Текст книги "Латинист и его женщины (СИ)"
Автор книги: Владимир Полуботко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Глава 7. КОЕ-ЧТО О ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МИРАХ
1
И тогда я позвал другого специалиста. И совсем другого рода.
Этот, пугая собачонка Дымка своим угрюмым видом, сосредоточенно ходил по всей квартире с изогнутою спицей, которая у него в руках вращалась как стрелка компаса, ходил со свечою, пламя которой тоже имело привычку изгибаться то туда, то сюда, и это всё означало что-то такое очень важное и как-то туманно комментировалось.
2
Оказывается, вокруг нас живут в своём параллельном мире некие невидимые существа и как-то взаимодействуют с нами и с нашими поступками. Мы проходим сквозь них и даже не замечаем их существования, а они видят нас, что-то знают о нас и вообще – себе на уме.
Я удивился: если я живу в ЭТОМ своём мире на пятом этаже, а они живут в своём ПАРАЛЛЕЛЬНОМ мире, то как это я могу проходить сквозь них? А они – сквозь меня? У них там что – тоже пятый этаж в этом же месте?
Экстрасенс говорит: нет, не обязательно. У них в этом месте могут быть горы или степь, или, скажем, море какое-нибудь, но в наш мир они каким-то образом вхожи: бродят – невидимые и проницаемые – сквозь нас и сквозь наши стены и изредка вмешиваются в нашу жизнь.
У меня наступил приступ идиотизма, и я удивился ещё пуще прежнего. Ежели, говорю, они проходят сквозь нас и сквозь стены, будто всё это сделано из воздуха, и при этом не проваливаются на нашем полу, особенно на моём пятом этаже, то тогда получается так: все наши вертикальные предметы – для них проницаемые, а все горизонтальные – для них твёрдые на ощупь?
Да, примерно, так и получается, – утешил меня экстрасенс.
Постоянные занятия с латинским языком сделали меня не только занудой, но и приучили к чёткости мышления. И я задал ещё один вопрос: а ежели предмет наклонён под углом в сорок пять градусов – тогда что?
3
Экстрасенс призвал меня не хамить, не опошлять какую-то великую идею и не навлекать на себя гнев невидимых сил.
В ответ на это я тут же лицемерно покаялся.
А он заговорил об энергетике, тонкой материи, ауре, биополях и карме, и я всё это очень внимательно слушал, но так ничего и не понял.
Затем по моей просьбе экстрасенс взял Зинаиду и измерил её всю с ног до головы приборами: тыкал чем-то острым в какие-то точки на её лице, на её ногах, на её локтях, ладонях и пальцах, а потом смотрел на циферблаты своих приборов. Вывод был такой: энергетика у женщины – обалденная! И она что-то такое из себя излучает всем своим телом – головой, руками, ногами…
4
Когда мы выпроводили Зинаиду из комнаты и остались одни, я возразил: излучать человек может из себя что-то в переносном смысле слова, в возвышенном, в поэтическом. Но чтобы в прямом – никогда не поверю! Если такое излучение есть, то из чего оно сделано?
Мой гость сказал: веришь ты в это или не веришь – это не имеет значения. Ведь ты меня сюда потому-то и позвал, что смутно, подсознательно ты уже давно ощущал какую-то тревогу, какую-то непонятную для тебя опасность. И я прекрасно вижу: всё твоё хамское поведение и вся твоя зловредность – это всего лишь попытки защититься от тяжёлых для тебя воздействий внешнего мира. И вот я и пришёл. И пытаюсь тебе помочь. А ты мне тут выпендриваешься. Для тебя сейчас важно уяснить вот что: энергетика твоей соседки по квартире, конечно, потрясает воображение и является чем-то очень редко встречающимся в природе, но она не совместима с тем материалом, из которого сделан ты! Ведь и твой материал, и твоя энергия тоже очень редкие. И это всё не означает, что у одного из вас – хорошая энергетика, а у другого плохая. Вы просто несовместимы!
Я спросил: ну и что из этого следует?
