Текст книги "Тайны старой аптеки (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Предать?!

– Полагаю, в какой-то момент ты догадался, что за моими отказами помочь тебе с лекарством от гротескианы что-то стоит, и связался с проходимцем, с этим Блоххом! Я знаю, кто он, ученик Паппеншпиллера. Правда вот, ты не учел, что он лжец и обманщик. Он обещал тебе недостающий ингредиент, сказал, что это какой-то светлячок из джунглей.

Лемюэль не спорил.

– А разве нет?

– Разумеется, нет. Ты всегда был таким доверчивым, Лемюэль.

– Что же это тогда, если не светлячок?

– Я знаю, что ты делаешь, Лемюэль, – усмехнулся прадедушка. – Неужели ты думал, что это сработает? Что я проговорюсь?

– Я не думал, что ты проговоришься, ведь тогда…

– Ты избавишься от меня, как пытался избавиться твой отец. Но ты не можешь. Какая забавная ирония: ты раскрыл мой замысел, но ничего не можешь с этим поделать, ведь без меня тебе не раздобыть мой тайный ингредиент. Ты боишься, что я «захвачу» тебя, заберусь к тебе в голову, но ты так и не понял, Лемюэль. Я уже там. Нужно только сделать так, чтобы я остался там навсегда. Мой несчастный наследник, милый глупенький Лемюэль, ты ведь знаешь, что с моим исчезновением, исчезнет последний шанс вылечить Хелен.

– Знаю. Твой план безупречен… твой злодейский план. Ты же был одним из них, не так ли? Злодеем Золотого Века?

Прадедушка фыркнул.

– Не говори ерунды, Лемюэль. Я не был одним из них – эти посмешища мне и в подметки не годятся. Кто из них смог пережить собственную смерть?

– Ты изобрел побочные эффекты. Ты травил жителей этого города много лет. Почему ты так ненавидишь Габен?

Вот тут прадедушка снял добродушную маску, и его лицо исказилось в гримасе ненависти.

– Я спас этот город. Не доктора, не какой-нибудь местный гений! Я! Я избавил их от гротескианы, изобрел лекарство, остановил пандемию! И как эти мерзавцы отплатили мне? Они вручили мне ключ от города, а затем… отобрали его. Новый бургомистр решил стереть все воспоминания о гротескиане, решил, что жизнь не вернется по-настоящему на эти грязные улицы, пока все будут помнить. Они уничтожили любые упоминания о гротескиане, о моем лекарстве. И она не видела в этом ничего ужасного! Она говорила мне: «Забудь, все это в прошлом, давай будем жить дальше и любить друг друга…» Забыть? Жить дальше? Она первая меня предала.

– Все это очень несправедливо, прадедушка, – согласился Лемюэль. – Ты прав. Ты спас этот город, а он тебя вычеркнул.

– Рад, что ты понимаешь, Лемюэль.

Лемюэль достал из кармана часы. Без пяти минут полночь.

Прадедушка искоса взглянул на него.

– Я знаю тебя, Лемюэль. Ты что-то задумал. Не делай глупостей. Помни: только я знаю, что это за недостающий ингредиент.

– Я помню, прадедушка. И ты прав: я кое-что задумал.

– Лемюэль…

– Нет, послушай. Все изменилось. Во время освобождения отца Хелен пережила потрясение. Прошло уже два дня, а она до сих пор…

– Она перешла в новую стадию, – понял прадедушка. – Возвращения больше не происходят.

– Я должен спасти ее, пока еще можно… мою милую Хелен… я не могу допустить, чтобы болезнь победила.

– Что ты задумал, Лемюэль? – осторожно спросил прадедушка.

Лемюэль кивнул на стол. На нем лежала разбитая рамочка с каминной полки, рядом лежала бумажка: «Самая горькая пилюля в аптеке». Пилюли там не было.

– Что ты сделал? – потрясенно проговорил прадедушка. – Ты… уничтожил ее?

Лемюэль потянулся к карману и уже отчетливо дрожащей рукой достал пилюлю.

– Ты думаешь, что у меня нет выбора, прадедушка.

– Лемюэль, послушай…

– Но у меня он есть. Это ужасный выбор, и тем не менее я его сделаю. Я долго думал об этом. Ответь мне только на один вопрос: недостающий ингредиент здесь? В аптеке?

– Я не скажу, Лемюэль.

