув внутри стен бесследно и открыв перед девушкой верхний этаж. Помещение ещё покрывали тени и сковывала неподвижность, пока системы выводили доступные настройки перед Анной. Наконец, покрутив диммером на проекции, девушка выбрала яркость освещения и осмотрелась. Зал прилёта не представлял собой ничего особенного. Роботы, большие и микроскопические, обслуживали стены, пол и воздух. По неровным движениям пары механизмов девушка догадалась о давности записей последнего использования лифта. Ни пылинки в идеальном порядке и покое – минимум энергозатрат и машиночасов обслуживающей системы.

Основной летающий транспорт по информации сети должен приземляться выше на десять-пятнадцать тысяч метров. Два входа для встречающих, шахта лифта и эргономичная планировка присоединились к прочной нити Над закрытыми дверьми в центре зала висело табло-кольцо с медленно плывущей проекцией. Система охраны, дизайн и все разумные удобства располагали к спокойствию и надёжности. Но причин для негодования хватало: обратный отсчёт вывел на табло 08.27.11. Секунды убегали, минуты предстояло вытерпеть, но восемь часов казались вечностью. С одной стороны Анна понимала, что причин для задержки спуска с орбиты может быть масса: от внезапной солнечной активности до космического мусора или человеческого фактора. Сигнал не передать и вовремя не предупредить в большинстве осложнённых событий. С другой стороны, ожидание в зале прибытия и пребывание в неизвестности не вселяли особой радости.

Оставалось время на мысли, дыхание и доступные мелочи: сбор данных и опыты на собственной персоне. Выбирая между ними, девушка опустилась в подоспевшее синее кресло. Лицо почти расслабилось, отправляя в отпуск мышцы вслед за телом, когда поверхность подёрнула лёгкая рябь догадки: впервые перспектива встречи человека, такая удивительная, полностью сложилась у Анны в голове. Когда она в последний раз разговаривала с живым смотрителем? Два или три года назад? В любом случае, куда реже, чем видела сны. Примечательно, что она неприятно открывала себя в пользу назначенной встречи. Возможно, что нежелание больше отражало личностные изменения в глубине, нежели все регулярные измерения и тесты.

B

Его мать бралась за любую работу, измождённая донельзя. Лишь бы ей досталось хоть немного еды, лишь бы забыться в деле и получить ещё один шанс. В силу возраста стандартный паёк ей уже не давали, ограничивать минимальным. Разум, а следовательно и Община, не видели смысла в содержании стариков. Пожилые уходили прочь, доживать дни во внешних поселениях. Из них обыкновенно не возвращались, никого не навещать и не цеплялись за Общину. Но обычно никто из детей и не знал своих родителей. А мама нашла Кама, по деревяшке, которую тот носил, не снимая, сколько помнил себя. Это сейчас деревяшке стала символом, а тогда древесина на верёвке привела его к матери. Тогда деревянные дощечки он прятал, берёг и стыдился их одновременно, не совсем понимая смысл тайны. Но помнил, как убирала её мать, своими огрубевшими руками.

Кам помнил, что мама подходила украдкой, постоянно озираясь. Выискивая удобный случай, стараясь не скрываться и не попадать на глаза посторонним лишний раз. Иногда группы детей играли в общих комнатах или разговаривали после еды в большой столовой. Предоставленные сами себе, если воспитатель использовал время общественного препровождения для отдыха. Кам толком уже и не помнил, как мама подошла в первый раз. Случайно затерялось воспоминание в череде всех, связанных с матерью. Когда он сидел и старался пережить их все ещё раз, напрягая память до предела, до головной боли, что-то поднималось и переворачивалось внутри, но не всё. Переигранные и перезаписанные участки памяти всё равно исчезали, вопреки всем стараниями, оставляя за собой только самые важные и знаковые приметы. Руки, дыхание, звуки голоса и выражение глаз, заслонившее собой остальные детали детства. Детства, в котором не осталось приятных убежищ. Так отразилась внутри сына последняя встреча с мамой, врезаясь в пятилетний неглубокую память частями, прорываясь в самые первые и сокровенные мысли.