Ответ был такой: энергетика этой женщины не полезна для твоего здоровья! Ты должен держаться от своей соседки подальше и не подвергаться её облучению. И тогда всё будет хорошо.
Я возразил: да как же я могу держаться подальше, если мы живём рядышком, видимся каждый день?
Экстрасенс ответил: постарайся не жить с нею рядом, а куда-нибудь переехать, а если пока не можешь или не хочешь, то вот тебе мой наказ: мысль – штука материальная, и ты, в случаях опасной близости с соседкой, воображай всякий раз, что между вами находится двустороннее зеркало и что все её лучи, обжигающие и вредные для твоего здоровья, отражаются от этого зеркала и на неё же и возвращаются. А все твои собственные лучи возвращаются к тебе и понапрасну не расходуются.
Про то, что моей Зинаиде постоянно снятся сны с участием ледяной стены, которая то и дело вырастает между нами и которая чем-то похожа на зеркало, я промолчал. Не стал развивать этой темы. Мне тогда показалось, что всё это – полная чушь, но всё-таки нечто рациональное я как бы почувствовал. В той или иной форме подобные мысли уже приходили мне в голову и раньше. Я и прежде подозревал: находясь рядом с Зинаидой, я каким-то образом ощутимо расходую себя. Иногда просто опустошаюсь.
Глава 8. С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПОЭЗИИ
1
И ещё один гость был у меня.
Я с ним познакомился так: услышал однажды, как по радио, из Москвы, некто, судя по голосу, человек преклонного возраста, читал свои стихи – этакие пророческие, апокалиптические, с выходом на какие-то грандиозные рубежи. Поражённый необычною смесью нахальства, гениальности и детской наивности автора стихов, я тотчас же включил запись и кое-что увековечил на своей кассете. А потом, после передачи, я долго крутил туда-сюда эти его стихи на магнитофоне и диву давался: вроде бы – и безумие, но вроде бы как – и что-то в них есть:
Не шизофреник я, и не герой,
и не мессия;
пророком быть – занятье тоже
не по мне…
Но тёмных мыслей рой
свербит меня: моя Россия,
о боже!
она – в дерьме!
Отрезки времени мы вряд ли вымерим
без спора.
Но знаю я: мы вымрем
и довольно скоро.
Наш русский дух —
не так уж и велик.
Его чужие ветры выветрят,
они, как тополиный пух,
крутящийся в пыли,
развеют наш язык.
И кто-то каждый след наш щёлоком и тряпкой вытрет,
чтобы стереть с лица Земли —
России лик.
Кричу я: «Русь!
Во сне хотя бы заметайся!»
Но – тщетно!..
Ну и пусть…
Россия спит, Россия, сонно
ждёт,
когда с Востока многомиллионно
двинется китайцев
сонмо,
а НАТО с Запада попрёт…
В последний раз,
Россия ощетинится штыками грозно.
Но грянет предназначенный ей час,
и будет – поздно!
Некоторые мысли автора стихов, высказанные в прозе, – тоже записались. А кроме того, и его координаты: город Москва, такой-то адрес; можете писать, можете заходить, а можете и звонить; живу я в многосемейной коммунальной квартире, спросите, если кто другой поднимет трубку, и меня соседи всегда позовут.
2
Ясное дело, что я позвонил. Разговорился. Насчёт нашествия натовцев и китайцев – согласен. Надо ждать и надо готовиться встретить достойно дорогих гостей. Но вот насчёт того, что мы обречены – решительно не согласен!.. Старый поэт предложил мне приехать к нему в гости, а я ему – встречное предложение: мол, Москву я вашу терпеть не могу – пакостный город! А вот вы сами и приезжайте ко мне в Ростов.
И он так и сделал – приехал ко мне.