– Молю тебя, хотя бы один раз в жизни, скажи правду. Если бы ты решил приготовить лекарство от гротескианы, ты смог бы его сделать? Последний ингредиент в аптеке?

Прадедушка кивнул.

– Сколько времени понадобилось бы тебе, чтобы сделать лекарство, с учетом того, что все прочие ингредиенты готовы?

– Нужно было бы лишь их смешать в правильной пропорции и добавить недостающий.

– Это я и хотел услышать.

– Что происходит, Лемюэль? Мне все это очень не нравится.

– О, то, что я сделаю, тебе понравится, прадедушка. Я дам тебе то, что ты хочешь. Я выпью Самую горькую пилюлю.

– Зачем тебе это? Почему готов пойти на это, если знаешь, что тебя не станет. Новая личность полностью заместит старую. Ты исчезнешь навсегда.

– Ради Хелен. Я больше не могу видеть, как она страдает. Я не могу допустить, чтобы она навсегда осталась такой. Если ты получишь желаемое, ты сделаешь лекарство?

– Я сделаю лекарство.

– Поклянись!

– Клянусь, что сделаю лекарство для Хелен.

– Сразу же, как обретешь это тело?

– Сразу же. Клянусь.

– Старый лжец. Как жаль, что нет такой клятвы, которую ты бы не смог нарушить.

Прадедушка нацепил очки и в волнении наклонился вперед.

– Мне нет смысла лгать, Лемюэль. Если я получу желаемое, я сразу же вылечу Хелен – мне не нужна болеющая гротескианой женщина в моей аптеке.

– Что с ней будет после этого?

– Хочешь правду? Что ж, мне они здесь не нужны, и я не стану притворяться для нее тобой. Я дам им со старухой достаточно денег, чтобы они смогли начать новую жизнь, и вышвырну их вон.

– Меня это устраивает. Я не хотел бы, чтобы она жила здесь с тобой.

– Ты и правда решился, Лемюэль?

Лемюэль обвел взглядом провизорскую.

– Мне страшно. Я не хочу умирать, но все должно закончиться сегодня. Это была не такая уж и плохая жизнь, потому что в ней была она. Подумать только, мне понадобился лишь один день, чтобы завершить все свои дела. Единственное, что я хотел бы – это попрощаться с ней, еще раз ее увидеть, но, вероятно, так, как есть, действительно лучше. Если бы я увидел ее, мне бы не хватило сил. – Лемюэль посмотрел на старика и печально улыбнулся. – Помни о своей клятве. Прощай, прадедушка.

– Лемюэль, постой, я и не думал, что ты…

Лемюэль не слушал. Сунув в рот пилюлю, он ее проглотил. В тот же миг его рот и горло наполнились такой горечью, что казалось, сейчас все зубы повыпадают и язык оторвется. На губах выступила пена.

В голове появилась последняя мысль: «Ради Хелен», а затем Лемюэля не стало.

Господин Лемони поднял голову, моргнул, и губы сами собой продолжили фразу:

– …и правда на это решишься.

Он поднял руку, удивленно поглядел на нее, повел пальцами. Какое странное, забытое ощущение.

Приложив ладонь к груди, господин Лемони прислушался: сердце колотится… Он сделал вдох – послушал, как он звучит… прекрасно… сделал выдох… столь же прекрасный звук.

Господин Лемони все еще не верил: этот болван на самом деле сдался?! Глупая бессмысленная любовь! Именно она – это настоящее безумие!

Он боялся, что будет какой-то подвох, но все было по-настоящему!

Господин Лемони ощутил ни с чем не сравнимое счастье. Такое чувство бывает, когда тебе снилось, что ты умер, а потом просыпаешься и осознаешь, что все это был просто сон.

– Я жив… я…

Господин Лемони поднялся на ноги. Повернувшись к стоящему на столе черепу, он снял парик и водрузил его на голову. После чего сунул руку в карман и достал зеленые очки, которые тут же переместились на нос.

– Я вернулся!

***

Джеймс не шевелился. Он лежал на холодном полу провизорской, боясь двинуться, боясь открыть глаза.

Лемюэля больше не было, а меж столами расхаживал этот монстр, ворча о том, какой здесь беспорядок.

Джеймс провел все время в сознании и с трепетом слушал. Беседа Лемюэля и прадедушки звучала, как бред помешанного: аптекарь будто разговаривал сам с собой, в провизорской звучал только его голос, и до последнего мгновения Джеймс не верил, что все это происходит взаправду.