Он посмотрел на руки матери, аккуратно прикоснувшиеся к его руке. Женщина подсела, улучив удобный момент, как и в любой другой день. Казалось, что и сегодня они могли поговорить пару минут: Каму будет немного неудобно, оба будут стесняться, несмотря на обоюдное желание не забывать. Они поначалу так и смотрели друг на друга, но только вскоре в этот раз что-то пошло не так. С десяток секунд спустя вокруг ребёнка и родителя возникли дежурные. Женщина судорожно поднялась и отступила на шаг от сына, вытянув руки ладонями к трём окружившим её людям. Они быстро приблизились и схватили женщину, не успевшую возразить или толком собраться силы. Когда мать уже уводили, Кам не успел запомнить до конца даже лицо, хотя неосознанно захотел сфотографировать черты в памяти. Судорожная спешка и страх упустить последнюю возможность сыграли с ним злую шутку, не позволив собраться и успеть что-то запомнить. Но мальчик всё-же увидел испуганные глаза, страх в которых казался не животным, но иступлённым. Пережив многие страшные вещи, сейчас уже Кам понял, что это первый и последний взгляд глаз, переживающих за его судьбу, не тревожась о собственной, любящих и переживающих.

Фундамент одиночества и желаний разрушать заложила Община, пройдясь по живой психике острыми краями собственных правил. Кам утверждался в прошлых обидах, оставляя комплексный военный заряд среди людей, в тех же коридорах. Кам не сомневался и почти не допускал посторонних мыслей. Только сейчас, при самом запуске, он посмотрел на правую руку и крепко задумался, насколько сильно он отличается от остальных членов Общины. Стал ли он лучше и может ли обрекать кого-то на смерть и боль ради собственной мести.

Ответов мужчина не знал и не хотел знать. На его правой руке оставался браслет, то же клеймо раба, послушного насекомого во власти вони Разума. Снаружи и в части систем опознавания эта железка оставалась прежней, но внутри больше не оставалось средств наказания и отслеживания. Изменения внутри, казалось, не затронули сути. Внутри Кама не сохранились сомнения и сопереживания, вымерли вместе со стремлениями и надеждами. Вопреки или поэтому, но одним движением руки мужчина активировал заряд и заспешил к лифту, не оборачиваясь и прощаясь с родными стенами.

Проходя по коридорам, Кам глядел под ноги, опасаясь смотреть на людей вокруг. Они оставались покорными насекомыми, но и таковыми беглец раньше не пренебрегал без острой необходимости. Теперь же он оставлял на смерть множество людей, пускай и всюду виноватых. Они допустили насилие, из-за которого Разум превратил жизнь в единое сумасшествие и угнетение, не он. Но он в то же время оставался членом Общины. Его ведь впустил Разум по остаткам браслета. Исчезновению и появлению одного тщедушного человечка не придал значения: ничего не изменилось, хотя Кам чувствовал себя совсем иным, отдельным от общей массы. При всей исключительности и убивал чужаков он сам, пускай и не из корысти или мести.

Щитом выступала мысль, что пережитое ставит человека выше, если в руках есть причины, а за спиной обстоятельства. Оборона от вредных сожалений – цель и знание, что только один человек может стереть заразу с лица земли. До него ни руки людей сверху, ни остатки насекомых не доберутся – запасов оружия, подготовленного транспорта и определённых укрытий хватит на десятки лет спокойной жизни. Даже если по части из них библиотека браслета устарела. До жизни оставалось только добраться, поэтому Кам с облегчением почти выбежал, а вовсе не вышел из лифта. Вывалился из кабины, громко дыша и подавляя приметное желание дышать полной грудью. Беглец с удивлением обнаружил, что не дышал прежде, хотя подъём занял полминуты и проходил в полнейшем одиночестве. Пусть иррациональность здесь подвела, но именно склонность сомневаться заставила его уйти из Общины, спастись от судьбы шестипалого ничтожества, сделать первый шаг к бегству.

