Текст книги "Дивизион"

Автор книги: Вугар Асланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Издательство: Алетейя

Год издания: 2011

Страниц: 212

Переплет: Твердый переплет

Формат: 60x88/16 (145x210 мм)

ISBN: 978-5-91419-581-3

Вугар АСЛАНОВ

ДИВИЗИОН

Роман

В романе автор попытался дать социально-психологическую оценку явлению, называемому «дедовщиной», имеющему свои корни еще в Советской Армии. Герой романа бьется между своими понятиями о человечности и гуманизме и жестокими реалиями службы в удаленной ракетной части посреди пустынь Средней Азии. Помочь ближнему или подчинить его – герой романа пытается найти ответ на этот вопрос и размышляет над многими сторонами жизни вместе с философствующим автором. Другой герой романа, попав в Афганистан, сталкивается с совершенно другими реалиями: он становится участником жестокой войны и попадает в плен. Автор попытался не только дать как можно более реалистическую картину происходящего с молодыми людьми в армии, но также осмыслить это.

Профессору Райнеру Гольдту

Уважаемый господин Гольдт, я начал писать этот роман в Баку, основная же его часть создана в Германии. Это были очень трудные дни в моей жизни, когда я работал над заключительной частью романа. Но в то же время это был и период, когда я интенсивно посещал Ваши семинары в университете Майнца. При этом я, как мне кажется, нередко причинял Вам боль своими резкими высказываниями. Я видел, как Вы переживали из-за происходящего в мире и Германии. Я также видел, как Вы постепенно разочаровывались в политике, называемой «западной», в которую Вы всю жизнь верили, возможно, отчасти из-за моих статей, что я просил Вас прочитать. А две из них, как я заметил, Вас точно потрясли. Что ж, трудно расстаться с иллюзиями – я это понимаю. Со мной происходило то же самое, но расставание с иллюзиями и принятие нового положения вещей происходили у меня, мне кажется, куда болезненней. Но мы с Вами устояли. А наши с Вами долгие беседы оказали определенное влияние на последние главы этой книги.

Этот роман не является автобиографическим. Его герои – собирательные образы. Мне хотелось описать события с позиции слабого, того, кто не является героем, как и большая часть мужчин. При этом другой герой романа, сражающийся в Афганистане – совсем другой типаж. C другой стороны, Вы, как высокопрофессиональный и замечательный литературовед, прекрасно понимаете, что каждый автор базируется в том числе и на собственном жизненном опыте.

ОПОЗДАВШАЯ КОЛОННА

Армия… Что же это было?  Зачем же в свои лучшие годы два из них нужно было отбывать далеко от дома c соблюдением какого-то принудительного режима? Герой нашего повествования слышал много армейских рассказов. Когда кого-то из друзей, знакомых, родни призывали в армию, обязательно устраивались пышные проводы. Наш герой, как и все другие, внимательно слушал «армейские истории» бывалых солдат, приходивших на эти проводы. Как правило, все они рассказывали о своих подвигах, и еще о том, как часто им удавалось перехитрить «ненавистных и подлых офицеров». Кто-то, например, рассказывал, как он сражался один против чуть ли не десятерых и, конечно же, вышел победителем. Затем к беседе обычно присоединялись другие «непобедимые», правда, многие были скромнее – они одолевали не десяток, а троих–четверых противников. А кто-то вспоминал свои любовные приключения. Их сюжет был, как правило, прост: связи с женами офицеров. Это тоже была своеобразная месть офицерам, так мучившим их во время службы. Эти шумные собрания повторялись, когда демобилизованный солдат возвращался домой. Если при проводах виновник торжества больше слушал рассказы, советы и наставления прошедших военную службу, то при встрече говорил больше он сам. Возможно, из-за того, что его воспоминания о «подвигах», «славных боях» и «любовных похождениях» были более свежими. Демобилизованные не сразу снимали с себя военную форму и красовались в них еще какое-то время. Теперь и они присоединялись на проводах к тем, кто рассказывал о «прелестях» армейской жизни и давал советы молодым. Эти советы заключались в основном в том, что при прибытии к месту службы не надо бояться других солдат, которые уже отслужили какой-то срок, и ни в коем случае не выполнять их указаний. Слушать нужно только офицеров и только им подчиняться.

