Текст книги "Латинист и его женщины (СИ)"

Автор книги: Владимир Полуботко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 19. ВЕЧЕР НА ВИЛЛЕ

1

Однажды мы пошли в гости. Не хочу называть точного места, но одно скажу: это была двухэтажная вилла, на высоком берегу прекрасного, скажем так, водоёма (название которого я также утаю), и окружённая забором, высотою в разных местах от трёх до пяти метров. Забор был весьма профессионально оснащён колючею проволокой и сигнальною системой. Он был очень длинным, ибо огораживал большой участок, и Зинаида при входе в эти таинственные владенья была почему-то больше всего поражена не колоннами и башенками, не охраной и собаками, а именно этим самым забором.

2

– Куда ты меня привёл? – шепнула она, оглядываясь по сторонам.

– Увидишь, – ответил я.

– Здесь хорошо! Такая кругом природа! Но почему такие крепостные стены? Такие толстые, такие высокие! На них пошло кирпича и железобетона вдвое больше, чем на весь этот дворец!

Я прошептал:

– Если у человека есть деньги, то должен же он их как-то потратить! А кроме того, если они есть, то их надо ещё и уберечь от разграбления – вот для того и забор.

Зинаида нашла мои доводы вполне разумными, после чего я познакомил её с хозяином – весьма пожилым выходцем из Средней Азии, и мы провели в его обществе несколько приятных часов: шампанское, шашлыки, слуги, появляющиеся при одном щёлканье пальцев, разговоры о том, о сём… Был уже вечер, когда хозяин, пожелав нам спокойной ночи, отправился куда-то в свои покои.

3

Появившаяся по его команде русская служанка – толстенькая и неказистая, но одетая во всё с иголочки – весьма почтительно сообщила, что она уже постелила нам. Зинаида вся так и вспыхнула при этих словах и потребовала подробных разъяснений, а получив их, тут же велела, чтобы мне и ей постелили отдельно, но в одной комнате.

Пока всё это происходило, я всматривался в Зинаиду: длинное, торжественное платье тёмно-синего цвета, строгий взгляд, надменный тон, а на голове – русая коса, намотанная чуть ли не в виде короны.

Вскоре служанка вернулась и пригласила нас следовать за нею. Из каминного зала на первом этаже мы проследовали в роскошно убранную комнату наверху.

4

Когда мы остались одни, Зинаида пояснила мне, почему она велела постелить отдельно:

– Я тебе не проститутка.

Объяснила и насчёт того, почему всё-таки в одной комнате со мною, а не совсем отдельно:

– В чужом и непонятном здании страшно оставаться одной, а в тебя я верю, и ты для меня здесь единственный родной человек и защитник.

Зинаида чего-то ждала от меня в ответ, но я промолчал.

Вид из обоих окон был великолепен: вода, освещённая отблесками от светящихся окон нашей виллы и огромных размеров деревья – видимо, очень старые. Они стояли на противоположном берегу мрачною стеною – наш свет до них не доходил – и шумели, перешёптываясь о чём-то своём на ветру, шумели. А чуть правее был мост – от старости совершенно неказистый, почти уродливый; казалось, он соединял не два берега, сужавшиеся в этом месте, а просто одни камышовые заросли с другими.

– Ты точно не будешь приставать ко мне ночью? – спросила она наконец.

Я хотел было ответить резко, по-хамски: не дождёшься! Но сдержался. Спокойно и насмешливо сказал:

– Очень ты мне нужна!.. А стелить нам с тобою одну общую постель – это была не моя инициатива. Это они тут сами так почему-то решили, глядя на нас.

– Так ты будешь приставать или не будешь?

– Я же с тобою живу в одной квартире и разве когда приставал к тебе?

– Нет, пока ещё никогда, – согласилась Зинаида.

– Ну вот и сейчас не буду.

Она ненадолго вышла в ванную. Возвращаясь, сказала:

– Закрой глаза, я пройду.

Я закрыл глаза. Судя по звукам, Зинаида прошла к своей постели и улеглась на неё.

