Текст книги "Тайны старой аптеки (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2. Дневная и ночная работа

Джеймс задыхался.

И это еще было не худшим ощущением из всех, которые он сейчас испытывал. В голове мутило, рвотные позывы сменялись один за другим, и сдерживать внутри пару подгоревших тостов вкупе с омлетом, которыми он позавтракал, с каждой минутой становилось все сложнее. Глаза резало даже через защитные очки, а вонь, гнилостная удушающая вонь, пробиралась даже под противоудушливую маску.

Джеймс склонился, запустил руку в грубой рабочей перчатке в буро-зеленую воду, по колено в которой он стоял, нашарил на каменном полу затопленного колодца нечто, напоминающее ком из болотной тины, человеческих волос и свалявшейся шерсти, после чего не глядя сунул его в большую корзину, висевшую на стене.

Да уж, работенка – лучше не придумаешь.

Утро у Джеймса не заладилось. Причем так, как может не заладиться только самое гадостное утро из всех.

Выспаться, само собой, не удалось. Улица Слив, да и весь Тремпл-Толл еще спали, когда Лемюэль постучал в его дверь. Джеймс наивно полагал, что тут же отправится за стойку в аптечный зал, где кузен начнет обучать его вести дела: обслуживать посетителей, отпускать лекарства, обращаться с кассовым аппаратом и весами, но вместо этого Лемюэль выдал ему список дел, которые мало как относились к обучению.

Почти час Джеймс таскал тяжеленные ящики с лекарственной пудрой, которые привез поставщик мистер Шмульк. Далее по списку было почистить два шкафа с сыворотками от так называемых «устаревших болезней». В эти шкафы не заглядывали, вероятно, последние сто лет, и Джеймс, орудуя щеткой, надышался пылью, отчего никак не мог прочихаться все следующие полчаса. Затем он взялся разбирать чулан под лестницей, заваленный до самого потолка сломанными механизмами для изготовления лекарств, – таская всю эту рухлядь к задней двери аптеки, где ее должен был забрать старьевщик мистер Бо, Джеймс с ног до головы покрылся бурой ржавчиной.

Чувствовал кузен аптекаря себя прескверно: он устал, ноги и спина гудели, натруженные пальцы ныли, а список утомительных дел по-прежнему казался бесконечным. И тем не менее все предыдущие задания можно было назвать «легкой и приятной сердцу рутиной» в сравнении с тем, что ждало его дальше.

Последним пунктом в списке значилось: «Почистить засорившуюся клоаку под аптекой».

Джеймс заподозрил неладное уже в тот миг, как Лемюэль выдал ему кожаный комбинезон, рабочие перчатки и ботфорты. Ну а когда дело дошло до защитных очков и противоудушливой маски, он понял, что ему предстоит нечто из ряда вон отвратное. И оказался прав. Кузен вывел его в переулок за зданием аптеки и, подняв крышку люка у задней двери, сказал: «Как удачно, что вы здесь, Джеймс, у меня все не доходили руки устранить засор». После чего всучил кузену корзину, фонарь и скрылся в аптеке.

Все это смахивало на форменное издевательство, а еще Джеймс догадывался, что к «списку дел для кузена» приложила руку зловредная мадам Клопп, но ему ничего не оставалось, кроме как зажечь фонарь и, схватив корзину, спуститься в клоаку.

Вне всяких сомнений, это было худшее место, в котором Джеймс оказывался в своей жизни. Даже «Чулан-для-бездельников», где его частенько запирал Толстяк, в сравнении с клоакой под «Горькой Пилюлей», был не так уж и плох.

Ржавые и в некоторых местах обломанные ступени-скобы привели Джеймса в тесный каменный мешок, затопленный гнилой водой. На поверхности воды то и дело лопались пузыри, и Джеймс поймал себя на мысли, что в глубине труб под клоакой кто-то живет… кто-то жуткий. И все же, если в клоаке кто-то и обитал, к счастью Джеймса, он не показывался, и кузен аптекаря, собравшись с духом, взялся за очистку.

– Проклятая старуха… – бубнил Джеймс, с омерзением опуская руку по локоть в воду и зачерпывая гадкое месиво на дне. – Она не оставляет попыток меня выжить. Ну, мы еще поглядим, как у нее это выйдет, – у меня в запасе много терпения! Накопилось за время работы на Толстяка!

