Текст книги "Латинист и его женщины (СИ)"
Автор книги: Владимир Полуботко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Часть V
СВЯТЫЕ МЕСТА
Глава 88. СВЯЩЕННИК В ПЛАВКАХ
1
Валерий Владимирович вёл себя совсем не так, как проповедники в Зинаидиной секте; не твердил о том, что бога надо любить-любить-любить и вообще – за всё время не сделал детям ни единого наставления на тему о чём-нибудь церковном или божественном. И был этот человек – весь земной и простой. А когда на берегу появился самый старший и самый сильный из мальчиков (которого все, оказывается, очень ждали), и сказал, что не хочет лезть в воду, потому что уже подсох и ему теперь, мол, не кайф окунаться, батюшка как вылупил на него глаза, да как побагровел, да как рявкнул: «А мне плевать! У нас тут без тебя игра не получается!» И мальчик тут же вошёл в море, и водяная игра, затеянная священником по каким-то сложным правилам, продолжилась ко всеобщей радости и уже в каком-то новом и лучшем варианте…
2
Вылазки на природу бывали и в Зинаидиной секте: десятка два-три верующих со всеми своими семьями организованно брали автобус и ехали в живописные предместья Ростова. Там все купались в каком-нибудь озере, плескались загорали, ели и угощали друг друга, вели разговоры… И было много гитар и всякого пения…
Но всё это проводилось только на религиозной основе. И все песни были только о любви к Богу. И практически все разговоры – тоже. У членов секты, выбравшихся на природу, всё в их поведении было как бы одним сплошным состязанием на тему «Кто больше любит Бога»: я люблю больше!.. а я – ещё больше!.. И эти постоянные песнопения с самодельными стихами и топорными рифмами… Ну и спели бы, например, лермонтовские стихи:
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха, пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
Ведь и это тоже – о Боге! Но – будто запрет какой-то существовал даже на самое упоминание о классических поэтах и писателях. Лишь однажды в доме молитвы Зинаида слышала разговор двух рядовых прихожан о литературе. То было суровое суждение о романе Булгакова «Мастер и Маргарита»: роман, мол, вреден и написан по наущению дьявола… Зинаида нашла в себе силы не поверить этой глупости, но и вступать в спор на всякий случай не стала. Никогда не прогадаешь, если лишний раз промолчишь.
Однако Бог – Богом, Небеса – Небесами, а общее настроение, общая тональность всех мыслей и поступков у прихожан были как раз-таки очень даже приземлёнными. Все члены секты не только были трудолюбивы (что, конечно, весьма похвально!), но и очень любили, почти обожествляли всевозможные земные блага. Потому-то они и молились сидя в креслах, чтобы не слишком утруждать себя. Богатство, деловитость и пронырливость в финансовых делах не осуждались так, как это принято у православных. Считалось так: если ты богат, то это значит, что Бог тебя любит. А если беден, то – наоборот. Поэтому, если ты хочешь, чтобы тебя полюбил Бог, заполучи материальное богатство, раздобудь этот знак божественной любви! Зинаиде, как и всякому советскому человеку, была близка и понятна идея добывания дефицитного товара, и всё-таки что-то в этом было не то. Да, Зинаиду тянуло к богатству, но ведь не только к денежному, но и к духовному тоже. К музыке, к живописи, к литературе. Ко всему тому, что никак не сочеталось с убогою обстановкой в секте. Ведь и другие силы тоже поработали когда-то над созданием Зинаиды! Тот же Лермонтов, например, или тот же Булгаков!..
3
Вот на такие примерно размышления и наводил Зинаиду православный «пионерский лагерь» во главе со священником Валерием Владимировичем.
Она всё думала и думала. Что-то получалось в её жизни не то и не так – она это теперь чувствовала – смутно пока, неясно. Хотелось у кого-то что-то спросить, хотелось переложить на кого-то ответственность за важные жизненные решения.