– Можешь открыть глаза, – скомандовала она.

Я открыл. Зинаида лежала на своей кровати с распущенными волосами и укрытая одеялом.

– Ты правда не подглядывал?

– Правда.

– Верю.

– Правильно делаешь. И вообще запомни такую вещь: если я что-нибудь тебе говорю, то только правду.

– Ты что же – никогда не врёшь?

– Вру. Но только чужим людям, а не своим друзьям. И стараюсь делать это как можно реже.

– Кто этот человек, у которого мы в гостях?

– Этого тебе знать не надо, – ответил я. – Скажем так: свой человек, а не чужой. Считай, что мы просто приехали сюда на курорт. Разве тебе было здесь плохо?

– Ну что ты! Всё было очень хорошо. И хозяин такой гостеприимный.

Охотно допуская, что нас могут прослушивать, я выдал несколько комплиментов в адрес хозяина. А потом предложил:

– Давай спать.

– Давай.

Я уже засыпал, когда Зинаида вдруг спросила меня:

– Признайся, ведь ты меня принял за проститутку? Но кто ты мне такой, чтобы я ложилась с тобой в постель! – голос у неё был злой, и чувствовалось: она долго думала, прежде чем высказала мне это.

– Не злись, – ответил я. – Спи.

Глава 20. РАЗОЧАРОВАНИЯ

На другой день, когда мы уже вернулись домой, я кое-что объяснил Зинаиде: я приезжал к этому человеку не просто в гости, а за гонораром. Он заплатил мне некоторую сумму (не очень большую) за то, что я написал от его имени книгу.

– Какую книгу?

– Описание его собственной жизни. Называется «Истоки». Его страшно волнуют истоки его величия. Когда-то это был очень большой человек, и жил он в Средней Азии. Но потом он чего-то там не поделил у себя на родине и бежал в Россию. Он давно отошёл от коммунистической партии, но и своему новому султану, который у них там называется президентом, – тоже подчиняться не захотел. Так и живёт воспоминаниями о прекрасном коммунистическом прошлом, о Советском Союзе. В сущности, он несчастный человек. Бедняга надеется, что когда-нибудь очень не скоро, не при его жизни, всё вернётся восвояси, и тогда о нём вспомянут. И отметят его пребывание на этом свете всем, чем полагается: памятниками, бронзовыми бюстами, коврами с его портретами, кинофильмами, картинами в музеях, переименованными улицами и даже городами. А чтобы эту работу облегчить, он уже сейчас оставляет потомству кое-какой материал.

– И ты смог написать целую книгу?

– Я думаю, что в наше время, когда образованные люди расплодились как тараканы, написать книгу – толково, хорошим слогом – может любой дурак. Главное же моё достоинство, которое он во мне вычислил, это не только образованность, но и честность. Если я обещал не болтать, то болтать и не буду. Так что, на эту тему меня больше ни о чём не спрашивай.

– Хорошо, – согласилась Зинаида, а потом задумчиво добавила: – Как бы я хотела, чтобы и про меня кто-нибудь написал книгу!

– Ты уподобляешься этому азиату! – засмеялся я.

– Но ведь книга о человеке – это как бы бессмертие!

– Вот и он тоже – помешан на бессмертии! А по мне: жить надо хорошо сейчас и на этой самой земле, а не откладывать всё на суд потомства или на загробное царство.

– Я совершенно согласна с тобой, но кто его знает, каким свойством обладает написанное…

– И каким же оно может обладать свойством?

– А таким: просуществовать долго и иметь какие-то последствия может именно то, что написано, а не то, что просто прозвучало в воздухе и смолкло, – ответила Зинаида.

Я не придал тогда особого значения её словам, но запомнил их. И, как потом оказалось, не зря.

– Что ты больше любишь – осень или весну? – неожиданно спросила Зинаида.

– Пожалуй, осень.

– И я – тоже. Утром, когда мы проснулись, там был такой красивый вид из окна: жёлто-красный лес над водой, камыши… Если бы только не колючая проволока!..