Вот и пришел день, когда состоялись проводы в армию нашего героя. Ему как студенту вначале вроде не положено было служить, но правила изменились, и повестка из военкомата позвала в путь. Во время проводов он держался спокойно и даже пил не так много как другие.

«Наставникам» обещал, что будет вести себя согласно их советам: ни перед кем не отступит, будет бороться до конца, даже если противник окажется намного сильнее.

В жаркий летний день будущий солдат в составе колонны из десяти человек, возглавляемой веснушчатым рыжим сержантом, отправился в еще более жаркую местность, куда они ехали двое суток. Все они были студентами, вынужденными прервать учебу из-за призыва в армию. Этот призыв явился неожиданностью для всех, поскольку последний раз студентов брали в армию только во время большой войны, которую называли Великой Отечественной. Говорили, что теперь это делается из-за войны в Афганистане, где положение советских войск стало весьма тяжелым. Открыто никто ничего подобного не заявлял, люди сами догадывались об этом, ведь все больше и больше приходило солдатских «похоронок» из Афганистана. Все переживали, говорили, что если бы не американцы с их поддержкой «душманов», то война давно бы закончилась, и там перестали бы погибать наши дети.

По морю они плыли на пароме – большом и широком судне, предназначенном для перевозки людей и разного рода грузов. Плыли долго, море было спокойно, будто само гладило свою поверхность, катило высокие волны, с шумом разбивавшиеся о борт парома. К утру колонна вышла на берег. Через час новобранцы сели в поезд, который должен был доставить их в тот город, где они должны были начать службу. Ехали через огромную пустыню. Железные рельсы лежали прямо среди песков. Ближе к полудню все почувствовали, как внутри вагона стало много жарче. Некоторые пытались даже шутить на эту тему, лишь сержант, видимо знавший, что дальше будет совсем не смешно, сидел спокойно, и с еле заметной ухмылкой поглядывал на новобранцев. Поезд шел дальше и дальше по пустыне, становилось все жарче и жарче, и не видно было этому конца. Шутки в колонне прекратились сами собой. Молодые солдаты стояли у окон вагона в надежде увидеть конец пустыни. Наверное, так, измученные долгим плаванием моряки, ждут появления земли.  Стекла окон и стены вагона были раскалены до того, что невозможно было к ним притронуться, а конца пустыни все еще видно не было; кругом только белый песок, который напоминал то самое море, по которому они плыли, только сейчас по нему кое-где «плыли» верблюды. Новобранцы, изнывая от невыносимой жары, тяжело дыша и обливаясь потом, ждали, когда же кончатся эти муки. Наконец пески все же остались позади.

Но и после этого они еще ехали долго, и только на следующий день прибыли в огромный город, куда были направлены. Здесь тоже было жарко, но после пустыни на это никто внимания не обращал, и сержант скоро привел колонну к огромным железным воротам, на которых были изображены две огромные пятиконечные звезды. Какое-то время их не впускали внутрь, проверяя какие-то бумаги у сержанта. Потом два солдата, не торопясь, открыли ворота и впустили колонну. Двор был довольно большой, в нем находилось множество одноэтажных построек и одно единственное двухэтажное здание. Рядом с двухэтажкой все увидели небольшой бассейн с плавающими в нем разноцветными рыбками. От входных ворот прямая дорога вела к другим железным воротам, за которыми стояли военные грузовики, верхушки которых были видны даже с этого двора. За двухэтажным зданием виднелся еще целый ряд других строений, где, как они узнали позже, помимо прочего располагались столовая и продовольственные склады. Возле них несколько одноэтажных строений – казармы для солдат.

