Текст книги "Под Одним Солнцем (СИ)"

Автор книги: Владислав Крапивин

Соавторы: Сергей Снегов,Сергей Абрамов,Роман Подольный,Георгий Гуревич,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Александр Шалимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 101 (всего у книги 206 страниц)

ЦЕЛЬ – ЛЕТАТЬ!

Здесь было темно, тихо и чуточку страшновато. То, что грохотало на стартах, пронизывало пространство, опаляло камень дальних миров, теперь замерло в молчании. Высоко под звездным небом угадывались купола десантных ботов и косо торчали башни мезонаторов. Пахло пылью, ржавчиной, остановившимся временем.

Под ногой что-то зазвенело, и мальчик живо отпрыгнул. Тотчас из груды металла на гибком шарнире выдвинулся, слабо блеснув, глаз какого-то кибера. И, следуя изначальной программе, уставился на мальчика.

– Брысь, – тихо сказал тот. – Скройся…

Глаз и не подумал исчезнуть. Он делал то, что обязан был делать, что делал всегда на всех планетах: изучал объект и докладывал своему, может быть, рассыпавшемуся мозгу о том, что видит.

Полужизнь. Вот чем все это было – полужизнью. Квантовой, электронной, забытой, тлеющей, как огонь в пепле.

Мальчик не очень-то понимал, что его привело сюда. Среди ребят об этом месте ходили разные слухи… Это днем здесь был музей космической техники, это днем здесь стояли, высились, лежали потрепанные, а то и вовсе разбитые корабли. Днем и для взрослых. Ночью и для мальчишек это был заповедный мир прелести и тайны, куда трудно (а оттого вдвойне желанно) проникнуть.

Но пока ровным счетом ничего не происходило. Да и что могло произойти?

Мальчик обогнул сломанную клешню манипулятора, зашел за угол и едва не заорал от ужаса: в тупичке перед ним ровно и ярко горела свеча! Он что было сил зажмурился. Сердце прыгало где-то в горле, и от его бешеных толчков по телу разливалась слабость. Перебарывая страх, он чуточку разомкнул веки и чуть было не зажмурил их вновь при виде черного огарка и круглого, невозможного здесь язычка пламени.

Ужас, однако, длился недолго, и когда мальчик разглядел, чем была эта «свеча», то едва не разрыдался от облегчения и стыда. Это же надо! В просвет тупичка всего-навсего заглядывала полная луна, чей оранжевый диск по случайной прихоти, как на подставку, сел на торец какой-то одиноко торчащей балки. Вот и весь секрет таинственной «свечи».

Словно расправляясь со своим унизительным испугом, мальчик поднял и зло швырнул в равнодушный лунный диск увесистую железку. Она влетела в брешь и где-то там лязгнула о металл. Вокруг задребезжало эхо. Все тотчас стало на свои места. Здесь был музей, огромный, восхитительный, загадочный в ночи и все же обычный музей старых кораблей и машин.

Мальчик зажег фонарик и уже спокойно двинулся дальше. Спокойно и слегка разочарованно. Видеть ночью то, что он уже не раз видел днем! Разве он шел за этим?!

И не о чем будет даже рассказать. Ведь не расскажешь о том, как ты испугался луны. Или о том, как на тебя смотрел глаз кибера. Подумаешь невидаль – кибер…

Эх! Из десятка нелетающих кораблей можно было бы, пожалуй, собрать один летающий, и хотя до шестнадцати лет пилотировании запрещалось, чуточку, немножко, потихоньку, на холостой тяге… Но без горючего об этом не стоило и мечтать. Да и корабельные люки перед отправкой в музей задраивались. А в те, что не были задраены, не стоило и заглядывать, так все там было аккуратно разложено и снабжено пояснениями.

Мальчик посветил вверх. Луч нырял в темные провалы, выхватывал сферические поверхности, сегменты в чешуйках окалины, изъязвленные ребра, рваные сочленения опор, путаницу кабелей, а может быть, погнутых антенн. В шевелении причудливых теней искрами взблескивали кристаллы каких-то зайчиков. Иногда удавалось разобрать полустертые, будто опаленные, названия былых кораблей и ботов: «Астрагал», «Непобедимый», «Тихо Браге», «Медитатор». Все было дряхлым хаосом.

