Текст книги "Под Одним Солнцем (СИ)"

Автор книги: Владислав Крапивин

Соавторы: Сергей Снегов,Сергей Абрамов,Роман Подольный,Георгий Гуревич,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Александр Шалимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 203 (всего у книги 206 страниц)

Глава 10

Не землянин!

Хенк ошеломленно уставился на Челышева.

Он, Хенк, – не землянин! Что за бред? Он же помнит себя, он помнит Землю, помнит своих друзей!

Хенк почти кричал. Он потребовал повторить расчеты.

– Это ничего не даст, – устало сказал диспетчер. – Расчетчик не ошибается. Я как-то слышал о такой ошибке, но скорее всего это анекдот.

– Не будь я собой, – возразил Хенк, – разве я не ощущал бы этого?

– А ты не ощущаешь?..

Они замолчали.

Хенк выдохся.

Он вдруг понял, как нелегко сидящим перед ним людям. Он сумел поставить себя на их место. Они правы, у них нет резона ему доверять. Он пришел из Нетипичной зоны, данные, предоставленные им, дают странные результаты. Они, диспетчер и Охотник, обязаны узнать: кто он?

Этот же вопрос задал Челышев.

Челышев даже улыбнулся. Улыбка получилась мрачноватая, но все же это была улыбка:

– Ты ведь позволишь порыться в твоей памяти, Хенк?

Четверть часа назад даже намек на такое вызвал бы в Хенке ярость. Сейчас он только кивнул. Почему нет? Если его обманули (он не нашел смелости сказать – подменили), он сам хотел знать – где? кто? когда? с какой целью? Лишь сейчас Хенк понял назначение робота, все еще стоявшего на пороге.

– Это Иаков, – пояснил Челышев. – Не знаю почему, но его называют именно так. Он не умеет лгать, но свободно ориентируется в системах любой лжи.

– Иаков! – приказал он. – Займи место в лаборатории.

Лаборатория оказалась просторной и почти пустой комнатой. На темной, ничем не украшенной стене мерцало несколько экранов, в углу стоял пульт, на стеллаже – ворох датчиков. Еще один угол занимала массивная тумба самописцев.

Оплетая голову Хенка змеями датчиков, диспетчер предупредил:

– Здесь прохладно, но тебе придется снять рубашку…

Он замолчал, увидев шрам, изуродовавший спину Хенка. Легко, одним пальцем, он коснулся ужасной, уходящей под левую лопатку, вмятины:

– Где тебя так?

– Не все ли равно?

– Не все равно! – резко вмешался Челышев. – Мы не задаем пустых вопросов.

– Под объектом 5С16.

– 5С16?.. – Челышев вспомнил. – «Лайман альфа» попадала в аварию? Об этом есть запись в бортовом журнале?

– Разумеется.

Тон, каким Хенк это произнес, не мог оживить беседу, но Челышев настаивал:

– Такой удар должен был разорвать тебя на части. Нелегко, наверное, было собирать тебя, Хенк?

– Шу умеет.

Из-под пера самописца поползла испещренная непонятными знаками лента. Попискивала, скользя, координатная рама. Где-то искрил контакт – пахло озоном. Хенка неумолимо клонило в сон.

– Не спи, Хенк, – громко предупредил Челышев, просматривая ленту. – Тебе нельзя спать.

Хенк не спал. Он услышал удивленное восклицание Челышева:

– На «Лайман альфе» стоит Преобразователь?!

– Что в этом странного?

– Преобразователями снабжены лишь Конечные станции… Почему ты не зарегистрировал Преобразователь на Симме?

– Я был рад возвращению. Такое просто не пришло мне в голову. Да и вы сбили меня с толку этой охотой.

– Все еще жалеешь протозида, а, Хенк?

– Жалею.

– Не напрягайся, – попросил диспетчер. – И помолчи…

– Мне холодно.

– Полчаса можно потерпеть.

– Полчаса?.. А потом?

– Потом вернешься к себе… Пообедаешь, отдохнешь…

Челышев помолчал.

– Отдохни от своего корабля, Хенк… А там мы все выясним…

«А там…»

Прозвучало это достаточно безнадежно.

Глава 11

Хенк выбрал бар.

