Текст книги "Луна и солнце"
Автор книги: Вонда Макинтайр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)
– Отец де ла Круа… – произнес граф Люсьен.
– Месье де Кретьен… – откликнулся Ив.
Они обменялись поклонами. Ив тщетно пытался скрыть гордость и торжество за деланым бесстрастием. Он обвел взглядом придворных Людовика. Они собрались здесь, на грязном причале, словно в Мраморном дворе Версаля, ради него, Ива. Мари-Жозеф улыбнулась: ей льстило, что брат занял высокое положение королевского натурфилософа, исследователя и путешественника. Она ожидала, что он улыбнется ей в ответ, отметив, возможно с удивлением, что она тоже добилась успеха в Версале за столь малое время.
Однако Ив оглядел собравшихся аристократов, даже не задержавшись взглядом на Мари-Жозеф. Мадам протиснулась вперед, потянув за собой Мари-Жозеф, чтобы получше рассмотреть, что же таится в ванне.
Вновь зазвучала песня, сначала это был шепот, но постепенно он перерос в крик, вопль отчаяния и ужаса. Мари-Жозеф поежилась.
Существо в ванне неистово забилось, обдав брызгами Ива и вздрогнувших от страха матросов. Загадочное создание стало судорожно срывать спеленавшую его парусину.
Граф Люсьен отворил дверцу портшеза. Его величество выглянул наружу. Придворные склонились в глубоком поклоне, дамы сделали реверанс. Мужчины обнажили голову. Мари-Жозеф тоже присела в реверансе, зашуршав шелковыми юбками. Даже матросы попытались поклониться, хотя держали тяжелую ношу и не имели никакого представления об этикете. Загадочная тварь снова вскрикнула, а когда ванна качнулась и покосилась, пряди ее иззелена-черных волос взметнулись через край.
– Оно живое, – констатировал Людовик.
– Да, ваше величество, – подтвердил Ив.
Ив отвернул лоскут промокшей парусины. Тварь, обезумев, забилась, обдав водой шелковый сюртук Людовика. Людовик отстранился, поднеся к лицу ароматический шарик. Ив снова закрыл загадочное существо.
Его величество обернулся к капитану:
– Мы удовлетворены.
Король откинулся на спинку кресла, скрывшись от глаз. Граф Люсьен закрыл дверцу, и носильщики быстрым шагом понесли портшез прочь. Мари-Жозеф снова сделала реверанс. Придворные расступились, кланяясь, когда мимо них проплывал портшез.
Граф Люсьен вручил небольшой, туго набитый кожаный мешочек капитану галеона. Граф кивнул Иву и отправился следом за королевским портшезом.
Капитан развязал тесемки кошеля, высыпал золотые монеты на ладонь и рассмеялся от счастья. Граф Люсьен вознаградил его пригоршней луидоров – золотых монет, отчеканенных в честь короля. Для человека его положения это было целое состояние.
– Благодарю вас, ваше величество! – крикнул капитан вслед удалявшемуся портшезу. – Благодарю вас, королевский шут!
Придворные ахнули. Шевалье де Лоррен усмехнулся и, наклонившись, что-то прошептал на ухо месье, а тот поднес к лицу ароматический шарик и кружевной платок, чтобы скрыть злорадную улыбку.
Граф Люсьен не ответил, хотя, должно быть, расслышал издевку. Его трость приглушенно постукивала по ковру, пока он взбирался по настилу на набережную.
Ив в ярости схватил капитана за плечо:
– Замолчите сейчас же! Это его превосходительство Люсьен де Барантон, граф де Кретьен!
– Нет! – со смехом возразил капитан, покачав головой. – Вот теперь вы изволите шутить, отец де ла Круа. – Он поклонился. – Выгодное было дельце. Я к вашим услугам в любое время, даже если опять захотите половить русалок.
Он зашагал обратно к галеону.
Мадам слегка подтолкнула Мари-Жозеф:
– Поздоровайтесь с братом.
Мари-Жозеф поблагодарила, сделав реверанс, подхватила шелковую юбку, оберегая ее от поблескивающей зловонной рыбьей чешуи, и бросилась к Иву. Он по-прежнему словно ее не замечал.
Мари-Жозеф невольно приостановилась. «Неужели он сердится? – подумала она. – Как такое возможно? Вот у меня есть причины на него злиться, а я же не злюсь!»