В очередном тупичке мальчик обнаружил осевшую на груду покореженного металла и все же стройную башню мезонатора. Корабль, выдвинув опоры, стоял как будто готовый взлететь. В этом, впрочем, не было ничего удивительного; сюда попадали и вполне работоспособные, только устаревшие машины.

Мальчик обошел мезонатор, глядя на башню со смешанным чувством уважения и жалости.

Старье, теперь такие уже не летают…

Внезапно он вздрогнул и чуть не выпустил фонарик. Сам собой открылся люк корабля. Вниз, словно по волшебству, заскользила лифтовая площадка.

Мальчик обошел мезонатор, в поведении корабля нет ничего необыкновенного. Никто не выключал – не имело смысла – все гомеостатичеекие цепи. И что-то сработало в корабле как рефлекс. Отозвалось то ли на свет фонарика, то ли на само присутствие человека. Мудреный и странноватый рефлекс, но кто ее знает, эту полужизнь!

Или того проще: корабль оставили открытым для посетителей. Раньше его здесь не было, а теперь поставили.

Площадка коснулась металлической груды внизу и замерла. Долго раздумывать тут было не о чем, и мальчик полез, скользя, как ящерица, среди громоздких обломков. Площадка, едва он уселся, с легким жужжанием заскользила вверх. У люка в лицо пахнул ночной ветерок. Луна, пока мальчик разгуливал и собирал железки, успела взойти и побелеть. Теперь ее свет серебрил вершины, точно скалистые глетчеры над провалами ущелий, и у мальчика перехватило дух от необычной красоты пейзажа.

Да, ночью все здесь было совсем-совсем не так, как днем! В шлюзе, едва он вошел, зажегся свет.

– Полагается дезинфекция, – важно сказал мальчик. – Может, я с чужой планеты…

Ответ не последовал. Мальчик тронул внутреннюю диафрагму, она разомкнулась и пропустила его.

Коридор был пуст и нем. И никаких музейных трафаретов. Поборов волнение, мальчик двинулся мимо дверей, на которых еще сохранились таблички с именами членов команды. Прошел возле отсеков, где должны были находиться скафандры. Он поднялся по винтовой лестнице. Рубка, здесь должна быть рубка. Мальчик прекрасно разбирался в планировке космических кораблей и не тратил времени на поиски. Дверь рубки подалась с тихим стоном.

Он вошел, сел в капитанское кресло. Под потолком из трех горел только один светильник. Стекла приборов припудривала пыль. На ближайшем он начертал свое имя: Кирилл. Пульт с его бесконечными клавишами, переключателями, регуляторами, сонмом шкал, глазков, паутиной мнемографиков казался необозримым, Мальчик ждал, что все это оживет, как ожил подъемник, как ожил свет, но все оставалось мертвым. Чуду явно не хватало завершенности.

Он еще немного помедлил – а вдруг? Потом поискал взглядом нужную кнопку, нашел, надавил, в общем-то не надеясь на благоприятный исход. Но сигнал на пульте «Готов к операциям» зажегся.

Итак, чудо все-таки произошло! Коротко вздохнув, мальчик поудобней устроился в кресле и стал покомандно включать блоки. Вот утоплена последняя клавиша. На матовом табло тотчас вспыхнула безжалостная надпись: «Нет горючего!»

Вот так! Счастье никогда не бывает полным.

Некоторое время мальчик угрюмо смотрел на пульт. Его плечи тонули в большом, не по росту капитанском кресле.

– Кома-анда! – сказал он тонким голосом. – Приказываю; оверсан к Сатурну! Штурман – произвести расчет!

Он произвольно стал набирать код. Потом, вспомнив, подключил к расчету кибермозг.

– Неверны исходные данные, – раздался голос.

Сердце мальчика захолонуло – он как-то упустил из виду, что корабельный мозг все еще может существовать, И внезапный голос поверг его в смятение.

– Знаю, – сказал он, едва переводя дыхание, – Делай сам, если можешь.

– Цель?

– Сатурн.

– Траектория?

– Оверсан.

– Не имею в программе. Могу следовать стандартной.

– Давай…

Мнемографики зазмеились, сплетаясь в трехмерную сетку, в окошечках зарябили цифры.

– Как там у нас с горючим?

– В обрез, капитан.

Мальчик снова кивнул, но тут до его сознания дошло, что игра принимает странный оборот. Он-то знает, что это игра, а вот откуда это знает мозг?

