Текст книги "Звезда Надежды (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Багров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Джил его никогда не читал. Он вообще не любил философию, но глядя на корешок книги, на ее тусклые, золотые буквы, на пыль прилипшую к ее картону, Джил испытал чувство, похожее на сожаление, словно то, что книга эта стоит на полке в забвении, есть горькая несправедливость к ее автору – Грому, и прочитать ее или хотя бы начать, пройти несколько глав, было бы честно и порядочно по отношению к этому, давно умершему человеку…

И еще.

Он подумал, что очень странно видеть, на почти пустой и безлюдной «Стреле», эту огромную библиотеку.

Словно очнувшись, Джил перевел взгляд на Ааоли.

Флорианка сидела, не глядя в свои карты, что держала в руках, на ее тонких губах играла задумчивая улыбка.

– Вернемся и я никогда не покину Флорию, – произнесла она: – Муж не отпустит, – и Ааоли счастливо рассмеялась, радостно и легко: – Да и пора уже обзавестись котятками. А то вы мне порядком надоели. Особенно ты, Дож.

Она увидела, что Джил смотрит на нее, и показала ему язык.

– Мой хороший, не скоро мы с тобой свидимся.

Джил смотрел на ее счастливое лицо, на блеск в зеленых кошачьих глазах, и в нем возникло щемящее чувство, не уместное сейчас и здесь, словно он жалел ее в чем – то не осознанном, непонятном.

Сол бросил карты на стол.

Солу все надоело.

– Все! Баста! – Сол Дин откинулся на спинку кресла, размял плечи: – Не могу больше. Надо-о-о-е-е-ло!

Дождь Ясень недоуменно оглядел всех, спросил:

– Ребята, вы чего? До вечера еще прорва времени!

– Я в Бомбовый схожу. – Джил положил карты на стол, с нескрываемым облегчением: – Дальше без меня.

– Завтра сходишь, – не унимался Дождь.

– Дож, твои карты уже всем осточертели! – Ааоли фыркнула: – Лучше целыми днями песни петь, чем тебе проигрывать. Я, например, знаю много песен. А, Джил? У тебя есть какая – нибудь любимая песня?

– Ребята, – Дождь замотал головой: – Это не серьезно…

– Джил.

– Я не любитель петь. Ты же знаешь.

– Джил, спой свою песню. Ну, я тебя прошу. Никогда не слышала, как он поет. – Ааоли рассмеялась.

Что – то нарушилось.

Словно в этот момент в атмосферу библиотеки, подул ледяной, колючий ветер. И ты уже не можешь не замечать его, а ищешь причину, по которой стало холодно, и дрожь коснулась твоего тела.

Они еще что – то говорили, но Джил их не слушал. Он замер, прислушиваясь к своим чувствам, пытаясь разобраться от чего вдруг возник этот диссонанс, как будто, увидев в куче хлама нужную ему вещь, Джил стал разгребать лишнее, пробиваться к тому, что привлекло его внимание.

– Джил, что с тобой?

– Он петь не хочет…

Петь.

Песня…

Слова сложились в голове Джила в одну тяжелую строку, и эта строка потянула за собой все остальное – забытое, покрытое пылью и забвением. Откуда – то из глубины его сознания, выплыла одна фраза, постепенно обретая звук и смысл, она вспыхнула перед ним, как Светило заливает собой полуденный мир, подобно спешащему по делам человеку, который торопиться, который расталкивает все и всех на своем пути.

«Спой свою песню…»

Нет, не все. Там было еще что – то.

И он вспомнил.

«Спой свою песню, парень».

Джил словно поднимался из – под толщи воды – греб руками изо всех сил, глядя туда, где виднелся проблеск света. Он чувствовал себя просыпающимся ото сна, но сон этот еще не отпускал его сознание, лип к нему, обволакивал, убаюкивал, пытался сохранить над Джилом свою власть.

Кто сказал ему это? Чьи это были слова?

«Спой свою песню, парень».

Окружающее стало глохнуть, отодвигаться от сознания Джила, становиться нереальным.

Он ответил тому человеку, тогда. Сказал, что… Что он сказал ему?

И Джил вспомнил то, что ответил тому человеку.

«Я – спою».

Он даже вспомнил его руки – сухощавые, стареющие руки, с пергаментной кожей и побелевшими костяшками пальцев.

Того человека звали Иил Мавр.