– Ив?..
Ив взглянул на нее и удивленно поднял темные, красиво изогнутые брови:
– Мари-Жозеф?
Выражение его лица мгновенно потеплело. Только что перед нею стоял сосредоточенный, суровый, аскетический иезуит, целиком принадлежавший миру взрослых, и вот он уже опять превратился в ее старшего брата, и его охватила безудержная радость. В три шага преодолев разделявшее их расстояние, он обнял ее, оторвав от земли, и закружил в воздухе, как маленькую девочку. Она обхватила его за плечи, прижавшись щекой к черной шерстяной материи.
– Я тебя с трудом узнал, какое там, просто не узнал! Ты совсем выросла!
Она хотела сказать ему так много, что решила молчать от страха, вдруг выпалит все сразу, путано и бессвязно. Он опустил ее на землю и стал пристально вглядываться в нее. Она улыбнулась, смотря на него снизу вверх. Когда он улыбался, на лице у него обозначались светлые незагорелые морщинки. Его кожа от загара стала совсем смуглой, а ее – сделалась светлой и почти обрела модную бледность. Его черные волосы в беспорядке ниспадали на плечи – в отличие от большинства мужчин при дворе, он не носил парика, – в то время как ее непослушные золотисто-рыжие кудри были укрощены с помощью шпилек и щипцов и искусно уложены аккуратными локонами под проволочным каркасом и кружевными оборками фонтанжа – модного головного убора.
А вот глаза у него были все те же, прекрасные, ярко-голубые.
– Брат, милый, вид у тебя чудесный, – наверное, путешествие пошло тебе на пользу.
– Ну что ты, сплошь тяготы и морская болезнь, – возразил Ив. – Но я был так занят, что и времени страдать не оставалось.
Он обнял ее за плечи и повел к позолоченной ванне. Таинственное создание билось в своей темнице, оглашая окрестности воплями.
– Несите на набережную, – приказал Ив матросам.
Те торопливо зашагали вдоль причала. Их обнаженные татуированные руки напряглись под тяжестью ванны с водой и загадочной добычей Ива. Мари-Жозеф попыталась заглянуть в ванну, но мокрая парусина скрывала от глаз ее обитателя. Она прижалась к Иву, обвив его рукой за талию. У нее еще будет время как следует рассмотреть морское чудовище.
Они шли меж рядами придворных. Все без исключения, даже мадам, месье и принцы и принцессы королевской крови, силились разглядеть существо, которое Ив поймал для короля.
А еще, поравнявшись с Ивом, мужчины притрагивались к полям шляп, а дамы делали реверансы.
Удивленный, Ив на мгновение растерялся. Мари-Жозеф хотела было незаметно толкнуть его локтем в бок, чтобы напомнить ему, своенравному и капризному, о правилах хорошего тона. Мальчиком он всегда уделял больше внимания своей коллекции птиц, чем своим манерам.
К удивлению и восторгу Мари-Жозеф, Ив поклонился месье и мадам с грацией истинного придворного и сдержанностью, приличествующей его сану.
Мари-Жозеф присела в реверансе перед месье, поднесла к губам и поцеловала край платья мадам. Тучная герцогиня милостиво улыбнулась ей и кивнула в знак одобрения.
Ив поклонился членам королевской семьи и прошел меж двумя рядами придворных, с достоинством отвечая кивками на их приветствия.
Посередине причала, меж герцогами и герцогинями, графами и графинями, Мари-Жозеф и Ив догнали второй портшез. Его окна были плотно закрыты, а занавеси за стеклом – задернуты. Бедную мадам де Ментенон, которой вменялось в обязанность всего лишь сопровождать короля из Версаля в Гавр, нисколько не интересовала загадочная морская тварь и торжествующий охотник, сумевший ее пленить.
– Жаль, что я не смогла пойти с тобой в плавание! – вздохнула Мари-Жозеф. – Вот бы мне увидеть морских чудовищ на воле!
– Что ты, мы только мерзли, мокли и мучились от морской болезни, а еще чуть было не утонули во время урагана. Если бы ты была на борту, во всех этих злоключениях обвинили бы тебя – есть поверье, что женщина на военном корабле приносит несчастье.
– Что за глупый предрассудок! – возмутилась Мари-Жозеф. Плавание с Мартиники во Францию было сопряжено со многими неудобствами, но просто вскружило ей голову.