Колонна направилась к одному из строений. Только оказавшись в нем, они поняли, что оказались в бане. Здесь их вначале обрили наголо бритвой, а после купания выдали военную форму. После этого сержант объявил молодым солдатам, что сегодня – был уже вечер – они будут отдыхать, а завтра с ними будет знакомиться сам командир полка. Спали прямо в бане на коротких тонких матрацах в полоску, разложенных на полу.

Утром их подняли рано. Сержант напомнил о том, что сегодня с новобранцами встретится сам командир полка, он лично побеседует с каждым из них. Надо было быстро умыться и подготовиться к личной встрече с командиром. В это утро, построившись в две шеренги, они впервые отправились строем завтракать в солдатскую столовую; вчера после прибытия в полк им пришлось довольствоваться продуктами, оставшимися с дороги. Это было большое просторное помещение с множеством длинных столов. Каждому выдали в алюминиевой тарелке пшенную кашу с кусками жареного мяса, по куску масла, белого и серого хлеба. Другие солдаты смотрели на них с презрением, иногда кидали в их сторону какие-то не совсем понятные реплики, но по тону нетрудно было понять, что говорится что-то унизительное. Сержант мирно жевал мясо и старался успокоить солдат из недавно прибывшей колонны, мол, не надо обращать внимания на эти придирки.

После завтрака сержант привел новобранцев к тому единственному двухэтажному дому, который, по его словам, являлся штабом полка. Рассадив их на скамейки перед штабом и велев подождать, сержант поднялся на второй этаж. Вернувшись, он объяснил, что нужно будет подниматься наверх по одному, к командиру. Когда пришел черед нашего героя, примерно половина колонны уже побывала наверху.

Командир полка с погонами полковника оказался весьма упитанным мужчиной средних лет, с брюшком, небольшого роста, с зачесанными назад и совсем не короткими для военнослужащего волосами. Офицер поднял голову и подал ему свою широкую и мясистую руку. «Вполне приветливый, симпатичный человек. Оказывается, командиры бывают и ласковые, – подумал будущий солдат, – почему же о них идет такая дурная слава?» Указав на стул, командир стал спрашивать его о том, чем он занимался до армии, что умеет делать, есть ли у него профессия и какие-нибудь знания.  Новобранец немного волновался, иногда краснел и даже потел от волнения. Он ответил на все вопросы командира, рассказал, что до армии учился в университете, изучал историю, но успел закончить только один курс, его призвали в армию. Никакой профессии у него пока нет, и очень мало что умеет делать, зато учился хорошо, много читал, увлекался литературой. После этих объяснений командир решил задать ему несколько вопросов по истории, спросил даты нескольких известных сражений. Когда он точно назвал эти даты, и при этом не только годы, но и дни сражений, командир очень удивился:

– Отлично! Надеюсь, служить Вы будете также хорошо, как ответили на мои вопросы. Желаю успехов в службе! – с этими словами командир встал со стула и вновь подал ему руку.

Последняя сцена произошла на глазах сержанта, который, постучавшись, вошел в кабинет. Командир сказал ему:

– Такого интеллигентного солдата я за все восемнадцать лет своей службы не видел. Нужно использовать его знания на политзанятиях.

Когда прием закончился, сержант повторил слова командира перед всей колонной, и с этого момента все стали называть его «Интеллигентом». С одной стороны, это прозвище ему понравилось, но, с другой, казалось, что оно не подходит для армейской службы.

На следующий день для недавно прибывшей колонны из десяти человек выделили в отдельном помещении вдали от других казарм две небольшие комнаты с двухъярусными железными кроватями. Причиной временной изоляции являлось то, что колонна прибыла в полк позже обычного. Другие новобранцы уже приняли присягу и были распределены по ротам внутри полка. В дивизионы, находившиеся вдали от полка в разных поселках, уже были отправлены другие молодые солдаты, прошедшие карантин. Полк был рад пополнению, но, с другой стороны, еще не знал, как им распорядиться. По словам сержанта, командование полка решило устроить для новичков специальный карантинный срок, по окончании которого они должны были принять присягу.

