355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Крапивин » Под Одним Солнцем (СИ) » Текст книги (страница 52)
Под Одним Солнцем (СИ)
  • Текст добавлен: 13 апреля 2020, 01:01

Текст книги "Под Одним Солнцем (СИ)"


Автор книги: Владислав Крапивин


Соавторы: Сергей Снегов,Сергей Абрамов,Роман Подольный,Георгий Гуревич,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Александр Шалимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 206 страниц)

Глава 10
ВЫБОР ПРЕДМЕТА

Коллективный изобретатель только-только подал первую заявку, коллективный химик только-только создал свою первую пластмассу, когда Игорь задумчиво сказал на очередном «ученом совете» НИИМПа:

– Ребятки, а ведь вы отступили от принципов, а?

– Как то есть?

– Очень просто. Институт создавали для решения всех мировых проблем, а на одной успокоились. К гениальности надо было найти подход – тонкости тут и без нас разработают. Тот же психологический колгений, которого мы только что сформулировали… Сейчас надо подвести итоги. Но только подводить итоги скучно. Параллельно предлагаю заняться любовью – разумеется, проблемой любви. Разработаем алгоритм влюбления, а?

…Игорь вошел в НИИМП, как соль в воду. И уже самим Трем Согласным трудно было представить, что их когда-то (месяц, три месяца, полгода назад) было всего-навсего трое. Он предложил несколько новых тестов для поисков Стратега, предложил безошибочный способ выделения Проинициатора – человека, который только мог бы стать Инициатором, если его к этому подготовить. Игорь повел друзей к знакомому биологу, члену-корреспонденту, и тот после короткой беседы начал звонить то в «Доклады Академии наук», то в «Проблемы психологии», то еще куда-то, в туманных выражениях требуя внимания «к группе очень молодых, очень сумасбродных и очень талантливых людей». Потом член-корреспондент отключил телефон и приказал:

– Через неделю принесите статью. В трех вариантах, на два печатных листа, на лист, на три странички. Для разных редакций… Приложите образцы тестов и графики.

И они написали эти варианты. Сдали. Стали ждать. Собирались вместе. Искать таланты, выводить кривые, вертеть ручки не хотелось. Предложение Игоря об алгоритме влюбления прозвучало как раз вовремя.

– Я предложил эксперимент, – сказал Игорь. – За мной и право стать его первой жертвой.

– Право – вещь непрочная, нечто юридическое, и все, – забасил Карл, эксперимент же дело серьезное. Что это за опыт, о котором подопытный знает заранее?

– А ведь верно, – Тихон задумчиво потерся щекой о собственное плечо, лучше взять испытуемого со стороны.

– Но тогда и изучать мы его будем со стороны, – уверенно отпарировал Игорь. – А тут я, ученый, окажусь внутри меня – влюбленного. Представляете?

– В принципе, – сказал Леонид, – этот опыт вообще не представляет собой ничего особо интересного. В литературе его ставили сплошь и рядом. Например, в романе «Властелин мира» или в опере «Любовный напиток»…

– А опыт над Беатриче и Бенедиктом у Шекспира?! – радостно закричал Карл. – Там же просто говорят каждому в отдельности, что другой влюблен. И все.

– Где там?

– В «Много шума из ничего».

– Ну разве это эксперимент был? – снисходительно сказал Тихон. – Взяли-то всего-навсего один прием, который в тысяче других случаев не помогает.

– Конечно! У испанцев даже поговорка есть: «Если женщина должна стать как пламень, мужчина должен быть как лед», – со вкусом произнес Игорь. – Нет, мы сначала разработаем алгоритм любви на основе всего накопленного мировым опытом, а потом уж его и применим.

– Разработаем, разработаем, – охотно согласился Карл. – Уже начали ведь. Только ты скажи, почему тебе так хочется влюбиться?

– …Она была хороша… собой. Я смотрел на нее глазами не просто влюбленного, а влюбленного антрополога. И видел, что передо мной тот самый идеал женщины, который искали в мраморе Праксители и Мироны, отчаявшись найти его в жизни. Строго на месте были все кости, косточки и мышцы, безукоризненно правильна дуга бровей и точно прочерчен овал щеки. Только рот был чуть-чуть неправилен – достаточно, чтобы при малейшем намеке на улыбку обнажались зубы такие ослепительные, что засвечивали пленку, и у меня не осталось ее фотографий. Она говорила мне: я устала – и я нес ее на руках по Арбату. Месяц я встречал ее после работы, а от ближайшей станции метро было туда ходу восемь минут. Двадцать пять научных работ я задумал за эти двадцать пять восьмиминуток, двадцать пять идей были разработаны за эти минуты до тонкостей, насколько это было возможно без эксперимента.