– Тебе куда более пристала жизнь в стенах монастыря.
У Мари-Жозеф перехватило дыхание. Да как он смеет?! Да что он знает о монастырской школе?! А если бы знал, то не обрек бы ее на несколько лет прозябания в скуке монотонной череды дней, в одиночестве и тоске.
– Я так по тебе скучала, – произнесла она. – Я волновалась!
– Каждый раз, вспоминая тебя, я мысленно слышал твои чудесные мелодии. Ты все еще сочиняешь музыку?
– В Версале нет места композиторам-дилетантам. Но ты скоро услышишь то, что я сочинила в последнее время, обещаю.
– Я так часто воображал тебя… Но не в таком платье.
– Тебе не нравится?
– Оно очень вызывающее.
– Оно вполне благопристойно, – возразила она, решив не упоминать о своей первой реакции на туго стянутую талию и глубокое декольте. Когда она впервые надела роброн, она еще ничего не знала о придворных обычаях.
– Сестре священника не подобает являться на людях в таком платье.
– Являться на людях в таком платье не подобает бедной уроженке колоний. Но ныне ты – королевский натурфилософ, а я – фрейлина мадемуазель. Мне положено ходить в роскошном платье.
– А я-то думал, – посетовал Ив, – что ты вдали от всех соблазнов преподаешь арифметику в монастырской школе.
Они медленно поднялись с причала на набережную.
– Я не могла остаться в Сен-Сире, – стала оправдываться Мари-Жозеф, – ведь все наставницы должны принимать монашество.
Ив с удивлением поглядел на нее:
– Но разве это – не лучший жребий?
Она чуть было не сказала резкость, но от необдуманного ответа ее спас отъезд короля. Его величество как раз садился в карету, и Мари-Жозеф, Ив и все придворные склонились в поклоне. Карета покатила по мощеной улице в сопровождении эскорта мушкетеров. Вслед за нею с криками «ура!», воплями, мольбами устремились оборванные, истощенные горожане.
Мари-Жозеф огляделась в надежде, что шевалье де Лоррен снова подаст ей руку, но он сел в карету месье. Другие придворные поспешили к своим коляскам и верховым лошадям, и вот уже по булыжнику зацокали подковы, загрохотали колеса, и вся процессия двинулась за монархом.
На опустевшей набережной остались только граф Люсьен, несколько мушкетеров, королевский голубятник, несколько грузовых повозок и простой экипаж.
Голубятник бросился навстречу своему помощнику, который едва тащился по причалу вместе с носильщиками, сгибаясь под тяжестью нагроможденных друг на друга плетеных клеток, по большей части пустых. Голубятник принял у него клетки с оставшимися голубями.
– Поставьте ванну сюда, – велел Ив матросам, указав на первую повозку. – Осторожно!
– Я хочу посмотреть… – начала было Мари-Жозеф.
Мимо прогрохотали по мостовой последние кареты.
Испугавшись шума, криков и щелканья кнутов, морская тварь забилась и завопила. От ее дикого звенящего вопля Мари-Жозеф в ужасе осеклась, а ломовые лошади чуть было не понесли.
– Осторожно! – снова воскликнул Ив.
Мари-Жозеф вытянула шею, пытаясь заглянуть за край ванны.
– Тише, тише, все хорошо! – стала уговаривать она.
Тварь пронзительно вскрикнула.
Матросы уронили ванну. Шесты и сеть попадали внутрь. На мостовую хлынула вода. Морская тварь застонала. Матросы бросились к галеону. Навстречу им шли голубятники: старший – нежно держа птиц огромными грубыми ручищами, посадив их на голову и на плечи, младший – таща пустые клетки. Матросы чуть было не сбили их с ног: младший уронил клетки, старший принялся поспешно прятать своих питомцев за пазуху.
– Вернитесь сейчас же! – надрывался Ив.
Матросы не подчинились. Их товарищи, которым были поручены другие грузы Ива, побросали ящики, сумы и тело в саване и тоже кинулись на корабль.
Глядя на расстроенное лицо Ива, Мари-Жозеф изо всех сил старалась не рассмеяться. Возчики с трудом удерживали лошадей и не могли грузить вещи, а мушкетеры не хотели: нести тяжести было ниже их достоинства и не входило в их обязанности. И разумеется, нельзя было рассчитывать на помощь графа Люсьена.
