Текст книги "Звезда Надежды (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Багров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Его железный парусник – закованный в броню фрегат, рубит перед собой тонкое пространство, острым, черным носом.

Граница шторма приближалась к нему, а за ней, за дрожащей от вспышек злой зари, дымкой простиралось куда – то в неизвестность, Море Забвения.

Он смотрел перед собой, но видел все вокруг – звезды над головой, Гостя, раскуривающего свою алмазную трубку, и ставшее крошечным Светило – позади корабля. Здесь это было нормальным, здесь не могло быть по – другому.

Корабль падал по волне, уносился в черную бездну.

Вперед.

Вперед.

Туда, где полыхает, волнуется пространство.

Как будто его ждут там, как будто у него нет другого пути.

Гость повернул к нему свое темное лицо, произнес:

– Еще есть возможность изменить судьбу. Ты веришь мне?

– Ты – друг. Друг не может солгать.

– Ты должен мне поверить. И тогда обретешь свою гавань. Я дам тебе новую надежду. Без прошлого.

– Нет. Это не моя надежда.

* * *

Сол не спал.

Сол боялся и не хотел спать.

Он сидел один, в погруженной в полумрак кают – компании, за длинным, пустым столом и бессмысленно смотрел на вино в графине. Его тошнило. И еще была боль – ноющая, тупая, она тянула, что – то под его левыми ребрами, не проходила уже давно, изводила, не давала отдохнуть от себя.

Сол ни о чем не думал, он просто сидел и смотрел.

На графин.

В нем, подобно противному вареву, переливались смешанные, назойливые чувства – страх, ожидание и тоска. Иногда он принимался раскачиваться в своем кресле из стороны в сторону, как игрушечный зверек – вправо, влево, минуту, пять, десять… От этих движений ему как будто становилось легче, он словно отвлекал свое тело от боли, а себя от чувств. А еще его мучили судороги лица, ими свело губы и щеки Сола, и растирая их ладонями, он пытался вернуть лицу чувствительность. Иногда это удавалось сделать – судороги ненадолго отступали, чтобы вскоре вернуться, сковать, обезобразить.

Когда он собирался опять приложиться к бокалу с вином, его испугал внезапный и резкий голос бортового компьютера:

– Внимание всему экипажу! Не санкционируемое…

Через несколько секунд Сол выбегал из кают – компании в коридор. Правда бег этот нельзя было назвать бегом – правая нога почти не слушалась и волочилась за ним, как бесчувственная культя, его постоянно заносило вправо и он, ругаясь и срываясь на крик, постоянно пытался выравнять свое направление. У самой лифтовой площадки Сол все – таки не удержался на ногах, попытался опереться о стену, но упал, больно ударившись об пол ладонями и левой коленкой. Желудок Сола скрутило и его вырвало.

Потом, уносясь в лифте к ярусу, где находился Барьер, он заплакал – молча, не издав ни звука, от жалости к себе и страха.

– … Возгорание в блоке фильтра Барьера!…

Он хотел, чтобы все это, все происходящее с ним – гадкое и страшное в своей неизбежности, закончилось.

Но похоже, что неизбежное еще только начиналось, оно едва обозначилось, очертя грядущие перспективы.

Лифт замер – движение прекратилось.

Открылись двери.

Сол ковыляя, опираясь левой рукой о стену, направился к секции, за которой находился фильтр Барьера.

Здесь, в широком белом коридоре, со строгими вывесками, было светло и тихо. Шарканье ног Сола, разносилось далеко вперед. Через пару минут он вышел к большому и просторному помещению, залитому светом и наполненном едким запахом гари.

Причина возгорания была прямо перед ним, рядом с массивным входным люком в Барьер.

Сол замер, и правой рукой полез к кобуре с пистолетом, не послушные пальцы все никак не могли расстегнуть капризную застежку на ней.

Ааоли стояла перед входным люком в паре десятках метров от Сола, и лазерный резак в ее руках, ярким, малиновым лучом, с громким шипением, утопал в обуглившейся обшивке люка, выбивал из него снопы искр и густой, серо – черный дым.

