Текст книги "Латинист и его женщины (СИ)"
Автор книги: Владимир Полуботко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава 11. ТАИНСТВЕННАЯ НЕЗНАКОМКА И ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ
1
И в этот момент раздался звонок в дверь. Собачонок Дымок радостно и панически затявкал, Зинаида, смиренною овечкою взявшаяся было за осколки, вся вздрогнула, с грохотом бросила их на пол и в торжественном волнении снова засуетилась перед зеркалом.
– Иду! Иду! – закричала она прямо из моей комнаты, которая, кстати говоря, – самая первая от входной двери. Голос у неё теперь был совершенно незнакомый, совсем не тот, что давеча звучал возле меня в разных своих вариантах – грустном, весёлом, раздражительном, виноватом. Это был голос другой женщины. Я успел разглядеть её лицо – абсолютно чужое, до ужаса незнакомое…
И вот уже она выскочила из комнаты и отперла дверь. Я услышал голос таинственной незнакомки: «Лёнечка, здравствуй, мой милый!» И – игривое чмоканье. И ответ: «Здравствуй, Зинулик!» – достойный такой, положительный.
Далее воспоследовали какие-то начальственные распоряжения кому-то, кто остался за порогом, на лестничной площадке, – что-то там занести и поставить пока вот в этот угол, да поосторожней, поосторожней!.. А кроме того: подъехать сюда завтра в восемь утра, не забыв прихватить с собой то-то и то-то для поездки туда-то и туда-то. Посигналить с улицы, если буду задерживаться, но только не звонить в дверь – я этого не люблю.
И дверь хлопнула. И в замке провернулся ключ: щёлк-щёлк. Потом важный гость переобувался в домашнюю обувь. Он обожал мягкие комнатные тапочки. И вот наконец Зинаида со своим любовником двинулась в долгий путь мимо моей открытой двери. «Лёнечка» заглянул в отверстие – серый дорогой костюм и смуглое лицо с чёрными волосами, обрамляющими начальственную лысину – и вполне доброжелательно, как старому другу, бросил мне несколько приветственных фраз. И что-то подобное же получил и от меня в ответ. Я успел заметить, как собачонок Дымок услужливо прошмыгнул за ними. Знать своим собачьим умишком, что этот человек – БАНКИР, он, конечно, не мог, но ему, вне всякого сомненья, было понятно, что гость его хозяйки, являющийся к ней через строго отмеренные промежутки времени, есть нечто очень и очень значительное.
2
Я подмёл то, что осталось от Зинаидиной посуды. И всё это отнёс на кухню, туда, где стоял бак для мусора. Во всём должен быть порядок. Затем я стал мыть руки – после совка и веника я всегда мою руки.
А на кухне уже вовсю орудовал банкир – выкладывал из сумок что-то съестное.
– Павел Артемьевич, тут у нас намечаются крабовые палочки и копчёная индюшатина, – сказал Лёня. – Не желаете ли присоединиться?
– Нет-нет, спасибо, Леонид Антоныч, – вежливо ответил я. Это нас так зовут: меня – Павел Артемьевич, а его – Леонид Антонович. – Большое спасибо, – повторил я, тщательно вытирая вымытые руки Зинаидиным полотенцем. Терпеть не могу садиться за компьютер с мокрыми или даже просто сырыми руками. – Много работы, а латинский язык – такая вещь, что требует постоянного повышения квалификации.
– Правду ли говорят, – поинтересовался Лёня-банкир, что ваш медицинский институт собирается добровольно лишить себя статуса отдельного учебного заведения и войти в состав университета на правах всего лишь отдельного факультета?
– Да, такие слухи упорно ходят, – ответил я.
– И как вы думаете, хорошо это или плохо, если такое преобразование будет иметь место?
– Кому хорошо, кому плохо, – я прекрасно понимал, что вопросы задаются чисто из вежливости, чтобы поддержать видимость приличных и доброжелательных отношений. – Среди нас, латинистов, этот вопрос очень живо обсуждается, но лично моих интересов это никак не затрагивает. Если такое слияние произойдёт, то я отнесусь к нему спокойно.
Глава 12. МОЯ КОМНАТА
И я покинул кухню. Вошёл в свою комнату и закрыл за собою дверь. Но не запер. И погрузился в свою диссертацию.
