Текст книги "Точка Столкновения. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 76 страниц)

  Терраса была занята. По ее центру и по краям расположились релаксирующие в закатной тишине компании молодых артэонов. Чтобы не мешать остальным друзья Рурхана решили подыскать себе другое место. "Второй балкон свободен", – пояснила вернувшаяся с разведки Алекса. По винтовой лестнице одной из башен старого замка они поднялись на тот самый свободный второй балкон. Это место находилось намного выше террасы, на которую они вышли вначале, вид отсюда открывался куда более обширный. В окружающих наполненных морозной свежестью просторах слышался вой ветра, крики чаек и отголоски протяжных стонов каких-то гигантских серых похожих на тюленей лохматых существ отдыхающих на камнях где-то внизу. Красоту открывшейся картины дополнял раскинувшийся в конце небосвода уносящий с собой шум, суету, радость и счастье очередного дня, отчего немного тоскливый горящий рыжим пламенем закат.

  Кристина единственная чувствовала себя комфортно с наступлением темноты. Закутавшись в свой черный плащ, более теплый в отличие от легких летних, что были на остальных, подойдя к краю балкона, она села, скрестив ноги в позе лотоса. Глядя на далекий закат, глубоко вдохнув, закрыла глаза и погрузилась в себя. Джейсон сначала массажем размявший ее плечи просто уселся рядом в паре метров. Фиалка и Рурхан, Алекса и Хьюго уселись на старую каменную скамью, имеющуюся на балконе. Со временем девчонки переместились с холодной скамьи на теплые колени ребят. Ожидая Кристину, отказавшись уходить, они долго беседовали на какие-то глупые нелепые бессмысленные темы, смеялись и дурачились.

  Закат догорал. С востока небо заполняла темнота открывающая бездну космической пустоты, наполненную огоньками звезд. Над головами в небе проплывал мрачный, будто скучающий без света луны Ирделий. Закончив свою медитацию, Кристина стала воплощением спокойствия и безмятежности, излучением которых были наполнены ее глаза. Дождавшись свою Звездочку, друзья вместе отправились домой.

  После захода солнца несколько серых тучек обрушили на город сильный ливень. Небо полностью затянуло мраком тяжелых туч, оградив Армидею от сияния здешних ночных небес. Мокрые улицы быстро опустели, в таком виде они устраивали Вэйнона, для публики героя битвы при Мак-Тауред. Он отправился погулять. В свои почти сорок лет, живя с родителями, он с трудом придумал причину, оправдывающую ночную прогулку, еле вырвавшись от этих заботливых, переживающих за него стариков. К родителям у него не было претензий, он понимал причину их волнений, ведь сам себя считал больным на голову безумцем. По воле мамы одетый в непромокаемый армидейский плащ, теплый свитер, резиновые сапоги он брел по ночным улицам, наслаждаясь тишиной и покоем любимого города.

  Последний месяц он сходит с ума, страдая от безделья. Его отпуск слишком уж затянулся, и из штаба ни весточки, непонятно почему командование о нем просто забыло. Он не мог подолгу оставаться дома, ему больному войной по душе был дикий юг, без тамошних руин и ужаса ему уже было непривычно. От покоя и красоты мира артэонов его тошнило, он боялся друзей детства не оставляющих попытки приучить его к мирной жизни, ему хотелось быстрее сбежать отсюда, вернуться в привычную среду. Он прекрасно понимал, что является безумцем и не собирался меняться. Тем более что истинную причину желания вернуться на юг и остаться там подольше, остальным было не объяснить, ее знал только курирующий его военный психолог. Что-то безумное от чего щемило сердце, что блекло в прекрасном мире артэонов, звало его за периметр. Только там, среди безумия и войн он мог быть счастлив. Ему казалось, что еще немного, и он действительно утратит над собой всякий разумный контроль, его сердце уже стучало как сумасшедшее сутки напролет, и он не мог его успокоить. Сначала эти сны в Мак-Тауред, теперь этот затянувшийся отпуск. Он чувствовал себя в тупике.