На кого? На какого-то мужчину, разумеется. Ведь к мужскому полу её тянуло не только по причине сексуальных потребностей или поиска прекрасного принца, который возьмёт её замуж и обеспечит всем необходимым, но и по причине того, что мужчины – это ведь как раз и есть то самое, что призвано в этом мире:
– знать и понимать за женщину,
– строить и создавать для женщины,
– защищать женщину…
Ведь даже и сам Господь Бог – это Мужчина и только Мужчина! Мужчина с большой буквы. А все земные представители этого драгоценного пола, которых она встречала на своём жизненном пути, как на грех, ничего не знали, ничего не понимали, ни о чём не думали, ничего не создавали и ничего не защищали, а в лучшем случае только делали вид, что занимаются этими чисто мужскими обязанностями. В худшем же случае – предавали, воровали, разрушали и потом трусливо прятались в кусты.
Глава 89. ЖЕНЩИНА ПОД ДОЖДЁМ
Какой-то хороший человек подобрал Зинаиду на вечернем морском берегу и отвёл к себе домой – такова была прежняя, не совсем правдивая и полная версия событий. Так вот: этот самый человек – Арсений Кириллыч – сделал это, оказывается, не совсем бескорыстно.
До этого он, как потом выяснилось из его же признания, часа три или четыре высматривал эту красавицу в бинокль с высоты своего башенноподобного дома, стоящего на возвышенности невдалеке от моря, сразу же за железнодорожною насыпью. Втайне от своей растолстевшей и поглупевшей с годами жены, он вообще частенько увлекался таким делом: поднимался на верхний этаж своего похожего на башню дома (а этаж этот представлял собою одну сплошную застеклённую веранду) и подолгу, словно бы какой-то сексуальный маньяк, разглядывал в бинокль красивых женщин на пляже и любовался ими. Сразу же следует оговориться: психом он не был. Просто любовался, мечтал и никогда ничего больше.
А вот его сосед – неженатый и очень практичный Роман Романыч – этот психом был. Но тоже, слава богу, не опасным для жизни. Или – не очень опасным. С высоты своей лоджии этот псих не только высматривал красоток, но и шёл гораздо дальше: выбирался из дому, подходил к вычисленной женщине и, если удавалось, приглашал её к себе в свой дом – роскошный и холостяцкий.
Иногда оба друга – Арсений Кириллыч и Роман Романыч – разглядывали женщин вдвоём. Делали они это или на вершине башни Арсения Кириллыча, или в более низкой лоджии на втором этаже двухэтажного дома Романа Романыча; причём не очень удобную лоджию друзья предпочитали больше – на неё не могла внезапно нагрянуть с проверкой жена Арсения Кириллыча, которая, хотя и была совершенно тупая и примитивная корова, но, как говорится, – от греха подальше.
У каждого была своя собственная оптика (и притом очень серьёзная!), и порядком уже поседевшие придурки, которым уже было основательно под пятьдесят, находили удовольствие в комментированном рассматривании купающихся и загорающих женщин.
Итак, Арсений Кириллыч ещё никогда в жизни дальше оптических наблюдений не заходил, отдавая это самое захождение всецело в ведение предприимчивого и развратного Романа Романыча. Но в этот раз холостого соседа не было дома, а Арсений Кириллыч поднялся как всегда на застеклённую веранду, и смотрел-смотрел оттуда на вожделенный берег и вот там-то он и высмотрел эту сидящую в задумчивости женщину – красный купальник, распущенные светло-жёлтые волосы и ошеломляющая фигура. «О чём она всё думает и думает? – задался он вопросом. – О чём можно столько думать?» И сам же и ответил на поставленный вопрос: «Значит, есть о чём». И задумался сам. И вот что надумал: ах, ведь жалость-то какая! годы-то уходят и уходят, а ничего-то я в своей жизни и не видал. Женился когда-то по расчёту да так при одной-единственной женщине и отбыл весь срок молодости и зрелости. А тут уже и старость на подходе…
И решил он: надо бы действовать! И прямо сейчас. Случившееся же к тому времени наступление темноты и дождя он решил использовать в качестве хорошего повода для разговора и последующего знакомства. Подозрение же в том, что замеченная в бинокль женщина испытывает какие-то трудности и, возможно, болеет или о чём-то очень печалится, ещё сильнее пробудило в нём смелость, и он, лицемерно посоветовавшись с супругою, вышел из дому, пробрался по узкой и мало кому заметной тропинке сквозь эвкалиптовые и смоковничные заросли к железнодорожной насыпи, пересёк рельсы и шпалы, сильно пахнущие мазутом. И по крутой тропинке спустился к морю!