3
Встретил я его на вокзале: видный из себя мужчина – могучего телосложения, бородатый, с задумчивыми голубыми льдинками глаз под хмурыми, мохнатыми бровями. Одет, правда, как-то странновато – какие-то затрапезные джинсики, кроссовочки, какая-то задрипанная курточка и совсем уже придурковатая спортивная шапчонка с бубенчиком – дело было зимой. Поймав мой оценивающий взгляд, старик пояснил: это мне мои друзья недавно пожертвовали кое-что из шмоток, вот я и ношу. Я тут же постарался сгладить неловкость: мол, эта зима в Ростове была самая холодная за весь двадцатый век; иногда переваливало далеко за двадцать градусов, и я, мол, беспокоюсь, не замёрзнете ли вы, понадеявшись на наш юг. На что старик ответил: а я не боюсь холода; в былые времена я изъездил вдоль и поперёк и Якутию, и Магаданию.
Погуляли по городу, в котором мой гость не был вот уже лет тридцать.
– Это улица Энгельса, – бормотал он. – Помню, помню…
– Теперь уже не Энгельса, а Большая Садовая, – поправил я его. – Вернули дореволюционное название.
– Правильно, правильно. А где ж у вас Малосадовая?
– А нету. До революции была, а теперь называется улица Суворова – жалко стало переименовывать, вот и оставили, как есть.
– Тоже верно. Суворов великий человек был, надо же память какую-то по нему оставить.
Мы бродили по Пушкинскому бульвару, и старик выдавал мне по этому случаю наизусть всего Пушкина, попутно пытаясь припомнить, в каком доме жил друг его молодости, к которому он сюда когда-то приезжал в гости.
– Да вот в этом же и жил!.. Или вон в том… нет, опять ошибся… многое тут у вас изменилось, и не узнаешь теперь…
Поговорили о России, о поэзии… Я пожаловался, что все великие писатели и поэты золотого девятнадцатого века как на грех объезжали наш Ростов-на-Дону стороною. Шарахались от него, что ли… В Новочеркасске бывали – сам Лермонтов там был несколько раз, а Николай Первый, как пишет Жуковский, осенью тридцать седьмого года принял какое-то решение в пользу опального Лермонтова именно в этом городе; в Таганроге бывали, а один так даже и родился там; в Старочеркасске и в Аксае Пушкин переправлялся через Дон, а в Ростов наш – ну ни ногой! Вот кто-то с горя и подпустил слух, что по этой улице якобы проезжал когда-то Пушкин – то ли по пути на Кавказ, то ли с Кавказа. Но лично я в это не верю…
4
А потом старика потянуло к нашей реке.
Пошли на Ворошиловский мост. Холодный ветер сбивал с ног, но старик не обращал на него никакого внимания.
– Ну, здесь у вас и панорама, доложу я тебе!.. А вон то – что такое?
– Вон там, выше по течению? Зелёный остров.
– А там, на горизонте?
– Город Батайск.
– Так это уже и не Ростов, что ли?
– Не Ростов.
– Странно у вас центр города расположен – на самой окраине.
Перешли на левый берег Дона, за которым, по представлениям древних греков, начинается Азия.
По длинной заснеженной лестнице спустились к пляжу.
Старик разделся. Тихо и восхищённо сказал: «Здравствуй, Дон!» И на водных просторах, свободных ото льда, искупался.
Отфыркиваясь, вышел на берег. На снегу – дорожка следов от стариковских босых ног. Туда – и обратно.
Я спросил, не холодно ли было, а тот ответил: может, и холодно, да только боюсь, мне в этой жизни не доведётся уже больше с Доном повстречаться… Затем он достал полотенце из сумки, тщательно вытер своё отнюдь не дряблое тело – в молодости был, видать, красавец ещё тот! – оделся, и мы отправились ко мне домой.