И они беседовали с ним перед самым вылетом Джила на «Стреле», в кабинете с большим, светлым окном.

«Спой свою песню, парень».

«Я – спою».

Правда обрушившаяся на него оказалась чудовищной. Какое – то мгновение, Джил еще мог сохранить свое прежнее, не давнее восприятие окружающего и положение вещей в нем, мог избежать того, что открывалось перед его внутренним взором, мог прекратить, остановить это усилие и снова впасть обратно, в спокойное и счастливое неведение.

«Спой свою песню»…

Это было обязательство.

Обещание, за которым стояло слишком многое, слишком тяжелое и страшное, чтобы он мог этим пренебречь.

Иил Мавр.

В том кабинете, перед его отлетом, Иил Мавр сказал:

– Ваше возвращение не обязательно. Ты же это понимаешь? Вернетесь – хорошо, погибнете – оплачем. Но Объект должен быть уничтожен – любой ценой!

И потом:

– Ты – везучий парень, Джил. У тебя – счастливая звезда. Я все поставил на твою звезду. Что – бы не случилось, капитан не должен оставить свой мостик, Джил…

Это воспоминание, а вместе с ним осознание происходящего, обрушились на него, как поток холодной воды.

Джил словно проснулся.

Он сидел зажмурившись, закрыв свое лицо ладонями – пораженный, уже зная, что избавился от лжи.

Сильно болела голова, острая, пронзающая боль, билась в его висках, разносилась до затылка и темени, муторной, тошнотворной волной. И еще был запах. Сильный, бьющий в нос, запах давно не мытого тела, кислый и затхлый, словно смердело от близкой кучи не стиранного, протухшего белья. Джила ужаснуло присутствие этой вони. Кто – то завозился рядом.

Он убрал от своего лица руки и посмотрел.

Ааоли, по – старушечьи сгорбившись, опустила голову, ее руки безвольно висели вдоль тела – уходила к открытой двери. Единственный контрольный светильник – желтый и мутный, торчавший под высоким потолком технического блока, где стояли контейнеры с различными инструментами, тускло освещал ее обтянутую серым комбинезоном, спину.

Она вышла в коридор.

– Значит Дождь Ясень, – раздался рядом с Джилом голос Сола: – Давний друг, отличный парень!

Джил повернулся на его голос.

Они сидели на низких, стальных контейнерах, расставленных вокруг массивного инструментального стола, на полу валялись рассыпанные круглые, похожие на теннисные мячи, индикаторы, чей – то забытый здесь ботинок – армейский, тяжелый, черный, стоял почти в самом углу небольшого отсека, скомканная, окровавленная майка, затвердевшим комом выглядывала из – под стола со стороны пустого контейнера, на котором должно быть, сидел Дож.

Джил уставился на эту майку, долгим, упрямым взглядом человека, не готового к новой реальности.

Было похоже на то, что сидели они тут давно.

Сол Дин хрипло рассмеялся.

– Джил! А все было так, … так просто!

Теперь он посмотрел на Сол Дина.

– Что ты помнишь до Дожа?

Сол перестал смеяться, лицо его застыло.

– Не знаю. Не могу сказать.

Лицо Сола украшал большей синяк – от виска, он покрывал всю его правую щеку и опускался к подбородку. Синяк уже почернел и начал расплываться желтизной и зеленью. Правое веко как – то съехало вниз и временами дергалось, а рот искривился, будто Сол капризно кривил губы, растрескавшиеся, с запекшимися кровяными сгустками в углах, под уже отросшими усами и густой щетиной бороды.

Волосы Сола торчали сальными пучками.

Не поворотливые, вялые мысли Джила, сонные и как чужие, нехотя ворочались в его голове, рождали смутные, едва узнаваемые образы.

– Что у тебя с лицом?

– А, что у меня с лицом? – Сол осторожно потрогал свою правую щеку, веко, нос: – Почти не чувствую.

– Упал?

– Может и упал. – Сол произносил слова, как пьяный: – Не помню…

– Пошли!

Джил уже вставал на ноги, тяжело, неуверенно, его шатало из стороны в сторону и упрямый пол никак не хотел успокоиться, норовил выскочить из под ног, уплывал, то в левую сторону, то в правую.

– Куда собрался?

Шатаясь Джил дошел до открытой в коридор двери, остановился, нетерпеливо ожидая плетущегося следом, Сола.