Сол наконец – то вытащил пистолет – холодный и тяжелый, большим пальцем немеющей, правой руки снял предохранитель. Еще секунда и пистолет Сола направил свой ствол на Ааоли. Он хотел окликнуть флорианку, но та уже почувствовав его присутствие, оглянулась. Он увидел ее глаза, затравленный, дикий взгляд, ему показалось, что он даже смог разглядеть комочки застывшей крови у ее ноздрей, прилипшие к короткому, поседевшему меху.

Одетая в синий комбинезон, флорианка показалась Солу странным образом неряшливой.

Ее узкие губы растянулись в оскале, показали белые, острые клыки. Ааоли повела резаком в его сторону – лазерный луч быстро чертил на поверхности люка уродливую, черную полосу, метнулся по стене, разбрасывая во все стороны огонь, искры…

И тогда Сол начал стрелять…

* * *

Он просыпался мучительно, долго, уже избавившись от навязчивого сна, но все еще, не находя в себе сил уловить реальность, ухватиться за нее и открыть глаза. Непонятный, спутанный шум, гремел в его ушах, вызывая резкую, пронзительную боль.

Джил очнулся.

С трудом приоткрыл глаза и увидел над собой матовый, ровный потолок, слабо освещенный мягким зеленым светом ночника. Громкий, рокочущий шум, превратился в слова.

– Внимание всему экипажу! Не санкционируемое, контролируемое возгорание в блоке фильтра Барьера. Повторяю…

Джил пытался осознать смысл и значение услышанного. Монотонный голос повторял одно и тоже, снова, снова. В его голове разливалась тяжелая, колючая боль, и ему очень хотелось опять закрыть глаза – уснуть, забыться.

– … Возгорание в блоке фильтра Барьера.

«Возгорание».

«Барьер».

Понимание происходящего появилось неожиданно, подобно толчку. Он со стоном перекатился на правый бок, сел на кровати, задрожал, как от холода, застонал, закашлялся – громко, надрывно и мучительно.

– Внимание!…

Встал на ноги – все вокруг Джила плыло. Шатаясь, он босой и в трусах, направился к двери каюты. Яркий свет в пустом коридоре ударил его по глазам – Джил зажмурился, прикрыл лицо рукой, потом, выйдя на середину коридора, остановился.

Он не знал, куда идти – забыл.

Джил помнил, что такое Барьер, помнил, что ему надо дойти до лифтовых шахт, он даже знал номер нужного ему яруса, но в каком направлении следует идти, чтобы к этим самым шахтам попасть – не знал.

Забыл.

Совсем.

Стоя на прохладном, шершавом полу коридора, Джил растерянно смотрел, сначала в одну сторону, потом в другую.

Голос компьютера продолжал говорить свое сообщение, эхо слов уносилось в глубину коридора.

Это было дико и страшно. Озираясь по сторонам, Джил не узнавал окружающее, эти стены, двери напротив, близкий перекресток, где мутно маячила белая, квадратная вывеска.

Он направился к вывеске, пытаясь заранее прочитать написанное на ней, всматривался – перед глазами рябило.

Вывеска – указатель, с жирными, синими стрелками, гласила: «Ярус электронный», «Диспетчерская», «Челнок А», «Барьер».

Барьер!

Рассматривая указатель, Джил неожиданно обрел способность понимать, где он находится, он узнал это место, понял направление к шахтам.

И побежал.

По коридору до перекрестка, потом направо, мимо стеклянных стен темной диспетчерской, дальше к лифту. Боль, казалось, готова была разорвать его голову на куски, во рту появился противный, медный вкус крови.

Лифтовая площадка!

Яркий свет заливает широкое пространство вокруг, стальные поручни боковых лестниц, сверкают – невыносимо, до тошноты.

Двери лифта наконец – то открылись и Джил ввалился в кабину, прислонился к гладкой, коричневой стене, нажал нужную клавишу на приборной панели.

Двери плавно закрылись, началось движение вверх.

Его трясло.