5
Пока ехали в троллейбусе, он мне коротко всю свою судьбу рассказал:
Сейчас ему уже за семьдесят, а в былые годы он был членом какой-то банды, торговавшей с заграницей алмазами и золотом, добытыми в Сибири. При советской власти за такие дела – редко когда давали срок. Обычно расстреливали. Но его всё миновало: и правосудие, и внутренние разборки. В центре Москвы у него когда-то была огромная и роскошная квартира, была машина, была дача на Чёрном море. А затем ему однажды приснилось нечто очень важное: Николай-угодник явился к нему и сделал некое наставление… И после этого мой гость ушёл из банды, роздал почти всё своё имущество людям, включая квартиру, дачу, машину и костюмы, а сам поселился в какой-то жалкой коммуналке, даже ещё и похуже, чем моя, бросил пить и курить, перешёл на очень скромную пищу и ударился в поэзию. Всё, как обычно: самый заурядный русский праведник…
6
Дома у меня пили чай с вареньем, болтали. А тут и Зинаида пришла откуда-то с улицы. Только на порог ступила и только сняла пальто, как я сразу выскочил из своей комнаты и безо всяких объяснений завёл её к себе. Познакомьтесь, говорю, это мой гость из Москвы, а это моя соседка.
Зинаида предстала перед нами в длинном французском красном платье, с чёрным шарфом вокруг шеи и в чёрной тёплой шляпе.
Старик посмотрел на неё, обменялся с нею несколькими вежливыми фразами и ничего особенного не изрёк, но потом, когда мы оказались одни, сказал мне в ответ на мой вопрос, что он усмотрел в этой женщине: настоящая русская красавица, ростовский цветок, – сказал он. – Но – завышенные претензии.
– Дура? – спросил я.
– Не сказал бы, – ответил старик. – Нет, не сказал бы… Но с таким лицом, как у неё, надо гостей принимать и чем-нибудь их ласково потчевать, или на кухне что-нибудь готовить, а не вращаться в высшем обществе.
Я не совсем понял то, что он имел в виду, и, без приглашения заявившись потом со своим гостем в комнату к Зинаиде, попросил её исполнить нам что-нибудь на своём пианино, а ещё бы лучше – что-нибудь бы и спеть. Зина охотно уселась за пианино и под собственный аккомпанемент спела известную советскую песенку, грубо сработанную под старинный русский романс. Там ещё были слова: боже, какими мы были наивными, как же мы молоды были тогда!..
7
Старик был выходцем из высокообразованной семьи, репрессированной в годы сталинизма. Отец его был когда-то настолько крупною личностью, что даже имел в своём пользовании собственный поезд, в котором мог, утопая в царской роскоши, передвигаться по стране для осуществления своих служебных функций. Сын же его, перед тем как стать бандитом, успел получить прекрасное воспитание и блистательное образование; он знал толк в музыке и в поэзии и вот теперь – здесь и сейчас – не заметить пошлости исполняемой песенки он бы не смог.
Я наблюдал за стариком, задумчиво сидящим в кресле, и поражался: он был весь просто захвачен Зинаидиным пением.
– Ну, как вам? – спросила тогда Зинаида, повернувшись к нам.
– Да ерунда какая-то, – отмахнулся я. – Хотя, конечно, голос у тебя – довольно неплохой. Почти сносный.
У Зинаиды сразу же покраснели глаза:
– У тебя самое любимое занятие – обижать меня!
Старик сказал:
– Не верьте ему, Зиночка, он врёт. И не обижайтесь, пожалуйста.
– Да я и не очень-то обижаюсь.
– А вы – совсем не обижайтесь.
– Да я совсем и не обижаюсь.
Старик подошёл к ней и поцеловал ей руку.
– Поверьте, у вас прекрасный голос и необыкновенная манера исполнения!
– Ой, спасибо! – Зинаида вся аж так и расцвела.
– И ваш сосед об этом прекрасно знает.
– А чего ж тогда не говорит?
– О, он вам много чего никогда в жизни не скажет!
– Пусть бы сказал. Что я ему – враг какой-то, что ли?
– Ну, это вы уж с ним сами тут разбирайтесь, без меня…
8
Старик что-то ещё ей говорил и говорил, а я с изумлением смотрел на эту сцену. Как такое могло случиться? Трое совершенно чужих людей сошлись вместе и беседуют так, как будто знакомы уже целую вечность? И как будто у них и впрямь есть что-то общее – старик с замашками гения, которому по штатному расписанию положено быть праведником, ростовская красавица и я – человек в футляре, преподаватель латыни… Неужели это как раз и есть то самое, что называют словами «родина», «Россия»?.. Как странно.