Но теперь…

Господин Лемони сделал то, о чем писал в своем дневнике, а Лемюэль – то, о чем говорил ночью. Он умер.

– Глупый мальчишка, – сказал господин Лемюэль, – ты и правда поверил, что я ее вылечу? Что стану делать лекарство? Как бы не так…

– О, вы сделаете лекарство, – раздался голос от дверей провизорской, и Джеймс осторожно приоткрыл один глаз.

На пороге стояла мадам Клопп. Кутаясь в шаль и сложив руки на груди, она пристально глядела на человека в желтом парике.

Господин Лемони рассмеялся.

– Времена, когда ты здесь командовала, прошли, старуха. Я наблюдал за тобой. Ты считаешь себя хозяйкой аптеки, установила в ней свои правила и порядки, заняла мой стул… Лемюэль терпел тебя, но я – не Лемюэль.

– Я знаю, кто вы. Старое воспоминание.

– Теперь воспоминание – это Лемюэль, – сказал господин Лемони, и мадам Клопп усмехнулась.

– Лемюэль, может, и наивный, но он знал, что вам нельзя доверять. Он догадывался, что вы не исполните свою часть уговора. И он предусмотрел это.

– Предусмотрел?

– Вы очень не здорово выглядите, господин Лемони, – ехидно сказала старуха. – Не приболели часом?

Господин Лемони молчал. Он и правда выглядел болезненно. По лбу стекал пот, лицо было бледно-зеленым.

– Сердце все никак не успокаивается, верно? – спросила мадам Клопп. – Вы чувствуете жар? Может быть, временами темнеет в глазах?

Господин Лемони сжал кулаки. Старуха сказала правду – он действительно все это ощущал.

– Что со мной?

– О, Лемюэль знал, с кем имеет дело. Прежде чем принять Самую горькую пилюлю, он выпил смертельный яд.

Издав протяжный рык, господин Лемони бросился к шкафу, распахнул дверцы.

– Там его нет. Искать противоядие бессмысленно – это особый рецепт, и у вас нет времени подбирать ингредиенты.

Господин Лемони обернулся. Его лицо пылало от ярости. Старуха наблюдала за ним с явным самодовольством.

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете.

– Неужели?!

– Вы сами загнали себя в ловушку, господин Лемони, – поселили себя в умирающее тело. Пусть вы смогли вернуться и обрести жизнь, но ваша жизнь не будет долгой. Разве что…

– Разве что?

– Вы исполните свою часть уговора и сделаете лекарство для моей дочери. И тогда я дам вам противоядие.

Господин Лемони понял, что ему не оставили выбора.

– Лемюэль не вернется, – сказал он.

Мадам Клопп с безразличием пожала плечами.

– Меня волнует только моя дочь. Торопитесь, господин Лемони, – времени не так уж много. Яд убивает вас…

– Подлый Лемюэль, – процедил господин Лемони. – И почему всегда должен быть какой-то подвох?

– Время, господин Лемони, оно уходит. Делайте уже это треклятое лекарство или садитесь на стул и ждите смерти. Не переживайте, я теперь знаю, где находится склеп, и отнесу туда ваше тело. Вы готовы умереть во второй раз?

Господин Лемони был не готов. Он ведь только-только вновь ощутил себя живым – одна лишь мысль потерять то, что с таким трудом получил, вгоняла его в ужас. Яд между тем действовал, как ему и положено: сперва господин Лемони решил, что жар и головокружение – это следствия его «перемещения», вот только с каждым уходящим мгновением вторая жизнь, о которой он мечтал, становилась все невыносимее. Желчь, исходящая от этой мерзкой старухи, травила его не меньше, но старуха была права: времени оставалось не так уж и много…

Ринувшись к столу с подготовленными ингредиентами, господин Лемони принялся добавлять их в смеситель один за другим, бросая злые взгляды на мадам Клопп. Сушеные листья, порошки и растворы, крылышки насекомых и паутина, даже пепел… Вскоре все известные составляющее лекарства от гротескианы, общим счетом тридцать одно, оказались в брюхе бронзовой машины.

– Теперь тайный ингредиент, – сказала старуха. В ее голосе проскользнуло волнение. – Что это? Что же это за ингредиент?