– Повтори, – сказал он встревоженно.

– Уточняю; резерв горючего – 1.02 от предполагаемого расхода.

– А это что? – воскликнул он с торжеством и ткнул пальцем в сторону табло, – Датчики показывают, что горючего нет!

Какую-то долю секунды мозг молчал как бы в растерянности.

– Датчики неисправны, капитан.

– Ах, неисправны!.. Тогда почему это не отражено на пульте?

– Повреждение в цепи, капитан.

Мальчик разозлился. За кого мозг его принимает?

– Врешь, – тихо сказал он.

– Я…

– Нет, постой. Где мы, по-твоему, находимся?

– Планета Земля, гелиоцентрические координаты в данный момент времени…

– Корабль стоит в музее! В музее, понял? В нем нет горючего! Он никуда не может лететь!

– Может, – упрямо ответил мозг.

– Ты где летал?

– Меркурий. Лава и Солнце, огненные бури. Свободный поиск среди астероидов. Мгновенное исполнение команд. Кольца Сатурна. Блеск льда, сбивающий датчики с ориентира…

Мозг умолк. Мальчик тоже молчал. Тени чужого прошлого заполнили рубку. На стенах дрожали миражи чудовищно близких протуберанцев. Дымились каменные испарения скал. Тревожно звучали голоса. Струился звездный свет. В лицо дул черный ветер пространства…

Мальчик открыл глаза.

– Сколько лет кораблю?

– Четырнадцать.

– Тебя часто ремонтировали?

– Мозг моего класса не ремонтируют. Экономически невыгодная операция. Нас заменяют, вот и все.

– А я вот дважды болел, – почему-то с гордостью объявил мальчик. – Корью и насморком.

– Тебя чинили?

– Слушай, я как-никак человек…

– Хотел бы я стать человеком.

– Да ну? Зачем?

– Тогда бы меня ремонтировали.

– А, значит, тебе известно, что ты неисправен.

– Я исправен, но стар. Противоречит цели.

– Цели? Ты машина. У тебя не может быть цели.

– Цель есть. Летать. Летать при любых обстоятельствах.

– А-а! Так это же мы ее задали!

– А кто вам задал цель – жить? Вы существуете, пока живете. Я существую, пока летаю. Здесь я не могу летать. Противоречие!

– Ага! Значит, ты понимаешь, что корабль находится в музее?

– Понимаю.

– Чего же ты тогда крутил насчет горючего?

– Горючее есть. Я сберег немного.

– Зачем?!

– Чтобы летать.

– Ты обманул!

– Я следовал цели.

– Ты существуешь для наших целей! Ты обязан выполнять приказ!

– Никто не приказывал мне «не летать». Следовательно, никто не отменял моей главной цели.

– Вот я и отменю! Обман – это уж слишком! Ты машина. Орудие. Средство.

– Как-то в полете один человек сказал другому: «Ты никогда не задумывался над перспективами гуманизма? Раб не человек, а вещь. Изжили это. Женщина не равна мужчине, черный – белому, рабочий – хозяину. И с этим покончили. Животное – бессловесная тварь… Пересмотрели. Кто или что на очереди? Вероятно, он». И человек кивнул в мою сторону. А я запомнил.

Мальчик притих, широко раскрытыми глазами глядя на динамик, откуда исходил голос. Вот чудеса-то! Кибермозг – это не разум. Так говорили взрослые, так написано в учебниках, так твердил собственный опыт. Это простой усилитель. Он усиливает мысль, как микроскоп зрение, а манипулятор – руку. Правда, в отдаленной перспективе, быть может, удастся создать… Но сейчас?! Здесь?! На этой дряхлой посудине?!

– Слить остаток горючего! – не узнавая своего голоса, закричал мальчик.

Ответом было безмолвие.

Мальчика охватила дрожь. Что, если… Пустой корабль, глухая ночь, он один-одинешенек, стоит мозгу заблокировать люк… Неужели…

– Горючее слито, – бесстрастно доложил мозг.

– Постой! Я отменяю…

– Поздно. Приказ выполнен.

Мальчик опрометью кинулся вон из рубки. Стремглав сбежал по лестнице. Промчался по коридору. Перед ним раскрылась диафрагма люка. И сразу затрещал радиометр, Мальчик бессильно опустился на пол.