Я сказал:

– Мне постоянно снится один и тот же сон: будто я живу в какой-то незнакомой местности – лесистой и гористой. Мой дом стоит на горе, и я в нём живу и живу с семьёй… А из моих окон открывается вид на ДВЕ озёрные цепи; они тянутся от подножья моей горы в разные стороны до самого горизонта… Я спрашивал одного своего знакомого – специалиста по психологии – о том, что это означает, почему озёра вытянулись в ДВЕ цепочки, а не в одну, а он мне и говорит: это, говорит, знак твоей раздвоенности. А какой раздвоенности – так мне и не пояснил. Уклонился. Ну так вот: в этом своём сне я надеваю резиновые сапоги и хожу под холодным моросящим дождём где-то вдоль берега то одной озёрной цепи, то другой… А иногда плаваю на лодке и ловлю рыбу. И это очень странно, я ведь никогда в жизни не ловил рыбу… Видимо, это и есть моё представление о счастье.

Зинаида очень внимательно слушала меня, а потом сказала:

– Бойся таких снов, а то они возьмут и сбудутся. Особенно, если ты про это напишешь. И будешь ты тогда ходить под холодным моросящим дождём в резиновых сапогах!.. И хорошо ещё – если только в этой, земной жизни, а если в той, будущей? И целую вечность?..

– А что? Пусть! Я бы с удовольствием!

– Странные у тебя представления о счастье… Вот если бы я была богата, то я бы поселилась где-нибудь там, где есть небоскрёбы, пальмы, бассейны…

– Небоскрёбы и пальмы – ненавижу! Резиновые сапоги и прогулки вдоль озера под моросящим дождём – это лучше.

– А я обожаю, когда пальмы, когда небоскрёбы, когда шикарные машины, когда всё такое зеркальное!..

– Скажи по совести, – прервал я её, – ты разочарована во мне?

– К чему ты об этом спрашиваешь?

– К тому что, вот я тебя привёл во дворец. А там: камины, мрамор, люстры и прочее. И всё это – не моё. Не потому ли мы и спали порознь?

Зинаида чуть усмехнулась и сказала:

– Давай не будем ссориться!

– Давай.

– И давай останемся друзьями!

Я охотно согласился и с этим предложением.

Глава 21. ПРОНИЦАТЕЛЬНЫЙ И ВСЕВИДЯЩИЙ

Любви у нас не только не получилось, но её просто и быть не могло. Была дружба, были добрососедские отношения. Вот и всё.

Однажды моя Зиночка впала в меланхолию. Плакала у меня в комнате – пришла в гости и разревелась. Попутно рассказывала: на работе у неё случилась такая-то неприятность. Все, мол, вокруг плохие, и все – обижают!

А я ей слово за слово: не принимай, мол, Зиночка, близко к сердцу, это ведь у тебя просто график такой.

– Какой такой график? – изумилась Зина.

– А вот смотри, – и я подвёл её к своему компьютеру, нашёл нужный файл и показал график. – Видишь эту кривую линию?

– Вижу.

– Сейчас она у тебя в самой нижней точке. Это твой эмоциональный спад. Просто тебе сегодня положено плакать, вот ты и плачешь. А плохая жизнь тут вовсе и ни при чём. Жизнь – она ведь всегда трудная. Зато видишь вот: с завтрашнего дня у тебя начнётся подъём; кривая поползла вверх, видишь? И ты снова повеселеешь…

– Ой, правда?

– Правда! Ритм всех твоих спадов и подъёмов я уже давно вычислил. Он у тебя очень чёткий.

– Да когда же ты успел?

– Уметь надо. Я же тебя предупреждал, что я очень наблюдателен. Вот полюбуйся – всё наперёд известно.

– Значит, ты и на будущее сможешь предсказать, когда у меня что будет?

– Смогу.

– Ой, какой ты молодец, – восхищённым шёпотом проговорила Зина. – Спасибо тебе.

