Текст книги "Под Одним Солнцем (СИ)"

Автор книги: Владислав Крапивин

Соавторы: Сергей Снегов,Сергей Абрамов,Роман Подольный,Георгий Гуревич,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Александр Шалимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 104 (всего у книги 206 страниц)

Глава 3

Попытаюсь писать без длинных диалогов и отступлений.

Это была первоклассная авантюра, и я впервые в жизни по-настоящему увлекся. Из меня никудышный художник, но я провозился весь вечер, рисуя по указаниям отца фигурку шахматного короля в натуральную величину. Один из эскизов отцу понравился, и утром мы отправились в ювелирную мастерскую, где заказали полую фигурку шахматного короля из слоновой кости и крохотным бриллиантом вместо короны.

Бриллиант – это все, что осталось у нас на память от матери. Получилась очень симпатичная вещица, в которую отец вставил свою «механику» – бесформенный комочек непонятно чего – до сих пор не знаю, как называть этот дышащий комочек серого цвета…

Пусть будет «искусственный мозг».

Я наблюдал за операцией. Пересадка мозга из аквариума в фигурку шахматного короля заняла несколько долгих часов, отец работал с лазерным инструментом и очень устал, поэтому программирование искусственного разума перенес на следующий день.

С утра мы поставили короля перед открытыми шахматными книгами, и тот, таинственно посвечивая бриллиантом, начал впитывать в себя знания – бриллиант для короля был единственным органом общения с миром, без него король становился слепым и глухим. За неделю, совсем измученный, я перелистал ему груду шахматных книг и журналов, а также два толстых толковых словаря – английский – потому что на этом языке говорит полмира, и русский – потому что на нем говорят шахматные чемпионы мира.

Через неделю король мог рассчитывать несметное множество шахматных вариантов и, что самое главное, способен был алогично мыслить, а значит – принимать интуитивные решения в головоломных позициях. Если бы против нашего короля взялся играть второй такой же комочек, то, подозреваю, они на пару тут же угробили бы саму идею игры – они, не начиная партии, согласились бы на ничью.

С тех пор я всегда носил короля на груди. Он висел на золотой цепочке и с удивлением взирал на мир. Конечно, он привлекал внимание посторонних, но ни у кого не вызывал подозрений. Репортеры любили снимать меня так, чтобы амулет, известный всему миру, был хорошо виден. Король любил фотографироваться. Мы общались с ним через крохотный приемник, который я вставлял в ухо – шепот короля, конечно, никто не мог услышать; он звучал не громче моего собственного внутреннего голоса; я быстро к нему привык и с удовольствием вслушивался в этот шепот… Вообще, у меня впервые появился друг.

Естественно, я много раздумывал над тем, каким способом нас можно разоблачить – или не могу ли я сам себя неловко выдать? – но так и не смог придумать никаких особых технических трудностей в нашей авантюре. Что могло произойти? Какая-нибудь нелепая случайность…

Что ж, через год я застраховал свой амулет на такую сумму, что все страховые конторы мира вздрогнули от уважения. О непреодолимых трудностях другого рода я в то время еще не догадывался.

Глава 4

После обучения короля пришел и мой черед – теперь нужно было запрограммировать меня.

Я расставил фигуры, и король принялся учить меня шахматным премудростям.

– Е2-Е4, – сказал он.

– Сначала объясни, кто как ходит, – попросил я.

Король удивился и стал учить с самого начала.

Во всех настольных играх есть много общего – субординация фигур, карт или фишек; игровая логика «я так, он так», психология «я думал, что он думает, что я думаю…», захват важных полей или позиций… похоже, что все современные игры – шахматы, карты, лото и даже домино – произошли от какой-то древней первобытной игры с камешками или костями… люди всегда во что-то играли.

В общем, я был неплохим картежником и шахматные правила понял быстро. Большего от меня и не требовалось – хорошенько запомнить названия полей и уверенно переставлять фигуры – все остальное решал за меня мой внутренний голос.

Вскоре королю надоело учить меня азам, и мы отправились в шахматный клуб. Отец остался в гараже, но заставил меня надеть свой свадебный костюм – в нем я стал походить на жениха или на ворону… представьте странную фигуру в черном костюме с белым шахматным королем на груди. Я зря вырядился. Оказалось, что для игры в шахматы достаточно джинсов и старого свитера.