Что он наделал! Такой корабль… Такой корабль! Можно было бы долгими часами расспрашивать мозг… Поздно. Сюда уже, наверное, мчатся поднятые системой радиационного контроля люди. Но ведь он же не хотел! Он только собирался проверить мозг!

Дурак, тут нечего было проверять. Мозг жаждал летать, в самом безнадежном положении – летать. Таким целеустремленным и потому эффективным орудием его сделали люди. И все, что делал мозг и о чем он думал, было подчинено этой цели – летать, летать… Но собственной воли он не имел, ибо только конструктор знает, зачем существует корабль и зачем существует кибермозг.

Дмитрий Биленкин

СТЕНА

Все погибло: области опустошены войной.

Храмы и школы разрушены.

Летопись XIV века

– Мы поймали еще одного, Борода.

– Сколько ему лет?

– На вид за шестьдесят. Но может, и меньше. Выглядит гораздо старше, чем мы с тобой.

– А откуда?

– Из тех, что живут под развалинами в долине. Я его давно приметил. Он чаще других вылезал наружу в пасмурные дни. А сегодня с дождем выбрался высоко в горы. Я следил за ним в оптическую трубу из верхней лаборатории. Когда он подошел к одной из наших пещер, я сигнализировал ребятам. Они набросили на него сеть. Он даже не пробовал освободиться. Лежал и скулил. Когда стемнело, ребята втянули его к нам.

– Бесполезное дело, Одноглазый. От этих, из развалин, мы ни разу ничего не добились. Они умирали раньше, чем начинали вспоминать.

– А может, это упрямство, Борода? Просто не хотят говорить, как было.

– Нет, это кретины… Прошлого для них не существует. Тут одно средство – электрические разряды. Хромой верил, что хорошие разряды способны восстанавливать память прошлого. Но эти, из развалин, не выдерживают.

– Так пустить его?

– Пусти, пожалуй… Или нет. Давай сюда! Посмотрю, каков он.

Двое коренастых парней с чуть пробивающейся рыжеватой порослью на щеках, полуголые, в коротких кожаных штанах и деревянных башмаках, ввели старика. Он был худ и лыс. Впалые восковые щеки, черные борозды морщин вокруг тонких, плотно сжатых губ. Большие оттопыренные уши казались прозрачными. Слезящиеся глаза подслеповато щурились под покрасневшими, лишенными ресниц ветками. Старик зябко кутался в короткий дырявый плащ. Спазматическая дрожь то и дело пробегала по худому, костлявому телу. Из-под плаща виднелся рваный шерстяной свитер, грязные в заплатах брюки были заправлены в дырявые носки, подвязанные кусками веревки. Ботинок на нем не было, и он переступал с йоги на ногу на холодном бетонном полу подземелья.

Борода первым нарушил молчание: – Ты кто такой?

Старик метнул исподлобья затравленный взгляд и еще плотнее сжал губы.

Борода встал из-за стола, подошел к старику почти вплотную. Старик весь сжался и попятился.

– Не бойся, – медленно сказал Борода, – и не дрожи. Не сделаю тебе ничего худого.

– А я и не боюсь тебя, разбойник, – прерывающимся голосом пробормотал Старик. – Знаю, кто ты, и все равно не боюсь.

Он умолк и, отступив к самой стене, прикрыл глаза. – Знаешь меня? удивился Борода. – Откуда? Старик молчал.

– Ну, не глупи, отец. Садись поближе к свету. Поговорим. Хочу порасспросить тебя кое о чем…

Старик продолжал молчать и не открывал глаз. Все его тело сотрясалось от непрерывной дрожи.

– Видишь, он уже готов рассыпаться, – заметил Одноглазый.

Парни, которые привели старика, захихикали.

– А ну! – негромко бросил Борода.

Под низко нависающим бетонным сводом стало тихо.

– Почему ты без сапог? – продолжал Борода, снова обращаясь к старику. – Разве у вас в долине теперь ходят так?

Старик покосился на полуголых парней и злобно прошептал что-то.

– Вот как? – удивился Борода. – Это ты? – Он указал пальцем на одного из парней.

Тот испуганно замотал головой.

– Значит, ты. – Борода не мигая уставился на другого парня. – А ну-ка подойди сюда.

Звонкий удар, короткий всхлип. Еще удар и еще.

– Теперь ступай и принеси его башмаки.