Несмотря на то, что Джеймс говорил, его терпение подходило к концу. Очистка представляла собой работу мало того, что тошнотворную, так еще и унизительную. Время от времени через круглые отверстия в стенах в колодец стекала грязная вода – наверху никто даже не подумал о том, чтобы на время не пользоваться трубами, пока он здесь. Стараясь не обращать на это внимания, Джеймс наклонялся, зачерпывал руками ил и складировал его в корзину, постепенно пробираясь к стоку, который, как сообщил Лемюэль, должен был находиться в центре клоаки. Треклятый сток все никак не отыскивался, корзина была уже почти полна, и Джеймсу начало казаться, что никакого стока здесь нет…

Постепенно уже весь комбинезон покрылся зеленой слизью, мерзкая липкая жижа проникла под перчатки и в ботфорты – должно быть, в них были дыры.

С каждой новой минутой, проведенной в клоаке, Джеймс все сильнее ощущал, что будто бы и сам срастается с ней – превращается в один из этих комков ила. Порой он задирал голову и с надеждой глядел в квадратный проем люка, за которым было утро, за которым не было этого зловония и этой слизи. А потом опускал голову и возвращался к работе…

Ил и грязь в корзине постепенно дошли до краев, а потом начали расти горкой. Джеймс, как мог, отталкивал от себя мысль, что вскоре ее придется поднимать наверх, – пока что он не представлял, как сделает это в одиночку.

А затем наконец произошло то, чего он так ждал. Джеймс схватил очередной ком, и вода у его ног забурлила. Откуда-то снизу донесся гул труб, как будто по ним пошла вода.

«Кажется, я нашел сток!» – обрадованно подумал Джеймс.

Он наклонился и принялся шарить под ногами. Пальцы нащупали решетку. Вода медленно уходила вниз через освобожденные прорези – и все же сток до сих пор почти полностью был забит. Джеймс принялся торопливо собирать то, что налипло на решетку, и вдруг понял, что между прутьями что-то застряло. Обхватив склизкое месиво, он крепко сжал его и потянул. Ком будто сопротивлялся, не желая вылезать, и Джеймсу пришлось подключить и вторую руку.

Приложив недюжинные усилия, он вытащил – почти вырвал – застрявший предмет. В тот же миг вода над стоком начала закручиваться водоворотом и потекла в глотку трубы. Преграда была устранена – вода убывала довольно быстро.

Джеймс с облегчением глядел на то, как уровень этого зеленого болота понижается. Вот оно уже ниже коленей, а вот – у щиколоток.

Когда вода с чавкающим звуком окончательно исчезла за небольшой круглой решеткой, обнажив каменный пол, Джеймс уже собирался было положить ставший причиной засора ком в корзину и вдруг заметил, что в некоторых местах он странным образом блестит. Под налипшими илом и волосами был какой-то металлический предмет.

Джеймс начал освобождать его, снимая слой за слоем склизкие волосы («И почему здесь столько волос?!»), и вскоре с удивлением понял, что держит в руке ключ. Ключ был довольно необычной формы: гладкий металлический стержень-мундштук и плоская головка с двумя ушками и круглыми отверстиями в каждой.

«Да это же заводной ключ!» – подумал Джеймс – он видел такие штуковины прежде: они служили, чтобы заводить механические игрушки, вот только этот ключ был довольно большим, как будто и «игрушка», для которой он предназначался, была весьма крупной.

Помимо самого ключа, под налипшим илом скрывалось еще кое-что: в одно из отверстий головки было продето кольцо, на котором висел крошечный цилиндрический футлярчик, размером с мизинец.

– Как ты оказался в клоаке? – пробормотал Джеймс, вертя ключ в руках. Он уже взялся за колпачок, намереваясь открыть футлярчик, как тут наверху раздались шаги. Кто-то подошел к люку и навис над проемом, заглядывая вниз.

– Лемюэль, это вы?! – позвал Джеймс.

Тот, кто стоял у люка, не ответил. Джеймс попытался протереть стеклышки защитных очков, но они от этого стали лишь грязнее. При этом ему вдруг показалось, что в люк заглядывает вовсе не кузен.