Первое испытание мне хорошо запомнилось. По дороге я изрядно поволновался, а король, чтобы успокоить меня, насвистывал арию тореадора… помните этот мотивчик?.. смелее в бой. Слух у него был хороший.

Шахматный клуб – одно из самых достопримечательных мест в нашем городишке; по притягательности для мужской части населения он, наверно, не уступает заведению другого рода. Виски и вино здесь не в почете, зато пивом можно накачаться вполне прилично. Здесь когда-то играл сам гениальный Пол Морфи – у входа установлен его бюст, на стене в зале висит портрет, а сам клуб назван его именем.

Я вошел.

Или «мы» вошли?

В накуренном зале было полно народу, и мне сразу показалось, что за многими столиками партнеры играют на деньги. Самих денег я, конечно, не увидел, но неспортивный азарт хорошо почувствовал. К тому же меня быстро заприметили. Какой-то небрежно одетый человек слонялся от столика к столику и заглядывал через спины. Внимательно оглядев меня, он предложил сыграть:

– Не хотите ли партийку?

– За тем и пришел, – ответил я.

Тут же нашлись и свободный столик и комплект шахмат. Мы начали расставлять фигуры, а когда я расстегнул пиджак, мой партнер уставился на короля.

– Забавная игрушка, – похвалил он. – С вами играть опасно. Вы, наверно, сильный игрок.

Он был похож на карточного шулера.

Потом уже, приглядевшись ко всей этой шахматной шайке, я понял, что они мало чем отличаются от картежников – приемчики все те же. Первое правило: главное, не спугнуть новичка – к тому же новичка в свадебном костюме. Главное, приласкать и вселить в него уверенность; а выселить ее никогда не поздно. Не все сразу. Пусть приходит и завтра, и послезавтра… костюм хороший, ломбард напротив.

Все же мой шулер долго не мог войти в роль и беспокойно поглядывал на короля. Его смущал бриллиантик. Я казался ему розовым поросенком. Он нервно потирал руки и нежно притрагивался кончиками пальцев к верхушкам фигур. Наконец он ласково сказал:

– Извините, но вы неправильно расставили короля и ферзя. В клубе я вас вижу впервые и потому предупреждаю честно – здесь играют только на ставку. Если вы пришли учиться, то я к вашим услугам… но за это придется платить. О, совсем немного!

Это один из честных приемов. Он ставит новичка в неудобное положение: или плати, если не умеешь играть, или играй на ставку, если считаешь, что умеешь.

– Я умею играть, – ответил я.

– Тогда положите под доску… но чтобы никто не видел, – ответил он и растопырил пять пальцев.

Я положил под доску пять монет и взглянул на него, приглашая сделать то же самое, но он только ухмыльнулся.

Моему шулеру не следовало ухмыляться – король разозлился не меньше моего – оказалось, что характер у него был неровный.

– Сейчас я ему утру нос! – возбужденно зашептал король. – Ходи Н2-Н4!

И я сделал свой первый в жизни шахматный ход.

Мой партнер опять ухмыльнулся и указательным пальцем продвинул вперед свою королевскую пешку.

– А2-А4! – шепнул король.

И я, ничего не подозревая, сделал свой второй ход. Я в самом деле не подозревал, что сыграл оскорбительно…

Шулеру будто наплевали в душу – была оскорблена игра! Видели бы вы его лицо! Он откинулся на стуле, забыл про свои доходы – а первую партию по всем шулерским законам он собирался проиграть – и провозгласил на весь зал:

– Сначала потренируйся в песочнице резиновыми фигурками, а потом приходи ко мне учиться играть! Господа! Взгляните! Новые достижения в теории дебюта!

Свободные от работы шулера не спеша приблизились к нашему столику, критически оценили позицию после второго хода белых и принялись надо мной иронизировать:

– Как называется этот дебют, молодой человек? Его надо бы назвать вашим именем.

Или:

– Две выдвинутые до отказа крайние пешки в начале партии напоминают мне рожки у козлика. Этот молодой человек наверно собрался нас всех забодать!