Не лучшее место для размышлений, но сидеть в пустой комнате перед экраном отключенного инфора было просто тошно. «Если Ханс окажется в баре, – загадал Хенк, – все выяснится быстро…»

Звездный перегонщик оказался в баре.

– Я всегда здесь, – объяснил Ханс, быстро шевеля плоскими губами. – Если жарко, ищу прохлады, если холодно, ищу тепла. Если бы не дела… – неопределенно закончил он, – я давно бы покинул Симму.

В настоящее время Ханс, по-видимому, мерз.

Не прерывая своих сетований (проклятые протозиды!), он порылся в тайниках климатической панели, и прозрачные стены бара, потускнев, медленно уступили место душному тропическому лесу. Хенк сидел за стойкой, но вокруг дрожало гнусное марево джунглей, лениво клубились влажные испарения. Мангры, а может другая какая гадость – когтистые, волосатые корешки мертво нависали над запотевшей стойкой, у ног бармена тускло отсвечивала плоская лужа. Он хмыкнул и опасливо заглянул под стойку.

– Прошлый раз, – упрекнул бармен Ханса, – из-под стойки выполз здоровущий кайман. Он, конечно, бесплотен, но на мои нервы действует, как настоящий.

– Жизнь всегда жизнь, – ревниво парировал перегонщик.

– То, что ты создаешь, Ханс, никто не назовет жизнью. Нежить, призраки, так точнее, – бармен лениво сплюнул под стойку. – Впрочем, мне все равно. Это моя работа – помогать тебе отвлекаться. Свою работу я делаю хорошо.

Где-то невдалеке над душными зарослями взлетела, шипя, красная сигнальная ракета.

– Готовь титучай, Люке, – хмыкнул Ханс. – Сейчас сюда вылезет вся вчерашняя свора.

– Вот уж кого не хватало, – пожаловался Люке. – Призраки призраками, а грязь на ногах понанесут настоящую, и счет их у нас недействителен.

– Зачем вам все это? – хмуро спросил Хенк.

Ханс медленно обвел взглядом джунгли:

– Как на Земле. Правда?

– Земля давно не такая.

Ханс, казалось, не слышал.

Он завелся на всю катушку.

Он задавал Хенку глупейшие вопросы и сам же отвечал на них, нудно при этом поясняя, что это именно Хенк ответил бы так. При всем этом Ханс успевал возвеличивать Межзвездное сообщество.

– Пока мы контролируем Крайние секторы, Хенк, влияние нашего сообщества практически безгранично. Когда мы ликвидируем паскудных протозид, Хенк, мы поставим точку в одной очень важной фразе.

– Чем они вам так насолили, эти протозиды?

– Ханс поставлял пылевые облака в район Тарапы-12, – пояснил за Ханса бармен. – Пылевые облака, если я не ошибаюсь, единственная жратва протозид. К тому же эти облака – единственное, на что они обращают внимание. Ханс – фанатик. Он живет своей работой звездного перегонщика. Никто лучше его не может распотрошить и перегнать на сотню световых лет настоящую глобулу – пылевую туманность. И вдруг эти твари… – бармен покосился на Хенка. – И вдруг эти протозиды бросают все и начинают куда-то уходить. Они даже не хотят жрать прекрасную жирную пыль, которой нагнал им Ханс. Мне-то на протозид наплевать, но вот у Ханса на подходе к Тарапе-12 застряло шикарное пылевое облако на десяток световых лет. Если его не пожрут протозиды, а, похоже, они этого не сделают, Ханса оштрафует звездный Патруль, – Люке не смог скрыть усмешку. – За умышленное засорение Нетипичной зоны.

– Но ведь Ханс выполняет задание Земли. Гонять пылевые облака вовсе не частное дело.

– Все так. Но Ханс – профессионал. Он классный перегонщик. Его нервируют такие заминки. Классный перегонщик, – пояснил Люке, – должен уметь предугадывать такие сбои.

– Как можно такое предугадать?

– Не знаю, – Люке наполнил чашку. – Когда протозиды направились под Формаут, некто Людвег сумел такое предугадать. Извини, Ханс, – повернулся он к перегонщику, – я говорю правду.

– Проклятые протозиды!

