Текст книги "Тайны старой аптеки (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Болезнь поселилась в городе с прибытием поезда, полного мертвецов, который пришел на вокзал Габена одной ночью. Никто не знал, что это за поезд и откуда он прибыл. Первыми заболели служащие вокзала и пассажиры, которые были на станции. Они разнесли болезнь по всему городу. Все началось с приступов сомнамбулизма, к нему постепенно добавился кашель – кашляя, заразившиеся выдыхали черную пыль. А потом наступала смерть. С момента заражения до появления очередного покойника проходила всего неделя. Но худшим проявлением болезни была вовсе не смерть. На некоторых жителей Габена гротескиана действовала иначе – они утрачивали человеческий облик и превращались в жутких монстров – гротесков. В приступах звериного голода гротески начали охоту на людей, пожирая их сердца.

Габен охватило безумие. Все городские доктора оказались бессильны. Многие кварталы огородили, полиции удалось лишь отловить всех заразившихся в Старом центре и Сонн и запереть их в привокзальном районе Тремпл-Толл, который стал карантинной зоной…

Господин Лемони слушал молча, и, когда вдова бургомистра, договорила, сказал: «Мне нужно провести исследования…»

На что вдова бургомистра ответила: «О, я предоставлю вам такую возможность. Все палаты нашей лечебницы для душевнобольных заполнены схваченными гротесками…»

Они отправились туда незамедлительно, и господин аптекарь взялся за изучение гротескианы и поиск лекарства. Вдова бургомистра лично помогала ему в исследованиях. Проходили поиски лекарства трудно, когда уже казалось, что рецепт вот-вот будет найден, болезнь одерживала верх, и приходилось все начинать с начала. И все же, несмотря на трудности, спустя несколько месяцев лекарство было найдено…

Лемюэль не знал, как именно прадедушка его изобрел и что это было за лекарство. Он сказал: «Мне известно лишь то, что ужасная пандемия была побеждена, а вскоре от гротескианы не осталось и следа, словно само ее присутствие было всего лишь кошмарным сном. Город ожил, карантин отменили, Габен вернулся к привычной жизни. Появился новый бургомистр, а вдова прежнего стала женой прадедушки – за то время, что они с ним искали лекарство, они сблизились и полюбили друг друга. Прадедушка остался в Габене и открыл здесь аптеку. Он прожил невероятно долгую жизнь – почти две сотни лет не давал себе умереть при помощи своих лекарств и даже застал моего отца, но однажды прадедушка просто устал от жизни. Габен многое потерял с его смертью…»

Рассказанная кузеном история была сплошь покрыта белыми пятнами, как карта плохо исследованного океана: откуда взялся поезд мертвецов? как прадедушка изобрел лекарство? что стало с пойманными гротесками? Ответов на эти вопросы у Лемюэля не было…

Впрочем, пришел в комнату прадедушки Джеймс вовсе не за ними.

В отличие от комнаты кузена, книжных шкафов здесь не было, и пришлось изучить содержимое всех прочих.

Прошло немало времени, а ничего, что хоть как-то напоминало любые прописи (не обязательно секретные) Джеймс так и не нашел.

Устало опустившись в кресло у камина, он задумался: «Они точно где-то здесь! Не таскает же их Лемюэль с собой или…»

И тут его посетила мысль настолько гадкая, что он даже заскрипел зубами: «Ну конечно! Конечно, Лемюэль держит их где-то под рукой! Он же готовит свои чудодейственные сыворотки, используя прописи, – зачем ему таскаться за ними сюда каждый раз? А это значит…»

Это значило, что Джеймс напрасно подстраивал усыпление мадам Клопп, воровал ключи и пробирался в комнату прадедушки! Все было зря!

Джеймс в ярости вцепился в подлокотники.

– Ну я и дурак! – воскликнул он. – Если бы я только подумал заранее, я бы точно не стал…

Судорожно сжатый указательный палец вдавил что-то под левым подлокотником, и в комнате раздался скрип.

Джеймс испуганно повернул голову, а затем вскочил на ноги и отшатнулся.