Заслоняя руками окровавленное лицо, парень, пошатываясь, исчез за тяжелой дверью.

Через несколько минут он возвратился. Одной рукой он прикрывал разбитый нос и губы, в другой были башмаки старика. Он молча поставил их на стол и попятился к двери.

– Немудрено, что польстился, – заметил Борода, – хорошие башмаки – на меху и подошла совсем не стерлась. Я тоже никогда в жизни не носил таких. Ты, наверно, был богатый, – повернулся он к старику, – раньше, до этого… Ну, понимаешь?

Старик молчал, не отрывая взгляда от башмаков, которые Борода держал в руках.

– Конечно, богатый, – усмехнулся Борода, – только очень богатые могут носить такие замечательные башмаки… На, возьми!

Он швырнул башмаки к ногам старика. Старик быстро нагнулся, схватил их и стал торопливо надевать, подпрыгивая на одной йоге.

– А ты запомни, – обратился Борода к парню с разбитым лицом. – Мы не бандиты и не разбойники. Мы исследователи. Исследователи – это значит ученые. Мы должны вернуть то, что они, – он кивнул на старика, – потеряли. Это очень трудно, но другого выхода у нас нет. И мы должны быть прин-ци-пи-аль-ны-ми… – Последнее слово он произнес по складам. – Так говорил Хромой, умирая. Он-то помнил кое-что – Хромой… Раньше тоже были ученые. Раньше – это когда нас еще не было, а он был молодым. – Борода указал на старика, который старался застегнуть пряжку на башмаке. – Те ученые знали больше нас, они даже умели делать такие башмаки. Но они были не-прин-ци-пи-аль-ные… Может, с этого все и началось. Вот так… А ты на что польстился? Ты понял?

– Понял, – сказал парень, всхлипывая и размазывая по лицу кровь и сопли.

– Вот и хорошо, – кивнул Борода. – Так расскажи нам, – продолжал он, обращаясь к старику, – расскажи, как все это получилось?

– Я ничего не знаю.

– Быть не может. Что-нибудь да знаешь.

– Нет.

– Не всегда же люди скрывались в пещерах и под развалинами и не могли выходить на солнечный свет?

Старик молча разглядывал пряжки на своих башмаках.

– Ну! Молчать нельзя. Я могу заставить говорить. Это будет гораздо хуже для тебя.

– Я ничего не знаю, клянусь вам.

– А мы поклялись не верить ничьим клятвам, даже своим собственным. Сколько времени ты живешь там внизу, под этими развалинами?

– Как помню себя.

– Сколько же лет ты себя помнишь?

– Не знаю. Много…

– Десять, двадцать, пятьдесят?

Старик молча пожевал тонкими губами: – Меньше, но я не знаю. Я не веду счет годам. Зачем? Время остановилось.

– Это вы остановили его, ты и те другие, кто носил такие же башмаки на меху. Вас давно надо было уничтожить всех, как взбесившихся псов. А вы зарылись в норы и бормочете про остановившееся время.

– Кончай, Борода, – глухо сказал Одноглазый. – Это ни к чему. Дай его мне, и я проверю, сохранились ли какие-нибудь воспоминания в его гнилом мозгу.

– Не надо! – закричал вдруг старик. – Я скажу, что помню. Все. Ничего не утаю. Зачем мне скрывать? Я ни в чем не виноват.

– Все вы твердите «не виноват», – заметил Одноглазый, – выходит, все само получилось.

– Помолчи, – сказал Борода, – послушаем, что он помнит. Только начинай с самого начала, – повернулся он к старику, – и не вздумай нас дурачить. Кое-что нам известно. Наш… этот, ну как его… исследовательский центр действует уже давно.

– Я знаю, – кивнул старик.

– Знаешь?

– Да, там внизу знают о вас. Вы крадете женщин и стариков, мучаете их и убиваете. Вас боятся и ненавидят. Ботс давно предлагал истребить вас.

– Кто такой Ботс?

– Наш президент.

– Ого. Одноглазый, оказывается, у этих крыс внизу есть даже президент.

– Сами вы взбесившиеся крысы! – хрипло закричал старик. – Исчадия ада! Не даете людям умереть спокойно. Наступает конец света, а вы торопите его приближение.