Так продолжалось месяц. А через неделю после того, как этот месяц кончился, мой лучший друг попал в автомобильную катастрофу, и я ни разу не навестил его в больнице…

Через две недели после этого я насмерть разругался со своим научным руководителем – точнее, он со мной. Ругал он меня за дело, все у меня из рук валилось, но мне было все равно, и мы расстались…

Через год после того месяца у меня тяжело заболела сестра. Я искал для нее профессоров, старался как будто, переживал, мучился, но все – как будто. Мне было все равно… Три года было все равно. И когда я от вас, дружинников, убегал, тоже было почти все равно. Ну, а теперь – хватит. Клин клином!

– Что же, – сказал после долгого молчания Тихон, – кандидатура, очевидно, утверждается. Тем более что у Плонского как раз развязался шнурок на левом ботинке, а это хорошая примета. Кстати: предлагаю дополнить структуру института сектором любви. Заведующим назначить тов. Плонского И, М. Проголосуем? Единогласно.

– Теперь выберем предмет любви, – предложил Карл.

– Куда торопиться? Алгоритм-то не выработан! – удивился Леонид.

– Выбор предмета тоже работа на алгоритм, – ответил Карл.

– Объектом любви, видимо, должно стать лицо, неизвестное объекту опыта, сформулировал Тихон. – Лучше всего пойти сейчас на улицу и познакомиться с первой встречной девицей от семнадцати до… сколько тебе, Игорь? Двадцать семь? Значит, до двадцати восьми лет. Чтоб опыт был чистым.

– Ничего не надо доводить до крайности. Так ты можешь потребовать, чтобы избранница была уродливой – красивую, мол, и без алгоритма полюбить можно. (Это Карл.)

– И потом, кто будет знакомиться с этой первой встречной? Я? – Игорь поежился. – Неужели вы думаете, что я справлюсь с ролью уличного ловеласа?..

– Опять же, – протянул Леонид, – предмет любви должен быть человеком, за которым мы могли бы наблюдать, не ставя его в известность об эксперименте.

– Алла, – сказал Карл. – Алла. Сам бог велел. Мы тут ее забросили, когда наткнулись на коллективную гениальность, а сестричка-то моя тем временем подросла…

– Знаем. Чемпионка, слава богу, – сказал Игорь. – Только, извини, она же девчонка, и почти совсем некрасивая. И потом, мы с ней вместе четыре года назад за район в шахматной команде играли. Не заметить я ее, конечно, не мог до сих пор помню, как она проводила в королевском гамбите контратаку черными. Но как я ее тогда увидел четырнадцатилетней девчонкой, так до сих пор девчонкой и воспринимаю. Так что на роль предмета она, по-моему, не годится.

– Отлично! – обрадовался Тихон. – Как раз то, что требуется.

Глава 11
УДАЧА
(Отрывок из незаписанных воспоминаний Игоря Плонского)

Когда я оглянулся, она теребила наполовину снятые перчатки. Спокойно, деловито стаскивала их, будто ей надо было вымыть руки. Впрочем, что именно она делала, в тот момент меня не интересовало, и я даже мысленно на этом жесте не задержался, хотя потом вспомнил его. Ужасно было то, чего именно она не делала. Она не бежала к ближайшему милиционеру. Не визжала, созывая прохожих. Не кидалась, размахивая сумочкой, между мною и…

Их было трое. Высокие, уверенные в себе и налитые здоровой наглостью, чуть подвыпившие веселые парни. Им было хорошо и весело в пивной, хорошо и весело на улице, хорошо и весело в автобусе, и они не собирались долго подбирать слова для выражения своей веселости. И своего мнения об единственной понравившейся им пассажирке. К ним привязался невесть с чего типчик в очках? Отлично. Выйдем вместе из автобуса – и нам будет еще веселей. Захотел покрасоваться перед своей девицей? Молодец! Сейчас ей будет на что посмотреть. Красивый будешь. А потом за нее возьмемся…