– Ты понимаешь, – еще обстоятельнее пустился в объяснения Люке, – Ханс пригнал этим тварям целую кучу облаков, а они вдруг бросили все и ушли! Он старался пригнать им как можно больше этой гнусной пыли, которая только засоряет пространство, а они так его подвели! Хенк – свой парень, – сообщил Люке перегонщику. – Видишь, он приуныл. Он все понимает!

– Я вижу, – расчувствовался Ханс. – Таких парней, как Хенк, я чувствую сразу. И на этом стою, Хенк! Слышишь, Хенк? Ты мне нравишься, Хенк! Позволь, я поцелую тебя!

Плоские щучьи губы Ханса впрямь дотянулись до щеки Хенка.

Заунывно орала в джунглях какая-то птица, вдали взлетали и гасли ракеты. Призраки-путешественники, созданные воспаленным воображением Ханса, кажется, совсем сбились с пути.

– Я рад, Хенк, что ты так легко схватываешь любую проблему, – радовался звездный перегонщик. – Я рад, Хенк, что мы с тобой сидим посреди болота, как на настоящей Земле, и вместе обсуждаем поведение этих проклятых тварей. Завтра утром, Хенк, я проснусь, завтра, Хенк, я вспомню, что поцеловал тебя…

– …и меня вырвет! – негромко, но слышно закончил за Ханса Люке.

Они засмеялись, но Хенку стало не по себе. Знай Ханс о том, что случилось с ним, с Хенком, он вряд ли полез бы целоваться, особенно при его нелюбви к протозидам.

«Кто я?.. Протозид?..»

Хенк усмехнулся.

А почему нет? Разве он не пожалел приговоренного к уничтожению протозида? Разве он не оспаривал приказ Земли? Разве он не обманул Охотников?.. Ведь превращенного в пылевое облако протозида в любой момент можно вернуть в обычное состояние.

Почему я так поступил?

Хенк задумался.

«Ни Челышев, ни тем более Ханс не поступили бы так…»

Хенк внимательно прислушивался к своим ощущениям. Он искал в себе что-то такое, что подало бы пусть не сигнал, пусть всего лишь намек…

Но что? Что следует искать?

Он не знал. Собственная память не могла помочь Хенку. Но он упорно искал, он понимал – надо сейчас, именно сейчас и очень сильно всколыхнуть, взорвать привычные связки памяти, чтобы из взбаламученного, засоренного мелочами месива медленно поднялась, обнаруживая себя, какая-нибудь чужая начинка.

Он спохватился: «Что за бред?!»

А бармен продолжал жаловаться:

– Москиты! Опять москиты! Ханс, я запретил тебе создавать москитов.

– Они не кусаются, – фыркнул Ханс, не допуская бармена к климатической панели. – Зато Хенку нравится. Они здорово действуют на нервы. Правда, Хенк, эти москиты здорово действуют на нервы?

Хенк кивнул.

«Ум не снабжен врожденными идеями, как когда-то считали древние философы. Самый мощный компьютер не вместит в своей памяти все то, что помнит о кухне собственного дома самый обыкновенный земной ребенок: обстановку в ней, какие и где лежат вещи, что и когда может упасть, а что лучше вообще не трогать… Память не организуется в алфавитном, или в цифровом, или в каком-то сюжетном порядках, она извлекает свое содержимое путями поистине неисповедимыми, и если я, Хенк, надеюсь на случай, этот случай надо создать…»

Дотянувшись до инфора, Хенк включил вызов диспетчерской.

– Где это ты, Хенк? – удивился с экрана Челышев. Кажется, он мало что разбирал из-за густых, отовсюду плывущих испарений.

Ханс перегнулся через плечо Хенка:

– Охотник?

– Ага, я понял… – усмехнулся Челышев. – Ты сидишь в баре.

Хенк кивнул:

– Что вам выдал Иаков, Петр?

– Пусто! – Челышев выразительно щелкнул пальцами. – Ты, Хенк, наверное, раскачиваешь сейчас свою память, я угадал? Ну, так не мучайся. Ничего у тебя не получится. На каком-то уровне та память, которую мы исследовали… – Челышев явно избегал говорить в открытую, – эта память оказалась с пустотами. Ну, понимаешь, это выглядит так, будто из памяти выстрижены целые куски.

Хенк кивнул.