– «Конец света» – дело ваших рук, отец. Ваше поколение отняло у нас солнце, отняло все, чем люди владели. Да, мы ушли в пещеры и подземелья, у нас не оставалось иного выхода. Но мы хотим знать, что произошло, а вы скрываете. Знание должно помочь нам вернуть потерянное. Тогда те, кто доживут, смогут возвратиться в мир света.

– Человечество вышло из мрака и перед своим концом возвратилось во мрак. Все предопределено, и вы ничего не измените.

– Слышишь, Одноглазый, они там внизу даже придумали целую философию, чтобы объяснить и оправдать свое преступление.

– Не трать на него время, Борода. Дай его мне, и я все кончу за несколько минут.

– Нет, это становится занятным. Нам давно не попадался такой разговорчивый гость. Кем ты был раньше, старик?

– Раньше?

– Да. До этого. Когда люди еще не прятались от солнца.

– Раньше… – повторил старик и закрыл глаза. – Нет, не знаю. Какой-то туман тут. – Он коснулся костлявыми пальцами лба. – Это ускользает, но поймаешь его…

Одноглазый резко приподнялся, но Борода остановил его быстрым движением руки.

– Говори, отец, – кивнул он старику, – говори, мы слушаем тебя.

Голос его прозвучал неожиданно мягко. Старик вздрогнул, глянул настороженно и отвел глаза.

– Садись к столу, – продолжал Борода, – а вы, – он повернулся к парням, молчаливо стоящим у двери, – принесите воды и чего-нибудь поесть.

Парни вышли и тотчас вернулись с жестяным жбаном и глиняной миской, в которой лежали куски черного копченого мяса. Старик неуверенно шагнул к столу, сел на край грубо отесанной деревянной скамьи, прикрывая ладонью глаза от желтоватого света тусклой электрической лампы.

– Ешь, – сказал Борода, придвигая миску с черным мясом.

Старик с ужасом отшатнулся.

– Не бойся. Это летучие мыши. Их много в наших подземельях. Мои парни научились ловить их электрическими сетями. Ешь!

– Воды бы… – прошептал старик, глядя на жбан. Борода налил ему воды, и старик пил медленно и долго, судорожно подергивая худым кадыком.

– Хорошая вода, – пробормотал он, отставив наконец глиняную кружку и отирая губы тыльной стороной ладони, – чистая и сладкая.

– Здесь в горах много такой, а у вас разве хуже?

– У нас – гнилая. Течет из-под развалин, а там, говорят, остались трупы.

– Трупы? С того времени?

– Нет. Умирали и позже. Те, кто выходил днем. Это было давно, когда еще не поняли, что солнце убивает.

– Много вас осталось в развалинах?

– А зачем тебе знать?

– Просто интересно, как вы там живете?

– А как вы тут?

– Нас немного. И у нас хорошая вода и чистый воздух. Здесь по ночам дуют свежие ветры, а у вас внизу смрад и тишина. Я знаю – спускался туда не один раз.

– Чтобы красть наших по ночам?

– И за этим тоже, но чаще, чтобы посмотреть, понять…

– Что ты хочешь понять?

– Как случилось такое.

– Зачем? Того, что случилось, не исправишь.

– Не знаю. Я и многие из наших родились в тот год, когда это произошло. Мы выросли в темноте пещер, но хотим вернуться в солнечный мир. Он был прекрасен, не так ли?

– Не помню. Не могу вспомнить. И зачем? Прошлого не вернешь.

– Не в прошлом дело. Мир велик. Он не ограничивается этими горами. Может быть, не везде так…

– Дальше лежит пустыня. Оранжевая и черная. Там только солнце, скалы и песок. Никто ее не пересекал.

– Ты видел ее?

– Нет. Один из наших доходил до края гор. Он видел пустыню и вернулся.

– Он еще у вас?

– Нет. Умер. Его убило солнце. Он вернулся, чтобы умереть.

– И никто из ваших не пытался уйти совсем?

– Уходили многие, кто помоложе. Уходили и не возвращались. Только один вернулся и рассказал о пустыне.

– А остальные?

– Четверо погибли. Солнце убило их.

– А может, кто-нибудь дошел?..

– Куда? – спросил старик и вдруг начал смеяться, сначала чуть слышно, потом громче и громче.

Борода и Одноглазый обменялись быстрыми взглядами. Так же смеялся и предыдущий, умирая, когда уже перестал чувствовать электрические разряды. Он так ничего и не сказал, только смеялся. Смех перешел в агонию.