Карантинные дни шли не совсем так, как у других. К их группе приписали еще одного младшего командира – прапорщика. Они учились строевому шагу, сидели в классах, слушая речи обоих младших командиров, а то и целыми днями лежали на лавках в «курилке», изнывая от безделья. Пока начальство решало, что делать с этой запоздавшей колонной, их стали постепенно привлекать к мелким работам по уборке: вначале во дворе, потом в так называемом «военном городке», который находился за большим каменным забором. Наверное, это придумал кто-то из старших офицеров, увидевший людей в военной форме, целыми днями болтавшихся в курилке. А для командиров, особенно для старших, ничем не занятый солдат являлся самым невыносимым зрелищем. Они велели занимать солдат чем угодно, лишь бы те не сидели без дела. Итак, после занятий в классах и на плацу отряд отправляли на работы то во дворе полка, то в военном городке, а потом стали посылать и в город. Эти поездки солдатам особенно нравились, они выполняли всякие мелкие поручения в учреждениях, не имеющих никакого отношения к военному делу: чистили грязную канаву, разгружали цемент из вагонов, таскали кирпичи. Бывало, что колонна целый день проводила за такой работой. Народ в городе обращался с ними дружелюбно: некоторые задавали вопросы о службе, другие даже давали какие-то продукты или фрукты.

Недавно прибывшая в полк колонна жила какой-то обособленной жизнью. Не приняв присягу, они не могли еще считаться военными людьми со всеми исходящими отсюда обязанностями и ответственностью. С каждым днем они чувствовали себя все более уверенно в этом чужом и не таком уж дружелюбном месте. Солдаты старших призывов все еще с трудом их переносили, считая, что у них несправедливо легкое начало армейской жизни. Однако злые взгляды, нападки мало задевали эту «особую группу» благодаря отдельному проживанию и обособленным занятиям. Постепенно, день за днем, весь полк стал относиться к опоздавшей колонне более терпимо, и со временем на них стали обращать все меньше и меньше внимания. Кроме того, многих настораживало то, что колонна состояла из людей, приехавших вместе из одного уголка огромнейшей страны. Поскольку в полку традиции землячества были довольно крепкие, сплоченные десять человек могли представлять собой силу. На самом же деле они не отличались особой сплоченностью и дружбой. Уже вначале, когда у многих кончились деньги, и они лишились возможности что-либо покупать в магазине-кафе полка, несколько человек, сэкономивших деньги, находили удобный случай, чтобы тайно посетить это место, а затем также тайком съедали купленное. Постепенно разлад внутри колонны становился все заметнее, начались ссоры, иногда дело доходило даже до драк. И хорошо, что это не происходило на глазах у других, которые, безусловно, воспользовались бы возникшей среди «отдыхающих молодых воинов» враждой, ведь только объединившись они могли бы противостоять другим.

Скоро они приняли военную присягу, держа в руках автомат и громко читая слова присяги перед всем полком. Но и после этого жизнь колонны не изменилась. Они продолжали выполнять мелкие работы в полку, в военном городке, а иногда и в городе. Время шло, они находились в полку уже около двух месяцев, и казалось, что служба и дальше будет проходить также гладко. А рядом протекала другая жизнь – жизнь других солдат полка, которая была совсем не похожа на их собственную. Интеллигенту хотелось думать, что и у тех солдат не происходит ничего такого, что соответствовало бы услышан-ным им рассказам об армии. Ну и что из того, что они стоят на постах, ходят в наряды, чистят картошку или стоят дневальными. Когда он вернется, он расскажет, что армия вовсе не так страшна, как принято считать. Ведь офицеры, начиная от командира полка и до самых младших, относятся к ним с заботой, каждый день справляются о делах и о здоровье. Да, он обязательно расскажет правду об армии, службу в которой его близкие считали чрезмерно тяжелой, и не позволит больше никому клеветать на офицеров.

