Текст книги "Латинист и его женщины (СИ)"

Автор книги: Владимир Полуботко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Несколько раз в неделю она виделась с влюблённым в неё пылким студентом Васей. С ним у неё, так же как и с конным тренером, не было ничего серьёзного – она считала аморальным иметь сразу двух или нескольких мужчин. Ей просто было хорошо с этим влюблённым в неё наивным мальчиком, и она отдыхала с ним душою, получая от него то, чего недобирала от Проповедника, от Тренера и от Лёнчика.

Поскольку голубой дог к этому времени перешёл в собственность бывшего мужа, то дома, для того чтобы иметь круглосуточно функционирующего верного друга, она завела премиленькую собачку – это был карликовый пудель по имени Дымок. Дымок исправно отрабатывал то, чего нельзя было получить от Васи. Например, его можно было класть на колени или прижимать к животу или к очень выпуклой груди и гладить сколько угодно; глупого же и пылкого студента, при всём его сходстве с комнатною собачкой, прижимать к этим местам было совершенно невозможно. С другой стороны: студент Вася был неприхотлив и практичнее в применении, чем миленький пёсик; Вася не мялся и не пачкался; его не надо было вычёсывать, купать и выгуливать; при желании его можно было расстелить на полу и вытирать об него ноги; собачонок же требовал определённого ухода, каковой требовал определённого режима – в частности – регулярных прогулок по свежему воздуху.

Далее. Лёня-банкир был человек очень занятой, но посещения театров, ресторанов или вылазки на природу он хоть и изредка, но всё-таки устраивал. А это тоже способствовало поддержанию некоего духовного равновесия. В этом случае с собою в машину брали мальчика Олега и собачонка Дымка. Мальчик Олег на природе не слишком сильно обременял взрослых своим существованием, а Дымок – так даже и пользу приносил: всех смешил. По малой нужде он ходил, задрав вверх обе нижние лапы, а заодно и всё туловище, и бегая при этом на лапах передних; это было просто уморительное зрелище, и посторонние люди отказывались верить, что такое удивительное свойство у собачонка обнаружилось само по себе и безо всяких дрессировок.

А пианино никогда и не покидало её. Стало грустно – поиграла и успокоилась душою.

Глава 74. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ БАНКИРА

1

Лёня-банкир жил в одной квартире с маменькою, которой слушался так же, как и когда-то в детстве. Маменька постоянно следила за питанием сына, за тем, правильно ли он одевается и не продувает ли его; она прекрасно понимала, что мальчик уже взрослый и, хотя жениться ему ещё рановато, но ему полезны регулярные физические упражнения с женским телом.

Каждый раз, когда наша парочка взаимных удовлетворяльщиков посещала почтенную маменьку, а затем собиралась уезжать в Зинину квартиру для выполнения известной механической операции, любящая мамаша напутствовала сына словами:

– Лёнечка, береги себя! Не переутомляйся там!

А однажды Зина перед самым отъездом случайно услышала, как в соседней комнате зазвонил телефон и трубку подняла всё та же Лёнчикова мамаша.

– Это очень срочно или не очень? – спросила она тихим, заговорщическим, но строгим голосом.

Видимо, на том конце провода ей дали возможность самой судить о степени срочности и важности поступившего сообщения. Мамаша послушала и заколебалась, потому что звонивший был кем-то очень близким и полезным. И сказала с сомнением в голосе:

– Я даже и не знаю… Дело в том, что Леонид Антонович сейчас с ЖЕНЩИНОЙ… Они уже скоро должны выехать… Ну вы же знаете: он по субботам – всегда… Врачи ему прописали строгое соблюдение ритма…

2

У Лёни-банкира было одно обыкновение: он ничего и никогда не спрашивал у Зины про её прошлое, про её думы и чувства, про её жизненные планы. И про всё своё – тоже ничего и никогда не сообщал. Если Зина лезла к нему с расспросами, он уклонялся и ускальзывал ото всех неприятных тем. Если её вопросы становились настойчивее – отмалчивался. Если Зина решительно требовала ответа на что-то жизненно важное, отмалчивался и тогда.