Последние две фразы мне не пришлось додумывать – я их услышал сам. Парни не торопились, растягивая удовольствие. А я прикидывал про себя: центр тяжести у меня низко, удары я переношу неплохо, сразу не свалюсь, минуты две выстою. А тем временем авось кто-нибудь позовет милицию: только не я! И, к сожалению, не она. Да, захотел я показать себя рыцарем перед любимой девушкой. А эта любимая теребит перчатки…

Самый высокий из трех решил, что пора переходить к делу. Шаг вперед, взмах руки, к концу которой привешен весьма увесистый кулак – цвета и веса японской бронзы. Я сделал шаг назад и пригнулся, пропуская кулак над своей головой. «Ударить его в живот? Нет, подожду. В данной ситуации не стоит бить первым. Вдруг да можно будет все-таки обойтись без драки…» – безнадежно подумал я, провожая глазами огромный кулак, точно пушечное ядро, чуть ли не с шумом рассекший воздух. И я увидел, как на запястье рядом с этим ядерным кулаком опустились белые пальчики, тонкие пальчики, гибкие пальчики моей любимой. Они помогли бронзовой руке пройти до конца всю амплитуду заданного ей размаха и потянули еще чуть дальше, слегка встряхнув ее при этом. Чтобы такой здоровенный парень так визжал? Алла изящно придержала верзилу за отворот пиджака – придержала ровно на треть секунды, только для того, чтобы бедняга не ударился слишком сильно головой об асфальт.

Словно делая давно отработанное па в танце, девушка шагнула мимо меня ко второму из весельчаков. Она взяла его за руку у плеча, мягко развернула парня вокруг оси, точно это была огромная ватная кукла, и опрокинула ошеломленного и даже не пытающегося сопротивляться верзилу на подставленное ею колено. Впрочем, столь же мягким и грациозным движением она тут же убрала колено из-под его поясницы, дав своей жертве плавно соскользнуть на тротуар.

Мы с третьим парнем поняли одновременно, что же происходит у нас на глазах. Для него это было вовремя, для меня – поздно. Потому что, когда я кинулся на противника, сообразив, что предоставил девушке меня защищать и что эту ошибку необходимо исправить, третий весельчак тоже кинулся – в противоположную сторону. И шансов догнать его у меня не было.

Итак, все началось тоже с драки. Только в этой драке у меня была другая роль.

– Что ты пригорюнился, дядя Ига? – спросила девушка. – Да ну же, улыбнись, видишь, я самбистка, дядя Ига.

Это обращение было последней соломинкой, сломавшей спину верблюду. Я так и не стал для нее за последние два месяца просто Игой, Игорем, Гариком. Я был перед ней так же беспомощен, как эти вот ползком убирающиеся хулиганы. Нет, еще беспомощней. Потому что не мог убраться – даже ползком.

…Нет, смог. Ушел. Сел в такси. Ввалился в квартиру. Лег. Опыт удался! Удача.

Изгибы фарватера, по которому должен пройти корабль моего амура, были мне известны заранее. Я был проводником НИИМПа по сотням книг о любви земной и небесной, по толстым томам романов и вузовских учебников, по социологическим диссертациям и мемуарам авантюристов. Я брал интервью в семьях, которые казались соседям счастливыми, и расспрашивал донжуанов районного масштаба об их методах ухаживания. И сам же я – вместе с друзьями – разрабатывал все четыре типа, восемнадцать классов, тридцать вариантов и тридцать восемь подвариантов с вибрациями и отклонениями – все разновидности Великого Алгоритма Любви.

И все-таки…

Это было так, Словно экскурсанту показали великолепный дворец, а потом сказали: ты будешь его хозяином.

Это было так, словно старшекласснику на уроке вместо диктанта велели писать стихи.

Это было так, словно шахматная ладья выросла просто в ладью и предложила шахматисту прокатиться в ней по доске, ставшей морем.

Это было радостно и страшно, но прежде всего странно. Одно дело – искать с карандашом в руках выход из лабиринта, начерченного на бумаге. Другое пробираться вслепую по этому же лабиринту самолично.