Однажды прапорщик, старший над колонной, привел свой отряд в городок, дал солдатам задание и оставил их одних.

Сержант в тот день был болен. Солнце палило нещадно, работа двигалась с трудом. Через какое-то время, воспользовавшись отсутствием своих командиров, солдаты решили сделать перерыв и пойти купаться в бассейн, который находился недалеко от городка, но за пределами полка. Интеллигенту это было не по душе, и он решил вернуться в казарму. Все уговаривали его пойти с ними, опасаясь, что его могут обнаружить и найти таким образом других, но он настоял на своем. Он незаметно добрался – хотя время было около полудня – до казармы, открыл дверь ключом, который взял с собой, покидая колонну. В комнату падал яркий солнечный луч,  в свете которого кружились мелкие пылинки. Чтобы уберечься от лучей солнца, он выбрал чужую кровать, стоявшую дальше от окна, чем его собственная. Интеллигент не помнил, сколько он проспал, когда его заставила проснуться палка, конец которой дотронулся до его головы. Оглянувшись, он увидел в окне сердитое лицо прапорщика, которому только с помощью длинной палки удалось разбудить отдыхающего не вовремя подчиненного. Удивительно было только то, где ему удалось найти такую длинную палку, и как Интеллигент мог оставить окно открытым. Разозлившийся прапорщик кричал на него во весь голос и требовал, чтобы тот немедленно открыл дверь. Интеллигент, еще до конца не очнувшись, подошел к двери и какое-то время, не находя задвижку, стоял за ней в растерянности под крики и ругань командира. Kогда он наконец открыл дверь, прапорщик, грубо оттолкнув его от прохода, вошел в помещение, быстренько осмотрел обе комнаты, наверное, ища других солдат. Таким его Интеллигент не видел никогда: обычно он не позволял себе лишнего в обращении с подчиненными.

– Где остальные? – крикнул прапорщик.

– Не знаю, я никого не видел, – ответил Интеллигент.

– Как это – не знаю? Я оставил тебя вместе с ними, когда уходил. Где они – лучше скажи правду и немедленно!..

– Я не знаю… у меня болела голова… Вас не было рядом, чтобы попросить разрешения на отдых, а оставаться там я не мог… Поэтому я взял ключ и пришел сюда, чтобы немного отдохнуть… – лепетал Интеллигент, стараясь немного придти в себя.

– Последний раз тебя спрашиваю: куда ушли остальные, почему своевольно оставили работу? Ты понимаешь, что уже грубо нарушил присягу, покинув место службы без разрешения, а, отказываясь сообщить, где сослуживцы, ты еще больше усугубляешь свою вину. За это ты можешь быть наказан самым строгим образом. А если поможешь мне найти их или скажешь, куда они пошли – мне важно знать: покинули они или нет территорию полка – то я даю тебе слово, что с тобой ничего не будет, а будут наказаны только они. Скоро вас разъединят, кое-кого отправят в дивизионы – а там жизнь несладкая, это ты можешь спросить у любого. Если скажешь мне, где остальные, я сделаю так, что ты останешься здесь. А в дивизион пойдут другие – из вас десятерых нужно отправить только двоих, остальные будут служить в хозяйственной части полка, поскольку обучать вас какой-то специальности уже поздно. Если же будешь упрямиться, обещаю, что станешь одним из двух изгнанников. По сравнению с дивизионом здесь на самом деле рай, ты это поймешь там очень скоро и будешь локти кусать. Итак, будешь говорить или молчать? – командир выразительно смотрел на него в ожидании ответа.

Интеллигент стоял, опустив голову вниз, и не поднимая головы, медленно произнес:

– Я ничего не знаю, потому что ушел раньше других.

– Ну, тогда следуй за мной, но сначала приведи себя в порядок, – сказал командир, на этот раз довольно сухо.

Интеллигент взял с табуретки около кровати свою защитного цвета армейскую «панаму» и ремень с золотистой бляхой. Командир поторопил его:

– Давай, выходи на улицу.

Тяжелой походкой и с дурными предчувствиями солдат вышел из казармы следом за командиром.

– Быстрее, мало того, что весь день ничего не делал и спал беспробудным сном, еще и двигаешься еле-еле, – ворчал прапорщик. – Закрой дверь и отдай мне ключ.

Взяв у него ключ, прапорщик приказал Интеллигенту идти впереди, так он привел его в городок, туда, где солдаты оставили все рабочие инструменты и откуда ушли несколько часов назад. Прапорщик, указав на брошенные инструменты и незаконченную работу, сказал:

– Так, если не хочешь говорить, где находятся остальные, то тогда работай один – за себя, и за других.

Интеллигент стоял и огорченно смотрел на инструменты, лежащие на земле. Потом, взяв кирку, начал долбить ею твердую землю, как было изначально велено. Прапорщик, стоя неподалеку, следил за ним внимательно. Интеллигент, никогда прежде не работавший с киркой, очень мучился; с одной стороны, от каждого удара киркой ужасно болели ладони, с другой от солнца и жары ему становилось не по себе. Через десять минут он остановился передохнуть. Но прапорщик не дал ему такой возможности:

– Работай, работай, какой там еще перекур?!

Молодой человек опять взялся за кирку, еще несколько раз ударил ею, затем остановился и отбросил ее в сторону:

– Извините, товарищ прапорщик, но я не смогу выполнить эту работу один, мне нехорошо, я плохо себя чувствую, – выдавил он из себя.

Прапорщик предупредил его о том, что такой ответ в армии могут принять как отказ от выполнения приказов командира, но Интеллигент стоял на своем: больше работать не могу и все.

Взбешенный прапорщик привел его из городка в полк, в кабинет к офицеру со шрамом на лице. Он сидел в узкой длинной комнате, за столом, накрытым красной материей. Командир Интеллигента, наклонившись к майору, начал что-то ему нашептывать.

– Что?! – вдруг раздался громкий голос майора. – Отказывается выполнять приказ?!

Интеллигент растерянно стоял перед разгневанным офицером, пытался объяснить ему случившееся, надеясь на то, что тот его выслушает. Его попытка дать собственное объяснение произошедшему, кажется, еще больше разозлила майора.

–  Ты что тут мне объясняешь? Не успел принять присягу, а уже отказываешься выполнить приказ и еще пытаешься оправдываться!.. На гауптвахту, а там посмотрим, что с ним дальше делать!..

Гауптвахта находилась за невысоким забором. Здесь были две одиночных камеры и одна общая – на несколько человек. Это было отдельное, хотя небольшое строение, стоящее недалеко от штаба и бани, охранялось оно караулом. Командир привел Интеллигента и еще из-за забора велел одному из солдат в карауле позвать начальника. Солдат вошел в помещение и скоро вышел оттуда вместе с молодым смуглым офицером с черными усами. Командир Интеллигента объяснил, в чем дело и сказал, что этого провинившегося новичка нужно подержать на гауптвахте, пока командование не примет по его поводу решение.

– А сколько времени он служит? – спросил офицер, оглядывая молодого солдата с ног до головы.

– Еще двух месяцев нет, – ответил прапорщик.

– И уже попал на гауптвахту? – покачал головой начальник караула и, открыв небольшую калитку, велел Интеллигенту войти во двор.

Затем Интеллигента взял под стражу солдат, вооруженный автоматом, и привел его в «караулку». В одной из ее комнат сидели солдаты, готовящиеся заступить на пост.