Господин Лемони с презрением улыбнулся и достал из шкафа банку с салициловой кислотой. Простой салициловой кислотой, которую Лемюэль применял каждый день…

– Все было так просто… – потрясенно проговорила мадам Клопп. – Если бы он только знал…

– Нет, все не так просто, – сказал господин Лемони, – но ответ всегда был под самым носом моего глупого наследника.

Он перелил немного кислоты в плоский стеклянный сосуд, а затем, подняв руку, прямо на глазах у недоуменной мадам Клопп вырвал из своего парика один волос.

– Мой тайный ингредиент. Он всегда был в аптеке.

– Это волос?

Господин Лемони положил волос в сосуд и, глядя, как он истончается и тает, сказал:

– Это не волос. Это краска. Пигмент-куркумин, выделенный из корневища золотистого имбиря прямиком из Джин-Панга.

Взяв пипетку, он набрал немного желтой жидкости и добавил ровно три капли в смеситель, а затем закрыл крышку и потянул рычаг. Махина загудела.

– Оно долго будет смеши?.. – начала было старуха, но господин Лемони уже выключил смеситель и, подставив под краник пустую склянку, повернул вентиль. Бурлящая желтая жидкость потекла в баночку.

Джеймс, по-прежнему не шевелясь, наблюдал, как господин Лемони набрал получившуюся микстуру в стеклянный шприц. Положив его на стол, аптекарь отошел в сторону.

– Лекарство готово. Где мое противоядие?

– Не так быстро, старый хитрец. Сперва я вколю его Хелен, а уже потом вы получите противоядие.

Господин Лемони кивнул и указал рукой на шприц.

– Мне нет смысла лгать. Я сделал все по рецепту.

– И тем не менее я сперва проверю его.

Мадам Клопп шагнула к столу, но взять шприц не успела. Господин Лемони схватил старуху за шаль и, приставив к ее горлу нож для разделения пилюль, прошипел:

– Вам кажется, что вы все продумали? Я не стану ждать! Где мое противоядие?!

Мадам Клопп заскулила:

– Я так и знала! Я говорила ему, что лекарство не будет сделано. Что моя дочь не будет вылечена.

– Но я ведь сделал лекарство, и оно бы сработало, если бы я позволил ввести его Хелен, но я не позволю. Я не для того заражал ее гротескианой, чтобы лечить.

– Зачем… зачем вы ее заразили?

– Она источник – нулевой пациент, разве не ясно? Я выпущу ее в город, и гротескиана вновь разойдется по улицам и переулкам, поселится в домах. На площадях снова разожгут костры, а по мостовым поедут труповозки. И когда отчаяние захлестнет этот город, они придут ко мне, они станут умолять меня помочь. И я помогу им. Но на этот раз не позволю вычеркнуть меня из истории. Я верну ключ от Габена, который они у меня забрали. Но это потом. Где противоядие? Говори!

Мадам Клопп с ужасом глядела на него. Нож коснулся ее кожи.

– Противоядие! Не зли меня, старуха. Клянусь, я убью тебя!

– Здесь… оно здесь…

Мадам Клопп достала из-под шали шприц, и господин Лемони вырвал его из ее руки.

– «На крайний случай»? – прочитал он надпись на этикетке. – Забавно.

Отшвырнув нож, господин Лемони вытащил запонку из манжеты и задрал рукав, а затем ввел противоядие себе в руку.

Ужас тут же исчез из глаз мадам Клопп. Она бросила быстрый взгляд на Джеймса и кивнула.

Джеймс вскочил на ноги, поднял чемодан и бросился к столу. Схватив шприц с лекарством от гротескианы, он, не оборачиваясь, ринулся к двери.

Вслед ему неслось:

– Не-е-ет! Стой! Проклятый мальчишка!

…Джеймс бежал. Крепко сжимая в одной руке ледяной стеклянный шприц, а в другой ручку чемодана, он взбирался по ступеням почти в полной темноте.

Он не знал, что сейчас творится в провизорской, что с мадам Клопп. В ушах все еще стоял крик господина Лемони. Казалось, что аптекарь бежит следом, чтобы остановить беглеца, вернуть лекарство и разделаться с воришкой…

Выскочив на второй этаж, Джеймс натолкнулся на кого-то и едва не выронил шприц.

Здоровенный человек в потемках рявкнул:

– Эй! – Он схватил Джеймса за воротник пальто. – Пёсик, что это ты удумал?!

Джеймс сбивчиво заголосил:

– Мистер Тромпер! Записка! Вы здесь! Здесь такое происходит! Помогите! Он обезумел!