– Я уже прочистил засор и собирался подниматься…

Договорить Джеймс не успел. Стоявший наверху человек наклонился и быстро закрыл крышку. Лязгнул задвигаемый засов.

Джеймс опешил: «Меня заперли?!»

– Что вы делаете?! – крикнул он.

Ответом ему был хриплый смех. Так ехидно и самодовольно мог смеяться только один человек…

Джеймс бросился к лестнице и покарабкался по скобам вверх. Добравшись до крышки люка, он замолотил в нее кулаком и закричал:

– Это не смешно! Откройте! Выпустите меня!

Выпускать его явно не собирались… Прекратив стучать, Джеймс прислушался: кажется, с той стороны люка больше никого не было.

Он снова принялся бить по крышке:

– Выпустите меня! Мадам Клопп! Откройте!

Джеймс начал звать на помощь, надеясь, что кто-то услышит, вот только переулок за аптекой представлял собой место, в котором вряд ли мог оказаться какой-нибудь случайный прохожий. В отчаянной попытке выбраться, Джеймс попытался выбить крышку плечом, но добился лишь того, что ушиб упомянутое плечо.

Он звал и звал, пока не охрип, и с каждым утекающим мгновением ему все сильнее начинало казаться, что никто его отсюда не выпустит. Никогда. Никто не придет на помощь и не услышит.

И все же кое-кто услышал.

Неожиданно лязгнул засов, и крышка поднялась. На Джеймса, удивленно почесывая бакенбарды, глядел тот, кого он меньше всего ожидал увидеть.

Констебль Тромпер прищурился.

– Знакомые уши. Это ты, пёсик? Что ты там делаешь?

– Меня кто-то здесь запер! – воскликнул Джеймс. – Кажется, это была мадам Клоп!

– Эй, поосторожнее с обвинениями, – сказал мистер Тромпер. – За клевету можно и в Хайд угодить.

Джеймсу было все равно. Он выбрался наружу и сорвал с лица противоудушливую маску с очками. Лихорадочно задышал, пуская в легкие свежий уличный воздух. Пока он был под аптекой, наволокло тумана – переулок в нем скрылся почти полностью.

– Что ты там вообще забыл? – спросил констебль, с подозрением глядя на Джеймса.

– Я чистил клоаку по поручению мистера Лемони, – возмущенно ответил тот.

– Он нанял помощника? – буркнул Тромпер, хмуро глянув на заднюю дверь аптеки. – Это нехорошо.

– Почему нехорошо? – удивился Джеймс.

– Что ты знаешь о делах мистера Лемони, пёсик? Что он тебе рассказал?

Джеймс мгновенно забыл о своих невзгодах. Напряженно глядя на констебля, он осторожно начал:

– Почти ничего, сэр. Я ведь только приехал. А что за дела вы подразумеваете? Аптечные? Или что-то… – он замялся, – не совсем законное?

Констебль усмехнулся.

– Это Габен, пёсик, и здесь даже самая распоследняя крыса в своей крысиной норе творит что-то незаконное.

– Насколько я знаю, мистер Лемони – добропорядочный джентльмен и не занимается ничем…

– То есть сюда не приезжают по ночам различные шушерники, вроде ржавоголовых Свечников? – перебил констебль. – И не привозят никакие запрещенные товары?

– Я ни о чем таком…

– Думаешь, я не знаю, что творится на моей улице, пёсик?

– Нет, я вовсе…

– Я все знаю, можешь мне поверить. Этот хитрый, пронырливый пилюльный хлыщ только прикидывается законопослушным аптекарем, но уж мне лучше многих известно, что у него на уме. Эта его лживая любезность может обмануть только наивных идиотов.

По тону констебля Джеймс понял, что тот испытывает к Лемюэлю едва ли не ненависть. И дело здесь заключалось явно не в склочности и дурном характере Тромпера. Тут было что-то личное.

Джеймс решил вступиться за кузена:

– Но Лемюэль ведь делает доброе дело – помогает людям.

– Помогает, скажешь тоже! Скорее он их травит и забирает за это их денежки. Я бы давно отправил его в собачник Дома-с-синей-крышей, если бы не испытывал глубокое почтение к мадам Клопп и милой Хелен. Он ведь рассказал тебе о болезни мисс Клопп?