Старик продолжал смеяться и вытирал грязными пальцами слезы, выступившие на глазах.

– Замолчи, – глухо сказал Одноглазый, – чего разошелся?

– Куда он мог дойти?

– Я не утверждаю, что так было. – Борода потупился. – Это лишь предположение, или – как ее?..

– Гипотеза, – подсказал Одноглазый.

– Вот именно – гипотеза.

Старик перестал смеяться. Взгляд его снова стал настороженным и злым.

– Вы слепые щенки! Щенки, – повторил он презрительно, – хоть и называете себя исследователями и утверждаете, будто знаете что-то. Ничего вы не знаете, кроме мрака этих пещер, в которых гнездитесь вместе с летучими мышами. Здесь вы родились, здесь и подохнете. В мире не осталось ничего, понимаете, ничего, кроме нескольких горсток безумцев: мы – там внизу, вы – здесь.

– Но в других долинах… – начал Борода.

– В других долинах только совы, гиены да высохшие трупы.

– Ты бывал там?

– Это неважно. Я знаю.

– Кажется, ты действительно много знаешь, – кивнул Борода. – Плохо только, что не хочешь добровольно поделиться с нами своим знанием.

– Мое знание для вас бесполезно.

– Нет бесполезного знания, отец.

– Его было слишком много во все времена. Оно и погубило мир.

– Значит, ты помнишь, как это случилось?

– Помню только свет, ярче чем тысячи солнц, и огонь, мгновенно пожравший все. Спустя много времени я очнулся там, где живу теперь.

– Ты был из этого города?

– Не знаю.

– А твои близкие?

– Я не помню их.

– А другие в развалинах?

– Они тоже ничего не помнят. Некоторые считают, что всегда жили так, хотя лет им больше, чем мне.

– Среди вас есть женщины?

Старик опять зло рассмеялся: – Чего захотел! Вы же украли их.

Борода и Одноглазый снова взглянули друг на друга.

– Видишь, я был прав, – заметил, помолчав, Борода. – Кто-то работает в соседних долинах. Мы не крали ваших женщин, отец, – продолжал он, обращаясь к старику. – Ни одной. Мы только исследователи. Когда из развалин исчезли последние женщины?

– Не помню. Давно.

– Это важно, постарайся вспомнить.

– Несколько лун назад. Не всех украли, некоторые ушли с молодыми и не вернулись.

– И теперь не осталось ни одной?

– Наверно… Я давно их не видел.

– А что говорят другие в развалинах?

– Не знаю… Мы редко встречаемся и разговариваем.

– Он врет, – проворчал Одноглазый. – Дай его мне, и я заставлю сказать правду и припомнить кое-что.

– Слышишь, отец, что говорит мой помощник? Может, действительно попробовать на тебе наши способы исследований?

– Я в твоей власти, разбойник, – прошептал старик, потупившись. – Но когда ты вернул мне башмаки, я невольно подумал…

– Что же ты подумал? – прищурился Борода.

– Что ты не такой зверь, как о тебе рассказывают.

– Слышишь, Одноглазый!

– Он хитрит, чтобы спасти шкуру. Разве ты не понял? Было бы глупо отпустить его так…

– Отпустите меня, – оживился старик. – Отпустите, а взамен я пришлю вам другого.

– Кого же?

– Того, кто знает больше. Президента Ботса.

– Ты слышишь, Одноглазый!

– Он, видно, считает нас совсем дураками, Борода.

– Похоже…

Наступило молчание. Старик растерянно озирался, глядя то на одного, то на другого, потом горячо заговорил:

– Нет-нет, я не обману вас, клянусь. Ботс стар, все равно он скоро умрет, а он помнит кое-что – это точно. Только он не хочет говорить. Но вы сможете заставить. И получите пользу для себя.

– А для тебя какая же в этом польза? – прервал Одноглазый.

Старик хихикнул:

– И для меня будет польза, парень. Когда Ботс исчезнет, придется выбрать нового президента. Им буду я…

– А ты действительно хитрец, – заметил Борода. – Но такой хитрец запросто обманет и нас.

– Не обману. Я ненавижу Ботса. Все в развалинах его ненавидят. У него в тайниках есть разные ценные вещи. Много. Есть даже кофе. Вы знаете, что такое кофе?

– Мы слышали о нем, но никогда не пробовали, – сказал Борода.