Констебль встряхнул Джеймса, пытаясь привести его в чувство, но добился лишь того, что тот задергал головой и едва не прикусил себе язык.

– Разумеется, я пришел, – сказал мистер Тромпер. – Ты написал, что Хелен в опасности. Что здесь творится? Я слышал крики…

– Сэр, он хочет… хочет заразить весь город!

– Кто? Лемюэль Лемони?

– Нет, господин Лемони! Он вернулся! И снова надел парик и очки! Он снова здесь!

– Что за чушь?

– Сэр, послушайте же! Он приготовил лекарство от гротескианы, но не захотел ее вылечить! Я украл его! Оно у меня!

Джеймс продемонстрировал констеблю шприц.

Тот округлил глаза.

– Это… лекарство? Оно ее вылечит?

– Да! Думаю, да!

– Так чего же мы ждем?!

Констебль отпустил Джеймса, и тот, кивнув, ринулся к лестнице в дальнем конце коридора. Мистер Тромпер потопал следом.

Когда они поднялись на третий этаж и оказались у двери Хелен, Джеймс повернулся к констеблю:

– Вы были правы, сэр. Он сошел с ума! В этой аптеке происходят ужасные вещи! Мы должны всем рассказать о том, что он делает, пока не поздно! Мне никто не поверит, но вам поверят! Нужно рассказать им все о гротескиане, о безумных экспериментах и остальное!

– Рассказать? Гм…

– Сэр, люди должны узнать правду!

Констебль закивал.

– Да-да, ты прав. Но сперва Хелен. Ты знаешь, что делать, пёсик?

Джеймс указал на дверь.

– Сэр, я отправлюсь туда, а вы останьтесь здесь. Никого не впускайте. Он попытается помешать. Он не хочет, чтобы ее вылечили.

– Я… гм… да, – замялся мистер Тромпер. – Я никого не впущу.

Джеймс взял со стула, приставленного к стене, черную коробку и кивнул констеблю. Тот повернул торчащий в замочной скважине ключ и… замер.

– Открывайте, сэр.

Констебль неуверенно поглядел на Джеймса, и тому показалось, что в его взгляде промелькнуло сочувствие.

– Ты кое-что увидишь там, пёсик, – прошептал мистер Тромпер. – Кое-что страшное…

– Я уже насмотрелся различных ужасов в этой аптеке.

– Такого ты еще не видел. Я боюсь, что…

Джеймс его прервал:

– Сэр, нужно как можно скорее ввести Хелен лекарство. Она так много лет страдала и ждала его.

Мистер Тромпер положил руку на плечо Джеймсу.

– Ты не так уж и плох, как для приезжего, пёсик, – пробубнил он отведя взгляд в сторону. Это прозвучало, как прощание.

Отпустив Джеймса, констебль взялся за ручку, открыл дверь, а затем быстро отошел в сторону.

– Этот кошмар должен закончиться, сказал Джеймс, сделал вдох, будто перед очередным выходом в туманный шквал, и шагнул в комнату.

Дверь за ним закрылась. Из-за нее прозвучал шепот констебля Тромпера:

– Этот кошмар никогда не закончится…

…«Ужасы-за-пенни», да уж. То, что Джеймс пережил в аптеке за последние дни уж точно ими не являлось. Скорее это были «Ужасы-за-фунт» или «…за-десять-фунтов».

Тайна мадам Клопп, пробуждение Лазаруса Лемони, Хороший сын, посмертные козни прадедушки. Он прятался в кладовке, бродил в шквале, пробирался на чердак, спускался в мрачный семейный склеп, и в итоге, будто в виде некоей кульминацией своих злоключений он оказался здесь: в темной спальне Хелен Лемони. Все, что было до этого, вело его именно сюда.

Джеймс не знал, чего ждать, – несмотря на свою показную решимость, предупреждение констебля испугало его. Вколоть лекарство больной женщине, которая больше всего на свете мечтает излечиться, – это ведь не так уж и сложно, верно?

И все же он понимал, что эти «Ужасы-за-десять-фунтов» приготовили для него кое-что крайне неприятное на своих последних страницах…

Поставив коробку и чемодан на пол, Джеймс огляделся.

– Хелен? – шепотом позвал он. – Вы здесь?

Вопрос был странным – где же супруге аптекаря еще быть?