Разозлившись, Ив упрямо пробовал поднять ванну. Ему едва удалось оторвать от земли один угол. Какие-то мальчишки в лохмотьях, отставшие от толпы зевак, забрались на каменную стену и оттуда стали осыпать его насмешками.
– А ну, хватит!
Услышав приказ графа Люсьена, сорванцы затихли. Они соскочили со стены и хотели было броситься врассыпную, но он заговорил с ними неожиданно мягко и бросил каждому по монетке.
– Вот тебе су. И тебе. И тебе… Выполните, что вам скажут, – получите еще. Помогите отцу де ла Круа погрузить вещи.
Мальчишки наперегонки кинулись к Иву, готовые делать, что он велит. Грязные, оборванные, босые, они нисколько не страшились стонов морской твари. Возможно, им приходилось работать за хлебную корку. Они подняли ванну на первую повозку, вещи – на вторую, а тело в саване опустили на повозку, наполненную колотым льдом.
«Образец для препарирования, – решила Мари-Жозеф. – Мой хитренький братец поймал одну русалку для короля, а другую – для себя».
– Ив, поедем со мной, – попросила она.
– Не могу, – ответил он, взбираясь на первую повозку. – Я не вправе оставить эту тварь.
Разочарованная, Мари-Жозеф направилась к скромному экипажу. Лакей распахнул дверцу. Граф Люсьен, привстав на цыпочки, галантно помог войти. Ее удивило, насколько сильная у него рука. Пальцы у него оказались не короткие, как она ожидала, а непропорционально длинные. Он носил изящные замшевые перчатки. «Интересно, позволит ли он нарисовать свои руки?» – подумала она.
Ей очень хотелось узнать, почему он задержался на набережной. Ей было неловко разговаривать с ним, ведь он занимал высокое положение, а она – никакого. И если уж быть честной, она не знала, как с ним говорить – склонившись или глядя на него сверху вниз, с высоты ее роста. Она разрешила для себя этот вопрос, забравшись в экипаж.
– Благодарю вас, месье де Кретьен, – произнесла она.
– Не стоит благодарности, мадемуазель де ла Круа.
– Вам удалось увидеть морское чудовище?
– Я равнодушен к уродливым порождениям природы, достойным кабинетов редкостей, мадемуазель де ла Круа. Прошу извинить меня, я спешу.
Мари-Жозеф сделалось жарко от смущения. Она невольно оскорбила графа Люсьена и подозревала, что он не останется в долгу.
Граф что-то сказал своей серой арабской лошади. Та стала на колени, согнув передние ноги. Граф Люсьен вскарабкался в седло. Лошадь вскочила, на мгновение утратив всю свою грацию. Взметнув хвост султаном, она поскакала галопом, унося графа Люсьена вслед за его повелителем.
Глава 2
Версальский парк озарился лучами заката. Прибывающая луна приближалась к зениту. Почуяв стойла, упряжные лошади резвее побежали сквозь лес по накатанной грунтовой дороге.
Мари-Жозеф прислонилась головой к стенке экипажа. Как жаль, что она не смогла поехать с мадам в переполненной карете месье. Мадам бы непрерывно отпускала шутки по поводу сегодняшнего путешествия. Месье и Лоррен занимали бы ее любезной и остроумной болтовней. Шартр скакал бы рядом с каретой и рассказывал ей о своих последних химических экспериментах, ведь она была единственной женщиной, а то и вовсе единственным человеком при дворе, способным понять, о чем он говорит. Его супруга, разумеется, не понимала, да и не разделяла его интересов. Герцогиня Шартрская всегда поступала, как считала нужным. Сегодня, например, она не сочла нужным покинуть парижский Пале-Рояль вместе со свитой его величества, своего отца.
Если бы с Мари-Жозеф заговорил Шартр, то к ним вполне мог бы присоединиться и герцог дю Мэн. А потом и внук короля герцог Бургундский, и его маленькие братья потребовали бы, чтобы им разрешили поучаствовать в беседе.
Мэн, как и Шартр, был женат; герцог Бургундский был еще отроком, а его братья – детьми. Кроме того, по своему положению они неизмеримо превосходили Мари-Жозеф. Знаки их внимания не могли вылиться во что-то более серьезное.