Кровать ожила! Хотя правильнее будет сказать, что ожил лишь элемент ее отделки, но менее поразительным от этого зрелище не стало. Скрипя и потрескивая, щупальца, обвивавшие столбики полога, расплелись и потянулись вниз, а те, что обвивали ножки кровати, начали подниматься. Всего за несколько мгновений, конечности резного осьминога ушли вглубь панели изножья и исчезли, оставив после себя лишь круглое отверстие – монстр из морских глубин будто скрылся в пучине. Что-то щелкнуло, а затем изножье, отсоединившись от кровати, откинулось на петлях. Из образовавшегося углубления вырвалось облако пыли, и все затихло.

Джеймс потрясенно глядел на кровать. В глубине открывшегося ящика стоял окованный железными полосами ветхий зеленый рундук.

Недоумение сменилось осознанием: «Кажется, я ненароком привел в действие скрытый механизм. Должно быть, кресло как-то соединено с кроватью…»

Раздумывать об устройстве тайника желания не было, и Джеймс бросился к рундуку.

С трудом вытащив тяжеленный ящик, он поднял крышку и благоразумно отстранился – очередное облако пыли взвилось в воздух. Разогнав его рукой, Джеймс склонился над рундуком.

Внутри лежали: какие-то механизмы – вероятно, навигационные, несколько пожелтевших от времени и перевязанных лентами свитков (отогнув краешек одного, Джеймс понял, что все это морские карты), пара старомодных кремниевых пистолетов, два мешочка с монетами (из каких именно они стран, Джеймс не знал), несколько заткнутых пробками пустых склянок (судя по блеклым пятнам на их стенках, внутри когда-то были какие-то жидкости), а еще…

«Нашел!» – пронеслось в голове, и дрожащей от волнения рукой Джеймс вытащил одну из хранившихся в рундуке тетрадей.

Радовался он, впрочем, преждевременно. Открыв тетрадь и пробежав взглядом несколько страничек, Джеймс понял, что она представляет собой вовсе не аптекарские прописи, а обычный дневник, в котором прадедушка вел учет событий из своей жизни.

Если бы разочарование вдруг приобрело форму человека и стало мистером Разочарование, то этот мистер сейчас непременно возопил бы, всплеснул руками и принялся бы рвать на голове волосы.

С трудом сдержав порыв последовать его примеру, Джеймс пролистал дневник, отметил, что несколько страниц вырвано. Найдя самую последнюю запись, он прочитал:

«Первый детский крик снова раздался в моей аптеке. Новый Лемони и с ним новое поколение нашей семьи увидело свет.

Украденные у времени силы оставляют меня. Я чувствую, что это последнее поколение, которое я застану. Час, когда я уйду, близок. Мне осталось день или два, не более, и это пропитанное лекарствами сердце остановит свое биение, а глаза, наблюдавшие этот мир длиною в две сотни лет, закроются.

На радость наследнику. Леонард ждет моего последнего мгновения, и он уже не скрывает своих чувств. Я знаю… я слышу, как он шепчет: “Уже скоро… скоро”. Так же ждал и шептал его отец. И его отец, и те, что были до него. Они все ждали, но я пережил их всех, и именно Леонарду суждено было дождаться.

Я ухожу… покидаю их, оставляю свою аптеку. Леонард не худший Лемони, но и не лучший – были и более талантливые, амбициозные, прожженные. Вспомнить только хитреца Лестера, который хотел меня отравить и ненароком отравился сам. Отравился так же, как и прочие бездари и зануды, которые носили мою фамилию и которые мне наскучивали… Каждый из них втайне ненавидел меня, завидовал мне. Глядя на них с высоты своего стула в аптеке, я чувствовал, как их изнутри жжет желание избавиться, или, как сказал перед смертью Лестер, освободиться от меня. Что ж, они должны быть мне благодарны: я освобождал их – всего капелька моего любимого яда…

Леонарду просто повезло, что новый Лемони родился только сейчас, когда я слаб, когда у меня больше нет сил даже на то, чтобы замешать яд. Леонард будто намеренно все так подстроил – видимо, догадался, что он перестанет быть мне нужен, как только появится наследник. Жаль оставлять мое детище Леонарду, но утешает то, что после него за стойку аптеки встанет его сын…

О, Лазарус… В тот же миг, как его принесли ко мне… в тот же миг, как я его увидел, меня охватило оцепенение. Это был он! В этом беспокойном ворочающемся комочке я распознал искру. Именно его я ждал столько лет! Он забрал мой худший страх – что я уйду, так и не дождавшись достойного, и придется вручать мои знания и мою память этому бесхребетному, жалкому Леонарду.