С мыслью о долгожданном избавлении Кам оказался снаружи, громко вдохнув воздух. Обнаружил, что облегчение не пришло так быстро, как представлялось раньше. Скорее голова кружилась и свет заставлял жмуриться. Ничего не изменилось вокруг, в прохладном воздухе также мерзко ощущалась повышенная влажность, грязь хлюпала под ногами и запах собственного немытого тела отдавал усталостью и противным ощущением приставшей одежды.

– Похоже, теперь нужно идти дальше. – сказал тихо Камбоджа, разбавляя на секунды шелест леса.

Спустя пару минут, отойдя от навсегда оставленного дома, мужчина осмотрелся, вспоминая дорогу к оставленному пауку. Ненависть, обретённая прежде, осталась внизу, вместе с решением всех проблем и сопутствующими сомнениями. Кам знал, что страх не позволит думать о возвращении, спасительном для Общины и Разума. На это рассчитывал, но пока всё равно не мог сделать даже шаг к лесу. Тело мужчины сгибалось в дугу, поддаваясь панической атаке. Руки обхватили голову, ноги согнулись, пока по всем частям тела проходили судороги. В такт с ними тревожные мысли парализовали сознание, оставив место стонам и скрежету зубов. В таком состоянии с минуту ещё удавалось ползти вперёд, измазывая тело в грязи. Но уже под кронами деревьев, занявшимися под сильными порывами холодного ветра, силы оставили мужчину и остановили. Полчаса грязь и кроны составляли унылую картину, бесследно проходившее созерцания перед невидящими глазами. Только через два часа, не помня себя и изнывая от головной боли, Кам добрался до паука и ввалился в беспамятстве в кабину. Для него побег почти закончился, но так никогда и не остался позади полностью.

5

Идея заниматься спортом считалась обоюдной. При этом Анна отчётливо помнила, как с мужеством приняла предложение. В тот момент девушка не предполагала, что придётся бегать так часто и так много. Круг за кругом, день за днём, неделя за неделей. Анна ни разу не видела график и не слышала о существовании оного, что ни капли не ущемляло сам факт интенсивности планируемых тренировок. Подробности выяснились в процессе, прописанные предательским мелким шрифтом между сказанных слов. В них не предусматривались компромиссные варианты йоги или пеших прогулок, потому что в них не нашлось места испытаниям. Остальное казалось незначительным, экзотические, опасным и несерьёзным, потому альтернативы не встречали понимания и энтузиазма.

Вдыхать тяжёлый городской воздух летом или прохладный под крышей зала зимой, двигаться на раскалённом асфальте или стучать ногами по дереву пола – девушка не видела разницы. Он легко бежал впереди, она старалась не отставать, полная желания провалиться при следующем движении. Никакая техника не привела к заметным улучшениям. Мука длилась от первого шага до момента перехода разума в режим экономии энергии. Дальше, в состоянии забытья, мозг уже не бился в поиске выхода. Окружающие предметы мелькали, смазываясь в картину из масляных красок. Бежала она, а время ползло и растягивалось улитой на склоне. Серые шорты и тёмная футболка с логотипом не мешали движениями, пока кроссовки принимали на себя часть мерных ударов. Один шаг за другим, усилие за усилием – бег вытаскивал девушку из зоны комфорта, пока движения теряли лёгкость и наливались усталостью.

В себя Анна приходила дома, чтобы почувствовать дикую усталость и боль в каждой мышце, верную спутницу на пару добрых дней. Зачем чувствовать себя разбитой? Чтобы не хотеть выбираться из душа. Ни фитнеса, ни спортивных игр – кроссовки, правильная форма, наушники в ушах и трекеры, словно браслеты невольника. Обязательный моцион, по расписанию с заданной периодичностью, в выкроенный вечер и по утрам в выходные. Перенести резинку с запястья на волосы, включить приложение на телефоне и запустить музыку. Процедура сопровождается необходимым питанием и витаминами, поддержанием формы и общим одобрение. Аня верила, что могла получать удовольствие от занятий спортом, если бы те не загонялись в столь жёсткие рамки.