Сердце у него колотилось бешено, но он дерзко приблизился к незнакомке. Стандартная фраза «Не желаете ли квартиру?» выглядела в его устах вполне естественно, ибо едва ли не все местные жители, сдавали комнаты приезжим на отдых северянам (а вся Россия для этого райского субтропического уголка была одним сплошным севером), и поэтому такие действия не могли показаться подозрительными ни самой Зинаиде, ни толстой и глупой жене Арсения Кириллыча.
Итак, Зинаиду пригласили, определили на ночлег, поухаживали за нею, пока ей нездоровилось…
Глава 90. ДВА ПРИДУРКА
1
Коротко о хозяине башни: это был безобидный и в общем-то порядочный человек, местный инженер-строитель, зашибающий в своей фирме, где он был не последним лицом, большие деньги на строительстве всяких домиков, коттеджей и дворцов – в основном безвкусных, с колоннами, башенками, шпилями и арками. То есть: он не был голодранцем-интеллигентом, живущим на нищенскую зарплату.
Коротко и о холостом Романе Романыче: глянешь на рожу, и безо всякого диплома об окончании психологического факультета в миг определишь: перед тобою – жулик и прохвост…
Друзья спорили между собою насчёт обладания Зинаидой – зачастую не стесняясь её присутствия. «Зачем она тебе? Отдай её мне, – твердил Роман Романыч своему женатому и чересчур робкому другу. – Всё равно ведь у тебя ничего не получится– ни опыта у тебя нету, ни подхода, А я – мастак по этой части. Уж я-то быстро её раскручу!». Арсений же Кириллыч пытался как-то возражать и всё подводил некий научный и морально-этический базис под свои приставания к Зинаиде. Дескать, это не приставания, а знакомство, которое носит особый характер – возвышенный и чистый.
Арсений Кириллыч и Роман Романыч – для двух чокнутых это звучит слишком торжественно. Сеня и Рома – так будет проще и понятнее.
Так вот: и чисто внешне, и внутренне Сеня был намного симпатичнее Ромы – стройнее фигурой, почти без лысины и с более осмысленным лицом, но у него был один страшный недостаток: жена и дети.
Рома же со своим отвислым пузом, демонстративно золотыми зубами, толстыми щеками и глазами навыкате выглядел неуклюжим; он похабно шутил, приторно улыбался и вообще – все замашки у него были блатные. И не случайно, ибо источник его доходов был далеко не так ясен для стороннего наблюдателя, как источник доходов у Сени. Чем занимался Рома, из чего делал весьма приличные деньги, никто толком не знал; на прямой вопрос о роде деятельности Рома всегда отвечал неопределённо: мол, коммерция. Если же вопрос ставился официальными органами и требовал некоего документального подтверждения, то Рома спокойно доставал и показывал лицензию, трудовую книжку, справки о доходах и прочую макулатуру. Иными словами: в Зинаидиной истории он был плохим человеком. Очень плохим.
Но зато и достоинства за ним водились – ого-го какие: богат, щедр и холост.
2
Стоит ли говорить о том, что все самые искренние симпатии Зинаиды были на стороне Сени, но по-настоящему она привязалась всё-таки к Роме!
Глава 91. АТЛАНТИДА
1
Как уж там Зинаида сыграла на возникшем любовном соперничестве, на каких чувствах и струнах исполнила виртуозное произведение искусства под названием УПРАВЛЕНИЕ МУЖЧИНАМИ – достоверно неизвестно.