Я ухожу со спокойным сердцем… спустя столько лет гниения в этом неблагодарном городе.

Я ухожу… но ненадолго. Я скоро вернусь…»

Записи оборвались.

Джеймс какое-то время еще глядел на зеленые чернильные строки. Он просто не верил в то, что прочитал. Прадедушка! Может быть, он и был великим, как считал Лемюэль, но совершенно точно при этом он был отвратительным человеком. Судя по этой записи в дневнике, выходило, что он травил своих наследников, как только они ему наскучивали и у них появлялся сын! Ужасно! Мерзко! Подло!

А что он имел в виду, отмечая, что скоро вернется?

Джеймс испуганно оглядел комнату.

«Это же невозможно! Или все же… возможно?»

С этим гениальным человеком, который сумел остановить кошмарную пандемию, ничего нельзя было сказать наверняка.

Джеймс перечитал последнюю запись в дневнике, и особое внимание уделил фразе: «Он забрал мой худший страх – что я уйду, так и не дождавшись достойного, и придется вручать мои знания и мою память этому бесхребетному, жалкому Леонарду…»

Напрашивался вывод, что именно Лазарус, отец Лемюэля, получил «Секретные прописи». Он передал их своему сыну?

«Не мог не передать, – заключил Джеймс, – ведь именно сведения о том, что Лемюэль создает чудодейственные сыворотки, и привели меня сюда… Может, в дневнике будет что-то о том, как прописи хотя бы выглядят?»

Джеймс перевернул несколько страниц назад и тут внезапно одернул себя:

«Что я делаю?! Не сейчас! И не здесь! Я и так задержался – кто знает, сколько еще продлится действие снотворного порошка…»

Расстегнув на жилетке пару пуговиц, он спрятал дневник под нее. После чего закрыл рундук и затащил его обратно в ящик. В тот миг, как он вернул на место крышку изножья, раздался уже знакомый скрип, и из отверстия поползли деревянные щупальца. Обхватив столбики полога и ножки, они замерли. Мерзкие тайны прадедушки снова скрылись из глаз. Но не все: оставалось надеяться, что в дневнике отыщется хоть что-то полезное.

Джеймс оглядел напоследок комнату и вышел за дверь. Заперев ее, он поспешно двинулся по коридору к лестнице, но раздавшийся неожиданно из-за двери слева голос, заставил его замереть как вкопанному.

– Лемюэль, это ты?

Джеймс повернулся.

Женщина за дверью продолжила:

– Нет, это не Лемюэль. Кто там? Это вы, Джеймс?

«Она знает, как меня зовут? Откуда?!»

Джеймс уже хотел было броситься к лестнице, но что-то его остановило.

– Да, миссис Лемони, – сказал он. – Вы знаете, кто я?

– Я слышала… крики моей матери невозможно не услышать. Прошу вас, Джеймс, выпустите меня…

Джеймс бросил испуганный взгляд на лестницу.

– Выпустить? Но я не могу, миссис Лемони. Лемюэль сказал, что…

– Он солгал! – воскликнула женщина. – Все, что он вам говорил – это ложь. Вы не знаете этого человека. Он притворяется. Лемюэль хитрый и коварный – он настоящий Лемони.

– Мэм, я не думаю, что…

– Прошу вас, Джеймс, поверьте. Он плетет козни, он управляет моей матерью и убедил ее в том, что я больна. Он всех убедил!

– Как это убедил?

– Однажды он напросился к нам на чаепитие. Я не хотела его видеть, но отец заставил проявить «гостеприимство» из уважения к почтенному господину аптекарю, отцу Лемюэля. Во время этого чаепития Лемюэль что-то подсыпал мне в чай. Так я заболела. Вернее, были лишь симптомы болезни, но этого хватило. Лемюэль передавал лекарства, и от них мне временно становилось лучше, но они вызывали еще худшие побочные эффекты. Вы знаете о побочных эффектах, Джеймс?