Условия сложились, как и весь порядок дней. Но девушка не могла увидеть в них задачу до последнего времени. Слишком сюрреалистичной казалась картина совместного быта: они вместе живут, вместе работают, вместе проводят свободное время, спят и не спят вдвоём. Но всё меньше общаются, меньше меняются, меньше смеются и понимают друг друга. Субъективность стала ещё одной преградой на пути принятия решения, путая мысли и усложняя задачу. Взглянуть со стороны на ситуацию не находилось возможным. Понять, в каких бедах виноваты собственные ошибки, девушка могла с большим трудом. Но ещё с большим – признаться в источнике неурядиц и тревог.

Прошло больше получаса, когда Анна выключила постоянные уведомления. Сердце вошло в общий ритм, дыхание стало ровным: удар за ударом, вдох и выдох. Не осталось места рутине дней и поискам виновного. Вспышки памяти заняли остаток опустевшего пространства в голове. Перебирая архив моментов, девушка восстанавливала общие воспоминания. Первую встречу, цветы и дни. Разговоры и свидания, ссоры и рутинные мелочи. Вспоминала, как они притирались друг к другу. Как спустя некоторое время он попросил Анну переехать. Она ждала и с радостью согласилась. Он подал наводку на стартовую вакансию в той же компании. Она сменила работу, чтобы оказаться ближе. Он поддерживал и в мелочах, и в трудные минуты. Она улыбалась и одобряла смелые начинания. Он представлял смесь подвижности и рациональности, немного замкнутый и забывчивый. Она отвечала за позитивность и сопереживание, порой подталкивая вперёд людей вокруг. Аня не старалась, но комфорт возникал вокруг неё, если жизнь текла вперёд. Что не понимал до конца он, закрытый и сдержанный, чуть ниже ростом, с ёжиком тёмных жёстких волос...

Мысли оборвались чувством падения и резким ударом об пол. Красное от удара и сморщенное от боли, лицо девушки застыло на пару секунд. Всего несколько мгновений на размышление: наверно, она зацепилась ногой от усталости и не удержала равновесия. Несколько ссадин и один потенциальный синяк на щеке в общей сумме не набирались на причину сильного расстройства. Аня поднялась сама: второе дыхание почти исчерпало себя и потому уже и не сбилось. Мышцы и колени остались целы. Девушка подняла глаза и осмотрелась.

Люди бежали кругами в соём ритме, много внимания падение не привлекло. До ближайшего посетителя зала оставалась добрая двадцатка метров. Он не заметил падения: чуть впереди, музыка в ушах и привычный механический бег. Чувство смущения и надежды, что никто не застал неловкий момент постепенно замещала злость. Кулаки сами сжались, в то время как лицо девушки утратило какие-либо эмоции. Её проблемы оставались при ней и только при ней. Никто не собирался замечать.

Анна выдохнула и сделала несколько шагов, разминая ноги. Цвет лица выравнивался и возвращался, пока затихала боль от ушиба. В движении пришло осознание – действовать необходимо самой. Каким образом? Очень хороший вопрос.

6

Несмотря на продолжительность полёта, общение не заладилось. Виной тому был не только шум вертолёта, но и отрешённость спутника, и сильные отличия между пассажирами. Значительная часть звуков подавлялась, не проникая внутрь кабины, но пассажиры сидели без движения и смотрели в разные стороны, преимущественно молча. Словно воздух стеной разделил пространство на две части и не спешил впускать слова в монотонно гул.

Анна задремала во время ожидания и проснулась от прикосновения к плечу. Прибывший молодой человек стоял перед ней в стандартной тёмно-зелёной экипировке, с короткими взъерошенными волосами и извиняющимся взглядом. Скорее всего, чуть ниже девушки ростом. Разница в положении тел не располагала к точным замерам. Он представился, назвав свой идентификационный номер и программу на время пребывания. Краткую версию. Из услышанного Анна запомнила последние три цифры ID. Сейчас она понимала, что отошла ото сна уже в кабине. Потёрла глаза, ещё морщась от этой лишней роскоши. Вспышки памяти по яркости не уступали реальному восприятию, переключение давалось с напряжением и трудом, достаточно тяжело для неприятие перемен. Даже ради мелочей пришлось немного повозится. Она начала формировать его модель, но пока в собственной памяти выстраивался размытый образ и сухие характеристики из личных данных, что представила нейросеть в качестве скелета.