Однако же факт остаётся фактом: одуревшие от восторга олухи кормили-поили её – и по ресторанам, и в поездках по живописным местам, и у себя дома; катали на своих машинах и катерах, нанимали моторный дельтаплан, подносили цветы и всякие подарки и при этом ждали, что вожделенная женщина вот-вот выберет одного из них. А та вроде бы пребывала в полном смятении чувств и всё колебалась и колебалась в выборе…
2
С самых первых дней выздоровления Зинаида заявила, что хочет попасть в Абхазию. Честно сказала зачем: я, мол, верующая, а там живёт мой друг-проповедник.
Сеня совершенно смутился от такого неожиданного женского каприза и сказал, что это ну никак невозможно – граница закрыта, а Абхазия – это такая земля, которая и сама по себе не является государством, и одновременно не является частью какой-либо другой страны.
Зинаида слушала-слушала и ничего не поняла. Тогда Сеня стал разъяснять подробнее:
После распада Советского Союза – в Абхазии грянула война за независимость от Грузии. Война закончилась для абхазов победой, и они объявили себя независимым государством. Но ни одна страна на свете этой ихней независимости не признаёт. И в ООН их тоже принимать не хотят – как можно принять тех, кого вообще не существует? Вот и получился этакий территориальный фантом, этакий мираж – то ли он есть, то ли его нету. Прямо-таки Атлантида какая-то! Вот поэтому-то и нельзя попасть в эту самую Атлантиду.
Но Рома, сидевший всё это время рядом – за тем же самым ресторанным столиком, спокойно и терпеливо выслушал возражения своего друга (так только толстяки одни и умеют) и заявил, что повседневные коммерческие интересы частенько заставляют его проникать в эту запрещённую зону, и при этом он не продирается ночью сквозь колючую проволоку, не мечется с выпученными глазами под завывания сирен и под лай собак в свете прожекторов и трассирующих пуль, а делает всё культурненько и при свете дня. Главное – знать, какие бумаги и где надо предъявить, и кому и сколько нужно дать на лапу по эту сторону границы и по ту.
Сеня, узнав об этом, был опять-таки поражён – прежде он и понятья не имел о том, чем занимается его сосед; Зинаида же восприняла это сообщение как должное. Я чего-то хочу, и что в том удивительного, что какой-то мужчина выполнит моё желание? Ведь мужчина – это всё равно что Бог; на то он и мужчина, чтобы делать всё, о чём его ни попросит женщина!
Рома предложил свои услуги: мол, именно я и провезу тебя беспрепятственно туда и обратно. И Зина охотно приняла его предложение, но при одной маленькой оговорке: поехать решусь в столь опасный путь лишь в сопровождении не одного мужчины, а двух.
– Да, пожалуйста! – заревел Рома. – Я возьму с собой кого-нибудь из своих помощников. Могу взять Ашота, могу взять Хакима, а захочу, так и самого Ираклия – он мне не откажет, если я его хорошенько попрошу. Это всё боевые ребята, и на них можно положиться.
Зинаида в чём-то, может быть, и была дурой, но уж тут-то разобралась в термине «боевые» безошибочно. На языке Ромы это означало «рэкетиры или профессиональные убийцы».
– Всё это хорошо, – мягко возразила она, – но было бы лучше нам обойтись без этих ребят, и было бы лучше, если бы с нами поехал Арсений Кириллыч.
– Нет-нет! У него работа на фирме! У него жена, у него семья! – завозражал Рома. – Ему нельзя.
– А чего ты решаешь за меня – работа или не работа! – раскричался Сеня. – Можно или нельзя! Отпрошусь у шефа, а жене скажу, что поехал в командировку добывать стройматериалы, – вот и всё решение проблемы.
На том и порешили: двое мужчин и одна женщина. Но потом ещё долго-предолго спорили, на чьей машине следует ехать. Смысл же спора был на самом деле вот в чём: чья машина, вот тот и хозяин положения. Ну то есть тому, якобы, и должна непременно достаться эта женщина. В постель достаться… Одно время думали и так: поедем на двух машинах сразу. Но в таком случае непонятно было, в какой из машин эта самая женщина будет сидеть.