Отдельная комната (квартира, дом, остров) – это ведь и в самом деле некая модель человеческой души, некое закрытое со всех сторон пространство, где можно, отрешившись от всего внешнего мира, побыть хоть какое-то время самим собою. А в том маленьком мирке, где царствует компьютер, где латынь, – там я в своей родной стихии…
Кроме латинского языка, у меня есть ещё и другая страсть: я очень люблю рисовать. На компьютере, разумеется, а не на бумаге. Иногда это какие-нибудь люди и человеческие сценки, а чаще – пейзажи. Что-нибудь фантастическое, сказочное, нереальное. Диковинные растения на какой-нибудь планете, ландшафт, уходящий вдаль… В общем-то, чепуха – я и сам это понимаю, но с её помощью мне удаётся как-то отрешиться от действительности и отдохнуть. Вот и сейчас я понял, что мне не до латыни, переключился на рисование и ушёл в тот мир, который так далёк от повседневности…
Глава 13. ЕЩЁ ОДИН РАЗГАДАННЫЙ СОН
Спустя какое-то время я понял: я бесцельно сижу перед компьютером и ничего на самом деле не делаю. Мне вспомнился сон – но на это раз не Зинаидин, а мой собственный, приснившийся мне где-то с год тому назад или даже ещё раньше.
Это был всё тот же квартирный сюжет – столь любимый у советских граждан, измученных неразрешимым квартирным вопросом.
…Я прихожу в какой-то незнакомый многонаселённый дом… Поднимаюсь не очень высоко – на второй или на третий этаж… И останавливаюсь перед дверью…
…Дверь – очень необычная, не такая, как все. Она чёрного цвета, какая-то старинная, обитая толстым железом и полукруглая вверху. Увесистая скоба, вместо обычной ручки. И – мощные заклёпки по всей площади дверной поверхности…
…Почему-то мне очень нужно войти в эту квартиру. Я достаю ключи – огромную связку – и начинаю подыскивать нужный ключ. И так и не нахожу – ни один не годится. Тогда я начинаю толкать дверь, ощупывать её ладонями и пальцами и тут случайно нажимаю на одну из заклёпок, которая и оказывается тайною кнопочкою для открывания этой двери…
…Я вхожу в квартиру. В ней никого нет… Анфилада комнат, уходящая вдаль… По ним можно идти и идти, и они никогда не кончатся… Пространство замкнутое и одновременно бесконечное… В комнатах – разное убранство. Оно не очень богатое, но и не очень бедное. Все комнаты – одинаковы по размеру, все имеют по одному окну и почему-то – только с левой стороны, а справа у них – глухая стена… Ну то есть, во всём этом есть нечто однообразное и одностороннее, хотя и некая идея бесконечности тоже присутствует… Я не захожу слишком далеко и возвращаюсь в первую комнату. И там соображаю: ведь это я попал в квартиру Зинаиды! А хозяйки нет дома, и я здесь нахожусь без спросу, а так – нельзя. Стало быть, надо уходить. Надо распахнуть не запертую дверь и уйти. Но как уйти, когда нет нужного ключа? А на какую кнопочку следует нажимать, чтобы дверь повиновалась мне, – я забыл. Бросать же квартиру в незапертом состоянии – просто свинство. Придут жулики и ограбят. Нет уж, надо будет дождаться возвращения Зинаиды… И я жду, жду, уже и раскаиваюсь, что вошёл сюда, и знаю, что ждать придётся очень долго. Возможно, – всю жизнь…
Вот такой сон.
Глава 14. НЕРЕАЛЬНОЕ В РЕАЛЬНОМ
1
А в настоящем мире за пределами моей комнаты наступило вот что: ужин на коммунальной кухне закончился, и банкир по-хозяйски увёл Зинаиду в спальню.
И в это же самое время, с точностью до минуты, словно бы по воле какого-то злобного и ехидного рока, появилась ещё одна моя ученица – Люся. Очень положительная девочка. Очень старательная. Очень приличная. Она всегда очень вежлива, всегда одета с иголочки… И ещё: в очках, конопатенькая и курносенькая. Рыженькая – ещё даже и рыжей меня. Она учится на романо-германском факультете и хочет знать всё: и романские языки, и германские. Со мною она учит латынь.
2
Уселись за стол. Заработали.
– А теперь рассмотрим ещё один образец замены придаточного предложения оборотом ablativus absolutus. Прочти вот это!
Люся у меня – примерная ученица. Она прочла:
– Cum Troja deleta esset, Graeci domum reverterunt.
– В слове reverterunt не забывай соблюдать долготу: reverte-e-e-erunt! Переведи!