– До каких пор наши отношения будут продолжаться в таком духе? – спросила она однажды банкира.

– А что, разве у нас что-то плохо?

– А что – разве у нас что-то хорошо? – в тон ему ответила Зина.

Лёня, прекрасно понимая, куда уходит разговор, отмолчался и ни на какие вопросы, за кого он принимает Зину – за проститутку или за нечто более ценное и уважаемое, так и не отреагировал. Специальные и дорогостоящие курсы по обучению манипулированию людьми, специальные консультации с психологами и сексопатологами – он когда-то посещал не зря. Это и впрямь был очень умный человек! Под конец этой беседы он выбрал нужный момент и нужным голосом, при нужных жестах, кивках и взгляде сказал:

– Ну, ты же понимаешь, что наши с тобой отношения – это не просто так?.. У нас же ведь с тобой не так, чтобы здравствуй и до свидания. У нас – глубже. – И – многозначительная пауза, которая в точности легла на душевное состояние Зины в эти секунды и поэтому не была нарушена её возражениями.

Зина устала от бесполезных споров, и ей хотелось помолчать. Вот она и промолчала в ответ.

Глава 75. СОМНЕНИЯ, ИЛИ INTER SACRUM ET SAXUM

1

Своему Духовному Наставнику она рассказала и про этот тяжёлый разговор с Лёнчиком. А однажды она поделилась с ним ещё и такими соображениями:

– Я всё прекрасно понимаю и называю вещи своими именами. Он пользуется мною – это однозначно. А я знаю себе цену! Не зря же огромных размеров фотография с моим изображением помещена на Большой Садовой в витрине одного из самых крупных фотомагазинов! Изображение женщины с некрасивым телом и лицом не стали бы демонстрировать в купальнике как образец возможностей знаменитой американской фотоплёнки! Да, я красива! Вся с ног до головы! И – несмотря на возраст! И я это знаю точно! А он пользуется мною! А если ты чем-то пользуешься, – плати! А я стою – дорого!

Проповедник из секты в этом месте монолога усмехнулся, а Зина, уловив эту усмешку, решительно продолжала:

– Пусть это будут не деньги, я же не какая-нибудь там проститутка, но пусть хотя бы поможет мне материально! Ведь мне же очень тяжело содержать его! Его – банкира!

Проповедник невозмутимо слушал.

– Он, правда, уверяет меня, что его дела в банке идут не блестяще, что-то там у него, якобы, не удаётся, что-то он там где-то задолжал, но ведь все его финансовые беды несопоставимы с моими трудностями! Я же вижу, сколько денег он носит при себе! Да я и за год столько не заработаю, сколько у него лежит в бумажнике! Какой же он мелочный, какой скользкий, какой расчётливый!.. Ненавижу!

Духовный Наставник сдержал в себе что-то, терпеливо процитировал Библию и сделал нужное назидание своей заблудшей овечке. А та вдруг безо всякой связи со своими предыдущими мыслями или даже в полном противоречии с ними выдала такое:

– И ещё, Платон Петрович: я очень боюсь из-за своей дочери…

– Чего ты боишься? – не понял Проповедник.

– Я боюсь, что она прибежит ко мне когда-нибудь домой, как раз когда у меня будет ОН!..

– Ну и что из этого?

– Как вы не понимаете? Да ведь ОН – увидит её!

– И что в этом плохого?

– Плохого? Так-то он думает, что у меня есть только один ребёнок, а после этого узнает, что у меня – ДВОЕ ДЕТЕЙ!

– И он тебя не возьмёт замуж с двумя детьми?

– Конечно!

И тут обычно такой вежливый и сдержанный Проповедник взорвался:

– Да что ж ты за дура такая?! Неужели ты не понимаешь, что твоя родная дочь – это твоё бесценное сокровище, дарованное тебе господом нашим, что даже кончик ногтя на мизинце ноги твоей дочери стоит дороже этого твоего!.. – тут Проповедник употребил длинное и сложное матерное слово, образованное от глагола «долбить».