  Ноги сами привели Вэйнона к окраине жилого сектора, к внутренней оборонительной стене за которой располагались военные гарнизоны, вереницы военных баз. За маленькими воротами в гигантской стене, с двумя стражниками по бокам, был контрольно-пропускной пункт открывающий путь в расположение воинских частей. Предоставив удостоверение, Вэйнон прошел внутрь. Мрачные закоулки между казармами, административными зданиями, различными складами, вне сигнала тревоги, освещенные редкими фонарями, были погружены в темноту. Пустые мокрые плацы разных военных подразделений, опущенные воинские знамя, замершие в ожидании военного идиотизма и организованного хаоса, здешних будней. Атмосфера погруженных в ночную тишину военных баз плюс пьянящий запах оставленный прошедшим дождем в холодном ночном воздухе успокаивали Вэйнона, нагоняя на него сон.

  Нагулявшись вдоволь, протяжно зевая и уже собравшись уходить, на большом освещенном плаце Вэйнон увидел построенное подразделение, готовящееся к отправке. Офицеры ходили вдоль строя, проверяя снаряжение, содержимое вещевых мешков, состояние оружия солдат. Среди офицеров Вэйнон увидел своего старого знакомого, коллегу по битве в Мак-Тауред, того самого полковника Смидса. Поверх черного офицерского плаща за его спиной висела все та же трофейная медвежья шкура, сложив руки за спиной, он ожидал окончания проверки солдат младшими офицерами. В гражданской форме пройти на плац Вэйнон не решился. "Товарищ полковник!" – в полголоса крикнул он. Узнав старого знакомого, которому когда-то вручал медаль, тяжело вздохнув, Смидс направился к нему.

  – Какого черта приперся сюда?

  – Здравия желаю товарищ полковник.

  – И тебе того же. Чем занимаешься?

  – Все как обычно ни черта не делаю, скучаю, схожу с ума. Вы куда? На войну?

  – Какую еще на хрен войну?

  – Ну, которая с СБК, – неуверенно уточнил Вэйнон.

  – Ты что? – улыбнулся полковник. – Успокойся, нет никакой войны. Так ты и вправду думал, что у нас с СБК все серьезно?

  – А разве нет? – почувствовал себя обманутым Вэйнон.

  – То есть, отправляясь в Мак-Тауред, ты серьезно шел на войну? – сказав это полковник, не выдержав, засмеялся. – Вот бы мне твое неведение! Да не война это была, а скорее фанатский товарищеский матч. Просто наплодилось, что у нас, что у них озлобленных дебилов, люто ненавидящих друг друга. Вот правительство и решило дать нам возможность выплеснуть пар, сойтись в равной битве и выяснить все до конца. В итоге победила дружба, самые активные ненавистники и провокаторы остались в Мак-Тауред, напряжение между нашими армиями спало, мы снова работаем вместе с СБК. А то, что войну официально еще не прекратили, так это игры политиков, нам их не понять.

  – Ну а тогда вы сейчас куда выдвигаетесь?

  – Как обычно за периметр. В провинцию Дагбар на старое место дислокации.

  – У нас там резня на межэтнической почве, этнические чистки, если мне не изменяет память. Так ведь когда у нас начались эти внутренние проблемы с Лютиэль потом переросшие в этот "товарищеский матч" с СБК, мы же все войска оттуда вывели. Думаешь, за то время что нас не было тамошние этнические меньшинства, еще не перебили? Считаешь, там еще есть, кого спасать?

  – Хрен его знает, – ответил полковник, – идем в слепую без разведданных. Разведка же тоже не работала все это время. Нам велено вернуться на прежнее место дислокации, забазироваться и попытаться восстановить гуманитарную миссию по охране деревушек местных "недочеловеков". Понятно, что вся эта "помощь" просто прикрытие, в действительности нам просто нужна военная база в этом секторе.

  – Скорее всего, вы застанете мертвые сожженные деревни. Прикрыться защитой местных дикарей не получится. Восстановленная военная база там будет выглядеть как оккупация.

  – Ну а ты сам-то, как? Привыкаешь к обычной мирной жизни? – переключил тему полковник.