– Когда Троя разрушена была, греки домой вернулись.
– Совершенно верно, хотя и не вполне изящно высказано по-русски!
Коммунальная квартира, в которой я живу, состоит из трёх комнат, одна из которых принадлежит мне, а две других – Зине и её сыну. Сына сейчас нет дома, он ушёл на занятия в какой-то спортивной секции и вернётся поздно. И поэтому Зинаида и её друг позволяют себе расслабиться. Особенно Зинаида – она стонет и кричит. Прямо за стеной. И очень сильно и эротично. А квартира эта находится в старом хрущёвском доме и звукоизоляцию между отдельными комнатами имеет весьма слабую…
Люся с еле сдерживаемым любопытством спрашивает:
– Павел Артемьевич, там у ваших соседей – опять?
– Не обращай внимания, – советую я. И для пущей убедительности повторяю: – Cum Troja deleta esset, Graeci domum reverterunt. А теперь делаем наше преобразование. Прошу!
Люся ненадолго запнулась, а затем, тяжело вздымая грудь и преодолевая глубокое волнение, сказала:
– Troja deleta Graeci domum reverterunt.
– Почти хорошо. Но слова Troja и deleta ты произнесла на школярский манер, а не истинно по-латински. В языке же латинском так: в именительном падеже – «a» краткое, а в творительном – «a» долгое. Иными словами ты должна была произнести: Troja-a-a, deleta-a-a.
Люся внимательно слушала.
– Так, как ты, говорят литовцы, язык которых очень похож на латинский. Именно у них в этих двух случаях будет одинаково краткое «a» – в именительном падеже и в творительном.
Люся внимательно слушала.
– Но ведь, это согласись, – латинский язык, а не литовский!
Зинаида за стеной – кричала.
– Хотя, конечно, литовская падежная система намного богаче и даже красивей латинской. Я бы даже сказал: эстетичней. Ну а твоё дело – воспроизводить эту долготу, как бы трудно тебе это ни казалось. А это и впрямь – трудно, ибо ударение в этих двух словах падает не на последний слог, а на предпоследний. Русскому человеку постичь безударные долгие очень тяжело. И тем не менее: если мы не будем соблюдать эту долготу, то тогда в нашем произношении nominativus ничем не будет отличаться от ablativus'а…
И тут за стеною наступила неожиданная тишина.
– Да, понимаю, это ведь первое склонение, – охотно согласилась Люся.
Я перевёл дух. Мысленно закатил глаза и мысленно вытер пот со лба.
3
Однажды я спросил у Зины:
– Послушай, зачем же так истошно орать? Он у тебя что – садист, что ли? Он что там – режет тебя? Истязает?
Зинаида нисколько не смутилась:
– Ах, Пашенька, ну что ты – конечно, нет. Мой Лёнчик – мужчина, совершенно нормальный в сексуальном плане. Просто я очень люблю делать ему приятное, а Лёня как раз очень любит, когда я так дико кричу. Это утверждает его в мысли, что он настоящий мужчина…
– А что – разве у него есть сомнения?
– Нет, конечно. К тому же он и в самом деле – великолепный сексуальный партнёр. Чувствуется южное происхождение. А уж с ним-то в постели – можешь поверить – есть от чего закричать женщине, которая знает толк в настоящих мужчинах!
– А ты знаешь толк?
– Уж за меня-то не беспокойся, мой миленький!
– Да я и не беспокоюсь. Но почему ты орёшь только тогда, когда нет сына?
– Какой ты наблюдательный! Просто в такие минуты я могу расслабиться и не сдерживаться. Так приятно почувствовать себя в руках опытного, сильного, настоящего мужчины. А тебя, когда ты сидишь за стенкой и занимаешься своими языками, я не стесняюсь.
Впрочем, однажды она дала мне и такое пояснение своим крикам: кричу, мол, исправно выполняя свой долг, а потом каждый раз добросовестно говорю: спасибо, мне очень понравилось. Чтоб только отвязаться от него, дурака проклятого – знал бы ты, как он мне надоел!
4
И вот сейчас, после небольшой передышки, опять – вопли и стоны. Она мне распугает всех моих клиентов! Хорошо, что у Люси с чувством юмора всё в порядке, а если бы это было во время визита генеральской семейки?.. И потом: если бы она орала от чистого сердца – то и ладно. Я бы ей простил, если бы от чистого. Но ведь никогда не знаешь наверняка – от чистого или не от чистого. Не спрашивать же каждый раз женщину: Эй, ты там, за стеной! От чистого сердца ты там орёшь или не от чистого? Прощать мне тебя или не прощать?..