От Челышева он не ждал утешения.

«Не Арианец, не Цветочник, не землянин… Охотник прав… Мною надо заниматься серьезно…»

– Значит, вы не сдвинулись ни на йоту? – он вдруг ощутил непонятное ему самому удовлетворение.

– Ни на йоту, Хенк.

– А может быть, именно это и подтверждает, что тут нет особых проблем? – надежда вспыхнула в Хенке ярче ракеты, взорвавшейся прямо в кроне дерева, наклонившегося над стойкой.

– Нет, не означает, – сухо ответил Челышев. – Проблема есть. Это очень древняя проблема, Хенк. Проблема гомункулуса, помнишь?

И повторил:

– Проблема гомункулуса. Помнишь об этом?

Челышев не мог высказаться яснее.

Гомункулус.

Этим термином философы древней Земли обозначали когда-то крошечного гипотетичного человечка, якобы существующего в каждом человеке – ошибка, в которую, кстати, весьма легко можно впасть. Спросите любого: как он видит, как он воспринимает окружающий его мир, и всегда найдется человек, который ответит, нимало не смущаясь: ну, как… там у нас, где-то в голове, есть, наверное, что-то вроде маленького телевизора…

Но кто смотрит в камеру этого телевизора?

– Послушайте, Петр, – сказал Хенк. – Я настаиваю на своей просьбе. Я требую связать меня с Землей.

– Мы уже отправили официальный запрос.

«Вот так… Они все учли…»

Хенк вяло помахал рукой:

– Ладно… Тогда до встречи.

Бармен Люке и звездный перегонщик Ханс ничего не поняли в беседе, но Ханс хмыкнул недружелюбно:

– Что надо от тебя Охотнику?

– Ты и Охотников не любишь?

– Есть верная примета, – усмехнулся Ханс. – Где появились Охотники, там жди неприятностей.

– Еще титучай! – потребовал Хенк, но тут же отменил заказ. Он не хотел больше пить.

– Как мне добраться до двери? – он ничего не видел в тумане.

– Шлепай прямо по лужам, мимо дверей не промахнешься, – посоветовал бармен. – Все это призраки, Хенк. В определенном смысле, Хенк, все мы – призраки. Правда?

Хенк молча пошлепал прямо по лужам, по жидкой грязи, в которой корчились какие-то мерзкие отростки, пузырилась вода. Мутный воздух отдавал тлением. Рядом дрогнула, отклонилась заляпанная эпифитами ветвь, в образовавшуюся дыру глянули сумасшедшие глаза.

– Я ищу людей! – услышал Хенк. – Мне нужны люди!

Хенк выругался.

Он не хотел слышать о людях.

Он не знал, кто он сам.

Он чувствовал, что он сам заблудился.

И заблудился крупно.

Глава 12

За время работ в Нетипичной зоне Хенк привык оперировать миллиардами лет. Он привык думать, что какой-то запас времени у него всегда есть. Теперь никакого запаса у него не было. Он шел, не зная, не понимая, куда идет, пока не уткнулся в прозрачную стену силовой защиты.

Он поискал выход.

Выход нашелся – прямо на космодром.

Хенк издали увидел исполинское тело «Лайман альфы» с рогоподобным выступом в носовой части. «Там Шу, – обрадовался Хенк. – Шу мне поможет».

Смиряя себя, заставив себя не торопиться, медленным прогулочным шагом он двинулся к «Лайман альфе». Челышев запретил ему посещать корабль, но Хенк не хотел подчиняться Челышеву.

Брюхо «Лайман альфы» нависло над ним, как небо. Хенк подал сигнал, и люки открылись.

«Понятно, почему меня не остановили…» – с «Лайман альфы» был снят курсопрокладчик.

– Были гости? – спросил он.

– Да, – ответила Шу, и Хенк готов был поклясться, что голос ее дрогнул.

– Мы задерживаемся.

– Надолго?

Хенк не ответил.

Он тяжело опустился в кресло, и оно сразу приняло под ним максимально удобную форму. Слева от Хенка выдвинулся планшетный столик. Сейчас на нем стоял высокий бокал. В прозрачной воде плавали кусочки льда. От бокала несло холодком одиночества. Поежившись, Хенк пригубил зашипевшую на языке воду.