Зина даже просветлела лицом после этого. Матюкающийся Проповедник вселил в неё веру и силу.

– Но что же мне сказать, если она всё-таки появится у меня в доме как раз при нём? Как себя вести?

Проповедник, покрасневший было от злости, успокаивался.

– Представишь, познакомишь, – спокойно и просто, но всё ещё тяжело дыша, сказал он. – Скажешь так: это моя дочь. Она живёт отдельно от меня, но изредка приходит ко мне в гости, чем и доставляет мне огромную радость!

– Ах, Платон Петрович! Ведь это так и есть: радость! Радость! – закричала Зина и заплакала. – Я ей всё уже давно простила, и я её очень-очень люблю!

– А если твой хахаль спросит: почему ты, мол, раньше мне об этом не докладывала, так ты ему ответь: А ПОТОМУ, ЧТО ТЫ МЕНЯ НЕ СПРАШИВАЛ!

– А это так и есть: он меня никогда и ни о чём не спрашивает! Он не хочет знать, кто я, что я, что со мною было! Ему так удобней жить – ничего не зная обо мне!

– Дура ты, дура, – сказал в тот раз Проповедник.

– Ох!.. И не говорите, Платон Петрович! Дура! Дура! – ответила ему Зина, тщательно отирая перед вынутым из сумочки зеркальцем выступившие слёзы, а заодно и приводя в порядок причёску.

2

Студенту Васе, который часами просиживал у неё в приёмной рядом с её секретарским столом, она спокойно ответила так на его упрёк, что, мол, она крутит-вертит с банкиром из-за того только, что тот богат:

– Богат? Ну да – богат. А зачем мне нищий? И ничем не замутнённый взгляд двух ярко-голубых озёр.

Взгляд прямо в наивную душу влюблённого мальчика.

– И вообще: он хороший. Я тебя как-нибудь познакомлю с ним. Уверена: он тебе понравится!

Студент при этих её словах и при этом озёрном взгляде подавленно промолчал и чуть не расплакался.

В другой раз она сказала ему:

– Ах, миленький мой! Поверь: я тебя отшиваю совсем не потому, что ты такой плохой. Просто ты ещё такой молоденький и такой ещё глупыш! Ну чего ты дуешься, чего ты сердишься на меня? Ну не сердись!.. Ну, пожалуйста, миленький, не сердись, дружочек!.. На вот, скушай-ка лучше шоколадку – это мне сегодня поднёс один шикарный грузинчик.

– Какой ещё грузинчик? – с ужасом спросил Вася.

– Да увивается тут один вокруг меня… Говорит мне недавно: «Зина, мужчину какой национальности вы предпочитаете в это время суток?»

Студенту Васе при этих словах стало дурно.

– Это сейчас шутка такая… Не волнуйся! Это – шутка такая! А шоколадка – швейцарская. Кушай всю, не стесняйся, мне много шоколаду есть вредно!.. И не хнычь, ради бога. Ты же видишь: здесь посетители бывают, а меня мой шеф – Спартак Александрыч – и так каждый раз ругает за тебя…

С этими словами она с притворным испугом оглянулась на якобы грозную дверь и, достав из своей сумочки платочек, быстренько и по-матерински деловито обтёрла студенту Васе покрасневшие было глаза.

– Василий! Ну перестань!.. Ты просто ничего ещё не понимаешь, Василий. Ну представь: куда я могу пойти с тобою? Что о нас подумают? Как я тебя представлю своей сестре, своим знакомым?.. А Леонид Антоныч – мужчина представительный, с положением. Куда пойти, где показаться – и всегда мужчина есть. И все люди видят, что он у меня один и тот же, постоянный, как у всех нормальных женщин. Я же не какая-нибудь там шаболда, которая вечно меняет мужиков. Я женщина верующая, и у меня есть свои устои… А с таким мужчиной, как мой Лёня, мне не стыдно.