Он наклонил голову и, глядя на свои босые ноги, видел, как капает на них его кровь – кап, кап, кап, кап, красные кляксы весело пляшут на голых пальцах, сбегают на глянцевый пол. Правой рукой, Джил вытер кровь у себя под носом – размазал ее по щеке.

И ждал.

Ждал.

Неожиданно голос бортового компьютера, объявил новое сообщение:

– Возгорание устранено.

Двери лифта беззвучно открылись.

Долгих пять минут Джил тащился по светлым, пустым коридорам яруса, прежде, чем оказался на площадке входа в фильтр Барьера.

Он сразу увидел в двух шагах от закопченного черной сажей люка Барьера, лежавшую на полу в луже крови, Ааоли. Она лежала на спине, подогнув под себя ноги и, глядя в высокий, белый потолок, а ее синий комбинезон на груди, стал темным – блестел бардовой влагой.

Еще несколько секунд и Джил, присев рядом с ней, положил ее голову в свои руки, склонился над лицом флорианки.

– Ааоли.

Она была жива.

– Он хотел, чтобы я убила тебя, – вокруг ее узкого рта вскипала красная пена: – Он обещал… Обещал вернуть мне счастье… Я не смогла, Джил! – Ааоли коснулась рукой его правого запястья, ее когти впились в кожу Джила, глаза, широко раскрытые блестели от влаги и зрачки флорианки казались почти круглыми: – Я бы не смогла! Я бы не смогла!

– Я знаю. Ты бы не смогла, – горький ком в горле перехватил его дыхание, осек слова.

– Я бы не смогла, котенок. Котенок… Я хотела, чтобы это закончилось…

Ее когти сильнее впились ему в руку, тело флорианки напряглось, вытянулось и, дрогнув, расслабилось. Открытые глаза уже смотрели куда – то мимо лица Джила.

Он замер.

– Она хотела пройти в Барьер.

Джил посмотрел в сторону говорившего не сразу. Сол сидел на полу, опираясь спиной о стену, рядом с ним лежал пистолет.

– Резак… Она бы туда не прошла. – Джил положил свою ладонь на лицо Ааоли и закрыл ее глаза.

– Тогда она убила бы меня.

Молчали.

Джил чувствовал как под его ладонью, остывают слезы Ааоли, был не движим, словно окоченел.

– Остался последний день. – Сол тяжело закашлялся: – Завтра.

Джил поднял голову – там, в коридоре, у самого входа на площадку, стоял Гость, в строгом, черном костюме и таких – же черных туфлях. На его правой руке сверкал большим бриллиантом тяжелый, золотой перстень, алмазная трубка в руке Гостя заполнила розовым, мерцающим дымом все пространство коридора. Рядом с ним стоял мальчик лет шести – в пестрой детской пижаме, босой, с непропорционально большой головой. Лысый. Он держал Гостя за левую руку и неотрывно с укором смотрел Джилу в глаза.

– Мы сдохнем тут, Джил. – Сказал Сол с безразличием в охрипшем голосе.

– Я убью его.

– Мы – умрем раньше.

– Я его и мертвый убью.

Джил смотрел, как Гость и мальчик отвернулись от него, и медленно, не торопясь пошли сквозь розовый дым.

Прочь.

* * *

Он бесконечно долго стоял под горячими струями душа, закрыв глаза и расслабившись, стараясь ни о чем не думать, прогнать последние остатки сна и окончательно прийти в себя после ночи.

Сегодня Джилу снились родители – отец и мать, в их просторном, светлом доме у реки, где рядом с открытой верандой цвели большие, душистые цветы. Потом со второго этажа пришел Джил – младший, неся в маленьких своих руках модель старинного парусника.

Джил проснулся в тот момент, когда они с сыном шли к реке, спускать корабль на воду.

Сейчас, греясь в потоке горячей, едва терпимой воды, он с ужасом отметил, что долго не мог вспомнить имя сына.

«Джил – младший».

«И – Дана. Дана – ландыш. Ее зовут Дана».