– А вот вы не могли бы спеть нам сейчас что-нибудь ещё? – попросил старик.
– Ну, конечно! – ответила Зинаида.
– Но только что-нибудь не коммунистического производства. А что-нибудь настоящее русское, про Россию – сможете?
– Кажется, я знаю одну такую вещь, – сказала Зинаида, подумав, и, к моему изумлению, запела песню, которой я от неё прежде никогда не слышал. Это была белогвардейская песня «Всё теперь против нас…»
Мы оба слушали Зинаиду просто в каком-то изумлении. Я видел, что, когда она пропела «Отступать дальше некуда – сзади Японское море, здесь кончается наша Россия и мы», у моего гостя на глаза навернулись слёзы.
9
Со стариком мы проговорили почти целую ночь. Ни слова о Зинаиде. Говорили о живописи, о поэзии; старик читал мне свои собственные стихи, стихи Лермонтова и Маяковского, а я ему – свои переводы австрийца Рильке и шведа Мартинсона… При всём моём ироническом отношении к современным русским праведникам и святым старцам я увидел: это и впрямь необыкновенный человек. Может, в чём-то и безумец (да кто сейчас не безумец?), но – умный и порядочный.
– Приезжай и ты ко мне в Москву, сказал мне старик уже на вокзале.
– Спасибо. Это вы ко мне приезжайте, а я уж как-нибудь без Москвы проживу. Не люблю я её… Вы лучше скажите, как вам понравилась моя соседка по коммунальной квартире? – неожиданно спросил я.
– Соседка? По коммунальной квартире?.. Цветок! Настоящий цветок! – убеждённо и задумчиво пробормотал гениальный старик, заходя в свой вагон и уезжая в свою Москву.
Глава 9. КОЕ-ЧТО ИЗ ОБЛАСТИ ВЫСОКИХ ТЕХНОЛОГИЙ И ДРУГИХ ОБЛАСТЕЙ
1
Показывал я Зинаиду и ещё одному знакомому – интеллектуалу и крупному специалисту в каких-то высоких технологиях.
– Какая приятная женщина, – тихо и с глубоким выражением сказал он мне потом.
– А в чём заключается эта её приятность?
Интеллектуал беспомощно развёл руками.
– Этого словами не передашь, – ответил мне он.
2
Показывал я её и одному американцу, работавшему у нас в мединституте, но и тот тоже ничего не надумал. Оно и неудивительно – что можно услышать путного от представителя примитивного тоталитарного режима?
3
Вроде бы как что-то решив для себя, я вернулся с балкона в приятную прохладу своей комнаты и снова уселся перед компьютером. И занялся латынью.
И тогда я подумал: да пошли вы все к чёрту, я до всего додумаюсь сам!
Глава 10. РАСШИФРОВКА СНА
1
Вскоре вернулись и мои соседи по коммунальной квартире – Зинаида и её неизменный собачонок Дымок.
Зина опять выглядела превосходно – никаких слёз и красных носов, но в её глазах всё же чувствовалась тревога.
– Вот такие мне сны снятся, – сказала она виноватым голосом. – Я, наверно, сумасшедшая – такая ерунда приснилась, а я так расстроилась.
Я не ответил. Зинаида внимательно посмотрела на меня и спросила:
– Что молчишь? Ты разве и на этот раз понял, о чём этот сон?
2
– Понял, конечно, и на этот раз.
– О чём же?
– Да всё о том же.
– О чём – «о том же»?
– Обо мне, о тебе…
– Но пойми: ты мне совсем не снился! Тебя в этот раз не было! Ты мне всегда снишься, но в этот раз – тебя не было! Не было! Во сне я как бы даже и не знала, что ты существуешь!..
– И всё-таки я там был.
– Не понимаю, с чего ты это взял.
– Да тебе и понимать незачем. Просто поверь мне на слово, вот и всё.
– Нет уж ты объясни!