Я не отвлекался на эти весьма обидные замечания и продолжал по советам Короля передвигать фигуры, пытаясь не ошибиться – где там «Е», а где «четыре».

Король опять успокаивающе засвистел все тот же мотивчик… («Король» я буду писать с заглавной буквы, потому что это его имя.) Понемногу все господа притихли.

Я понял, что на доске что-то случилось. Мой партнер раздвинул локти и схватил свою голову в ладони. Наш столик вдруг сделался центральным, хотя мы сидели с краю. Игроки отложили свои партии и пришли посмотреть нашу. Тишина держалась недолго. Какие-то рукава полезли из-за моей спины на доску, стали водить по ней пальцами, хватать и переставлять фигуры. Запомнился следующий диалог:

– А если так?

– Нельзя. Съест коня.

– А так?

– Еще хуже: сожрет слона.

Мой партнер прервал этот диалог первобытных охотников на слонов. Он поднял руки и плаксиво запричитал:

– Верните позицию, господа, верните позицию!

Ему вернули позицию, и после мучительных раздумий он тихо спросил меня:

– Вы… вы отдаете ферзя?

– Ну, это некорректный вопрос! – сказал кто-то.

Я в тот день, конечно, ничего не понимал, но потом Король повторил для меня эту партию. Решающая позиция носила этюдный характер, она опубликована на диаграмме номер 1 в моей книге «Сто избранных партий Джеймса Стаунтона». Каждый желающий может на нее взглянуть, свои же записки я не хочу загромождать шахматными диаграммами.

Конечно, Король действовал нагло, выводя сразу обе крайние пешки, и серьезному турнирному мастеру мог бы и проиграть, но мой шулер был взвинчен и быстро попался в ловушку – брать ферзя не следовало из-за форсированного варианта с тремя жертвами. Он, бедняга, так запутался, что даже не успел сдать партию и довел дело до мата – мат он получил крайней пешкой «Н» при гробовом молчании всех присутствующих.

Великий Пол Морфи с неподдельным интересом наблюдал со стены за этим безобразием.

Глава 5

Определенно, мой шулер был честным человеком и уважал свою работу. Думаю, что на мастера он не тянул, но играл достаточно хорошо, чтобы каждый день худо-бедно обедать в этом городе, где уважаемые отцы семейств дохнут от скуки, а в карты играть боятся.

Пять монет по профессиональной привычке он мне все же не отдал – впрочем, я и не настаивал – зато попросил подождать и пригласил к столику председателя клуба, местного гроссмейстера с задумчивым взглядом запойного пьяницы, который еще не решил – а не выпить ли ему с утра? (Его имя вам ничего не скажет.) Ему показали решающую позицию. Маэстро восторга не выразил, но решил сыграть со мной легкую партию без свидетелей в своем кабинете.

– Только не очень долго думайте, – сказал он.

До мата он не довел, вялым движением смешал фигуры и признал:

– Да, я убедился… у вас талант. Поздравляю, молодой человек! Но вас надо подшлифовать… вы как-то странно начинаете партию. Вам следует подогнать теорию дебютов. Запишитесь в наш клуб, послушайте мои лекции…

Оказывается, Король уже знал откуда-то непечатные русские выражения и одним из них поделился со мной.

– Извините, маэстро, – перебил я гроссмейстера. – Посоветуйте: что конкретно нужно сделать, чтобы сыграть с чемпионом мира?

– С кем? С Макаровым? – поразился маэстро. – Не пойму, о чем вы говорите!

Он стал пожимать плечами и разводить руками. К этим жестам в своей шахматной карьере я вскоре привык.

– Да, у вас наблюдается несомненный талант, но таких, как вы, великое множество! – продолжал гроссмейстер. Он опять развел руками, будто поймал громадную рыбу. – Надо быть поскромнее! Все начинают с нуля. На каждом уровне существуют квалификационные турниры, и их надо пройти. Чтобы получить право на матч с чемпионом мира, необходимо выиграть первенство клуба, города, штата, страны, межзональные турниры и матчи претендентов…

Тут он стал твердить про какой-то коэффициент Эло, про какой-то рейтинг, который высчитывается из выигрышей, проигрышей в разных турнирах, в которых шахматист участвовал и не участвовал… для меня это была китайская грамота. Вообще, маэстро путался в словах и не знал, как говорить с талантом – ведь свой талант он давно пропил.