– Пятьсот третий, верно? – почти прокричала Анна.

Получилось немного наигранно, что особенно подчеркнули натянутая улыбка и повисшая пауза. Пальцы девушки забарабанили по ноге, пока не находились возможные дополнения и завязки разговора. Прервал паузу, но не тишину, мужчина, кивнул и не отрывая взгляда от происходящего по ту сторону кабины. Стекло редко откликалось на реакцию глаз: информацию пассажир не запрашивал, отдельные детали ландшафта не рассматривал.

Внешний вид пассажира представлял скучную почву: минимум бионики и минимум багажа. Он явно поддерживал тело в форме, но что-то в походке и поведении говорило – на твёрдой земле эти ноги стояли, много и давно одновременно. Что это могло значить? Орбитальные станции и работа головой, скорее всего узкой направленности и с высоким профессиональным цензом. Каста людей не склонная к спуску в зелень, к жалким букашкам и окаменелостям. Обычно всезнайки мейнстрима своего поколения, дети мегаполисов, привыкли смотреть на них сверху. Держатся в стороне от технарей прикладного толка, открывающих новые рубежи и способы покорения ближе к самому предмету. Но мужчина путешествовал до этого: мышцы, осанка и остатки мозолей на руках не оставляли сомнений.

– Знаешь, почему у любой мультяшки на руке всего три пальца в комплекте с большим? – Аня, нацепив дежурную улыбку, ждала взгляда с десяток секунд. – Из-за экономии времени. Все спешат и берегут время. Раньше большая часть анимационных фильмов рисовалась от руки. Один палец экономил минуту-другую, а это час жизни на пару движений персонажа. Мультфильмы слишком дорого стояли, чтобы допускать неэффективность. Сейчас такая рука – дань классическим правилам. Факт, не просто история. Наши корпорации отказались от логотипов и марок по тем же причинам. Их достаточно много для цивилизованной конкуренции, но достаточно мало, чтобы не тратить время на подпись каждого болтика. Теперь одни цвета и символы на чём-то глобальном.

Волны удивления едва проступили поверх безразличия. Мужчина чуть шире приоткрыл глаза, изучая девушку напротив. Чаще моргая, он не спешил раскрыть рта. Опустив брови и сомкнув губы, чуть заметно, он ожидал продолжения, без явного энтузиазма, но заинтересованный. Большего Аня и не ожидала.

– Поэтому нам так легко. – продолжила она. – смотришь на человека и не видишь различий каст и сословий. Максимум разногласий – различные любимые спортивные команды. И социальные группы, и сложное рабочее соперничество не дадут успокоиться бурлению культуры, творчества, самоопределение, самоутверждения. Но такие условия больше походят на игру. Не нужны настоящие враги, не нужны соревнования в век взаимодействия – стремление и мотивация эволюционировали, чтобы каждый человек жил открыто и счастливо. А мы всё равно ищем формальные поводы для собственной обособленности...

– Мы принадлежим к одной компании, к одной группе. – сказал мужчина, также громко, перекрикивая шум. – Я знаю. Мне необходимо проработать здесь не меньше пары месяцев. Готов к ним и не доставлю лишних проблем. Непривычно, конечно, но мне сейчас и не требуется шумная компания.

Анна ждала реакции посильней, но и прежнее молчание говорило о многом. А теперь череда фраз пришла к ней, чтобы сформировать портрет без открытых запросов в сети: он не пропускает её слов, выговор на общем языке не содержит акцента и удивляться мужчина ещё не привык. Значит глаза напротив видели не так много миров в живую, но встречали достаточно людей. Он не ограничен в общении, но специально сдерживает проявление эмоций. Не боится чего-то и не отстраняется, но открыто говорить не намерен. Что ж, оставалось только понять причину такого поведения. Что не представлялось особо выполним, судя по угрюмому выражению лица собеседника, словно составленному их углов, сомкнутых губ и выраженных скул.