Впрочем, почему вслепую? У меня был план. И я был уверен, что он мне помешает: ведь задачей было заблудиться. Тихон тоже – только по другой причине – был уверен, что план помешает. Мы оба ошиблись.

Я случайно натыкался на случайно вынутый и случайно забытый у меня Карлом захваченный им из дому сестрин носовой платок. И конечно, сразу определял, что мои друзья избрали в шестом классе четвертого типа на пятом такте вариант «А». Но духи, которыми пах платок, были тонкие, очень тонкие, такие тонкие, что через них насквозь проходил запах ее щек.

Аллу наводили при мне на разговор о литературе и я знал, что Тихон, или Карл, или Леонид нарочно выбирают любимых (или наоборот) и ею и мною писателей. Я должен был увидеть общность наших вкусов.

Тихон затевал с ней спор о статуях острова Пасхи. Карл – о разновидностях дальтонизма. Леонид – о математической теории групп.

И я знал: затем, чтобы поразить меня ее познаниями. Подумаешь: я и без того знал, что она такое, моя Алла.

Однажды я неудачно – слишком грубо – подшутил над неловкостью общего знакомого. Ого, какую я получил отповедь. А потом я поймал улыбку на лице Леонида и сообразил, что это он подкинул мне повод для дурацкой шутки, закинул крючок и поймал меня, бедного, в точном соответствии с подвариантом третьим варианта «А» (класс и тип я уже называл). Отповедь, справедливость которой не оспоришь, – она очень способствует, как было записано мною самим четыре месяца назад, она очень способствует влюблению.

Когда им надо было, чтобы мы не виделись, Карл увозил Аллу, или Тихон увозил меня, или Карл и Леонид проверяли на ней свои очередные задачи. А когда они находили, что нам с ней надо чаще встречаться, Леонид отправлялся в очередной набег на бильярдную, стадион или пивную, и я начинал водить Аллу в театры и кафе.

А потом я как-то неожиданно для себя обнаружил, что дело дошло уже до восемнадцатого такта, между тем как самые стойкие и невлюбчивые люди, по нашим предварительным предположениям, должны были сдавать где-то на шестнадцатом такте.

Значит, алгоритм не подействовал? Тут я в тревоге оглянулся на себя, подумал о себе – впервые за эти дни о себе, а не о ней – и понял, что попадаюсь, если уже не попался. У меня была еще надежда, что это попросту увлечение, которое быстро пройдет, если я сумею продержаться недельку-другую.

И вот тут-то и случилась история с тремя веселыми парнями.

…Шла двенадцатая минута, как учредители НИИМПа стучались в мою дверь. Хотя могли бы догадаться, что я все равно не открою. Не открою? Но сквозь стенные панели до меня уже доносились шаги соседей, спешивших к глазкам, вделанным в двери квартир… Впрочем, почему через стенные панели? Звук шагов наверняка передается по полу.

Ага, кто-то уже вылез на лестничную площадку. Задаст им, и они уйдут. Имею я право на час одиночества? Да еще после всего, что случилось, после всего, что я сделал с собой.

«Я из рода бедных Азра, полюбив, мы умираем».

А как же тогда, черт побери, продолжали свой род бедные Азра? Поэтов сие не интересует. А тех, у дверей, не интересуют сейчас мои чувства и мысли, ни к чему им все это. Опыт есть опыт, я не маленький, сам дал согласие… Говорил ведь Тихон, что не стоит этого делать. Правда, соображения у него были другие. Кажется, я скоро возненавижу всех своих друзей. Во всяком случае, не хочу сейчас ни видеть их, ни слышать. У меня к ним аллергия. Аллергия? От имени Алла?

Ага, вышла Ангелина Федоровна. Сейчас она за них возьмется.

И тут я обнаружил, что уже не лежу, уткнувшись в безнадежном отчаянии в подушку, а сижу на кровати, прислушиваясь к голосам перед дверью. Может быть, все-таки есть надежда? Все проходит? Нет! Временное облегчение. И уж настолько временное… Я встал и распахнул дверь.

Они ввалились все сразу, отдавливая друг другу ноги.

– Несчастный принц! (Это Карл.)

– Денег не нужно? Я могу сходить! (Конечно, Леонид.)

– Дон-Кихот с Малой Калужской! (Тихон.) Нос Карла больно тыкался в мой висок, замечательный подбородок Леонида врезался в мое плечо, по щеке скользили усы Леонида и короткая широкая бородка Тихона.