– Мы не знаем сколько времени прошло. Не знаем сколько осталось лететь до Объекта. Может быть «Стрела» уже…

Они вышли из отсека, добрались до лифтовой площадки, потом молча ехали в ярко освещенном лифте на семнадцатый ярус. Джила тошнило, было муторно.

Оказавшись на семнадцатом ярусе, двинулись вправо по коридору. Вокруг тихо и спокойно, и в этой вязкой, томительной тишине, казалось Джилу, что они идут по улице мертвого, давно покинутого всеми, города.

Первым в командный отсек вошел Джил. Сразу направившись к центральному пульту управления – длинному, матово – стальному, сел в кресло оператора и бегло осмотрел показания приборов.

Сол устроился в соседнем с ним кресле слева, вытянул ноги вперед, откинул назад голову, закрыл глаза.

Выглядел он сейчас как старик.

– И, что там с нашим летающим ящиком?

Джил не ответил.

С начала им овладело недоумение, прошло несколько долгих секунд прежде, чем понимание происходящего, стало доходить до его сознания.

С нарастающим ужасом он таращился на экран перед собой, где в яркой синеве, мимо схематического обозначения полета «Стрелы», тянулись длинные столбцы символов.

Потрясение, которое испытал Джил, наполнило его паническим страхом.

Он словно уперся в глухую стену, без указателей, просто в стену посреди дороги.

Глядя на экран, Джил не узнавал того, что там было, не знал какой смысл несут в себе эти загадочные, ровные и строгие символы в столбцах, не мог вспомнить их значение!

Долго всматриваясь в непонятные ему значки на экране, он старался напрячь свою память, вспомнить то, что знал еще недавно. И вот словно проблеск света в ночи – «семерка»!

«Это «семерка»!

Узнал, и обрадовался этому как ребенок, он ухватился мыслями за возникшее знание, почувствовал, что возвращается к утраченному.

Через пару минут, Джил узнал второй символ – «девять», а потом память раскрылась в нем быстро и четко как включившейся свет в темной комнате.

«Ускорение».

«0705571524028»…

«Рысканье»…

«Поправка»…

«Тангаж»…

Джил рассмеялся – до слез. Обрадовался едва не закричав от восторга. Он мельком глянул на Сола – тот, чуть повернул голову в его сторону, смотрел выпуклым, настороженным глазом.

– Ты чего?

Джил ему не ответил, сказал обращаясь к бортовому компьютеру – громко и четко:

– Компьютер! Время прибытия «Стрелы» к точке сброса и маневра.

Командный отсек огласил спокойный и размеренный голос компьютера:

– Цель недосягаема. Точка сброса и маневра – отсутствует.

– Какова причина невозможности достичь цели?

– Цель изменила траекторию своего полета. Для достижения цели, необходимо внести поправку в движение корабля.

На экране появились два зеленых графика, цифры сменились. Красным пунктиром была отмечена ошибка движения крейсера.

Джил не знал, что ему с этим делать, сколько он не пытался сосредоточить свое внимание, его память отказывалась дать подсказку. Там, где должны были находиться его знания – привычные, как руки и ноги, знания, которыми он пользовался всегда с простотой и легкостью, теперь покрывала черная, непроницаемая завеса.

– Задача. Внести поправку в движение корабля, вернуть маршрут в прежнее значение. Исправить курс. Курс – на Объект!

– Поправка будет внесена в течении пяти часов, десяти минут, сорока секунд! Цель будет достигнута через пятьдесят восемь часов, тридцать две минуты.

Получилось.

Он откинулся на спинку кресла, растер руками свое лицо – корка засохшей крови на его подбородке и верхней губе, осыпалась мелкими, темными хлопьями.

– Вывести Объект на экран обзора.

На большом обзорном экране появилось изображение.

Это было похоже на звезду – тусклую, зелено – голубую звезду, среди белых точек других звезд. Объект слабо светился, как приглушенный ночник и через это матовое, ровное свечение, в котором имелись пробелы, подобно в облачном покрове неба, виднелась угольно – черная поверхность.

Джил всмотрелся в Объект.

Там, из – под похожего на светящийся ворс ковра, свечения, били во все стороны зеленые, тонкие, как кривые иглы, молнии. Это было красиво.