Тем не менее Мари-Жозеф наслаждалась их обществом.
Соскучившись в одиночестве, устав от езды в тесном экипаже, Мари-Жозеф выглянула из окна. Здесь, вдалеке от резиденции его величества, никто не следил за привольными, широко раскинувшимися лесами. Подлесок усеяли упавшие ветки. Хрупкие побеги папоротника склонились над самой дорогой. Закат окрасил все вокруг приглушенным золотисто-алым цветом. Если бы она ехала верхом, одна, то остановилась бы послушать шум леса, птичьи песни в сумерках, понаблюдать за плавным полетом летучих мышей, трепещущих крыльями. Но экипаж все катился навстречу сгущающейся тьме, а кучер, слуги и даже ее брат не слышали таинственной музыки.
Подлесок исчез, деревья сделались реже, ветви уже не усеивали землю. По такому укрощенному, не таящему опасностей лесу охотники могли нестись, не разбирая дороги. Мари-Жозеф вообразила, как скачет по узенькой петляющей тропке за королевской свитой, преследующей оленя.
И тут вечерний лес пронзил неистовый, бешеный крик. Мари-Жозеф невольно схватилась за дверцу и край сиденья. Лошади испуганно шарахнулись, фыркнули и бросились вперед. Экипаж накренился. Измученная упряжка кинулась прочь от невыносимого звука. Кучер закричал и натянул вожжи, сдерживая лошадей.
Тигриный рык в зверинце его величества разбудил и взволновал всех остальных экзотических животных. Затрубил слон, заурчал и зарычал лев, заревели дикие быки.
Дерзко и яростно запела морская тварь.
При звуках этой завораживающей, мрачной мелодии у Мари-Жозеф учащенно забилось сердце. Щебет и трели, чередующиеся вскриками, показались ей столь же чувственными, страстными, первозданными, как орлиный клекот. Ухоженные версальские леса скрывали те же загадочные тени, что непроходимые тропические заросли Мартиники.
Морская тварь снова вскрикнула. Зверинец умолк. Морская тварь оборвала песню, прошептала что-то и затихла.
Экипаж с грохотом обогнул поперечный рукав Большого канала. Над водой его клубился призрачный туман; невысокие волны с плеском набегали на борта многочисленных маломерных судов его величества, стоявших на причале. Под колесами захрустел гравий Королевской аллеи; повозки свернули с Королевского проезда к фонтану Аполлона. Экипаж Мари-Жозеф двинулся прямо, к Версалю и окружавшим его регулярным паркам.
– Кучер!
– Тпру!
Мари-Жозеф выглянула из окна. В ночном воздухе ощущалось густое, жаркое дыхание усталых лошадей. В опустевших садах царила непривычная тишина, фонтаны не журчали.
– Пожалуйста, поезжайте следом за моим братом!
– Но, мамзель…
– А потом будете свободны целый вечер…
– Да, мамзель!..
Он развернул лошадей.
Ив перебегал от одной повозки к другой, пытаясь руководить двумя группами рабочих одновременно.
– Так, вы, – возьмите ванну! Она тяжелая. Осторожно! Эй, вы! Не трогайте лед!
Мари-Жозеф распахнула дверцу экипажа. К тому времени, как усталый лакей соскочил с запяток, чтобы помочь ей, она уже бежала к повозкам.
Над фонтаном Аполлона был раскинут гигантский шатер. Внутри мерцали свечи, освещая шелковые стенки. Шатер сиял, словно огромный фонарь.
Целые ряды свечей, расставленных по краям Зеленого ковра, проливали мягкий рассеянный свет на дорожку, ведущую по холму к Версалю. Этот широкий ровный газон, обрамленный посыпанными гравием дорожками и мраморными статуями богов и героев, словно делил парк пополам, простираясь между фонтаном Аполлона и фонтаном Латоны.
Мари-Жозеф, придерживая юбки, кинулась к повозкам. Ив разрывался между ванной, обителью чудовища, и саваном во льду.
– Мари-Жозеф, не позволяй им трогать образец, пока я не вернусь! – небрежно бросил Ив через плечо, как будто ничего не изменилось, как будто он не вступил в орден иезуитов и они по-прежнему жили на Мартинике, она по-прежнему вела его хозяйство и ассистировала во время опытов.