– Вы говорите о миссис Лемони?

Констебль поморщился.

– Это его постыдная тайна, он изо всех сил скрывает ее от посетителей аптеки и соседей, но ты не мог не слышать криков – и, следовательно, у тебя должны были появиться вопросы. Что он тебе сказал?

Джеймс неуверенно ответил:

– Лемюэль сказал, что миссис Лемони страдает от неизлечимой болезни. Ночью к ней приходил доктор…

От этих слов лицо констебля Тромпера побагровело.

– Доктор Доу из переулка Трокар, – произнес он с презрением. – Мерзкий тип. Как только он впервые появился на моей улице, я кое-что о нем разузнал. Когда-то он работал в Больнице Странных Болезней, но его оттуда выперли со скандалом. Поговаривают, он сделал что-то отвратное. Доктора из городской лечебницы в целом – редкостные мрази, им нельзя доверять, но этому в особенности: самый мрачный тип в Саквояжне… ты его видел, пёсик? Он же похож на летучую мышь, которая вылетела с какого-то чердака, – расхаживает тут и там со своим черным саквояжем, носит скальпели, режет людей… Я бы ни за что не подпустил этого хмыря к Хелен…

Джеймс отметил, как мягко, с плохо прикрытой нежностью констебль называет имя миссис Лемони. Было очевидно, что именно жена аптекаря является причиной ненависти констебля к Лемюэлю.

И все же, учитывая, что Джеймс слышал ночью на третьем этаже, он не мог не согласиться с мистером Тромпером. У него до сих пор в ушах стояли жуткий треск электриситетного щупа и перепуганный до смерти голос Хелен Лемони.

– У меня были мурашки от этого доктора, когда он приходил ночью, – признался Джеймс. – И мне кажется, что он только мучает миссис Лемони. Я слышал, как она молила Лемюэля не подпускать к ней доктора Доу. Неужели то, что он применяет к бедной миссис Лемони, действительно необходимо? Но с другой стороны он ведь доктор – ему лучше знать, так?

Констебль глянул на Джеймса, как на свой обед перед тем, как отправить его в рот.

– Я хорошо разбираюсь в людях, пёсик, – сказал он, – и что-то мне подсказывает, что ты, вроде бы, неплохой парень… несмотря на то, что приезжий. Наивный, но неплохой. В тебе нет этой гнили, как в местных, но гниль Саквояжни заразна. Ты и оглянуться не успеешь, как станешь таким же, как и прочие здесь: крысой в костюме и котелке.

Джеймс пораженно раскрыл рот. В словах констебля прозвучало то, что от этого злыдня было трудно ожидать, – отеческая забота. Ну, или что-то на нее очень похожее.

Тромпер продолжал:

– Я бы на твоем месте взял свой чемодан и убрался бы поскорее из этой аптеки.

– Что? Почему?

– Это дурное место, пёсик, а сам Лемони – из этих… – Констебль щелкнул себя по шлему сбоку, видимо, подразумевая «сумасшедших». – Его отец был безумцем, по которому плачет смирительная рубашка. До нас с братом на этой улице констеблем служил наш батюшка: он много чего рассказывал о Лазарусе Лемони. А его сынок недалеко от него ушел. Никто не знает, что может взбрести ему в голову. В один миг он будет казаться очень приятным джентльменом, а в другой…

– Вы намекаете, что Лемюэль может сделать мне… что-то плохое?

Тромпер подбоченился.

– Полиция не намекает, – он кивнул на люк клоаки, – но что-то мне подсказывает, что… гм… неприятность с этой крышкой для тебя не последняя.

Констебль кашлянул в кулак, поправил шлем и, поджав губы, вновь нацепил на себя вид неприязненного представителя закона.

– Мне пора заканчивать обход и возвращаться к тумбе, а то Тедди выпьет весь чай и схарчит все коврижки – он от них без ума. – Мистер Тромпер пристально изучил комбинезон Джеймса и, отметив отсутствие на нем карманов, с досадой щелкнул языком. – Чаевые для полиции за оказанное спасение заберу позже. С тебя должок, пёсик.