– Шу, – сказал он. – Мы влипли в историю.

– Я знаю, – помолчав, ответила Шу.

– Как ты можешь знать?.. – начал он, но Шу его перебила:

– Ты главный и единственный объект моего внимания, Хенк. Что в этом странного?

– Значит, ты знаешь обо всем, что мне рассказывал Челышев?

– Конечно.

Хенк не знал, кто ставил модуляции Шу, но, несомненно, это был классный мастер.

– И ты… – начал он.

– Я все знаю, – перебила Шу. – Я не могу чего-то не знать о тебе, Хенк. Ведь в некотором смысле ты – это я. Ты ведь это пришел узнать, правда?

Бокал выпал из разжавшихся пальцев Хенка, но не долетел до пола. Гибкий щуп, вырвавшийся из подлокотника, перехватил бокал прямо в падении и снова водрузил на столик.

– Зачем ты это сделала, Шу?

– Ты спросил. Я ответила.

– Нет, я говорю о бокале.

– Ты хотел, чтобы он разбился?

– Да.

Планшетный столик резко дернулся, осколки стекла разлетелись по всему полу, но Хенк не ощутил удовлетворения.

– Что означают твои слова, Шу? Ты же не хочешь сказать, что я всего лишь какая-то часть своего собственного бортового компьютера?

– В определенном смысле это именно так, Хенк.

– Выходит, я даже не протозид? Выходит, я просто часть машины?

Он никогда не разговаривал с Шу таким тоном.

Шу промолчала.

Обиделась или не хотела его огорчать.

– Свяжи меня с Памятью, – попросил он.

Шу не ответила, но экраны штурманской обсерватории вспыхнули. Хенк решил проследить весь проделанный им путь. Весь проделанный им путь от Земли до квазара Шансон. Он хотел понять, кто он? Он не хотел отдавать разгадку в руки диспетчера или Челышева.

…Туманный шар, условная модель расширяющейся Вселенной, вспыхнул прямо в центре штурманской обсерватории. Шар не был велик, но впечатление от него было безмерным. Взгляд не постигал его глубины, тонул в туманностях, лишь постепенно Хенк различил размытые пятна галактик и выделил особо пульсирующую, яркую точку квазара Шансон. Мысленно он провел долгую дугу через созвездие Гидры, океан Бюрге, зону Цветочников и Арианцев, объект 5С16. Он видел яркие маяки цефеид, ритмичные вспышки пульсаров. Он видел собственный корабль – крошечное серебристое веретено, пожирающее пространство. С жадным любопытством, как впервые, Хенк всматривался во Вселенную, в этот гигантский садок, в котором вместо хвостатых рыб медленно шествовали фантастические кометы, не зарегистрированные ни в одном каталоге.

Объект 5С16…

Безмерный шар Вселенной дрогнул, подернулся серой дымкой, вновь прояснился.

Хенк увидел «Лайман альфу», снабженную рогом Преобразователя, и себя, вращающегося в пространстве. Он и Шу, они были одно целое. Он и Шу, они были одним громадным пылевым облаком. Он и Шу были единым организмом, их атомы перемешались друг с другом, и все равно Хенк и Шу оставались самими собой.

У Хенка закружилась голова.

Он ведь действительно принимал когда-то форму пылевого облака, одну из самых удобных рабочих форм в космосе; вид плывущего в пространстве облака не смущал и не пугал его, однако нервный холодок сразу тронул спину.

Стоп!

Хенк вернул запись к началу.

Солнечная система… Созвездие Гидры… Океан Бюрге… Зона Цветочников и Арианцев… Серебристое веретено «Лайман альфы»…

Объект 5С16…

Безмерный шар Вселенной дрогнул, подернулся серой дымкой и вновь прояснился. Хенк увидел серебристое веретено «Лайман альфы», снабженное рогом Преобразователя, и увидел себя – грандиозное счастливое пылевое облако, медленно вращающееся в пространстве.

– Шу! – крикнул он. – Выдели в отдельную серию и укрупни маршрут в зоне объекта 5С16.

Шу не ответила.

– Шу! – крикнул он. – Где запись маршрута через зону объекта 5С16?

Шу не ответила.

– Шу! – Он даже привстал. – Где запись случившегося в зоне объекта 5С16?

На этот раз он услышал ответ:

– Запись маршрута через зону объекта 5С16 блокирована. Данная запись подлежит просмотру только на Земле.

– Кто заблокировал запись?

– Это сделала я, Шу.

– Но почему?

– Данная запись подлежит просмотру только на Земле, – тупо повторила Шу.

– Что содержится в этой записи? Отвечай! Я хочу знать!

– Боль…

Хенк сжался.

Мгновенное, неясное, почти без памяти, ощущение, жесткое и краткое, как удар, ослепило его. Он не знал, что это, но почувствовал мертвый ужас. Рвущая мертвая боль, боль, не оставляющая никакой надежды, пронзила его насквозь. Хенк скорчился, как ударенный ребенок, и закричал, хватаясь скрюченными пальцами за распухшие вдруг подлокотники кресла.

Это длилось ничтожную долю секунды.

Но Хенку хватило и этого.

Он уже не хотел знать, что с ним случилось в зоне объекта 5С16. Даже мимолетный намек на такое воспоминание лишал его воли. Уронив голову на планшетный столик, обессиленный и разбитый, он впал в небытие.

Глава 13

Очнувшись, он увидел перед собой Челышева.

– Вы все видели, Петр?

Челышев не выразил никакого сочувствия:

– Да.

– Тем лучше. Не надо ничего объяснять.

– Что ты намерен делать, Хенк?

– Требовать возвращения на Землю.

– А тебя не тянет… Ну, скажем… Тебя не тянет к квазару Шансон?..

– Не знаю… Нет, не знаю… Наверное, не тянет… – вяло ответил Хенк и запоздало удивился: – Вы хотите выпустить меня в нетипичную зону.

– Ни в коем случае, Хенк.

– Тогда к чему этот вопрос?

– Ты не понял?

– Нет.

Челышев впился в Хенка холодными голубыми глазами:

– Протозиды не входят в Межзвездное сообщество, Хенк, а мы здесь представляем именно Межзвездное сообщество. Твой нескрываемый интерес к протозидам, твое странное сочувствие к ним…

Челышев помолчал и вдруг спросил быстро:

– Хочешь, мы устроим тебе встречу с тем одиночным протозидом, на которого мы охотились?

– Каким образом?

– Не хитри, Хенк. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Я не люблю загадок, Петр. Объясните.

– Но ведь тот одиночный протозид, Хенк… Ведь ты не убил его, правда?.. Преобразователь ведь не убивает, Хенк?.. Ты просто преобразовал протозида, придал ему иную форму, ведь так?.. Протозид жив, он функционирует, его в любой момент можно вернуть к активному состоянию… Почему ты не убил того протозида, Хенк?

– «Каждое разумное существо обладает всеми правами и свободами, провозглашенными настоящим Сводом… – бесстрастно процитировал Хенк. – Каждое разумное существо имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность… Никакое разумное существо не должно подвергаться насилию или унижающим его достоинство наказаниям… Каждое разумное существо, где бы оно ни находилось, имеет право на признание его правосубъектности…» Протозиды, Петр, разумные существа. Значит, на них распространяются все статьи Свода.

– Разумные? – Глаза Челышева вспыхнули. – Но каковы их устремления? Каковы их цели? Есть ли у протозид вообще интерес к звездам, к межзвездной жизни, к конкретным соседям? Почему они уничтожают целые миры, ни на секунду не задумываясь о каком-то там Своде, сочиненном, ты прав, и для их пользы? Ты сам писал, Хенк, я ведь читал твои статьи, что вместе с цивилизацией приходит осознанное желание оставить о себе память для будущего. А протозиды? Что оставят после себя протозиды? Костры миров? Разрушенную Вселенную?

– Вселенная, Петр, это такая большая штука, что ее трудно разрушить.

– Надеюсь. – Взгляд Челышева нисколько не смягчился. – Но, кроме этого, я знаю, что Крайний сектор практически обречен.

– Но у нас есть еще какое-то время…

– У нас, – усмехнулся Челышев. – У землян.

И добавил:

– К сожалению, Хенк, времени практически нет ни у Арианцев, ни у Цветочников, ни у океана Бюрге.

– Послушайте, Петр… Вы сослались на одну из моих давних статей… Означает ли это, что вы получили ответ с Земли на ваш запрос?..