И тогда бросили жребий, и выпало ехать всем троим на Роминой машине. Рома обрадовался, как будто победа была у него уже в кармане, но Зина сразу предупредила обоих: ребята, во время поездки – давайте, чтоб без фокусов.
Пообещали: фокусов не будет. Свозим туда и обратно, и всё будет честь по чести… При этом каждый в отдельности подразумевал: она сказала «во время поездки», а это значит, что после и посмотрим…
И в назначенный день они поехали. В сущности, это было совершенно безумным предприятием со стороны Зинаиды – попасть с двумя малознакомыми мужчинами на территорию, где не действуют законы ни одного из существующих на Земном шаре государств. Можно было погибнуть не только от рук этих двоих, но и от рук вообще бог знает кого – мало ли бандитов и террористов на Кавказе! А кроме того, в Абхазии после войны осталось огромное количество минных полей – не туда ступишь, и поминай тогда, как звали!
3
Как Рома и обещал, они совершенно безболезненно пересекли границу. Как, в каком месте и при каких обстоятельствах – неважно. Главное вот в чём: всё было и впрямь очень просто.
Когда-то Зинаида, как и бесчисленные десятки миллионов других советских граждан, бывала в Абхазии и знавала там чуть ли не все железнодорожные станции и санатории, начиная от Леселидзе и кончая Сухумом и Очамчирами. И теперь она ехала по этой земле и удивлялась. Как много изменилось за эти годы! Всё та же прекрасная местность, всё тот же прекрасный народ – самый миролюбивый и добродушный на всём Кавказе! – и всё-таки что-то было не то. То там, то сям виднелись следы разрухи и остановившейся трудовой деятельности; пустые дворцы санаториев, неподвижные поезда, безлюдные пляжи… Атлантида, погрузившаяся на дно!.. Но более всего потрясали цены. Они были настолько малы, что просто дух перехватывало. Казалось, что назначаемая цена – это какой-то розыгрыш или утончённое издевательство. А на самом деле всё объяснялось просто: местные жители были загнаны ходом Истории в такой кошмар, в такое разорение, что считали за счастье продать плоды своего тяжкого труда даже за самые ничтожные копейки.
Глава 92. ПЛАТОН ПЕТРОВИЧ
1
В Новом Афоне они узнали: интересующий их человек там известен, но непосредственно на территории монастыря не проживает. Равным образом не является он и монахом. А живёт он сам по себе где-то поблизости, в горах с какими-то пастухами, выполняя там какую-то хозяйственную работу для монастыря…
Узнали, где это находится и как туда добраться. Преодолели множество трудностей и – добрались.
Платон Петрович, увидев свою ростовскую знакомую, ничуть не удивился. Он даже как будто и знал наперёд, что Зинаида приедет к нему.
Спокойно спросил:
– Нашла всё-таки?
– Нашла.
– Ну, заходи.
И повёл её вверх – по узенькой, каменистой тропке в свою хижину; это был старенький строительный вагончик на колёсах, врытых в землю. На сопровождавших её двоих мужчин он почти и не взглянул, а те и сами поняли, что это его «заходи» – глагол в форме единственного числа, и к ним не относится. Почувствовав какую-то робость перед этим рослым и всё ещё сильным стариком, они так и остались благоговейно стоять где-то в стороне, возле своей машины.
– И это вы теперь так живёте? – с изумлением спросила Зинаида, оглядываясь на более чем скромную обстановку внутри вагончика.
– Именно так и живу, – ответил Платон Петрович. – На этой скамейке – сплю, за этим столиком – ем. Этой иконе – молюсь. У меня тут всё просто, чисто и аккуратно.
– Но почему же… почему так… – Зинаида явно не находила подходящего слова.
– Почему так бедно – ты это хотела спросить? А мне большего и не нужно.
– Но почему не нужно? Ведь так жить – невозможно!