Констебль бросил еще один хмурый взгляд на дверь аптеки, развернулся и пошагал к выходу из переулка. Вскоре его здоровенная фигура полностью исчезла в тумане, звук тяжелых шагов стих.

Джеймс остался один, но ненадолго. Дверь распахнулась, и на пороге появился Лемюэль.

Кузен выглядел раздосадованным.

– Почему так долго?! – тут же набросился он на Джеймса с упреками. – Сколько можно возиться в клоаке? Я ждал вас еще полчаса назад!

Джеймс гневно ткнул пальцем в люк.

– Я бы пришел раньше, Лемюэль, но меня заперли там!

Лемюэль несколько раз быстро моргнул – видимо, он решил, что Джеймс шутит.

– Что? Заперли?

– Кто-то опустил крышку и задвинул засов! Кажется, это была мадам Клопп!

Лемюэль покачал головой.

– Мадам Клопп еще не покидала свою комнату – ей сегодня нездоровится: мигрень и отхаркивание зеленой слизи – побочный эффект от пилюль для хорошего настроения. Она не смогла бы вас запереть, даже если бы захотела.

– Тогда кто это был?

Лемюэль пожал плечами.

– Здесь много дурных людей – аптека ведь находится в двух шагах от канала. К слову, поблизости вечно ошивается уличный музыкант Шляппс. Он известный шутник. Вы не слышали звуки гармошки? – Джеймс покачал головой, и Лемюэль добавил: – Но если вы говорите, что вас заперли, то как вам удалось выбраться?

Джеймс пристально поглядел на кузена, следя за его реакцией:

– Меня выпустили. Констебль Тромпер совершал обход и услышал мои крики.

Как и ожидалось, от упоминания констебля Лемюэль изменился в лице. Он побледнел, в его глазах появился легко читаемый испуг.

– Как удачно, что он был поблизости, – сказал Лемюэль, явно считая, что появление Тромпера ничего общего с удачей не имеет. – Я рад, что с вами все в порядке, Джеймс.

– Мне показалось, что этот констебль вас недолюбливает.

– Мистер Тромпер всех недолюбливает.

– Он сказал, что не доверяет доктору Доу – что тот не поможет миссис Лемони.

Лемюэль сжал зубы и гневно раздул ноздри.

– Неужели? Именно так он сказал? Можете мне поверить, Джеймс, уж я получше знаю, как лечить свою жену, чем эта оглобля в глупом шлеме! Именно поэтому… – он вдруг замолчал.

– Поэтому?

Лемюэль дернул головой – видимо, он мгновенно передумал раздавать какие-либо объяснения.

– Приводите себя в порядок, Джеймс. Я буду ждать вас у стойки в аптеке. У нас много работы.

Он бросил недобрый взгляд в туман и скрылся за дверью.

Джеймс задумчиво почесал ухо. Что-то происходило между аптекарем и констеблем – у них была какая-то общая тайна. Оставалось надеяться, что эта тайна никак не повлияет на то, что Джеймсу требовалось выяснить. На душе скребли кошки: то, что сказал мистер Тромпер, вызывало тревогу. Также не стоило забывать о том, что произошло с люком.

– Кто же меня запер в клоаке? – пробубнил он себе под нос и, хлюпая с каждым шагом, отправился в свою комнату. Нужно было снять этот гадкий комбинезон с ботфортами как можно скорее.

Джеймс по-прежнему держал в руке заводной ключ, найденный в стоке. Странный заводной ключ с футлярчиком.

***

Кассовый аппарат звякнул. Лемюэль Лемони положил в лоток тридцать фунтов и передал пакет с лекарствами даме в годах, которую Джеймс про себя называл «Царапучая старуха». Было в ее взгляде, когда она смотрела на кузена аптекаря, что-то острое и колючее.

На миг Джеймсу даже показалось, что они с мадам Клопп родственницы, но эта дама выглядела намного… опаснее. Джеймса посетило ощущение, что посетительница вот-вот вцепится ему в горло своими кривыми ногтями или выхватит из волос парочку длинных шляпных булавок и нанижет его на них, словно конторский счет на шило. Лемюэль и сам держался с ней настороженно – вручив ей пакет, он быстро отдернул руки.