Джеймс сжал зубы. О, он знал.

– Но зачем ему все это?

– Лемюэль безумен и жесток, – ответила миссис Лемони. – Он жаждал мною обладать. Много лет этот человек преследовал меня, и с каждым годом проявлял все большую настойчивость, но я не отвечала на его знаки внимания. Я всегда любила только Терренса.

– Терренса? Констебля Тромпера?

– Вы знаете его? Терренс всегда хотел для меня добра, но он ничего не смог сделать против коварства аптекаря. Сперва Лемюэль задурил голову моей матери, а затем, когда мой отец оставил нас, они меня заперли в этой комнате. Я здесь пленница. Он мучает меня, думает, что я полюблю его. Он даже позвал этого ужасного доктора. Все полагают, что доктор меня лечит, но на самом деле он пытается заставить меня забыть Терренса. Лемюэль подкупил этого доктора – пообещал, что сделает для него какое-то особое лекарство, если тот поможет ему. Этот доктор пытает меня. Лемюэль говорил вам, что ищет лекарство от моей «болезни»?

– Да.

– Это вовсе не лекарство, Джеймс! Это любовная сыворотка. Он пытается изобрести средство, чтобы я полюбила его. И он все ближе к тому, чтобы его изобрести… я… я не знаю, что случится, когда он найдет последний ингредиент. Прошу, поверьте мне, Джеймс! Мне никто не верит…

Хелен заплакала.

Джеймс вспомнил отчаянные крики миссис Лемони, когда приходил доктор Доу, и у него защемило сердце. А еще ему на ум пришли письма от доктора Хоггарта: Лемюэль научился притворяться и скрывать безумие. Но сильнее всего его обеспокоили слова самой Хелен: «Он – настоящий Лемони». После того, что Джеймс прочитал в дневнике прадедушки, он догадывался, что именно это значит.

– Я верю вам, – сказал он. – Но я не могу вас выпустить…

– Молю вас, Джеймс! Молю, если в вашей душе есть хоть кроха жалости. Я не выдержу, если этот доктор снова ко мне придет!

В голосе Хелен Лемони звучало так много боли, что просто нельзя было ей не посочувствовать. И Джеймс решился. Он не знал, что будет делать после того, как выпустит жену аптекаря. Не знал, как выведет ее незаметно из аптеки или что скажет Лемюэлю, когда тот узнает о пропаже жены. В голове появилась идея: «Я сломаю замок, когда ее выпущу, и они подумают, что она сама как-то выбралась».

– Сейчас, мэм, я попробую…

Джеймс быстро подошел к двери и просунул в замочную скважину один из ключей на связке. Тот не подошел. Джеймс попробовал другой. Итог был таким же. Перепробовав все ключи, Джеймс закусил губу.

– Не подходит ни один, – сказал он. – Наверное, нужный ключ у Лемюэля.

– Что же делать?! – Миссис Лемони застонала. – Он ни за что вам его не отдаст…

И тут Джеймс услышал. Он приподнял верхний краешек правого уха, и до него донеслось отчетливое: «Подумать только! Я столько проспала…»

Мадам Клопп проснулась!

– Миссис Лемони, я должен идти. Если меня здесь поймают…

– Найдите Терренса, – прозвучало из-за двери. – Он что-то придумает! Передайте ему все, что я говорила. Скажите ему, что я люблю его и что только он способен мне помочь…

Джеймс кивнул и бросился бежать.

***

Подумать только!

Подумать… только…

Джеймс приблизил керосиновую лампу к странице и провел пальцем по изображенному на литографии лицу. Чем дольше он в него всматривался, тем больше ничего не понимал…

Часы когда-то там пробили половину десятого вечера. За окном туман уже поглотил собой все, скрыв даже фонари, – лишь редкие рыжие кляксы пока еще в нем проглядывали. Если верить погодной сводке, уже вот-вот должен был начаться шквал.