– Тем более, мы обязаны легче понимать друг друга. – снова улыбнулась девушка. – Облегчим жизнь, общение и обращения. Друзья зовут меня Анной. Звали, пока я не стала смотрителем. Мы себя ещё называем хранителями лесов, так поэтичнее описывается жизнь в глухо лесу. Сейчас близкая возможность услышать вживую собственное имя представляется мне не часто. У тебя есть имя не для протокола?

– Птах. Только посох не при мне. – ответил пятьсот третий, переводя глаза на собеседницу

Фраза казалась домашней заготовкой, не живым продолжением. Скорее привычной, а не уместно без пояснений. Девушка не совсем поняла подтекст имени, а потому фраза повисла в воздухе. Скорость подбора слов вживую, отсутствие запросов с внешней части сети с обеих сторон и личное участие в построении портрета в разговоре, при доступе ко всей информации мира, говорили и о быстроте мышления, и о желании понравиться собеседнику, оставляя место для игры. Знакомство обрисовало некие общие правила этики. В то же время у девушки сложилось двойственное отношение к таким вещам, как заготовленные перед зеркалом движения и фразы. Они ограничивали, не помогали и не мешали. Аня потёрла рукой подбородок, взяв короткую паузу.

– Тогда каким ветром? – спросила она, по инерции поддерживая диалог. – Не пойми превратно, но если человеку нужен отпуск и компаньон для акклиматизации, здесь такой долго не протянет. Для отдыха есть курорты получше. На Земле напряжение снять не удастся. Можно пройти по траве под кронами и среди руин прошлого, забраться в горы или спуститься к рифам, но у тебя с собой такого снаряжения нет. Исследования мои пока не вызывали особого интереса – промежуточные результаты никто не просматривал в последние месяцы. Остаётся задать резонный вопрос: зачем ты здесь?

Девушка перебрала глазами детали одежды, вспоминая серый рюкзак, убранный ранее в багаж. Никаких личных и отличительных деталей, практичные потёртости и слегка резкие движения. Зацепиться взгляду и мыслям ни за что не удалось, мужчина говорил мало и, похоже, не собирался отклоняться от лаконично правды, несмотря на прямой вопрос. Морщинки покрыли сетью лоб девушки, дополнив пессимистичную ухмылку. По правде, услышанное далее Анной только усугубило ожидание ненужного опыта от нового знакомства.

– Наверху посчитали, что мне не помешает помощь. Время восстановиться, чистый воздух и открытые пространства. Поговорили, выбрали интересную планету для благотворной работы. И вот я здесь, чтобы помочь тебе. – сказал мужчина, разведя руками, и после паузы добавил. – Предлагались схожие варианты: перемена обстановки, смена деятельности и возможность посмотреть на привычную жизнь со стороны. Земля – притча во языцех, и если вариант с покинут домом подходил, мне показалось глупым не воспользоваться возможностью. Хочу узнать и почувствовать больше. Слушай, со стороны и из уст руководства звучало логично, поверь мне.

Договорив, мужчина вновь отвернулся, лицом к стеклу, глядя в пустоту. По всему его виду читалось, что разговор закончился, так и не сумев толком начаться. "Отлично" – подумала Анна, начиная злиться на навязанную обузу. Она подёрнула головой, вперив невидящий взгляд в небо перед глазами. С этой секунды пассажиры смотрели в разные стороны, что, впрочем, не помешал им снова увидеть друг друга через несколько минут. Отреагировав на смену положений и отсутствие движения внутри кабины, стекло потемнело, предлагая комфортный сумрак для отдыха. Аня увидела перед собой собственное лицо, сердитое до глупости, и искажённую отчуждённую позу Птаха. Девушка улыбнулась и подумала, что в этом человеке, в словах и движениях, легко различался дефект, но уцепиться за скол не удавалось. Недостаток не выделялся, сначала не казался важным, но удерживал все части пазла вместе. Словно шкатулка, скрывающая тайну, подлежащая изучению и разбору. Пока демоны не выбрались наружу, можно не торопиться. Но забывать о таком близком воплощение ларца Пандоры, плода игрушечных дел мастера, было бы весьма опрометчиво.