Вася, которому приходилось несколько раз с ужасом наблюдать, как шикарная машина с банкиром и его личным шофёром подкатывала к тому месту, где работает Зина, и жадно заглатывала её и затем уносила куда-то в волшебную даль предстоящей ночи, куда его никогда не пустят, Вася пролепетал дрожащими губами:

– Да как же не стыдно! Неужели ты и в самом деле испытываешь чувство любви к этому… своему?..

– Ну… любовь, не любовь, а нечто важное, нечто основополагающее всё-таки связывает нас… Ну, ты просто не знаешь, как у нас там с ним всё хорошо получается – я же не могу тебе рассказывать про всякие мои интимные подробности, про множественный оргазм и так далее. Скажу только, что в сексуальном плане он меня удовлетворяет вполне. И я его вполне удовлетворяю. А уж где-где, а в постели, миленький мой, я великолепно умею делать всё то, что положено делать современной женщине, не страдающей мещанскими комплексами, уж ты мне поверь!

Студент с восторгом смотрел на эту прекрасную женщину и – верил!

Она теперь иногда надевала очки в дорогой красивой оправе, которую ей купил отнюдь не скупердяй Лёнчик, а «грозный» шеф, у которого она работала и который, хотя и страдал в неизлечимой форме импотенцией, но считал, что такая шикарная секретарша при таких шикарных очках ещё больше будет украшать его шикарную приёмную. Очки были совсем слабые и только для чтения, и они ей очень шли. Вот как сейчас, например, когда она их забыла снять, оторвавшись от компьютера на своём столе. Они придавали её лицу оттенок какой-то женской зрелости или зрелой женственности, оттенок интеллектуальной эротичности или эротической интеллектуальности, что ли… И произносила она свои слова как-то задумчиво и грустно с лёгким и прелестным ростовским акцентом – Вася был родом из Архангельска, и поэтому южное произношение казалось ему каким-то экзотическим. И одновременно что-то авторитетное присутствовало в её голосе – так строгая, властная, но любимая всеми учительница, объясняет в классе несмышлёным, но притихшим в благоговейном изумлении балбесам какие-то сложные схемы и формулы на доске.

У неё был рот со строго накрашенными губами и красивыми ровными зубами; голос у неё был глубокий и женственный, а осанка – как будто некая ось пронизывала её спину и длинную шею… Когда Вася тайком проникал на ипподром и любовался издали прекрасною наездницей, которую то и дело трогает руками какой-то старый хрыч-тренер, он всегда восхищался её осанкой, но даже и теперь, когда она сидела не в седле а на стуле, даже и теперь её позвоночник был строго перпендикулярен земной поверхности, и голова поворачивалась влево-вправо на этой оси величественно, надменно и, пожалуй, царственно… Бедный студент чуть не рыдал, а Зина, не замечая этого, задумчиво продолжала:

– И потом – у нас ведь с Леонид-Антонычем наметилась ещё и какая-то духовная близость, а не только сексуальная… У нас ведь с ним не просто так: здравствуй и до свидания…

У Васи при этих словах что-то забулькало в горле.

– Ой, Вася, миленький, опять ты за старое! Ради всего святого – не хлюпай здесь носом! Не люблю я этого! Вечно ты всё усложняешь и делаешь трагедию из малейшего пустяка. Ну, если женщине НУЖНО? Нужно – это всё равно как покушать или как попить воды… Как сказал бы Владимир Набоков: для мужчины – пустяк, а для женщины – такое облегчение! Куда от этого денешься, миленький?

3

При подругах она совсем не выпячивала тот орден, который ей вручила судьба, и упоминала о своём суперсексуальном банкире лишь изредка, ненавязчиво, мимолётно, маленькими вкраплениями в общую беседу.

Но – настойчиво. Пусть все знают, что орден у неё есть! Упомянув в нужной пропорции о Лёнчике (когда совсем чуть-чуть, а когда и побольше), она тут же искусно переводила разговор на другие темы.

Своему Духовному Наставнику она рассказывала про своего милого уже всё без утайки: жмот, хитрец, всё время ко всему тщательно прислушивается и принюхивается, словно бы ищет во всём какой-то подвох, имеет личного шофёра, но свою машину так любит, что моет её только сам; беседовать с ним очень тяжело – говорит специально тихим голосом, чтобы заставить благоговейно прислушаться к себе; чувствуется, что он постоянно чего-то недоговаривает; вместо того чтобы повернуть лишний раз голову, предпочитает держать её неподвижно и лишь скосить глаза – влево или вправо; он постоянно себе на уме, а это очень сильно давит на сознание и вообще – гнетёт… А когда он хочет мне что-то внушить, то сажает меня перед собою на табуретку, а сам при этом сидит развалясь в кресле. А то и свет ещё наведёт мне в лицо! И что-то тихо доказывает мне при этом, глядя мне в глаза с каким-то особым выражением! Я сижу в неудобной позе и чувствую: ведь он же меня обрабатывает по какой-то методе!

– А ты возьми да и встань с табуретки, – посоветовал Проповедник. – Или попроси его поменяться с тобой местами.

– А я это иногда и делаю. Я не такая уж и дура, как вы, может быть, думаете! Но ведь слишком часто делать такое – рискованно.

– Почему? – удивился Духовный Наставник.

– Потому что это будет выглядеть невежливо с моей стороны! А я ведь всё-таки дорожу дружбой с этим человеком.

– Дружбой?

– Ну может быть, это и не дружба в полном смысле этого слова – я всё понимаю, вы не думайте, что я совсем уж дура! Но ведь у нас с ним всё-таки какие-то глубокие отношения, а не просто так!.. Ах, Платон Петрович, я просто ненавижу его!

Однажды она рассказала своему Духовному Наставнику такой эпизод:

– Выхожу я вчера из машины, а там – базарчик такой маленький, ну вы и сами знаете – там на углу базарчик такой есть… Ну и я тут же набрала себе немного картошечки, капусточки, немного морковочки, зелени всякой. А у самой деньги – ну совсем последние. И жить – не на что! А у меня же – ребёнок голодный дома сидит! Набрала – а этот мой хмырь сидит в машине и делает вид, что ничего не видит… И… и… – голос у Зины вдруг дрогнул от волнения. – И – так и не заплатил!..

Глава 76. БИБЛИЯ И РЕСТОРАН

1

Однажды Духовный Наставник решил сделать Зине подарок, имея в виду, что у неё дома есть только потрёпанная книжечка с Новым Заветом, а полного текста Библии нет. А дело было в самом начале марта 1997-го года. Платон Петрович всегда считал, что праздник под названием «Восьмое марта, Международный Женский День» – глубоко аморален по своей сути, но что-нибудь приятное для своей подопечной сделать очень хотел. Поэтому свой подарок он решил поднести пятого марта – дескать и к оскорбительному для прекрасной половины человечества празднику эта дата не имеет никакого отношения, но и необидно для женщины, которая имеет слабость чтить этот варварский праздник и может обидеться, что её в этот день не поздравили. Пятое, восьмое – такая ли это большая разница?

Пятое марта как раз пришлось на среду – день, когда Зина, сообразно своему расписанию, отправлялась рано утром заниматься конным спортом.

2

Когда она вернулась домой, то с изумлением обнаружила у себя на столе толстую новенькую книгу с дарственною надписью, из которой можно было понять, кто сделал подарок, но нельзя было понять, каким образом этот подарок проник в запертую квартиру.

Казалось, это было какое-то волшебство! Но потом всё разъяснилось: оказывается, к заговору был причастен её сын, который, получив нужные инструкции, сбегал на большой перемене из школы домой, положил книгу туда, куда было велено, после чего, заперев квартиру, убежал назад в школу.

Радости Зины не было конца. Она уже давно мечтала о Библии, но всё денег не хватало – очень уж невыносимо дорого стоит эта книга. Пока она перелистывала и читала прекрасно изданное грандиозное произведение человеческой мысли, раздался звонок в дверь. И к ней, в её новую квартиру, заявился Коля – бывший её одноклассник, бог знает откуда узнавший её новый адрес. Коля был ныне удачливым бизнесменом и время от времени делал Зине предложения насчёт пересыпа. То есть: насчёт того, чтобы переспать с ним. Или переселиться в новенький коттедж (построенный им втайне от законной супруги) и там жить с ним на известных условиях. От пересыпа и от коттеджа с условиями Зина отказывалась, но и отшивала Колю от себя как бы не насовсем, а словно бы какую-то надежду при этом оставляя, а тот на неё при этом нисколько не обижался, надежд не терял, и таким образом знакомство это тянулось и не прерывалось вот уже много лет.

Он и в этот раз предложил ей немедленно заняться любовью. Прямо здесь и сейчас. Зина спокойно отказалась. И тогда Коля предложил немедленно выйти из дому и отправиться в ресторан. Просто так – в ресторан и ничего больше.

Зина отложила Библию в сторону, приоделась и вышла. Погода была слякотная и противная – мокрый снег пополам с грязью. А в ресторане на Красноармейской, куда они быстро домчались на Колиной машине, было так тепло и весело!..

3

Лёня-банкир никогда бы в жизни не смог заказать того, что заказал теперь Коля – удавился бы от жадности. Коля же швырял деньги налево и направо и, кроме выпивонов и закусонов, заказывал ещё и музыку и песнопения по своему вкусу, и разухабистые голоса ему в угоду визжали:

 
Всё для народа,
в любое время года —
и самогон, и конопля!
Оп-ля!
 

Или:

 
Есть и водка, и икра,
загуляем до утра,
ведь любовь – это игра!
 

Коля угощал многочисленных друзей, которые то и дело подсаживались к ним и с наглым любопытством глазели на красавицу-блондинку; Коля равнодушно окунул рукав своего дорогого американского костюма в сметану; Коля посылал куда-то в другой конец зала коньяк или шампанское с идиотским напутствием официанту: «Скажешь там, что это, мол, от нашего столика – к ихнему столику!» А блондинка Зина подвыпила и под похабную музыку танцевала чуть ли не до упаду…

 
А в ресторане, а в ресторане!
Там есть и водка, и есть цыгане!
 

Где-то между танцульками Коля сказал:

– Ты сама видишь – ты в центре всеобщего внимания. Все мужики завидуют мне, что у меня такая баба. А тебе – все женщины вокруг завидуют! Они все хотели бы оказаться на твоём месте! Они все с удовольствием бы переспали со мной!.. Они ведь видят, кто я такой! А я – настоящий человек! Я – бизнесмен! Я – хозяин в этой жизни! Ну, почему ты не хочешь переспать со мной?

Зина лишь рассмеялась в ответ. И Коля на этот раз окончательно понял: он так от неё ничего и не добьётся.

4

А Зина, вернувшись домой и увидев на столе сегодняшний подарок своего друга, загрустила и даже всплакнула немножко. Наивный старик-проповедник, когда проделывал всю эту операцию с Библией, должно быть, думал, что проявляет верх изобретательности и остроумия; он, наверно, не знает, что на свете есть рестораны, эстрадная музыка, современные танцы, шикарный индивидуальный транспорт, коттеджи, отделанные гранитом и мрамором, в которых поселяют дорогих женщин… Святой человек: живёт очень скромно, ходит себе пешком и вечно он погружён в свои мысли и думает только о чём-то возвышенном, а не о земном.

Потом она искупалась, почитала на сон грядущий драгоценную книгу, помолилась перед сном (у неё дома имелась осуждаемая и даже запрещаемая в секте православная икона) и легла спать в свою одинокую, безмужчинную кровать.

Божья Матерь с Младенцем грустно взирали на неё с высоты иконы, стоящей на полке между хрустальными вазами и флаконами с парфюмерией. Запрещённую икону Зинаида хранила у себя на тот маловероятный случай, если после смерти вдруг окажется, что Секта была не права, и при жизни надо было придерживаться канонов Православной Церкви – тогда не так страшно будет держать ответ за своё отступничество.