По коридору, ворча о том, что этот туман нарушил все ее планы, прошла мадам Клопп. Джеймс не обратил на нее внимания…

Когда теща аптекаря проснулась, было уже около шести часов вечера. Джеймс полагал, что она тут же обнаружит пропажу ключей, но старуха переоделась и, покинув комнату, направилась в кухоньку, которая ютилась на под-этаже у лестницы, – готовить ужин. Это дало Джеймсу возможность проникнуть в спальню тещи аптекаря и вернуть ключи. Только он шмыгнул в свою комнату, как она вернулась, бормоча: «Ну вот, снова ключи забыла…»

Джеймс вздохнул с облегчением, а потом… его, будто из чана с отходами, окатило страхами, сомнениями и тревожными мыслями.

Не в силах найти места, она начал бродить по комнате, пытаясь осмыслить все, что успело произойти. Он все думал о бедной миссис Лемони. Если она говорила правду – а Джеймс был склонен ей верить, – то картина вырисовывалась прескверная. Безумный аптекарь, ведомый своими страстями и терзаемый чувством неразделенной любви к женщине, которую он вожделел, пошел на невероятное злодейство, чтобы ее заполучить. Все встало на свои места… Осколок за осколком правда выстроилась, словно разбитое зеркало, которое он, Джеймс, сам того не зная собирал.

– О, Пуговка, – говорил Джеймс, обращаясь к своему чучелу, – ты даже не представляешь, во что мы с тобой встряли. В поисках книги, я нехотя заглянул за ширму и увидел гадкую, отвратительную тайну Лемюэля. Этот человек так хорошо скрывает свою истинную натуру, что никто даже в страшном сне не представляет, кто он такой на самом деле. Он пытается силой и подлыми ухищрениями заставить себя полюбить эту несчастную. Сперва он ее сюда затащил, позвал доктора, а теперь… Да, Пуговка, ты права! Лекарство, о котором я тебе рассказывал… он почти доделал его! Последний ингредиент вот-вот будет у Лемюэля, и тогда Хелен… бедная Хелен…

Джеймс подошел к кровати и, сев на краешек, прижал к себе Пуговку.

– А как он выстилается перед старухой. «Да, мадам», «Простите, мадам», «Разумеется, мадам»… Это все игра. Именно он управляет своей тещей. Уверен, мадам Клопп искренне считает, будто она здесь главная, но он подобрал к ней ключик и вертит ею, как ему вздумается. Она ведь не поднимается наверх, когда приходит доктор Доу, верно? Конечно, ведь Лемюэль ее убедил, что лечит Хелен, что ищет лекарство… Гнусный человек и… Я должен что-то сделать! Что, как это не должен, Пуговка?! А что ты предлагаешь? Оставить все как есть и сделать вид, будто ничего и не было? Я – ее последняя надежда, Пуговка, как ты не понимаешь?! Если бы ты только слышала ее голос, ее плач…

Джеймс вскинул голову.

– Нет, я ее здесь не брошу! Не позволю ему провернуть свой мерзкий план! Да, я помню, что я здесь не за тем, чтобы кого-то спасать. Но кто мог знать, что все так обернется?

Джеймс встал на ноги, поставил Пуговку на кровать и натянул пальто. Взяв в руки котелок, он сказал:

– Жди здесь. Я быстро. Передам просьбу Хелен констеблю Тромперу и вернусь. Я должен успеть предупредить его о том, что задумал Лемюэль, пока не начался шквал…

Джеймс решительно направился к двери, повернул ручку, распахнул ее и… застыл.

За дверью стоял Лемюэль!

По спине побежали мурашки. Сердце отчаянно заколотилось.

– Джеймс…

– Кузен…

Лемюэль с подозрением оглядел Джеймса.

– Вы куда-то собрались в такой поздний час и такую непогоду? Я уже запер аптеку.

– Но я… я думал…

– Что вы думали, Джеймс?

– Я думал выйти подышать свежим воздухом и…

– Я уже запер аптеку, – повторил Лемюэль.

– Но может, если я ненадолго выйду…

– Не стоит, Джеймс. Сегодня был очень тяжелый день, вы хорошо потрудились. К тому же скоро будет ужин. Слышите стук молотка? Мадам Клопп готовит кроличьи отбивные… Она говорила, что вы привезли с собой журналы «Ужасы-за-пенни». Почитайте, отдохните… Этот вечер целиком и полностью в вашем распоряжении.