– Вот же привязалась! Объясняю: квартира или комната в твоих снах – это как мы с тобою уже давно выяснили, означает твою душу, твой внутренний мир. Душа и квартира в твоём понимании – одно и то же. Да, должно быть, и в моём – точно так же.
Зинаида кивнула.
– В той квартире, что тебе представилась в этом последнем сне, одна из комнат была пуста, и меня в ней не было.
Зинаида опять кивнула:
– Тебя там не было!
– Иначе говоря, в этом твоём сне я не заполнял собою твою душу. Место для меня вроде бы было отведено, но меня на этом месте не было.
Зинаида не кивала. Внимательно слушала.
– А кроме того, в этой твоей квартире был ремонт. А ремонт – это всё-таки не разрушение, не развал, не разгром. Это – временное неудобство. Временная переделка – от старого к чему-то новому. И лучшему.
В глазах Зинаиды возникла какая-то тревога. Я продолжал:
– Так и ты сейчас – переделываешь, ремонтируешь свою душу, свой внутренний мир, приспосабливаешься к чему-то новому. А ремонт закончится – и ты снова будешь жить в отличной квартире. У тебя снова будет хорошо устроенная комфортабельная, трёхкомнатная, со всеми удобствами душа. Иначе говоря, твоё нынешнее душевное смятение кончится, и всё у тебя будет прекрасно.
– А какое у меня смятение? Никакого смятения у меня нет!
– Сон – честная штука. Он показывает то, что есть на самом деле, но в чём человек порою боится самому себе признаться.
– И в чём же это я, мой миленький, боюсь себе признаться?
– А в том, что потеряла кое-что. И уже никогда не вернёшь. Во сне – это сумочка. А в реальной жизни – я.
– Ты – сумочка? Не смеши меня! Причём здесь ты? Во сне я потеряла очень нужную мне сумочку, а не тебя! А я – барахольщица, я очень люблю сумочки, тряпки и всякие вещи! Ну вот я и расстроилась!
– Объясню: дамская сумочка – предмет первой необходимости для всякой аккуратной женщины. А ты – именно такая и есть. Аккуратная и пунктуальная. Сумочку удобно носить на руке. Или на плече. При торжественных выходах на публику – она всегда при женщине как её неотъемлемая часть. А ты всегда стремишься выглядеть торжественно, величаво, неприступно – это твой постоянный образ. И вот ты её потеряла – вещь привычную и необходимую для твоей повседневной жизни. Ты её потеряла так же точно, как потеряла меня.
3
– А разве же я тебя потеряла?
– Конечно. В реальной жизни я для тебя уже давно стал чем-то привычным и повседневным, но вот я с некоторых пор отошёл от тебя и стал для тебя чужим…
– Ты не стал для меня чужим!
– Ну тогда наоборот: ты для меня чужая!..
– Но почему?
– Об этом – в другой раз. Сейчас я говорю про твой сон. В этом сне ты потеряла сумочку и очень огорчена этим. Хотя ты и не знаешь, что в ней лежит – ценное что-нибудь или не очень. Так же точно и я для тебя – ты и сама не знаешь, так ли я тебе нужен в этой жизни. И что во мне такого уж хорошего. Но тебе необъяснимо больно и жалко до слёз, что ты потеряла эту сумочку… То есть – меня.
– Всё ты выдумываешь! Как же я тебя могла потерять, если мы с тобою живём в одной, общей, коммунальной квартире! У нас общая кухня! Общий санузел! И общий коридор!.. И я тебя вижу каждый день! И мы с тобой никогда не ссорились! И мы – друзья! И ты никуда не собираешься уезжать! И я – тоже! Ты – со мной! Ты мне очень нужен! И ты никуда не терялся! И я нормально отношусь к тому, что у тебя есть своя женщина – я рада за тебя, что ты не один… Мне снилась ПРОСТО сумочка. И я её ПРОСТО потеряла.