Ив бросился в шатер. С шелкового полога бесстрастно взирал солнечный лик – эмблема короля. Двое мушкетеров развели полог в стороны, пропуская Ива.
– Осторожно уберите лед, – велела рабочим Мари-Жозеф. – Перенесите тело.
– Но отец де ла Круа приказал…
– А теперь приказываю я.
И все-таки рабочие колебались.
– Вдруг мой брат забудет об этом образце до утра? – предположила Мари-Жозеф. – Тогда вы прождете всю ночь.
Они неохотно, но безропотно повиновались и стали убирать лед с закутанного в саван тела. Осколки льда со звоном посыпались наземь. Мари-Жозеф внимательно следила, чтобы рабочие не повредили образец. Она помогала Иву и прежде, когда была маленькой девочкой, а он – мальчиком-подростком и оба они учили латынь и греческий, читали наивного старца Геродота и Галена, штудировали Ньютона. Разумеется, Ив всегда первым выбирал то, что ему по душе, но никогда не возражал, если она норовила улизнуть, захватив Ньютоновы «Principia»[3]3
Речь идет о латинском трактате Исаака Ньютона «Philisophiae Naturalis Principia Mathematica» (1687) (русское название – «Математические начала натуральной философии»), в котором сформулирован закон всемирного тяготения и основы классической механики.
[Закрыть], или спала, держа их под подушкой. Мари-Жозеф очень опечалила пропажа книги господина Ньютона, она мечтала разыскать еще один экземпляр и гадала, не открыл ли он за последние пять лет новые закономерности движения планет, не дал ли новое объяснение природы света или силы тяготения.
Рабочие подняли закутанное в саван тело. Осколки льда посыпались на гравийную дорожку. Мари-Жозеф направилась вслед за рабочими в шатер. Ей не терпелось как следует разглядеть морскую тварь, живую или мертвую.
Фонтан Аполлона и прилегающий участок земли скрывал огромный шатер. Под шатром фонтан окружала стальная клетка. В этом новом узилище из воды вздымался, знаменуя рассвет, Аполлон на золотой колеснице, запряженной четверкой солнечных коней, а дельфины и трубящие в раковины тритоны возвещали о наступлении утра.
«Странно, – подумала Мари-Жозеф, – Аполлон мчится с запада на восток, против солнца».
От края каменного бассейна к деревянному помосту на уровне воды вела лестница из трех низких, широких ступеней. Шатер, клетка, лестница и настил были установлены для удобства Ива, но загораживали вид на колесницу Аполлона.
У самого входа в клетку на настиле из прочных, гладко оструганных досок стояло лабораторное оборудование. Перед этой импровизированной лабораторией были расставлены несколько табуретов, два кресла и целый ряд канапе.
– Можете положить образец на стол, – сказала рабочим Мари-Жозеф.
Они послушно исполнили указание, явно радуясь, что наконец избавятся от смердевшей зловещей ноши.
В черной рясе, высокий и изможденный, у входа в клетку стоял Ив. Рабочие попытались поставить ванну на край бассейна.
– Осторожно, не уроните, ставьте, ставьте!
Морская тварь закричала и забилась. Дно ванны заскрежетало по камню. Один из рабочих громко выругался, другой, бросив испуганный взгляд на Ива, пихнул товарища локтем в бок. Мари-Жозеф хихикнула, прикрываясь ладонью. Хоть Ив и был священнослужителем, брань его не смущала.
– Осторожно спускайте ее по ступенькам, тихо, плавно! А теперь под воду!
Ванна со стуком запрыгала вниз по ступенькам, но в конце концов рабочие установили ее на помосте. Ив опустился рядом с ней на колени и стал аккуратно распутывать скрывавшую ее сеть. Не в силах сдержать любопытство, Мари-Жозеф кинулась к нему. Ее шелковая нижняя юбка зашуршала по гладким доскам лабораторного помоста, словно по мрамору Зеркального зала Версаля.
Не успела она добежать до клетки, как полог шатра снова раздвинулся. Вошел рабочий с ведром свежей рыбы и водорослей, поставил его на пол у самой двери клетки и поспешно ретировался. Другие рабочие втащили лед и бочку опилок.
Не удовлетворив любопытства, Мари-Жозеф вернулась к образцу для вскрытия. Она хотела было развернуть саван, но передумала, пожалев усталых, испуганных рабочих.