И ещё важная деталь: Лёня-банкир человек очень занятой и приходит ночевать в эту квартиру лишь дважды в неделю – по вторникам и по субботам. У него нет и никогда не было своего семейства, и, по уверению Зинаиды, она на данный период – его единственная сексуальная партнёрша, а Лёня остро нуждается в регулярных половых контактах с женщиной – ему врачи прописали. Но одновременно и очень боится современных заразных болезней. Особенно – смертельных и неизлечимых. Врачи особенно не рекомендовали болеть ими. Отсюда и особая роль Зинаиды в его жизни. Отсюда – и такой строгий график. Видимо, учитывая всё это, я должен найти какой-то компромисс: на эти дни не проводить занятий, что ли. Или как-то деликатно предупреждать своих учеников. Или как-то предупреждать Зинаиду.
5
Прилежная и рыженькая Люся после очередного вопля за стеною поправила на своём носике очки в позолоченной оправе и спокойно прочла:
– Si Publius Sestius occisus esset, fuistisne ad arma ituri?
– Переведи!
– Если бы Публий Сестий убит был, взялись бы вы за оружие?
– Совершенно верно! Но это было сложноподчинённое предложение. А теперь выскажем то же самое, но уже другим способом. Для этого нам придётся опять соорудить конструкцию с ablativus'ом.
Через час Люся ушла. Я включил телевизор и стал что-то такое смотреть. А потом лёг спать.
Глава 15. СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ
Посмотреть со стороны, так у меня с Лёней-банкиром есть много чего общего: и то нас объединяет, и это… Но на самом-то деле кое-что нас всё-таки различает и очень основательно. Например: я – рыжий и волосатый, а он – чёрный и лысоватый. Или: я – Павел Артемьевич, а он – Леонид Антонович. И фамилии у нас разные: я – Бунчуков, а он – Татванов… Зато весьма совпадают наши с ним биографические подробности. Возраст совпадает. И даже – биографические подробности наших родителей! Понятное дело – никакой мистики в этом нет: просто живём в одной стране, вот и судьбы схожи…
Но в основном, конечно, мы с ним очень разные люди. Можно было бы составить целый список самых жесточайших различий, но я этого делать не стану, ибо одно различие, пролегающее между нами, является настолько решающим, что все остальные сходства или различия уже не имеют ни малейшего значения. А именно: я – очень беден, а он – очень богат.
Глава 16. ОТКРОВЕНИЯ БАНКИРА
Самым непонятным для меня образом банкир с первого же взгляда на меня составил о моей личности весьма лестное мнение: порядочный, интеллигентный человек, с которым не страшно оставлять в одной квартире свою женщину. Больше всего на свете любит латинский язык, то есть у человека – тихое помешательство. Вежливый, не матюкается, не курит и не пьёт, не умеет играть в карты, ходит по квартире в костюме и при галстуке, даже и домашних тапочек не признаёт; иногда переодевается во что-нибудь спортивное и тогда – подтягивается и отжимается на спортплощадке возле дома, бегает по многу километров где-то в соседних парках или поднимает штангу у себя на балконе. Как говорили древние то ли греки, то ли римляне: в здоровом теле – здоровый дух. Положительный персонаж.
Знаю, что и сама Зинаида хорошо поработала в этом же направлении – расписала меня в самых лучших красках: дескать, ты, Лёнечка, не бойся, у меня с этим мужчиной ничего не может быть по причине его чрезмерной возвышенности и оторванности от всего земного…
Я же – наоборот невзлюбил его с первой же минуты. Рожа – убийцы. И какая-то при всём при этом слащавая…
Мы с ним редко когда оказывались с глазу на глаз. Но однажды так получилось, что пили мы втроём чай на кухне, а Зиночка вдруг ненадолго оставила нас вдвоём, отлучившись в комнату к своему сыну – тому нужно было срочно помочь с математикой – а Зиночка у нас математичка ещё та… А дело было минувшею осенью. По оконным стёклам хлестал мерзкий дождь, и к стеклу то и дело прилипали жёлтые листья, а на нашей коммунальной кухне было тепло, чисто и кафельно. Вот тогда-то Лёня-банкир и сказал мне, разомлев после божественного цейлонского чаю с Зиночкиными булочками:
– До чего всё-таки приятно, Павел Артемьевич, вот так запросто заехать после тяжёлой работы к женщине. Особенно – после дождя. На работе – дела, шум-гам, вечная спешка, подлости, низости, подсиживания всякие, а на улице – дождь и слякоть… А как только сюда входишь, так тут тебе сразу – женщина. Тёплая, красивая, спортивного вида, заботливая, хозяйственная – булочки печёт изумительные! Чай заваривает прекрасный! Прямо после дождя и – такая женщина.