Лампы в комнате не горели, но через окно проникал свет уличных фонарей, он тек внутрь через забранное решеткой окно, оставляя на полу узкую полосу, по обе стороны которой почти ничего было не разглядеть. Зато Джеймс отметил большой замок на этой решетке.

У стен чернели очертания большого одежного шкафа и туалетного столика с овальным зеркалом. Слева от входа стояла кровать – одеяло сползло с нее на пол, открывая взору вспоротую перину, мятые подушки лежали рядом. Хелен на кровати не было.

Джеймс завертел головой – где же она?

Комната пустовала. Вдоль стен шли какие-то тонкие изломанные и скрюченные трубы, все кругом было покрыто чуть светящейся рубиновой слизью, а пол… Джеймс не сразу понял, на что смотрит… пол ковром устилали волосы!

– Хелен? – снова позвал он и прислушался.

До него донеслось сопение – вот только откуда оно раздается? Может, она спряталась в шкаф или под кровать? Может, она боится, что к ней снова пришел доктор Доу, который будет ее мучить?

– Хелен, не бойтесь, это Джеймс…

– Я не боюсь, Джеймс, – прозвучало откуда-то сверху, и Джеймс задрал голову.

От увиденного его пробрал холодный пот, сердце забилось в груди и горло мгновенно пересохло. Из него вырвался стон.

Под потолком в углу, где сходились две стены, сидело… существо мало чем напоминало ту бойкую, непоседливую женщину, которая чистила щеткой портреты, возилась с пневмоуборщиком и готовила суп. Почти вся ее фигура тонула в темноте, и все же Джеймс различил серое невероятно худое тело, впалый живот и торчащие ребра.

– Как славно, что ты заглянул ко мне, Джеймс. У меня редко бывают посетители…

Длинная, в два фута, шея изогнулась змеей, и к застывшему Джеймсу опустилась голова – поросшая спутанными черными волосами нечеловеческая голова с торчащим подбородком и натянутой на скулы сухой потрескавшейся кожей. В вытянутой от уха до уха, похожей на полумесяц, пасти проглядывали острые белые зубы, с которых стекала слюна – та самая светящаяся рубиновая слизь. Круглые глаза с вертикальными зрачками глядели на Джеймса. Носа не было – две черные продолговатые ноздри шумно смыкались и расширялись, принюхиваясь.

– Гротеск… – выдавил Джеймс. Констебль Тромпер был прав: такого он еще не видел. Даже в ночных кошмарах его фантазия ни разу в жизни не нарисовала ничего, что хоть как-то могло с таким сравниться.

– Ты так и не сделал того, о чем я просила, Джеймс, – сказала тварь. – Ты не позвал Терренса…

– Я позвал…

– Да, и где же он?

– В коридоре.

Гротеск качнул шеей и голова передвинулась вбок. Круглые глаза уставились на дверь.

– Что-то он не торопится спасти меня, – с легкой обидой произнесла тварь, а Джеймс мог смотреть лишь на ее зубы. – Как будто не хочет вызволить свою возлюбленную Хелен и убить этого злобного человека, который меня здесь держит. Или его там нет? Ты солгал мне, Джеймс? Ты еще тогда понял, что я ввела тебя в заблуждение? Ты рассказал обо всем Лемюэлю, и он предупредил тебя, что гротеск скажет все, что угодно, чтобы освободиться?

– Нет… я…

– Ты пришел, чтобы накормить меня, Джеймс?

Джеймс спрятал шприц за спину и покачал головой.

– Я слышу, как стучит твое сердце. Твое сладкое сердце… Ты боишься меня? Это ведь я, Хелен. Тебе не стоит меня бояться.

Джеймс уперся спиной в дверь.

– Уже уходишь? Но ты ведь только пришел. Погоди, я спущусь…

Голова отодвинулась, и тут Джеймс увидел, как зашевелилось то, что он поначалу принял за трубы.

Невероятно длинные руки, каждая с фонарный столб, оторвались от пола, в который до того упирались, и тварь начала спускаться – сползла, цепляясь когтями за обойную ткань.

Гротеск явил себя во всем своем отталкивающем уродстве. Он сидел на четвереньках, его колени торчали кверху, а локти ткнулись в стены, длинные пальцы заскребли пол. Выбравшись из-за кровати, тварь повернула голову к Джеймсу.

– Они меня мучают… истязают меня… А я ничего им не сделала. Я просто хочу есть. Ты знаешь, что я ем, Джеймс?