– Вы, двое, обложите тело льдом, а лед присыпьте опилками. Остальные принесите из повозок оборудование отца де ла Круа.
Они повиновались, стараясь как можно реже прикасаться к морской твари: от нее исходил резкий запах противогнилостного раствора и смрад разложения.
«Иву придется поспешить со вскрытием, – сказала себе Мари-Жозеф. – Иначе будет препарировать скелет с остатками сгнившей плоти».
Мари-Жозеф привыкла к таким запахам за годы, что она ассистировала брату в экспериментах и исследованиях. И словно бы не ощущала зловония. А вот рабочие старались не дышать глубоко и время от времени с несчастным видом бросали испуганные взгляды на Ива и ванну, в которой стонала морская тварь.
Рабочие рассыпали на лабораторном столе поглощающие запах опилки.
– Лед нужно приносить каждый день, – напомнила Мари-Жозеф. – Не забывайте, это очень важно!
Один из рабочих поклонился:
– Да, мамзель. Месье де Кретьен уже об этом распорядился.
– Можете идти.
Они наперегонки бросились прочь из шатра, не в силах выносить смрад мертвой морской твари и стоны живой. Мари-Жозеф придвинулась ближе, привлеченная печальной песней русалки. Рабочие Ива наклонили ванну к краю помоста, зачерпнув воду. Мари-Жозеф кинулась к фонтану:
– Ив, дай посмотреть…
Когда Ив распустил тугие узлы на парусине, ночь огласил скрежет и скрип водяных насосов. В трубах фонтана что-то забурлило, заворчало, а потом из него хлынула вода. Прозрачные струи взметнулись над фонтаном Аполлона, словно в воздухе выросли королевские лилии. Средняя струя поднялась на такую высоту, что обрызгала потолок шатра. Брызги звенящим дождем упали на колесницу Аполлона, зарябили по поверхности бассейна, залили морскую тварь. Пронзительно закричав, она забилась, колотя Ива раздвоенным хвостом. Ив отшатнулся:
– Выключите фонтан!
Тварь с рычанием пыталась выбраться из ванны. Ив отпрянул, увертываясь от зубов, когтей и хвоста. Рабочие кинулись выполнять его приказание.
Тварь тяжело соскользнула в воду, совершив побег и оказавшись в новой тюрьме – в фонтане Аполлона.
Мари-Жозеф схватила Ива за руку. Набежавшая волна растеклась вокруг подошв сапог Ива, словно он шел по воде. Полы его рясы намокли.
«Мой брат шествует по водам, – с улыбкой подумала Мари-Жозеф, – пора бы ему научиться не мочить при этом одежду!»
Струи фонтанов взмыли чуть ли не под самый потолок шатра, потом забили вполовину первоначальной высоты, потом забурлили в соплах. Королевская лилия увяла. Скрип насосов внезапно умолк. Ни рябь, ни даже пузырьки не нарушали теперь глади бассейна.
Ив отер лицо рукавом. Мари-Жозеф стояла на две ступеньки выше и почти сравнялась с ним ростом. Она положила руку ему на плечо.
– Ты осуществил свою мечту, – сказала она.
– Надеюсь, что да.
Мари-Жозеф, наклонившись, стала вглядываться в поверхность бассейна. На дне его затаилась какая-то смутная тень, скрываемая отражением свечей в воде.
– Пока она жива, – произнес Ив, – но сколько проживет…
Он обеспокоенно замолчал.
– Даже если совсем недолго – ничего страшного, – успокоила его Мари-Жозеф. – Я хочу ее увидеть! Позови ее!
– Она не откликнется. Это же неразумная тварь, она меня не поймет.
– Мой кот меня понимает, – похвасталась Мари-Жозеф. – Неужели ты не мог научить ее, за столько-то недель, в море все равно делать нечего!
– У меня не было времени ее дрессировать, – нахмурился Ив. – Она отказывалась есть, мне пришлось кормить ее насильно! – Он сложил руки на груди, гневно воззрившись на прозрачную воду. Морская тварь покачивалась в воде, безмолвная, притихшая. – Однако я исполнил желание его величества. Сделал то, что не удавалось никому за последние четыреста лет. Я поймал русалку и живой доставил ее на сушу.