– Но как же ночная работа?

– О, сегодня я жду лишь одного посетителя. Он прибудет ровно в десять, чтобы сделать заказ. Особой работы не предвидится – город готовится к шквалу.

Лемюэль неожиданно бросил резкий взгляд поверх плеча Джеймса.

– А это еще что?

Джеймс обернулся и с ужасом понял, что не спрятал Пуговку – она по-прежнему стояла на кровати!

– Это… это моя…

– Постарайтесь, чтобы это не попадалось на глаза мадам Клопп, Джеймс. У нее будет сердечный приступ, если она это увидит.

Джеймс кивнул. Лемюэль развернулся и пошагал к себе. Дверь его комнаты закрылась.

Джеймс запер свою, для надежности пару раз повернув ключ.

– Ты слышала, Пуговка? – гневно прошипел он. – Каково лицемерие! Как он трясется, чтобы мадам Клопп не злилась. Мы-то с тобой знаем, что он тут всем заправляет… И как теперь выйти? Что? Ты можешь говорить громче? Точно! Молодец, Пуговка! Нужно дождаться, когда к нему приедет посетитель, он будет занят, а я выскользну и найду констебля Тромпера. Но чем заняться до того?

Лемюэль советовал почитать. Джеймс последовал его совету, вот только взял в руки он вовсе не «Ужасы-за-пенни».

Усевшись на кровать, Джеймс раскрыл дневник прадедушки и сам не заметил, как с головой ушел в его жизнь…

Господин Лемони и правда оказался ужасным человеком. С каждой новой перевернутой страницей Джеймс все сильнее в этом убеждался. Аптекарь просто ненавидел город, в котором поселился, ненавидел его жителей и даже называл их слизняками. Страница за страницей он описывал посетителей аптеки, особо отмечая их недостатки и по-настоящему наслаждаясь их недугами. Ему доставляли удовольствие страдания тех, кто заходил в аптеку, но больше он радовался тому, что называл «своими экспериментами над этим неблагодарным городом». Если по-простому, то он проводил опыты над посетителями, создавая все новые и новые побочные эффекты для своих лекарств. Чем именно перед ним этот город провинился, господин Лемони умалчивал. Лишь порой писал, что Габену очень не достает гротескианы…

С момента, как его сыну исполнилось двенадцать, лично продавать лекарства он перестал и уселся на высокий стул в зале, откуда и наблюдал за тем, что там происходит, не смыкая глаз. Его сын вырос и состарился, а затем умер – никаких сожалений по этому поводу господин Лемони не испытывал, ведь за стойку встал его внук. Внук оказался, по словам прадедушки, не меньшим разочарованием. Как, собственно, и правнук.

Господин Лемони старел. Но очень медленно. На его глазах сменялись поколения, и дети, которые заходили в аптеку вместе с родителями, постепенно превращались в стариков и переселялись на Чемоданное кладбище.

И все же он знал, что даже его чудодейственные средства омоложения не могут полностью остановить естественные процессы. Осознание, что он и его гениальные идеи не вечны, приводили его в ярость. Конечно же, он искал – изо дня в день, годами, десятилетиями. Искал то, что называл «рецептом бессмертия». Господин Лемони просто не мог поверить, что его разум не способен спасти его от бездарной и бессмысленной кончины.

В какой-то момент ему показалось, что он нашел, и оставил в дневнике запись о том, что познакомился с неким ученым, который обмолвился, что знает, как победить смерть.

Следующая запись сквозила бессильной яростью. Оказалось, что ученый «посмел выразиться образно»: мол, его труды, написанные им книги – это его бессмертие. Господин Лемюэль отметил, что отравил мерзавца и вновь приступил к поискам…

Именно на этом месте у корешка виднелись неровные края обрывов – все, что осталось от нескольких располагавшихся там прежде страниц.

В дверь постучали. Спрятав дневник под подушку, а Пуговку под кровать, Джеймс открыл. Мадам Клопп принесла ужин.

Ехидно посоветовав «кузену из Рабберота» оценить приправу к отбивным в виде тертых ногтей, она удалилась.

Джеймс на ее шутку (если это была шутка) даже не обратил внимания. Все его мысли вращались лишь вокруг записей в дневнике прадедушки.