– Знаю, – пересохшими губами сказал Джеймс.

– Я так голодна… Лемюэль меня не кормит. Но он сжалился и прислал мне ужин. Твое сладкое сердце…

Джеймс нащупал дверную ручку, попытался повернуть ее, но гротеск не хотел отпускать свой ужин. Оторвав руки от пола, он схватил его. В плечи впились когти, разорвав и пальто, и рубашку.

Джеймс закричал. Он надеялся, что дверь откроется, в комнату вбежит Тромпер и спасет его, но этого не происходило.

Тварь потянула его к себе.

– Нет! Пусти меня!

Он дергался, пытался вырваться, но гротеск обладал невероятной силой. Затащив его под себя, тварь придвинула к нему голову. Пасть раскрылась невероятно широко, и верхняя часть головы гротеска будто откинулась на затылок, как крышка сундука. Из нее вылез длинный черный язык. На лицо Джеймса потекла слизь…

Горло будто сдавило, крик застрял в нем и вырвался хрипом. Пасть придвинулась еще ближе, обдав Джеймса гнилостной вонью, от которой начало резать глаза, и он сделал единственное, что мог, – вонзил шприц в шею твари, надавил на поршень.

Гротеск заревел и покачнулся. Пальцы, удерживавшие Джеймса, разжались, и он пополз по полу к двери, хватая руками выдранные волосы и пачкая их в слизи.

Тварь покачнулась и ударилась о шкаф. Дверца открылась. Голова дергалась на извивающейся шее. Руки подогнулись, и гротеск рухнул на пол, забил конечностями по сторонам.

Джеймс глядел на корчащегося монстра и молил про себя: «Ну давай же! Действуй! Действуй!»

Судороги вдруг прошли. Тварь застыла и прекратила скалить пасть, а затем… она шевельнула пальцами и уперла руки в пол, начала подниматься.

Джеймс затрясся от ужаса.

– Оно не сработало… не сработало…

Развернувшись, он схватился за дверную ручку, повернул ее и… дверь не открылась! Ее заперли!

– Тромпер! – крикнул он. – Откройте дверь! Лекарство не сработало! Выпустите меня!

Из-за двери раздалось:

– Прости… прости меня, пёсик…

– Что вы делаете?! Откройте! Она же убьет меня!

– Я не могу…

– Тромпер! Откройте проклятую дверь!

Ответом ему было молчание.

Джеймс обернулся. Тварь уже окончательно пришла в себя и поползла к нему – жуткое существо, залитое светом из окна, приближалось…

Он в бессильном отчаянии задергал ручку, ударил в дверь плечом.

– Тро-о-омпе-е-ер! Умоляю!

Гротеск раскрыл пасть, на пол закапала рубиновая слизь. Длинные руки потянулись к нему.

– Не трогай меня! Нет! Не-е-ет!

Когти были уже возле его лица. Джеймс зажмурился…

…Констебль Тромпер зажал лицо руками. Он не хотел смотреть на эту дверь, не хотел слышать кошмарные звуки, которые доносились из-за нее, но просто не мог взять и оглохнуть.

Он знал, что живет в этой комнате, своими глазами видел эту тварь, наблюдая за ней в бинокль. Она умела открывать окно, но сломать решетку было выше ее сил, и она высовывала свои уродливые руки, царапала стену аптеки, пыталась забраться в другие окна – это все, на что она была способна. Порой ей удавалось поймать птицу, и тогда она разрывала ее на куски, выгрызая птичье сердце. Но большую часть времени тварь проводила, скованная отчаянием, – в безумии выдирала себе волосы, которые тут же отрастали. Он прятался и следил – пытался увидеть в ней что-то человеческое, хотя бы намек на Хелен, но Хелен не было. Даже брату он не рассказывал, во что она превращается. Ее держали взаперти не просто так – страшно подумать, что произошло бы, если бы она вырвалась…

Крики несчастного пёсика стихли, раздался треск, а за ним последовали хлюпы и жуткое чавканье.

Оторвав руки от лица, констебль увидел, как из-под двери течет кровь, и его едва не стошнило.

– Вы сделали то, что должны были, мистер Тромпер, – прозвучало от лестницы, и он повернул голову. Там стояли Лемюэль Лемони и мадам Клопп.

– Я… я убил бедного парня…

Аптекарь и старуха подошли.

– Это не вы, Терренс, – сказала мадам Клопп. – Его убила Хелен.

