Текст книги "Раз в четыре года (СИ)"

Автор книги: Яфаров Дмитрий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Пойдем от хороших новостей к плохим. – сказала Анна, осматривая комнату. – Отключилось основное питание, мы наткнулись на непредвиденные проблемы после приостановки консервации. Предварительно, восстановление займёт около двенадцати часов. На это время от резервного генератора будут запущены только минимальные системы жизнеобеспечения и системы безопасности. Кроме защиты, доступны вода и тепло, локально. Из еды останутся только полуфабрикаты, но на наше счастье этот ужин успел приготовиться.

– Не хочется оставаться при этом в темноте. – кашляя, сказал Птах. – Может включим несколько ламп? Это не сильно разрядит костюмы или основные системы.

– Но уютней в клочке яркого света не станет, поверь мне. И тебе лучше меньше двигаться. – задумчиво сказала девушка, осматривая зал. – Это рекреационный зал, с соответствующим оборудованием, как твоё кресло, и декором. Как и всё убранство, оно немного опускает нас на землю. При этом всё необходимое должно быть. Дай мне пройтись и осмотреться. Посиди один пару минут?

Птах кивнул головой и проводил девушку глазами. Он смотрел, как она собирает что-то, обходя зал и открывая встроенные панели, и представлял, каково это – жить в чуть большем клочке света среди темноты леса. Затем занялся кашлем и убрал очередной платок от лица уже в то время, когда девушка расставляла на ближайшем столике белые цилиндры. Она явно догадывалась, что он не понимает происходящего, и улыбалась, обращаясь к мужчине.

– Это свечи. – пояснила Анна, поджигая один из концов цилиндра. – Светя другим, они сгорают. Очень просто, достаточно уютно и эффективно в качестве временной меры до окончания ремонта.

– Открытый огонь в замкнутом помещении. – скептично начал мужчина, но затем добавил. – Архаично, но уместнее ламп. Шарики света вокруг них растягиваются и дрожат, словно от волнения, стремясь вверх. Танцы теней от любого дуновения...

– А мне приятна из независимость и универсальность. – выпалила Аня, присаживаясь рядом. – Нашла их на картинках, а затем и в помещениях, больше в местах отдыха. Поняла, насколько уютно и тепло внутри от такой мелочи. Можно многое переоткрыть, если спуститься на землю, согласись?

– Я сбежал вниз. – нахмурившись сказал Птах и перевёл взгляд на окно. – Принялся переосмысливать собственные цели. Ничего не знаю толком. Раньше хотел самосохраниться, затеряться и успокоиться. Не получилось, но вышло даже лучше. В шагах по твёрдой, забитой прошлым земле, сам меняешься. Если дорога верная. У тебя нет такого?

Посмотрев на девушку, Птах с сожалением отметил некоторую расстроенность чувств на ее лице. Несколько секунд тянулась неудобная тишина. Второй раз за вечер он почувствовал себя неудобно, то ли недоговорив, то ли наговорив лишнего. Прескверное состояние давало о себе знать, тяжесть в висках от заложенности не оставляла. Разговор доносился будто издалека, да и в горле постоянно першило: слова давались с трудом.

– Пойми, я то сюда не сбегала. Это мой дом, где хочется найти себя, заниматься интересной работой среди такого загадочного мира, который спит, залечивает раны и видит сны. Происходящее для меня – досадная гадость, прогрессирующая болезнь, вошедшая в мой мирок под противный аккомпанемент. Что-то большее, чем значится в отчётах, но я не уверена в необходимости тяжелой артиллерии. Не хочу сидеть и ждать, пока бравые воины что-то вытопчут или разнесут. Ты, например, проникся магией планеты. А если корпорация закроет здесь деятельность и определит всех нелегальных поселенцев опасными варварами, живущими по соседству с массой оружия? Я потеряю свой дом, погибнет масса людей.

– А они – это мы. – отозвался Птах. – Кем бы не стали, это часть общества, которой требуется терапевт, а не хирург. Но может уже и слишком поздно, может опасность выше предполагаемой нами?