Джил невольно засмотрелся на Объект, его взгляд стал различать мелкие детали, невозможной, никогда прежде невиданной им красоты. У него появилось желание протянуть к нему руку, коснуться светлых «ворсинок» – живых, загадочных…

– Красиво, – произнес сухо Сол Дин: – Через двое суток, мы его убьем.

– Выпить хочешь?

Сол ответил не сразу.

Они посмотрели друг другу в глаза, каждый думал о своем.

– А что? Можно и выпить. Старина Суни нас бы поддержал.

И Сол рассмеялся – легко и просто, словно Джок Суни всего лишь ненадолго куда – то отлучился.

Джил смотрел на Сола, на его перекошенное, заросшее окровавленной щетиной, лицо.

– Надо привести себя в порядок, Сол. Мы похожи на калек. Бездомных калек. – Джил с минуту искал взглядом нужную кнопку на пульте управления и даже найдя ее, не сразу понял, что это то, что надо.

На фиолетовой, плоской кнопке, во втором ряду таких же кнопок, светилась надпись – «внутренняя связь».

Нажал.

– Ааоли. Мы с Солом тут решили устроить вечеринку в кают – компании. Приходи. Будет весело. – И Солу: – Встречаемся через час. Пошли.

* * *

Джил прошел по коридору половину пути до своей каюты – световые панели под потолком, белым и глянцевым, заливали все вокруг мерным, желтым светом. Он хотел сейчас только одного – встать под горячий душ, чтобы струи живительной воды омыли его тело, успокоили, дали сил. Он хотел расслабиться и ни о чем не думать – пусть не долго, пусть временно. Смыть с себя грязь и вонь лжи, смыть напряжение прожитых в иллюзиях дней.

Неуверенной походкой он достиг перекрестка с сектором «двадцать», где вдоль правой стены тянулись стеклянные двери операторских отсеков, когда почувствовал на себе чей – то взгляд. Этот взгляд – ожидающий, внимательный, еще только обозначился в понимании Джила, а он уже понял кто и зачем стоит за его спиной.

Джил остановился.

Можно было повернуться назад, посмотреть, но он остался стоять, глядя перед собой, в глубину уходящего вперед коридора.

Ему стало безразлично то, что может произойти в любую секунду.

Он улыбнулся.

– Я тоже люблю тебя, Ааоли…

И зашагал дальше и грустная, глуповатая улыбка оставалась на его лице.

Никто на него не напал.

Звук шагов Джила разносился по коридору, шаркающий, глухой.

* * *

После душа Джил несколько ожил.

К нему вернулось относительно хорошее настроение, прошла ноющая боль в спине и ногах, ушла усталость, но никуда не делась вялость в теле – противная, делающая каждое движение неуверенным, словно он заново учился ходить и двигаться.

А еще жгучая боль в голове – изнуряющая, назойливая, тошнотворная.

Стоя в санитарном узле, небольшой комнаты с душевой кабиной в правом углу и умывальным столиком в левом, где он простоял минут десять, рассматривая свое отражение, Джил в новом, чистом комбинезоне, босой, приготовился выйти в свою спальню.

Он хотел остаться здесь.

Ему стало казаться, что именно тут, в этом уютном санитарном узле, он находится отдельно от всего корабля, именно здесь – успокоившись и отмывшись, он пребывает в обособленном, крошечном мирке, куда нет входа всему, что происходит на крейсере.

Джил открыл дверь и шагнул в спальню.

Он даже не удивился, увидев посреди каюты, гостя.

Гость стоял облокотившись на письменный стол Джила, скрестив обутые в белые туфли ноги, в белом комбинезоне с яркой, желто – красной эмблемой на левой груди, с надписью – «Летящий». Черные, зачесанные назад волосы гостя, отливали синевой, лицо повернуто к Джилу – спокойное, дружелюбное.

Джил молча прошлепал босыми ногами в сторону шкафа – раздатчика, достал из него новые, черные туфли – замшевые, с резиновой подошвой и, не глядя на гостя, уселся в кресло под экраном связи, начал обуваться.

– Джил, это смешно. Посмотри на меня. Я не часть твоего убогого интерьера.

Джил продолжал обуваться молча.

Гость всегда являлся ему во снах.

Всегда.

Но сейчас Джил не спал. В этом он был абсолютно уверен.

– Ты – молодец, Джил. Признаю. Хм. Жаль, что мы не можем с тобой стать друзьями. Я был бы очень рад этому.

Джил обул правую туфлю и принялся обувать вторую. Он старался не замечать гостя, старался ничем не обозначить для себя его присутствие, боялся, что это может внести изменения в реальность, искривить ее, изуродовать.

– Ну, нет, так – нет. Ты не оставляешь мне выбора. Разве не разумно хотеть спасти свою жизнь? Что я и вынужден делать.

Джил не удержался и взглянул на гостя.

Гость выпрямился, не торопясь двинулся в его сторону, остановился в шаге от Джила, и смотрел на него выжидательно. Пока тот шел, Джил увидел, как пропадает под ногами гостя пол, в тех местах, и где он только что ступил, образовывались следы – провалы, и в них, как в сквозных дырах, светились звезды.

– Ты не понимаешь. На, что ты рассчитываешь? Никто из вас не останется живым. Вы погибните. Умрете. Ты даже не представляешь, во что ты превратишься перед тем, как умереть.

Джил не отвечал.

– Отключи Барьер! Встань со мной лицом к лицу! Трус.

– Дураков на слабо берут.

Джил наконец обулся, поднялся на ноги и молча вышел из каюты.

Через несколько минут он уже входил в кают – компанию, где за крайним столом у стены горел свет, а за самим столом расположился Сол Дин – в чистом комбинезоне, причесанный и с высоким бокалом в правой руке. Перед ним на столе стоял высокий, стеклянный графин с вином, а рядом сиротливо пристроился второй – пустой бокал.

Джил подошел, сел в кресло напротив Сола.

– Ааоли не приходила?

– Нет. – Сол отпил из своего бокала, смотрел пьяно, филосовски, его перекошенное лицо выглядело неприятно: – Придет. Я думаю.

Джил налил в свой бокал вина из графина, закрыл графин стеклянной крышкой, сделал глоток, спросил:

– И о чем думаешь?

– Да, так… Через пару дней, весь этот кошмар закончится, мы полетим обратно. Не знаю, как это будет, но – будет. И я точно не захочу вспоминать весь этот бредовый полет. Точно не захочу.

– Я становлюсь идиотом, Сол.

– Эк, удивил. Я это давно знаю.

– Ты не понял. Не понял. – Джил замолчал, Сол терпеливо ждал продолжения, глядя на содержимое графина: – Я забываю простые вещи.

– Что забываешь?

– Сегодня я едва вспомнил буквы и цифры. Многое не вспомнил совсем и думаю, что никогда не вспомню. Если мы окажемся без компьютера, то «Стрелу» некому будет вести обратно. Вот так.

Сол долго изучал лицо Джила – внимательным, недоверчивым взглядом, и когда видимо решил, что Джил говорит вполне серьезно, произнес:

– Все настолько плохо?

– Да.

– Скверно. Будем надеяться, что наш компьютер не загнется. Значит на тебя надеяться… Слушай, Джил, у меня появилась навязчивая идея, – Сол Дин затрясся в немом, беззвучном смехе, рука с бокалом затряслась и розовое, прозрачное вино, вылилось ему на пальцы, пролилось на стол: – Идея, понимаешь? Мне все кажется – глупость, конечно, что мы дойдем до точки сброса, а ракета с «Хлопком» не полетит! Вот есть у меня такие опасения.

Джил смотрел на лицо Сола, правый глаз которого косил в сторону.

– И еще эти сны, Джил. Каждую ночь. Это сводит меня с ума. Тебе ведь то же сняться сны?

– Да.

– Всегда? Я имею в виду…

– Всегда. Я только не помню были ли они за последнее время. Я и вчерашний – то день не помню.

Сол отпил из бокала, кадык его резко дернулся, по подбородку потекла капля вина, он поставил бокал на стол и замотал своей головой.

– Ракета эта. Ты бы проверил ее, Джил.

– Проверял.

– Когда?

– Сегодня проверю.

– Сегодня мы пьем, Джил. Завтра проверь. Обязательно!

Джил поставил свой бокал перед собой на стол, отодвинул его пальцами руки, произнес:

– Я не пью. Сегодня проверю.

Сол с уважением посмотрел на друга.

– Силен. А я вот все – сдулся. Не могу. Нет, не могу. И Ааоли по – моему тоже. Нас трое. И только ты… Ты как вообще?

– Я – нормально.

– Нормально. Нда – а-а… А вот я – нет. Я скажу тебе, дружище, что я совсем… Я даже сомневаюсь в том, что передо мной сидишь ты, а не это… Не галлюцинация. Может это и не ты, Джил? Может со мной играет этот кусок камня, а кости настоящего Джила гниют сейчас, где – нибудь в ангаре Барьера?

Джил усмехнулся:

– Навязчивая идея, Сол?

– Идея, идея. У меня теперь, много хороших идей.

– Надо было оставить тебя на Оре. Закончил бы институт, стал бы умнее.

Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно рассмеялись этой шутке Джила. Сол трясся от смеха, на его переносице появились капельки пота.

– Это ты. Объект не мог бы сказать такую бестактность. Он вообще – однобокое говно.

– Он с нами играет, Сол. Все эти сны не от любопытства или желания высказаться. Это игра. Он игрок.

– Так думаешь?

– Уверен. Теперь уверен.

– А в том, что Заря жива, тоже уверен?

Джил не ожидал этого вопроса, запнулся и, спустя несколько секунд, сказал:

– Он лжец. Он сбивает нас с толку. Заря жива, я – знаю.

– Знаешь… Ну и хорошо, раз знаешь. Значит ты единственный толстокожий из всех нас. Ни сомнений, ни… идей!

– Толстокожий… Есть у меня одна идея.

– Какая?

– Чтобы ты потом перестал спать? – Джил рассмеялся: – Так – догадки. Не буду об этом говорить.

– Не ломайся. Начал, так говори! А то взяли моду. Дерзкий Су тоже, начнет говорить, а потом слова из него не вытянешь.

– Дерзкий Су, это кто?

Сол замолк, долго смотрел в глаза Джила, потом неуверенно, заговорил:

– Это друг. Как бы. Из снов. Галлюцинация. В общем – вздор!… Я тут все думаю, Джил. Вот закончим с Объектом, отключим Барьер, может и пройдет это все? – Сол провел рукой по своему лицу: – А?

– Пройдет.

– Была у меня на Оре невеста, но ее родители, знаешь ли, не очень меня жаловали. Теперь примут, как родного – героя! Но здоровый герой лучше кривого. – Сол говорил и звуки его слов получались уродливыми, как если бы язык не умещался у него во рту.

Джил молчал какое – то время, наблюдая за тем, как Сол пьет из своего бокала, вытирает рот рукавом комбинезона и чем – то недовольный, морщится, всматриваясь в прозрачное вино. И тогда он рассказал Солу о Малыше. Сол долго смотрел на Джила, кося своим правым глазом куда – то в сторону, потом изрек:

– Ты в это веришь?

– Это просто камень.

– Я тебя не об этом спросил. Я спросил веришь ли ты в то, что Барьер живой?

– Нет.

– Как – то ты не очень уверенно это сказал. Ну, ладно.

– Лория могла бы нам рассказать о нем.

– Ничего бы она нам не рассказала. Да и зачем? – Сол пригубил свой бокал – тонкая струйка вина вытекла из его перекошенного рта и устремилась по подбородку, к голой, потной шее.

– У тебя таблетки Гуэна еще остались?

Поставив бокал на стол, Сол заговорил, словно не слышал вопрос Джила:

– Какая теперь разница – живой он или не живой? Ты, что правда думаешь, что Объект отпустит нас, если мы отключим Барьер? Да он прикончит нас сразу! Хе. Мы сдохнем без Барьера, мучительно сдохнем. Грязно сдохнем. Он, видите ли, нашел такого же, как он сам! Встреча двух родственничков. А мне плевать, что он там нашел, этот кусок дерьма! – Сол выкрикнул последние слова в лицо Джила, как будто тот с ним спорил: – Слышишь? Плевать! Тоже мне – одинокий путник, измученная душа. А мы как? Мы? А Ос, Гуэн, остальные? Это, что? Неизбежные потери? Вот ему! – И Сол вытянув вперед руку, сложил пальцы в кукиш, крутил им перед носом Джила: – Вот! И ты твердо знай, что в тот момент когда ты допустишь мысль, что Барьер это Малыш – нам конец, крышка! И всем тем, кто родятся через шестьсот лет в наших мирах. Им тоже конец. Потому, что он вернется назад к Светилу и сделает из всех живущих идиотов! – Сол на мгновение замер, его перекошенное лицо застыло и, потом подавшись вперед, навалившись грудью на стол, он заговорил – тихо, задушено: – Я мочусь кровью, я превратился в развалину, еле хожу! Посмотри на меня, на себя, Джил. Давай сделаем дело, прикончим мерзавца и домой! А? Я не хочу сдохнуть здесь, стать кретином! Домой! А, Джил? Домой. – И он затрясся от почти истеричного смеха, замотал своей головой, словно смеялся над забавной шуткой.

Джил молча наблюдал за ним.

– Знаешь, что я думаю. Я думаю, что тот ваш мертвый чужак в Ледовом Поясе, все эти нестыковки с количеством планет в прошлом и теперешнем… Это он! – Пергаментное лицо Сола замерло, правый нижний угол его рта, сполз вниз: – Мы не знаем своей истории, не знаем прошлого наших миров. Того, что было миллионы лет назад, все эти споры и склоки ученых… Это он – Объект. Или такие – же как он. Там, в прошлом, посещали наше Светило, и только этим можно объяснить все. Они зачищают память, они делают из нас идиотов! – Сол резко заржал, откинулся назад, бил левой ладонью по столу.

Джил молча ждал когда тот успокоится.

Успокоившись, Сол взял графин и начал трясущимися руками, наполнять вином свой бокал, выглядел он при этом очень сосредоточенным.

– Ты – капитан, ты имеешь доступ к Барьеру. Так что Объект будет трепать тебе нервы изо всех сил. А что? Кому охота умирать? Даже если ты обычная гора углерода. Будет меня тут совести учить, какой – то каменный маньяк. Ответственность теперь, видите ли на нас. Оправдания нам, видите ли нет. Да пошел он к такой – то матери – хитрый булыжник! Я и не таких умников встречал. Простаков нашел. Стервец!

Он пил долго, глотая вино маленькими, скупыми глотками, обливаясь вином и пыхтя. Приглушенный свет световой панели висевшей над их столом, делал лицо Сола бледным, мертвенным. Потом, когда бокал Сола снова стоял на столе, а он сам принял серьезный вид, Джил спросил:

– Ты не слышишь?

– Что?

– Музыка. Не знаю. Играет где – то, очень тихая. Давно ее слышу, не могу понять от куда она звучит. Прислушиваюсь. Трудно разобрать мелодию.

– Хе, музыка. У меня в голове шумит, писк, как комариный. Ничего я не слышу – тихо все. А может и нет. Мы в несуществующей библиотеке сидели, Дож этот… А ты – музыка! Хотя… Спроси Ааоли, у нее слух острый.

Они еще болтали с пол часа, прежде, чем Джил отправился в бомбовый ангар, проверять исправность ракеты.

Навязчивая идея Сола, передалась и ему.

* * *

Жаркий звездный ветер, упруго натягивал мягкие, стальные паруса, дул в спину, а он стоя за массивным, полированным штурвалом, улыбался, глядя вперед, туда, где в конце открытой звездам палубы, у самого носа корабля, начиналась пустота. Стальные тросы удерживающие паруса, звенели от натяжения, свет звезд отражался на их сплетенных косах.

Космический фрегат несся в пустоте и он терпеливо и уверенно вел его по курсу. Перед штурвалом, на массивной чугунной тумбе, прикрепленный к ней многократно крашенными болтами, полыхал атомным огнем, укрытый пыльным стеклом, компас и острая, словно игла, стрелка, постоянно указывала «вперед», утопая в ярком, желтом пламени. Он знал путь и движение корабля, но временами посматривал в пыльное, охваченное огнем стекло компаса и, находя в нем правоту своих действий, улыбался сам себе.

Под его ногами была надежная бронированная палуба и выпуклые клепки на ней сверкали, как многочисленные паучьи глаза. Там, впереди по носу корабля, полыхала зарница приближающегося шторма – в матовом голубоватом облаке, загорались и гасли многочисленные зеленые молнии.

Было тихо и спокойно.

Он вел свой корабль уже давно, так давно, что окружающие его звезды, казались ему ровесниками, память отказывалась возвращать ему прошедшее время, только настоящее – бесконечное, застывшее, как студень, сковало все вокруг, устранив будущее.

Эфир звенел, слабо пах жаром далекой звезды, нес в себе шелест радиоволн, вселял покой и уверенность. В этом бесконечном плавании был только покой и цель.

Он шел к цели.

К Морю Забвения.