– Да, Хенк, – жестко ответил Челышев. – И этот ответ крайне не утешителен для тебя.

– Почему?

– Тот Хенк, чье имя ты носишь, умер на Земле естественной смертью примерно двести пятьдесят лет тому назад по земному отсчету.

– Что вас удивляет? – Хенку нелегко было говорить о себе в прошлом времени, но он справился с этим. – Все так и будет. Я вернулся с Симмы. Я жил. Потом умер. Все смертны, Петр. Бессмертия пока что не существует.

– Тот Хенк, чье имя ты носишь, никогда не выходил за пределы Внутренней зоны.

– Как?!

Сознание Хенка раздваивалось:

– Я ведь помню себя, я помню брата. Я помню детство, помню статью, которую вы цитировали. В этой статье, кстати, больше догадок, чем фактов, но все равно к этим догадкам приложил руку именно я!

Челышев промолчал.

– Я – это я, Петр!

Голос Хенка сорвался. Он сам чувствовал неубедительность своих слов.

– Ты не выполнил приказ Охотников, Хенк. Ты не уничтожил опасного для нас протозида. Ты насторожил Арианцев в Аквариуме своим не принятым в Межзвездном сообществе поведением. Шрамы на твоем теле говорят о смертельных ранениях, но ты живешь. Твоя «Лайман альфа» снабжена Преобразователем, а Преобразователи стоят пока только на Конечных станциях. Никому еще не приходило в голову ставить их на корабли. Кроме того, аналогов твоему Преобразователю нет ни у кого из членов Межзвездного сообщества. И еще… Ты совершенно свободно ориентируешься в биографии человека, который давным-давно умер, причем умер не в Крайнем секторе, а очень далеко отсюда, на Земле… И, наконец, Хенк, твой собственный компьютер не выдает тебе твои собственные записи… Почему?

– А о смысле жизни вы не хотите спросить, Петр?

– До этого мы дойдем сами. А вот узнать, кто ты? – это бы я хотел от тебя. И сейчас.

Хенк усмехнулся:

– Я тоже.

И сухо предупредил:

– Вам придется еще раз выйти на связь с Землей.

– Что на этот раз? – Челышев держался безукоризненно. – Тахионную связь мы держим через Цветочников. Ты нам недешево обходишься, Хенк.

– Я хотел бы знать имена и судьбы всех земных пилотов, когда-либо работавших в Крайнем секторе, особенно в районе объекта 5С16, в пределах последних трех сотен лет.

– Это несложно. Такие сведения я могу выдать тебе прямо сейчас. В пределах указанных тобою трех сотен лет в Крайнем секторе работали: экипаж «Гемина», давно и благополучно вернувшийся на Землю, и звездный разведчик Роули.

Челышев помолчал, но жестко добавил:

– Брат человека, именем которого ты почему-то назвался.

– Это все?

– Это все. Разведчик Роули давно признан погибшим, весь экипаж «Гемина» находится на Земле. А Хенк, тот Хенк, именем которого ты почему-то назвался, он никогда не бывал в Крайнем секторе.

– 5С16… – начал было Хенк. Его терзала какая-то смутная догадка. – 5С16…

Внезапно шрам на лбу Хенка неестественно побагровел, налился кровью – невидимая, но страшная сила терзала Хенка изнутри. Но на этот раз он справился. Он даже нашел силы сказать:

– Вы задали столько вопросов, Петр, что я, пожалуй, даже не все запомнил.

– Я запомнила, – бесстрастно сообщила Шу.

Челышев усмехнулся:

– У тебя замечательная машина, Хенк…

Хенк не обратил внимания на его слова:

– Что мне делать с вашими вопросами, Петр?

– Задай их протозиду, – Челышев глядел на Хенка в упор. – Разве у тебя есть другой выход?

– Протозиду? После того, что мы с ним сделали?

– А почему нет? Ты ведь не уничтожил протозида.

Челышев поднялся:

– Ты его не уничтожил, Хенк, это главное.

И кивнул:

– Примешь решение, сообщи.

И предупредил:

– Кстати, Хенк, советую не разгуливать по станции. Твоя загадка интересует многих. Зачем тебе лишние неприятности?