«Бессмертие, – думал он, ковыряя вилкой отбивные и странную зеленую кашу. – Ну разумеется! Как же без этого! Впрочем, не может не радовать, что он так и не нашел к нему рецепт – череп в шкафу с лекарствами этому подтверждение…»

Доев ужин, Джеймс вновь усадил рядом Пуговку и, прежде чем вернуться к дневнику, полез в чемодан. Сделав пару глотков из бутылочки с кофейной настойкой, отчего его уши провисли еще сильнее, он достал книгу в потрепанной коричневой обложке.

На деле это была никакая не книга, а старый альбом с изображениями членов семейства Лемони. Вправленная под бумажные уголки, на одной из последних страниц располагалась фотокарточка, на которой молодой Лемюэль стоял за стойкой. Перелистав страницы на самое начало альбома, он нашел прадедушку. У основателя рода Лемони (по крайней мере о том, кто был до него, история умалчивала) фотокарточка отсутствовала – видимо, в те времена их еще не делали, – и ее место занимала литография.

Прежде Джеймс прадедушку особо не разглядывал, полагая, что для его дела, давно почивший с миром аптекарь ему не нужен, но сейчас… Прочитав дневник, он будто лично свел знакомство с этим человеком. Изображение прадедушки странным образом словно дополняло его же записи. Высокомерное выражение лица, цепкий взгляд за стеклами очков в круглой оправе и легко читаемое коварство в улыбке, а еще…

И тут Джеймс заметил.

Подумать только!

Прадедушка был точной копией Лемюэля! Если снять парик-луковицу и очки, стереть с лица высокомерие с презрением, добавить во взгляд усталость, пририсовать мешки под глазами и сменить вышедшие из моды пышные подкрученные бакенбарды на короткие тривиальные, выйдет кузен!

Данное сходство испугало Джеймса: «Кажется, Лемюэль похож на своего предка не только внешне…»

Зазвенел уже знакомый колокольчик в комнате кузена.

Джеймс бросил взгляд на часы – десять вечера. Все верно: прибыл человек, о котором Лемюэлю писал мистер Блохх.

Время пришло!

Убрав альбом в чемодан, Джеймс подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор. Фигура кузена исчезла на лестнице. Из комнаты мадам Клопп доносилось ворчание:

– Что ты делаешь, Мередит? Я же пытаюсь тебя покормить! Будешь кусаться – я сама тебя укушу…

Имя «Мередит» мадам Клопп дала своему новому питомцу. Теща аптекаря была в восторге от рыбы, которую принес к ней в комнату Лемюэль, – она мгновенно в нее влюбилась и потребовала у Лемюэля, чтобы он раздобыл фотографический аппарат – ей срочно захотелось запечатлеть Мередит. Что-то подсказывало Джеймсу, что, обладай он или Лемюэль похожими зубищами, старуха относилась бы и к зятю, и к его кузену намного лучше…

В любом случае мадам Клопп сейчас была слишком занята, чтобы помешать плану Джеймса.

Закрыв дверь, он бросился к лестнице, быстро преодолел ее и ринулся через пустой темный зал аптеки к входной двери. Отодвинув засов, Джеймс сунул в колокольчик над притолокой носовой платок, тем самым заглушив его, и взялся за ручку.

На миг застыл в нерешительности и тут же велел себе: «Давай же! Быстрее справишься – быстрее вернешься!», а затем открыл дверь. В аптеку пополз туман.

Оказавшись на улице, Джеймс с досадой отметил, что мгла уже стала такой плотной, что хоть ножом ее режь. Он вытянул руку перед собой, и бледно-серое марево сгрызло ее по локоть.

«Да уж, задачка предстоит не из легких…»

Джеймс двинулся вдоль стены дома и, дойдя до угла, остановился. Туман был повсюду…

«Что я делаю?! – подумал Джеймс. – Куда иду?! Ну я и болван! У сигнальной тумбы искать Тромпера бессмысленно, а я ведь не знаю, где он живет! Как же это глупо! И зачем я вообще сейчас вышел из аптеки?!»

До него донеслись голоса. Говорившие будто стояли совсем рядом, но в том-то и дело, что на улице никого не было – туман искажал звуки и расстояние.