– Думаю, что шансы малы, но вокруг происходят странные вещи. – заключила Анна. – Я бы хотела разобраться в них, тем более, что нас двое. В спину дышит не одиночество, а уже знакомый человек. Отчёты вообще не заметили организованной внешней угрозы. Жалобу могут не принять всерьёз. Не очень логично в таких ситуациях доверять прогнозам сети, при таком противоречии. Немного осторожности, исправные костюмы и согласованность действий – неплохое сочетание факторов. Главное, тебе я верю.

Всполохи света свечей освещали часть комнаты, которая медленно погрузилась в тишину. Молодые люди молчали, не собираясь пока идти за совершенно остывшим ужином. Им хотелось оставаться в закрытом мирке, внутри тёплого света и защищённости. И в то же время, каждый ловил себя на мысли, что настоящее чудо – выходить в живущий по правилам природы мир. Идти по снегу, вдыхать свежий воздух и не бояться дремучих неизвестных соседей, их ненависти или кровавых привычек. Не бояться, доверяя технологии, человеку рядом и симбиозу с искусственной частью интеллекта. Передышка, после движения в напряжении между этими мыслями, казалась естественной и спасительной.

28

Анна еще привыкала к машине, рассчитывая на аккумулятор в этот морозный день и на навигатор в этой глуши. Второй час стал особенно тягостным, несмотря на сменившийся пейзаж. Петляя среди деревень, девушка всё чаще стала встречать мёртвые дома. Чаще всего на краю деревни стояли тёмные неровные домики, с обвалившейся крышей, битыми или заколоченными окнами. Порой пустые глазницы смотрели на девушку, порой на повороте её провожали обгоревшие останки очередного пустого строения. Бесхозные остовы коровников, панели и обвалы иных оставленных зданий, о назначении которых девушка могла только догадываться, добавляли шарма к разбитой дороге.

Анна спокойно обогнала автобус, который продолжал не спеша покачиваться в утренней белизне дороге, проходящей сквозь поле, покрытое нетронутым снегом. Съехав в рощицу, Аня забеспокоилась, пока не увидела забор и вывеску магазина. Разномастные здания, явно простоявшие не один десяток вокруг, оставляли двойственные ощущения давности лет и разрозненности. Девушка поставила машину и вышла осмотреться.

После тепла салона резко похолодало. Девушка быстро поймала в себе чувство неуверенности. Раскопала в бардачке затёртую за пару месяцев дежурную пачку открыла и извлекла сигарету, которая уже слегка обсыпалась. Спустя несколько минут, в том числе потраченные на бесплодные поиски урны, Анна шла за группой людей, преимущественно женщинами, которые вышли из автобуса и направились на работу. Они обошли двоих мужчин, и вскоре Анна заметила две разящие вещие. Она увидела, как придерживает молодого и несильно тянет за руку его спутник, возможно родственник. И поняла, что женщины даже не обернулись на происходящее, продолжая разговаривать и выпуская пар изо рта.

Выпустив последний клуб дыма в воздух, Анна выкинула мусор в урну возле проходной. Она была готова поспорить, что по слоям краски на ней и на заборе при удачном сколе можно посчитать все годы жизни заведения. Обшарпанные деревянные стулья, с протёртой местами обивкой, стояли около стола рядом с окошком. Кроме неё посетителей не не было, как не были закрыты двери, как не скрывал любопытства упитанный охранник с непривычным говором, списавший данные её паспорта. Стены вокруг были совсем не жёлтые, но всё же изрядно мерзкие и пугающие. Уточнив корпус, через десять минут девушка оказалась по ту сторону забора в пустом и холодном дворе.