– Сколько времени уйдет на все эти турниры, если начать с нуля? – спросил я.

Маэстро стал загибать пальцы:

– Как минимум три претендентских цикла. Девять лет. А сейчас без подобающего рейтинга ни один гроссмейстер не согласится с вами играть.

– Но вы-то согласились?

Он разъярился, обозвал меня «сопляком», руки у него дрожали.

Мы опять расставили фигуры, причем он перепутал расположение короля и ферзя. Я промолчал, он лихо начал партию, но вскоре пробормотал:

– Вот, дьявол, я не туда поставил ферзя… Начнем сначала.

Король посмеивался.

Мы опять начали сначала.

На восемнадцатом ходу я, начиная матовую атаку, невинно сказал:

– Кстати, мне понадобится тренер.

Маэстро сразу оценил мое деловое предложение. Роль председателя захолустного шахматного клуба ему смертельно надоела, и он не прочь был опять напомнить о себе, поездить по свету и подзаработать – чтобы извлекать пользу из шахмат, не обязательно играть в шахматы.

– Хорошо, – ответил он и навсегда сбросил фигуры со своей шахматной доски. – Вы редкий самородок, а у меня еще остались кой-какие связи, и я могу вам кое-что посоветовать. Вот что мы сделаем.

Глава 6

Мы отправились через всю страну в столичный шахматный клуб.

Там тоже висел портрет Пола Морфи, а рядом, понятное дело, портрет Роберта Фишера. На деньги там никто не играл, но курили безбожно. Народ, в общем, был насупленный и больше толпился в биллиардной, чем у шахматных столиков. Моего тренера встретили весьма прохладно – молодые гроссмейстеры попросту не знали, кто он такой.

Им напомнили.

– А, был такой… что-то припоминаю, – сказал какой-то молодой гросс, расставляя шары в пирамиду. – Это вы лет двадцать назад проиграли Макарову на сто двадцать девятом ходу?

– Я, – горделиво отвечал мой тренер. – На турнире в Монако.

– Бездарная была партия. Вам следовало ее сдать ходов на сто раньше.

Тренер поспешно перевел разговор на мою персону. Тут же в биллиардной он представил меня как подающего надежды провинциала, которого он давно готовит к открытому чемпионату страны. Жаль только, говорил тренер, что идея открытого чемпионата страны, где может принять участие талантливая молодежь, до сих пор не поставлена на голосование в национальной шахматной федерации.

Ему тут же объяснили, что идея открытого чемпионата «для всех» нелепа и на руку одним лишь дилетантам.

– Строгий эволюционный отбор, а не открытый чемпионат, – сердито сказал все тот же молодой гросс и железным ударом забил шар в лузу.

Бедная луза! Подозреваю, что внутри правой руки у него был вмонтирован гидравлический протез с электронным прицелом – так неуклонно он бил. Он сурово осмотрел меня с ног до головы. Взгляд его остановился на Короле, он презрительно фыркнул.

Все же мною заинтересовались – так интересуются новым зверьком в зоопарке – подошли и обнюхали. Заслуженные старые гроссы, которые в молодости успешно проигрывали самому Талю, благосклонно сыграли со мной несколько легких партий. Я им здорово понравился, зато молодые гроссмейстеры подняли меня на смех. Они и не таких видали!

Тогда я предложил дать им одновременный сеанс на тридцати досках, чтобы их всех скопом зачли в тот самый коэффициент Эло.

Ну и наглость!

На сеанс они, конечно, не согласились, но от обиды решили меня хорошенько вздуть и принялись гонять со мной пятиминутки. Кто-то объявил, что поджарит и съест шахматного коня, если проиграет мне.

У меня рука заболела бить по часам!

Любитель жареных коней пал первым. Никто не понимал, что происходит, какой-то блицкриг… Половина из них была разбита, а другая половина, не дожидаясь своей участи, позорно бежала. Гроссмейстер с гидравлическим протезом заперся в биллиардной и от злости разбил несколько луз.

Старички рукоплескали.

Король был в отличной форме. Он веселился и, как мне показалось, раскланивался.