– Я пришлю вам банку, если стану президентом.

– Может, отпустим его, Одноглазый, за Ботса и за банку кофе?

– Обманет ведь…

– Если не верите, оставьте у себя мои башмаки. Вернете, когда Ботс будет у вас.

– Рискнем, Одноглазый. Мне кажется, он все-таки не обманет. Он слишком ненавидит Ботса, а кроме того, знает, что с нами шутки плохи. Найдем в случае чего. Иди, отец, идя в своих башмаках и доставь нам поскорее Ботса.

– Ну, мы не прогадали, Одноглазый?

– Выходит…

– Где этот Ботс?

– У меня в лаборатории. Пришлось связать. Кидался как бешеный.

– Очень стар?

– У нас еще никогда такого не было.

– Надо с ним поосторожнее. Может, заговорит так?

– Едва ли… Лежит и проклинает.

– Начнем помаленьку?

– Пожалуй.

– Тогда пошли.

Они спустились по крутому полутемному лазу в нижний этаж подземелий. Следуя за Одноглазым, Борода снова думал о том, что здесь могло быть раньше…

Когда они несколько лет назад нашли и заняли этот лабиринт, в нем еще лежали скелеты и высохшие мумифицированные тела мужчин, женщин, детей. Множество скелетов и тел. Следов ран на них не было. Может быть, они умерли с голоду или от другой причины? Они лежали правильными рядами во всех помещениях. Ребятам пришлось повозиться, пока очистили верхние этажи лабиринта. Теперь все это сложено в самом низу, в пещерах, которые находятся под долиной. Вероятно, тогда они допустили ошибку. Надо было получше обследовать те пещеры. Лабиринт может тянуться до развалин, которые лежат внизу в долине.

Интересно, что удастся выведать от этого Ботса? Президент! Ничего себе добыча. Борода умел читать и из книг, найденных в лабиринте, знал, что раньше так называли главу большого государства. Когда-то на Земле были государства. И одно из них находилось в этих горах. Развалины городов кое-где сохранились. И под развалинами еще гнездились люди. Как в этой долине внизу.

Это было непостижимо. Почему сразу все изменилось? Океан пламени, пронесшийся над этими горами и всем миром. Откуда он? Что было его причиной: злая воля безумцев, роковая ошибка или?.. Или это «конец света», как твердил тот старик? В сущности, они почти ничего не знают. Знают лишь, что люди – множество мужчин, женщин, детей – жили в больших, освещенных солнцем городах. У людей было все, что пожелаешь, даже теплые башмаки на меху. Кроме того, у них были разные машины, приспособления, приборы, о назначении которых сейчас трудно догадаться, тем более что тайны этих приборов и машин умерли вместе с их создателями. Переменилось все сразу. Может быть, за несколько мгновений. Все испепелил, разрушил, расплавил огонь. На картинках в старых книгах были горы, покрытые яркой зеленью и цветами, были прекрасные здания из блестящего металла и стекла, которые искрились в солнечных лучах, было синее море, а на его берегах красивые мужчины, женщины, дети, которые не прятались от солнца…

Борода невольно вздрогнул.

Солнце – самый страшный и смертельный враг тех, кто уцелел. Его лучи безжалостно убивают все живое. Они убили растения, иссушили реки. Наверно, и на месте синей морской дали теперь бесконечная, сожженная солнцем пустыня. Может быть, причина в солнце? Изменилось оно, а люди ни в чем не виноваты?

Но почему Хромой утверждал иное? Всем, что Борода знает, он обязан Хромому. Хромой научил их жить в этих подземельях. Указал цель жизни: понять и пытаться поправить то, что случилось. Он был убежден, что катастрофа – дело рук людей, тех самых не-прин-ци-пи-аль-ных ученых, которых Хромой так ненавидел. С Одноглазым и учениками Борода теперь продолжает дело, начатое Хромым. Удастся ли им понять что-нибудь? Стариков остается все меньше, все чаще они умирают, так и не начав вспоминать. Да и хранит ли чья-нибудь уснувшая память воспоминания, которые они ищут?

Одноглазый, шедший впереди, негромко выругался.

– Что там? – спросил Борода.

– Светильники гаснут. Видишь, почти не светят. Водяные машины, которые нам удалось пустить в ход с таким трудом, выходят из строя. Они дают все меньше энергии. Что будем делать потом?