Гость стоял рядом – облокотившись о тяжелый, железный ящик, в легкой матросской ветровке и широких, потертых штанах, босой, он курил свою большую, алмазную трубку, и выдыхал густой, светящийся розовым светом дым, который тут – же сносило звездным ветром к носу корабля, тащило над сталью палубы и дальше в пустоту, где розовый свет растворялся и таял.

Гость пришел давно. Но позднее рождения звезд, он знал это – наверняка.

Гость – бродяга.

Гость – Летящий.

Гость – старый друг.

Корабль – надежный, подобно железной скале, несется вдаль, рассекал гравитационные волны – высокие, острые. Сейчас он взбирается по волне вверх и он чувствует появившуюся в теле массу, крепче сжимает рукоятки большого, круглого штурвала, всматривается туда, где скользят вниз разноцветные огоньки звезд.

– Что ты слышишь? – Спросил его Гость.

– Сердце. Стук своего сердца. Это значит, что я жив.

Светящийся розовый дым из трубки Гостя, затейливыми узорами витает перед глазами, и маленькие розовые искры вспыхивают и исчезают во тьме.

– Как давно мы здесь?

– Давно. – Гость неопределенно повел своей трубкой: – Но это неважно.

– Да. Уже неважно. Важно, что скоро все кончится.

– Тебе надо отклониться в сторону. Море Забвения, это не то, что тебе нужно.

– А что мне нужно?

– Тебе нужна надежда. А ее у тебя нет.

– Я давно здесь. Этот штурвал, этот фрегат. Я привык идти вперед. Там моя цель.

– Ты не понимаешь. – Гость говорит спокойно, в его голосе звучит участие друга: – Ты не понимаешь. Твоя цель – надежда, а в смерти надежды нет. Там – ничто, там Море Забвения. Отклонись.

– В том шторме, есть моя надежда. Я знаю. Разве можно обрести ее, не дойдя до шторма? Разве можно обрести ее, не пройдя шторм? Ты поможешь мне. Ты мой друг.

– Там смерть.

Гость замолчал. Его лицо непроницаемо.

Он тоже молчит – прислушивается к тому, как шелестит в стальных парусах звездный ветер, смотрит на мертвенные отблески на металле палубы, это оставшееся далеко позади корабля Светило, догоняет его своим бледным светом, напоминает об утраченной гавани.

– Смерть не самое худшее. – Гость снова заговорил: – Ты останешься один, останешься без надежды. Это хуже всего. Я видел много миров, я был во многих гаванях. Я один.

– Я всю свою жизнь один. Мне уже не нужны гавани. Я хочу идти вперед. Не хочу сворачивать.

– Это упрямство. Что ты этим хочешь доказать? Кому? Шторм убьет тебя. Он убьет твою надежду. Все еще может стать лучше. Для тебя.

– В том шторме моя надежда.

– Ты не знаешь, что есть в том шторме, Джил.

Джил.

Он услышал это слово и потом, спустя несколько мгновений понял, что это его имя. Слово, когда – то обозначавшее его, слово из далекого прошлого, где были его дни и события.

Он не помнил о них.

Он не помнил своего имени.

– Меня зовут – Джил.

– Это твое имя.

– Странное имя. Я – Капитан. Я иду вперед.

– У твоего корабля есть имя?

Он чуть помедлил с ответом, сказал:

– Он – Корабль. Мой Корабль. Я его Капитан. У меня есть цель. У каждого должна быть цель. Без цели, я – ничто.

Подъем по волне прекратился, сменившись падением вниз, звезды метнулись вверх – яркие, неправдоподобные, размытая туманность справа, жирным, голубым пятном скрылась из поля зрения, ушла. Он потерял вес, тело словно перестало существовать, а державшие штурвал руки, сильнее сжали шлифованные рукоятки. Здесь всегда было так – вверх по волне, вниз по волне. Он вдыхал окружающий его эфир, и вместе с ним вдыхал запах ожидания и покоя. Стальные паруса фрегата, звонко звенели под налетевшим звездным ветром, прогнулись, напряглись на носу корабля стальные тросы, и там – во тьме метался, из направленного вперед, качающегося на низкой надстройке палубы, яркий свет атомного фонаря. На леерных ограждениях вдоль бортов, заблестели ртутью крошечные капли гелия, впереди по кусу ближе и отчетливее виделись длинные, изогнутые молнии.