После этого блиц-сеанса ко мне подошел президент нашей шахматной федерации (не называю имен), покровительственно похлопал меня по плечу и сказал, что всему миру надоело видеть на троне исключительно русских чемпионов.

– Нет правила без исключения, – добавил шахматный президент, взглянув на притихших гроссмейстеров. – Введем для него на чемпионате страны дополнительное, персональное место. Ждать девять лет три претендентских цикла совсем не обязательно.

Глава 7

Мне разрешили играть на чемпионате страны.

Я выиграл подряд одиннадцать партий и сразу сделался знаменитостью. Мой тренер от удивления на какое-то время бросил пить и, засунув руки в карманы, чтобы не дрожали, давал журналистам пространные интервью о том, как он открыл и воспитал новый талант.

Во время турнира пришла телеграмма из нашего городка. Я все бросил и улетел, но отца в живых не застал. Он скончался в плетенном кресле у ворот гаража от сердечного приступа – ему уже нечего было делать в этой жизни, а долго греться на солнышке он не умел.

На похороны собралось много народу, чтобы поглазеть на своего талантливого земляка. Провинциальный шахматный клуб явился в полном составе, а мой честный шулер даже прочитал небольшую надгробную речь, в которой умудрился раза два упомянуть и меня.

Король плакал у меня на груди, я же не мог выдавить слезу. Я впервые подумал, что у меня с ним один отец… значит, мы братья?

Весь день я просидел в гараже среди пыльных аквариумов и склянок. На траурный прием в шахматный клуб не явился. Мне не хотелось смотреть в глаза Полу Морфи.

Я не стал чемпионом страны, потому что пропустил последние шесть туров. Меня обошли. Я занял всего лишь третье место, но и этого было достаточно, чтобы попасть на межзональный турнир… не буду описывать все турниры и матчи, которые мне пришлось отыграть за три года – все эти переезды, перелеты, клубы, гостиницы, приемы.

На межзональном турнире на меня поначалу не обратили внимания, но мне было уже все равно, я чувствовал, что ввязался в очередную глупую историю – погнался не за весной, как в юности, а за местом под солнышком. Уверен, знаю, что большие шахматисты ненавидят шахматы, но бросить игру не могут, потому что в шахматах смоделирована сама жизнь – с победами, поражениями, надеждой, скукой, болезнями, безденежьем и гибелью. Бросить шахматы для гроссмейстера – значит, покончить с жизнью. Профессиональные шахматисты отличаются от простых смертных только тем, что намного ходов вперед могут просчитывать передвижение деревянных фигур по черно-белым клеткам; а в остальном они такие, как все… как все?.. Хуже, намного хуже – они инфантильны, вспыльчивы, подозрительны и терпеть не могут чужого успеха. Солидный международный турнир с высоким рейтингом – это престиж и заработок шахматиста, за право участия в таких турнирах ведется закулисная борьба. Всю жизнь надо быть в форме – и не только спортивной – иначе, в лучшем случае, тебя ожидает судьба председателя захолустного шахматного клуба. Но выгодные турниры, лекции и сеансы одновременной игры достаются немногим, и потому каждый подрабатывает, как может. Однажды телевидение предложило мне провести сногсшибательный сеанс – весь месяц я должен был сидеть в студии и вслепую играть по телефону с телезрителями. Я сыграл более тысячи партий и заработал столько, что до конца жизни, разумно экономя, мог бы греться на солнышке у ворот гаража в плетенном кресле. Шахматный мир был шокирован, ни для кого не было секретом, что против меня в этом телесеансе анонимно играли несколько десятков гроссмейстеров.

Я лез на трон!

Узнай мою тайну соперники – меня разорвали бы! Кажется, еще не было ни одного претендентского цикла или матча на первенство мира без какого-нибудь скандала – по крайней мере, между великими шахматистами всегда были неприязненные отношения – вспомните пары Стейниц-Ласкер, Ласкер-Капабланка, Капабланка-Алехин, Алехин-Эйве, Ботвинник-Смыслов, Карпов-Каспаров… я пропустил Фишера – этот скандалил против всех – они постоянно обвиняли друг друга черт-те в чем – но меня невозможно было разоблачить, мои беды пришли не от моих соперников.