Они от всего сердца лупили меня по плечам и спине. Они перекрывали своими голосами полнокровное возмущение соседей. Они доказывали мне – и самим себе, что все в конечном счете в порядке. Но когда мокрые пальто и отнюдь не тускло блестевшие дождевики оказались уже на вешалке, а я вернулся в лежачее положение, а они расселись у кровати, настало самое страшное. Все замолчали, исчерпав наверняка заготовленный еще на улице запас анекдотов, хохм и жизнерадостно-иронических замечаний в мой адрес.

– Итак? – спросил я.

Молчание.

– Ну? – спросил я.

Молчание.

– К чертовой матери!

– Нет, ты подожди!

– К чертовой!.. К чертовой!

Я не успел заметить, когда на моих глазах появились слезы. Еще секунда – и я пустил бы в ход кулаки. Только бы отделаться от свидетелей. Впрочем, какие они к черту свидетели? Соучастники!

Карл быстро и ловко повернул меня и сунул лицом в подушку, удобно уселся рядом, притиснув меня к стене, и объявил:

– Заняв председательское место, я, заведующий сектором бессмертия, объявляю открытым заседание ученого совета Научно-исследовательского института мировых проблем. В повестке дня два вопроса. Первое: подведение итогов опыта № 18. Второе: поиски способа ликвидировать результаты этого опыта.

– Надо как-то помочь Игорю выкрутиться, – констатировал Тихон. – Выхода два: или он должен разлюбить девушку, или ей придется полюбить его. Поскольку, однако, алгоритма разлюбления мы еще не нашли – правильно, сектор любви? – то остается только второе. Предлагаю заведующим секторами бессмертия и гениальности взяться за дело, начиная с сегодняшнего вечера. Брак, который будет естественным результатом, представит собой любопытнейший материал для сектора семейной жизни (так будет впредь называться сектор любви). К слову: опыт должен удаться. Когда мы сюда шли, луна была с правой стороны.

– А как с этикой эксперимента на человеке? – робко спросил заведующий сектором предвидения.

– Я берусь получить у сестры согласие, – заведующий сектором бессмертия вскочил на ноги.

– А я отказываюсь от этого согласия, – я сел на кровати. – Отказываюсь. Такой любви мне не надо. В конце концов есть масса средств от любви. Начну принимать алкоголь, займусь высшей алгеброй… или, черт побери, уеду в Алупку.

– Ну да! И еще слетаешь на альфу Центавра и помолишься аллаху. Хорошо, что у тебя чувство юмора еще сохранилось. (Это Тихон.)

– Сохранилось! У меня ко всем на свете чувствам, они же эмоции, скоро будет аллергия. В конце концов наука требует жертв. Я же добровольно пошел на эксперимент, отлично зная, чем это кончится. Если бы понадобилось заразиться холерой и я тяжело заболел бы или даже умер, ведь вы бы смирились с этим фактом? Вот и теперь смиритесь.

– Мы бы тебя лечили. – И сейчас хотим лечить. Ни больше ни меньше.

– А насчет алгоритма вообще и тебя в частности никто из нас Алле даже и не заикнется. На такой компромисс согласен? – сформулировал условия соглашения Тихон. – Кстати, ребята, имейте в виду, если мы скажем Алле все, то лишим эксперимент чистоты.

– Эксперимент! – возмутился Карл. – Мы же спасаем товарища!

– Конечно. Но почему бы не соединить приятное с полезным? Вот у нас и появится второй параллельный случай. Ну и, что особенно важно, новый объект особа другого пола…

Карл схватил меня за невольно сжавшиеся в кулаки руки:

– Ну что ты всерьез принимаешь этого помешанного? Недаром же он у нас сидит на отделе контроля. Но сам ты в цугцванге. Действуй, а не раздумывай! Словом: или – или!

Мне было очень трудно отказываться от единственной надежды. Так трудно…

– Хорошо… Но вы уверены, что это этично?

– Вот обормот! – рассвирепел Леонид. – Коли тебе так нужно оправдание, мы проголосуем: кто за компромиссное предложение? Принимайте компромисс: «Мистера полюбит мисс!»