Место, пережившее несколько десятилетий, застыло во времени. Если собрать его историю, например, за сорок последних зим, никто не смог бы расставить их фотографии по порядку. Кирпичные здания, окна из прочных ячеек и плотные двери. Внутри нужного корпуса плитка советского времени, служебный лифт того же периода и самобытные железные двери усугубили тяжелое ожидание в одиночестве. Лестница государственного учреждения с железными поручнями, стены нейтрального цвета и пыль на этаже. Среди объявлений, списков, перечней и правил висел график часов посещений. День был приёмный, но время начала пропуска посетителей указывалось на час позже, чем в интернете. Что несколько ухудшило ситуацию. Но и спустя полтора часа железную дверь никто не спешил открывать. Только после стука послышался лязг замков, а затем открылась массивная дверь, обитая деревом с той стороны.

Сидя на стуле за столом и ожидая медсестру с безразличным взглядом, которая увела двух помощников непонятного вида за собой, девушка сменила переживания. Никто не интересовался причиной визита, но картина вокруг становилась хуже с каждой минутой ожидания и рассмотрения. Молодые странные и вполне обычные люди склонялись по коридору. Забытые и малоподвижные старики шаркали ногами с потерянными лицами. Кто-то озирался и прятался, кто-то нагло разглядывал посетителя. Здесь явно были и оставленные родными, и сбежавшие переждать, и запиханные в пыльный и душный угол нездоровые личности. Где-то среди невнятного гомона и причитаний слышались постоянные стоны, кашель и тяжёлые вздохи. Вдалеке, прямо в коридоре, у окна лежал пожилой мужчина. Его безрезультатные попытки встать привлекли внимание девушки, но та так и не смогла рассмотреть, был ли он привязан к батарее или бортики кроватки как-то удерживали непослушное крупное тело.

За этим она даже не заметила пришедших и подскочила, когда рядом с ней довольно резко посадили Михаила. На нем висела плотная рубашка и штаны с оттянутыми коленками, дополнющие непривычный и чужой образ, в большей части состоявший из глупого, отрешённого и незнакомого взгляда. Во всём виде мужчины заключались разительные перемены, из-за которых девушка едва узнала бывшего начальника. Седые волосы прибавились в купе с горстью морщин, добавляя к потерянным мутный глазам ещё больше чудаковатости. Реакции на взгляд девушки не последовало ровно никакой, и после пары минут молчания та всё-таки отважилась начать разговор.

– Добрый день, Михаил. – произнесла она.

Девушка следила, как пробегают секунды, пока стеклянные глаза ищут что-то вокруг. Она положила руку на слегка дрожащую мужскую, с высохшей и потертой кожей. Заметив на ней ссадины и отметины на запястьях, девушка почувствовала ледяной холод и не увидела, как взгляд по руке всё-таки добрался до её лица.

– Они запрограммированы. Только принять меня. Ты всегда можешь навестить меня, а я уже нет.

Фразы прозвучали с небольшим шипением и комканьем, но весьма осмысленно. Аня едва успела переключится на услышанное, как мужчина продолжил.

– Прости, моя хорошая, имени не вспомнить. – продолжил он. – Сегодня опять злые люди и снова горькие реки. Воду давали запить. Все чешется и раздражение.

Он скорчил недовольную гримасу и поёрзал. Спёртый воздух не выдавал ничего нелбычного, кроме слишком сильного запаха пота. Миазмы стариков, бродивших рядом, перебивали любые пахучие симптомы и признаки. Но вскоре Аня поняла, что рубашка с длинными рукавами явно одевалась наспех перед выходом. Мужчине становилось жарко и он потёр лицо. Смазанная грязь у рта обнажила сильный подтёк слева, что с впавшими глазами представляло собой страшную маску.

– Михаил, за что Вас так? – быстро спросила она, но тут же медленнее добавила. – Вы меня помните?

Мужчина напротив немного замешкался, молча шевеля губами и сглотнув слюну. Затем он улыбнулся, только напомнив девушке о прежней своей улыбке, и сказал:

– Как же, не помню! Ты хорошая девушка. Когда всё закончилось, я вынес тебя собственными руками.

– Но куда Вы пропали потом? – спросила Анна.