– Кому невозможно, пусть и не живёт так, а для меня возможно.
– Но ведь у вас тут нет никаких удобств, а удобства – это то, к чему не стыдно стремиться!
– У меня тут всё очень удобно, возразил Платон Петрович. – Роскоши нет – это верно, но всё необходимое для жизни есть. А роскошь, зачем она мне – роскошь эта?
– Как зачем? – изумилась Зинаида. – Если человек богат, то это значит, что его любит Бог. Он его отмечает таким способом!
– Это ты рассуждаешь не по-православному. По-западному рассуждаешь, по-протестантски. Или по-иудейски… А я теперь всё стал понимать по-другому.
– А как?
– Бог для человека – это верховный авторитет. Ведь так же?
– Так, – согласилась Зинаида.
– И человек должен брать пример с Бога. Так ведь?
– Ну так.
– А Богу не нужны ни пища, ни деньги, ни жильё, ни предметы роскоши… Вот я и беру с него пример. Конечно, человек совсем без ничего жить не может. Он – несовершенное существо. Но относиться с безразличием к богатству, не стремиться к роскоши – это означает для человека некое приближение к Богу, к этому недостижимому, но прекрасному идеалу!
– Раньше я вас понимала, а теперь почему-то ничего не могу понять, – с огорчением призналась Зинаида.
– Это потому, что в нашей секте людям говорилось то, что им приятно слышать, а не то, что нужно.
– Мне не всё там было так уж приятно и понятно, – возразила Зинаида. – Например, мне не нравился запрет на иконы, запрет на роман Булгакова… У меня всегда были сомнения, и сейчас есть, но чтобы вот так – порвать со всем, что было прежде, я так не могу.
Бывший духовный наставник молчал.
– Почему вы молчите? Скажите: как же я теперь должна жить?
– А как хочешь, так и живи. Ты совсем не глупая, вот и живи своим умом, надейся сама на себя.
– Но так – нечестно! Вы не должны меня бросать!
– Всё – честно. Я отвечаю за себя, а ты отвечай за себя. Что же – я теперь снова буду с умным видом наставлять людей на путь истинный? И это после стольких собственных ошибок и метаний туда-сюда! То я православный, то я ухожу в секту, то я снова возвращаюсь в православие!..
– А правда, зачем вы ушли от нас, Платон Петрович? Я вот вас слушаю, слушаю, но так и не поняла, зачем вы это сделали! Разве у нас вам было плохо?
– А я об этом речи и не веду – плохо ли, хорошо ли. Ушёл потому что считаю для себя так: русский человек должен быть православным и никаким больше. Независимо от того – плохо ему от этого или хорошо… А осуждать или советовать – не имею я теперь такого права! Мне бы сейчас молчать и молчать… А я это и стараюсь делать обычно: в основном молчу. Думаю что-нибудь своё и работу исполняю прилежно, монастырю помогаю – вот за скотиной смотрю, – Платон Петрович показал через раскрытую дверь домика на горный склон, на котором паслись овцы. – Огород содержу, сад выращиваю, пчёл развожу… Пока силы есть – работаю, а силы иссякнут – тогда и отойду туда, куда положено.
2
А потом пошли рассказы о житье-бытье: Зинаида всё без утайки рассказывала про себя, а старик слушал, никак не оценивал услышанного и между делом тоже что-нибудь рассказывал, но в основном не про себя, а про Абхазию, про монастырь, про здешнюю природу…
Но – как ни подступала Зинаида с расспросами к своему бывшему наставнику насчёт смысла жизни или «правильной» религиозной принадлежности, а так ничего определённого и не услышала от него.
– Все мои советы ты знаешь наперёд: поступай хорошо, и не поступай плохо, а главное – не прелюбодействуй!
– Но это-то я давно знаю, – Зинаида чуть не заплакала от обиды. – Вы что-нибудь для меня, для меня одной скажите! Ведь я же специально ради этого приехала сюда!