Три руки поднялись одновременно. И деловой голос Тихона произнес: «По поводу мотивов голосования. Полагаю, что новый эксперимент необходим прежде всего для новой проверки действительности алгоритма Плонского».

– Алгоритма НИИМПа, – поправил я.

– У НИИМПа будет еще черт знает сколько алгоритмов. А тут ты главный автор и первая жертва. Заслужил, не стесняйся. Карл, протоколируй – или есть возражения?

Глава 12
ПОРАЖЕНИЕ
(Отрывок из незаписанных воспоминаний Игоря Плонского)

Телефонный звонок.

Это была она.

Что они сделали? Я не могу сейчас даже вспомнить, что должно быть первым действием алгоритма. Хотя это понятно, я же не знаю, какой вариант они выбрали. А если они ошиблись и ничего не выйдет… Лучше бы вышло. Раз уж мне пришлось согласиться. Ведь не согласись я – они все равно бы это сделали. Сделали бы, и все. Боже мой, какой же я трус! А еще клятву давал. И сам сочинял ее. Счастье – прежде всего для других… Нам – прежде всего истину… Другим счастье через истину… Нам – истину, хотя бы ценой счастья… Нет, я допишу историю с клятвой потом.

Надо торопиться.

– Алла, мне срочно нужно тебя видеть. Ждешь? Это хорошо. Бегу.

Пока они не успели сделать свое дело. Свое? Мое дело. Я же согласился, подонок. Бедная девочка попадется, конечно. Что может обыкновенный человек в одиночку против коллективного гения? Как же – весь НИИМП, да еще со своим алгоритмом. Кстати, алгоритм – это не от имени Алла? О господи!

…Такси!.. Очень удачно. А между прочим, у Шекспира без всяких алгоритмов шутники-придворные Бенедикта и Беатриче свели – любо-дорого… Чудак, я же сам, сам в ответ на этот пример Тихона возражал, что тут один из вариантов возможных действий, что мы его не перенимаем, а учитываем.

Так или иначе, Алла должна все знать. Но ведь тогда… Не может быть! Я готов держать пари, они уверены: я немедленно побегу к ней, чтобы предупредить. Благородный герой. Благодарная героиня. Нормальный ход для варианта четыре дробь альфа. С Леонида станется. Ага. Значит, надо просто добиться, чтобы Алла сошла со сцены. На время. Пока они не остынут ко всей этой истории, не поверят, что у меня все прошло. Но как ее убрать? Как заставить уехать? Не-воз-мож-но.

Одну секунду! Я включу ее в экспедицию Фарида. Он как раз отправляется через пять дней. Авось за пять дней они ничего не успеют сделать. А Фарид мне не откажет. А если для крепости применить еще алгоритм… Я ведь не могу пустить его в ход ради себя. Но для других… Фу, черт, сам хочу уже Алю замуж выдать. Нет, этого я не сделаю. А Фарид попросит ее на месяц у факультета, ему не откажут.

– Будьте добры, остановите машину у первой телефонной будки… Спасибо.

Я поднял трубку. Твердой рукой набрал номер.

– Фарида Файзуллаевича… Я хотел тебя попросить… Все, что угодно? Диктую, записывай: Московский государственный университет, биолого-почвенный факультет. Тебе не откажут. Потребуй студентку Аллу Фрунцеву. Ага, слышал о ней? Ну, да ты же шахматист. И увези, ради бога. Так вот. От кого я ее спасаю? И ты готов помочь? Сукин сын! От себя, и только. Но она об этом знать не должна. Усвоил?

От автора.

В четырех московских квартирах через сутки телефоны проснулись около пяти утра. В четырех квартирах семнадцать человек (в общей сложности) прокляли все на свете и прежде всего того, кто не дает им доспать свое.

И все проклятия сыпались на голову несчастного Алиного брата. Это он поднимал тревогу. Это он звонил ни свет ни заря. Это он не жалел ни своего, ни чужого времени, не говоря уже о здоровье, чтобы породниться с Игорем. Во что бы то ни стало!

И сотрудники НИИМПа с этого момента откровенно забыли о своей основной работе – говоря точнее, о той работе, где они получали зарплату. Один из них добивался, чтобы Аллу не приняли в экспедицию. Другой – отсрочки экспедиции. А третий на случай неудачи принимал меры, чтобы уложиться в оставшийся срок.