Старуха ушла, и на невысказанный вопрос Джеймса кузен ответил лишь: «Лучше ее не касаться». После чего многозначительно добавил: «Занозы…»

Интересоваться, что это значит, Джеймс не стал.

Время подбиралось к трем часам дня. За окном был лишь туман – мимо то и дело кто-то проходил, но различить прохожих не удавалось – все они напоминали темные размытые тени в бесформенных шляпах. Всякий раз, как они появлялись, Джеймс бросал взгляд на дверь, ожидая, что она вот-вот откроется и зазвенит колокольчик, но прохожие исчезали во мгле, так и не зайдя внутрь.

Порой стекла дрожали, когда по улице проезжал трамвай. Изредка громыхали колесами по мостовой экипажи, пару раз раздался гудок клаксона и собачий лай.

В самой аптеке властвовала тишина, если не считать монотонного голоса Лемюэля. Кузен рассказывал о правилах общения с посетителями, о том, чем отличается ипохондрик от невротика, и о прочих вещах, которые вызывали зевоту и навевали мысли о подушке с одеялом.

Джеймс делал вид, что слушает, а сам едва ли не засыпал, из последних сил сопротивляясь окутывающей его аптечной меланхолии. Облокотившись на стойку, он безучастно глядел на насекомых, лениво ползающих по плафону лампы, и мечтал о стуле. О простом стуле, на который можно было бы присесть хотя бы на минутку. Как назло, тут их не водилось, кроме пустующего сейчас стула-насеста, который принадлежал мадам Клопп. Вот только о том, чтобы взобраться по приставной лесенке в углу и вскарабкаться на него, даже думать было рискованно. Теща аптекаря сегодня из своей комнаты не выходила, но она уж точно как-то прознала бы, если бы Джеймс решил занять ее место…

Лемюэль весьма смягчил, сказав, что мадам Клопп не здоровится: судя по звукам, которые порой доносились из ее комнаты, там происходило какое-то погодное бедствие – теща аптекаря, по всей видимости, постоянно ворочалась, отчего кровать скрипела и скрежетала на весь этаж, к этому добавлялись стоны вперемешку с проклятиями, прерываемые лишь хрипами-хлюпаньем отхаркивания слизи.

Да уж, в таком состоянии она точно не могла бы спуститься и запереть крышку люка.

Джеймс вернулся мыслями к своим утренним злоключениям. Он ни на мгновение не поверил словам Лемюэля о том, что его запер кто-то из местных злыдней. Да и зачем бы им это понадобилось? Но если это была не мадам Клопп, тогда кто?

Также неясную тревогу вызывал найденный в стоке ключ. Джеймс изучил его, как только вернулся в свою комнату, – открыв футлярчик, обнаружил внутри свернутую трубочкой бумажку, на которой было аккуратно выведено: «Восемь раз по часовой стрелке и три раза – против». Сомнений не возникало – это инструкция к тому, как применять ключ. Сразу же появилось несколько вопросов: как ключ оказался в клоаке? его кто-то выкинул? что он заводит?

Сам собой напрашивался вывод, что ключом заводится аптечный автоматон. Джеймс тут же попытался завести механоида, который стоял в его комнате, но ключ не подошел к замочной скважине у него на груди. Оставалось надеяться, что он подойдет к другому – тому, который стоял у черного хода.

Подтвердить свою догадку Джеймс не успел – Лемюэль ждал его за дверью и тут же потребовал следовать за ним: пришло время уроков по аптечному мастерству, которые на поверку оказались уроками по тому, как выслушивать странности посетителей с вежливой улыбкой и не закатывать глаза каждые две минуты. Учитывая, что за личности заходили в аптеку, навык этот был определенно необходим. Лемюэль владел им превосходно: никому не удавалось распознать душевный скрежет аптекаря, когда озвучивалась какая-нибудь очередная причуда. При этом раз за разом посетители интересовались, что это за незнакомый молодой человек стоит рядом с мистером Лемони, и Лемюэль то и дело представлял кузена. Посетители выглядели недоверчивыми и обеспокоенными – за годы посещения аптеки они привыкли к тому, что здесь ровным счетом ничего не меняется…

– Джеймс? Вы меня слушаете? – спросил Лемюэль.

Джеймс вздрогнул и поднял голову.