Глава 8

На межзональном турнире Король впервые стал проявлять свой тяжелый характер. То, что у него оказался характер, удивляло даже отца, но, как видно, это свойство присуще всякому настоящему разуму, даже искусственному. Разума без характера не бывает. Король любил иронизировать над соперниками. Он смешил меня в самые ответственные моменты, и вскоре многие шахматисты возненавидели меня за ухмылки во время игры. Кроме того, Король был подвержен настроениям, у него то и дело появлялись нешахматные интересы – иначе и быть не могло, наша жизнь была наполнена событиями, и он продолжал самообучаться, как и положено любому разуму. Однажды я читал перед сном и оставил книгу открытой. Король никогда не спал и утром попросил меня перевернуть страницу – это была сказка Андерсена «Голый король». Он дочитал ее до конца, долго не отзывался, о чем-то думал, и наконец попросил сшить ему шелковую мантию.

Я с трудом убедил его, что шахматному королю не нужны никакие одежды.

С той поры Королем овладела страсть к чтению биографий своих коллег по должности – Бурбонов, Стюартов, Романовых, Габсбургов; он злился, когда не было новых книг. Я добывал эти книги в магазинах и библиотеках, а газетные писаки вышучивали меня за пристрастие к подобному чтиву. Я перелистывал Королю толстенные тома Дюма и Дрюона… нет скучнее занятия, чем с утра до вечера плевать на пальцы и переворачивать страницы; ночью он тоже не давал мне покоя и бубнил на ухо излюбленные пассажи.

Однажды, после очередного хода соперника, я не услышал от Короля ехидного замечания и поковырял спичкой в ухе, думая, что отказал приемник. Партнер злобно глядел на это ковырянье – о моем некорректном поведении давно уже ходили анекдоты.

– Вы бы еще поковыряли в носу, – посоветовал он.

Я мог бы назло ему поковырять и в носу, но ничего на это не ответил и никогда не отвечал, зато некоторые мои партнеры, чтобы вывести меня из равновесия, курили дрянные сигареты, пускали мне дым в лицо, надевали зеркальные очки, чтобы слепить меня, трясли под столом ногами, чавкали, оглушительно сморкались в носовые платки…

Король молчал.

Я смотрел на доску, пытаясь что-нибудь сообразить, но бесполезно. За год игры я ничему не научился в шахматах, кроме безошибочного передвигания фигуры на нужное поле. Я был механизмом для передвигания фигур, записывания ходов и переворачивания страниц, не больше.

Впервые я так долго думал.

Мой партнер давно собирался сдаться, но теперь с интересом поглядывал на меня – ведь до победы мне оставалось сделать несколько вполне очевидных ходов. Со мной никогда не случалось подобной заминки. Вдруг я остановил часы и убежал за сцену, вызвав полный переполох – никто не понимал, почему я сдался. Соперник пожал плечами, развел руками и поклонился почтенной публике. Ему устроили овацию. Это был первый человек, выигравший у меня в шахматы. После этого турнира, чтобы не искушать судьбу, он забросил игру и начал функционировать в международной шахматной федерации.

Мой вечно пьяненький маэстро после неожиданного проигрыша сунулся было ко мне за кулисы с какими-то советами, но я затопал ногами и послал его к черту, нажив себе еще одного врага. Впоследствии он называл меня «неблагодарной тварью, которую он вытащил из грязи». Что ж, он на мне неплохо подзаработал.

Король очнулся только в отеле.

– Что с тобой? – нервно осведомился я. – Приемник работает, а ты молчишь! Мы проиграли!

– Не мы, а ты проиграл, – уточнил Король. – Не беда. Не всегда же выигрывать, разок для разнообразия полезно и проиграть. Я вот о чем задумался… Одному Бурбону нагадала цыганка, что его отравит какой-то таинственный король червей… Это кто такой?

– Все это ерунда, – объяснил я. – Книг о королях больше не будет. Ты уже все прочитал.

– Тогда принеси мне последние шахматные книги и журналы, – невозмутимо ответил он.

– Зачем?

– Чтобы пополнить образование.

Против «пополнить образование» я ничего не мог возразить, и утренним самолетом нам доставили из-за океана целую библиотеку новых шахматных книг и журналов, но в них в основном разбирались партии, сыгранные Королем. Король почитал, почитал комментарии и заскучал.