  После слов полковника что-то дрогнуло в груди Вэйнона, ему стало тяжелее дышать. – Не понял? – серьезно уточнил он.

  – Так ты совсем не в курсе? – перешел на серьезный тон полковник. – Списали нас с тобой Вэйнон. Для обеспечения нормальной совместной работы наших армий вышел приказ, номер его блин не помню. В соответствии с этим приказом всех кто вернулся живым из Мак-Тауред от дальнейшего несения службы велено отстранить. Ведь мы там убивали друг друга, как нам теперь этим "союзникам" в глаза смотреть?

  – Да это какой-то бред, – не в силах поверить полковнику произнес Вэйнон. Его охватил ужасный страх. Он на полном серьезе боялся навечно застрять в обычной мирной жизни.

  – Тебя разве не удивил такой долгий отпуск. Когда последний раз про тебя так надолго забывали? А ты думаешь, зачем я поперся за периметр, это при моем-то возрасте, должности и звании? Узнав об этом идиотском приказе, перекрывающем мне дорогу на службу, заочно списывающем меня на пенсию или запирающем с бумагами в штабе, я кое-как выбил себе должность консультанта в этом миротворческом батальоне, – пробубнил сам всей этой ситуацией жутко недовольный полковник. – Чтобы достойно проститься со службой, так сказать.

  – Так, а ты почему меня-то не предупредил? Вместе бы сейчас ушли, – упрекнул полковника Вэйнон.

  – Все не так просто. Приказ уже вступил в действие, я сам с трудом вырвался. На счет тебя я узнавал, все короче сложно... Мне жаль...

  – Да ладно хватит притворяться. Сам по-быстрому смотаться решил, по-тихому слинять. Бог есть, и ноги сами привели меня сюда, чтобы столкнуть тебя с твоей совестью.

  Полковник рассмеялся.

  – Когда я тебя узнал, то немного испугался даже. Иду и думаю как бы тебе все лучше объяснить! – смеялся полковник, но Вэйнон его веселья не разделял.

  – Я этого так не оставлю. Пойду завтра в штаб, разносить там все. Пускай в психушку меня сажают, изолируют от общества или убивают, если не хотят на службу отправлять. Какой теперь от меня смысл, что они со мной делать-то будут?

  – Нет у нас психушек, изолятор для реабилитации не в счет. Тебе назначат психиатра и заставят ходить к нему, будут контролировать. Неужели кроме службы тебя в этой жизни больше ничего не интересует? Восприми это как шанс, попытайся найти себя в мирной жизни.

  – Не старик я здесь чужой.

  – Ты больной на всю голову.

  – Ну, это уже психиатр мне скажет, какой я. А ты сам-то нормальный? На юг поперся старый пень, дайка угадаю, чтобы разделить участь тех своих товарищей, что не вернулись? Решил тоже где-то там, на юге навсегда остаться. При том, что у тебя семья, дети, внуки уже.

  – У меня-то все нормально, странно, что у тебя никого нет, – полковник, поняв, что Вэйнона уже ничто не спасет, тяжело вздохнул. – Ну, раз ты такой конченный, то есть у тебя другой вариант. В штабе сидят не одни только идиоты, есть и нормальные ребята, которые прекрасно понимают твою значимость, ценят твои заслуги так сказать. Была бы их воля ты бы уже был за периметром, ситуация там сейчас сложная а людей как всегда не хватает, тем более профессионалов вроде тебя. Реально ты все еще в строю, тебе запрещается участвовать в проводимых совместно с СБК боевых операциях. То есть тебе закрыта дорога только за южный периметр, а здесь в пределах Арвлады, где наша армия выполняет задачи самостоятельно, ты можешь служить как обычно.

  – Я в одиночку безо всякого прикрытия осуществлял ликвидацию всяких неугодных важных дядек. Потом уходил через леса по нескольку суток, полностью избавляясь от преследователей. Не оставлял ни следов ни свидетелей. А они хотят, чтобы я здесь в Арвладе штаны протирал? Вместе с салагами охранял караваны и праздники в Эвалте? Ну, уж нахер! – заметно разнервничался, казалось готовый расплакаться Вэйнон.

  – Выбора у тебя нет.

  – То есть! – мрачно усмехнулся Вэйнон. – Те, что погибли в Мак-Тауред – герои, их оплакивают, ими восхищаются. А мы – те, что выжили там, теперь нафиг никому не нужны! Нас пытаются просто вычеркнуть.

  – Так оно всегда было. Тех, что погибли, помнят, а выживших... Выжившие никому не нужны, безынтересны. Видимо ты просто еще с подобным не сталкивался.

  – Знал бы, что оно так, лучше сдох бы.

  – Успокойся, завтра сходи в свое управление, порешай там с ними. Главное не сдавайся, не распускай нюни.

  – Ну ладно не буду тебя отвлекать, надеюсь, еще встретимся за периметром, – сказал Вэйнон начав уходить.

  – Нет, не встретимся, – тихо произнес Вэйнону вслед полковник.

  На часах было начало второго, за окном усиливался холодный ночной дождь. Расположившись в комнате Фиалки, усевшись кругом на полу, ребята играли в монополию. На столике возле стенки стояли фужеры, бутылка открытого вина, шоколадные конфеты и недопитый горячий шоколад. Кристина и Джейсон уже час как ушли "спать". Промокнув под дождем Алекса, переоделась в Фиалкин теплый халат, сама Фиалка, не переодеваясь, закуталась в одеяло. Шатун, периодически издавая странные звуки, без задних лап спал в своей будке возле кровати, из-за чего ребятам приходилось общаться и хихикать шепотом.

  Теперь имея в своей компании Рурхана, который, не будучи артэоном не мог контактировать с Инфосредой, как обычно вечерком в виртуальном мире было не зависнуть, развлечения пришлось искать в реальности, и ничего лучше игры в монополию никто придумать не смог. Доиграв очередную партию Алекса и Хьюго условившись сегодня провести ночь у нее, ушли. "Давай Цветочек не подведи меня!", – смеясь, на прощание сказала Алекса, следом подмигнув Рурхану.

  Фиалка и Рурхан остались одни. Она скинула с себя одеяло, они неловко переглянулись, наступила тишина. – Наверное, я тоже пойду, – неровным тоном нарушил тишину Рурхан. – Ты что глупенький! Подожди, – улыбнувшись, сказала она. Фиалка встала и налила два бокала вина, один из них дав Рурхану, она села на пол рядом с ним. – Давай еще посидим, – сказала она. Выпивая вино, она не спускала с него своих смеющихся синих глаз, от этого взгляда он снова начал внутренне трястись, как тогда на волейбольном поле в парке, во время их первой встречи. Зажавшись, опустив взгляд вниз, он сидел, молча потягивая вино.

  – Поговори со мной, – не сводила она с него глаз.

  – Дайте какую-нибудь общую тему, – сам не замечая, он обратился к ней на "вы". Ведь в его сознании она отражалась чем-то возвышенным, подобным ангелу.

  – Мы остались вдвоем и это... Ты же... адекватный, понимаешь, чего я хочу. Ой, блин вернее, что сейчас должно по идее произойти?

  – Н-н-ну да, – смущаясь, ответил он.

  – Хочешь этого?

  – Очень! – оживился Рурхан. – Я очарован вами... ну или тобой, с первой встречи.

  – Это хорошо, – довольно улыбнулась она. – А можно узнать. Твои отношения с той твоей девочкой в Стране Волка, с Глафрой, если я не ошибаюсь, какими они были?

  – Там не было чувств... Но было много простого приятного взаимного наслаждения, она была благодарна мне за предоставленную свободу...

  – Это хорошо. – Поставив бокал, она тихонько так чтобы его не напугать села к нему на колени. – Не бойся, я не кусаюсь, как раз наоборот, – поглаживая его волосы, тихо шептала она, обжигая лицо касаниями нежных губ. Она тихо поцеловала его, с каждой секундой сжимая его губы все страстней, в итоге неожиданно для Рурхана засунув язык ему в рот. Его начальное сопротивление, вызванное скорее удивлением начало сменяться сладким удовольствием и безумной жаждой наслаждения этой красавицей.

  – Для начала не плохо, – после поцелуя прошептала она, слыша, как бешено, стучит, готовое вырваться из груди сердце Рурхана. Она встала с его колен, он очарованный ею замер, не сводя с нее глаз. – Значит так зайчонок, – сказала она ему внимавшему каждому ее слову. – Там, в комоде на нижней полке, – сказала она, указав рукой, – лежат ароматические свечи и подсвечники. Пожалуйста, малыш, собери подсвечники, зажги свечи, расставь их. Потом выключи свет, разденься и ложись под одеяло, я быстренько приведу себя в порядок и приду. Хорошо, малыш?

  Все также бездвижно сидя на полу, все еще под впечатлением от поцелуя Рурхан согласно кивнул. Найдя его поведение смешным, за что, наградив бонусным касанием своих нежных сладких губ, она удалилась из комнаты. Сделав все, как она сказала, Рурхан лег под одеяло. Когда она вошла в комнату, из одежды на ней остались только черные узкие трусики. В свете свечей ее аккуратную красивую грудь скрывали распущенные волосы. Не замечая отвисшей челюсти, он пожирал ее взглядом. Тепло улыбаясь, давая Рурхану спокойно себя рассмотреть, она остановилась у края кровати, откинув волосы за плечи. В свою очередь лучше рассмотрев Рурхана, она шумно рассмеялась, прикрыв рот рукой. – Ты такой... волосатый! – пояснила она причину своего смеха.

  – Зато ты такая идеальная и прекрасная, – наслаждаясь просто глядя на ее безупречное нежное гладкое тело, ответил Рурхан.

  – Знаешь так даже интереснее, – сказала она, хищно сморщив переносицу. – Такого у меня еще не было, – продолжала она, ползя по кровати к сходящему от нее с ума Рурхану. – Наверное, так и должны по идее выглядеть мужики. Настоящие мужики, а не эти артэоны косметически отполированные Духом как куклы, – рассуждала она вслух, залезая под одеяло. Она легла на замершего в ее близости Рурхана, обхватив его шею и посмотрев ему в глаза. В свою очередь, обхватив ее за талью и крепко прижав, почувствовав тепло ее тела, ощутив приятный аромат блестящей кожи, соприкоснувшись с нежностью, он будто налился сталью в нижней части туловища. – Не бойся малыш, я все сделаю сама, – горячим шепотом пояснила она перед поцелуем.

  В процессе сексуального возбуждения тело артэонки частично начинало источать естественные запахи женского тела, для создания необходимого эффекта возбуждения у партнера. Артэонский аромат местами с легкой примесью естественного аромата тела, кожи буквально сводил Рурхана с ума, толкая к безумным поступкам. До этого подавленное неуловимое желание, безумная подсознательная жажда неутолимого наслаждения, нечто в душе скопившееся из осадков окружающей его в последнее время постоянной нежности, щекотаний, поглаживаний, проскакивающих приятных прикосновений и просто удовольствия от нахождения в обществе новых прекрасных ласковых подруг, вырвалось из него мощным напором. Чистая любовь, чистое наслаждение лишенное всяких барьеров и преград. В отличие от оставленной в Стране Волка Глафры которая от малейшего отступления от правил бросалась в сторону как напуганный зверь, в компании этой богини все его фантазии приветствовались, да и она сама вытворяла такое, от чего сердце Рурхана буквально останавливалось. Сейчас он будто получил то, что так давно внутренне желал, утолив этой ночью давнюю неописуемую потребность своей души. Несмотря на неопытность Рурхана, она не сказала ему ни слова, в процессе наслаждения они будто общались взглядами, понимая друг друга без слов. Длительная "игра" с хулиганистой Фиалкой, которая даже здесь умудрялась хихикать, обоюдные ласки, взаимное наслаждение, погружение в неописуемое неведомое чистое удовольствие – таким для Рурхана оказался первый опыт артэонской любви.