– Простите, Лемюэль, я задумался о… о чем вы говорили?

Аптекарь поглядел на него с неодобрением.

– Я рассказывал о перечне необходимых для аптеки лекарств. Очень важно его знать, если вы не хотите опозорить фамилию Лемони в первый же день за стойкой «Полезных Ядов». Прошу вас, будьте внимательнее.

– Конечно-конечно. Кажется, вы говорили что-то об инфлюэнце?

Лемюэль вздохнул и повторил сказанное ранее:

– Большую часть того, что покупают в аптеке, составляют средства от инфлюэнцы, различных видов мигреней и болей. Также популярностью пользуется все, что связано со сном: бессонница и ночные кошмары – лучшие друзья аптекаря. Отдельно я отметил, что вы должны всегда иметь запас сиропа от кашля, средство от насморка, различные мази-«согревины». Также следует озаботиться перевязочным материалом: люди – очень неаккуратные существа и постоянно ранятся. Битое стекло, края бумаги, бритвенные лезвия, ножи убийц… хе-хе… Все описанные мною средства – это то, что отпускается в регулярном порядке.

– Есть еще какой-то порядок?

Лемюэль кивнул.

– И тут мы переходим к самому важному в работе аптекаря. Как думаете, что это, Джеймс?

– Терпение?

– Это само собой, но я о другом. Некоторая часть лекарственных средств отпускается строго по рецепту, а доктора… хм… доктора – это джентльмены, которые способны запустить остановившееся сердце или заштопать прореху в теле размером с кэб, но то, что касается написания рецептов разборчиво – выше их сил. Вы должны научиться читать докторские каракули – это особый аптекарский навык. К тому же нужно всегда быть на чеку – некоторые хитрые личности постоянно пытаются подделывать рецепты. Перед тем, как вставать за стойку и открывать аптеку, вам следует обойти всех докторов в округе и подробно изучить их почерки и манеру письма, запомнить как следует каждую закорючку.

– Обойти докторов и изучить почерки, – повторил Джеймс.

Лемюэль закрыл толстую книгу в зеленой обложке и сложил на ней руки.

– Перейдем к книге учета. Учет – это важная часть работы аптекаря. Благодаря ему, я знаю, что осталось, а что заканчивается, и могу составить список всего, что требуется заказать. Обычно я записываю все проданные за день лекарства после закрытия, но для начала я советую вам вести записи сразу. У меня хорошая память – спасибо отцу. С самого детства он заставлял меня запоминать не только всех, кто заходил в аптеку, но и то, что они брали. Его наука была суровой и безжалостной: когда я ошибался, отец меня наказывал – заставлял пить самую горькую пилюлю в аптеке. Давайте проверим, вспомните ли вывсех, кто сегодня заходил в аптеку и что они покупали. Начнем по порядку.

Джеймс сморщил лоб, припоминая.

– Почти сразу, как мы спустились, зашла… или нет!.. заехала миловидная девушка на паровых роликовых коньках – она пыталась купить пестицид для своей болеющей комнатной мухоловки. Вы сказали ей, что лекарств для растений здесь нет и быть не может.

– Недурное начало! – похвалил Лемюэль. – Кто пришел следом?

– Грустный парень в черном. У него был футляр с трубой, а под мышкой он держал ручного хряккса. Этот молодой джентльмен спрашивал что-то от посмертного разложения.

Лемюэль кивнул, и Джеймс продолжил:

– После зашла продавщица пудры в полосатом платье и в сопровождении громилы, который едва пролез в двери. Им требовалось лекарство со странным названием… эм-м-м… «Тингельтангель». Затем приходили: парочка клерков с аллергией на бумажную пыль, нетрезвый цирюльник, заглянувший за средством от тремора, и очень красивая дама в боа из пурпурных перьев – ее интересовало средство для… хм… соблазнения, чтобы очаровать какого-то газетчика из «Сплетни». Помимо этого, трижды заходила дама с провалами в памяти. А еще был этот… странный мальчишка.

Джеймс замялся – упомянутый мальчишка был, вероятно, самым причудливым посетителем из всех, кто переступал порог аптеки. Крайне раздражающий и канючащий проныра, с длинным острым носом и глазами-пуговицами, к удивлению Джеймса, оказался деревянной куклой. Этот мелких хлыщ пытался уговорить аптекаря подарить ему лекарство для его «мамаши». У него ничего не вышло: Лемюэль на уговоры не поддался, и деревянный мальчишка, злобно шипя, выскочил за дверь.