Головная боль билась в его темени и висках жаркими, тяжелыми ударами. Только когда он спал, у Джила ничего не болело – во снах боли не было.

Закончив с душем он, покачиваясь, вышел в спальню и, оставляя позади себя мокрые следы, прошлепал босиком по прохладному полу до шкафа – распределителя, открыл выпуклую, бежевую дверцу. Автомат уже выложил на полку новый, чистый комплект белья – майку, трусы, носки, белый комбинезон, а на нижней полке стояла пара черных, мягких туфель.

На дверце шкафа находилось большое, прямоугольное зеркало, и в нем он увидел свое осунувшееся, бледное, заросшее щетиной лицо. Белки глаз были красные. Не с проявившимися капиллярами, как бывает от сильного физического напряжения, а сплошь окрасившиеся в цвет крови, без единого белого проблеска.

Джил начал одеваться – спокойно, не торопясь, словно выполнял какой – то сложный и торжественный ритуал, он поглядывал на свое отражение в зеркале, на распухшие, ставшие синюшного цвета колени, на вздувшиеся вены на руках и ногах.

«Еще есть время».

Его тошнило.

Решив, что завтракать ему не стоит, Джил – одетый и чистый, подошел к автомату пище – блока и нажатием кнопки на панели управления, где указывались напитки, заказал себе стакан горячего, сладкого чая. Он удобно устроился в глубоком кресле за своим письменным столом, пил чай маленькими глотками, и смотрел на фотографии на стене перед собой. В ярком свете световых ламп лица, запечатленные на них, казались живыми.

Через несколько минут он поднялся на ноги – тяжело, как старик, приблизился к экрану видеофона, нажал кнопку вызова адресата над которой висел приклеенный им кусочек бумаги со словом «Сол». Плоский экран внутренней связи ожил, показал каюту Сола, сам Сол стоял к экрану спиной и натягивал на себя зеленый комбинезон.

– Сол, я готов. Иду в пилотскую рубку. Можешь пойти со мной или расположиться в командном.

– Я приду.

Видеофон отключился. Джил пошел к выходной двери. Он замер увидев свое оружие, брошенное на кресло, что стояло в углу, возле самого выхода из каюты.

Подойдя и взяв в руки ремень, он долго трясущимися пальцами, копался с его застежкой, потом пристегнул к блестящему, хромированному карабину кобуру с пистолетом.

Оглянулся.

Теперь – все.

Каюта представилась ему уютным, родным домом, его обжитым жилищем, из которого не хотелось уходить. Вернувшись к письменному столу, он снял со стены обе фотографии, сунул в карман комбинезона их магнитные защелки и только после этого, держа фотографии в левой руке, вышел в коридор.

До назначенного программой момента сброса ракеты и маневра крейсера, оставалось больше четырех часов.

Джил не спешил.

Стараясь идти не торопясь, чтобы не упасть, он направился к пилотской рубке.

* * *

– Включить системы активации наступательного комплекса. – Джил говорил размеренно, мысленно взвешивал и проверял сам в себе каждое слово, прежде чем произнести команду бортовому компьютеру.

Он придирчиво рассматривал ряды разноцветных клавиш на пульте управления перед собой, сверял увиденные показания на экране контроля со значками вспыхивающими на экране команд, боялся ошибиться, напутать.

Под каждой клавишей на пульте находились квадратные, старомодные кнопки резервных систем, а рядом с ними мертвые сейчас, неоновые глазки индикаторов.

– Крейсеру боевая тревога! Приготовиться к маневру на уклонение.

– Ракета с бомбой Хлопок к старту готова, – произнес голос компьютера: – Жду команду.

– Включить ТРД.

– Включено.

– ОРЦ, стабилизаторы.

– Стабилизаторы включены.

– Курс 942.

– Есть.

– Активировать датчики массы боевой части ракеты.

– Есть.

– Активировать реакторы ускорителей.

– Активированы.

– Управление ручное.