– Я не пропадало никуда. – потирая лоб, сказал мужчина. – Всё закончилось, меня спрашивали как и куда всё делось. И я приехал сюда. Понимаешь, рассказать что происходит мне не дали. Кто-то вложил неверные ответы на вопросы, которые ещё не были заданы. Опасно, это нужно знать. Я стараюсь, но никто не верит. Хочешь я тебе расскажу?

– Не надо, прошу. – остановила его Анна оградив руки и осмотревшись. – Я знаю, Вас засунули сюда. Вам можно чем-то помочь?

Радость на лице мужчины сменилась расстройством, а потом задумчивостью. Он выпрямился и молчал пару мину, переводя взгляд с одного предмета на другой, словно ожидая поддержку или зацепку. Высвободил руки, оставляя их на откуп дёрганным нечётким движениям и дрожи. А затем шёпотом, не переставая искать что-то взглядом, продолжил:

– Они всё забрали. Все разработки, что остались целы, теперь у спонсировавших фондов. Пытался предупредить их, организации и сми об опасности применения некоторых. Сбежал после угроз, продолжил рассказывать здесь. Но меня не слушали, заперли здесь, в этом месте для надёжности.

– О какой опасности? – тоже шёпотом спросила девушка. – Последнее, из того что я помню перед закрытием компании – несчастный случай во время тревоги. Мне пришло уведомление об увольнении, пришлось вернуться домой. И я только недавно узнала, когда написала коллеге, что Вы попали в это отделение. Вы помогли мне, теперь я могу помочь Вам. Что мне сделать? Как вытащить Вас отсюда?

– Не получится. – сказал Михаил немного твёрже, когда глаза мужчины наконец остановились на одной точке стола. – От меня ничего не остаётся, день ото дня, лошадиная доза медикаментоза. Не помню, когда сознание возвращалось прежде, не знаю, где ещё можно очнуться. Я сам виноват в этой ошибке. Тебе лучше уйти, меня опасно слушать всерьёз.

Михаил оторвал от пыльного угла стола взгляд и перенёс руки на край стола. Опираясь на них, он с трудом поднялся и, покачиваясь и опираясь рукой о стену, зашаркал ногами в дальнюю палату. Неровная походка, сутулость и яркий свет делали силуэт неотличимым от остальных. Аня проводила мужчину глазами и опустила взгляд на стол. Она чувствовала безысходность и непонимание от произошедшего. А в воздухе, в ярких лучах утреннего солнца, светились частички пыли. Они медленно опускались на пыльную поверхность, на по распавшийся местами лак и на то место, куда еще недавно смотрел мужчина и где отчётливо виднелись выведенные пальцами буквы "Даша".

– Я сильно пожалею позже, если не задам вопрос сейчас. – Птах вздохнул, не скрывая неприязни и волнения в голосе. – Ты абсолютно уверена?

– В чём именно? – Аня повернулась, разогнав сумрак светом костюма и не скрывая хитрой ухмылки.

– Что мы созданы друг для друга и будем жить долго и счастливо. Пока смерть не разлучит нас. – не сдержав себя, выпалил спутник. – Чёрт, конечно же я спрашиваю про эти адские трассы под землёй. Ты уверена, что нам стоит идти по ним? Даже если непредвиденных обвалов на пути не возникнет, неизвестность и сложность могут нас серьёзно задержать или запутать.

– Но выбора нет. – сказала и кивнула девушка. – У нас не так много машин, чтобы надёжно отследить даже ближайшие выходы. А тут время и энергию сэкономим. Тройка роботов, даже в воздух не поднимаясь, по стенам нагонит группу и обеспечит надёжное преследование на безопасном расстоянии. Даже если люди разделятся.

– Знаешь, они не люди. – покачал головой Птах. – Не в нашем понимании слова. Не могут люди бросать своих, словно семена раскидывая. Двоих отделили так быстро, что мы их нашли по пути. До сих пор ее понимаю, какая из возможных причин меня меньше пугает, но большие опасения навевают эти лабиринты. Ветхие каналы в подземном мраке, чьи сети минимально поддерживаются от разрушения ордой машин. Человечество всю историю боится смерти, не желая теряться в нитях ДНК. Сейчас миллиарды людей не верят в цифровое бессмертие, не связывая сознание с общим переносом информации. А я бежал от общего мышления, от свитых в откровенную порнографию мыслей множества, в ужасе не захотел потерять собственную личность в общем раме, в какофонии жизни. Ради того, чтобы потеряться в одном из туннель? Сгинуть по собственной воле:, ради этого мы топали за группой сумасшедших сумасбродов, верно?!

Недовольство Птах продолжал выражать уже на подходе к основному спуску, где туннель ушёл на основательно глубину. По дороге вниз желание говорить пропало у обоих. Следующие двадцать минут спутники шли по просторной ветке, около пяти метров в диаметре. Практически в полной тишине. Шаги отдавались гулким эхом в трубах, чьи уходящие вперёд плавные змеиные изгибы выхватывали лучи света костюмов. Пока путники шли вперёд, в стороны пару раз отходили коммуникации и отверстия вентиляции. Воздух в обездвиженных тоннелях без движения оказался неприятен и действовал угнетающе в чистом виде на организм. Костюмы фильтровали его, оставляя только гадать, есть ли подобные устройства у местных обитателей или им остаётся довольствоваться спёртой смрадной смесью.

После очередного ответвления Птах начал отсчитывать про себя шаги, не решаясь снова поднять вопрос об осознанности выбранного направления. На девятнадцатом шаге оба преследователя остановились. Из-за поворота навстречу им спешила пара ботов, ранее отпущенных вперёд. Разведчики замедлились в трёх шагах от пары людей и расположились на некотором расстоянии у потолка. Аня вытянула руку перед шагнувшим было Птахом, жестом остановив мужчину и повернув к нему лицо с детской улыбкой. Зазвучавший голос, приглушённый прозрачным шлемом и дополняемый динамиками, казался настолько привычным, словно они разговаривали на лужайке перед лесом.

– Подожди, подожди! – быстро сказала она. – Это моя маленькая мелочь. Люблю вносить корректировки в реальность, а не в субъектив восприятия.

Два робота, перебирая лапами по стенам, двинулись обратно, прочь от спутников в уплотнение темноты. Спустя пару секунд, в почти материальном мраке тоннеля проступили три нити, скрутившие в движении по спирали вервие и заспешившие в вдаль. Птах сделал пару шагов вперёд, ускорился и вновь замедлил темп – реакция нити плавно подстраивалась под движения мужчины. Он уже было поспешил за маяком, как почувствовал толчок в левое плечо.

– И нельзя сказать, как мастерски отслеживание дополнено интерфейсом, как нить Ариадны причудливо вписалась в антураж, пускай и не лабиринта вовсе. – Аня обошла повернувшего голову мужчину. – Эффект полёта маячка с экономией энергии, прекрасный компромисс практичности и эстетики. Чёрт, не дождёшься внимания, даже оставаясь единственной, адекватной и близкой девушкой на сотни километров в округе.

– Извини, это наверное паранойя. – сказал Птах, зашагав следом, спустив часть шлема и потерпев лицо рукой. – Мысли как воздух, не двигаются и дурно пахнут. А ещё эти шорохи, в которых слышится что угодно, но не передвижение наших роботов и не работа случайно встреченного ремонтника. Копошение отмирающих паразитов в настоящей жизни. Потому что в наших машинах здесь я вижу призраков, не несущих ключевых человеческих ценностей. Нет цели, нет жизней, одни вероятности возвращения. Всё ради расчёта, что выгоднее поддерживать часть инфраструктуры из-за возможностей использования. Неопределённость проекта меня завораживает. То ли из-за нескладности, то ли из-за скрежета, то ли по незнанию.

– Надышался и наговорился. – обернулась Анна. – Если оставить наши машинки, то здешние обитатели хозяйственные и человечные. Они поддерживают природные генераторы энергии, сохраняя постоянным количество работающих станций. Тепло земли или течение воды приводит механику в движение – уже не так важно. Мы здесь не приносим вред. У сетей внизу цель простая, с которой тем не менее сложно и необходимо справиться. И чтобы поддерживать систему туннелей в приемлемом состоянии роботы множат себе подобных и дорабатывают последние решения и модели под условия действительности. Большая цивилизация, искусственная и осмысленная, с целями и эволюционировал. Оставила в собственной колыбели оплот из учёных и технических машин. Они вполне могут просуществовать здесь дольше и больше человечества, изменив себя с утратой целеполагания нами на симбиоз с биосферой.

– Нет, давай перейдём от индукции к дедукции. – помотал головой мужчина. – Человек думает о смысле и конечности жизни. И спасается от мыслей, неспособных к решению задач, находя маленькие радости: уют и забота, работа и хобби, близкие и родные. Например, всю жизнь строит и обустраивает жилище, поддерживая тепло и жизнь внутри знакомых стен. И когда годы в приятных заботах незаметно пролетают сквозь тело и стены, последние требуют всё больше внимания против всё падающих к старости сил. Старый человек не успевает сам делать всё, а когда масса значительных дел уже не позволяет спокойно посмотреть из окна, он видит то, на что раньше не хотел обращать внимание. Особенно по утрам перед зеркалом. Старость приносит неумолимое разрушение прежних привычек. Двигаться, дышать и обустраиваться как раньше уже не получается. Мы опускаем мир, не в силах держать все нити в руках. И вот этой тяжести принятия, растворения или развития сознания со временем я не нахожу в машинах. В моих глазах нет ценностей и весомых целей в таком существовании.

– А у детей подземелья нет пока проблем осознания смертности. – кинула головой Анна, задумчиво слегка вытягивая слова. – Я понимаю. Машины поддерживают туннели, но не нуждаются в доме. Если система поддержки посчитает задачу невозможной, сеть перенаправить разумные ресурсы. Теоретически, оставленная на планете инфраструктура интеллектуальна, но обречённость сознания, ностальгия молодости и страх потери собственного осознания ей чужд, как другие цепи эволюции. Мы этические не изолируем сети в условиях смерти – велики риски.

Они прошли ещё полчаса в молчании. Анга думала, что небольшая глубина пролегания оставленных транспортных сообщений всё равно укрывает эту подземную реальность надёжной защитой от событий на поверхности. Наоборот, чтобы не происходило здесь, наверх не передастся ни малая часть, ни приглушённый отголосок, ни отзвук в череде ночных звуков в глухом лесу. При других условиях и в другой обстановке все перечисленные качества говорили бы о безопасности и спокойствии, но никак не о возможности безвестно скинуть в пучине некогда оживлённых путей сообщения между городами предков. Аня представила, как проносились сквозь них прозрачные капсулы с пассажирами, в которых дети немногие из взрослых пассажиров в задумчивости могли зацепиться за это ответвление путей, привычно мелькнувшее в череде будней. Как часто люди понимали, что за чудо скорости скрывается за мельканием стен за стеклом окна?

В этих мыслях девушка увязла, словно наблюдая за полётами птиц над кормушкой. В сердце оставались памятные порядки дома, по которым Аня скучала. Хранительница леса сейчас оказалась ниже корней, мечтая о шёпот листвы или хруст снега под ногами. Она даже чуть не налетела на Птаха, не заметив остановку мужчины на распутье и взгляд, мечущийся из стороны в сторону. Только уперевшись в стоящего мужчину, Анна посмотрела из-за плеч в обе стороны: слева туннель поднимался вверх и уходил в сторону. Справа в глубине на месте переплетались нити верёвки, собираясь в пустоте красными изогнутыми жилами. Нить Арины однозначно указывал дорогу.

– Пятьсот третий, тебе призрак привиделся? – спросила девушка, положив руку на плечо. – Я сделала проекцию яркой, чтобы та освещала путь. Мне нравится видеть и создавать образы, а не угадывать страхи в тёмной пустоте. Померещиться может всякое, так что выкладывай о силуэтах во мраке.