Глава 22. ПРЕЙСКУРАНТЫ, ТАРИФЫ И ПРОЧЕЕ

1

А однажды она пришла ко мне в комнату и заявила: хочу замуж. Может быть, она думала, что у меня и на этот счёт в моём компьютере есть какая-то подсказка?

Подсказки не было.

Я ей: выходи себе на здоровье, кто ж тебе не велит?

А она мне: вышла бы, да вот достойных не вижу.

А я ей в ответ: а что – какие-то варианты уже были?

А она мне: были.

И стала рассказывать. Много всякого понарассказала, и получалось так: если руку и сердце предлагает порядочный, то непременно бедный, а если богатый, то непременно непорядочный.

– Так что же для тебя важнее – сам человек или его материальное окружение? – спросил я.

– Хочется, чтобы и то, и другое было в норме.

– А что включает в себя понятие «норма»?

Зина затруднилась с ответом.

– Машина, – подсказал я.

– Да, машина, – согласилась Зина.

– Машина любая или только приличная?

– Ну, если ты имеешь в виду «Запорожец» или там «Москвич», то – разве же это настоящие машины?

– Понятно. Дом или квартира?

– Да. Дом или квартира.

– Приличный дом или приличная квартира?

– Конечно. В трущобе я жить не хочу.

– Приличная зарплата или приличный источник дохода?

– Да. А зачем мне нищий? Я люблю роскошь и не скрываю этого.

– По этому поводу мои любимые древние римляне высказались когда-то следующим образом: ejus est nolle, qui potest velle. Что в переводе означает: кто имеет силы желать, тот может не желать.

– А я не хочу не желать! Для чего тогда и жить, если и того нельзя пожелать, и этого?

– Для тебя, как я посмотрю, жизнь – это один сплошной магазин, где можно покупать все нужные тебе жизненные блага. Но ведь это и есть бездуховность.

– Неправда! Я духовна! Я верующая! И бог не запрещает стремиться к материальным благам. Красиво жить не запретишь! Бог меня любит, и поэтому я всю жизнь жила хорошо… А я и сейчас хочу жить хорошо! Вот так! Я хочу жить красиво!

– Итак, ты хочешь жить красиво, – продолжил я прерванную тему. – Но почему ты думаешь, что достойна красивой жизни?

– А потому, что я дорого стою.

– А кто тебе это сказал?

– А я и сама это знаю. Ещё когда я была замужем за этим моим первым придурком, я столько необыкновенных предложений получала! Шикарные мужчины постоянно говорили мне: бросай ты его, идиота, переходи ко мне, будешь как сыр в масле кататься!..

– Чего ж не бросила, не перешла и не каталась?

– Дура была. Вот и не бросала, вот и не переходила. Верность мужу хранила.

– Что? Не изменяла ему никогда?

– Никогда. Вплоть до одного события, когда я сильно разозлилась на него и тогда уже изменила. Но это уже было под самый конец наших с ним отношений.

2

Я задумался о чём-то своём, а потом почему-то спросил:

– А ты бы теперь смогла вот просто так – взять и продаться мужчине? За деньги.

– Смогла бы.

– Уже пробовала?

– Ещё ни разу, но я знаю: я готова к этому.

– И за сколько бы ты отдалась?

– За миллион долларов.

– Кто ж тебе столько даст? А вот как насчёт суммы в семьсот пятьдесят тысяч долларов?

– Отдалась бы.

– А за пятьсот тысяч?

– Отдалась бы и за пятьсот тысяч.

– А за двести пятьдесят?

– Нет! Даже и за четыреста девяносто девять тысяч долларов не отдалась бы. Полмиллиона – это мой нижний предел.

Конечно, весь этот наш разговор был вроде бы как шуткой. Но на самом-то деле в каждой шутке всегда есть доля правды.

Всем своим нутром я тогда почувствовал: в этой шутке есть очень и очень большая доля правды. Баба мне фактически говорит: купи меня, если у тебя есть деньги! А нет – и не суйся.