  Проснувшись утром под теплым одеялом, согреваясь приятным теплом исходящим откуда-то из глубин души, Рурхан долго не хотел открывать глаза. Оставленная ею сладость, испарившись с его тела и губ, тлела в душе воспоминаниями прошедшего наслаждения. Нахлестывающие волнами воспоминания прошедшей ночи были такими светлыми, что казалось, будто это было в прекрасном сне или скорее где-то в раю, но никак не в реальности. Не открывая глаз, он инстинктивно потянулся обнять ее, ему хотелось прижаться к ней и вновь почувствовать тепло этой богини, но ее в постели не оказалось. Сжав вместо теплой Фиалки ее остывшую подушку, впитавшую аромат ее волос, Рурхан удивленно открыл глаза, на часах было начало одиннадцатого. Немедленно подскочив с кровати, одевшись, он отправился на поиски ее общества, больше всего на свете сейчас ему хотелось заглянуть в ее глаза. Дом Фиалки оказался пуст. Только звуки открывшейся двери балкона где-то в далекой комнате второго этажа, где одиноко коротала дни бабушка Фиалки и Шатун, лежавший на диване в гостиной, застучавший хвостом при виде Рурхана, немного заполняли пустоту. Погладив пса Рурхан, отправился на кухню. На кухне наполненной ароматом утреннего кофе на столе у края скатерти прикрывающей сладости, оставленные для него, лежала записка. "Зайчонок наш дорогой, не теряй нас, мы ушли на смену Энергожертвования, будем завтра утром. Не переживай время пролетит незаметно, дом полностью в твоем распоряжении. Примерно к двенадцати часам придут Фиалкины мамы. Также в виду нашего отсутствия у Джейсона сегодня выходной, и он будет дрыхнуть еще долго. Он у себя, можешь пойти и разбудить его. Так что не скучай", – было написано аккуратным почерком, по всей видимости, Кристиной. Снизу почерком менее разборчивым было дописано: "Извини, но ты так сладко спал, что мы не решились тебя будить, да и незачем", и сбоку был оставлен след от губ, цвета Фиалкиной помады. Держа в руках записку, оглядевшись по сторонам, еще раз убедившись в том, что он один, Рурхан попытался почувствовать запах помады оставленный на записке. Что-то внутри него, безумно жаждущие общества этой красавицы, вместо которого, получив лишь ее слабый аромат, болезненно сжалось. Тяжело вздохнув, он рухнул на стул, сжав записку в руке. Печально глядя в окно, за которым начиналась серая залитая дождем улица, чувствуя как с каждым вдохом, сердце обливается кровью, он не понимал, какого черта с ним происходит.

  Оставшись в чужой квартире, не зная чем заняться, он вдруг вспомнил про Гордона, которого как ему казалось, он не видел целую вечность. Накинув сверху армидейский плащ, плотнее закрыв дверь в квартиру, оставив за ней грустного Шатуна, Рурхан отправился в университет к Гордону. Испугавшись самостоятельно пользоваться метро он, попросил помощи у семейной пары, стоявшей в очереди за ним. Беседуя с парой этих милых артэонов, отвечая на их вопросы, Рурхан в их сопровождении добрался до нужной станции. Он и не думал, что будет так рад снова увидеть старый добрый университет, некогда открывший ему путь в артэонский мир. Аудитория Гордона была закрытой. Побоявшись воспользоваться Шаром Предсказаний, выполняющим роль справочной, в пустующих в период летних каникул университетских коридорах он встретил пожилую преподавательницу, подсказавшую ему, где найти друга.

  На одной из террас на заднем дворе главного университетского корпуса, откуда открывался вид на университетский сад, Гордон, одетый в свой потертый армидейский плащ и резиновые перчатки, со шваброй в руках был занят наведением порядка. С усердием он намывал подметенный кафель главной террасы. Услышав сзади: "Здравствуйте мистер Гордон", бросив швабру, расплывшись в улыбке, он без слов обнял Рурхана.

  – Как ты изменился, – сказал Гордон, рассматривая черный новый плащ Рурхана. – Прям типичный двадцатилетний раздолбай артэон бессмысленно прожигающий свою жизнь! – сказал он, смеясь и хлопая Рурхана по плечу.