– Разведчики задержались на этой развилке. – пропустив слова девушки, произнёс Птах. – Сейчас они выбрали короткий путь, по которому прошла большая часть группы. Но четверо прошли слева, собираясь нагнать своих намного дальше. А самое интересное...

– Что система определила следы только двоих человек на выходе. – перебила его девушка, разбираемая новостью. – И ты считаешь, что дорога подлинней может поведать большее?

– Скорее всего. – кинул спутник, двинувшись вслед за девушкой. – Но мне неуютно от происходящего, при всей безопасности.

– Словно потребовалось острое лечение зубов. – кинула в ответ Аня, на два шага опережавшая мужчину. – Ты в безопасности, боли не чувствуешь и инструменты во рту работают быстро и слаженно. Но ощущение неясной уязвимости и навязчивого неудобства не проходит.

Это же чувство крепло внутри девушки ещё девятнадцать минут подъёма, прежде чем в небольшом техническом углублении свет костюмов отразился в отблесках на белой коже. Дыхание обоих немного сбилось, но совсем не от спешки. В нише почти не начатого прохода лежали трупы. Желтоватые доски сильно контрастировали с бледной синеватой кожей.

– Они умирают парами. – заключил Птах, подойдя к двум покойникам. – Аналогичная картина. Оставлены только браслеты, следы отравления на коже и никаких признаков насилия. Только не закопаны.

– Но тоже под землёй. – добавила Анна, проведя рукой по краю проёма. – И тут явно задвинуто заграждение. Следы и стёртая пыль, стоит только посветить. Скорее всего в сети оставили место для ответвления, если дополнительный канал понадобиться проложить. Порода чем-то обработана и утрамбована, но по сути трупы оставили прямо у земли.

– Ага, и я догадываюсь для чего, смотри сюда. – сказала Птах, подсветив в паре мест тела.

Анна не сразу поняла, что из себя представляют сплетения серых ниточек, словно объёмная паутина нагромоздилась на погибших телах. Но вскоре, девушка различила в конструкции признаки грибницы, чьи удлинения тянулись к открытому грунту. Казалось, что грибы растут на грани заметного, не достаточно быстро для осознанного движения, но довольно скоро для видимости прогресса. Прямо на глазах поток структур достиг земляной стены и проник внутрь.

– Вряд ли оно может управлять браслетами. – сказал Птах. – Прямой связи отравления ради роста нет – трупы придвинули и раздели, сама смерть здесь слишком сложна для контроля грибом, нет такого инструментария. Или он неизвестен нам, или я ошибаюсь с вероятностью в доли процента. Уверен, у зачатков гриба не было возможности убить носителя. И только умным паразитом произошедшее не объяснить, и не просто так он здесь появился. Здесь что-то сложнее: то ли от заразы группа избавляется, то ли растит на себе что-то... не знаю.

– И с инструментарием та же история. – кивнула Аня. – Грибы способны на взрывную экспансию, могут захватывать контроль над действиями носителя, могут быть ядовитыми и разумными. Но в меру эволюции и не в рамках одного вида. Перед нами на не творение природы в прямом смысле. Тут не просто бросили убитых, хотя пятна прежние. Преследуемые боятся оказаться такой же подкормкой и выполняют все предложенные действия, мне так кажется. Мы могли не заметить отклонения в поведении раньше. Но теперь – с хлебными крошками стоит считаться.

– Особенно, если учесть все переменные. – сказал Птах, отходя в сторону уже переложившей маршрут нити. – Вот мы пока только без связи в подземелье трупов и роботов. А значит и судьба этих двоих, оставшихся здесь навечно ради новой жизни, была предопределена ещё наверху. Наши сети и их браслеты работаю в автономном режиме под толщею земли, без полноценного запуска подземелья. И такой признак большой игры отбрасывает значительную тень на всё происходящее. Заранее продуманный загадки или сомнительной игры. Трудно сказать.