Тогда же я очень серьёзно спросил её:

– Ну хорошо. Допустим, что нашёлся мужик с миллионами. И он пришёл покупать тебя. Но ведь существует известное правило: do, ut des – я даю, чтобы и ты мне дал. За свои деньги этот почтенный покупатель должен будет получить хороший товар, а перед покупкой – пощупать его руками.

– Ну и пусть пощупает. Если он почтенный и если он покупатель, а не так – бродяга какой-нибудь. Пусть даже в зубы посмотрит – они у меня все в отличном состоянии. Я – товар отличного качества!

– Вижу. У тебя сногсшибательная фигура, красивое и умное лицо. Ты, как и подобает настоящей русской красавице, естественная, а не крашеная блондинка и с настоящими голубыми глазами, а не с накладными линзами, как у американских кинозвёзд. Ты прекрасно умеешь держаться, говорить, рассуждать, смеяться. Ты одеваешься только со вкусом и никак иначе. У тебя великолепная походка, осанка, величественный поворот головы, властное или даже надменное выражение глаз, от которого любого мужчину бросит в дрожь…

– А тебя – разве не бросает?

– Нет. С чего бы это меня бросало? Я, хотя и не щупал тебя руками и в зубы не заглядывал, но знаю точно, что ты на самом деле дурочка.

– Спасибо за комплимент.

– Пожалуйста. Если не обиделась, я продолжу.

– Продолжай, я не обиделась, – ответила Зина сквозь слёзы.

– Итак, ты вся состоишь из одних внешних достоинств. Но что ты ещё сможешь дать мужчине, кроме всего этого?

– Ласку, заботу, внимание, – ответила Зина голосом, дрожащим от еле сдерживаемого плача. – Ты ещё не сказал, что я прекрасная хозяйка. Я отлично пеку! Я сошью всё, что угодно! Я прекрасно умею танцевать, потому что в детстве занималась балетом и фигурным катанием; у меня хороший голос, и я умею петь… И ещё: посмотри на мои две комнаты – у меня в них всегда идеальный порядок! Ни пылинки, ни соринки!

– Видел. Восхищаюсь, – сказал я. Вероятно, у меня это прозвучало как-то насмешливо.

И тут Зинаиду прорвало:

– Ну чего ты всё смеёшься и смеёшься надо мной? Издеваться только и умеешь!

– Я не смеюсь. И не издеваюсь. С чего ты взяла?

– Но я же чувствую!

– Ничего ты не чувствуешь. Я тебя, дуру, жалею.

– Жалельщик нашёлся! Чем жалеть, так лучше бы помог чем-нибудь!

– Хоть сейчас. Всё, что в моих силах, сделаю, – ответил я и достал из шкафа конверт. – Здесь гонорар за мою книгу об истоках величия того самого бедняги, у которого мы с тобой были в гостях. Дарю.

– Я не возьму. И я не о деньгах!

– А о чём тогда?

3

И тут она встала и ушла в свою комнату. А затем вернулась с газетой. Протянула – на, мол, читай.

Стал читать.

Это были сопровождаемые фотографиями брачные объявления из-за границы: средних лет голландец из Амстердама – знающий несколько иностранных языков и владелец казино; старый немец из Мюнхена – программист и одновременно человек очень положительный; швед из Упсалы – преподаватель университета; негр из Африки, утверждающий, что он очень богат; американец, итальянец, араб… «Стая стервятников! – с ненавистью подумал я. – Русских женщин им захотелось! Они поняли, что наши бабы остались без присмотра; все неженатые мужики у нас – или пьяницы, или психи, или безработные, или зэки, или погибают в горячих точках… А с другой стороны – почему бы и не взять то, что плохо лежит? Всё равно ж ведь добро пропадает!»

– Ну и что? – спросил я.

– Ты ведь знаешь языки?

– Да знаю кое-какие.

– А ты сможешь написать письмо этому симпатичному голландцу?

– Голландского не знаю, но по-немецки написал бы. Все голландцы ведь знают немецкий. А что?

– А этому шведу из Упсалы и этому американцу?