Правда, тут же выяснилось, что они не знают, какой из двух основных типов алгоритма применим в данном случае: то есть должна ли Алла знать о любви Игоря. Заведующий сектором гениальности ссылался на стихи западного классика: «Любовь, любить велящая любимым», а также на все тот же счастливый эксперимент, поставленный героями Шекспира над Беатриче и Бенедиктом.

Заведующий сектором бессмертия опирался в споре на изречения восточных классиков, а также на блестящую методику, примененную Жюльеном Сорелем к мадемуазель де ля Моль в классическом романе Стендаля «Красное и черное».

Заведующий сектором предвидения грустно указывал, что считает второй метод более верным, но для него нужно столько времени!

И все время чувствовалась нехватка Игоря. За минувшие месяцы НИИМП к нему слишком привык, участвуй он в разработке этой проблемы, она показалась бы куда проще…

И все-таки спор – неведомо для себя – разрешил именно Игорь, упорно отказывавшийся все это время встречаться с сотрудниками по НИИМПу.

– …Ну, дядя Ига, скажи, на кого похож троллейбус? – теребила меня Алла.

Мне было, честное слово, не до образов и сравнений. Объяснение должно было произойти сейчас – иначе зачем бы так торопился? И откладывать его я не имел ни права, ни возможности. А она радовалась хорошей погоде и тому, что у нее нашелся законный предлог оторваться от занятий, а может быть, и тому, что ее вытащил из дому именно я? Возможен же такой вариант.

Алин приподнятый носик – не нос, а русская народная сказка… Алины волосы – коротко подстриженные и оставленные хозяйкой в полном беспорядке – впрочем, я слышал, что такого беспорядка очень трудно добиться. Алины глаза – сейчас зеленые, но я знал, что они могут быть и карими, и синими, и серыми, хотя этого не смог бы объяснить ни один антрополог. И Алина болтовня…

– Посмотри же, дядя Ига, троллейбус похож на одинокого такого, очень печального интеллигента. Он на ходу обсуждает сам с собой мировые проблемы, а в дождь протирает заплаканные очки. А «Волга»-то, «Волга» – то – приглядись, это же хищник, готовый к прыжку. Передние лапы сложены, притворяются радиатором, но нас с тобой не обманешь, правда? Ну, что ты молчишь? А какой поезд в метро, помнишь? Эх, ты! Да это же рассвирепевший бык, которому только платформа не дает побушевать вволю. Или… или очень-очень добродушный человек – вроде тебя, – которого разозлили до потери сознания. Ну, чего ты куксишься? Я ли тебя не развлекаю! Господи! А ведь это следовало бы делать тебе. Что случилось, кто тебя обидел?

Надо было объясняться. Но как? Как? Я ведь знал, что это безнадежно. И все-таки.

– Да вот, влюбился я…

– Ну! Правда? Наконец-то! – запрыгала она вокруг меня. Голос у нее был радостный, но я готов был поклясться, что чистый лоб шахматистки на мгновение прорезала косая морщинка.

– Чему ты так рада? – спросил я.

– Да как же, мне Карл все уши прожужжал: ты, мол, в жизни разочарованный и в женщинах тоже. (Вариант второй, подвариант «д», – невольно констатировал я про себя.) Кончилось, значит, разочарование? (Погоди, погоди – на ее лицо нашла тень, оно стало серьезнее.) А в кого ты влюбился? Надеюсь, серьезная женщина? Не вертихвостка какая-нибудь восемнадцатилетняя? – и она с гримаской заглянула мне в глаза. – А она тебя любит? Даже если не любит, все равно хорошо, что влюбился…

Да, женщина всегда может предупредить признание мужчины, если не хочет его слышать. Так, кажется, сформулировал это Стендаль в книге «О любви». Или так сказал герцог Ришелье в мемуарах? Ну кто бы ни сказал, а он был прав. И снова на ее лице эта морщин ка. Что-то ей не нравится. Боится, что я все же скажу о своей любви? Зря боится.

– Приятно, что ты так мне сочувствуешь, – сказал я. – Но сейчас мне не хочется обсуждать эту тему. Знаешь, тебя хочет взять в свою экспедицию Фарид Файзуллаев. Экзамены тебе перенесут на осень.

Она очень обрадовалась.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю