Текст книги "Латинист и его женщины (СИ)"
Автор книги: Владимир Полуботко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Владимир Юрьевич ПОЛУБОТКО
Латинист и его женщины
Роман
Часть I
ЛАТЫНЬ ИЗ МОДЫ ВЫШЛА НЫНЕ
Глава 1. КРУПНЕЙШИЙ СПЕЦИАЛИСТ
Расфуфыренная девица, у которой на уме было явно что-то поинтереснее английского языка, уже давно перестала огрызаться и теперь только стояла перед нами в позе провинившейся школьницы и усердно кивала и кивала – поджав губы и потупив очи.
Папа-генерал понял: криком делу не поможешь. Приказал дочери:
– Ну а теперь, Инга, выйди, постой там, за дверью!
Девчонка вышла.
Более проницательная мамаша сделала мне и мужу знак глазами и руками, который можно было без труда перевести так: ну вы же понимаете, что она там будет подслушивать нас!
Наклонившись ко мне, она зашептала:
– Вы не представляете, Павел Артемьевич, что это за несносный ребёнок! Постоянно – на грани отчисления из университета!
Изображая колоссальный педагогический опыт, я внимательно слушал.
– Сколько денег мы на неё угрохали! – снова заговорил отец. – Весь прошлый год мы оплачивали её уроки с несколькими репетиторами, а она брала у нас деньги, а к этим людям даже и не показывалась и тратила деньги на себя и на своих подружек! На наряды, на шмотки!.. Какая ж тут будет успеваемость!
– Она всегда всех жалеет, всем помогает, – сказала мамаша. – И она – душа любой компании. Я, конечно, за доброту и за всё такое, но ведь так тоже нельзя – разбазаривать наши бабки!
– Но сейчас этот номер у неё не пройдёт! – это был опять папа. – К вам и к другим специалистам она теперь будет приезжать только в сопровождении наших людей! Если начнёт безобразничать, они её живо скрутят. Таким образом, Павел Артемьевич, имейте это в виду: одного человека посадите где-нибудь здесь же на диване, а другой будет ждать в машине. Иногда мы будем привозить её сами – я или моя супруга…
Я мысленно изумился, но изобразил полное понимание создавшейся ситуации.
Отец трудного ребёнка вполголоса продолжал:
– Казалось бы, мы всё для неё делаем, всё ей покупаем… Слава богу, возможности у нас есть, – подумав, он весомо и даже как-то свирепо добавил: – и немалые. Я – генерал, теперь уже как бы отошёл от дел – на заслуженной пенсии, жена у меня возглавляет фирму… – И дальше он продолжал уже с нежностью: – Ингочка – она ведь у нас – единственный ребёнок! Ну что ей ещё надо? Казалось бы, учись себе и учись! И ведь без английского теперь – никуда! Так нет же!..
Мать перебила:
– В прошлом году мы устроили ей поездку в Лондон. А в этом сказали так: если благополучно сдашь летнюю сессию, поедешь с нами на Балеарские острова! А нет – никуда не поедешь!
При упоминании Балеарских островов мне стало дурно.
А потом опять – папа:
– Павел Артемьевич, наши с вами общие друзья, ваши бывшие клиенты, – они все отрекомендовали нам вас как лучшего специалиста… Пожалуйста, здесь за неделю вперёд, – папаша протянул мне конверт с деньгами. – Мы платим по высшей таксе, мы всё понимаем: вы – лучший в городе! Но только ради бога, сделайте так, чтобы она у нас заговорила наконец по-английски.
Изображая скромность и респектабельность, я сказал:
– Вообще-то, моя главная специальность, как вы, должно быть, знаете, – латинский язык. Я преподаю его в мединституте. Но и в английском я тоже худо-бедно, а кое-что смыслю. Как-никак – говорю с детства. Так что, постараюсь… Сделаю всё возможное…
– Спасибо, спасибо… Мы так надеемся на вас…
– Можете положиться: я уже стольких людей на своём веку обучил. Обучу и вашу доченьку. – Изображая простонародный юмор, я добавил: – Никуда она не денется – обучится, как миленькая!
Папа с мамой нервно рассмеялись. Мама сказала:
– Ой, дай-то бог! Дай-то бог! Ведь мало ли что: ситуация в стране, вы сами видите, какая. Сегодня здесь живёшь, а завтра, может быть, и ТАМ придётся… А как ТАМ проживёшь без английского языка?
– Сделаю всё возможное, – слащаво промурлыкал я, принимая конверт.
Глава 2. ПОЯВЛЯЕТСЯ ЗИНАИДА
1
Ушли. Я закрыл за гостями дверь на лестничную площадку. Прижавшись к мягкой обивке двери, сделал выдох. Сегодня они здесь живут, а завтра, ищи-свищи – они с награбленными деньгами будут уже там!..
2
Зинаида, моя соседка по коммунальной квартире, выглянула из своей комнаты. Поздоровавшись со мною и не дождавшись от меня ответа, спросила:
– Павлик, а что это за девица сидела сейчас на корточках у тебя за дверью и подглядывала в замочную скважину?
– Дочь генерала, – устало ответил я. – Пока папа и мама объясняли мне, как хорошо я должен учить их дочку английскому языку, бедняга подслушивала.
– А-а, – как-то неопределённо ответила Зинаида.
– А ты что вообразила?
– Нет-нет, ничего. Просто у неё такая шикарная внешность…
– Это не то, что ты думаешь. Ещё одна ученица и больше ничего. Буду натаскивать. Лишний заработок.
3
Вернувшись к себе в комнату, я взял со стола оставленные деньги и переложил их в шкаф. Сегодня они здесь, а завтра уже и там… Ненавижу… Любовью к Западу я уже давно переболел и теперь испытываю отвращение к английскому языку и к тем, кто его любит… А ведь английский язык-то меня в основном и кормит. Платят, конечно, очень прилично – это надо признать, но на поездку к тем же самым Балеарским островам даже и при таких заработках я не смогу решиться…
Потом я уселся за компьютер, включил его и стал работать. Или делать перед собою вид, что работаю…
Глава 3. ВЕЛИКОЛЕПИЕ ПО ВТОРНИКАМ
Через какое-то время у меня за спиной послышались лёгкий скрип двери, шелест платья и стук каблуков по паркету. По комнате распространился лёгкий запах французской парфюмерии. Это ко мне без стука вошла всё та же Зинаида.
Я оторвался от компьютера. Повернулся в её сторону. Молча и мрачно посмотрел на одни её ноги. А точнее на то, что возилось возле них – прелестный карликовый пудель по имени Дымок прошмыгнул вслед за женскими нижними конечностями (длинными и торжественными, в красивых дорогих туфлях – тоже французских) и вопросительно уставился на меня; в пёсьих глазах читался извечный вопрос всех избалованных комнатных собачек: ты меня любишь или нет? Я ответил ему столь же красноречивым взглядом: не люблю.
Некоторое время гостья сосредоточенно вертелась перед зеркалом, нисколько не обращая внимания на меня – хозяина комнаты.
Спросила:
– Как я сегодня выгляжу?
Я равнодушно пожал плечами.
– Я тебе нравлюсь?
Я опять пожал плечами.
– Мне идёт это платье?
Тут только я с изумлением заметил, что платье на ней было какого-то дымчатого серо-голубого цвета. Как раз под цвет собачонка.
– Тоже французское? – скучным голосом спросил я.
– Да. Я только вчера его купила. Ну, так как тебе моё платьице, а? – Зинаида крутанулась передо мною, да так, что платье наполнилось воздухом и, едва поспевая за вращением фигуры, многозначительно и прямо-таки многообещающе приподнялось. По комнате пролетел лёгкий парфюмерный аромат.
Подавляя жесточайший приступ зевоты, я шлёпал себя ладонью по рту. Звук получался прерывистым и стонущим, что в переводе на русский язык означало: я изнемогаю от тоски.
– Но я же вижу, что ты притворяешься!
– Ничего ты не видишь, – огрызнулся я. – Я вполне искренен в своём полнейшем равнодушии к тебе.
Зинаида подсказала:
– Сегодня ведь вторник, и я должна выглядеть просто великолепно!
А она и в самом деле великолепно выглядела. В тридцать восемь с половиной лет редко какая женщина сохраняет в себе столько молодости и красоты. Разве что какая-нибудь прославленная фотомодель, манекенщица или киноактриса. К примеру, генеральская доченька, что давеча была у меня в гостях, так уж та точно ни в какое сравнение не шла с Зинаидой!..
Зиночка, между тем, продолжала вертеться перед чужим зеркалом в чужой комнате (как будто у неё не было своей комнаты и своего зеркала!) и по всем признакам пребывала в прекраснейшем расположении духа. Или делала вид, что пребывает в таковом… Вот она поправила себе и без того тщательно подогнанную причёску (мощная русая коса, намотанная на голове), деловито потрогала пальцами сначала серьги, потом – бусы, словно бы что-то проверяя. А затем перешла к действиям ещё более странным: стала туда-сюда натягивать себе кожу на лице – под глазами, на щеках, на подбородке, затем скорчила ещё несколько гримас, словно бы репетируя что-то, – и всё это с таким озабоченным и серьёзным выражением, точно она делает нечто прямо-таки научно обоснованное.
– Ну, так как же ты меня сегодня находишь?
Вкладывая в свои слова как можно больше презрения, усталости и житейской умудрённости, я сказал:
– Замужнее бабьё – оно мне всё на одно лицо!
Зинаида вспыхнула было – и кожей лица, и глазами, и ноздрями, но – не очень. А умный собачонок у её ног пару раз тявкнул: мол, не смей обижать мою повелительницу!
– Всё ты врёшь!
– Не вру. Я и в самом деле терпеть не могу собак и красивых замужних женщин, – добавил я для закрепления прежнего эффекта.
– Но почему? – возмутилась Зинаида.
– К собакам, ты знаешь, я питаю отвращение с раннего детства – с тех пор, как меня, маленького, напугала огромных размеров собака, а красивых замужних женщин я ненавижу – потому что все вы – гадюки!
Глаза у Зинаиды покраснели.
– Спасибо за комплимент! – сказала она голосом, звонким от затаённых слёз.
Потом покраснел нос. Задрожали губы.
Дымчато-серый собачонок гневно тявкнул.
Я равнодушно пожал плечами.
– Пожалуйста!
– Ну и что плохого в том, что я, как ты говоришь, «замужняя женщина»? Я ведь не упрекаю тебя в том, что и ты не один. Тогда и ты тоже – «женатый мужчина»!
Я промолчал.
Глянув в зеркало, Зинаида всплеснула руками.
– Ну вот! Теперь у меня из-за тебя всё аж покраснело! А мне сегодня нельзя с красными глазами и с красным носом!..
Я ничего не ответил. Нервно и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, выразительно при этом поглядывая на дверь.
Зинаида прекрасно разбиралась в моей жестикуляции, но уходить в свои комнаты не спешила, а вместо этого – уселась на подлокотник моего кресла, успокоила мои барабанящие пальцы и потрепала меня по голове.
– Какой ты у меня лохматый… И при этом – рыжий!.. В сорок лет можно было бы и сединой обзавестись, как все приличные люди в этом возрасте… А ты всё рыжий и рыжий. Немножко рыжий. Не очень. И немножко злой.
– Ты действуешь не по правилам, – сказал я. – По правилам мы не должны друг друга касаться.
– Ты тоже действуешь не по правилам. По нашим правилам ты должен был бы сделать мне сейчас какой-нибудь шикарный комплимент. А ты, вместо этого, грубишь. Я тебя просто не узнаю! Ну почему ты сегодня такой злой и такой нудный?
Я промолчал.
– А то, что я дотрагиваюсь до тебя, так это у меня, может быть, потребность такая возникла – соприкоснуться с мужчиной. Может быть, я заряжаюсь от тебя чем-то мужским, полезным для женского здоровья! Ты что не знал, что женщинам нужны мужчины? Или тебе жалко?
– Да заряжайся на здоровье, – буркнул я. – Мне не жалко. Нужны – так нужны.
– Пашенька, миленький, может, принести тебе кофейку?
Я хмуро молчал.
– Пришёл с работы усталый, вот и злишься. А тут ещё и молоденькие девочки к тебе заявляются в гости в сверхкоротких юбках и с красивыми ногами…
– Какая глупость! Причём здесь девочки! – возмутился я.
Зинаида крикнула с вызовом:
– А притом, что тебя всегда зло берёт, если что-то хорошее и – не твоё собственное!
Типичная бабская провокация. Не стоит даже и отвечать.
Зинаида поняла, что меня этим не проймёшь и вдруг всплеснула руками:
– Ой, у тебя один носок выше другого! – она соскочила с подлокотника, наклонилась и, задрав у меня одну штанину, заботливо и по-хозяйски поправила мне носок на правой ноге.
Я не признаю домашних тапочек и хожу по квартире только в туфлях – шнурочки-носочки, выглаженные брючки. Про таких, как я, обычно говорят: чистоплюй. Задравшийся носок – это действительно для меня нетипично.
В ответ на эту заботу я даже и спасибо не сказал.
А Дымок тем временем подхалимисто тёрся о другую ногу усталого ненавистника всей пёсьей породы.
– Ну, так я принесу тебе кофею, да?
Не дожидаясь ответа, Зинаида выбежала на кухню.
Собачонок последовал за нею – мелкими и опять же подхалимистыми шажками.
Глава 4. ДАМСКАЯ СУМОЧКА
1
Не поблагодарив, я взял чашку и стал пить.
– У меня вот ещё и кусок шоколадки остался. На, кушай. С кофеем – очень вкусно. – Зинаида уселась рядом со мною на соседний диван.
Я хотел было скромно отломить для себя квадратик и остальное отодвинуть, но Зинаида сказала:
– Не оставляй мне. Кушай всю.
Я не возражал. Всю – так всю.
– Как тебе кофей?
– Ты же знаешь: я пью только чай и терпеть не могу кофе.
– А как тебе шоколадка?
– Довольно сносная.
– Ну вот, хоть что-то хорошее услышала от тебя! – Зинаида нервно засмеялась. И затем с обидой в голосе добавила: – Выдавила, можно сказать.
Я повернулся к компьютеру и, одним пальцем набирая на экране нужный текст, продолжал пить кофе.
– А что это ты пишешь? Опять – латинский язык?
– Опять латинский. Я его очень люблю.
– Ой, скорей бы уже ты защитил свою диссертацию! Ты и не представляешь, как я переживаю за тебя!
– Спасибо.
– Латынь – ведь это так трудно!.. Какой ты умный, – с завистью протянула Зинаида так, как будто хотела сказать: живут же люди!
Я разозлился:
– Я же просил тебя уже сто раз: никогда не называй меня умным. Мне это очень даже обидно слышать.
– Прости. Я забыла. Я не хотела тебя обидеть.
Но я не унимался:
– Умные, если и сидят перед компьютерами, то деньги на них считают, а не занимаются латынью и диссертациями! Умные – богатые. А я – голодранец. И, стало быть, – дурак!
Помолчали. Зинаида попыталась было тронуть меня за руку, но потом передумала. Наконец она сказала вроде бы безо всякого повода:
– А мне сегодня сон приснился.
2
Изображая полное равнодушие я, продолжал работать над латинским текстом. Это был труднопереводимый отрывок из «Метаморфоз» Апулея: inter sacrum et saxum – между святыней и камнем…
– Такой странный сон, ни на что не похожий…
– Ой, Зина! Знаю я твои странные сны!.. Вечно мы с тобой лежим в одной постели, но как только я начинаю предпринимать активность, тут же между нами волшебным образом вырастает ледяная стена, и мы так и лежим и смотрим друг на друга как два идиота… Через ледяную стену!.. Больше всего на свете меня теперь интересует драматическая судьба звонких придыхательных согласных в ранней латыни и италийских диалектах! Вот так-то! Ещё очень люблю, вот как сейчас, ломать голову над всякими трудными местами, которые ещё никому не удалось удачно перевести на русский язык… А в твоих снах – одно и то же! – Я отставил недопитую чашку и на бешеной скорости забарабанил всеми десятью пальцами по клавишам.
– А вот и нет. Я же говорю: мне приснилось что-то странное, ни на что не похожее.
Я повернулся в своём кресле к Зинаиде.
– Ну? Слушаю. – Я снова взялся за кофе.
– Снилось мне, будто я живу в этой квартире одна.
– Без меня и без ледяной стены?
– Без тебя. Совсем одна. А в квартире затеян ремонт, и она вся такая нежилая и холодная… И в ней так неуютно, и я не знаю, куда мне деться – везде плохо… И тогда я захожу вдруг в твою комнату… А раньше – я будто бы в ней никогда не бывала – не замечала или не знала, что в квартире есть ещё и эта комната… Захожу и вижу: она вся как новенькая, никакого ремонта в ней нет, но только пусто. Ни мебели, ни вещей, ни людей. И я почему-то понимаю: в этой комнате никто не живёт и никогда не жил… И чья она была раньше – я не знаю. И только на стене – надпись маленькими, едва заметными буквами: «МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕТ». Я читаю её и удивляюсь, кого это здесь нет?.. И потом я снова хожу и хожу по квартире, и мне очень одиноко, и так на душе пусто…
Я внимательно слушал.
– Ну и дальше?
– А потом я ненадолго проснулась и попыталась отогнать этот сон. Но только заснула – и опять приснилось несчастье: всё та же пустая квартира с начатым и брошенным ремонтом, и я в ней будто бы потеряла свою сумочку. А она мне очень нужна! Я жить без неё не могу! Ищу её, ищу, а её нигде нет. И я даже и сама не понимаю, почему она мне так дорога – простая сумочка, никакая не роскошная… И я даже не знаю, что в ней такого уж лежало… И лежало ли что-нибудь вообще… – Зинаида задумалась: – Нет, всё-таки в ней что-то было… Мне теперь так вспоминается: что-то вроде бы лежало в ней! Что-то хранилось! И это было что-то очень ценное, очень важное для меня, но что – не знаю, не могу сейчас вспомнить… Я хожу, а вокруг квартира – совершенно нежилая из-за начатого в ней ремонта… И так мне вдруг стало жалко и обидно, что я лишилась этой сумочки и живу теперь в такой плохой квартире, что я прямо во сне – аж заплакала!
3
Губы у Зинаиды опять задрожали, и на глазах у неё уже во второй раз чуть не навернулись слёзы.
– Ой, что же я делаю! Ведь мне же нельзя!.. Ведь сегодня же вторник!..
Спохватившись, она подошла к зеркалу и, сосредоточенно смотрясь в него, стала вытирать себе глаза, а потом вдруг выскочила из комнаты и помчалась куда-то, видимо, в ванную приводить себя в порядок. Собачонок дымчато-серым облачком устремился туда же, и я остался один.
После рассказа Зинаиды я уже не мог работать. Нервно забарабанил пальцами по краю клавиатуры, отчего все кнопочки на ней мелко задребезжали, потом встал из-за стола, походил по комнате и вышел на балкон.
Глава 5. РАЗМЫШЛЕНИЯ НА БАЛКОНЕ
Надо сказать, я не курю. Как, впрочем, и не пью. Как, впрочем, и не ругаюсь матом. От волнения мне бы сейчас на балконе следовало хорошенько чертыхнуться, закурить, а затем, стряхнувши пепел с высоты пятого этажа, вернуться назад в свою холостяцкую каморку, расположенную в трёхкомнатной коммунальной квартире, достать бутылку чего-нибудь крепкого: водки или там коньяка – и залпом опустошить рюмку. Или две.
Ничего этого я, конечно, не сделал. Просто стоял, дышал воздухом, смотрел на открывающийся передо мною кусок городской панорамы – огромный парк вдали за железною дорогой, бесчисленные частные дома, утопающие в море садов, окраины двух остановившихся гигантских заводов – Вертолётного и Сельмаша…
Середина апреля 1998-го года преподносила сюрпризы: в Москве и других северных городах России снегоуборочная техника надрывалась от усилий разгрести навалившие сугробы, а в нашем Ростове-на-Дону во всю мощь цвели абрикосы, ветер поднимал тучи пыли, а жара достигала тридцати градусов и выше…
Странная женщина! И сны, которые она мне рассказывает, один удивительней другого…
Глава 6. ПСИХОЛОГ
Было время, я тщательнейшим образом обсуждал эти её сны с моим бывшим одноклассником, а ныне – известным ростовским психологом. Он растолковывал мне их значение и сыпал при этом всякими непонятными терминами. Все они были в основном латинского происхождения, и мне бы, как профессиональному латинисту, полагалось бы приходить в восторг оттого, что я так легко понимаю такие умные слова из неизвестной мне науки. Но ничего, кроме омерзения, они у меня почему-то не вызывали. Особенно отвратителен мне был один термин: супер-Эго. Давал мне мой друг и Фрейда, и я его читал-читал, но потом отбросил с разочарованием и брезгливостью: не то. Сатанист какой-то. И нет у него про мою Зинаиду ничего, кроме пакостей.
И тогда я пригласил специалиста к себе домой. Тот, хотя и был нарасхват и свободного времени почти не имел (посетители к нему записывались за две недели вперёд), но пришёл ко мне – вроде бы как в гости. Ну а на самом деле – с целью посмотреть на предмет моего постоянного изумления. Этак вроде бы невзначай я втянул Зинаиду в разговор с нами, а на другой день спросил психолога:
– Ну, что это было? Как ты думаешь?
Он выдал мне её психологический портрет. Оглушительный, как взрыв атомной бомбы. Тщательно описал все её проблемы со всеми их признаками.
Я внимательно слушал и слушал: ничего нового. Поражали только скорость и виртуозность, с какою вся эта бездна ценнейшей информации была добыта: немного поболтал, присмотрелся к лицу и жестам, и вот уже на меня обрушивается целая лавина сведений! Под конец гениальный специалист сообщил: да, ты был прав, это действительно потрясающая, прекрасная, незаурядная женщина!
Я тогда разозлился: столько возни, столько научных терминов и рассуждений!.. И только ради того, чтобы узнать, что моя Зинаида – потрясающая, прекрасная и незаурядная женщина. Да я это и без тебя знал! Ты мне скажи вот что: чем именно она такая незаурядная! В чём её потрясность и прекрасность!
И знаменитый психолог – не сказал. Затруднился с ответом.
Задетый за живое, он приходил ко мне ещё и ещё раз, снова и снова беседовал с Зинаидой, но так ни до чего и не додумался.