– Кто еще заходил? – спросил аптекарь.

– Больше никого не было – только пожилая и очень ехидная дама с каркающей фамилией – миссис Кроукло. Она купила капли для глаз, средство от болей в спине, сердечную микстуру и большой запас пилюль от ностальгии.

– Замечательно! – покивал Лемюэль. – Вы запомнили всех. Но стоит отметить, что посетителей сегодня было не так уж и много. Накануне туманного шквала их будет больше – намного больше. И тогда вас ждет то, что я ненавижу сильнее всего.

– Что же это?

– Очереди, – со вздохом сказал кузен. – Порой они делают рутину совершенно невыносимой и мне начинает казаться, что время остановилось и замерли все три стрелки на аптечных часах, а не только черная.

Джеймс задрал голову и глянул на часы, висевшие рядом со стулом мадам Клопп. Черная стрелка по-прежнему указывала на «XII», как и вчера, когда он пришел в аптеку.

– К слову, Лемюэль, а что это за стрелка? Почему она всегда указывает на полдень?

Кузен хмыкнул.

– Вы уверены, что не на полночь? В любом случае я не знаю. Она никогда не сдвигается, и даже ключ, которым я раз в неделю подвожу часы, не в силах ее запустить. Еще в детстве я спрашивал у отца, зачем нужна эта стрелка, но он сказал что-то странное… не помню точно, но что-то вроде: «Она отмечает конец жизни аптекарей».

– Мрачновато.

– Отец вообще был весьма мрачным человеком. Да и времена такие были. Шла война, город наводнили злодеи…

Колокольчик над дверью звякнул, и в аптеку вошел старик с пышными седыми бакенбардами. Набекрень на его голове сидела фуражка с кокардой Почтового ведомства, темно-синяя форма в некоторых местах была покрыта заплатками, а на плече висела пухлая кожаная сумка.

Подойдя к стойке, почтальон, кивнул аптекарю:

– Добрый день, мистер Лемони. Вам письмо.

Достав из сумки конверт, он протянул его Лемюэлю.

– Благодарю, мистер Пэйли.

– Хорошего дня. – Почтальон приподнял фуражку и направился к двери.

Лемюэль между тем пробормотал, вертя конверт в руках:

– Без обратного адреса. Странно…

Взяв со стойки нож, аптекарь вскрыл конверт и засунул внутрь руку. К удивлению Джеймса, вытащил он оттуда вовсе не письмо.

В конверте был лишь какой-то картонный кругляш. Джеймс разобрал, что на нем изображена… черная блоха в двууголке и с красным шарфом.

Лемюэль изменился в лице. Его губы задрожали.

– Что это такое, Лемюэль?

– Я… я не знаю, – ответил кузен, и Джеймс понял, что он лжет. Этот кругляш испугал аптекаря, хотя и было что-то еще: вроде как, неверие вперемешку с нетерпением.

– Блоха в двууголке. Это очень необычно, – заметил Джеймс.

– Верно. Необычно.

Дверь аптеки снова открылась, и под перезвон колокольчика порог переступил очередной покупатель.

Лемюэль поспешно спрятал и картонный кругляш, и конверт в карман фартука, после чего взял себя в руки и нацепил свое обычное выражение лица, с которым он обслуживал клиентов. Как будто ничего и не произошло – словно он только что не получил по почте странную метку, которая его взбудоражила и испугала.

Покупатель – обладатель довольно неприятного угловатого лица, выпученных глаз, черного пальто и приплюснутого шапокляка – тем временем подошел. Почесав неаккуратную бородку, он с подозрением уставился на Джеймса.

– Добрый день, мистер Грызлобич, – сказал Лемюэль. – Вам как обычно?

– Да, пузырек «Некашлина доктора Кохха» и… – Грызлобич изобразил на сухих потрескавшихся губах улыбку. – Ту черепушку в парике. – Он ткнул рукой в перчатке-митенке, указывая на шкаф, в котором хранился череп прадедушки Лемони.