Уже отдаляясь от оставленных в тоннеле трупов, Аня никак не могла выпустить произошедшее из головы. Гулкие шаги в подземных сводах и повисшее в темноте молчание не добавляли спокойствия и оживлённости преследованию поредевшей группы. Девушка решила попробовать начать разговор, чего бы он ни касался. Нарушить гнетущую тишину, чтобы мысли хоть немного посветлели.

– Знаешь, я проносились по подобным веткам, в десятке городов и на нескольких планетах. – сказала она. – Совершенно не представляла, насколько быстро и удобно пролетают вагоны и капсулы. Надземная часть более наглядная, мне она нравилась больше, но только шагая в свете костюмов на своих двоих понимаешь разницу. Техника вносит в нашу жизнь больше, чем мне представлялось ранее: и спокойствие, и наполненность, и поддержку...

– И желание спрятаться от всего, что проносится и норовит либо оставить тебя не у дел, либо захватить с собой, не спрашивая мнения. – добавил Птах. – Прости, мне совсем не нравится так думать, но наверху не только незаметно, но и безразлично происходящее внутри. И страшно представить себе, что делают местные под покровом неизвестности.

– Когда дойдём, представится шанс узнать. – кивнула Анна. – Какие-то ответы на какие-то вопросы. Мне в принципе нравится это ощущение, когда свет наших костюмов режет темноту, но до и после мрак снова на необозримые вечности сковывает такие большие и длинные трубы. Не чувствуется из-за этого безопасность под толщей в совершенных защитных сетях техники, вплетённых в нас и закрывающих тела.

– Ну, я видел в одно из ответвлений группу машин, лптающих трещину. – отозвался спутник. – Со всей ничтожной вероятностью, большое везение, вот так случайно наткнуться на движение внутри схваченной Ираком пустоты. И я всё равно с радостью вдохну свежий воздух, отличу его от отфильтрованной версии наших панцирей.

– Через три километра. – сказала девушка, только получив данные. – Группа поднялась там, разведчики не обнаружили ничего сомнительного. Значит, мы воспользуемся тем же лазом. И ты вдохнёшь свежего воздуха, и мне глоток неба над головой не помешает. Ты как думаешь, они то дышали этой дрянью, что сходит в трубах за воздух, или всё-таки умнее и брезгливее?

Вопрос повис, пока оба человека ускорили собственные шаги и оставили позади очередной поворот. Хотя теперь они оставались единственными обитателями подземных коммуникаций, уютней от такой мысли не становилось. И вслед за частыми шагами ускорились и отзвуки ударов сердец. Учащенное дыхание изредка дополняли посторонние звуки, которые даже системы костюмов с трудом идентифицировали, когда не могли признать мнимыми.

H

Полная свобода опьяняла возможностями. Так чувство впервые смешалось с самообладанием, хоть и с трудом, в груди Кама. Он шёл, чуть пружиня шаг, наполненный и подталкиваемый каждым глубоким вздохом чистым воздухом. Ветер гулял в коротких волосах, мысли свободно уходили в вместе с ногами, теряясь в траве. Не мешали слепни и комары, в обилии которых не справлялась ловушка и репелленты. Совсем долгая дорога не стесняла и не нависала над полётом фантазии. У молодого подмастерья техника оставалось крупное задание, но ни оно, ни Община, ни даже Разум не знали, что ему дали не временную свободу действий в каких-то рамках, а пробник для мечты. К которой приходилось идти вслепую маленькими шагами.

Вечерами, когда мастера уходили на отдых, Кам задерживался, молча ковыряясь в незавершенных или провалившихся воплощениях идей. Они служили своего рода хобби для техников, особенно молодых и начинающих, которые утверждались потназначению в собственных силах настолько, что верили в сотую попытку реанимации древнего дрона, в тысячную переборку забытого устройства людей сверху или в миллионное старание активировать загадочный артефакт. Старики считали занятие тщетным и допускали до него молча, только после основной работы. Но Каму и этого хватало, благо скрытность оставалась клеймом от беспокойства и сомнений на душе молодого парня.