– Но я… я…

– Другого выхода не было, мистер Тромпер, – сказал Лемюэль. – Он собирался выдать нашу тайну, он рассказал бы всем о ней. Если бы в городе узнали о гротеске, сюда пришли бы ваши коллеги и убили бы Хелен. Вы же не хотите этого?

– Нет.

– Вы сделали то, что должны были, – повторил Лемюэль. – Теперь, когда его не стало, наша тайна снова надежно скрыта.

– Но он… был… таким хорошим. Он ничего не знал…

Лемюэль покачал головой.

– Джеймс обманом сюда проник, мистер Тромпер. Его подослал господин Медоуз. Джеймс должен был вызнать мои тайны и рассказать все Медоузу. Как вы думаете, что бы сделал Толстяк, узнай он о Хелен? Он бы тут же доложил в Дом-с-синей-крышей.

– Но разве его не хватятся? Не станут искать?

– У него никого нет. Он – одинокий безнадега, его исчезновение заметят разве что в банке. Возможно, лишь у них появятся вопросы, куда делся их должник.

– Что я должен говорить, если меня спросят?

– Трагический несчастный случай, – подсказала старуха. – Помощник мистера Лемони нарушил аптечные правила и попытался в одиночку приготовить лекарство, но из-за неумения и неопытности включил перегонный аппарат на максимальные обороты, и тот взорвался.

Констебль кивнул.

– Все закончилось, мистер Тромпер. О нашей тайне никто не узнает. Хелен в безопасности. Вы спасли ее.

– Хорошо, что вы предупредили меня о том, что он попытается сделать, мистер Лемони, – сказал констебль, – но я все еще… жалко парня…

– Мадам Клопп проводит вас, мистер Тромпер. Попытайтесь забыть о том, что здесь произошло. Ради Хелен.

– Ради Хелен, – словно эхо, повторил констебль.

– Пойдемте, Терренс. – Мадам Клопп взяла его под руку и повела к лестнице. – Я заварю чай и дам вам успокоительное.

– Мне нужно очень сильное успокоительное, мадам.

– О, поверьте, Терренс, я дам вам самое сильное, которое только есть в аптеке…

…Когда они скрылись на лестнице, Лемюэль с тревогой глянул на дверь.

Сработало?!

Он боялся. Боялся даже сильнее, чем когда выпил Самую горькую пилюлю.

Мадам Клопп сделала все в точности, как и было задумано. Проконтролировала, чтобы прадедушка приготовил лекарство и дала ему… противоядие.

Прадедушка недооценил своего наследника. Лемюэль знал, что тот задумал, уже очень давно – именно он, а вовсе не Хороший сын, прочитал его записи в дневнике и вырвал их. Хороший сын полагал, что, украв их и спрятав, он помешает Лемюэлю, но было поздно. План пришел в движение.

Узнав о «рецепте бессмертия», Лемюэль понял, что происходит, но никак не мог придумать, как помешать прадедушке, как выманить у него сведения о тайном ингредиенте. Хуже всего было, что с каждым днем Хороший сын становился все сильнее. Лемюэль отчаялся. В одной из бесед доктор Хоггарт, убедившись, что Лемюэль даже слушать ничего не желает о лечебнице «Эрринхаус», посоветовал ему некоего господина, который, как он сказал, решает невозможные и кажущиеся безвыходными затруднения. «Вдруг этот господин вам поможет, мистер Лемони», – сказал доктор.

Без особой надежды Лемюэль встретился с этим господином. Мистер Блохх выслушал его и, к удивлению Лемюэля, сказал, что затруднение решаемо. Он придумал план. План этот был сложным и казался самоубийственным, но Лемюэлю ничего не оставалось, кроме как довериться мистеру Блохху.

Подготовка заняла много времени, но затем, если говорить языком мистера Блохха «маятники пришли в движение», и этапы плана начали исполняться один за другим, словно звучащие ноты сыгранной на пианино мелодии. Они подбросили Медоузу сведения о чудодейственных сыворотках и «Секретных прописях» Лемони. Заманили в аптеку Джеймса. Светлячок и лекарство от безумия привели к избавлению от Хорошего сына. Затем было самое сложное – обмануть прадедушку.

Лемюэль сперва не поверил, когда мистер Блохх сказал ему, в чем именно заключается финальная часть плана. И это было самое страшное – то, что либо сработало бы, либо убило бы его.