– Смог бы. По-шведски или по-английски.

– Ну так вот – напиши им всем письма от моего имени! Я-то сама не смогу! А ещё у меня есть адрес фирмы, которая вербует домработниц в Соединённые Штаты…

– И ты, получив положительный ответ, поедешь или в Голландию, или в Швецию, или в Америку?

– Да куда угодно поеду, лишь бы только отсюда вырваться!

– А если там окажется плохо?

– Ты же сам рассказывал – там хорошо!

– Я не рассказывал.

– Но ты же рассказывал про свою бывшую жену, которая живёт теперь припеваючи в Испании, на каких-то необыкновенных островах и горя не знает. Я тоже так хочу жить!

– Но ведь я приводил тебе её не в качестве примера, достойного подражания, а совсем наоборот. Баба совершила подлость, просто взяв и сбежав от меня и от собственной страны туда, где лучше!

– Я тоже хочу совершить такую же, как ты говоришь, «подлость». А сбегать мне ни от кого не надо, потому что я – ничья, я – сама по себе! И я вправе распоряжаться собой! И я хочу туда, где лучше!

– Послушай, – начал я терпеливо. – Сколько уже раз по телевидению передавали исповеди наших русских женщин, побывавших на Западе. И в масках, и без масок они рассказывают одно и то же: с ними там обращаются как с рабынями: то в Германии албанская мафия содержит их на тюремном режиме в публичных домах, то в Америке наши же бывшие эмигранты из числа вчерашних диссидентов заставляют вкалывать русских женщин служанками за совершенно смешные деньги!..

– Это для них – смешные, а для нас – это огромные деньги!

– Ну вот, ты поедешь туда и будешь там с утра до вечера убирать какую-нибудь виллу, готовить жратву, подносить выпивон-закусон и нянчить господских деток!.. А когда к хозяевам приедут гости, какая-нибудь дама скажет тебе: вы нам неправильно постелили постель! Перестелите!.. Пойми: они, там на Западе, считают нас рабами, а нашу страну – колонией, которую можно грабить, сколько угодно! «Славянин» – это ведь только по-русски звучит красиво, вроде бы как «славный», а к примеру, на скандинавских языках существительное «slav» имеет два значения – «славянин» и «раб»… Они там все глубоко презирают нас!.. Я хоть за границей ни разу и не был, но с ними, с иностранцами, сколько раз уже разговаривал и сколько всяких насмешек понаслышался!.. И ты ещё хочешь ехать к ним, к этим сволочам?.. Не буду я тебе ничего писать!

– Ну почему? Ведь это ТЫ разочаровался в Западе, а не Я! Ведь это Я поеду, а не ТЫ!

– Я сводничеством и работорговлей не занимаюсь.

– Да какое же это сводничество? Какая же это работорговля? Я сама хочу туда уехать!

– Дура ты. Русские женщины – самые лучшие в мире. А самые красивые среди русских – ростовские! Это всем известно, а кому неизвестно и кто впервые приехал к нам в Ростов, тот это сразу же замечает. Вот потому на этот товар и спрос такой огромный. А ты – русская и ростовская!

– Знаю без тебя!

Исчерпав все доводы, я закричал:

– А ты уверена, что ихние мужики – лучшие в мире?

– Не уверена. И мне это совсем не нужно – лучшие или худшие. Я просто хочу жить хорошо. Хочу вывести в люди своего сына, если уж у самой жизнь такая неудачная сложилась.

– Ты и из своего мальчишки сделаешь калеку – он у тебя или озвереет от рабства, или, как ты, потеряет последние остатки человеческого достоинства! Дура ты и больше никто!

– Знаю, что дура. Согласна. Но что ты предлагаешь?

Я понял, что я сейчас или никогда должен предложить нечто очень большое и важное. Например, самого себя. Да я бы и предложил, если бы чего-то из себя стоил. Но ведь я голодранец. Жалкий преподаватель латинского языка.

– Ничего я не предлагаю.

– Ну вот то-то же.