Начальник караула неспешно прошел мимо солдат, сел на свое место и облокотился на стол. Потом головой дал знак Интеллигенту подойти к нему. Солдат заметил неподалеку от лейтенанта стул и хотел сесть на него.

– Встать! – крикнул начальник караула, – ты не имеешь права садиться, пока я не разрешу.

Достав из ящика стола несколько листов бумаги, лейтенант стал что-то писать на них, иногда задавая ему какие-то вопросы. Потом он потребовал снять ремень, фуражку, шнурки ботинок и достать все острое или режущее, что могло найтись у него в карманах. Одиночные камеры были заняты, поэтому Интеллигента поместили в большой, общей камере. Пока она была пуста. Больше половины этой камеры занимали нары из нешироких обшарпанных досок. За ним закрыли дверь, потом еще одну, ведущую в коридор, и еще одну снаружи.

Ничего другого в голову не приходило, кроме как лечь на эти голые доски и предаться размышлениям. Протерев рукой пыль на одном краю нар, он лег на них и уставился в бетонный потолок: здесь все было бетонное – и потолок, и стены, и полы. Волей-неволей он стал вспоминать весь сегодняшний день. Наверно, прапорщику уже удалось найти его товарищей по колонне или, скорее всего, они сами пришли обратно в полк; не могли же они не вернуться совсем. Интересно, какое же наказание придумает для них этот человек, отправивший его в заключение? Может, они сегодня же вечером, или завтра с утра окажутся рядом с ним на этих нарах, хотя все здесь вряд ли поместятся. Может, всех их отправят в дивизион, как говорил прапорщик, хотя по его же словам, нужно отправить только двоих. Наверно, он не будет одним из этих двух, ведь он провинился меньше других. А командир полка, восхищавшийся им, вряд ли допустит, чтобы такого интеллигентного солдата отправили в дивизион, ведь он сам говорил, что его знания можно было использовать на политзанятиях. Значит, прапорщик, если даже захочет, не сможет отправить его в дивизион. Он останется здесь, и когда его товарищи по колонне признаются сами, куда они уходили, его вину это немного облегчит. И конечно, они будут удивляться его мужеству и стойкости, ведь он не выдал товарищей. Безусловно, это поднимет его авторитет в глазах других и может даже сделает примером для остальных: вот как нужно вести себя в трудной ситуации. Успокоив себя такими размышлениями, он постарался улечься поудобнее на голых досках и попытался уснуть. Лето только подходило к концу, поэтому ему не было холодно, и через какое-то время он задремал. Сквозь сон он услышал какие-то странные звуки; вначале казалось, что это происходит в глубоком сне, но постепенно звук становился все более резким и неприятным. Это вынудило Интеллигента в конце концов открыть глаза, и скоро он убедился, что это вовсе не сон, звук шел откуда-то из камеры. Это скорее напоминало какое-то визжание. Тут он сообразил, что это визжит крыса, и она здесь, видимо, не одна. Свет в камере зажигался и гасился из караульного помещения, и когда он открыл глаза, было  уже темно, и невозможно было разглядеть этих грызунов, бегающих теперь с еще более громким визгом по полу. От мысли о таком соседстве ему стало не по себе. Правду говоря, он немного боялся и невольно стал думать, что, если уснет, то крысы могут залезть на нары и бегать по его телу и даже по лицу. Он свернулся калачиком на неудобных и жестких досках, прижал голову к груди и так лежал, стараясь как можно крепче закрыть веки, не обращать внимания на визги крыс и уснуть. Это ему никак не удавалось, и беспокойство не оставляло его, вынуждая все время менять положение. Он пытался успокоить себя тем, что это не крысы мешают ему уснуть, а скорее эта неудобная твердая «кровать». Как ему казалось, он не закрыл глаза ни на минуту до того времени, пока замок, висящий на двери наружной решетки, не стали открывать с шумом и лязгом. Первым вошел сам начальник караула, с приподнятым козырьком фуражки и помятым лицом, усталый и раздраженный.