  – Чем вы занимаетесь?

  – Навожу порядок. Всеобщие процедуры трудотерапии вообще-то раз в две недели проводятся, ну я тут так по своему желанию тружусь. Одним словом не даю себе "зажиреть". К тому же сейчас диссертацию новую пишу, для этого думать надо. А когда еще так хорошо думается как не во время монотонной несложной работы? Знаю, мой вопрос не уместен, если бы все прошло не очень, то ты бы вернулся раньше. Но все же, как все прошло?

  Рурхан рассказал Гордону обо всем, сообщив, что кажется, можно сказать, влюбился. Гордон не переставал над ним смеяться. Но очарованному Рурхану было все безразлично, Селину он называл не иначе как ангелом, и никакие разумные доводы Гордона вроде того что это просто первые впечатления, не могли его переубедить. Усадив Рурхана за столик стоящий в углу террасы, Гордон угостил этого горе любовника вином. Рурхан поведал о волнующих его житейских вопросах, вроде непонимания, где он будет жить, "в коморке на пятом этаже университета?". Напомнив о количестве пустующего резервного жилого фонда, целых пустых домах и даже улицах на северной окраине города, Гордон велел ему забыть о всяких житейских вопросах.

  – Кстати с тобой хочет поговорить наш правитель. Хочет лично наделить тебя статусом гражданина. Я кину ему послание через Инфос, он скажет, когда тебе явиться, – сообщил Гордон.

  Получив через Гордона сообщение о том, что правитель готов принять его сегодня же, в три часа дня, Рурхан воспользовавшись метро, выйдя из подземки, оказался на краю центральной городской площади. Блистая лужами на проступившем сквозь облака дневном солнце, кольцом серой брусчатки главная площадь окружала уходящий в небо шпиль ЦентрЦитадели возвышающийся ровно по центру городских джунглей Армидеи. И Цитадель и окружающая ее площадь страдали гигантизмом, оказавшись здесь, Рурхан ощутил маленькой букашкой, видимо подобными сооружениями их создатели демонстрировали свою мощь. Скрывая от всех свои истинные призрачные обличия, воспроизводя языческих богов, каждый из Духов создавал себе некий культ, своеобразный лик, олицетворяющий его в глазах артэонов и остальных смертных. Кто-то из них застолбил за собой гром, кто-то молнию, огонь, другие силы стихии. Аркей избрал луну как символ и олицетворение себя и своей силы, его главным воплощением был Лунный Демон. Название центральной площади – "Лунная" было дано в честь лика Духа. Ночами, впитывая свет луны, ее брусчатка наливалась голубым лунным свечением, на отдельных каменных брусках проявлялись лунные руны. Пустоту площади заполняли световые фонтаны, в которых пляшущие струи и журчащие потоки воды заменяло переплетение закрепленных под разными углами зеркал и линз отражающих, усиливающих и направляющих в нужное русло солнечный и лунный свет, концентрируя его в настоящие потоки, будто струями стекающие вниз. Если не считать трех туристов, судя по одежде прибывших из каких-то теплых далеких артэонских стран и несколько стай птиц, огромная площадь была пуста.

  За живой изгородью отгораживающей Лунную площадь, начинался промышленный центр, заполнявший собой все центральные кварталы города. Десятки заводов, фабрик самого разного назначения, раскинувшиеся гигантскими цехами в которых, безостановочно, издавая грохот, обслуживаемые биомехами, под наложением волшебных чар работали механизированные конвейеры обеспечивающие город всем необходимым.

  Корпус ЦентрЦитадели сверху донизу был обвит серебрящейся на солнце стальной спиралью противоазурной антенны. В этом мире разумные существа дабы обезопасить себя от всепроникающей Азуры возводили огромные спиралевидные башни или антенны. Каждая такая противоазурная установка на километры вокруг себя обеспечивала безопасную, свободную от потоков Азуры территорию, накрывая живущих вокруг невидимым защитным куполом. В случае Армидеи обвивающая ЦентрЦитадель огромная спираль обеспечивала собой безопасность всего города и Аламфисова леса.