– Вспомни: в прошлый раз тебе снилось, как от тебя сбежало какое-то непонятное домашнее животное. Вроде песца – рыжеватое и лохматое. Твой сын и твой собачонок Дымок оставались на месте, а это непонятное животное сбежало, и ты тоже тогда плакала во сне. Я тогда не хотел огорчать тебя. Но тем сбежавшим домашним животным был тоже я. И ты это подсознательно понимала. Да, я как бы сбежал от тебя, хотя и живу рядом с тобою… Мысленно сбежал. Как бы сбежал.
4
Зинаида выслушала мои слова и обиделась:
– Ну и если это так на самом деле, то тогда зачем же ты это сделал?
– Я хочу, чтобы ты привыкла к этой мысли: меня с тобой рядом нет. Ты живёшь на этом свете – без меня. Мы – чужие.
– Но почему?
– Я не хочу быть сумочкой, которую носят на ремешке через плечо и открывают по мере надобности, чтобы взять губную помаду или расчёску; не хочу быть домашним животным, которое лежит у хозяйки на коленях и которое ласково поглаживают. Потому я и сбежал от тебя в том сне. И в реальной жизни – отстранился от тебя.
Я отхлебнул уже давно остывший кофе, а Зинаида вдруг сказала:
– Паша, Пашенька, может, тебе булочку принести? Что ж ты кофе пьёшь – и без булочки?
– Спасибо, не надо.
– Я тебе не верю! Ты всё выдумываешь! Я не замужем, я свободная женщина! И мы с тобой живём вместе, в одной коммунальной квартире, и мы – хорошие друзья, и ты никуда не собираешься уезжать, и всё, что у тебя на душе или в голове, – я всё знаю… Я тебя всего прекрасно изучила!.. И ты всегда будешь со мною, ведь правда же?
– Правда, правда… – Я допил кофе и отставил в сторону чашку с блюдцем. – Но уезжать, не уезжать – это ведь ничего не означает… Главное то, что ты принадлежишь не мне, а я – не тебе.
– Я никому не принадлежу! Я и тебе никогда не принадлежала! – Зинаида решительно взяла чашку с блюдцем, чтобы унести их на кухню да и самой уйти. – И у нас никогда ничего не было! Я – сама по себе!
5
Я пожалел, что затеял этот разговор с разгадкой снов. А Зинаида вдруг перешла в ещё более решительное наступление:
– И чего бы ты от меня сбегал, если у нас с тобой никогда ничего и не было?.. Я просто удивляюсь твоему глупому рассужденью! Вечно ты что-нибудь выдумаешь, чтобы позлить меня!
– Надоело мне твоё нытьё! – сказал я, поморщившись. – Терпеть не могу, когда у тебя такой противный голос, как сейчас…
– А ты вообще – всего на свете терпеть не можешь!
Что было мочи Зинаида грохнула об пол чашку с блюдцем, от чего собачонок испуганно шарахнулся, а я даже и бровью не повёл – посуда-то её, а не моя. Да если бы и моя!
– И чем это я тебе так надоела?
– Ну пусть будет так, если ты так хочешь думать: я не сбегал, твои сны – ничего не означают, и я не умею их толковать, и ты мне не надоела. Я согласен со всем. Я извиняюсь за всё. Только не скандаль!
Зинаида приуныла.
– Никто меня не любит, – тихо сказала она. Сделала попытку рассмеяться, но – попытка не удалась.
– Не хнычь, – я встал и ласково потрепал её по голове – жест исключительно редкий в наших с нею отношениях; как правило я вообще никогда и ни по какому поводу не прикасаюсь к ней. – Этот сон был о твоей решимости выжить и превозмочь все невзгоды. Так что ты не нуждаешься в моём особом сочувствии. Ты – сильная. Ты намного сильнее меня. И вообще, бабы сильнее мужиков. Это мужиков надо жалеть, а бабы и сами выживут. Гадюки вы все, вот вы кто. Спасибо за кофе. А осколки я сейчас подмету.
– Ну что ты! – виновато проговорила Зинаида. – Я била, я сама и уберу. Прости меня, пожалуйста.