– Подъем!.. – крикнул он громко, будто стараясь этим взбодрить самого себя и устрашить заключенных.

Интеллигент даже обрадовался, что наконец-то избавился от мучительных стараний уснуть на шершавых досках и от крысиного соседства. Он вскочил, торопливо поправляя одежду. Свет в камере уже зажгли, и крысы, наверно, попрятались под нарами и перестали шуметь. За начальником караула стоял тот самый солдат, который вчера препроводил Интеллигента в камеру. Они вывели его и двух других солдат, заключенных в одиночках, во двор полка, но далеко от караульного помещения они не ушли. Те двое были также без ремней и головного убора. Но держались они увереннее, чувствовалось, что прослужили больше. Их отправили куда-то в другое место, а его привели в здание штаба. В этот ранний час в здании не было никого кроме часового, стоящего внизу с автоматом у знамени полка. Начальник караула, что-то недовольно бормоча под нос, открыл одну из дверей напротив кабинета командира полка и приказал Интеллигенту войти в нее:

– Ну как, за два месяца тебя научили мыть полы?

С этими словами он подошел к солдату, успевшему за это время добыть откуда-то металлическое ведро, наполненное чистой водой, и тряпку из ветхой мешковины, которую он обмотал вокруг ручки ведра. Взяв у него автомат и ремень со штык-ножом, лейтенант велел показать новому заключенному армейский способ мытья полов. Солдат снял шляпу, повесил ее на крючок на стене, и, засучив рукава робы, принялся выполнять поручение. Он поставил ведро посреди комнаты, намочил тряпку, слегка выжал, нагнулся, не сгибая колен и, пятясь, прошелся по полу по ширине тряпки. Потом он еще раз прополоскал тряпку, сильно выжал ее и протер насухо тот же самый намоченный участок пола. Тут начальник караула остановил его и спросил:

– Ну что, усвоил, как моют у нас полы?! Дальше моешь ты. Тряпку в руки – и вперед. Воду меняй почаще. Можешь брать ее из бассейна, только смотри, рыб не распугай, а то нам с тобой достанется от командира. А увижу, что воду не менял, и следы какие-то на полу остались, начнешь все заново. А как закончишь работу, помой ведро и тряпку и оставь их в коридоре. А сам жди здесь, пока за тобой не придут.

Интеллигенту и раньше приходилось мыть полы. Прапорщик назначал каждый день по два человека на уборку и проверял, как выполнена работа, но в тонкости не вдавался; и в самом деле на полу нередко оставались следы, потому что воду они не меняли. Да и мыли совсем по-другому: мочили тряпку и, не расправив ее, садились на корточки и протирали полы, двигаясь гусиным шагом. Этому их никто не учил, опыта ни у кого не было, потому и действовали таким образом.

После того, как молодой солдат закончил мытье полов новым способом, который с первого раза так и не освоил, он вынес почти пустое ведро с тряпкой в коридор и стал ждать, когда за ним придут. Воду он поменял один раз, набрав ее в бассейнчике, но разводы на полу все же остались. Что скажет теперь лейтенант, неужели заставит его все делать заново? Однако его конвоир лишь краем глаза взглянул на полы, проверил, на месте ли ведро с тряпкой, спрятал их за незапертой дверью комнатушки, служившей, по-видимому, кладовкой,  и велел ему идти вперед. Перед караульным помещением они увидели прапорщика, который уже ждал их. Прапорщик вошел вместе с ними в кабинет начальника караула. Велев Интеллигенту ждать, он подошел к начальнику караула и, поздоровавшись с ним за руку, что-то стал говорить ему, поглядывая на Интеллигента. Потом они позвали его к себе, начальник караула открыл ящик и вытащил оттуда все отобранные накануне вещи.