– Ручное…

Сол Дин сидел слева от Джила, в одном из трех противоперегрузочных кресел пилотской рубки. Он уже пристегнул себя к креслу ремнями безопасности и теперь молча наблюдал за действиями Джила, косясь на него правым, выпученным глазом.

В рубке иногда звучал короткий, пронзительный сигнал, ярко горели желтые, световые панели под низким, наклоненным вперед, потолком, пахло пластиком.

– Энергетике крейсера – полный режим.

Отдав все необходимые приказы компьютеру, Джил потянулся вперед и, открыв слева от штурвала, отделение – нишу, достал перчатки «ускорения». Они были сделаны из прочного и гибкого пластика – темно – синие, с широкими ремнями застежек на запястьях. С внутренней стороны перчатки имели выпуклые пазы фиксаторов, которые должны были крепиться к таким – же фиксаторам на джойстиках тяги.

Джил надел перчатки, застегнул их застежки, проверил гибкость перчаток – сжимал и разжимал пальцы, покрутил кистями рук.

Успокоился.

Осмотрел рубку еще раз.

Здесь не было иллюминаторов.

Перед креслами висели прикрепленные к передней стене экраны обзора, и на них горел ярким сине – зеленым огнем, покрытый ворсом молний, пузатый шар Объекта, увеличенный оптикой Стрелы, приближенный. Вспыхивали на панелях контроля яркие огоньки, зажглись на рукоятках штурвала, индикаторы, светились в стеклянных сферах стрелки гирокомпаса.

Джил ждал, когда компьютер доложит ему о готовности к маневру и сбросу ракеты.

Шли минуты.

– Ты точно сможешь это сделать? – Спросил его Сол.

– Смогу. Кое – что забыл, приходится сверяться с графиком запуска систем, но как пилотировать я никогда не забуду, – он улыбнулся сидевшему в двух шагах от него Солу, старался выглядеть бодрым.

В голове Джила, что – то больно кольнуло, словно тонкая игла коснулась его мозга и пропала. Он откинул голову на подголовник кресла и закрыл глаза, переживая приступ головокружения.

– С тобой точно все в порядке? – Голос Сола показался ему обеспокоенным.

– Устал. Нормально все.

Через какое – то время, Джил снова открыл глаза и посмотрел на экран перед собой – Объект на экране горел ровным светом, и молнии, вылетающие из него – короткие и ярко – белые, размывали его границы, создавали вокруг него блеклую туманную дымку. Сквозь них пробивался призрачный сине – зеленый свет.

– Я увижу, как тебя разнесет на куски, сукин ты сын, – произнес Сол Дин с нескрываемой злой радостью: – Ты выжал из меня жизнь, ты убил…

И тут Джила ударило удушливой, жаркой волной, он задохнулся, вытаращив перед собой глаза, сжал кулаки, его тело пронзила боль.

И все кончилось.

Изображение Объекта на экранах погасло, а они сами выключились – почернели. Одновременно с этим погасли все огни на пультах управления, а вместо них, ожили, засветились «глазки» неоновых ламп – индикаторов резервных систем.

Резко и надрывно зазвучал ревун тревоги, и голос крейсера огласил собой пространство пилотской рубки:

– Переход на резервные системы управления и жизнеобеспечения корабля. Импульсная атака. Компьютер неисправен. Все команды продублированы.

Стена перед Джилом вместе с экранами обзора, стала быстро поворачиваться, плоские, большие экраны на ней поползли вниз, открывая старинные, выпуклые экраны, прикрепленные к обратной стороне стены. Еще секунда, другая и перед Джилом находился уже черный, запыленный ящик резервного, вакуумного экрана. Изображение Объекта на нем было непривычно растянутым и выпуклым.

Вспыхнули на пульте управления ламповые индикаторы, в их стеклянных окошках, засветились красным спирали накала, изображали цифры и значки.

– До сброса ракеты – две минуты! – Объявил голос корабля: – До начала маневра – пять минут, сорок секунд.

Изображение Объекта вдруг расплылось, светлая аура вокруг него наливалась светом, становилась ярче, сильнее, молнии удлинились и он… погас.

Совсем.

– Минута, тридцать секунд.

Пот – холодный, как капли соленного жира, залил глаза Джила, скапливался над верхней губой, тек по шее за воротник.

– Он – сдох! Ему конец!

Джил ничего не сказал. Он смотрел на темное пятно на экране – круглое, как черный шар на темно – сером фоне, смотрел и не мог понять, что произошло. Его парализованные недавним ударом мысли, нехотя оживали, затуманенное сознание еще не достигло реальности.

– Сдох! Он мертв! Умер! – Крик человека рядом с ним, постепенно вернул его к действительности.

Джил повернул голову влево, посмотрел.

Человек в кресле смотрел сейчас в его сторону – лицо перекошено, рот искривлен.

– Его больше нет, Джил! Мы свободны!

«Меня зовут, Джил».

Он всматривался в лицо этого человека и не мог вспомнить его имени.

Джил.

– Я – Джил.

– Что? – Незнакомец запнулся, растерянно воззрился на него, его искривленные губы раскрылись, нижняя челюсть отвисла: – Что с тобой?

Он отвернулся от незнакомца, посмотрел на экран.

Память, словно причудливая мозаика, собиралась в непонятный ему узор.

Там на экране была смерть.

Смерть умерла.

В рубке говорил монотонный голос корабля:

– Открыть бомболюк. До сброса ракеты двадцать секунд. Восемнадцать, семнадцать, шестнадцать…

Ускоритель!

Он вспомнил, что следует делать. Это было похоже на блеклый огонек в темноте – ты ничего не видишь вокруг себя, но уже знаешь, куда следует идти, знаешь направление.

Его руки легли на ручки джойстиков, щелкнули зажимы фиксаторов перчаток.

– До начала маневра на уклонение…

Память лениво открывала ему реальность – скупо, частично.

Где – то очень далеко, на грани восприятия, играла сейчас тихая музыка, настолько тихая, что не возможно было различить ее мелодию, только редкие, самые громкие аккорды доходили до его сознания.

– Девять, восемь, семь, шесть…

– Убей его, Джил, убей его!

– Я вспомнил, – он говорит тихо: – Ни один корабль не достиг до цели…

– Сброс ракеты!

Указательным пальцем правой руки он вдавил желтую, круглую кнопку у самого зажима перчатки, и обеими руками потянул рукоятки тяги на себя – аккуратно, не спеша, как привык за многие годы пилотирования.

Звуки тревоги смолкли, сменившись тихим, низким гулом заполнившим все помещение рубки, и одновременно его тело начало наливаться массой, становясь тяжелее.

Крейсер быстро увеличивал скорость – огромный космолет, разгонялся для решающего броска, и где – то позади его кормы – бушевало, ревело ослепительное, атомное пламя ускорителей, вытягивалось, с каждой секундой становилось длиннее, злее, ярче, как хвост железной кометы.

Голос корабля:

– Ракета в ангаре.

Он смотрит на черный круг на потускневшем экране, слышит голос человека слева.

– Сбрасывай…

Гул растет, как грохот приближающейся лавины.

– Двадцать четыре, двадцать три…

Он прислушивается к своим чувствам, пытается разгадать их значение, тяжесть сдавливает грудь, но он произносит:

– Не верю. Никто к нему не подошел…

Он видит перед собой цель.

Цель перед ним – черная, бесчувственная, немая.

– Семь, шесть, пять…

– Все!

– Ракета в ангаре! – Голос в пространстве рубки – сухой и низкий, сказал и умолк.

Но он медлит.

Он не решил.

Тянет рукоятки на себя, наливает корабль массой.

– Джил, – хрипит тот, что слева от него: – Сбрасывай ее!

И вдруг экран озарился – черный круг на нем вспыхнул огненным шаром, забился в бешеных молниях, длинных, протянутых вперед, словно чудовищные, уродливые руки, вспучился пузырями световых вспышек.

И пришла боль – жгучая, до отчаяния, до хрипа, до тошноты. Она ударила по нему смесью дикого отчаяния и ужаса, разломила его голову на сотни частей, залила кровью глотку.

Он закашлялся – красные липкие брызги вылетели изо рта, покрыли панель управления перед ним и, борясь с наступающим беспамятством, он хрипло произнес:

– Притворщик…

– Убе-е-е-ей!… Сбрасывай ракету!

Повернув голову он увидел, как сидящий в кресле слева, неуклюже просунул правую руку за поручень своего кресла, вынимает ее, и в этой его руке, сверкнул металлом черный, увесистый пистолет.

– Сбрасывай эту чертову ракету!

– Он лжец, – улыбка появляется на его окровавленных губах: – Значит все они живы! Они живы! Он – притворщик…

– Сбрасывай…

Пистолет вываливается из руки человека, с тяжелым стуком, тонущем в растущем реве ускорителя падает на пол. Человек старается расстегнуть ремни безопасности, и когда ему это удается, тянется вниз к пистолету, рычит хрипло, неразборчиво.

– Ты не понимаешь, – он отворачивается от него, морщится от боли, но в его гримасе видна торжествующая улыбка: – Он – лжец! Я не дам ему уйти…

Мерцающий розовым светом сквозь стены и пол, просачивается в пилотскую рубку призрачный туман, покрывает стойки пульта управления, висит в воздухе и в нем вспыхивают яркие, ярче ламп индикаторов, пронзительно синие звездочки – плывут, источают из себя тонкие лучи. Розовый туман наползает, несет в себе боль и забвение, кричит от большего ужаса.

Он смотрит на экран, сильнее тянет рукоятки управления тягой на себя и не видит, как человек слева, переваливается через поручень своего кресла, тянется к уползающему под силой инерции пистолету, пальцы его руки дрожат и растопырены, он перевешивается и вываливается из кресла, падает вниз головой, и крича, размазывая по полу кровавые пятна, катится к выходу из рубки.

Что – то рвется у него в груди – резко, душно, он чувствует, как слюна смешанная с кровью течет по подбородку, покрывая шею теплым. Боль раскаленными иглами колет все тело, и его руки, лежащие на рифленых рукоятках, немеют, слабеют.

Он теряет сознание.

* * *

Еще не придя в себя, он услышал громкую, отчетливую музыку и голос – глубокий и высокий. Музыка звучала в нем, она разбудила его чувства и слова песни – почти забытой, вернули его из небытия.

Он открыл глаза.

Боль прошла.

Лишь тяжесть в груди осталась напоминанием о происходящем. Крейсер уносился вперед, к цели, туда, куда он столько долго шел. Выпуклый экран перед ним залило сине – зеленое сияние и то, что было на нем, уже стало неотвратимым, неизбежным. Сияние кричало, тонуло в рубиновом ужасе, и розовый туман, заполнивший все пространство пилотской рубки, пульсировал и дрожал.

Глядя перед собой, он слушал песню, видел рождаемые ей образы, как бы был далеко отсюда – в забытом прошлом, и зал Пребывания космолета «Ветер», заполненный людьми и флорианами, освещался лучами разноцветных прожекторов, сверкала на сцене фигура в белом костюме, и Блеск Вечер пел, держа в руках свою концертную гитару:

 
– И во тьме ночной,
– и в бедствии сердечном,
– только ты – надежда для меня…
 

Джил Ри шел вперед, легко и свободно, мимо танцующих и поющих, шел, узнавая лица, и не хотел уходить от сюда. Вот капитан Раул Шол похлопал его по плечу и Сол Дин, стоя рядом с Ааоли и мохнатым драком Бриком, помахал ему рукой, а там возле сцены уже можно различить лица Лины Сью, Уаса Ло, и Даны с Джилом – младшим.

 
– Пусть мне скажут,
– это лишь везенье,
– и уже один остался ты.
– Знаю я, ты явишь мне спасенье,
– искреннего света с высоты…
 

Джил уходил к ним, чтобы не вернуться никогда, и за мгновение до взрыва, он спел последние слова песни – вместе со всеми:

– Ты, моя счастливая звезда.

К О Н Е Ц.