«Это Лемюэль и его посетитель, – понял Джеймс. – Может, удастся выяснить, что аптекарь пообещал ему взамен на недостающий ингредиент своей коварной любовной сыворотки…»

Стараясь ступать как можно тише, он зашел в переулок. В проходе за зданием аптеки горели фонари – четыре больших круглых фонаря-глаза светились с покатых крыльев большого полосатого экипажа.

Джеймс распахнул рот от удивления. Подобных транспортных средств он никогда прежде не видел. Больше всего экипаж походил на аэрокэб, но не в пример изящнее габенских громоздких воздушных экипажей – в любом случае данная штуковина точно должна была летать: об этом свидетельствовали оболочка и установленные по ее бокам пропеллеры.

В окне рубки управления никого не оказалось. Обойдя экипаж, Джеймс подкрался к дверце в его борту. Шторы на иллюминаторе были задернуты, и увидеть говоривших возможности не представлялось.

– Меня преследуют неудачи, мистер Лемони, – сказал обладатель незнакомого голоса. Судя по интонации, этот человек был неимоверно возмущен, едва ли не обижен, а в его словах сквозило разочарование. – Этот город явил свою гнилую сущность сразу же, как я сошел с поезда этим утром. Не буду обременять вас подробностями – скажу лишь, что груз – очень важный груз, который я вез! – растворился в дыму. Хвала Осени, не весь – один лишь ящик, но это все усложняет – теперь мне предстоит искать его содержимое по всему Габену.

– Печально слышать, – негромко сказал аптекарь.

– Это еще не все! Прямо с вокзала я отправился в пакгауз у канала, чтобы проверить приготовленный для меня «Эйроббль», и что вы думаете? Ну конечно же, он был в нерабочем состоянии – за ним никто не следил много лет, и за это время он превратился в рухлядь! Еще одна неудача! Пришлось срочно искать механика и проводить ремонт, да и механик оказался той еще занозой в… вы догадываетесь, где, мистер Лемони?

– Догадываюсь, мистер Фиш.

– Вот именно! К сожалению, отыскать того, кто сможет все починить и сумеет держать язык за зубами, дело непростое – пришлось смириться с тем, что был. А потом выяснилось, что этот тип способен работать только, когда выпьет, вот только беда в том, что он не знает меры. Ему лишь удалось сделать так, чтобы «Эйроббль» смог передвигаться по земле, а потом он просто заснул! И это еще не все мои невзгоды!

– Не все?

– Механик сказал, что для полной починки «Эйроббля» требуются особые шестеренки. Я наведался за ними на ваш этот Железный рынок, и тамошний шестереночный воротила заявил, что здесь, мол, нужные мне шестеренки не производят, и, если я желаю, то могу сделать заказ, а пока он дойдет…

– Я вам сочувствую, мистер Фиш. Но вы уверены, что неудачи, которые вас преследуют, – это следствие какой-то вашей особой невезучести?

– Я уверен, но… – мистер Фиш замялся. – То, что мне предстоит провернуть в Тремпл-Толл… План разрабатывался слишком долго, и если он пойдет наперекосяк… Нет, даже думать о таком не хочу! К тому же мистер Блохх меня уверил, что поспособствует тому, чтобы все прошло гладко.

– И это приводит нас к тому, за чем вы приехали ко мне, мистер Фиш.

– Если вы сейчас скажете, что-то, вроде «Это невозможно», клянусь вам, я взорвусь!

– Попрошу вас воздержаться от взрывов, мистер Фиш, – сказал Лемюэль. – То, что вам нужно от меня, возможно.

– Вы сделаете… обе сыворотки?

– Верно. С одной трудностей быть не должно. Я даже знаю, с чего начать: противоядия делаются по общему принципу. Мне понадобится лишь отловить несколько подопытных и провести кое-какие исследования.

– Замечательно! А вторая?

– Со второй все сложнее… – Лемюэль задумчиво забормотал. – Думаю, если соединить несколько побочных эффектов, то вместе они образуют… комбинация из эффектов даст… Нет, это очень сложно. Мне нужно будет как следует все рассчитать и несомненно придется обратиться за помощью к…