– Ну не плачь, не плачь!.. Это у меня от моей гордыни, от заносчивости тайной… Видишь, как от меня ждать помощи – я и сам несовершенен… Вот и обидел тебя. Прости меня, Зиночка…
– Прощаю! Конечно, прощаю! Да я на вас и не обижаюсь нисколько!
– Вот и спасибо тебе за это. А совет один я тебе всё-таки дам, хоть мне и кажется, господи, прости мою душу грешную! – Платон Петрович перекрестился, – хоть мне и кажется, что не имею я такого права – поучать других… Люби людей – вот тебе мой совет!
Зинаида тут же насторожилась.
– А если люди попадаются плохие – их тоже любить?
– Люби людей – по возможности. Если видишь, что никак нельзя любить, то уж и не люби. Но – старайся ты их любить, стремись к этому! И не используй людей, словно бы какое-то орудие в твоих руках… Стыдно так с людьми поступать, будто это шахматные фигуры на чёрных и белых клетках! А ты всегда этим недугом страдала – использовала людей. Вот и этих двух, – старик кивнул в сторону машины и усмехнулся, – ты ведь и их тоже используешь!
– Но как бы я тогда добралась сюда, если граница закрыта? А они ведь оба – ну просто чокнутые какие-то… Увидели женщину и взбесились! Вот я и решила, что таких – не жалко… А то ведь им и невдомёк, что я – живая, что у меня есть своя жизнь, своя судьба, свои проблемы. А им бы только одно – бабу в постель!
Платон Петрович улыбнулся:
– Бог с тобою!.. Мне ли осуждать тебя. Может быть, в этом случае ты и права…
3
А потом Платон Петрович дал Зинаиде покататься на своей лошадке. Сеня и Рома в миг подоставали из машины свои видеокамеры, когда увидали, с какою грациозностью их Зинаида взлетела в седло и, покружив немного на месте, рванула вверх по склону. Только комья земли из-под копыт и только светлые волосы, разметавшиеся на ветру длинным шлейфом… И это всё. Как будто какая-то недостижимая мечта уносилась от них, придурков, прочь, навеки.
– Как она красива! – сокрушённо простонал Сеня.
– Ну и баба!.. – покачал головою толстяк Рома.
Выражение лица у него стало каким-то необыкновенно серьёзным, человечным, и все его блатные замашечки вдруг куда-то испарились. – Ну даёт!.. Где ж это она так научилась в седле держаться? Неужели – в этом своём Ростове?..
Но, когда она вернулась, миг душевного просветления у обоих пришибленных прошёл, и они к ней с этими расспросами и полезли: где ты так научилась? Ну ты и даёшь! А ну прокатись ещё, я тебя сниму на фоне вон той скалы – так эффектней будет!.. Как будто это и было самым важным!
– Ну что привязались к Зиночке! – недовольно пробурчал Платон Петрович. – Пойдёмте лучше я вас чем-нибудь угощу. У меня мёд есть, молоко есть, фрукты есть… Пойдёмте, ребята.
И «ребята» пошли.
– Хорошо бы чего-нибудь мясного покушать, – предложил Рома и похлопал себя по изголодавшемуся пузу.
Зинаида недовольно фыркнула на него.
– Можно и мясное сделать, – просто ответил Платон Петрович. – Но это готовить нужно. Вы тут пока посидите в тени, на лавочке, а я займусь. – С этими словами он взял большую стеклянную банку, где уже лежали куски мяса, утопая в уксусе и в луке, взял два длинных вертела и куда-то со всем этим пошёл. Судя по возникшим вскоре вкусным запахам – не очень далеко.
4
Уже когда ели, Сеня спросил:
– А скажите, пожалуйста, что это за шкуры вон там у вас поразвешаны?
– А это – волчьи, – ответил Платон Петрович. – Волки не любят, когда пахнет волчьими шкурами, и этот запах их отпугивает.
– А бывает, что всё-таки близко подходят?
– Бывает. Но на это у меня ружьё есть. А стреляю я метко.