  Внушительные ворота Тронного Зала расположенного на первом уровне Цитадели обтянуты полотнами армидейского флага, на золотом фоне которого окруженная кругом черной темноты была изображена золотистая птица Аламфис. Изрядно накрутив себя перед встречей с правителем, Рурхан под конец настолько наполнился бессмысленным волнением, что если бы ворота не открылись сами он, наверное, так и не постучал в них. Он нерешительно замер у порога огромного зала, выполненного в готическом мрачном стиле. "Не бойся Рурхан, иди к нам" – услышал он голос в своей голове, почувствовав какое-то странное успокаивающее тепло заполняющее изнутри. Вдруг все его страхи улетучились, он свободно вдохнул полной грудью и с улыбкой двинулся по красной дорожке к трону правителя. Встав с трона, в окружении двух своих прелестных супруг правитель двинулся ему навстречу. Глава Армидеи – Кратон Краус представлял собой чрезмерно высокого, с безупречно гладкой лысиной на голове, облаченного в красный армидейский плащ артэона в годах. Уставший от нескольких столетий участи правителя он был первым главой молодого государства. В обществе, где материальные ценности ценностями не являются, государственная служба не давала никаких привилегий, наоборот лишь усложняя жизнь обремененного ею, с наложением на разумное осознание высокой ответственности заставляла по-настоящему трудиться.

  Традиционно артэонскими обществами управляли Намарийцы, существа по своей сути являющиеся прямыми детьми Духов, родившимися от смертных женщин. Духи, порой желая своеобразно отдохнуть, обращались людьми и погружались в ауру наслаждений доступную смертным. Главным из наслаждений открывавшихся Духу, воплотившемуся в человеческом теле, конечно же, было занятие любовью, в результате чего на свет и появились Намарийцы – их прямые дети.

  В плане физиологии и совершенства эти существа были подобны артэонам, вернее это артэоны были созданы по их подобию. На месте артэнсферы в центре груди каждого из них скрывалась не душа, а унаследованная частичка материи Духа, именуемая Светилом Намариэль, теоретически дающая своему носителю способности всесильного отца.

  Несмотря на колоссальную мощь, сокрытую в Намариэль, управлять ею при помощи хрупкого человеческого разума было сложно. Поэтому Намарийцы в течение жизни пытались направить силу своего Светила в какое-то единое русло, например для овладения "виденьем душ". Благодаря этой способности Намарийцы буквально насквозь видели души своих подчиненных, чувствовали их настроение, прогнозировали их проблемы, волнения, прежде чем те их ощущали. Как психологи, видевшие своих подопечных насквозь, они помогали им справляться с любыми проблемами и удержаться на правильном пути. Они идеально видели и чувствовали настроение как отдельно взятого артэона, так и всего вверенного им артэонского народа в целом, что делало их идеальными правителями. Также светом своей Намариэль они научились буквально испарять любые неблагоприятные эмоции из душ своих артэонов, в случае необходимости искусственно заполняя их внутренние миры спокойствием, теплом и любовью, таким образом, сохраняя доверенную им артэонскую идиллию. Говорят, что Духи специально поставили Намарийцев править артэонами, чтобы таким образом сохранить контроль над этими теоретически равными себе по силе существами.

  Рождаясь от Духа Намарийцы, давали начало своему роду, их дети перенимали их силу. Все из них живущие сегодня были правителями мира артэонов, продолжателями древних династий. Поэтому способность "виденья душ" на сегодняшний день оставалась практически единственным способом использования теоретически безграничной мощи Намариэль. Жили они минимум по четыреста лет, и их существование могло продлеваться на столетия пожертвованными им душами. Кратону Краусу было уже четыреста двадцать восемь лет. Под свою опеку он принял маленькое беззащитное племя артэонов, под его управлением переросшее в величественный золотой город. Сегодня, когда его Намариэль тускнела, готовясь к отходу в мир иной, он хлопотал над подготовкой наследника, по-настоящему боясь оставить золотой город в плохих руках.