Часть II
ПРЕДЫСТОРИЯ
Глава 17. МОИ САМЫЕ ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
1
Пожалуй, я слегка поторопился, начав свой рассказ обо мне и о моей соседке Зинаиде с событий 14-го апреля 1998-го года. Генеральская семейка, человек в сером костюме, вопли за стеною и рыженькая Люся – в общем-то ничего особенного в этом нет. Вот разве только Зинаидин сон. Видимо, это из-за него я так неловко поспешил… Но, как бы там ни было, а я раскаиваюсь в этой своей поспешности, заявляю о своей приверженности обстоятельному и упорядоченному изложению событий, и сейчас я должен пока оставить день, которому я невольно приписал какое-то особое значение, и вернуться к истокам всех событий – года на полтора назад.
2
Последние несколько дней августа 1996-го года были для меня наполнены ожиданием: кто же наконец станет моим соседом по коммунальной квартире, вместо съехавшей недавно моей мучительницы – старой карги и скандалистки? Обе комнаты, которые прежде занимала ветеранша партии, теперь пустовали и были заперты, и мне было лишь доподлинно известно, что обмен уже состоялся и новые жильцы вот-вот въедут.
И вот однажды это случилось: въехали! И именно этот момент и есть истинное начало всей моей истории.
3
Это были женщина, её сын и маленький собачонок. Последнее я отметил с тревогой, так как очень не люблю собак. Кроме того, было ещё и пианино, а это – музицирование, и кто его знает, приятное ли на слух или невыносимое!..
Какие-то люди занесли вещи, посидели в гостях, пошумели, отмечая новоселье, и разошлись. И остались только женщина и мальчик. Не считая собачонка. И никаких мужчин. И это притом, что я холостяк.
Так-так…
4
Женщина была очень привлекательна: красивая фигура, ярко-голубые глаза, светлые волосы; на вид ей было лет тридцать. Мальчику же, тоже очень симпатичному, белобрысенькому, можно было дать лет четырнадцать. И я тогда долго ломал голову над тем, во сколько же лет она его умудрилась родить, если, конечно, он доводится ей родным сыном, а не пасынком или каким-нибудь племянником.
Разумеется, познакомились мы в первые же минуты. А после ухода шумной компании так даже и очень мило и спокойно побеседовали. Я кое в чём помог – что-то прибил гвоздями, что-то подвинул, взял дрель и кое-что посверлил. Но идти в активное наступление не спешил ни в первый день, ни во второй, ни в третий… Так и жил бок о бок с прекрасною незнакомкой, даже и не зная, чем она занимается и что у неё на уме, откуда она переселилась и почему. Пианино же её при этом загадочно и многозначительно помалкивало.
5
Присматривался я целый месяц. С тревогой отметил, что женщина, во всём обладая очень даже неплохими данными, упорно ходит только в длинных платьях – и дома, и на улице. Или в брюках. Естественно, я заподозрил некое скрытое уродство: у бедняги что-то с ногами, вот она и стесняется их показать. Жаль. А ведь такая симпатичная с виду! И пианино – с ним то же самое: притащила с собой, и – не трогает. С чего бы это? Играет слабо или вовсе не умеет – вот единственный ответ.
Глава 18. ВЫЧИСЛЕНИЯ
1
Через месяц (был уже конец сентября) тайны стали раскрываться: моя соседка появилась в короткой юбке, и с ногами у неё при этом всё обстояло великолепно. Тогда же я впервые услышал и её игру на пианино и негромкое пение. Приятно поражали манера исполнения и выбор музыкального произведения – это была классика. Охотно допуская, что это всё был лишь некий психологический приём, я всё же немедленно ринулся в наступление. Оживился, разговорился, сразу перешёл на ты и – слово за слово – сделал ещё одно открытие: оказывается, моей соседке совсем не тридцать лет. Незадолго до переезда ей исполнилось тридцать семь – она мне сама честно и добровольно в этом призналась!
С одной стороны – открытие неприятное: женщина намного старше, чем я думал прежде. А с другой стороны, это просто здорово: женщине – тридцать семь, а выглядит на тридцать.