Мари-Жозеф склонилась ближе к воде, пытаясь разглядеть морскую тварь. Тело у нее оказалось длинное, куда длиннее и стройнее, чем у дельфинов, резвившихся у берегов Мартиники. Вокруг ее головы клубились под водой спутанные волосы.
– Слыханное ли дело – рыба с волосами! – воскликнула она.
– Она не рыба, – возразил Ив. – Она дышит воздухом. Если она не вынырнет подышать…
Он отошел по настилу от края бассейна и спустился на землю. Мари-Жозеф осталась, не сводя глаз с пленницы.
Морская тварь в ответ уставилась на нее горящими, жутковатыми глазами, в которых отражался свет, и развела руками, показав снабженные плавательными перепонками кисти.
На нее упала тень Ива. Она отплыла на дно бассейна, прикрыв золотистые глаза. Ив стиснул стрекало.
– Пусть только попробует у меня утонуть.
Он уколол русалку, надеясь, что она зашевелится, чтобы избежать боли.
– А ну, плыви! Проклятье, давай всплывай!
Ее волосы в воде напоминали раскрытый веер. Плавники раздвоенного хвоста дрогнули. Тварь поежилась.
– Хватит, ты же ее пугаешь, ей больно!
Мари-Жозеф стала на колени на краю помоста и опустила руки в воду:
– Иди сюда, не бойся!
И тут перепончатые пальцы морской твари сомкнулись вокруг ее запястий, она кожей ощутила их жар. Острые, точно лезвия ножей, когти прикоснулись к ее рукам, но не вонзились.
Морская тварь увлекла ее на дно бассейна.
Ив закричал и стал колоть русалку стрекалом. Тварь чуть-чуть отплыла, чтобы он не мог до нее дотянуться. Мари-Жозеф, промокшая до нитки, попыталась подняться на ноги, задыхаясь и кашляя. В холодной воде ее юбки всплыли, как лепестки водяной лилии. Она тщетно их одергивала. Нижняя юбка, потерявшая форму, прилипла к ногам, ткань, сделавшаяся жесткой, царапала кожу.
– Скорее, держись за руку…
– Нет, постой…
Морская тварь проскользнула мимо нее, спасаясь бегством, но потом повернула назад, и Мари-Жозеф ощутила под водой прикосновение ее голоса.
– Не пугай ее больше…
Она протянула руку по направлению к русалке:
– Ну плыви ко мне, ну пожалуйста…
– Осторожно, это злобное, свирепое животное…
– Да ты же напугал ее до смерти…
Морская тварь словно дотронулась голосом до кончиков ее пальцев и запела. Трели русалки сплетались над поверхностью воды, словно сгущающиеся клубы тумана. Медленно-медленно, почти не шевеля раздвоенным хвостом, точно неживая, морская тварь подплыла к Мари-Жозеф.
– Русалочка, хорошенькая русалочка, вот и умница…
– Его величество будет здесь с минуты на минуту, – раздался голос графа Люсьена.
Мари-Жозеф ошеломленно оглянулась. Граф Люсьен стоял у края бассейна. Он незаметно и бесшумно вступил в шатер, пересек лабораторный помост и вошел в клетку. Ив остался внизу, на помосте, вровень с водой, а граф Люсьен наверху, на краю фонтана; так они стояли лицом к лицу.
Напротив мушкетеры развели полог. По Зеленому ковру к Аполлону двигалось факельное шествие.
– Я еще не готов предстать перед его величеством, – возразил Ив.
Мари-Жозеф снова поискала глазами морскую тварь. Та замерла; совсем близко, еще чуть-чуть, и девушка могла бы до нее дотянуться, но тогда она метнулась бы в сторону – ни дать ни взять пугливый жеребенок, только зеленый.
– Если его величество готов выслушать вас, – промолвил граф Люсьен, – то вы тем более должны быть готовы предстать перед его величеством.
– Да, – сник Ив, – конечно.
Морская тварь вытянула руки, дотронувшись когтями до кончиков пальцев Мари-Жозеф.
– Мадемуазель де ла Круа, – провозгласил граф Люсьен, – в таком виде вы не вправе показываться на глаза его величеству.
Мари-Жозеф ахнула при мысли, что ее облик мог оскорбить взор короля. Придерживая отяжелевшие, намокшие юбки, она неловко двинулась к помосту по неровному дну бассейна, спотыкаясь на высоких каблуках.