– А вот скажите-ка, любезный, – с набитым ртом и с нагловатым смешком спросил Рома, – а по-христиански ли это – волков убивать? Ведь они же, насколько я понимаю, – тоже божьи твари?
– По-христиански, ребята, по-христиански… С волками иначе нельзя поступать.
– Ну, допустим, – не унимался Рома, – волки – это волки. Но вот овечки-то несчастные – вот мы их сейчас кушаем, а они-то чем провинились?
Зинаида оторвалась от своего шашлыка и с надеждой посмотрела на своего Наставника: вот он сейчас задаст этому нахалу!
– Трудно сказать, – неторопливо ответил Платон Петрович. – Видимо, таков закон жизни, а на точное знание правды я не претендую. Просто вегетарианство мне не нравится, если за ним стоит всякое словоблудие. Всё это от гордыни. Надо человеку есть – пусть ест, но лишь столько, сколько ему нужно и не во вред природе. А не надо – зачем обжираться?
– А у меня свой закон жизни, – сказал Рома. – Надо быть с волками и не быть с овцами!
– Так ведь и с волков, ты же сам видишь, – тоже шкуру сдирают, – возразил ему Сеня.
– Значит, надо так охотиться, чтобы не сдирали! Надо совершенствовать волчью квалификацию и грызть всех овечек, какие только попадутся!
– Платон Петрович! – закричала Зинаида. – Скажите ему! Ведь он же не прав!
– Знал бы что сказать, непременно сказал бы, – ответил Платон Петрович.
– А вы что же – не знаете, что ему ответить?
– Не знаю.
– Конечно, я немного преувеличил, погорячился, – сам же себе и возразил Рома. – Овечек надо грызть разумно, а не стихийно. Чтобы не уменьшалось их поголовье. Я за то, чтобы во всём был порядок. А кто будет грызть их слишком жадно и без всякой меры, – тех я и сам готов растерзать на куски, но общий закон всегда был и будет один и тот же: волки и овцы. Либо ты с волками, либо ты с овцами. Либо ТЫ жрёшь, либо ТЕБЯ жрут.
– Ну скажите же ему что-нибудь, Платон Петрович! – закричала Зинаида и, не дождавшись ответа от своего наставника, совсем растерявшись, повернулась к Сене. – А ты-то чего молчишь? Ведь ты же человек с высшим образованием, начитанный!
Арсений беспомощно развёл руками.
– То, что он говорит, – страшно, но я не знаю, что я могу ему возразить.
Зинаида повернулась к Роме и с гневом и презрением проговорила:
– А если я сама превращусь в волчицу, а ты у меня станешь овечкой и я на тебя накинусь, тогда ты что скажешь?
Рома мигом перевёл всё на шутку, опустился на землю и изобразил нечто четвероногое.
– А я скажу тогда: кушай меня, моя прекрасная волчица, на здоровье! Я – твой!
Он корчил какие-то рожи и что-то ещё вытворял, но Зинаида и смотреть на него не стала, а только отвернулась в сторону.
– Нет, это просто мазохизм какой-то! – возмутился Сеня. – Встань с земли, что ты вытворяешь!
– Скажите же что-нибудь, – взмолилась Зина почти уже безо всякой надежды к своему теперь уже бывшему духовному отцу.
– Нечего мне сказать, потому что я и сам не всё понимаю до конца. Например, мне не совсем понятно: если существует Зло, то почему Бог допускает его существование? Если ничто на свете не может произойти без воли Божией, то, стало быть, и Зло – тоже его воля? А если так, то почему человек должен нести ответственность за свои плохие поступки?.. Ну и многое другое. Думаю обо всём этом, думаю, а так ни до чего и не додумался пока. Утешаю себя лишь тем, что я слишком мал и слаб, чтобы понять разумом какие-то великие и важные истины. Вот и живу, опираясь больше на интуицию. Может быть, она – это и есть как раз-таки Божья подсказка мне, неразумному. А моя интуиция подсказывает мне жить именно здесь и жить именно вот так – в стороне от событий и не принимая на себя ответственности за чужие судьбы.