Что ещё? Сама сказала, не дожидаясь вопросов и намёков: не замужем. Разведена. По профессии инженер-технолог в области сельскохозяйственного машиностроения, того самого, что сейчас остановилось во всей России и особенно в городе Ростове-на-Дону. Любит животных и классическую музыку – ну это я и так уже понял… А сюда переехала из очень приличной и просторной квартиры, а вовсе даже и не из коммунальной. Нужно было окончательно и бесповоротно размежеваться с бывшим мужем, вот она и совершила этот ужасный обмен с ухудшением жилищных условий.
2
Тогда же и я рассказал о себе: тоже, мол, разведён; раньше жил с женою в квартире её родственников, а теперь вот попал сюда, в коммуналку… Моя бывшая жена теперь живёт в Испании, на Балеарских островах. Замужем за испанцем – черноволосые испанцы страсть как обожают русских блондинок. Испанец очень богат – на его деньги бывшая жена и купила мне эту комнату в коммуналке, чтобы мне не так обидно было… Пожалела… Да, живут богато… Там, на островах, у этого испанца – собственная гостиница (и, кажется, не одна), и в этом есть своя прелесть: с одной стороны, бывшая супруга не имеет ко мне никаких претензий и не просит алиментов, а с другой стороны, я могу быть спокойным за судьбу дочери – с голоду не помрёт на чужбине. Хотя и то плохо: неизвестно, когда её удастся увидеть вновь – ведь денег для поездки на Балеарские острова у меня нет, а сама бывшая жена заявила, что сюда, в эту нищую, богом забытую Россию – она больше уже ни ногой. И дочку никогда не пустит… А я очень люблю свою дочку и вообще – детей. Вот такие у меня дела… Классическую музыку люблю, а вот кошек и собак ненавижу… А где работаю? Да в мединституте. Преподаю там латынь.
3
За этим моим сообщением последовала реплика:
– Мединститут! Это, должно быть, денежное место!
– Ничуть, – ответил я. – Конечно, у нас там учатся только отпрыски богатых и влиятельных родителей – это правда, но мне мало что перепадает от этого ихнего богатства. Натаскиваю по-латыни отстающих, да ещё даю уроки английского языка, иногда – немецкого или французского; клиентура у меня никогда не переводится… Вот и весь боковой заработок. Кое-как живу. Выживаю. И уж во всяком случае на заграничные поездки заработать себе не могу. Я ни разу не был за границей.
– Ты любишь свою работу?
– «Работу» – это означает язык и его преподавание?
– Ну да, я в этом смысле и спрашиваю.
– Трудно сказать… По-настоящему я знаю и люблю только два языка – латинский и свой родной русский. Английский ненавижу за то, что он как раковая опухоль расползается по Земному шару; к французскому – равнодушен. Более-менее уважаю немецкий – это язык очень богатый, почти утончённый, но он сейчас никаким спросом не пользуется, и мои знания мало кому нужны.
– У тебя есть машина?
– Нет, – решительно ответил я, всем своим нутром отчётливо понимая: это очень плохая рекомендация моей персоне. Почти приговор. Ну да и пусть.
Наступило молчание.
– Это очень плохо, что у меня нет машины? Или не очень?
– Очень, – честно и просто ответила Зинаида. – Все мои мужчины всегда были с машинами. И по заграницам всегда ездили. И английский язык – они его если и не знали, то по крайней мере очень уважали. Я просто поражаюсь тебе: как это можно не любить английский язык! Ведь это такой прекрасный язык!
Я усмехнулся.
– А сколько у тебя в жизни было мужчин?
– Я на такие вопросы не отвечаю.
– Почему?
– Потому!
– А ты возьми и ответь!
– Давай договоримся так: никогда больше этой темы не касаться – о том, что было, с кем и сколько раз.
– Давай, – охотно и весело согласился я. – Мне так даже и интересней будет. Но предупреждаю: я человек наблюдательный. И – хороший психолог. А ещё – у меня очень сильная память. Так вот: ни единого слова, сказанного тобою, я никогда не забуду, ни единого твоего жеста, ни единого наблюдения над тобою не упущу. Через некоторое время я и сам определю все интересующие меня подробности.
С Зинаиды вдруг мигом слетела вся её торжественность. Она так даже и испугалась:
– Ой, не напрягайся ты так! Не надо! Я тебе со временем и так всё сама расскажу. Ты только не торопи меня, хорошо?
